Куда нам идти? (джен)

Весть о гибели Зелёных Земель — словно удар под дых. То, ради чего она жила и сражалась семь тысяч дней, ради чего просыпалась по утрам… Все оказалось миражом. Обманкой для глупой девчонки, решившей, что она имеет право на возвращение домой.

А Вувалини всё говорили и говорили, и жалость в их глазах ранила сильнее слов. Она сбежала от этого, побрела прочь по бесконечному, вездесущему песку, а в ушах эхом шуршали, звенели, гремели голоса… Фуриоса закричала, не желая слышать горькой правды, и кричала до тех пор, пока в лёгких не закончился воздух.

Добрые глаза, нежные ладони, пушистые косы цвета заката… Способная пришла утешать, но вслед за ней пришли другие и встали кругом. Нескладный мальчишка потрясённо таращился на сломавшегося Императора, Даг рассеянно грызла ногти, Хранительница качала головой. Фуриоса, сотрясаясь в рыданиях, вяло отталкивала руки, что пытались обнять её, и шептала «уйди, оставь меня в покое», но всё без толку. Её не слышали — или не хотели слышать. И чем ласковее были прикосновения Способной, тем сильнее катились по щекам слёзы — драгоценная, чистая влага.

— Все вон отсюда, — раздался за спиной грубый голос попутчика.

— Глупец, — зашипела одна из старух. — Ей больно. Она не должна оставаться одна.

— Вон, — повторил он, игнорируя презрение, которым его окатили.

Фуриоса подняла голову и невольно поймала внимательный взгляд Валькирии. Подруга чуть заметно кивнула, положила ладонь на плечо своей бабке, что-то прошептала, тревожно покосилась на мужчину и ушла. Вслед за Валькирией потянулись остальные. Одна за другой уходили Вувалини и Жёны; Накс помог Способной подняться и увёл её к Военгрегат. Остался лишь беглый донор.

Сначала он недвижно стоял за спиной. Фуриоса не боялась: чего бы он ни хотел от неё, это уже было неважно. Лишь бы не видеть жалости в его… да чьих бы то ни было глазах.

Под подошвами трофейных ботинок скрипнул песок. Мужчина обошёл Фуриосу, сел перед ней на корточки и протянул фляжку в брезентовом чехле.

— Пей.

Она шмыгнула носом и мотнула головой. Тогда он открутил крышку, налил воды в ладонь и… выплеснул в лицо Фуриосе. Женщина, ожидавшая чего угодно, но только не этого, изумлённо уставилась на него, но не увидела ни жалости, ни насмешки.

На второй раз Фуриоса не стала отказываться от предложенной воды.

Солнце стремительно падало к горизонту, и жара перестала быть невыносимой. Небо на западе полыхало красным и золотым, к востоку перетекая в сине-зелёный с редкими искрами звезд. Ветер с юга тянул холодом, сдувал песок с вершин барханов, но пока что избегал спускаться в долину, где стояла Военгрегат.

Вувалини распотрошили багажники байков, поставили навесы и развели костёр. Чидо и Даг, помогавшие женщинам, теперь с восторгом перебирали тряпки и безделушки — им позволили что-нибудь себе выбрать. Тост с видом ребёнка, дорвавшегося до любимой игрушки, на десятый раз перебирала патроны и с энтузиазмом что-то объясняла сидевшей рядом женщине. Только Способная держалась поодаль от новых знакомых, не желая оставлять Накса одного.

Фуриоса не спешила спускаться с дюн. Многое нужно было обдумать. С тех пор, как её украли, и до сегодняшнего дня она неслась по жизни, словно по трассе, на полной скорости, а теперь дорога закончилась. Так много путей, из которых можно выбрать только один, но что есть они, что нет — все ведут в никуда. Не хотелось становиться еще одним бродягой, которых так много в Пустоши. Не хотелось умирать безвестной, тихо превращаться в комок пыли и песка… Она усмехнулась. Оказывается, как глубоко в её душу запустили когти речи Джо о славной смерти…

Товарищ Неважно весь вечер околачивался рядом — словно нянькой решил заделаться. Подобрал протез, поковырялся в механизме, поцокал языком и уволок в кабину Военгрегат. Фуриоса не стала возражать: хоть песок из суставов вытряс, и то хорошо. Минут через пять он вернулся и принес две полные миски горячего ароматного варева. Одну поставил рядом с Фуриосой, а сам скорчился над второй и мгновенно опустошил ее, фырча и ругаясь вполголоса — Вувалини всегда любили сыпануть в еду чего-нибудь остренького. Глядя на это безобразие, Фуриоса поняла, что тоже зверски проголодалась.

