В ожидании дружбы (джен)

12 сентября 1990 года

— Гермиона!

Нет ответа.

— Гермиона!

Нет ответа.

Не то чтобы Гермиона не собиралась отвечать. И дело было вовсе не в том, что она не хотела разговаривать со своей мамой. Просто как раз в этот самый момент она была чрезвычайно занята и не замечала ничего вокруг: высунув от усердия кончик языка, она заканчивала вычерчивать чудесную трехмерную столбчатую диаграмму в своем сорокастраничном реферате-исследовании. И пусть, что учительница задала написать сочинение-эссе! Кому нужно будет какое-то там эссе, когда все увидят Гермионин реферат?..

Мечты о триумфе на завтрашнем уроке прервала мама Гермионы, заглянувшая в комнату.

— Гермиона, ты почему не отзываешься? — озабоченно нахмурилась она. — Неужели до сих пор над уроками сидишь? Пойдем вниз, мы с папой хотим кое-что с тобой обсудить.

Тяжело вздохнув, Гермиона аккуратно сложила страницы реферата в папку и отодвинула ее на край стола. Безо всякого желания она поднялась со своего места и пошла вслед за мамой в гостиную. Гермиона была умная девочка, и она прекрасно знала, о чем пойдет речь.

Голос мамы звучал преувеличенно радостно:

— Милая, все мы знаем, что через неделю у нас большое событие.

Гермиона снова тяжело вздохнула.

— Через неделю тебе исполняется одиннадцать лет. И раз уж в прошлом году ты не захотела устраивать праздник…

— Ма-ам…

Папа, сидевший на диване и державший нейтралитет, хмыкнул. Он уже догадался, к чему все идет. Мама тем временем продолжила:

— Хотя это и был твой юбилей, тебе исполнялось десять лет, но все-таки дело твое, конечно… Но в этом году мы устроим замечательное празднование! Это будет лучшее одиннадцатилетие на свете!

— Ну ма-ам…

— Поэтому, милая, я — мы — тебя и позвали. Нужно составить список гостей и приготовить приглашения. Весь класс, конечно, у нас не поместится, но… А вообще, приглашай всех, если захочешь. Так кого из одноклассников будем звать?

Гермиона сжала кулаки — для храбрости и решительности — и выпалила:

— Мам, да послушай же! Я пытаюсь сказать, что никакого праздника не будет. Это все детское ребячество, а я уже не ребенок. Мне этими глупостями некогда заниматься. И звать я никого не собираюсь. Чем в игрушки играть, я лучше делом займусь. Никакого дня рождения, никаких гостей. Все.

Резко развернувшись, Гермиона быстро вышла из гостиной, надеясь не заметить расстроенный мамин взгляд. Но все же заметила.

Поднимаясь по лестнице в свою комнату, она старательно смаргивала слезы. Не могла же она сказать маме, что ей некого звать на день рождения. Что в классе полно веселых мальчишек и девчонок, но никто из них не пойдет к ней на праздник. Что на переменах в школе Гермиона сидит одна с толстой книжкой не потому, что читать ей интересней, а потому, что как-то не выходит у нее играть с другими ребятами. Что у нее совсем нет… друзей.

И ведь Гермиона так старалась! Разве она не была лучшей по всем предметам не только в их классе, но и во всей параллели? Разве не стремилась она поскорей исправить, если кто-то из одноклассников ошибался или допускал неточность? Разве не было у нее умных цитат на все случаи жизни?.. Но ничего не помогало. Ребята сторонились ее, и друзья упорно не заводились.

Да еще и разные странности, которые иногда происходили с Гермионой, не добавляли ей популярности. Как-то раз на уроке естествознания им показывали документальный фильм о вулканах и двое мальчиков позади Гермионы ужасно громко шептались. Она-то, разумеется, и так все это знала, но ведь они мешали остальным ученикам получать знания! Гермиона шикнула на них раз, другой. Когда же ее терпение лопнуло и она почти крикнула: «Да замолчите уже совсем!» — они вдруг замолчали. Совсем. Уже в кабинете медсестры выяснилось, что оба они вдруг потеряли голос. Целых две недели им потом пришлось пить микстуры и отвечать уроки только письменно.

