Подарок (гет)

Пятые сутки я мучился бессонницей. Снотворные зелья помогали, но после них я весь день ходил вялый. Конечно, можно было воспользоваться Бодрящим зельем, но тогда я бы точно кого-нибудь проклял — злость увеличивалась пропорционально снижению вялости.

Причина бессонницы мне была неведома. Вроде и процент стресса был "как обычно" — на моих глазах Темный Лорд убил нескольких маглов, разрушил пол-улицы, заколдовал свою змею и сотворил на море шторм, потопивший корабль. Да еще и Дамблдор достал со своей опекой над Поттером.

Как всегда.

Поттер. Вот в чем причина моего нервного расстройства.

В нем.

Он стал вести себя слишком благоразумно и учтиво, да еще и папашка его мне приснился давеча, и поэтому во мне скопилось некоторое количество негативной энергии. Как говорят маглы — "черти всю ночь снились".

Эту проблему я решил очень легко и быстро. С уроков зельеварения гриффиндорцы "выползали" — я их так нагрузил и снял столько баллов, что сама Моргана порадовалась бы. А на десерт я оставил Поттера.

В конце урока ничего не подозревающий мистер "Популярность" принес склянку с зельем Плавучести — надо сказать, достаточно сложным зельем — и неряшливо поставил ее на мой стол рядом с работами других учеников. Я был намерен, как только этот напыщенный индюк отвернется, как бы невзначай опрокинуть его склянку, чтобы иметь повод поставить очередной нолик. Но Поттер оказался так нерасторопен, что сам зацепил ее краем мантии. Склянка разбилась — и то, что этот пустоголовый болван варил два часа, выплеснулось на мою руку. О, черт! Кожа странно вспучилась, но я при этом не ощутил ни малейшей боли. Неужели... Неужели очкастый болван добавил две части Растопырника, вместо трех? Черт...

 

* * *

Я открываю глаза и ощущаю, что шея невыносимо затекла — почему-то я сижу за столом, положив голову на руки. Лишь каким-то чудом я не начинаю громить палочкой все, до чего могу дотянуться, подражая привычке параноика Грюма.

И только тут обнаруживаю, что очнулся в незнакомом месте.

Пальцы по привычке обшаривают рукав — палочки там нет. Ну, естественно...

Собрав волю и здравый смысл в кулак, я переключаю внимание на изучение места, где мне пришлось оказаться.

Итак, я сижу за столом. Руки мои почему-то стали короче, толще и, по всей видимости, сильнее, так как я с легкостью ломаю деревянную палочку, подвернувшуюся пальцам. Порывшись в памяти и вспомнив уроки магловедения, я узнаю палочку, точнее, вспоминаю ее магловское название. Ка-ран-даш. Карандаш. Точно, им пишут. Как и ручкой.

Черт! К Моргане все эти магловские приспособления! Нельзя отвлекаться, нужно как можно детальнее изучить обстановку, чтобы выяснить, как отсюда выбраться без магии.

Хотя о том, чтобы выбраться, думать пока не приходится — Поттер сварил зелье Перемещений. Точнее сказать — сварганил. Потому что при правильной варке зелья Перемещения эффект расщепления тела и сознания отсутствует. Не то, что у меня. Так бывает, только если совершить грубую ошибку — добавить две части Растопырника в зелье Плавучести и варить его не пять, а семь минут. Сколько будет длиться действие зелья, я могу лишь догадываться, но, судя по объему склянки — не более 24 часов.

Если без побочных эффектов...

Черт.

Ненавижу.

Напротив меня на столе — непонятный прямоугольник в серой рамке, который почему-то мерцает синим и показывает мне какие-то письмена. Прищурившись, я понимаю, что написано по-английски. Ну, и на том спасибо.

"Закупки стали расти, вследствие чего мною была чуть снижена цена для оптовых клиентов, но прибыль продолжает увеличиваться..."

Ага, значит, это какие-то продажи. Читаю дальше. Цифры, цифры... Статистический отчет, что ли?

"Менеджер по продажам Тим Кантербери".

— Эй, Тим!

Интересно, кто такой Тим, и, вообще, чем они тут все занимаются?

— Тим!

Худющий мужик за столом рядом с моим недоуменно уставился на меня и продолжает таращиться. Отвечаю ему взглядом, полным злости и презрения.

— Тим?

Черт, он что, ко мне обращается?

Пробую ответить — раздается какой-то писк:

— Что вам?

