Запасной план (гет)

Драко

Сегодня у меня очень важный день. Сегодня у меня будет суд.

Утро наступило слишком быстро, хотя спал я очень мало. Чем светлее становилось за окном, тем больше меня охватывал страх. Больше всего пугало чувство неизвестности. Я не знал, что буду делать завтра вечером, через неделю, через пять лет. Не знал, где и кем я буду. Уже, наверное, в тысячный раз я прокручивал у себя в голове всё, что со мной случилось и что я натворил. Я анализировал каждый свой шаг и каждую мысль — как бы я поступил, если бы вернулся в прошлое? Что мог бы изменить? Конечно, это было абсолютно бесполезно, сейчас, когда всё свершилось. Но я не мог придумать ничего другого, чем себя занять, чтобы отвлечься от грызущего чувства вины.

Последний месяц мы с мамой безвылазно просидели в поместье. Когда отца увезли в Министерство Магии, нас отправили домой до выяснения обстоятельств и запретили покидать его территорию. Почти всё время я провел в своей комнате, потому что смотреть на маму просто не мог. В те редкие часы, которые мы проводили в компании друг друга, мне было невыносимо больно разглядывать её. Она всегда выглядела просто превосходно — осанка, манеры, внешний вид — всё было идеально, даже когда мы проводили время втроём с отцом. Теперь от этой гордой и безупречной женщины осталась только бледная тень. Мне так хотелось поговорить с ней, поддержать ласковыми словами. Но как только я видел её, все приготовленные слова комком вставали в горле.

С каждым днём мне все больше и больше казалось, что ещё день — и она растает. Мама приходила ко мне вечером, желала спокойной ночи, а иногда спрашивала — как у меня дела или как я себя чувствую. Мне было тошно от этих вопросов. Чаще всего я ей не отвечал, и она, тихо закрыв дверь, уходила.

Об отце всё это время не было никаких новостей. За завтраком я видел, как мама вздрагивает, и с какой надеждой смотрит за окно, когда сова приносит почту. А потом её лицо снова становится серым — кроме свежей газеты, писем снова нет.

От «Пророка» тоже было мало толку. В самой первой газете, которую принесла сова во второй день после битвы за Хогвартс, была статья об арестах.

«Были задержаны Пожиратели Смерти, среди которых оказались потомки нескольких древних чистокровных семей, а именно...» — и перечисление многих знакомых мне имен, среди которых были и моё имя, и имя мамы, и имя отца. В остальном, это были огромные колдографии героев войны, интервью, статьи о том, сколько было поймано Пожирателей Смерти, даты ближайших судов, результаты рейдов и прочая «шокирующая» информация.

Однажды утром, спустившись в гостиную, я увидел, как мама рыдает с письмом в руках. Это было извещение о том, что я должен явиться двадцать восьмого мая в десять пятнадцать на слушание своего дела. Извещение обязывало и маму явиться в указанное время вместе со мной. Как такового, обвинения ей не предъявили, но полная неизвестность, в которой нас держало Министерство, могла обернуться чем угодно.

Но сегодня, спустя почти три недели, я всё-таки решился взять себя в руки и поговорить с ней. Только сегодня утром я понял, что, возможно, это последняя возможность поговорить наедине, ведь если меня посадят в Азкабан — то она представится не скоро. Но краешком сознания я перебирал шансы на счастливый случай, хотя и не особо надеялся. На удивление, чувствовал себя лучше, чем в последние недели. Я подошел к зеркалу и невольно ужаснулся — вид был такой, будто я уже побывал в тюрьме. Внутренне усмехнувшись своим невесёлым мыслям, я поплелся в ванную. Хотелось смыть с себя последние дни. А лучше, лет пять. Интересно, маховики времени и правда все разбились, как говорил отец?

Прохладный душ сделал своё дело. На мгновение мне стало абсолютно плевать, кто и как решит мою дальнейшую судьбу. Лучше сейчас не думать о надвигающемся суде, ведь независимо от моих переживаний и раскаяний, ситуация не изменится и повестка в суд не растворится в воздухе. Приведя себя в порядок, я поспешил одеться. Брюки и черная рубашка. Может, надеть пиджак и галстук? Нет, наверное, это слишком. Пусть будет, как есть. Я взглянул на часы — уже половина восьмого, а в десять за нами явятся мракоборцы. Надо успеть поговорить с мамой.

— Эсси!

Послышался негромкий хлопок.

— Молодой хозяин звал Эсси? — услышал я писк за спиной.

— Хозяйка проснулась?

— Только что спустилась в столовую, — пропищала эльф и мне снова стало не по себе. Что я ей скажу

— Хорошо, можешь идти.

Снова раздался хлопок. Я сел на кровать. Неизбежность предстоящего снова навалилась тяжким грузом. Даже убеждая себя раз за разом, что мои переживания не изменят ситуацию, мысли о суде, отце и что будет с мамой, если нас обоих не будет рядом, угнетала всё сильнее и сильнее. Легкие сдавило. Я пытался вдохнуть как можно глубже, но не мог. Я пытался надышаться, но не мог. Нельзя терять время. Я покинул свою комнату, мысленно прощаясь с ней на очень долгое время.

Мама сидела за столом, держа кружку чая в руках и, не моргая, смотрела на неё. Она слегка вздрогнула от звука моих шагов и ласково улыбнулась мне.

— Доброе утро! — как можно бодрее сказал я и сел напротив неё. — Ты сегодня как?

— Неплохо, спасибо, — чуть улыбаясь, ответила она и даже немного повеселела. Хотя, может мне просто хотелось так думать? Выглядела она сегодня и правда хорошо. Темно-синее платье оттеняло её кожу, волосы собраны в строгую и аккуратную прическу. Только вот круги под глазами выдавали её состояние.

— Есть какие-нибудь новости? — зачем-то спросил я, прекрасно зная, что если бы новости были, она бы сразу мне сказала. Я угадал — она отрицательно покачала головой.

— Ты тоже сегодня выглядишь отдохнувшим, — тихо сказала она, — ты поспал?

— Да, — соврал я и взял её руку в свою, — мам, прости меня.

Она непонимающе посмотрела и выпрямилась на стуле.

