Мерлинова бабушка (джен)

— Мерлинова бабушка, — прошептал ошеломлённый Долохов, выразив этим общее впечатление от происходящего.

К несчастью, он — единственный — произнёс это вслух. И сделал это в тот самый момент, когда проводящий обряд Август Руквуд как раз почти закончил произносить сложное заклинание, долженствовавшее вызвать… Воландеморту ведомо, откуда, и ему же известно, кого.

Ритуал, при котором присутствовал весь ближний круг, был назначен, разумеется, на пятницу, тринадцатое — почему-то на три часа ночи. Вернее, ровно в три часа должно быть было произнесено то самое заклинание, которому Долохов, как станет очень скоро понятно, так неудачно саккомпанировал. Тёмный Лорд Волдеморт, по своему обыкновению, ничего своим соратникам не объяснял, но наказал быть без пятнадцати минут полночь — почему-то на крыше малфоевского особняка. Те явились, конечно — кто в чём: Родольфус, ещё не оправившийся от недавней феерической по своему размаху операции «Поймать Поттера», в которой, по его тщательно скрываемому от своего господина мнению, обе стороны проявили свои самые… яркие интеллектуальные способности — так вот, Родольфус Лестрейндж был в длинном, в пол, тёмно-синем халате и таком же синем шарфе, закрывающим шею и почему-то нижнюю часть лица; его брат был в обычном чёрном плаще и даже в маске, хотя, вроде бы, Лорд ничего такого на сей раз не требовал; супруга же старшего Лестрейнджа была в обычном своём странном наряде, в котором её опознавали, кажется, не менее чем за милю. Все трое Малфоев были в чёрном — причём младший был наряжен, похоже, вообще в школьную мантию; МакНейр непонятно с чего нарядился в кожаные штаны и куртку и этим ужасно напоминал маггла — правда, весьма пугающего маггла, потому что невесть зачем притащил с собой на крышу свою секиру; мантия Эйвери была тоже чёрной, но, во-первых, бархатной, а во-вторых, из-под неё предательски выглядывали мягкие домашние туфли. Долохов тоже был в мантии — и тоже в чёрной, вот только была она заметно помятой и недвусмысленно пахла сладкими духами и ещё чем-то пряно будоражащим, и, похоже, под ней у него вообще ничего не было. Сам же Долохов был, похоже, то ли пьян, то ли уже трезв, но протрезвлён заклинанием — так или иначе, а пахло от него так, что большинству присутствующих немедленно хотелось послать Тёмного Лорда со всеми его экспериментами к означенной бабушке, спуститься вниз и выпить что-нибудь крепкое.

Ибо наверху было холодно и отвратительно ветрено. Кутающиеся кто во что Пожиратели постарались разместиться с подветренной стороны каминных труб, коих, по счастью, здесь было довольно много, однако на всех, разумеется, не хватило — тем более, что Ближний Круг, по факту, делился на Ближний и Ещё Более Ближний — и вот его-то члены и заняли все эти замечательные места. Мальсибер, в чёрной же, явно подбитой мехом мантии с тёплым же капюшоном, да ещё и в перчатках, чувствовал себя лучше всех — поскольку накинутый на плечи такой же меховой плащ вкупе с мантией отлично защищал его от промозглого ветра. Так что он один уселся неподалёку от чертившего что-то на крыше Руквуда и с любопытством потянулся к одной из баночек с некой светящейся субстанцией, в которую тот макал кисть — и услышал неизменно равнодушное:

— Без вас, мистер Мальсибер, общее количество участников ритуала будет неверным.

— Руки убери, — перевёл Снейп, который единственный кроме Руквуда выглядел как всегда — пусть даже ветер, развевающий его мантию, придавал ему то самое удивительное сходство с летучей мышью, о котором шептались порой по углам ученики Хогвартса. — И вообще отойди оттуда — а то выскочит кто раньше времени, да дурную твою башку и откусит.

Мальсибер покосился на него недоверчиво, однако совету внял и отошёл в сторону, поближе собственно к самому Снейпу и Эйвери, шёпотом обсуждавших что-то на… чём-то, не похожим ни на один известный ему язык и потому предположительно опознанный им почему-то как арамейский.

Впрочем, с появлением Тёмного Лорда все эти шатания, конечно, закончились, и, как только присутствующие рассосредоточились по краям странного рисунка авторства Августа Руквуда (и счастье, что не Рабастана Лестрейнджа, думал Родольфус, а то не ровен час тот бы ожил да и пополз куда-нибудь… как было бы неприятно), ритуал начался.

Проводил его сам Волдеморт на пару с Августом Руквудом — а остальным соратникам оставалось только смотреть.

