Ну что ещё можно было подумать? (гет)

Ну что ещё можно подумать, когда женщина врывается на базу, раздеваясь на ходу?

Шкипер проводил взглядом Еву, которая по дороге в лабораторию Ковальски сбрасывала куртку, а торопилась так, что едва успела поздороваться.

— Вы думаете то же, что и я? — спросил Прапор, краснея до корней волос. Шкипер посмотрел на него строго.

— Я тебе такого думать не разрешал, — проворчал он, не желая признавать то, что уже казалось очевидным: между Евой и Ковальски что-то было. И даже не что-то, а вполне определённое что.

Как тут не думать, когда уже четвёртый день повторялось одно и то же: Ева прибегала под вечер, они с Ковальски запирались в лаборатории, и только неясные звуки из-за обитой железом двери возбуждали у Прапора наивное любопытство. Уходила Ева то поздно ночью, то рано утром, синяки у Ковальски под глазами после каждой ночи становились всё чернее, и он явно спал на ходу.

Прапор краснел и молчал, только на четвёртый день решился спросить, когда всё стало очевидно. Рико смотрел на Еву так, будто прикидывал, сколько динамита потребуется, чтобы разметать по окрестностям её маленькое, но тренированное тело. Шкипер завидовал молча.

— Отбой, парни, — скомандовал он за пять минут до собственно наступления отбоя. Сидеть и видеть железную дверь, за которой, как все понимали, в этот момент творилось всякое, было невыносимо.

Прапор дисциплинированно отправился чистить зубы, и через пять минут свет на базе погас, только мигала снаружи красная лампочка охранной системы, глядя в ночь недрёманными глазами видеокамер.

Шкипер лежал, глядя в тёмный потолок, и как-то так само собой получалось, что вспоминалась та знойная красотка, телефон которой он так бездарно потерял, а сон не шёл. Что же делать, если товарищу повезло, а остальным нет?

Рико уже спал — какие бы не облечённые в слова чувства ни обуревали его, они не были для него важнее сна, и теперь он по своему обыкновению храпел, свистел носом и ворочался, складываясь в самые немыслимые позы.

Прапор тоже переворачивался с боку на бок и едва слышно вздыхал, обуреваемый неясной тоской и смутными желаниями. Короче говоря — нормальным людям покоя не было, а всё из-за того, что Ковальски совсем потерял стыд. Которого, впрочем, и до того не имел вовсе.

Около полуночи Шкипер, мысли которого от того, что теоретически происходило в лаборатории, возвращались к знойной красотке и обратно, и опять по кругу, нарушил установленный распорядок, вылез из кровати и отправился на кухню делать себе кофе.

Он как раз пытался вспомнить, как же звали красотку, чтобы при случае поискать её в базах данных (Лейла? Шейла?), когда на пороге показался Прапор в своей любимой голубой пижаме с лунорогом на груди.

— Не спится? — участливо спросил он и заглянул в кружку Шкипера. — Может, я вам лучше какао сварю?

— Отставить, — велел Шкипер и похлопал ладонью по табуретке рядом. — Садись. Варианты?

— Какие варианты? — переспросил Прапор и потёр сонные глаза. — Мы все очень рады, что у Ковальски кто-то появился.

— Особенно Рико, — вставил Шкипер.

— Ева хорошая, — задумчиво продолжал Прапор, чуть покачиваясь на табуретке. — Сильная, надёжная, у них с Ковальски общие интересы... И она очень красивая.

Они со Шкипером посмотрели друг на друга, молчаливо соглашаясь насчёт последнего.

— Надо с ним тактично поговорить, — решил наконец Шкипер. — База — не место для свиданий. К тому же, кто знает, какие секреты Ковальски может украсть Ева, когда усыпит его бдительность или его самого? Запомни, Прапор, женщины коварны!

Он впервые задался вопросом, а сам ли он потерял ту бумажку с номером телефона, или Шейла-Лейла нарочно вытащила её у него из кармана во время прощального поцелуя?

Судя по взгляду, Прапор собрался с ним поспорить, даже открыл рот, но Шкипер остановил его, жестом показав, что не желает ничего слушать, и одним махом допил кофе.

— Завтра я с ним и поговорю, — решил он. — А теперь марш спать. Кто позволил нарушать распорядок?

— Но вы же... — заикнулся Прапор.

— Я — это я! — рявкнул Шкипер. — Мне можно, а тебе нет!

Прапора сдуло, словно ветром, и когда Шкипер вернулся, он уже спал или просто ловко притворялся, что спит.

— Не мог бы ты назначать своей женщине свидания вне базы? — тактично спросил Шкипер рано с утра, едва Ковальски выполз на утреннюю тренировку.

— Что? — переспросил он. Синяки у него под глазами делали его похожим на панду, но милым это вовсе не выглядело. — У неё просто места нет, вот мы и решили...

— Это хорошо, что у вас любовь, — встрял Прапор, невзирая на предупреждение Шкипера. — Но правда, это как-то...

Он замялся в смущении и тем самым дал Ковальски возможность его перебить:

— Никакой любви не существует, — сказал тот, едва поднимая тяжёлые веки, отчего взгляд получился совсем уже недружелюбным. — То, что принято называть любовью, это сложная совокупность химических и физических процессов...

— Так вот не могли бы вы с Евой сложно совокупляться где-нибудь в другом месте? — рявкнул Шкипер, потеряв терпение. — Вы мне Прапора смущаете!

— Ага, — подтвердил Рико.

— И ничего я не смущаюсь! — воскликнул Прапор и пошёл розовыми пятнами.

Ковальски вздрогнул, просыпаясь на глазах.

— Подождите, — медленно сказал он. — Почему вы сделали вывод, что между нами с Евой что-то есть?

— Потому что эта красотка летит к тебе на крыльях страсти, раздеваясь ещё у дверей, и вы запираетесь на всю ночь, многозначительно отмалчиваясь! — не выдержал Шкипер. — Как, по-твоему, должны это понимать нормальные люди?

— Как то, что наш проект срочный, сложный, мы ночами паяем микросхемы и из-за этого днём спим на ходу? — нерешительно вопросил Ковальски.

— Гы, — задумчиво сказал Рико.

— Вы что, подумали, что мы...

— Но она же красивая! — обиженно протянул Прапор. Казалось, ему невыносима мысль о том, что союз, который они себе навоображали, на самом деле не сложился.

— Я без понятия, красивая она или не красивая, нам нужно закончить динамический рассеиватель сигнала, — скучным голосом сказал Ковальски. — Вообще не понимаю, как вам пришли в голову подобные инсинуации. А теперь можно мне кофе?