Дочери Нора (джен)

Еще в прошлую луну Синʼранн была самой обычной темноэльфийской девушкой, пусть и очень красивой — с детства ею восторгались. Хрупкое телосложение, кожа идеальной гладкости и белизны, черные блестящие волосы до талии, большие синие глаза и тонкие черты — словно ожившая статуя древних мастеров, канон красоты женщины-Норкейн. Будущее не сулило юной эльфийке чего-то сверхъестественного — замужество по достижению совершеннолетия и до конца жизни… Такая перспектива ее не радовала и не огорчала — все женщины так живут, чего иного еще желать? Глава семьи уже начинал задумываться о выгодной партии для дочери, Синʼранн знала, что с ее внешностью и происхождением есть надежды на удачный брак.

Но беда пришла, откуда не ждали. Отец совершил серьезную ошибку и попал в немилость, еще немного, и Архонты нашли бы повод принести его в жертву Серебряному Ткачу… Выход оставался лишь один — как раз приближалась Церемония. Ежегодно в храм приводили прекраснейших темноэльфийских девушек, чтобы жрецы могли отобрать достойных стать Дочерьми Нора.

— Это последний шанс, — доказывал отец жене. — Если Синʼранн изберут, с меня снимут все подозрения… Нашей семье будут оказывать почести. Если меня не станет, то кто позаботится о вас? Сын еще слишком молод.

Мать только подавленно молчала, сознавая правоту мужа. Выбор был слишком страшным, и она предоставила решать ему. Но у Синʼранн и такого не было… Ей оставалось лишь исполнить свой долг, как подобает послушной дочери.

Син'ранн знала, хоть и понаслышке, что ее ждет в случае избрания — превращение в полуженщину, полупаука, создание из ночных кошмаров. «Паучье отродье» — так называют Дочерей Нора за глаза, но никто не смеет сказать это во всеуслышание… В дни войны она отправится пить кровь Светопоклонников во славу Молчащего, а в мирное время будет уважаема всеми темными эльфами, самые гордые Архонты упадут перед нею ниц; оскорбить Дочь Нора даже в малости — один из тяжелейших грехов. Это высшая честь, которую только может оказать Серебряный Ткач своей последовательнице…

…но цена за нее слишком высока. Зачем чудовищу всеобщий почет и поклонение?..

В положенное время явился Архонт, едва удостоив вниманием всех, кроме Синʼранн. Тщательно осмотрев ее, как рабыню на рынке, жрец остался доволен. Красота юной эльфийки его впечатлила настолько, что он закрыл глаза на неподходящий возраст — Синʼранн была моложе, чем нужно.

— Всего два года до совершеннолетия, велика ли важность? Она уже затмевает почти всех нынешних претенденток, каких мне довелось видеть, — от этих слов Син'ранн похолодела. Комплимент, который в другое время ее бы порадовал, теперь вызывал ужас. — Через трое суток за ней придут…

За эти трое суток мучительного ожидания луна стала полной и яркой. Глаз Нора теперь мог видеть дела, творимые детьми бога, с наибольшей ясностью — эта ночь считалась самой священной, предназначенной для важнейших ритуалов, таких, как Церемония. И когда серебряный диск едва показался на небосклоне, за Синʼранн пришли двое жрецов в черно-фиолетовых мантиях — почетная охрана, или, вернее сказать, конвой. Син'ранн, одетая в лучшее платье, причесанная по последней моде, ухоженная до кончиков ногтей — кандидатка в Дочери Нора должна выглядеть безукоризненно — последовала за ними, стараясь сохранять идеальную осанку и спокойное выражение лица, как наставляли родители. Кроме жрецов ее сопровождали ближайшие родственники — отец, мать и младший брат, которому едва исполнилось пять лет.