— Прости, что не послушал тебя тогда, и что в последнее время вёл себя как последний идиот! — и я наконец-то почувствовал облегчение — вина терзала меня все эти недели. Внутри словно сдулся огромный шар. — Я знаю, как тебе тяжело из-за отца, из-за меня... а я совсем тебя не поддержал.

Я говорил и говорил — и не мог остановиться. Мне было действительно очень жаль, но я редко говорил кому-то такие слова. В основном, я пытался её успокоить и убедить, что всё наладится, хотя сам себе не верил. Мне очень хотелось, чтобы она улыбнулась, пусть и ненадолго. Спустя десять минут мы разговаривали обо всем на свете, завтракали горячими тостами с джемом и пили чай, как будто через час не меня будут судить и не мне предъявят обвинения в самых разных преступлениях. В этот момент я снова ощутил себя счастливым. Наверное, впервые за последние пару лет.

Конечно, ожидаемо было, когда камин заполыхал зелёным пламенем и из него вышли два мракоборца. Но я ощутил себя так, будто на меня вылили ведро ледяной воды. Мама, немного повеселевшая, снова нахмурилась.

— Доброе утро, — прокряхтел один из них, крупный и черноволосый мужчина, отряхивая со своей мантии золу, — вы готовы?

Действительно, доброе.

Я кивнул. Второй, пониже ростом, рыжий и с безобразным шрамом на щеке, с любопытством осматривал гостиную. Мне стало невыносимо противно, что он вот так откровенно пялится — и меня охватила злость. В голове промелькнула ассоциация с ещё одним рыжим и, видимо, это заметно отразилось на моём лице. Мракоборец это заметил и посмотрел в ответ полным презрения взглядом. Пока я натягивал мантию, вспоминал все самые отвратительные слова, которыми с удовольствием наградил бы этого урода.

* * *

К счастью, Министерство позволило нам воспользоваться каминной сетью. Я был рад этому обстоятельству — меньше остается времени на дурацкие мысли. Я всё еще был зол, когда мы с мамой прибыли в Министерство. Я смотрел на неё — и не переставал удивляться. Она, сохраняя абсолютное спокойствие, будто нас совершенно ничего не касается, шла по Атриуму с приподнятой головой. Её слегка надменная маска, которую она надевала каждый раз, когда мы появлялись на людях, служила ей отменной броней против косых взглядов и шепота за спиной. Глядя на Нарциссу Малфой, люди прекрасно понимали, что их мнение интересует её так же сильно, как и они сами.

«Сохранять спокойствие и не терять чувство собственного достоинства», — мама повторяла мне это множество раз. Я давно взял на вооружение этот приём, и сейчас последовал её примеру. Спина прямо, взгляд вперёд. «Да, я оступился, я не прав, но я не жалок», — как мантру, повторял я себе всю дорогу до лифтов, но дорога эта показалась мне слишком долгой.

Множество волшебников, снующих туда-сюда по Атриуму, косились на нас и перешёптывались. Это было так очевидно и неприкрыто — они совершенно не стеснялись тыкать в нас пальцами и дёргать друг друга за рукава мантий, привлекая внимание менее наблюдательных коллег. Наверное, для них это было редкостью. Многие Пожиратели уже сидели в камерах и дожидались своего часа, а тут им представилась такая великолепная возможность ещё раз убедиться в том, что они выбрали правильную сторону.

Мракоборец, шедший впереди нас, остановился у одного из лифтов и нажал на кнопку. Мама, шедшая сразу же за ним, обернулась и, взяв меня за руку, крепко её сжала. Только сейчас я почувствовал, как бешено бьётся моё сердце. Я бы не удивился, если бы его стук услышали и рядом стоящие люди. Лифт, звякнув, открыл свои двери. Холодный женский голос слишком звонко и громко произнес «Уровень восьмой. Атриум», отчего у меня немедленно горячей волной разлилась по затылку тупая боль. Мы вошли. Золотая решётка захлопнулась и лифт, громыхая, начал спускаться.

Невольно я представлял себе камеру Азкабана, и решётки лифта представлял решетками моей темницы. Я попытался вообразить себе чувства, которые бы испытывал, или представлял себе, как сижу там в одиночестве. Мысленно поблагодарил Мерлина, что дементоров в Азкабане теперь нет. Я видел их много раз, а в последний год — чересчур много, но так, чтобы близко — никогда. Я закрыл глаза и сосредоточился на бешеном ритме своего сердца. Лифт гремел и кряхтел, словно живой, а я наслаждался этими драгоценными секундами, которые отделяли меня от того момента, когда меня настигнет клеймо заключенного.

Женский голос объявил «Восьмой уровень. Отдел тайн» и с грохотом остановился. Золотые решётки разъехались, и мы молча вышли. Лязг металла, который сопровождал передвижение лифта, спровоцировал новую волну головной боли. Ведомый мракоборцем, я старался не смотреть по сторонам. Совершенно пустые каменные стены. Никаких окон или дверей. Я снова вернулся к мыслям о камере в Азкабане. Впереди замаячила черная дверь. Удивительно, что в мрачном коридоре она была так четко видна. Возле неё мы повернули налево, где обнаружился лестничный пролёт, и начали спускаться по ступенькам. На каждый мой шаг приходился удар сердца, и эта монотонность вводила меня в транс. Я был готов спускаться по этой лестнице бесконечно, чтобы хоть ещё чуть-чуть потянуть время. Но ступеньки закончились слишком быстро, я насчитал всего двадцать шесть. Снова коридор, на этот раз освещенный факелами.

Я огляделся и удивленно выдохнул. В груди кольнуло — как же этот коридор напоминает подземелья Хогвартса! Мы частенько бродили по мрачным тоннелям подземелья, изучая его и открывая все новые и новые переходы. Ни один студент не мог похвастаться таким отменным знанием этого бесконечного подземного лабиринта — кроме нас, слизеринцев. Как хорошо было бы сейчас сидеть в гостиной, в любимом кожаном кресле возле камина и болтать с друзьями об учёбе, квиддиче и прочих пустяках.

Поминать Поттера и его компанию самыми отменными оскорблениями! Я мысленно улыбнулся — какие же глупости. Как давно это было? Мне казалось, что последние два года растянулись на все десять. Жаль, что мне не суждено вернуться в школу. А может, и к лучшему — теперь мне там совсем не место.