Худющий смотрит на меня непонимающе и даже испуганно.

— Это ты залил мой степлер в желе?

Я не знаю слова "степлер", но знаю, что такое желе. В это время худющий достает из тумбочки тарелку, и я вижу в ней незнакомую мне черно-металлическую вещь, окруженную ярко-желтым желе. Аппетитно.

— Я. Этого. Не. Делал.

Стараюсь придать своему голосу как можно больше властности и уверенности, пытаюсь говорить на самых нижних звуках октавы — и мне это почти удается, но начинает болеть горло.

Не отрываю глаз от худющего. Он что-то мямлит, но быстро сникает под моим полным ненависти взглядом.

Не успеваю перевести дух, как тут же мне на плечи обрушивается что-то тяжелое, и я вздрагиваю.

— Тим! Как дела?

Смотрю — на меня пялится толстяк со странной бородкой и усами, соединенными вместе. Лицо одутловатое, живот выпирает, ткань брюк скрывает тонкие ножки. Волосы зачесаны наверх и вбок, на вид — лет сорок. Фу, какой неприятный тип.

— Все хорошо, — подчеркнуто деловым тоном говорю я.

Толстяк все не убирает рук с моих плеч и продолжает кривить губы в улыбке. Я оборачиваюсь и злобно смотрю на него. Но толстяк уже переключается на тощего.

— Как дела? Ты уволен, Кинен! — смеется толстяк, обращаясь к дылде.

А, это он так шутит.

— Алкоголик! — не унимается толстяк и продолжает беседу с тощим, не прекращая при этом улыбаться. — Погуляли с парой его друзей. Психи. Но я был самым крутым психом из них.

Тощий натужно улыбается, а толстяк переносит свое "расположение" на меня.

— Ну, че? Клево? — и стукает меня по плечу, явно ожидая от меня одобрения его тупой шутки.

Не реагирую.

— Дэвид, посмотри, что Тим сделал с моим степлером! Он опять залил его в желе!

Тощий жалуется толстяку. Прямо как в несмешных магловских комедиях.

— Оу! — восклицает толстяк. — Как забавно! А я ведь тоже люблю пошутить!

Толстяк подходит к худющему и отковыривает кусочек желе из тарелки.

— Как вы думаете, что будет, если это съесть?

— Не стоит. Я написал на степлере свои инициалы. Маркером, — говорит тощий.

Толстяк выбрасывает желе в мусорное ведро и вновь подходит ко мне.

— Молодец, Тим! — он тычет в меня пальцем, и я хочу его порубить на куски. — Одобряю!

Толстяк еще что-то мелет и слушает нытье тощего, а я думаю в это время только о том, что его руки, заляпанные сладким желе, вновь лежат у меня на плечах.

— Уберите руки. Немедленно, — говорю тихо, но с таким концентрированным напряжением в голосе, что тощий сразу же умолкает.

Толстяк поднимает ладони вверх, по-прежнему криво улыбаясь. Я вижу, что улыбка ненастоящая, просто он не желает терять лицо. Понятно, один из этих. Которые считают себя руководителями. Насмотрелись.

— Ладно, ладно! Я просто подбадриваю! — говорит толстяк и поправляет галстук, так и не перестав улыбаться.

Дергаю губами, делая вид, словно хочу что-то сказать. Толстяк по имени Дэвид воспринимает это как угрозу и быстро ретируется в свой кабинет.

— Увидимся, — на прощание бросает он и закрывает дверь.

— Кто это был? — спрашиваю у худющего.

Тот таращит на меня свои выпуклые глаза, отчего его рожа, напоминающая дохлую рыбу, становится еще уродливей.

— Тим, если ты так шутишь, то это не смешно. Дэвид Брент — наш босс.

Замечаю какую-то тревогу, мелькнувшую в глазах у худющего. Отворачиваюсь от него и пялюсь в прямоугольник, который мерцает и заставляет меня нервничать. Черт, что происходит вообще?

Чертов Поттер! Это все он виноват! Никчемный человечишка, совсем ни на что не годен! Даже не может поставить ровно склянку с зельем, не то что победить Темного Лорда! Ну, только я вернусь!

 

Действие зелья скоро прекратится — я понимаю это по легкой вибрации во всем теле, поэтому решаю ничего не предпринимать, а просто посидеть тут. Однако, просидев около получаса в молчании, я вдруг осознаю, что мне очень надо справить нужду. У кого спросить?

— Эй.

Тощий не оборачивается.

— Эй, ты!