Это был первый выход Синʼранн за пределы дома, и она сначала даже позабыла о предстоящей Церемонии, с любопытством рассматривая родной город, который никогда не видела вблизи, и бескрайнее вечернее небо, не искаженное оконным стеклом. Но потом ее взгляд наткнулся на статую, изображавшую печальную красавицу с руками, заведенными за голову. Синʼранн знала, что это означает — каждая избранная Дочерью Нора запечатлевалась искуснейшими скульпторами, и каменный лик становился украшением городских улиц и вечным напоминанием о принесенной жертве. На мгновение Син'ранн показалось, что у статуи ее лицо. Может, та несчастная была ее родственницей? Кто знает — никакого имени на пьедестале не значилось… «Скоро и я встану рядом, — подумалось ей. — И уже мимо моей статуи девушки пойдут на Церемонию, так же, как я, не желая этого…»

На пути к храму им попалось немало статуй: год за годом темные эльфийки уходили в серебряные чертоги Молчащего, чтобы вернуться паучьими отродьями. Пусть избранных было немного, не более пяти за раз, а чаще всего подходила лишь одна девушка, за века этой традиции Нор забрал не одну сотню своих подданных. Каменные девы, казалось, смотрели с немым осуждением вслед процессии… Но разомкнуть губы и вступиться за будущую жертву они не могли, и никто не помешал жрецам довести Синʼранн до храма.

В обсидиановых залах, отполированных до блеска, уже толпился народ — претендентки, их свита, простые зрители, пришедшие посмотреть на Церемонию… Молодые темные эльфы, еще бессемейные, приглядывались к девушкам — они были куда менее придирчивы к красавицам, чем Архонты, и те, что не становились Дочерьми Нора, очень скоро выходили замуж. Синʼранн заняла свое место среди участниц ритуала, кожей ощущая восхищенные взгляды — если ей удастся вернуться домой, то от предложений о браке не будет отбоя. Восторги не льстили новой кандидатке — казалось странным, что в то время, как решается ее судьба, те, которым никогда не узнать подобного, спокойно любуются ею, словно бездушной статуей, и примеряют, достойна ли эта статуя украсить их дом. Горькая и желчная мысль, несвойственная ей ранее, смутила Синʼранн, и она поспешила отвлечься, осматриваясь по сторонам.

Перешептывания зрителей сливались в ровный гул, от ярких нарядов рябило в глазах… Здесь собрались лучшие из дев Норкейн, цвет города — требования Серебряного Ткача высоки, даже просто миловидные эльфийки оскорбляли его взор. Синʼранн насчитала около трех десятков, включая ее саму. Она невольно стала присматриваться к товаркам по несчастью — какие же они разные, непохожие друг на друга, и каждая идеальна, словно жемчужина в лучшем ожерелье матери! Особенно привлекла ее внимание высокая темная эльфийка с волосами и глазами цвета лунного серебра. Эта Норкейн обводила толпу ясным взглядом, будто свергнутая королева перед казнью, выражение ее лица было мягким и спокойным — она принимала свою судьбу и мужественно смотрела ей в глаза.

Была и еще одна, чье поведение разительно отличалось — девушка со странными, желтыми, как у дикой кошки, глазами. Она выглядела так, словно пришла на великое празднество, выделяясь роскошью убранства даже среди самых богатых участниц, и держалась свободно и уверенно; пришла она сама, в нарушение всех традиций, без жрецов и родственников, выйдя на улицу одна. В другое время ослушницу ждало бы суровое наказание, но сегодня никто не осмелился остановить ее хотя бы словом. Синʼранн уже успела узнать ее имя, бывшее на слуху у всех посетителей храма — Гултар. Она добровольно вызвалась стать Дочерью Нора — что ж, это тоже не редкость, и такие проходили отбор вместе со всеми, несмотря на желание… Но для Гултар сделали исключение — с таким жаром она вещала о видении, заставившем ее явиться на Церемонию.

— Наш господин явился мне в образе серебряного паука, — объявила она всем присутствующим, позвякивая браслетами в такт. — Он призвал меня, свою верную дочь, занять место у его ног, как подобает. Святотатцы и еретики переполняют чашу его терпения, Повелитель гневается, я видела это. Близится час расплаты, каждый грешник будет покаран, и мы, орудия Нора, должны быть наготове! — удивительные глаза Гултар горели фанатичным огнем, религиозный экстаз преображал ее до неузнаваемости, придавая чертам лица особую, пугающую красоту. — Нельзя медлить…

— Если Серебряный Ткач зовет тебя, мы не в силах этому препятствовать, — даже Верховный Архонт выглядел слегка обескураженным. Редко какая из девушек на Церемонии вела себя так самоуверенно. — Встань с остальными девами, сестра. Ты пойдешь вместе с избранными…

