Lost and Found (гет)

Она была пуста.

Сначала она решила, что это произошло той ночью. Никаких мыслей, никаких тревог. Но затем она поняла, что это произошло очень и очень давно.

Когда всему пришел конец.

О, разумеется, они победили. Волдеморт был обречен еще до того, как начал попытку переворота — слишком многие настороже, слишком многие готовы вступить в бой. И в этот раз у них имелся и опыт, и подготовка.

Нет, это не было концом для волшебного мира. Жизнь продолжилась для всех, кто не присутствовал там, кто не видел, как остановилось время. Однако же она все еще находилась в том дне, все еще смотрела, как они отчаянно пытаются собраться с мыслями, пытаются не думать о бледных, изломанных телах, лежащих перед ними на земле. И как они понимают…

…что победили.

Гермиона все еще видела, как после наступает мертвая тишина.

Никаких радостных возгласов, никаких криков «Волдеморта не стало!», никаких прыжков, объятий или даже слез по умершим.

Просто… тишина.

Она все еще была в той ночи, когда до них дошло, как много они потеряли. Время замерло, стоило ей увидеть двух своих лучших друзей, безжизненно уставившихся на нее. Потому что она все еще не могла осмыслить произошедшее.

Семнадцать лет.

Что это? Число. Оно ничего не значило.

Она все еще была там.

Гермиона отпила горячий шоколад, смотря тем временем в окно и вслушиваясь в стук дождя и грохотание грозы, и в нежный свист ветра. И хотя она пыталась приободриться от этого зрелища — шторма, который она так сильно когда-то любила, это просто. Не. Работало.

Она со вздохом опустила кружку и потерла глаза. Гермиона была уверена, что под ними красовались темные круги. Потому что иногда, глубокой ночью, она смотрит на их лица. И если она будет смотреть на них достаточно долго, то тогда они наверняка моргнут и спросят, зачем она это делает.

Это был один из тех моментов, когда она чувствовала себя настолько опустошенной, что начинала задаваться вопросом — чего же ей недостает. Не магии. Не магии, которая совершенно перестала ее волновать. И не палочки, спрятанной ею на чердаке. И не книги латинских заклинаний, которая спустя некоторое время отправилась туда же, когда Гермиона обнаружила, что не может заставить себя смотреть на слова достаточно долго, чтобы их выучить. И не Хогвартса, боже упаси. Хогвартса, места, которое виделось ей повсюду и которое словно накладывалось на реальность — как они смеялись, шутили, совершали свои глупые маленькие выходки и говорили о том, какой же ужасный урок по зельям это был.

Женщина вздохнула и поднялась с небольшого сидения у окна, которое она соорудила именно для того, чтобы иметь возможность сидеть и смотреть на улицу. И она решила, почти без раздумий, выяснить.

Чего же ей недостает.

Откинув волосы назад, Гермиона медленно взошла по ступенькам. Волосы, которые за долгие годы она так и не озаботилась постричь. Волосы, которые медленно потеряли всю свою кудрявость. Волосы, которые выпрямились, изменились и привелись в порядок — в то время как сама она нет. Гермиона остановилась под дверью на чердак. Протянула ладонь, чтобы схватиться за ручку. Задумалась, сможет ли эта дурацкая идея сделать еще что-то, кроме как сказать, куда, черт возьми, на прошлой неделе подевались ее ключи от машины.

Гермиона аккуратно потянула дверь, делая все с осторожностью, чтобы лестница не упала ей на голову. Вторая рука инстинктивно дернулась, дабы поймать ее, и медленно потащила вниз. Теперь Гермиона могла увидеть пыль. Та, как только Гермиона вытащила лестницу, закружилась в воздухе подобно тонкому туману холодной ночью. И в этот момент ее озарило, что стоило всегда держать палочку рядом хотя бы просто для того, чтобы сохранять чистоту в доме. Ведь это было бы весьма неплохо.

И пока Гермиона поднималась, она вспомнила…

Взобраться по лестнице на Прорицания, закашлять от того, что ладан атаковал все чувства, а свет в это время стал цвета муската. Посмотреть на преподавательницу в очках и недвусмысленно дать ей понять, что Гермиона туда пришла не ради нее.

— Гарри, — тихо позвала она. — Дамблдор хотел тебя видеть.