Она ела медленно, тщательно прожёвывая каждый кусочек, наслаждаясь вкусом — неизвестно, когда и чем удастся поживиться в следующий раз. Нужно научиться жить сегодняшним днём, как Вувалини, которые даже на грани вымирания не перестают радоваться жизни, смеются и продолжают петь старинные песни о ночных кострах и звёздном небе, о тёмных глазах и огненных закатах… Фуриоса уже забыла все слова, которым её учила мать. Песни Цитадели были полны огня, грохота железа и визга шин.

Женщины у костра пели, сплетая голоса в сложную, тягучую мелодию, маслянисто растекающуюся по пескам. Пели, забыв про погоню. Пели, не боясь привлечь к себе внимания самого опасного зверя — человека. Мужчина, сидящий рядом, за всё время пути обронивший от силы с десяток слов, вдруг тоже запел в унисон с Вувалини — тихим, хриплым голосом. Пальцы его вслепую, привычными движениями поправляли железные хомуты на колене, глаза заворожено смотрели на рыжий огонёк, губы еле заметно шевелились. Та собранность… скованность, что до сих пор не оставляла его даже во сне, вдруг испарилась, и под шкурой напуганного дикаря Фуриоса наконец-то разглядела человека.

Одна песня сменилась другой, третьей — он продолжал тихо подпевать. Фуриоса, затаив дыхание, наблюдала за его метаморфозой.

На землю уже спустился ночной мрак и принёс с собой холод, обернувшийся вокруг плеч и впившийся в оголённую шею. Фуриоса поёжилась и улеглась на ещё теплый песок, и мужчина, очнувшись из-за шороха, смолк и оглянулся. Магия песни исчезла, оставив горький привкус.

— Завтра нужно уходить, — сказал он.

— Да. Джо идёт за нами, — ответила Фуриоса, разглядывая звёзды.

Кажется, в её детстве они были куда тусклее. Мама тогда говорила, что на небе есть корабль. Киль, корма, паруса… Слова, которые сейчас ничего не значат. Сейчас впору придумывать новые имена.

— Ты говорила… Много раз пыталась бежать.

— Да.

— Тут два дня пути. Можно добраться на байке. Пешком.

Она пыталась бежать на байке, когда её движение к вершинам власти только начиналось. Рядового, хоть и перспективного бойца поймали и на первый раз наказали несерьёзно: отрезали мизинец. Нож был грязен, тряпка, которой была замотана рана — тоже. С тех пор каждый официальный рейд становился для Фуриосы прикрытием для поиска пути. Но не более того.

Наверное, теперь можно не обманывать себя.

— Я боялась.

Из-за барханов выглянула луна, и из-за её голубоватого света стало ещё холоднее. Женщина свернулась калачиком и бросила взгляд на лицо собеседника. Он смотрел на неё с ожиданием — глаза любопытно блестели.

«Боялась — чего?»

— Неизвестности. Неудачи. Потери статуса. Я ведь дорогой ценой теплое местечко заработала. Боялась… этого. Что доберусь — а тут ничего. Пески и кости.

— И всё же…

— Это из-за девочек. Я обещала им свободу.

Можно бесконечно убеждать себя, что в любой момент можешь вывернуть руль Военгрегат и скрыться в Пустоши. Можно убеждать себя — и продолжать ехать туда, куда тебе приказали. Но когда в прицепе прячутся девочки, обречённые на роль игрушек, нельзя сказать себе «в следующий раз».

И из-за девочек же она не может сейчас сказать себе «всё кончено».

— Скажи, — произнесла она, поддавшись порыву. — Ты много странствовал… Не мотай головой, бродяга. Не похож ты на тех, кто ни разу не слышал зова Дороги. Встречал ли ты места, которые можно назвать Зелёными Землями?

Он надолго задумался, и этим затянувшимся молчанием подарил Фуриосе надежду.

И тут же отобрал.

— Нет, — затряс он головой, сам себя в чём-то убеждая. — Нет, нет, нет. Всё сгорело. Всё мертво.

Во взгляде мужчины на мгновение мелькнуло то отчаяние, что, казалось, исчезло, когда он снял с себя намордник. А потом он покосился на Фуриосу так, будто боялся, что она прочтёт его мысли.

Фуриоса вскоре сбежала от него к костру, надеясь на то, что какой-нибудь слух, дошедший до Вувалини, подарит ей новую цель в жизни, подскажет, куда идти.

Она нашла этот слух. Человек без имени отказался последовать за ней. Она так и не поняла, почему этот отказ так больно ранил её.

Пройдя сквозь огонь, оставив за спиной множество погибших врагов и родных, поднимаясь в обезглавленную Цитадель, Фуриоса осознала, что ещё ночью он хотел сказать ей, где находятся Зелёные Земли, просто испугался собственной смелости, дерзости по отношению к судьбе. Фуриоса повернулась к нему, чтобы спросить: «Почему ты передумал? Почему убедил меня вернуться?» — но…

Он ушёл.

Человек по имени Макс показал ей путь и ушёл, не потребовав взамен ничего.