Я постарался припомнить, что я делал в то время, когда Тёмный Лорд (по спине пробежали мурашки) властвовал в нашем доме. Но резкий голос одного из мракоборцев вытянул меня из мыслей. Мы стояли перед массивной деревянной дверью, потемневшей и грязной, будто закопченной.

«Пришли», — прогремел мракоборец и открыл дверь. Бледный луч света выхватил лицо мамы перед тем, как мы вошли внутрь. На её щеках блестели слезинки.

Как я и ожидал, зал был полон. Скамьи на возвышении были заполнены судьями, напротив них стоял стул с цепями на подлокотниках. Неужели, прикуют к стулу? Справа и слева ряды скамеек были заполнены так, что между ними не виднелось никакого просвета. Из-за плохого освещения я не узнал ни одного лица — сплошная тёмная масса, жаждущая моей крови. Я знал, что с блеском в глазах от осознания вот-вот свершившейся мести, оттуда смотрят близкие и друзья тех, кто был замучен и убит в нашем доме, или во время рейдов в Косой переулок, а кто-то — и в собственных домах.

Я прекрасно знал, чем занимались Пожиратели Смерти в этих своих «рейдах», ведь я был среди них, хотя убивать мне не приходилось. Но я навсегда запомню крики ужаса и боли, предсмертную мольбу и обжигающую ненависть. В самой битве за Хогвартс я не участвовал, поэтому тут совесть моя была абсолютно чиста — не учитывая, конечно, тот факт, что это именно я пустил Пожирателей Смерти в школу. Что же я натворил?!

Я взглянул на рыжего мракоборца, стоявшего рядом со мной, и он кивком указал мне на стул с цепями. Черноволосый уводил маму в противоположную сторону. Пока я шагал к моему месту, я увидел её белое, как бумага, лицо на фоне тёмных силуэтов. За какие грехи женщине могут достаться такие муж и сын? Мерлин, как же стыдно!

Я, не мешкая, сел на уготовленное мне место, и цепи сковали запястья. Что ж, ожидаемо, но всё-таки я немного разочаровался: чудо не случилось. Я поднял голову. Кто-то из судей увлеченно переговаривался друг с другом, кто-то копался в бумагах, кто-то уставился на меня — с отвращением, злостью, недоверием. Я старался оставаться спокойным внешне, но внутри меня уже бушевал ураган. Сердце, как жаждущая свободы птица, рвалось из груди. Негромкий стук молотка мужчины в центре — и зал поглотила гулкая тишина.

— Судебное разбирательство от двадцать восьмого мая объявляю открытым, — звучно и не торопясь прогремел чернокожий мужчина в сливовой мантии. Я выдохнул, а он так же спокойно продолжал: — Разбирается дело Драко Люциуса Малфоя. Адрес проживания — Уилтшир, поместье Малфоев. До этого момента содержался под домашним арестом в течение трёх недель по вышеуказанному адресу.

Он прокашлялся и продолжал:

— Допрос ведут: исполняющий обязанности министра Кингсли Бруствер, глава Отдела обеспечения магического правопорядка Джоан Джонс, первый заместитель министра Эйлин Брайн, секретарь суда — Джек Гаррет.

Я старался рассмотреть сидящих передо мной людей, но никак не мог сфокусировать на них взгляд.

— Обвинение, — заговорил женский голос. Тут сердце пропустило удар, и я закрыл глаза.

— Вступление в запрещенную организацию «Пожиратели Смерти» и принятие Тёмной Метки. Участие в мероприятиях, направленных на истребление маглорожденных волшебников и немагического населения. Пособничество в захвате школы Хогвартс. Использование непростительных заклятий. Покушение на убийство Альбуса Дамблдора.

Я втянул воздух носом и поднял глаза на судей.

— Вы признаете содеянное?

— Да, — коротко ответил я.

Что тут добавить? Я сожалею! Не сажайте меня в тюрьму! Жалкое зрелище...

— Мистер Малфой, расскажите о тех событиях, в которых участвовали непосредственно вы, — от женского голоса обдало холодом. Картинки рассыпались у меня в сознании. Я не мог сосредоточиться.

— После событий в отделе Тайн я получил задание от Тёмного Лорда.

— В чём конкретно состояла суть задания? — спросил Бруствер своим низким голосом.

— Он приказал мне убить профессора Дамблдора.

Зал возбужденно зашумел, но буквально через несколько секунд снова смолк.

— Почему он выбрал именно вас, мистер Малфой? — снова заговорил Бруствер.

— Так он решил наказать моего отца.

— И в чём состояла суть наказания? — теперь уже задала вопрос женщина.

— Я должен быть умереть, выполняя это задание. По крайней мере, он на это рассчитывал.

И снова шепот в зале.

— Что вы делали, чтобы выполнить это задание? — спросила женщина. Я помолчал, силясь проглотить тот ком, что встал в горле.

— После одного случая с моим знакомым, я узнал об Исчезательных шкафах. Один из них находился в лавке «Горбин и Бэрк», — говорил я, а картинки в голове возвращали меня в те страшные времена, — второй, как подсказал мне мой знакомый, был в Выручай-комнате. Один из них оказался сломанным, и я решил его починить, чтобы потом провести Пожирателей Смерти в школу.

— Это была ваша идея? — я поднял глаза и увидел задающую вопросы женщину. Она сидела справа от Бруствера и сверлила меня глазами, жадно ловя каждое слово.

— Да, — спокойно ответил я, — после нескольких неудачных попыток я решил попробовать другие способы. Я отправил проклятое украшение через Кэти Бэлл, она учится на Гриффиндоре, и поэтому меньше всего привлекла бы внимание. Но эта попытка тоже не удалась. После этого я отправил профессору Слизнорту бутылку отравленной медовухи через мадам Розмерту, на которую наложил заклятье Империус в надежде, что он подарит её профессору Дамблдору. Директор, как было известно всем, очень любил это напиток. Эта идея тоже провалилась. После этого Тёмный Лорд решил, что выполнение моей задачи слишком затянулось. Он пригрозил, что убьёт меня и всю мою семью, если в ближайшее время я не разберусь с этим.