Царственно кивнув, Гултар встала в общий строй. Настало время Церемонии, сплетни и обсуждения прекратились, звучали только голоса священнослужителей, моливших Нора принять и освятить их выбор. Наконец стихли и они — в полной тишине, нарушаемой только неуловимым шелестом мантий, Архонты ходили мимо девушек, пристально изучая их, чтобы не совершить ошибки. Совещались они, по всей видимости, мысленно: Синʼранн заметила, что жрецы обмениваются вопросительными взглядами и изредка утвердительно кивают друг другу. Потом они так же бесшумно отступили, остался лишь Верховный Архонт, вознесший длинную молитву, к которой на этот раз присоединились все прихожане. Когда напряжение достигло апогея, жрец замолк. Под сотнями взглядов он медленно указал жезлом на сереброволосую Норкейн:

— Ты избрана. — Девушка склонилась до земли, как предписывал ритуал, и снова грациозно выпрямилась, ничуть не изменившись в лице.

— Ты избрана, — повторил Архонт для… Синʼранн. Она не сразу поняла, что говорится о ней, потрясенно застыв; спохватившись, последовала уже показанному примеру. Толпа восторженно затянула песнопение во славу Серебряного Ткача, которое подхватили девушки, избежавшие участи паучьих отродий. Их облегчение, пусть и хорошо скрываемое, чувствовалось ясно — Гултар скривилась, отвернувшись от малодушных. Синʼранн по большей части шевелила губами — петь она не могла. К счастью, этого никто не заметил… Она пыталась найти в толпе отца или мать, но все лица сливались в одно — торжествующее и фанатичное, узнать кого-то было невозможно.

Почему?..

Тем временем пение кончилось, Архонт прочел не менее длинную и высокопарную, чем молитва, речь, обращаясь к новоявленным Дочерям Нора — о чем он говорил, Син'ранн не понимала; отсеянные кандидатки поспешно покинули зал — им больше нельзя было здесь оставаться. Приближалась кульминация Церемонии… Избранных раздели донага, но Синʼранн даже не пыталась прикрыться, это больше не имело значения. Да и для всех остальных она теперь была святой Дочерью Нора, оскорбить которую даже непочтительным взглядом никто не дерзнул бы. Гултар разоблачилась сама, отвергнув помощь жрецов — теперь она допустит лишь касания Серебряного Ткача. Третья девушка вела себя все так же величественно, но смиренно…

Их привязали к столбам, стоящим кругом в центре зала, друг напротив друга, в той же позе, что и у жертвенных статуй — руки скрутили, заведя за голову в знак покорности новому отцу. После этого все ушли, даже Архонты. Оставалось лишь ждать, когда луна войдет в пик яркости и Молчащий перенесет их в свои чертоги…

— Ничего не бойтесь, сестры, — возгласила Гултар, заметив состояние Синʼранн. — Угодным Повелителю нечего страшиться, колеблются только грешники, слабые духом. А мы, избранные Нором, должны твердо ступать по указанному им пути…

— Да хранит нас тень Нора, — невпопад ответила Син'ранн. Сохранит ли от него самого?.. Гултар, удовольствовавшись этим, скоро впала в подобие молитвенного транса, перестав обращать внимание на что-либо.

— Как тебя зовут? — прошелестела вторая избранная в наступившей тишине, разбив этим простым вопросом стену, оградившую Синʼранн от прочего мира.

— Синʼранн, — род называть девушка не стала — теперь она его лишилась. — А твое имя?

— Шилэйн. Почему ты оказалась здесь?

— Мой отец разгневал Архонтов и отдал меня, чтобы искупить вину. Говорят, с семей Дочерей Нора снимаются все грехи…

— Но более тяжкий грех лег на его душу сегодня, — понимающе сказала Шилэйн. Хоть это и звучало святотатственно, Синʼранн не могла возразить, да и не хотела. После короткой паузы ее собеседница заговорила снова:

— А мой отец пропал, отправившись в экспедицию на Годланд… Он был Драконом и вел отряд наших воинов к неизвестным землям. Не вернулся никто… Мы и так едва сводили концы с концами, а после смерти отца у нас с матерью не осталось совсем ничего. Никто не захотел жениться на бесприданнице, да еще сироте без покровительства, и жрецы привели меня сюда.

