Колыбельная (джен)

Демоны снова пришли за ней, как и в прошлую ночь. Они тянули когти, готовясь разорвать человеческое дитя на части, кровожадно скалились; глаза чудовищ горели алчным огнем...

Всхлипнув, Йаша проснулась, но на этот раз демоны никуда не исчезли, притаились где-то рядом, в густо-чернильной тьме. Она чувствовала их дыхание, а в углу блеснули желтые глаза... Йаша сжалась в комочек под одеялом, прижав к себе единственное свое сокровище, прощальный дар отца. Может быть, здесь ее не найдут... Но мягкие шаги, еле слышные, раздавались все ближе; еще немного, и когти демонов с легкостью разрушат это жалкое укрытие.

— Руна, — позвала она слабым голосом. — Руна...

Послышались шаги, но совсем другие — твердые и уверенные, от которых демоны пугливо спрятались по углам. Воительница вошла в лачугу и села рядом с девочкой, положила ей на плечо сильную руку:

— Что случилось?

— Демоны, — Йаша уткнулась ей в колени. — Они хотят утащить меня...

— Здесь нет демонов. А если придут, я убью их. — Этим обещаниям можно было верить: Руна всегда прогоняла любых врагов, которых в смутные времена хватало. Она не расставалась с кольчугой и мечом даже ночью — Йаша и сейчас чувствовала слабый запах железа и слышала тихое позвякивание, когда воительница шевелилась.

— Там, в углу... — в указанном месте, подтверждая ее слова, снова загорелись желтые огни; раздалось сиплое мяуканье.

— Это всего лишь кошка, — Руна успокаивающе погладила Йашу. — Брысь! — она топнула ногой, но еще не успевшее одичать животное не вняло предупреждению, нахально подойдя и начав тереться об ее сапоги. Пинка не последовало, мало того — со вздохом подтянув к себе мешок, где хранился их скудный провиант, Руна уделила кошке кусок сушеной рыбы:

— Бедолага, тоже страдает от Призвания... Хозяев, скорее всего, уже и в живых нет.

Отощавшая кошка немедленно вцепилась в угощение, захрустели кости; Йаша, облегченно сопя, устроилась поудобнее, прижимаясь к своей опекунше. Теперь можно не бояться ничего... Руна была единственным человеком, оставшимся у нее. Остальных забрали демоны — и отца, которого Йаша одновременно боялась и обожала, и болезненную мать, редко выходившую из своих покоев, и всех слуг. Саму девочку вовремя отослали, поручив заботам телохранительницы; напоследок отец поспешно сунул ей в руки странный камень — для чего он нужен, дочь Хокана Ашира еще не знала, но берегла как зеницу ока. А потом начался кошмар — мир рушился в невероятном грохоте, а любое встреченное существо, живое или неживое, становилось их врагом. Даже небо было залито кровью... Тогда демоны и стали приходить, стремясь завершить начатое.

Безымянная воительница (Руной называла ее Йаша, сокращая от «рунного воина» — Хокан не утруждал себя запоминанием имен рабов; против нового имени она возражать не стала) осторожно поправила одеяло, чтобы ночной холод не добрался до ребенка. Йаша, хоть и успокоилась, засыпать не спешила, и Руна запела старую эльфийскую песню, которую слышала в далеком полузабытом детстве... Это было проверенное средство, действующее куда лучше любых снадобий. Слухом и голосом боги ее обделили, но девочка слушала внимательно, забывая о пережитом, и наконец заснула крепким и спокойным сном без кошмаров.

Руна не уходила — на случай возвращения демонов. Она поклялась Хокану Аширу защищать его дочь и честно исполняла клятву, впервые за многие годы обернувшись к добру. Может быть, это хотя бы частично поможет искупить совершенное за все время пребывания рунной воительницей, послушной убийцей на службе у некроманта, безвольной куклой... К тому же она искренне привязалась к ребенку — Йаша доставляла немало хлопот, но Руна ни за что не отдала бы ее кому-то другому.

Йаша повернулась во сне, рунный камень едва не выпал из ее рук. Забрать его сейчас и вернуть себе свободу не составило бы труда. В конце концов, разве бросила бы она подопечную, даже обретя возможность распоряжаться собой? Она заслужила это за века, проведенные под властью чужой, злобной воли. Ничего бы не изменилось, Йаша все равно еще не умела обращаться с руной. Но воительница поборола это искушение давно, еще в страшный день, когда началось Призвание. Поступить так с ребенком она не могла.

— Спи спокойно, дитя, — прошептала Руна. — Я посторожу...

* * *

Руна смотрела в потолок королевского дворца, распростершись на каменном полу. Неугасимое Пламя медленно пожирало ее плоть, но боли, как ни странно, больше не было — наверное, она перешла всяческие допустимые пределы. Скоро не останется совсем ничего, лишь вечное забвение и покой. Хорошо бы... Создатель повержен, настало время уйти с миром. Хирин не прогонит ее от Реки Душ...

— Глупо. Как глупо... — Руна не могла видеть Йашу, та стояла где-то в стороне, но прекрасно знала, какое у нее выражение лица — за годы, проведенные вместе, она часто слышала от воспитанницы эту фразу. Маленькая испуганная девочка выросла, став истинной дочерью своего отца, жестокой и беспринципной.

— Я знала, что ты это скажешь, — Руна попыталась улыбнуться, но мышцы лица уже плохо слушались.

— Мы все могли бы дать тебе свою кровь, — Йаша опустилась рядом с ней на колени. Руна с трудом сумела повернуть голову, чтобы посмотреть на нее — сквозь привычную безразличную надменность пробивались страх, мольба, неготовность смириться... и что-то еще, чему усталое сознание уже не могло дать имени. Но ради этого она была готова простить все, что претерпела, находясь в рунном рабстве.

— Нет... Неугасимое Пламя просто сожжет ее, — сказала Руна, уже ощущая присутствие смерти. — Все кончено, меня ждет вечный сон.

В глазах Йаши при этих словах промелькнуло нечто, натолкнувшее ее на далекое воспоминание из прошлого, когда они еще ладили между собой:

— Забавно... В детстве ты часто не могла заснуть, и я сидела тогда рядом с тобой и пела эту глупую песенку...

— Я никогда не благодарила тебя, — медленно кивнула Йаша.

Слабый выдох, еле слышный голос:

— У тебя еще... есть время...

На несколько мгновений повисла полная тишина. А потом зазвучала песня, которую Руна узнала сразу — древняя эльфийская колыбельная, дарившая покой многим поколениям детей.