Снова проклятый шёпот. Будто тёркой по мозгам.

— Он угрожал вам словами и всё? — спросила всё та же женщина.

— Использовал Круциатус, — на автомате ответил я. По спине пробежали мурашки — эти «воспитательные меры», как называл их Лорд, слишком сильно впечатались в память и никаким заклятьем их оттуда не вытравить. Гул в зале стал громче.

— Тишина! — пробасил Кингсли Бруствер. Я закрыл глаза, складывая обрывки воспоминаний, и выдержав паузу, продолжил. Всё-таки легче начать и не останавливаться, чем выдавливать рассказ из себя по кускам. — Ближе к концу года мне удалось починить шкаф, и с его помощью я провел в школу Пожирателей Смерти. Они наколдовали Тёмную Метку над Астрономической башней и отправили меня туда, ждать директора. Но в замке находился Орден Феникса, и поэтому завязалась битва, а я успел добраться до башни. Там я обнаружил директора, но не убил его, лишь обезоружил. Пришедший позднее всех профессор Снейп... Сделал это за меня, — закончил я, и открыв глаза, взглянул на сидящих передо мной людей. Проговорив это всё вслух я понял, что вариантов у меня немного.

— Вы о чём-то говорили с Альбусом Дамблдором? — вдруг спросил Бруствер и я чертыхнулся. Этого рассказывать мне не хотелось, хотя вся эта ситуация, пусть и немного, но выставляла меня в положительном свете. Больше всего сейчас мне было стыдно перед мамой, ведь я упустил этот крошечный шанс, на хоть какую-то помощь. Этот наш разговор с директором я никому не пересказывал — лучше бы этот эпизод канул вместе со мной в могилу. Я немного помолчал, собираясь с мыслями.

— Да. Он предлагал перейти мне на правую сторону, обещал помочь моей матери скрыться от угрозы со стороны Пожирателей Смерти.

— И что вы ответили?

— Я сказал ему, что у меня нет выбора, — я почувствовал, как звенья цепей впились в мою кожу. Зубы стиснулись так крепко, будто от этого зависела вся моя жизнь.

— Не было выбора? — спросила женщина слева. Мерлин, ну что за дура! Глупые вопросы всегда меня раздражали, а сейчас, когда нервы были на пределе — тем более.

— Не было, — подтвердил я. Да, вёл себя, как самый настоящий трус. Да, теперь я это понимал. Но что я мог сделать?

— Вы и сейчас так думаете? — снова заговорила она, и я совсем перестал понимать, что происходит.

— Нет, — не раздумывая, ответил я. Односложные ответы давали мне призрачный шанс сохранить чувство собственного достоинства. Да я бы отдал всё что угодно ради того, чтобы вернуться в прошлое, всё изменить. Но какая теперь разница?

— Почему вы осознали это только после смерти Альбуса Дамблдора?

— Тёмный Лорд мне угрожал! — громче, чем мне хотелось, сказал я. — Что бы сделали вы на моём месте?

А вот этого совсем не стоило говорить. Нервы окончательно сдали.

— То есть, вы выполняли поручения Волдеморта под страхом смерти?

— Получается, что да, — я постарался вложить в этот ответ столько безразличия, сколько смог найти в себе сил. Я никому не позволю лезть к себе в душу!

— Расскажите о событиях, которые происходили после смерти Альбуса Дамблдора, — попросила женщина по правую руку от Министра. Она вся вытянулась в струну и даже подалась вперёд, будто я рассказывал какую-то интересную историю, а не подписывал себе смертный приговор. Теперь, когда свет пламени от факела падал ей на лицо, я смог разглядеть её. Она была не молода, тёмные волосы в строгой причёске. Весь вид говорил о её педантичности и дотошности.

Она поджала свои губы так сильно, что они напоминали тонкую ниточку. Я ей явно не нравился, и она не нравилась мне. Неровное и тусклое освещение сделали её лицо похожим на жуткую, гротескную маску и чувство неприязни к этому лицу возросло в сто раз. Я чувствовал волны какого-то необъятного гнева, исходящие от неё, хотя был уверен, что не встречался с ней раньше. Может, Пожиратели убили кого-то из её близких, и теперь она не упустит шанса отомстить?

— Профессор Снейп, — и я запнулся. Крёстного больше нет. Говорить о нём сейчас, вот так, при всех этих людях — будто выкопать его из могилы. Я слышал, он предал всех нас и работал на Дамблдора. Не знаю, правда это или нет, но мне было плевать тогда — плевать и сейчас. Возможно, благодаря ему светлая сторона и одержала победу. Вся тяжесть этого события только сейчас навалилась на меня всей своей необратимостью — ведь я больше никогда не смогу с ним поговорить. Мне даже не позволили присутствовать на его похоронах. Но сейчас надо взять себя в руки. Он бы этого хотел. Вернее, он бы не хотел, чтобы я расклеился на глазах у всех. У меня будет достаточно времени, чтобы оплакать его смерть.

Я гипнотизировал стоящую впереди трибуну судей. Цепи, как бы отрезвляя меня, с силой впились в запястья.

— Профессор Снейп и остальные Пожиратели покинули башню сразу же, — резко начал я и удивился своему голосу — бодрому, громкому, чёткому. — Профессор вывел меня из замка, остальные остались и продолжили сражаться с Орденом. Мы покинули территорию школы и трансгрессировали в поместье. После этого профессор Снейп сразу же ушёл. Мы с отцом и мамой пробыли в нашем доме около часа. После этого Тёмный Лорд призвал нас с помощью Метки, и мы снова отправились в школу. Никто ничего нам толком не объяснял. Из разговоров я понял, что планируется атака на школу, и что Гарри Поттер, каким-то образом, пробрался в замок. Была суматоха и я сбежал оттуда, — я снова остановился.

Жутко защипало левый глаз, но из-за невозможности его почесать, я часто заморгал. Видимо, судьям показалось что я вот-вот заплачу — по залу пробежал шумок, а после того как я справился с зудом и поднял голову, то заметил на некоторых лицах откровенно сочувствующий вид. Мне стало противно — будто я пытаюсь разжалобить их и решил разреветься прямо в зале суда! Злость на этих жалостливых уродов заставляла зубы сжиматься до боли.