Синʼранн не знала, какие слова найти, чтоб поддержать Шилэйн — горести этой девушки намного превосходили ее собственные. С таким ей сталкиваться не приходилось никогда — до Церемонии жизнь была безмятежной, лишенной тягот и страданий… Но боль подруги по несчастью задела и ее сердце тоже.

— Я… сожалею. — Вышло неловко, но Шилэйн кивнула, принимая утешение:

— Мне-то ничего, только за мать волнуюсь, она совсем одна осталась.

— Может, к ней Серебряный Ткач будет милостивее, чем к нам… — но обе избранные уже знали, что на милость темного бога рассчитывать не приходится.

— Как ты думаешь, оставит ли он хоть что-то от нас прежних? — с затаенной надеждой вдруг спросила Шилэйн. — Я мечтала увидеть чужие страны… А Дочери Нора путешествуют с армиями.

— Мы непременно посмотрим мир, — обещала ей Синʼранн. — Кто нам теперь запретит?

Слабая улыбка озарила лицо темной эльфийки:

— Что ж, в нашем положении есть и хорошие стороны… сестра. — Это слово далось ей легко, несмотря на то, что девушки были знакомы всего несколько минут.

— До этой ночи у меня не было сестер, — призналась Синʼранн.

— У меня тоже, — Шилэйн не могла протянуть ей руку, подругам пришлось ограничиться взглядом. Сквозь высокие стрельчатые окна храма на них упал луч луны, будто скрепляя этот союз… Наступил священный час Нора, и бог пришел за своими жертвами.

В следующую минуту Синʼранн, освобожденная от пут, уже стояла в удивительном месте, очень напоминавшем логово паука. Но когда она прикоснулась к паутине, развешанной по всем стенам, то обнаружила, что сеть соткана из тончайших нитей лунного серебра. Чертоги Нора, конечно же… Ни Шилэйн, ни Гултар здесь не было — она осталась в одиночестве. Но ненадолго — едва Син'ранн успела осознать происходящее, рядом с ней материализовался сам хозяин этого места в своей темноэльфийской ипостаси, окутанный светлой холодной аурой. Синʼранн опустилась перед ним на колени, мелко дрожа — все попытки сдерживать ужас вмиг стали бесполезными.

— Встань, дочь моя, — мягко произнес Нор и подал ей руку. Ослушаться приказа она не смогла и покорно выпрямилась.

— Не бойся, — продолжил бог, отведя с ее лица темные пряди распущенных волос. — Здесь ты в безопасности… — его взгляд и голос гипнотизировали Синʼранн, та замерла, перестав наконец дрожать и забыв обо всем.

Серебряный Ткач неторопливо провел пальцами по ее руке до самого плеча, ненадолго задержавшись рядом с теплой шеей, на которой едва заметно билась жилка — Синʼранн не двигалась, безмятежно расслабившись; затем снова взял ее кисть и поднес к губам… Блеснули паучьи жвалы, впиваясь в кожу; эльфийка вскрикнула, сбросив оцепенение. От места укуса тут же начал распространяться мертвенный холод, быстрее и быстрее, жертва забилась в конвульсиях. Боль охватила все ее тело, неумолимо начавшее преображаться: лопалась кожа, слышался треск костей, тут же заглушаемый нечеловеческими воплями Синʼранн — они прекратились лишь после того, как яд парализовал связки горла. Все, что ниже пояса, стало бесформенным раздувшимся месивом, из которого понемногу вырисовывались очертания будущих паучьих лап. Один взгляд на это мог бы ужаснуть до сумасшествия, но несчастная ослепла от боли — единственное милосердие, подаренное ей судьбой.

Нор откровенно наслаждался — пока тело Син'ранн терзалось от яда, он беспрепятственно касался ее полностью открытой души, удерживая от падения в Мор Дуин, изменял по своему желанию сознание. Теперь она действительно станет его дочерью, послушной и чтящей отца выше всего в мире… Ни одна из Светопоклонниц не захотела этого — пусть пеняют на себя, когда истинное дитя Нора будет вырывать им сердца, потому что так пожелал ее господин! Иллюзия творения новой жизни — недоступного ренегату мастерства — наполняла его неописуемым восторгом, приводя в экстаз. До мучений девушки Серебряному Ткачу не было дела, бог сильно удивился бы, если кто-то попытался бы обратить на них его внимание. Ведь это для ее же блага! Он доводит создание брата до настоящего совершенства!