— Я занят, Тим.

— Где здесь отхожая комната?

— Что?

— Посс... В туалет мне надо! — не сдерживаюсь я, и чуть повышаю голос, отчего он сразу же становится писклявым.

— Сам знаешь, где, — парирует тощий.

Ладно, вешалка для соплей. Я еще с тобой сквитаюсь.

Встаю, наградив тощего взглядом, полным презрения, и начинаю бродить по помещению. Когда уже нет сил терпеть, замечаю, что на меня посматривает полноватая блондинка, и решаюсь обратиться к ней. Встретившись с ней взглядом, я чувствую, как в груди почему-то теплеет. Что за чушь?

Подхожу к ней.

— Извините, вы не подскажете, где здесь туалет?

Блондинка сидит за высокой стойкой, и я умудряюсь заглянуть в вырез ее блузки. Она прыскает в ладонь от смеха, отчего ее грудь приходит в движение, а потом отвечает:

— Прямо и дальше по коридору, уважаемый.

Блондинка смеется мне вслед, и я понимаю, что у этого Тима с ней дружба. Или что-то большее.

Мотаю головой и гоню от себя мысли о ... дружбе между мужчиной и женщиной.

Вот и заветная дверь. О, как же хорошо.

Вымыв руки, я невольно поднимаю взгляд к зеркалу и отшатываюсь. На меня испуганно смотрит смазливый молодой человек лет тридцати, довольно добродушного вида. Мальчишка. Светлые волосы коротко подстрижены, лицо гладко выбрито, рубашка какая-то дурацкая, розового цвета с белой полоской. Фу, какая безвкусица!

Я выхожу из уборной и только сейчас замечаю, что мой вес сейчас больше, чем раньше. Черт... И упругая походка!

Мне это нравится.

Подхожу к своему столу и смотрю на часы. Хотя какой в этом смысл? Я все равно не представляю, куда мне идти после работы. Аппарировать я не могу, палочки нет, а где я нахожусь, я не знаю.

— Тим!

Меня окликает та самая блондинка и направляется ко мне.

— Оу, крошка Доун. Не боишься расплаты? — шепчет тощий, наклонив голову в мою сторону.

— Что? — я беру лист бумаги в руку и бью им тощего по голове.

— Ау! За что?

— За разговоры, — самым ледяным своим тоном отвечаю я.

— А еще друг называется, — бурчит худющий и отворачивается.

В этот момент подходит блондинка — кажется, ее зовут Доун. Она присаживается на край стола и расправляет юбку.

Я изо всех сил стараюсь смотреть ей в глаза, но не могу не замечать ее красивых стройных ног. Мысли улетучиваются, и я представляю, как поднимаюсь чуть выше, заглядываю за вырез кофты...

— Тим! С тобой все в порядке?

— Да, — говорю я слишком поспешно, и звук собственного голоса меня мгновенно отрезвляет — я вновь становлюсь самим собой. — Что вам, мисс?

Так я обычно отвечаю особо надоедливым студентам. Доун смотрит на меня с удивлением, словно я дал ей пощечину.

— Ничего, — говорит она.

В этот момент к моему столу подходит туповатый и грубый на вид тип.

— Доун, все в порядке? — спрашивает он блондинку таким тоном, словно она его вещь. — Этот, — кивок в мою сторону, — клеится к тебе?

— Нет. Что ты, Ли! — поспешно отвечает Доун и смотрит в пол.

— Ага, — говорит Ли. — Пойдем, нужно поговорить.

Парочка уходит, и я догадываюсь, что у этого треугольника есть своя история. М-да...

— Испугался? — с гадкой улыбкой подначивает меня тощий, и я хочу заехать ему по лицу. — Я бы не испугался. Я ведь бывший военный. Таких, как я, учили убивать.

— Эээ... Кинен! — я вспоминаю, как его назвал толстяк. — Все это не вашего ума дело, ясно?

— Тим, ты забыл, что мы с тобой на "ты"? И с чего ты меня по фамилии зовешь? Меня зовут Гарет! Или ты боссом себя возомнил? — кажется, он обиделся.

— Так вот, Гарет, — я замечаю, что это имя мне очень напоминает "Гарри", и потому бесит еще сильнее, — все это тебя не касается!

— Да не заводись ты, — примирительно говорит Гарет. — Что с тобой сегодня такое? Это из-за того, что Доун скоро уезжает?