Еще в портфеле Гермионы каким-то образом всегда оказывались нужные вещи — даже если она точно знала, что не брала с собой именно это. И выходило, что она готова к любым заданиям учителя. Да к тому же Гермиона никогда не опаздывала. Она и сама не понимала, как так получается, ведь случалось, что по часам она никак не могла успеть, но время будто замедлялось и она попадала в класс до звонка. Вот и считали ее одноклассники занудой и заучкой. А некоторые и завидовали, наверное.

Ну и ладно. Ну и пусть. Ну и не нужен ей никто. Уже совсем успокоившись, Гермиона уселась за стол и придвинула к себе папку с рефератом. В нем еще можно было кое-что доработать.

24 июля 1991 года

— Гермиона!

Нет ответа.

— Гермиона!

Нет ответа.

Книжка была просто необыкновенно интересная! Гермиона быстро-быстро скользила взглядом по строчкам. Книжка была такая, что хотелось одновременно и как можно скорей узнать, чем все закончится, и читать ее как можно дольше, чтобы она никогда не заканчивалась. В общем, книжка была такая, что Гермиона совсем выпала из нашей действительности в ту, книжную, и потому не слышала, ни как звякнул дверной звонок, ни как спустя некоторое время мама начала настойчиво звать ее. Вынырнула из книжной реальности она, только когда мама заглянула в комнату. Выглядела мама очень странно, и голос у нее тоже был странный:

— Я думала, ты тут уснула! Опять читаешь в темноте?.. Ладно, неважно. Там… в общем-то, там тебе письмо.

Гермиона посмотрела на маму удивленно и внимательно. Письма она получала часто. Можно сказать, она вела весьма оживленную переписку. Это был очень удобный способ донести до людей информацию, что они что-то делают не так. Чаще всего Гермионе приходилось писать в издательства по поводу иллюстраций. Она вообще не поддерживала эту странную идею — разукрашивать книги картинками («лучший иллюстратор — наше воображение»). Но раз берутся, то хоть делали бы на совесть! Вот Белоснежка, например. Ведь сказано же: кожа белая, как снег. А что нарисовали? Нормальная человеческая кожа, на всех картинках, бледновата немного разве что. И такие промахи Гермиона подмечала на каждом шагу. Вот и приходилось писать письма. Нужно отдать должное издателям — они исправно отвечали, приносили свои извинения, но ничего не обещали, хотя иногда прилагали купон на трехпроцентную скидку, что при Гермиониных объемах чтения уже неплохо.

Так что мамино замешательство по поводу письма привело Гермиону в недоумение. Правда, странно, что письмо пришло вечером, а не с утренней почтой…

— И еще к тебе пришла одна леди. Она отдаст тебе письмо и все объяснит. Пойдем вниз, — напряженным голосом позвала мама.

Заложив страничку закладкой, Гермиона закрыла книгу, любовно погладив выдавленные на обложке буквы — «Три мушкетера» — и отправилась вниз. Все происходящее казалось очень странным.

В гостиной было еще страннее. Папа сидел на самом краешке дивана и мешал ложечкой чай в чашке. Но чая там уже не было. Но папа не замечал. Его гораздо больше интересовала гостья, на которую он поминутно поглядывал. Сама же гостья расположилась в кресле. Гермиона, забыв обо всех приличиях, уставилась на нее во все глаза.

И посмотреть было на что! Леди сидела очень прямо и была одета в длинный плащ глубокого синего цвета и такого же цвета остроконечную шляпу с широкими полями. Гермионе подумалось, что такие шляпы уже никто не носит, только если ряженые ведьмы на Хэллоуин. Но эта леди была совсем не похожа на ведьму. Скорее, она была похожа одновременно на директрису какой-нибудь школы и придворную даму — такой у нее был строгий взгляд и такая горделивая осанка. Едва увидев Гермиону, она поднялась и улыбнулась. Улыбка у нее оказалась неожиданно сердечная.

— Здравствуйте. Вы, должно быть, Гермиона Грейнджер? Меня зовут профессор Минерва МакГонагалл. У меня для вас письмо, прочитайте его, пожалуйста, а потом я отвечу на все ваши вопросы.

Гермиона взяла протянутый ей конверт. Таких писем она еще не получала. На плотном желтоватом пергаменте изумрудно-зелеными чернилами были выведены ее имя и адрес. Никакой ошибки. Она нервно сглотнула и посмотрела на родителей. Мама, по-прежнему напряженная, ободряюще улыбнулась и кивнула на письмо — мол, не бойся, открывай. Но Гермиона все равно боялась, было чувство, что это письмо изменит ее жизнь. Она снова взглянула на конверт. Без марки — конечно, ведь эта леди его принесла. Запечатано сургучной печатью с каким-то незнакомым гербом — буква Х и какие-то зверьки. Гермиона осторожно надломила сургуч и вытащила письмо. Набрав побольше воздуха, начала читать.