Трелони пренебрежительно фыркнула, когда мальчик с пронзительными зелеными глазами двинулся с места и последовал за Гермионой, демонстративно проигнорировавшей преподавательницу в ответ. Губы Гарри дрогнули, потому что он пытался не рассмеяться, и они начали спуск по лестнице.

— Сегодня… Там будет смерть.

Рот Гермионы сжался в тонкую линию, и она с оглушительным грохотом захлопнула дверь чердака.

Трелони ведь тоже погибла в ту ночь? Гермиона не могла вспомнить. Они вытащили тот список с именами позже. Но в своей голове Гермиона до сих пор стояла, уставившись на мертвых друзей. Она не услышала ни единого имени.

Теперь ее рука потянулась, чтобы стереть пыль с крышки старого поношенного чемодана.

Никто не сказал ни слова, когда она ушла. Когда она проигнорировала и стипендию, и славу, и ждущую именно ее должность в министерстве. Дамблдор просто улыбнулся пустой улыбкой, сделав попытку ради нее. Потом он похлопал ее по плечу и произнес что-то смутно успокаивающее. Она помнила это. Дамблдор мог проникнуть во все твои мысли и слои сознания, а затем оставить опустошенным. Поэтому она помнила.

Теперь она отпирала чемодан. Но он был не заперт. Она так и не удосужилась запереть его.

Крышка со стоном распахнулась, и Гермиона увидела, что внутрь не проникло ни пылинки. Нет, такого и не могло произойти. В нем все еще присутствовала магия, даже если самой женщины рядом не было. Страницы ее школьных книг до сих пор в первоначальном виде, девственно белые. Палочка выглядела так же, как в тот день, когда Гермиона ее купила.

Рассечь воздух и взмахнуть, рассечь воздух и взмахнуть… о, все посмотрите, у мисс Грейнджер получилось!

На ее лице возникла маленькая, болезненная улыбка.

Что там было? Теперь Гермиону это волновало. Что тогда Дамблдор ей сказал?

Пальцы обняли рукоять палочки, и одновременно успокаивало и пугало то, как идеально она ложилась в руку и сейчас. Словно все это время она ждала, уверенная, что Гермиона вернется.

Что же там было?

Рассечь воздух и взмахнуть. Да, так. Она до сих пор могла это сделать.

Что он… да.

И если она осмелится, то все еще сможет увидеть, сможет вспомнить, как выглядела классная доска, уравнения и магические формулы, и номера страниц…

— Ты сделала достаточно. Иди и живи.

Но их глаза встретились, и он понял, что внутри она уже мертва.

— Мне… Мне чего-то не хватает… — прошептала она самой себе.

Книга была открыта на той же самой странице. Именно на двести шестьдесят четвертой странице учебника по чарам для четвертого курса. В конце концов, у нее до сих пор имелись все книги до одной. На случай… на случай…

На случай, если бы я захотела учиться, не так ли? На случай, если бы желание вновь овладело мной. Как сейчас.

Но это всего лишь эксперимент, каприз, последний ничтожный вздох перед тем, как она сдастся. Так как что-то внутри имело эту раздражающую тягу, естественное стремление к надежде. Она не знала точно, где ее приобрела.

Может, от Гарри.

— Все образуется, Гермиона, вот увидишь… и… и когда мы победим, то все вместе пойдем в магазин Фреда и Джорджа и устроим вечеринку. Ты же знаешь, они принесут те фейерверки, над которыми работают… — на этом моменте разум запнулся, и Гермиона запаниковала. Но тот продолжил собирать кусочки мыслей и образов вместе. — …сливочное пиво… Рон хочет… огненный виски… придется…

О да. Заклинание.

Она все еще смотрела на него.

Mihi requiendum…

И пустое место после этих слов. Что она ищет?

То, в чем я нуждаюсь…

Ее разум трудился над тем, чтобы вспомнить спряжение… Desiderium…mihi requienda desiderium…

Она сжала палочку сильнее, когда поняла, что не имеет ни малейшего понятия, что творит. А вдруг она сделала что-то странное. Что, если она не смогла вспомнить правильное слово, и в итоге навлекла на себя что-то опасное… или уже мертвое…

Но через секунду она поняла, что это совершенно неважно.