Почему-то при имени Доун ощущаю прилив нежности. Такое чувство, будто эта эмоция мне не принадлежит, словно она — отголосок переживаний прошлой души, сидевшей до меня в этом теле.

— Не шипи на меня! — говорит Гарет, и я только сейчас понимаю, что реально проклинаю его на парселтанге.

Черт! Да что же за день такой?

В голове всплывают слова Дамблдора, который частенько говорит: "Сегодня очень длинный день, мой мальчик". Как же старикан иногда бывает прав...

Может, стоит поговорить с этим Гаретом? Он ведь наверняка что-то знает об этой Доун. Ловлю себя на мысли, что впервые за последние несколько лет я не думаю о войне и своей миссии по спасению Поттера.

— Эй, Гарет! Что там у этой Доун с тем тупым ошметком человеческого рода? — спрашиваю я тихо.

— Свадьба скоро. Ты с елки упал сегодня, Тим? Тебе явно нужно обратиться к врачу, — отвечает Гарет. Похоже, он встревожен. — Ты еще скажи, что забыл, как признался ей в любви и попросил погулять с тобой.

Теперь все ясно. Тим влюблен в Доун, но у них ничего не выходит. Кажется, моя история не такая уж и уникальная...

 

Звонит телефон. Помню из курса магловедения, что нужно взять трубку в руку и сказать "Алло?".

— Алло?

— Здрасьте. Это компания "Скарабей", мы с вами работаем. Нам нужна бумага для принтера модели икс-эф сто сорок пять со срезом и оттиском, как обычно. У вас есть?

Я в шоке от этого потока информации, который мне вылили в ухо. А если бы вот я спросил у него, сколько нужно муравьиных крылышек для зелья Бодрости — что бы он мне ответил?

— Одну минуту. Информация уточняется.

Начинаю пыхтеть, потому что не знаю, что отвечать.

— Гарет? Эй, ты! — комкаю лист бумаги и швыряю им в тощего. — У нас есть... как ее... бумага для "Скарабея"?

— Ты здесь торговый представитель, а не я. Сам и разбирайся, — слышу в ответ.

Видно, Гарет все еще обижается на меня за степлер в желе.

— Сука ты, Гарет, — отвечаю я. И уже в трубку говорю: — Да, да, все есть.

— Я тогда пришлю вам заявку на почту, как обычно. И рассчитываю на скидку.

Ага, аж два раза.

— И все документы в срок, спасибо.

Разбежался.

На том конце трубки становится тихо, потом щелчок — и короткие гудки. Фу-х, вот же работенка...

Начинаю собирать разбросанные бумажки и среди них натыкаюсь на рисунок карандашом, подозрительно похожий на портрет Доун. В голове вспыхивает чужое воспоминание — Доун что-то рисует на бумаге, а потом протягивает лист Тиму. Очевидно, этот жест остался в памяти Тима, и это было важно для него — если уж его тело предоставило мне воспоминание.

Значит, автопортрет.

На обратной стороне бумажки вижу подпись, сделанную корявым почерком: "Краски". Хм.

 

Где-то в три часа дня из своего офиса выходит Дэвид и говорит, что все должны собраться в комнате для переговоров.

Жду, когда туда отправится тощий Гарет, и не спеша иду за ним. Замечаю, что Доун не смотрит на меня и даже как будто специально отводит глаза в сторону.

Когда все рассаживаются по местам, в зал совещаний входит толстяк Дэвид. На его лице отвратительная лживая улыбка, которая не добавляет теплых чувств к нему.

— Как дела? — орет он и улыбается. — Готовы? Начнем!

Толстяк начинает суетиться, и Гарет тут же бросается ему на помощь — отчего суеты становится в два раза больше. Правда, толку от этого никакого.

— Так! — говорит Дэвид. — Тим! Давай сюда, будем показывать класс этим офисным крысам.

Дэвид смеется. Никто больше на это не реагирует — на лицах остальных сотрудников безразличие и недоумение.

Нехотя встаю и иду в центр, становлюсь рядом с Дэвидом. Чувствую на себе взгляды, словно попал под прицел нескольких десятков волшебных палочек.

— Итак. Концепция продаж сводится к тому, что продавец должен заинтересовать потенциального клиента. Знайте — если клиенту все понравилось, он расскажет о вас еще шести людям.

— А если не понравилось, то десяти, — шутит кто-то в толпе, и все смеются.

— Кто там такой шутник? Выходи, — внезапно серьезно говорит Дэвид и теребит узел своего галстука. — Вон из зала!

