Упоминания, напоминания, воспоминания (гет)

— Люциус говорит, что в Министерстве сейчас полная неразбериха. Все прыгают с должности на должность, каждый второй написанный новичками законопроект больше похож на школьное сочинение на тему… Мол, правильно я сделала, что отказалась от предложения работать там... — проговорила Гермиона, сделав очередной глоток горячего травного чая.

В последние месяцы они с Гарри и Роном взяли за привычку хотя бы раз в две недели встречаться в кафе у Фортескью. И если Рон всегда уминал за обе щеки двойную порцию фисташкового мороженого, а Гарри предпочитал заварной кофе со сливками, то Гермиона не могла обойтись без ромашкового чая. Потому что сохранять спокойствие с каждой встречей становилось всё сложнее. Так и на этот раз, отправив очередную ложку мороженого в рот, друг поинтересовался, выпячивая на всеобщее обозрение свой скепсис:

— А сам-то он почему до сих пор там?

— Влияние ещё никто не отменял, − парировала Гермиона. — Руководящая должность позволяет…

— Да какое у него теперь может быть влияние? — снова возразил Рон. И в этом был отчасти прав. Ещё года полтора назад Люциусу приходилось попотеть, чтобы добиться от общества хотя бы малой доли того отклика, какой он имел в свои лучшие годы. Сейчас же у него имелись другие козыри.

— Влияние − как у мужа лучшей подруги главного героя страны, например. Или как у волшебника, чей капитал по-прежнему превышает состояния большинства магов Европы. Люциус говорит, что деньги − как до войны, так и после неё — могут решить всё. И решают.

— Ты бы пореже об этом упоминала, а то ходит всё больше слухов о том, что ты со своим Люциусом из-за денег.

— Люциус знает, что это не так.

— Ну да, у вас внезапная любовь. Прости, я всё время забываю, — фыркнул Рон, в который раз остро реагируя на эту тему. Гермиона к этому почти привыкла.

На деле слово «внезапность» хуже всего описывало их с Люциусом отношения. После окончания войны прошёл год, когда они столкнулись в Мунго (на тот момент громкий развод с Нарциссой уже был завершён). До этого волей случая разговорились на одном из приёмов, где Люциус выступал спонсором-благотворителем. Потом ещё одна подобная встреча, после − короткий диалог в одной из лавочек Косой Аллеи, потом… небольшой инцидент, затем совместный обед, ещё раз, ещё, затем ужин... Всё развивалось плавно, даже слишком постепенно. Но в случае с таким человеком, как Люциус Малфой — темп подходил в самый раз.

И факт оставался фактом: с момента, как Гермиона впервые по своей воле и с интересом заговорила с Люциусом до момента, когда она согласилась стать его женой, прошло около двух лет. Вряд ли нашёлся бы хоть один волшебник, помимо Рона, назвавший бы такое развитие событий слишком стремительным.

— Внезапная? — повторила Гермиона. — Загляни в словарь и проверь значение этого слова.

− Прости, я опять забыл — это ведь ты у нас знаешь значение всех слов…

− Ребята, − Гарри одним глотком допил остатки своего кофе. — Если весь разговор пройдёт в том же тоне, то я лучше пойду…

− Нет уж, лучше это сделаю я, − пробубнил Рон. Подтверждая свои слова действием, он резко вскочил со стула и пулей понёсся к выходу.

− Иногда мне кажется, что ты специально его провоцируешь, − осуждающе заметил Гарри, когда друг скрылся за дверью.

− Так и есть…

* * *

Гермионе было очень трудно выносить общество Рона — с тех самых пор, как закончились их так и не начавшиеся толком отношения. А уж после того, как в её жизни появился Люциус, всё стало ещё плачевнее. Ситуацию усугублял Гарри, который считал, что если чаще встречаться и совершать хоть какие-то — в основном жалкие — попытки наладить общение, то всё рано или поздно пойдёт на лад.

Самой Гермионе (как и Люциусу, с которым она это не раз обсуждала) изначально было ясно, что ни к чему путному это не приведёт. Чтобы это осознал и озвучил ещё и Рон, приходилось изощряться. В последние несколько встреч Гермиона как можно чаще упоминала имя мужа, обычно в словосочетании «Люциус говорит». Она ставила его даже перед тем, как озвучить собственные суждения. Что-то вроде «Люциус говорит, что на улице чудная погода» или «Люциус говорит, что я бы перекусила», но гораздо менее комично и чуть менее явно. Но всё же заметно: Гарри вот начал что-то подозревать спустя пару месяцев такой практики.

— Сколько на этот раз? — спросил Люциус с усмешкой, когда Гермиона вернулась домой.

— Восемнадцать упоминаний твоего имени. Яркий финал.