Так что Гермиона вскинула палочку и притянула ее обратно к себе, рассекла ею воздух и почти шепотом произнесла:

— Mihi requienda desiderium…

Магия хлынула сквозь женщину, и она почувствовала ее — пустую яркость, которая вызывает дрожь и делает тебя вновь юным… Магия, которая постепенно перестала ее как-либо волновать…

И…

Все прекратилось.

Искры исчезли.

И снова наступила тьма.

— Ну и к черту эту проклятую магию, — выплюнула Гермиона, швыряя палочку обратно в чемодан и поворачиваясь на каблуках к выходу с чердака. Разумеется, ничего бы не вышло. Да и с чего? Магия никогда не была нечеткой — она всегда требует назвать то, что ты хочешь, а сказать глупое ничтожное «то, в чем я нуждаюсь» ничем не поможет!

Пока она направлялась к столу, нацеленные на саму себя ярость и жалость росли в ней с каждым шагом. Гермиона швырнула кружку с горячим шоколадом на пол, и у нее возникло странное чувство удовлетворения оттого, что та разбилась. Жидкое тепло заструилось наружу, оставляя следы жара и пара там, где разлился шоколад.

Гермиона знала, что от него и пятна не останется. Все уберется так легко, что она никогда не вспомнит о произошедшем. Как и обо всем остальном, что появилось и исчезло за последние семнадцать лет.

Но, стоило ей уставиться на напиток, который медленно тек по линолеуму и направлялся к ковру в гостиной, порыв прошел. Потому что Гермиона ненавидела беспорядок. Это то, какой она была и всегда будет. С дрожащими руками Гермиона опустилась на колени, чтобы подобрать осколки, и вздрогнула, когда зацепилась пальцем об один из острых краев. Появилась крошечная линия крови, которая быстро превратилась в каплю и затем упала, смешавшись с шоколадом. Женщина вздохнула и вытащила тряпку, не обращая внимания на царапину.

Шоколад был убран — как она и думала. Немного воды, немного мыла, и все исчезло. Единственными доказательствами, что это когда-либо произошло, были грязная ткань и палец, испачканный в крови.

— Выходит, магия не может исправить все, — пробормотала Гермиона себе под нос, баюкая руку у груди. — Никто и не говорил, что может, — но она всегда так думала. Всегда, до поры до времени, у нее было это чувство, что магия… ну… магия. Не просто инструмент или искусство, а все исправляющее чудесное средство. Однако теперь ей казалось, что она словно клевещет на старого друга, который к тому же совсем этого не заслужил.

Сейчас Гермиона сидела на полу, сломленная и до сих пор не исцелившаяся, несмотря на магию. Но дело никогда и не было в магии. Дело всегда было в ней самой.

Палочка все еще лежала на чердаке. Она могла принести ее вниз, заглянуть в свои книги и, возможно, немного повспоминать прошлое.

— Наверно, мне стоит…

Стук во входную дверь заставил ее вскочить на ноги. Гермиона сглотнула.

Что я наделала, я все испортила, я знала, что не надо было…

Но за шумом ничего не последовало. Только гроза и дождь.

Она снова сглотнула, обдумывая, насколько здравым будет решение подняться на чердак и вытащить палочку обратно. Но Гермиона знала, что не сделает этого. Она не могла повернуться спиной к двери. Ни за что.

И, считая себя крайне неблагоразумной, она тихо двинулась к ней. Теперь дождь, казалось, колотил прямо по голове. Наверняка это просто заблудившийся пес или что-то вроде того, и бояться совершенно нечего…

Гермиона уже подошла к двери, как вдруг остановилась как вкопанная. Она нервно прикусила нижнюю губу. Разумеется, это всего лишь совпадение…

Прежде чем Гермионе удалось себя одернуть, ее рука рванула вперед, вцепилась в ручку и вдруг потянула ее.

Дверь легко раскрылась.

Дыхание Гермионы перехватило, когда она, оцепеневшая, посмотрела вперед.

Потому что…

Какие еще значения есть? Desiderium — то, что я желаю, в чем нуждаюсь, то, что я хочу…

То, по чему я горюю.

— Это невозможно, — хрипло прошептала она. — Ты невозможен!

Но промокшая от дождя и потерявшая сознание фигура Сириуса Блэка ей не ответила.