Зарисовки неравнодушного человека (джен)

На улице холодно и серо. Какой промозглый нынче май!

Говорю:

— Пойдем гулять?

Соглашаешься. Киваешь. Натягиваешь джинсы и серую толстовку.

И мы идем на прогулку. Мимо помоек, мимо теплотрассы и гаражей к ближайшему парку.

Обхожу стороной грязь и лужи, рассматриваю веселые яркие стены. Кто говорит, что у нас нет свободы слова? У вас может и нет, а тут в гаражах свободно и дерзко. Пестреют наскальные рисунки…

Хочешь, пой о своем подростковом счастье, зашкаливающих гормонах: «Ваня любит Машу», «Зина прости меня. Петя».

Хочешь, выноси приговор: «света — дура», а «леша — лох».

Хочешь, напоминай заблудившимся: «Соблюдайте полярность!»

Надписи выгорели на солнце.

Ваня уже давно не с Машей, а может даже и полярность больше не соблюдает, но нарисованное баллончиком — не вырежешь топором из сетчатки. Поэтому я читаю, анализирую. Интересно же!

На всю стенку — огромная свастика. Кроваво—красные строчки из песни: «Всех в печь, потом жечь!»

Черт возьми, думаю, откуда столько ненависти? Столько злобы?

Газеты и телевидение поют песни о толерантности, а стены кричат: «Господь, жги!» Где правда-то?

А нет правды. Идем дальше.

Тут своя реклама. Соли и спайсы, фен и регги. Для непосвященных — просто набор слов, для адептов — волшебный мир ощущений. Где-то номера аськи под «рекламой» замазали-затерли, а где-то они остались как насмешка. Запрещай, дескать, не запрещай. Зато предельно честно, не так, как телефоны "ночных бабочек" в местной газетке под гордым названием «эскорт-услуги».

Дорожка сворачивает в лесопарк. Поют птицы, ядовито-желтым ковром цветущий чистотел укрывает мусор и грязь. Очищает от скверны.

И я стараюсь не смотреть на брошенные пачки из-под чипсов, бутылки и бутылочки от водки и боярышника, на использованные презервативы. На всю эту вопиюще голую, ничем не прикрытую правду жизни, о которой не узнаешь из либеральной прессы пестрящей сенсациями. Потому что, какой бы настоящей эта правда ни была, с экранов мониторов и глянца журнала, она не заглядывает тебе в душу так нагло и с вызовом, как со стен гаражей и земли под ногами.

Закрываю глаза. Вспоминаю строчки из песни, но, вырванные из контекста, написанные на грязных кирпичиках, звучат они совсем на другой волне:

«Кто верит в истину,

Выстоим!

Выстоим!»

Во что верить, никто не написал, но на душе становится чуть светлее. Выстоим же, несмотря ни на что?

От темных промокших елей и сосен, мы спешим к белому светлому островку. Туда, где русские березки рвутся в безнадежно-серое небо. Кутаюсь от холода и сырости в тёплый свитер, думаю о том, что у природы нет плохой погоды.

За ночью приходит день, за дождем будет солнце. За промозглым маем — теплый июнь.

Будет, будет солнечно!