— Я сбежал оттуда, потому что хотел вернуть свою палочку, — как можно бодрее продолжил я, чтобы не оставить сомнений — Драко Малфой не какая-нибудь размазня, которая распускает слюни ради подачек, — мою палочку отобрал Поттер, когда он и его друзья сбежали из нашего поместья. И я хотел вернуть её.

Мне было действительно тяжело говорить. То, что произошло дальше, не давало мне покоя многие дни. Ведь именно из-за меня погиб мой друг. Сгинул в Адском пламени. Если бы я не был так глуп и не сунулся к Поттеру (Мерлин, из-за палочки!) — возможно, Винс был бы жив. Возможно. Но тот факт, что именно я поспособствовал его скорой смерти, просто убивал меня.

— Я проник в замок, где встретил своих школьных приятелей Винсента Крэбба и Грегори Гойла. Мы вместе выследили Поттера и пошли за ним в Выручай-комнату. Там я потребовал, чтобы Поттер вернул мне палочку, но у нас завязалась битва, в ходе которой один из моих друзей вызывал Адское пламя. Комната начала гореть, Поттер со своими друзьями вернулись за нами, но Винсент Крэбб погиб, — я посмотрел прямо в глаза женщине, которая задавала вопросы. Я был уверен, что на моём лице в этот момент не дрогнул ни один мускул. Этим жестом я хотел доказать, что даже смерть друга, виновником которой я стал, не выдавит из меня и крошечной слезинки в их присутствии. Я никогда не хотел, чтобы меня жалели — и своё горе я хочу пережить один.

Пока я говорил, в зале стояла звенящая тишина, разбавляемая шелестом пергамента и шорохом мантий. Никто не прерывал моей исповеди — но несмотря на мои мысли, что говорить без остановки — намного проще, сейчас мне хотелось, чтобы хоть кто-то перебил меня, не позволив опуститься ещё ниже. Вскрывая, мягко говоря, не совсем героические подробности моего участия в событиях тех ужасных дней, я чувствовал себя совершенным придурком. Мне было плевать, что обо мне подумают все эти люди. Я просто не хотел вспоминать обо всём этом. Мне казалось, что если я спрячу эту часть своей жизни на самые дальние задворки своей памяти, то чувство вины растворится само собой.

Я ощущал себя обманутым — будто мне обещали, что позволят гордо удалиться в Азкабан с высоко поднятой головой и самому уничтожить себя попытками заглушить эту боль. Я чувствовал себя втянутым в какую-то бессмысленную игру, где независимо от ответов — ты всё равно проиграешь. Осознание всей абсурдности ситуации в лице этого циркового представления под названием «суд» выводила меня из себя всё сильнее, и это даже к лучшему — злость помогала мне совсем не расклеиться и оставаться бесстрастным. Это казалось крайне важным.

— Мистер Поттер с друзьями спас вас и мистера Гойла из Выручай-комнаты, верно? — спросила женщина, и её резкий голос прервал ход моих мыслей.

— Да, — коротко ответил я, и сердце забилось с новой силой — от осознания скорого конца.

— А что вы делали после?

— Хотел покинуть замок, но битва уже началась, — смутно вспоминая дальнейшие события, я закрыл глаза и головная боль вернулась с двойной силой, — я не смог покинуть территорию замка, Гойл ушёл в неизвестном направлении. Я спрятался в одном из потайных переходов, просидел там довольно долго. Когда решил, что всё стихло, спустился в холл и увидел своих родителей в Большом зале, где сражались Поттер и Тёмный Лорд. Я присоединился к родителям, а когда Тёмный Лорд (я прикусил язык, чтоб не выругаться) пал, то остался с ними там, до прибытия мракоборцев. Они увели отца, а нас с мамой отправили домой — до выяснения обстоятельств.

Я закончил рассказ, чувствуя одновременно и облегчение, и невыносимую тяжесть. Первое — от того, что теперь от меня ничего не зависит, а второе — от навалившегося чувства неизвестности, хотя моя судьба меня интересовала не так сильно. Больше всего я беспокоился за маму — моё заключение сведет её с ума. Её здоровье и, возможно, даже — жизнь зависели от кучки сидящих передо мной снобов в сливовых мантиях. А самое ужасное — я абсолютно ничего не мог с этим поделать. Женщина пошуршала пергаментами, что-то выискивая. Этот шорох, который, казалось, длился целую вечность и усиливал раздражение. В этот же самый момент произошло то, чего я совершенно не ожидал, но краешком сознания этого страшился.

Предплечье, которое «украшала» Метка, начало покалывать. Холодная волна страха прокатилась по позвоночнику. Я старался не выдать себя никаким образом, но, видимо, выражение неописуемого удивления отразилось на моем лице. Кингсли Бруствер, сверлящий меня своими тёмными глазами всё это время, нахмурился. Мне показалось, что он всё понял — но этого просто не могло быть. Я, как мог, взял себя в руки.

Тёмная Метка после смерти Лорда не исчезла, а просто поблекла и превратилась в грязное пятно. Зуд усиливался, хотелось разорвать рукав рубашки и прямо ногтями соскоблить её с кожи. Да что же это такое? Неужели он жив? И прямо сейчас ворвется сюда? Нет, это бред. Он мёртв. Я видел своими глазами, как он умирал. И это было прекрасное зрелище.

Так, спокойно. У меня будет время, чтобы разобраться с этим. Начавший было шептаться зал, замолк и женщина встала. Я инстинктивно вжался в кресло — будто это чем-то могло помочь. Она откашлялась.

— Для дачи показаний вызывается свидетель, — проговорила женщина по правую руку от Министра и мне показалось, что мимолетный взгляд, который она бросила ему, был полон недовольства. Министр этого взгляда не заметил.

Тут до меня начал доходить смысл её слов. Свидетель... Свидетель? Что?!

Я повернул голову вправо, откуда уже раздавался отзвук ботинок идущего. Высокая спинка стула и цепи не позволяли мне развернуться достаточно для того, чтобы увидеть этого человека. Я услышал, как мягко ударился ножками материализовавшийся по мою левую руку стул.