— Сдаёт позиции. Бывали деньки, когда твой Уизли сдавался лишь после трёх десятков.

— Он не мой и никогда не был моим.

— Я знаю, − кивнул Люциус.

— Тогда не говори так.

— А если я хочу лишний раз услышать, как ты сообщаешь, что он «не твой»?

— Если ты этого и правда хочешь, можешь просто попросить меня напомнить тебе... что я никогда не встречалась с Роном, − проговорила Гермиона.

— А с кем встречалась?

— С тобой, Люциус. С тобой и только с тобой.

— Напоминай мне об этом почаще.

Но Гермионе совсем не хотелось напоминать своему мужу о том, что Рон никогда не был всерьёз её бойфрендом. Казалось, такой взрослый, даже мудрый мужчина, как Люциус, должен бы понимать это... Ведь обстоятельства, при которых завязался их роман, исключали иные варианты.

* * *

— Мисс Грейнджер?

Гермиона тогда только вышла из Мунго, после очередной длинной рабочей смены, и ответила дежурно:

— Мистер Малфой...

«Надеюсь, вы не станьте донимать меня пустой беседой», — добавила про себя.

— Смотрел на днях матч с мистером Уизли, — он всё же завязал разговор. — Передавайте ему мои поздравления. Хорошая игра.

— Мы с Роном не общаемся сейчас. Не виделись месяца три… − Гермиона была так вымотана, что даже не нашла в себе сил фильтровать слова.

«Да и вряд ли Малфою интересна моя личная жизнь», − добавила она про себя. Так ей казалось − на тот момент.

Малфой и правда никак не отреагировал. Если, конечно, не считать за реакцию чуть изогнувшуюся бровь и дрогнувший уголок губ. Обсуждать с Малфоем ей было особо нечего, так что они обменялись парой ничего не значащих фраз и разошлись в разные стороны. Оба, верно, и не вспомнили бы об этой встрече, если следующим вечером не столкнулись бы на одном из приёмов, которых в первый послевоенный год организовывали так много, что и нарядов на все не хватало.

Вот и Гарри на сей раз решил остаться дома, вместе с Джинни. И Гермионе пришлось выкручиваться без привычной поддержки друзей. Рон, которого по привычке она по-прежнему приписывала к близким людям, сейчас перемещался по стране, довольно успешно играя матч за матчем (об этом и упомянул Малфой). В тот вечер Гермиона слишком хорошо поняла, как неприятно, находясь в толпе знакомых людей, оставаться в невольном одиночестве. Да ещё и в Малфой-мэноре — доме, который не мог ей нравиться априори.

Может, оттого она и перебрала с шампанским, превысив привычную «дозу» (несколько глотков) на пару-тройку бокалов. Вроде бы мелочь, но с непривычки голова слегка закружилась. Пришлось покинуть зал и отдышаться в одной из гостевых комнат. Ближайшая оказалась открыта, и Гермиона легла на диван, надеясь, что минут десять спустя всё придёт в норму. Даже не шевелясь, она чувствовала, что мир вокруг живёт отдельной жизнью. Она как будто очутилась в невесомости. По ощущениям, стоило подняться на ноги, и она оторвётся от земли и улетит далеко-далеко.

«Нужно было организовать себе хоть какой-нибудь ужин, а не идти сюда с пустым желудком», − запоздало посетовала Гермиона.

Так и не придя в себя, она решила встать. Вышла на балкон в гостиной, чтобы развеяться. Вдохнула свежий воздух и услышала:

— Мисс? Всё в порядке?

Оказалось, на том же балконе уже прохлаждался Малфой. Гермиона тут же подумала, что это со стороны, может, и выглядит как забота о её самочувствии. Но в действительности, скорее всего, это лишь банальное беспокойство за собственную репутацию. Вряд ли Малфой обрадовался бы, если бы одна из его гостей упала в обморок.

— Всё в порядке, — повторила она его слова.

− Выглядите неважно, − неделикатно заметил Малфой.

«И чувствую себя так же», − чуть было не ответила Гермиона.

− Грустный вечер, − произнесла она вслух.

− Могу я что-то сделать, чтобы сделать его хоть немного веселее? — поинтересовался Малфой, подойдя совсем близко. Тут Гермиона поняла, что он, должно быть, тоже выпил лишнего — иначе зачем бы ему проводить время на балконе? И уж тем более — в таком тоне общаться с ней.

Подтверждая её догадку, Малфой продолжил вести себя… странно. Положил одну ладонь ей на плечо, а второй рукой погладил по щеке. Аккуратно, даже нежно. Но Гермиона отшатнулась: интуиция подсказывала, что если стоять и не шевелиться, картинка не развеется, а наоборот, сюжет начнёт развиваться только стремительнее.