Она прочитала письмо трижды, прежде чем сложила его и посмотрела на профессора МакГонагалл. И она перестала читать вовсе не потому, что ей стало все понятно. Ничего было не понятно. Встретив взгляд Гермионы, профессор заговорила:

— Ваши родители уже знают о содержании письма. Я постаралась им объяснить всю ситуацию. Вы волшебница, мисс Грейнджер. У вас наверняка много вопросов ко мне.

Вопросов было неимоверно много. Гермиона мысленно хваталась то за один, то за другой, не решаясь выбрать какой-то из них. Прошло несколько минут, прежде чем она неуверенно выдавила из себя:

— Что это значит: они ждут мою сову?*

— Сейчас я вам все расскажу…

31 июля 1991 года

— Гермиона!

Нет ответа.

— Гермиона!

Нет ответа.

Этот магазин был абсолютно точно волшебным — он совершенно околдовал Гермиону. Зачарованным взглядом она пожирала его витрину и полки за ней, уходящие в таинственно темнеющую глубину. И повсюду — на полках, в витрине, на столах и стойках — книги. Книги, завладевшие безраздельно вниманием Гермионы — таких она не видела раньше, они словно бы звали ее, манили к себе. Еще немного и она бы прижалась к потемневшему стеклу витрины с витиеватой надписью «Флорриш и Блоттс», но папа успел ее вовремя одернуть:

— Да Гермиона же! Послушай, мы не пойдем сейчас в книжный. Во-первых, нам нужно поменять фунты на эти… как же их… галлеоны. А во-вторых, я тебя знаю — ты же столько книг наберешь, что их не унести, и придется ходить с ними весь день. И это еще если удастся тебя вообще извлечь оттуда. Так что пойдем пока к банку, мама уже, наверное, поменяла деньги.

С трудом отведя полный благоговейной тоски взгляд от книжного магазина, Гермиона последовала за папой. Банк «Гринготтс» белоснежной громадой возвышался над Косым переулком. Мама еще не вышла, и Гермиона с папой остановились у магазинчика, где продавали сов. Гермиона не знала, куда смотреть — все вокруг было таким волшебным. Чего там только не продавалось! Котлы всех размеров и форм, самопишущие перья, бочки с жуткими на вид ингредиентами… И почему-то среди всего этого волшебства Гермиона впервые в жизни почувствовала себя на своем месте. Мелькнула мысль: а может, здесь у нее и друзья появятся? Да хотя бы вот этот нескладный рыжий мальчишка, который так восторженно уставился на одну из витрин. Он вроде бы как раз ее ровесник. Гермиона проследила за его взглядом — за стеклом лежала обычная на вид метла, но на деле наверняка волшебная. Мальчик неотрывно глядел на нее, а на его веснушчатом лице застыло мечтательное выражение. Гермиона улыбнулась, подумав, что она выглядит, наверное, в точности так же, когда смотрит на книги. Возможно, они бы могли подружиться… В этот момент к мальчишке подскочили двое близнецов, таких же солнечно-рыжих, как и он, и начали галдеть:

— На что засмотрелся, малыш Ронни?

— Да он на «Нимбус-2000» губу раскатал!..

— О, он наверняка собирается стать чемпионом Британии…

— Куда там — чемпионом мира!

Из-за угла показался еще один рыжик, уже постарше и с очень серьезным выражением на лице. За руку он крепко держал девочку лет десяти и тоже рыженькую. Гермиона печально вздохнула. Да, с такой большой, шумной и веселой семьей друзья мечтательному мальчишке не понадобятся…

Прервав грустные размышления, раздался взволнованный мамин голос:

— Нет, вы не представляете, кто у них там в банке работает — гоблины!

— Дорогая, ну нельзя же так грубо. Да, банковские работники не всегда вежливы…

— Да я серьезно! Ладно, надо поторопиться. Предлагаю начать с нарядов, тут как раз недалеко, — предложила мама, сверяясь с картой, выданной им профессором МакГонагалл.