Какой-то мужик в очках встает и выходит. Дэвид продолжает:

— Ладно. Тим, сначала я попробую продать тебе вот эту пачку бумаги, а потом ты мне... Будем разбирать все на примерах.

Беру со стола пачку бумаги. Подхожу к толстяку и смотрю на него самым своим фирменным взглядом, представляя, что передо мной стоит Поттер, и я собираюсь испытать на нем Круциатус.

— Отличная бумага, берите. Мы дадим вам хорошую скидку, — начинает Дэвид.

— Нет, спасибо.

— Вот, смотрите, это перфорированный срез. Ведь вам важно, что будут думать о вас люди, когда вы им предоставите заявление на этих листах?

— Нет. Спасибо, — повторяю я.

Вижу, что толстяк сникает.

— Если вы не купите эту бумагу, умрет ребенок.

Повисает пауза. Все в зале молчат. Даже Гарет не смеется — а ведь он подпевала этого Дэвида.

Толстяк смотрит на всех и теребит галстук. Нервничает.

— Я имел в виду, что где-то в Африке умрет ребенок, потому что мы жертвуем процент от продаж на помощь голодающим в странах третьего мира, — оправдывается он.

— Ты больной? — спрашиваю я и вижу, как Дэвид начинает улыбаться.

— Вот, что самое главное — привлечь внимание покупателя! — почти кричит Дэвид.

Если бы взглядом можно было убивать, Дэвид был бы мертв.

— Шутишь? Я тоже считаю, что только юмор сплачивает команду! — веселится Брент.

Но почему-то больше никто не смеется, и он сникает.

— Ладно, теперь ты попробуй продать мне пачку бумаги, Тим, — предлагает Дэвид.

— Двадцать фунтов. Берете?

Толстяк смотрит на меня и отрицательно качает головой.

— Берите, не то хуже будет.

Мой голос наливается злостью с каждым словом.

— Мне не нужна эта бумага, — говорит толстяк, но я вижу тень страха, мелькнувшую в его глазах.

— Быстро! Купил! Пачку! Бумаги! — повышаю голос и толкаю этой пачкой бумаги Дэвида в грудь.

Толстяк в шоке — он лезет в карман и протягивает мне несколько бумажек, заменяющих деньги.

— Браво, Тим! — Дэвид хлопает в ладоши, но ему никто не вторит. — Хоть это и не совсем тот метод, о котором я говорил, но он действует. Кто еще хочет попробовать свои силы с Тимом?

 

После тренинга ко мне подходит Доун, она нервно теребит край блузки и смотрит на меня.

— Тим?

— Что? — отвечаю я, не поднимая глаз, боясь вновь соскользнуть в омут похоти тела этого ничтожного Тима.

— Сегодня вечером будет вечеринка... Ты остаешься?

— Я?

Слышу по голосу, что у Доун плохое настроение. Мерлин, ну почему я? Почему мне всегда приходится вытирать сопли всяким бабам? Или женоподобным соплякам?

Поднимаю глаза на Доун и вижу в ее глазах слезы.

— Что еще случилось? — резковато вышло, но это максимум нежности, на которую я способен.

— Ли хочет, чтобы мы уехали сразу после вечеринки. Так что вот, — она протягивает мне коробку, перевязанную красивой голубой лентой. — Откроешь завтра.

— Спасибо, — бормочу я, но Доун уже уходит.

Держу коробку в руках и не понимаю, что сейчас произошло. Мир сошел с ума? Теперь принято дарить подарки, если куда-то уезжаешь? Я бы точно разорился при таких порядках.

— Что это? Что это? — Гарет сует нос на "мою территорию", то есть на мой стол, и тычет пальцем в подарок Доун.

— Не твое, — отрывисто говорю я, — дело.

— А, подарок, — говорит Гарет. — От меня получишь завтра.

Теперь до меня доходит — у этого Тима завтра праздник. День рождения, скорее всего. Вот же попал я в историю, кому рассказать — не поверят. Хотя я вряд ли стал бы о таком рассказывать.

 

Вечером начинается вечеринка. Все пьют, веселятся. Замечаю, что возле Доун крутится Ли — мрачный и по виду тупой мужлан. Крутится вокруг нее, охраняет. Чувствует, что теряет власть. Что она в нем нашла?

— Народ! Эй, народ! — кричит Дэвид, и все вмиг поворачиваются к нему.

