Завтра (гет)

Бесшумно прикрыть за спиной дверь. Перед ним — широкая улыбка довольного собой и жизнью Филипа. Кажется, все стало налаживаться. Неужели его поездка за припасами выдалась настолько удачной? Давно Губернатор не выглядел таким довольным собой и счастливым. Хорошие новости из… тюрьмы? Запретная тема, о которой вокруг говорили только шепотом, стараясь не нарваться на гнев главного. Они не знали, шестерки, что главный и сам в своем кабинете каждый вечер шепчет, говорит, кричит именно об этом... Только об этом... Изо дня в день...

— Садись! Виски, коньяк? — хлопнул по столу друг.

— Че за повод? Нашел магазин спиртного? Вот ведь, а мне тут сидеть пришлось, — хмыкнул Мартинес. — Коньяк.

— Кому же, если не тебе? Ты мой заместитель. Единственный человек, которому я доверяю, — улыбался Губернатор, давно потерявший свой город. — А нашел я не магазин. Нашел я девочку. Сладкую, белую, чистую девочку... За это стоит выпить!

— Девчонку? С каких пор ты… так радуешься нахождению новых баб? — приподнял бровь Цезарь в удивлении.

— Ты не понимаешь, друг, — встал с места Филип, не в силах усидеть. — Эта девочка — не просто девочка. Она одна из них. Самых близких шерифу людей. И теперь она у нас. Теперь видишь расклад?

— Да, это стоит того, чтобы отметить. Удачная поездка!

— Не то слово, не то слово… — хлопнул по плечу Мартинеса Губернатор и обошел по кругу комнату. — Я тебя зачем позвал… дело есть. Связанное с этой девчонкой. Думаю, доверить ее я могу только тебе, уж слишком ценный подарочек нам судьба преподнесла.

— Что нужно сделать? Ты хочешь, чтоб я пытал... женщину? — отвел глаза помощник, чтобы не показать, насколько не радует его подобная перспектива.

— Да какая она женщина, так, малолетка, — мечтательно улыбнулся главарь. — Хотя нашим парням и такая — женщина. Потому-то ты мне и нужен. Поспрашивать мы ее уже поспрашивали, девчонка не при делах, с младенцем нянчилась, мало что знает и понимает. Ну да неудивительно — кто такой мелкой информацию доверит ценную? Имя почему-то свое не говорит, но это дело времени. Она мне нужна пока целой, чтобы если что… Нужно проследить, чтобы никто ее не тронул, понимаешь? И чтобы она ничего с собой не сделала, кто ее знает…

— Нянькой быть предлагаешь? Я что, что-то не так сделал? — растерянная ухмылка на лице Мартинеса. — Вон, у нас несколько баб, пусть они нянчатся.

— Нет, им я не верю. Пожалеют девочку и помочь попытаются. Или наоборот — решат, что она их всех подвинет, и сделают ей что-то. Послушай, друг, я ведь не прошу тебя слезы ей вытирать круглосуточно. Просто проследи, чтобы Сабрина, принося ей еду, воду и горшок, не болтала лишнего, чтобы девчонка ничего себе не сделала, и чтобы парни наши до нее не добрались. Я им запретил, но сам понимаешь… Она пленница. Ну и слушай там внимательно — кто знает, может и проговорится о чем-то полезном. Договорились? Давай, еще по одной. Что ты говоришь, тут все спокойно было без меня? Ну, я даже не сомневался, что на тебя можно положиться…

Этот человек умел вселить в тебя уверенность. Он умел дать даже самое неприятное задание так, что ты ощущал себя единственным достойным выполнить эту великую и крайне важную для всех миссию. Откинувшись на кресле и попивая коньяк, Цезарь только проводил взглядом исподлобья заглянувшую в кабинет Валери, которую Губернатор добродушно отправил ждать его у себя. Красивая женщина. Шикарная — как и все у этого человека, сумевшего даже на грани отчаяния и, казалось, сумасшествия найти группу молодых парней-военных. Он смог стать для них лидером, отцом, смог найти новый дом, убежище, создать военный лагерь за оградой бывшей школы... Смог обеспечить всех едой и оружием, даже женщинами, готовыми служить, прислуживать и быть вещами только ради того, чтобы жить — и жить в безопасности. Женщинами, готовыми быть ценными призами, выдаваемыми на ночь за хорошую службу. Всего за полгода — новая жизнь. Хорошая жизнь. Мартинес еще ни разу не пожалел о том, что остался. Он сделал правильный выбор. Самый лучший.

* * *

Маленькая фигурка, скорчившаяся в дальнем углу небольшой комнаты в подвале, служащей теперь тюремной камерой. Совсем ребенок, судя по виднеющимся тонким ручкам, худым плечам и острым коленкам. Вот ведь наказание — возись теперь с зареванной девчонкой, попавшей в тюрьму… из тюрьмы. Усмехнувшись, Мартинес неторопливо приблизился к сидящей прямо на холодном полу девочке и протянул руку, убирая волосы с ее лица. Одно мгновение — и пальцы с зажатым в них куском стекла метнулись к его шее.