— Гарри Джеймс Поттер, вы просили предоставить вам слово в качестве свидетеля некоторых событий, которые описал нам мистер Малфой, — начала всё та же жутковатая дамочка.

— Всё верно, мадам Брайн, спасибо, — кивнул он. Я не хотел даже смотреть на этого Мальчика-Который-Везде-Сует-Свой-Нос. Но боковым зрением всё-таки заметил, как он глянул в мою сторону. Даже думать было противно. Герой Магической Британии решил выступить, куда же без него! Будто у меня и без него мало проблем.

— Мы слушаем вас, — холодно отозвалась женщина, прерывая мои размышления.

— Во-первых, я бы хотел напомнить о недавнем нашем разговоре с мистером Бруствером, о содержании которого вы, конечно, в курсе. А также напомнить уважаемому Визенгамоту, что мистеру Малфою на момент принятия Тёмной Метки не было семнадцати лет. Это значит, что он не являлся совершеннолетним. Прошу принять во внимание этот факт.

Зал снова зашумел. Невозможно. Поттер за меня заступился? Брайн кидала на Бруствера злобные взгляды, будто это именно он сейчас ставит под сомнение всю тяжесть моих поступков. Кингсли легонько кивнул Поттеру, но кажется этого, кроме меня, никто не заметил.

— Тишина в зале! — пробасил Бруствер, и все снова замолчали. Ситуация начинала приобретать странный оборот.

— Во-вторых, — спокойно продолжил Поттер, будто сдавал устный урок, а не сидел в зале суда под взглядом десятков глаз судей и не защищал своего врага, — я бы хотел напомнить уважаемому суду о статье сорок два. В ней говорится, что если незаконное деяние является не актом доброй воли, а приказом, за невыполнение которого существует угроза смерти или физического и психического насилия, то обвинения выдвигаются тому, кто дал это распоряжение. А он, как мы с вами знаем, мёртв.

Судьи начали переглядываться, а Брайн покраснела ещё больше.

— Я в курсе этого, мистер Поттер, — зашипела она и, сузив глаза, приподнялась на своём месте, — вижу, вы подготовились. Но видимо забыли, что вы здесь выступаете в качестве свидетеля, а не в качестве адвоката мистера Малфоя. Поэтому если вы не собираетесь сообщить нам о каких-либо фактах, касающихся его показаний, я буду вынуждена попросить вас покинуть зал суда!

Она говорила негромко, но её слова разносились по всему залу. Последнюю фразу она будто выплюнула, тем самым ставя точку. Брайн продолжала сверлить Поттера полным огня взглядом, и я, не выдержав, чуть повернул голову в его сторону. Поттер слегка покраснел, но лицо его было серьёзным и сосредоточенным. Было понятно, что он не собирается уступать.

— Да, я не выступаю в качестве адвоката мистера Малфоя, — твёрдым голосом проговорил он, — а лишь хочу напомнить вам о том, что судить по всей строгости человека, которого вынудили сделать то, что он сделал, так же незаконно, как и ваше намерение прогнать меня из зала суда. Поверьте, я знаю что это такое, ведь в прошлом я был в абсолютно такой же ситуации, пусть и за меньший поступок! Вы же не хотите, чтобы весь зал сейчас подумал, что вы поддерживаете политику последних лет? — Поттер выпрямился на стуле. Я уже без всякой скрытности глазел на него. Он меня защищал! Может, это сон? У него на лбу от напряжения выступили бусины пота. Дементоров Министерству Поттер так и не простил.

Краска сошла с лица женщины, но тут же оно приняло такой вид, будто ей дали пощёчину. Она отпрянула и резко села, с шумом отодвинув свой стул.

— Нет, я не поддерживаю политику последних лет, — взяв себя в руки, она продолжила совершенно спокойным тоном, — я хочу одного — чтобы все, кто хоть как-то поддерживал Волдеморта и способствовал распространению его контроля над магическим сообществом, понёс наказание. Я так же, как и вы, хочу справедливости для каждого, кто пострадал от его рук и рук его приспешников. Но те аргументы, которые вы используете, не применимы для данного дела и совершенно не оправдывают действий подсудимого!

Она проговорила всё это на одном дыхании, и теперь её грудь тяжело вздымалась. Было видно, как ей тяжело держать себя в руках, когда какой-то мальчишка не просто упрекнул её в чистоте взглядов, но и подверг сомнению её компетентность!

— Не оправдывают в полной мере, — как бы поправляя Брайн, добавил Поттер. Щеки её снова покрылись красными пятнами.

— Что вы имеете в виду, мистер Поттер? — резко спросила она.

— Я имею в виду тот факт, что мистер Малфой и его мать, миссис Малфой, помогли мне и моим друзьям избежать смерти. И я думаю, что их непосредственное участие в этих событиях являются тем самым аргументом, который окончательно оправдывает действия подсудимого. Тем более, он никого не убил, и у вас нет к тому доказательств.

— Намерение к совершению преступления, но не исполнение этого намерения, по независящим от участника преступной деятельности причинам, никак не оправдывает факт несостоявшегося преступления! — отчеканила она, снова вскочив со своего места. — Даже если ваши аргументы и позволяют частично признать мистера Малфоя не заслуживающим наказания по всей строгости, то тот факт, что он был в одном шаге от убийства Альбуса Дамблдора, вы оспорить никак не можете! А это и есть то самое намерение, которое не освобождает его от тюремного заключения! Если бы мистер Снейп не появился в ту секунду, подсудимый совершил бы убийство!

— Почему же, могу, — спокойно ответил Поттер, но голос его немного дрогнул. Я знаю, что они были близки. Смерть директора, вероятно, очень сильно задела его.

— Это уже слишком! — выкрикнула Брайн, совершенно слетая с катушек. — Бруствер, вы, как временно исполняющий обязанности Министра, должны прекратить это... эту...

Она буквально задыхалась от негодования, и тяжело дыша, снова села.

— Этот балаган! — закончила она.

— Основываясь на показаниях мистера Поттера, проверенных всеми доступными способами, я могу подтвердить, что всё, что он говорит — правда, — пробасил Бруствер, — продолжайте, мистер Поттер.