Дэвид что-то бормочет, а я пользуюсь этим — иду к своему столу и роюсь в ящиках. Очевидно, что Тим — человек нерешительный, и он тоже купил что-то для Доун, но не набрался смелости вручить.

Чувствую, что вибрация по телу усиливается, значит, уже совсем скоро меня опять зашвырнет куда-то...

Ага, вот и оно. Достаю из нижнего ящика стола набор красок, карандашей и кистей, прикрытый бумагами от посторонних глаз.

— Коллеги! Я хочу попрощаться с Доун. Доун, я тебя люблю! Без тебя, моей любимой секретарши, будет так пусто. Не уезжай! — кричит в это время Дэвид и смеется.

Диджей делает музыку тише, а все присутствующие словно превращаются в бревна и замирают на местах. Дэвид начинает нести какую-то несусветную чушь. Доун смотрит на него, словно он гипнотизер и поверг всех в зомбо-транс.

Наконец Дэвид заканчивает свой монолог, и музыка вновь становится громче.

Вижу, что Доун собирается уходить. Подхожу к ней и протягиваю ей набор красок, наскоро завернутый мной в обычную коричневую бумагу.

— Это тебе, — говорю я и ухожу.

Чувствую, что она смотрит мне в спину. Это мой подарок тебе, Тим. Завтра все у тебя наладится.

Внезапно замечаю, что мои руки начинают сильно дрожать. Действие зелья заканчивается.

 

Черт. Как же болит голова. Такое ощущение, словно меня пинали ногами по лицу. Ох... Разлепляю глаза и вижу над головой резной каменный потолок. Так. Меня опять куда-то занесло?

Поднимаюсь из положения лежа и сажусь на кровати. Вокруг повсюду стоят койки, но никого нет. Так... Что я делаю в Больничном крыле? Я вернулся?

Я в Хогвартсе. Ура.

Встаю с кровати и быстрым шагом иду в свой кабинет, где достаю несколько склянок с зельями Возвращения из своих личных запасов и одну за другой опрокидываю их в рот. Теперь я уверен, что вернулся — действие зелья, сваренного Поттером, окончательно нейтрализовано. Интересно, что произошло с Тимом? Смог ли он удержать Доун?

Встряхиваю головой, словно прогоняю муху. Ловлю себя на мысли, что в ушах все еще звучит музыка с вечеринки, и выходки Дэвида теперь кажутся скорее смешными и по-детски наивными, но не злыми.

Иду в душ. Включаю горячую воду, чтобы унять какой-то непонятный холод в груди. С отвращением смотрю на свои руки и уродливую татуировку в виде змеи, выползающей изо рта черепа. Бледная кожа. Мне никогда не нравилось свое тело.

Черт.

Пью зелье для сна без сновидений, и спустя полчаса засыпаю крепким сном.

На следующий день привычно иду на урок и замечаю Поттера, который маячит у дверей. Пришел первым, пока еще никого нет. Извиняться будет. Наглец.

— Профессор? Профессор Снейп?

— Что вам, Поттер? — выплевываю последнее слово с презрением.

— Извините. Вчера вы попали из-за меня в лазарет. Как вы себя сегодня чувствуете?

— Превосходно. Что-то еще?

— Нет.

— Тогда садитесь и принимайтесь за работу, — взмахиваю палочкой, чтобы на доске прямо из моей памяти появились записи рецепта очередного зелья.

Постепенно класс заполняется учениками. Я не смотрю ни на кого и сосредоточенно проверяю конспекты. Вот недотепы, ну ничего запомнить не могут — всюду ошибки. Кроме Грейнджер, которая вызубрила все учебники. Зазнайка.

Мое внимание привлекает гробовая тишина, неожиданно воцарившаяся в классе. Умер кто-то, что ли? Может, это Поттер преставился? Вот было бы здорово...

В недоумении смотрю на класс — взгляды учеников устремлены на доску. Только Поттер глазеет на меня с таким видом, словно я оброс розами. Резко оборачиваюсь и замираю сам.

На доске мелом нарисован автопортрет той самой блондинки. Доун. А внизу подпись: "С любовью".

 

* * *

— Дэвид, Дэвид, видел вчерашнюю серию?

— А как же. Ты там был такой строгий, Тим, что я даже испугался, когда ты мне пачку бумаги продал.

— Не помню... Видимо, я вчера крепко напился.

— Да, все мы вчера такого от тебя не ожидали. Так, а что там с Доун?

— Она остается. Бросила Ли.

— Значит, ты победил?

— Не уверен, что это был я...