Они прошли совсем немного по улице и остановились у магазинчика с вывеской «Мадам Малкин. Мантии на любой случай». Заглянув внутрь, папа разочарованно заметил:

— Там уже несколько покупателей. Может, пока еще куда-нибудь зайдем? Что там еще по списку? Котел, телескоп, палочка…

Гермиона посмотрела через стекло витрины. С улицы было видно двух мальчиков примерно ее возраста. Они стояли на невысоких скамеечках и болтали, пока вокруг них летал и сам снимал мерки портновский метр. «Да, эти двое, похоже, уже подружились. Вон, болтают вовсю…» — огорченно подумала Гермиона и присмотрелась к ним внимательнее. У первого мальчика была бледная кожа и тонкие черты. Лицо его казалось умным, но немного высокомерным. Его очень светлые волосы были причесаны с безупречной аккуратностью — волосок к волоску. Второй мальчик в одежде не по размеру выглядел немного растерянным. На носу у него были круглые очки, перемотанные на переносице скотчем, а черные волосы были в совершеннейшем беспорядке. Гермиона улыбнулась и пригладила свои кудри — ей знакомы проблемы с непослушными волосами, как никому другому. Может, он мог бы стать ее другом, приди она пораньше…

Неожиданно стало темнее. Гермиона отвлеклась от разглядывания мальчишек, а ее родители — от спора о том, куда идти дальше. В изумлении они подняли глаза и увидели очень высокого и крупного мужчину, почти великана. Лица его практически не было видно из-за густых волос и бороды. На секунду Гермиона оторопела, но великан, заметив ее, вдруг тепло улыбнулся и подмигнул, а затем повернулся к витрине, стараясь привлечь внимание мальчика в очках. В руках великан сжимал два здоровенных мороженых.

Папа это тоже заметил и предложил:

— Что же, для начала, думаю, надо съесть по мороженому, а уж потом все остальное. Здесь где-то неподалеку должно быть кафе, по-моему, Фортескью или как-то так…

19 сентября 1991 года

— Гермиона.

Нет ответа.

— Гермиона!

Нет ответа.

— Да что ты там делаешь? — Рон Уизли заглянул через плечо Гермионы. — Письмо пишешь, что ли?

Гермиона, приятно уставшая и поглощенная своими мыслями, наконец заметила его и прикрыла письмо ладошкой.

— Может, и пишу. Не подглядывай!

Рон обиженно вздернул подбородок:

— Вот еще, очень надо! Я просто хотел узнать, чего ты спать не идешь.

Гермиона нехотя поднялась из уютного глубокого кресла. И впрямь пора спать — все уже разошлись, камин почти потух и опустевшая гриффиндорская гостиная погрузилась в полумрак. Поправив мантию и пожелав Рону спокойной ночи, Гермиона направилась к лестнице, ведущей в спальни.

Уже в постели она опустила полог и засветила Люмос. Она внимательно перечитала письмо — все ли написала, нет ли ошибок:

«Дорогие мама и папа!

Спасибо вам за поздравления и подарки, совы принесли все в целости и сохранности. Вы зря волнуетесь, я здесь совсем не скучала в свой день рождения. Хоть я и не говорила о нем никому, но все всё равно узнали, я не знаю как. И получился настоящий праздник: мне подарили пачку сахарных перьев и коробку шоколадных лягушек, а вечером кто-то принес в гостиную настоящий торт и все пели «С днем рождения тебя»! Правда, близнецы Фред и Джордж засунули в него хлопушку, и она громко хлопнула, когда я задула свечки, но это было даже весело. И потом мы все вместе ели торт и запивали тыквенным соком. И все меня поздравляли.

Знаете, хотя нет еще и трех недель, как я в Хогвартсе, но думаю, я скоро с кем-нибудь здесь подружусь. Конечно, не с кем-то вроде Гарри Поттера и Рона Уизли — эти двое постоянно попадают в разные переделки, они уже даже наказания успели заработать. Не знаю уж, хулиганы они или просто невезучие, но с ними мы точно не найдем общего языка.

В общем, у меня все прекрасно. Люблю вас и скучаю. Целую, ваша дочь».

Гермиона улыбнулась, убрала письмо и шепнула «Нокс». Засыпая, она подумала, что ее желание обязательно должно исполниться, ведь пока не взорвалась хлопушка, она успела его загадать, задувая свечки на именинном торте. И желание это было поскорее найти друзей, настоящих, верных и самых лучших. И чтобы на всю жизнь.

____________

* Использована цитата из книги "Гарри Поттер и Философский камень", глава 4.