Я кинул взгляд на Брайн — её лицо, ставшее пепельным, вытянулось от удивления — такого содействия от Бруствера она явно не ожидала.

— Я был в башне в тот момент. Я всё видел и слышал. И я могу подтвердить, что до того, как профессор Снейп появился в Астрономической башне, мистер Малфой опустил палочку. Его намерение в совершении преступления себя исчерпало. То есть, на момент совершения убийства у мистера Малфоя уже не было намерения его убить. А если мы будем судить людей за их когда бы то ни было возникшие мысли о нарушении закона — то судить можно будет многих. Так ведь, мадам Брайн? — он смотрел на неё и ни один мускул не дрогнул на его бледном лице. Воспоминания о том дне давались ему очень тяжело.

А тем временем, я пытался переварить слова Поттера. Он там был. Он всё слышал! Как такое может быть? Нет, не верится. Как? Я смутно припомнил две метлы, стоящих у стены в момент, когда я попал на башню. Значит, Поттер стоял где-то там, скрытый от глаз. Возможно, под мантией-невидимкой. Почему он ничего не сделал? Странно подумать, что у него была возможность вмешаться, но он ей не воспользовался.

— Подводя итог, мы имеем следующее: мистер Малфой не являлся совершеннолетним волшебником на момент вступления в ряды Пожирателей Смерти и принятия Тёмной Метки. Являлся исключительно невольным соучастником всех упомянутых преступлений и выполнял приказы Волдеморта под страхом смерти. Также у вас нет никаких доказательств того, что он кого-то убил. И ещё. Я хочу сказать, что именно благодаря ему я остался жив, смог победить Волдеморта и тем самым закончить войну. Вы не можете отвергать тот факт, что благодаря мистеру Малфою была окончена война — это факт, который могут подтвердить ещё как минимум два человека, находящихся в этом зале!

Теперь зал невозможно было остановить. Все переговаривались в полный голос — не только судьи, но и присутствующие в качестве зрителей. От этих высокопарных речей Поттера мои губы невольно растянулись в усмешке — да уж, это было весьма смешно, если бы от этого человека и его слов не зависела моя жизнь. Я глянул в сторону Поттера — но он не обернулся. Не то чтобы я был против этого представления, но мне не хотелось быть в долгу у Поттера. Но что это, если не тот самый Второй Шанс, которого я так хотел? Я смогу быть с мамой, поддержать её. Я смогу начать жизнь заново. А самое главное — очистить имя Малфоев от той грязи, в которую нас втоптал отец. Хоть я и поменял свое мнение на его счёт за последний год — не в самую лучшую сторону, мне всё равно было немного жаль его. Ему, конечно, я не собирался об этом говорить.

Шум в зале, а заодно — и мои мысли, прервал низкий голос Бруствера и стук судейского молотка.

— Вы хотите что-то добавить, мистер Поттер? — спросил он серьёзным голосом, но в лице его, насколько позволяло освещение, я увидел лёгкую усмешку. Как странно. Возникло такое чувство, что всё происходящее — не более, чем театральная постановка.

— Нет, сэр, — перебил мои размышления он, — разве что вы захотите ещё раз взять показания у Гермионы Грейнджер и Рона Уизли.

— Думаю, в этом нет нужды, — кивнул он и повернулся к Брайн, которая всё это время не проронила ни слова и сидела с недовольным видом. Он что-то спросил у неё, но она просто покачала головой. После этого он встал и прокашлявшись, сказал:

— Визенгамот удаляется для совещания, — и весь судейский состав вереницей направился к двери. А зуд на месте Метки снова дал о себе знать. Настроение, ставшее чуточку лучше, снова упало — и меня охватил страх. Стоит ли говорить об этом Поттеру? Ведь он, как-никак, победитель и всё такое. Он уверен, что Лорда больше нет, но... вдруг этому земноводному удалось снова выжить?

Я не знаю, сколько точно прошло времени, прежде чем дверь наконец-то отворилась, и судьи начали возвращаться на свои места. Я погрузился в свои мысли, прокручивая возможность возрождения Лорда, треклятый зуд в предплечье и прикидывал свои шансы на свободу. Поттер всё это время сидел молча, не глядя на меня, и я тоже больше не поворачивался в его сторону.

Женщина, что сидела по левую руку от Бруствера, встала. Скудное освещение позволило её рассмотреть более детально — она была молода, в отличие от Брайн — приятной внешности. Ей было от силы лет тридцать-тридцать пять, но занимаемая ею должность была весьма высока. Хотя, в этом не было ничего удивительного — после победы светлой стороны, многие уважаемые волшебники, заподозренные в связях с Волдемортом, были смещены со своих постов. На их место пришли молодые колдуны и колдуньи, полные радужных перспектив и рвения строить новый мир.

— Оглашается решение Визенгамота по делу Драко Люциуса Малфоя от двадцать восьмого мая, — и я невольно задержал дыхание. — Визенгамот учёл все смягчающие обстоятельства и приговаривает мистера Малфоя к пяти годам, — сердце забилось, как бешеное, — лишения возможности выезда за территорию Англии, ограничению в использовании магии, а именно: запрету на трансгрессию сроком на полгода, запрету на использование волшебной палочки сроком на один год. А также назначает штраф в размере двадцати тысяч галлеонов. Решение Визенгамота вынесено путем голосования, окончательное и обжалованию не подлежит. Мистера Малфоя просим пройти в зал совещаний для разъяснения приговора.

Невообразимый шум оглушил меня — кто-то кричал, кто-то возмущался — но мне было всё равно. Я не мог поверить в происходящее — свобода! Неужели? Нет, этого не могло быть. Поттер быстро встал и зашагал в сторону двери, куда уходили судьи для голосования. Цепи, тяжело звякнув, освободили мои руки. Я, на ватных ногах, отправился за ним. Обернулся. Толпа уже направилась к выходу из зала и маму я не увидел. Поттер, Бруствер и блондинка скрылись за дверями, и я поспешил за ними. Брайн, сверля меня ненавидящим взглядом, покидала зал. И слава Мерлину.

У меня ещё не до конца в голове отложилось то, что сейчас произошло. Руки дрожали. Я взялся за ручку двери и дёрнул её на себя. Передо мной открылась просторная комната с длинным столом в центре и множеством стульев. Все зашедшие уже сидели в дальнем конце комнаты и тихо перешептывались. Я тихо кашлянул и они обернулись.