Не выдержав страданий, которые без вмешательства Нора непременно убили бы Синʼранн, помутившийся разум отказался служить ей — волны боли смыли пределы всякого терпения. Черные крылья небытия распахнулись над ее сознанием…

…Очнувшись и открыв снова прозревшие глаза, Синʼранн обнаружила, что находится в подземелье, темном и прохладном. Боль ушла, все тело стало потрясающе легким… Она посмотрела на свои руки — пальцы украсились длинными черными когтями, на коже выступили хитиновые бугры, твердые, как пластины доспехов; ощупала голову — волосы исчезли, череп тоже покрылся хитином. Попробовав сделать шаг, Дочь Нора обнаружила, что ног у нее теперь восемь, и ниже пояса тело вообще паучье… но разве так не было всегда? Забвение милосердно стерло подробности ритуала, а уж что происходило до него, и вовсе кануло в безызвестность, осталась лишь память о Господине. При одной мысли о нем она зашипела от восторга — голос отдавался эхом. Ее сестры… Они тоже где-то здесь. Но зачем общаться так примитивно, когда есть лучший способ? Синʼранн потянулась к ним мысленно и немедля получила ответ. Вместе они молились Отцу, истово и долго, охваченные одним порывом.

Внезапно их блаженство было нарушено — шаги и далекий звон металла вынудили Дочерей Нора прервать молитву. Лязгнула решетчатая дверь, вошли жрецы, тянущие на цепи еще одного Норкейн, которого явно только что пытали. Разъяренная Синʼранн повернулась к ним, возмущенно шипя и щелкая, позабыв все слова — снести головы наглецам ей мешало лишь сознание, что Отцу не понравится смерть его слуг, которую он не дозволил.

— Не гневайся, великая госпожа, — старший жрец подобострастно склонился перед ней. — Мы привели святотатца… Да свершится над ним правосудие Серебряного Ткача.

— Вы обещали мне!.. — цепь яростно зазвенела, но разорвать ее узник не мог.

— Почести, да, — терпеливо объяснил Архонт. — А разве мы не оказываем тебе почести, приведя на встречу с Дочерью Нора? Ты ей не совсем чужой, если госпожа не тронет тебя, так и быть, оправдан. — На лицах жрецов появились мрачные усмешки, будто прозвучала очень остроумная шутка. Толкнув пленника в спину, конвоиры ушли, не забыв накрепко запереть дверь. Синʼранн не торопилась нападать — никуда не денется, пусть познает весь гнев Отца, которого посмел оскорбить. В том, что перед ней преступник, сомнений не возникало… Мысленно она подала сигнал сестрам, те начали подбираться ближе, предвкушая забаву. Лицо темного эльфа, искаженное страхом, сначала разгладилось при виде спокойно стоящего чудовища. Но когда Дочь Нора почти ласково коснулась его когтем, легонько пощекотав шею, по подземелью разнесся душераздирающий крик. Рванувшись вперед, эльф попытался скрыться в тоннеле, но наперерез ему с жадным шипением ринулась Гултар. Он метнулся в другой свободный проход — Синʼранн с легкостью догнала его, невзирая на недовольство Шилэйн, которая была дальше всех и не успевала к погоне. Началась охота… Три Дочери Нора гоняли свою добычу по всему подземелью, как кошка — мышь, находя в этом немалое удовольствие. То одна, то другая притворялась, что готова схватить преступника, заставляя его тщетно метаться в поисках выхода. Наконец Синʼранн, которой это быстро наскучило, да и пленник уже выдохся, решила закончить игру. Она нависла над жертвой — в глазах Норкейн мелькнуло узнавание и связанный с этим неописуемый ужас.

— Разве ты меня не помнишь? — срывающимся голосом позвал он паучье отродье. — Синʼранн, дочь моя… — острый коготь аккуратно вспорол ему горло, и эта речь захлебнулась в крови.

— Мой отец — Нор Серебряный Ткач, — вслух заявила Син'ранн. Сестры одобрительно закивали, подбираясь к трупу поближе. Синʼранн не спеша слизнула кровь казненного с когтей. Она знала, что сказала правду…

И что Отец, вне всяких сомнений, будет доволен.