Les Roses De L'Eden (гет)

Soundtrack — Songe d'Automne — Titanic orchestra.

Сентябрь, 2001 год

Нарцисса Малфой не любит осень — время, когда вспоминаются забытые разбившиеся мечты. Она стоит в малой зале, прекрасная в своей утончённости и элегантности, обхватив фарфоровые плечи руками и опустив глаза. Вечера во Франции поразительно идеальны своим запахом вин Château Duhart-Milon и прохладной меланхолией. Серебряные серьги в ушах Нарциссы переливаются в лучах умирающего солнца, а она лишь обречённо вздыхает.

Леди Малфой, последняя из рода Блэк, — ангел с хрустальными крыльями, стоящий среди мраморных колонн и высохших багряных роз. Нет же, она здесь не хозяйка, а всего лишь предмет декора, прекрасная Афродита Милосская. Белоснежные пряди, так небрежно-прекрасно выбившиеся из водопада расплавленного белого золота; сквозь тёмную дугу ресниц — в непроглядно-чёрных, точь-в-точь как у Беллы, глазах разливается коньячная грусть.

«До чего всё это довело, Люциус?! Богемский хрусталь, Château Duhart-Milon: мы же с тобой дети Туманного Альбиона. А кто же сейчас? Изгнанники, убийцы! Ты же обещал мне, Люциус, наше будущее в новом мире без грязи, но вот мы и сами втоптаны в неё. Зачем же ты верил в Эпоху Возрождения, зачем же я верила в тебя?..»

Северный ветер рассеянно обнимает кремовый шифон, разлетающийся от каждого прохладного поцелуя. Тонкие пальцы поправляют рукава — любовь к перфекционизму привита с самого её рождения. Последний луч теряется в белоснежных локонах, выкрашивая расплавленное белое золото в светло-апельсиновый, на пальце пылает кроваво-алый рубин.

За окном кружатся в венском вальсе багряно-золотые листья, где-то совсем рядом плачет скрипка. Грустная и волнующая песня осени разливается по саду сладкой истомой. Казалось бы, что может быть прекраснее золотой поры в пик её великолепия? Несомненно, такую осень воспевают маггловские классики. Сама природа зазывает закружиться в самом центре комнаты, взмахивая тёмными юбками, и пуститься в святое безумие. Но стоит леди Малфой посмотреть — осенние краски мгновенно тускнеют под взглядом чёрных, ну точь-в-точь как у Беллы, глаз. Потому что осень — это Меда, загадочно-романтичная, но отнюдь не Цисс, ведь она — зима.

С детства Малышка Цисс смотрит на всё презрительно-брезгливым взглядом, красота вещей при ней распадается на миллионы ничтожных осколков. В ней живёт дух Розье, дух страстных эстетов и вседозволенных лицемеров с больной душой и по-королевски капризными губами, пороки которых не знают границ. Кажется, их кровь течёт только в ней, в двух старших сёстрах же пылает пагубное безумие Блэков. У Нарциссы даже имя нетрадиционное — она хрупкий самовлюбленный цветок среди безумных мерцающих звёзд.

Изящная ладошка прикасается к золотой ручке двери, леди Малфой входит неторопливо и величественно, словно королева-изгнанница. За небольшим столом сидит красавец муж и лениво смотрит на давно остывший кофе. Люциус, Люциус... Притворно-скучающий и обманчиво-беззаботный, волнение выдают лишь холёные пальцы, сжимающие набалдашник трости чуть сильнее обычного. Ты слишком горд, чтобы признать свой позор, о скользкий-скользкий гордый друг. Серебряные нити среди белоснежных волос, в последнее время позорной седины стало слишком уж много. Цисс становится позади невидимой тенью и сжимает плечо мужа — почти невесомо и словно тайком. Теперь им осталось дождаться сына.

Минуты тянутся горьковатой карамелью, вскоре стены окрашиваются в голубовато-фиалковый полумрак. Первые дни сентября — призрачная грусть по прошедшему лету, остальные же — всего лишь ожидание неизбежного. Ненавязчивый аромат багряных роз и давно остывшего кофе лёгкой дымкой рассеивает скользкие щупальца волнения.

Драко влетает, пожалуй, излишне неожиданно, неожиданно даже для давно заждавшихся. Растерянный и потрёпанный, да-да, совсем ещё мальчишка в свои-то двадцать один. На щеках алеет румянец, белоснежная рубашка помята, где-то в светлых волосах затерялся позолоченный листочек. Не такой целеустремленный, как отец, не такой сдержанный, как мать, да и вообще не оправдавший всех ожиданий. А может быть, это лишь из-за того, что Слизерин давно не тот?

Взгляд Люциуса не сулит ничего хорошего, но впрочем, он всегда так строг. «Не наследник, а сплошное разочарование» — слова, так и не сошедшие с губ, но призраком витающие между отцом и сыном.

— Драко, — тон вкрадчиво-строгий, но более мягкий, чем обычно. — Тебе нравится здесь, Драко?

Сын небрежно усмехается, облокачиваясь на антикварный стол.

— Я не могу сказать точно.

Люциус ответом недоволен, уж ничего мальчик сказать точно не может. В расплавленном серебре глаз неприкрытое сожаление, сожаление о давно упущенных днях, проведённых не за воспитанием наследника, а за чем-то далёким и совсем не нужным...

Жаль, очень-очень жаль, только время вспять не повернуть.

— А в чём же дело, отец? — не выдерживает Драко.

Нарцисса мысленно содрогается. Она прекрасно знает своего сына, знает о его свободолюбии и понимает: ничего хорошего из этого брака не выйдет.

— Мы возвращаемся на остров, Драко. Я...

— Но это же безумие, отец! Просто безумие! — мальчик слегка пятится назад, теряя самообладание. — Нас убьют, как остальных, нам не простили!

— Не учи меня, Драко, — гневно смотрит отец, — всё решено. Я нашёл тебе невесту.

Мелкая дрожь в руках, нервное сглатывание, в этих огромных глазах — сначала слепое неверие в слова Люциуса, смехотворная надежда на то, что это неправда. Затем проблеск понимания, осознания, руки ещё сильнее взлохмачивают светлые пряди. Пугающая гримаса затравленности на лице.

«Драко... бедный мой, дорогой мальчик, до чего же ты ещё ребенок. Даже серые твои глаза, почти таких же как и у отца, так полны невероятной обидой. Но ты же знаешь, дорогой мой мальчик, что ты — единственный наследник, — пусть и такой у меня непутёвый, — безжалостных завоевателей, пришедших на наш Туманный Альбион Мерлин знает сколько веков назад. Но разве женитьба такая уж непосильная ноша для тебя?»

— Кто? — сипло, безнадежно.

— Астория Гринграсс.

— Понятно.

А он, к слову, её даже не знает. Сначала как-то по-детски жалобно смотрит на мать, а затем просто уходит, больше ничего не сказав.

С хлопком зажигаются свечи. Танцующие тени в черничном полумраке стеллажей.

— Малфои — не изгнанники, Цисс. Ты же знаешь. Мы с тобой рождены побеждать, а не прятаться.

Вот так, осенние вечера во Франции воистину жестоки — у Драко Малфоя рушится жизнь, но они по-прежнему поразительно идеальны — своими душистыми ароматами вин Château Duhart-Milon.

Великий Салазар, спаси наши души!