Но и шаг назад не помог. Точнее, не помешал. Не помешал Малфою её поцеловать.

— Я так не могу, − сказала она, развернувшись и ухватившись руками за перила балкона.

«И вы тоже не можете. Не хотите. Не должны хотеть», − добавила про себя.

— Почему? — спросил он обеспокоено. Так, словно действительно хотел разобраться в вопросе. Гермиона часто слышала что-то вроде этого «почему», и каждый раз это означало одно: «Ты отказываешь мне, но я буду тебя переубеждать, даже не имея аргументов». Вопрос же Малфоя можно было перевести скорее как «Я хочу понять, что происходит. Помоги мне разобраться».

— Вы нетрезвы. Да и я тоже.

— То есть если я сейчас найду в своём доме пару порций отрезвляющего зелья, это изменит ситуацию?

— Конечно. Если вы будете совершенно трезвы, то и не подумаете целовать меня. Снова, — сказала Гермиона, после короткой паузы добавив: — А сейчас я хочу домой.

— Не смею держать вас здесь силой. Но я готов обсудить этот вопрос в другой обстановке. Завтра?

— Завтра, — опять повторила Гермиона, не сомневаясь, что к утру тема поцелуев полностью потеряет актуальность.

Вспоминать о том, насколько она была уверена, что Люциус не может обратить на неё внимание в этом смысле, сейчас было забавно.

На следующий день предсказуемо ничего не произошло. Гермиона не ответила на письмо, в котором содержалось довольно формальное приглашение на ужин. Неделю спустя поступила точно так же. А потом Малфой пришёл к ней домой…

* * *

— Мне кажется, или вам приходит не вся корреспонденция? — спросил он так, словно вновь переживал из-за этого. Словно хотел решить проблему с совами, которые плохо выполняют свою работу.

— Откуда вы узнали мой адрес?

Отвечая вопросом на вопрос, заранее расписываешься в проигрыше этой словесной дуэли, но иначе Гермиона не могла.

— Считайте, что я угадал. Так вы ответите мне насчёт ужина?

— Я как раз готовлю. Можете присоединиться. Только это… обед.

В тот день они обедали овощным рагу с отбивными, много разговаривали, и Гермиона почему-то совсем не чувствовала себя странно. А Люциус по сей день любил припоминать эту трапезу. Как-то, например, отсчитал ровно год с того дня и приказал домовикам приготовить то же самое. Но чаще упоминал, конечно, не само блюдо, а форму приглашения на обед.

— А если бы я тогда предложил тебе замужество, ты бы по-быстрому смастерила платье и договорилась со священником?

— Ты не предложил, − заметила Гермиона. Хотя они оба понимали, что в тот раз он просто застал её врасплох.

— А если я предложу сейчас?

— Не предложишь.

— Мы почти два года как вместе. Ты живёшь со мной половину этого срока. Почему бы мне не заговорить о свадьбе?

— Ты ведь на самом деле не предложишь мне сыграть свадьбу?..

Он предложил спустя пару секунд.

* * *

Спустя время Гермиона не могла вспомнить, из-за чего сомневалась в возможности такого исхода. А может, ей просто не хотелось вспоминать причины для сомнений? Ведь упоминать мужа в разговоре, цитировать его и просто находиться рядом с ним было куда приятнее.

− Люциус говорит, что тогда, в Мунго, он заранее знал, что мы с Роном не вместе, − рассказала как-то Гермиона Джинни. — Говорит, просто хотел убедиться, что я скажу об этом прямо.

− Так когда у него появились на тебя виды? Давно?

− Об этом он не говорит...

На самом деле — Люциус рассказывал ей обо всём, стоило только спросить. А Гермиона никогда не была равнодушна к вопросам. Выяснилось, что муж увидел в ней привлекательную женщину во время одного из тех бессчётных приёмов. Из тех, где всё прошло гладко. Но начало было положено несколькими месяцами ранее. Люциус впервые посмотрел на неё как на взрослую волшебницу (а не малоинтересную школьницу, ровесницу сына) во время Битвы за Хогвартс. Он увидел, как она мощным режущим заклинанием убила одного из егерей. Гермиона хорошо помнила тот момент: как увидела нападающего, как атаковала его и как испугалась чужой смерти — от своей руки. Так испугалась, что упустила из виду второго противника, который уже занёс палочку для смертельного заклинания. Но тут ей помог неизвестный, стоящий чуть в отдалении — он обезоружил безымянного Пожирателя и тут же обездвижил его.

В темноте и суматохе рассмотреть своего «спасителя» Гермиона не смогла. А когда всё утихло, не хотела и вспоминать тот момент. Только после рассказа Люциуса (он как будто случайно проболтался об этом) напоминать о небольшом эпизоде его «геройства» стало даже приятно.