— Ого, какие мы боевые, — удивленно хмыкнул мужчина, едва успев увернуться и выхватить осколок стакана из руки девчонки. — И кому хуже сделала?

Упрямо молчащая девица только отвернулась, сжимая кровоточащую ладонь. Нет, кажется, уже не совсем ребенок... Лет шестнадцать, а то и больше, кто их знает, как они там питаются? Встав, Мартинес еще минуту нависал над скорчившейся у его ног девушкой. Подобрав осколки и собрав в помещении все, что могло быть использовано в качестве оружия или орудия самоубийства, он вышел, ежесекундно ощущая лопатками сверлящий его спину взгляд.

Сделав разнос Сабрине за принесенную пленнице стеклянную посуду, Цезарь вернулся в камеру с бутылкой воды, спиртом и бинтом в руках. Быстрый, едва заметный взгляд в его сторону — этот жмущийся у грязной стены зверек не ожидал того, что ему придут на помощь. А теперь еще, кажется, и мести боялся. Ребенок! Усевшись прямо на пол рядом с девочкой, Цезарь отвел взгляд от ее дрожащих то ли от страха, то ли от холода и сырости плеч, и протянул руку.

— Давай ладонь, обработать нужно. Ну?

Никаких эмоций, только ресницы дрогнули, да губы сжались в тонкую нить. Раздраженно дернув девчонку за руку, мужчина скривился при виде крупных горошин слез, покатившихся по чумазым щекам. Стараясь не причинить очередной, никому не нужной и не доставляющей ему никакого удовольствия боли, он аккуратно разжал худые пальцы с короткими ногтями и плеснул на рану спирт. Широко распахнутый взгляд девочки замер на его лице, когда он поморщился, словно сам ощутил резкую боль. «Папа, папа, я ручку порезала, папа, больно…» Сморгнув непрошенное воспоминание из прошлой жизни, Мартинес промыл рану и торопливо наложил бинты на ладонь.

Смерив взглядом зареванное лицо девчонки и мысленно скостив ей пару лет, он промокнул кусок ткани водой и неловким движением протер щеки в разводах слез и грязи. Через минуту оказалось, что половина грязи таковой не была. Кто-то не очень приветливо обошелся с девочкой, разукрасив ее кукольное лицо синяками. И не жалко ведь было… ребенка.

Казалось, что пленница потратила на свой рывок последние силы. На свою глупую попытку вырваться, причинить вред надзирателю. Сидя на полу словно поломанная игрушка, она даже не шевелилась, покорно позволяя поворачивать себя и протирать кожу влажной тканью. Убрав спутанные белые волосы за уши девочки, Мартинес криво улыбнулся — не самая приятная ему досталась задача. И не самая простая. Как уследить за тем, чтобы это существо, которое, судя по виду, потеряло всякую волю к жизни, ничего себе не сделало? Почему эта девчонка такая слабая? Лучше бы она кричала, дралась, кусалась, ревела и жаловалась — что угодно делала, только не молчала, слегка покачиваясь и глядя совершенно пустым взглядом в противоположную серую, как и все вокруг, стену.

— Как тебя зовут? — попытался мужчина хоть как-то расшевелить свою обузу на ближайшие несколько дней, прикасаясь к плечу. — Это что, секрет?

Казалось, она переводила взгляд на него несколько долгих минут. Медленно-медленно, испуганно и вызывающе одновременно. Где-то там, в глубине этих голубых огромных глаз плескался интерес. К жизни? К нему? К заданному вопросу? Или это лишь его тень?

— Вы же меня убьете скоро, зачем вам мое имя, — наконец разлепила губы пленница, в очередной раз убеждая Мартинеса в том, что она еще совсем дитя.

Нежнее звуков никогда не слышали эти темные стены. Казалось, что голос находится где-то отдельно от комнаты. Отдельно от этой грязи, синяков, боли, слез, запертой металлической двери. Казалось, закрой глаза — и под звуки этого голоса окажешься где-то под синим-синим небом… Нет, глаза закрывать не пришлось, ее глаза — небо.

— Почему убьем? — усмехнулся Цезарь. — Зачем тебя убивать? Ты нам нужна целая и здоровая. Не бойся. Тебе просто… придется тут побыть некоторое время. А потом мы договоримся с твоими друзьями и вернем тебя им. Несколько дней всего-навсего...

— Всего-навсего, — словно завороженная прошептала девочка, опуская глаза и снова умолкая.

— Ладно, не хочешь, не говори, — пожал плечами Мартинес, поднимаясь на ноги и оглядываясь. — Одеяла тебе сейчас принесут, я распоряжусь. Может быть, тебе еще что-то нужно? Говори, не стесняйся.

Только тишина — ему ответ. Ни звука, ни взгляда, ни движения. Слышала ли она его вообще?

— Ну, как хочешь… Я завтра еще зайду. И не делай глупостей, девочка.

Постояв еще минуту над снова обхватившей себя руками пленницей, Мартинес резко развернулся и направился к двери, доставая один из ключей.

— Бет, — прозвучал ему вслед тихий голос.