— Садитесь здесь, мистер Малфой, — проговорил Бруствер и указал на ближайший к Поттеру стул. Пока я шёл, мои шаги гулко отдавались эхом от стен этой полупустой комнаты. Отодвигаемый стул противно скрипнул.

— Я полагаю, вы понимаете, каких усилий нам стоило сократить обвинения в вашу сторону до такого минимального размера? — пробасил он снова. — И вы понимаете всю степень ответственности, которую мы на себя взяли?

Я коротко кивнул. Всё моё внутреннее «я» так и подмывало меня спросить — «зачем?» — но мне хватило ума промолчать.

— А также неоценимый вклад мистера Поттера, мисс Грейнджер и мистера Уизли? — продолжал он. Я уставился на него не моргая. Всё-таки правда, что «золотая троица» вступилась за меня? Еле сдержался, чтобы не сказать этого вслух и снова кивнул.

— Спасибо вам и мистеру Поттеру, — процедил я. Слова резали мой слух — никогда бы не подумал, что скажу эти слова.

Последние сомнения, насчёт безвозмездности оказанной услуги, окончательно отпали. Конечно, стал бы кто-то из прославленных героев делать что-то подобное для того, кто, по сути, этого не заслужил? И всё-таки что-то внутри меня кольнуло. Где-то на краю сознания было немного обидно от того, что вечное стремление Поттера всех спасать и всем помогать распространяется, увы, не на всех. Я снова почувствовал себя обиженным мальчишкой, которому отказались пожать руку. Да, это по-детски, но всё же. Очень интересно, что Поттер попросит взамен? Нельзя было точно сказать по их разговору и взглядам, которые они бросали друг другу в течение этого короткого разговора, в курсе ли Бруствер, что Поттеру что-то нужно от меня или нет. Но ведь Поттер не может действовать отдельно от Министерства?

— Спасибо за помощь, Кингсли, я зайду завтра утром, — Поттер встал и, улыбнувшись, пожал ему руку, — мисс Джонс, всего доброго. Малфой.

Он коротко кивнул мне и пошёл в сторону двери. Бруствер проводил его взглядом, и как только дверь за ним закрылась, перевел взгляд на меня.

— Итак, Драко, — пробасил он, доставая из своей папки стопку пергаментов, и я невольно вздрогнул — мало кто называет меня по имени, так уж повелось, — запрет на выезд за территорию Англии подразумевает ежемесячное посещение Министерства Магии для...

— Проще говоря, учёт, — перебил его я, даже не осознавая этого. Мои мысли были полностью сосредоточены на том, что происходило за этой треклятой дверью.

— Да, проще говоря — учёт. Вам необходимо будет ежемесячно являться для подписания документа о том, что вы находитесь на территории Лондона. Учтите, что пересечение границы строго контролируется. Так как вы являетесь совершеннолетним волшебником, над вами нет надзора, — он поискал нужный пергамент в стопке и положил его поверх остальных, — но для выполнения условий, на которых ваш приговор был смягчен, на вас снова будет наложены чары Надзора. Разумеется, исключительно с вашего письменного согласия, — он подвинул лист пергамента ко мне и коснулся его волшебной палочкой. По пергаменту, словно паутина, стали расползаться чернильные линии, а затем стали закручиваться и соединяться, образуя буквы и слова. Ещё секунда — и закорючки сложились в текст.

« Я, Драко Люциус Малфой, находясь в трезвом уме и твёрдой памяти, по своей воле согласен на применение ко мне чар Надзора сроком на 1 (один) год.

д. № 10 760 28.05.1998 г.

Подпись»

Он подвинул ко мне перо и чернильницу, и я, всячески стараясь успокоить трясущиеся руки, подписал пергамент. Он передал его блондинке, которая во время нашего разговора молчала и с интересом посматривала то на меня, то на Бруствера.

Только сейчас я понял, насколько сильно теперь связан по руках и ногам — в мире волшебников без палочки я был буквально беспомощным. Но всё-таки год без магии — это лучше, чем тот же год в Азкабане. А между тем, Бруствер подсовывал мне всё новые и новые листы пергамента, и я, не глядя в них, оставлял свою подпись.

— Штраф будет списан с вашего фамильного счёта в банке Гринготтс, вам пришлют уведомление по месту проживания. Да, и вот тут подпишите, — он положил передо мной ещё один пергамент, — ага, отлично.

Он аккуратно сложил листы в ровную стопку и положил обратно в папку. Затем коснулся палочкой папки — и тут же прямо из-под неё выскочила ещё одна папка, точно такая же как и лежащая рядом.

— Это вам, — он слегка махнул палочкой и папка, будто подхваченная ветром, взмыла в воздух и плавно опустилась передо мной, — здесь все копии. А теперь сдайте вашу палочку, Драко. Она вернется к вам, когда истечёт срок запрета на использование магии, — проговорил он и оторвался от стопки листов, подняв голову.

— У меня нет палочки, сэр — стараясь держаться спокойно, сказал я. Бруствер посмотрел на меня, как мне показалось, с подозрением. — Можете меня обыскать, или обыскать весь мой дом, — еле сдерживаясь от того, чтобы не закатить глаза, сказал я, — неужели чары Надзора не распознают магии, если я её использую?

— В обыске нет необходимости, — кивнул Бруствер, — сейчас вы пройдете за мисс Джонс для прохождения процедуры наложения Надзора.

Он встал, взял папку в руки и что-то вполголоса сказал блондинке. Она кивнула и тоже встала. Я последовал их примеру.

— Вам всё понятно? — спросил Бруствер, заглядывая мне в лицо.

— Понятно, — кивнул я, взяв папку, лежащую передо мной и направился в сторону двери за ведьмой, которая прошла уже половину пути до двери, — до свидания.

— И вам, — сказал Бруствер и, ещё немного задержавшись, отправился вслед за нами.

Я вышел в уже опустевший зал суда. Повеяло прохладой. Мне совсем не хотелось думать обо всём, что произошло. Белая голова уже маячила у выхода из зала суда, и я поторопился вслед за ней.