И когда внутри того, что, в определённом смысле, можно было считать пентаграммой, стали появляться весьма неприятного вида тени, одна из которых состояла, кажется, из одних глаз, а другая — из одних только треугольных ртов с огромным количеством даже на вид острых как иголки зубов, Долохов не сдержался и пробормотал:

— Мерлинова бабушка.

Вот тогда-то всё это и свершилось.

В самый центр рисунка ударила яркая молния — перепугав всех присутствующих, кроме Волдеморта и Руквуда, до полусмерти — потом оттуда повалил густой, почему-то ярко-синий дым, пахнущий — ещё раз почему-то — свежими огурцами… а когда он рассеялся, за ним обнаружилась… старушка. Самая обыкновенная старушка с клюкой, в длинном тёмном платье и с седыми спрятанными под странный головной убор волосами.

— Ну? — спросила она, обводя всех присутствующих рассерженным взглядом — и, не получив, разумеется, никакого ответа от остолбеневших участников действа, пообещала: — Прокляну. Всеми богами клянусь — прокляну! И внуку пожалуюсь, — добавила она мстительно. — Пусть явится — и научит вас уважать старость! — она с потрясшей Руквуда лёгкостью переступила сразу несколько светящихся линий и, шагая по остальным, направилась прямиком к Волдеморту, который смотрел на неё с таким выражением, что все присутствующие срочно опустили глаза в пол: мол, не видели мы вас таким, повелитель, мы вообще были в шоке и ничего не запомнили, и у нас у всех стряслась амнезия. — Ах ты, поганец, — проговорила она, глядя на него снизу вверх и яростно потрясая своей клюкой — а потом, замахнувшись, обрушила её на плечи почему-то стоявшего столбом Тёмного Лорда. Эйвери тихо всхлипнул и решительно упал в обморок, Мальсибер совершенно неприлично захихикал, до крови прикусывая губы и отчаянно завидуя Родольфусу, рот которого скрывал толстый шерстяной шарф, а глаза пристально изучали подол халата. Рабастан тоже хихикал — они с Мальсибером зачем-то переглянулись, и тот остро позавидовал своему приятелю, лицо которого так уместно было скрыто под маской. Малфоям, похоже, было не легче: Драко стоял, спрятав лицо у матери на плече, и его плечи подозрительно подрагивали — можно было, конечно, предположить, что от рыданий… Люциус же, всегда прекрасно умевший держать лицо, именно этим и занимался — с него сейчас можно было писать аллегорию к «невозмутимости» и к «невинности». МакНейру подобные вещи давались похуже, однако долгое пребывание на министерской службе и его научило выглядеть соответственно — посему он стоял и меланхолично полировал свою секиру, за которой вполне успешно прятал неприлично довольную сейчас собственную физиономию.

В итоге, хуже всех было, кажется, Долохову — который, похоже, единственный из всех понимал, кто это им явился, а главное, точно знал, почему. И меньше всего на свете ему хотелось хоть с кем-нибудь это знание разделить.

Старушка, тем временем, продолжала охаживать совершенно растерявшегося Тёмного Лорда Волдеморта по плечам своей тростью и ругалась при этом так, как, в представлении родителей Антонина, когда-то выражались только извозчики — и это при том, что половину произносимых ей на странноватом английском слов он попросту не понимал. А вот окружающие явно распознавали родной им язык куда лучше — и не было похоже, чтобы их это знание радовало, разве что Снейп глядел на старушку с очень похожим на уважение чувством, да Руквуд, уже пришедший в себя от первого шока, кажется, что-то незаметно писал в своём вечном блокноте.

Злобная старушенция, тем временем, помянула всех предков сперва Тёмного Лорда, потом — всех присутствующих, высказалась в том плане, что «некоторые в ритуалах смыслят меньше, чем овца в королевской охоте», пообещала прислать в следующий раз вместо себя своего «обожаемого внучка» — и, добавив, что «лучше б собственных бабушек поминали, пиксиево отродье», исчезла с теми же световыми, звуковыми и ароматическими эффектами, что и появилась.

— Я говорил вам, мой лорд, — после длинной паузы сказал Руквуд, — что ритуал этот ещё малоизучен и может давать непредсказуемые эффекты. Я предложил бы счесть данный результат условно удовлетворительным и продолжить исследования — возможно, в следующий раз демон будет более демоническим.

«А по-моему, и так вышло отлично», — подумал Долохов, протрезвевший от всего этого так, словно бы вообще никогда в жизни не брал в рот ничего крепче кофе и намеревающийся немедленно сей вопиющий факт изменить.

Главное — чтоб никто никогда не вспомнил его бывшее до этого момента самым любимым ругательство.