Запасной план (гет)

Драко

Сегодня у меня очень важный день. Сегодня у меня будет суд.

Утро наступило слишком быстро, хотя спал я очень мало. Чем светлее становилось за окном, тем больше меня охватывал страх. Больше всего пугало чувство неизвестности. Я не знал, что буду делать завтра вечером, через неделю, через пять лет. Не знал, где и кем я буду. Уже, наверное, в тысячный раз я прокручивал у себя в голове всё, что со мной случилось и что я натворил. Я анализировал каждый свой шаг и каждую мысль — как бы я поступил, если бы вернулся в прошлое? Что мог бы изменить? Конечно, это было абсолютно бесполезно, сейчас, когда всё свершилось. Но я не мог придумать ничего другого, чем себя занять, чтобы отвлечься от грызущего чувства вины.

Последний месяц мы с мамой безвылазно просидели в поместье. Когда отца увезли в Министерство Магии, нас отправили домой до выяснения обстоятельств и запретили покидать его территорию. Почти всё время я провел в своей комнате, потому что смотреть на маму просто не мог. В те редкие часы, которые мы проводили в компании друг друга, мне было невыносимо больно разглядывать её. Она всегда выглядела просто превосходно — осанка, манеры, внешний вид — всё было идеально, даже когда мы проводили время втроём с отцом. Теперь от этой гордой и безупречной женщины осталась только бледная тень. Мне так хотелось поговорить с ней, поддержать ласковыми словами. Но как только я видел её, все приготовленные слова комком вставали в горле.

С каждым днём мне все больше и больше казалось, что ещё день — и она растает. Мама приходила ко мне вечером, желала спокойной ночи, а иногда спрашивала — как у меня дела или как я себя чувствую. Мне было тошно от этих вопросов. Чаще всего я ей не отвечал, и она, тихо закрыв дверь, уходила.

Об отце всё это время не было никаких новостей. За завтраком я видел, как мама вздрагивает, и с какой надеждой смотрит за окно, когда сова приносит почту. А потом её лицо снова становится серым — кроме свежей газеты, писем снова нет.

От «Пророка» тоже было мало толку. В самой первой газете, которую принесла сова во второй день после битвы за Хогвартс, была статья об арестах.

«Были задержаны Пожиратели Смерти, среди которых оказались потомки нескольких древних чистокровных семей, а именно...» — и перечисление многих знакомых мне имен, среди которых были и моё имя, и имя мамы, и имя отца. В остальном, это были огромные колдографии героев войны, интервью, статьи о том, сколько было поймано Пожирателей Смерти, даты ближайших судов, результаты рейдов и прочая «шокирующая» информация.

Однажды утром, спустившись в гостиную, я увидел, как мама рыдает с письмом в руках. Это было извещение о том, что я должен явиться двадцать восьмого мая в десять пятнадцать на слушание своего дела. Извещение обязывало и маму явиться в указанное время вместе со мной. Как такового, обвинения ей не предъявили, но полная неизвестность, в которой нас держало Министерство, могла обернуться чем угодно.

Но сегодня, спустя почти три недели, я всё-таки решился взять себя в руки и поговорить с ней. Только сегодня утром я понял, что, возможно, это последняя возможность поговорить наедине, ведь если меня посадят в Азкабан — то она представится не скоро. Но краешком сознания я перебирал шансы на счастливый случай, хотя и не особо надеялся. На удивление, чувствовал себя лучше, чем в последние недели. Я подошел к зеркалу и невольно ужаснулся — вид был такой, будто я уже побывал в тюрьме. Внутренне усмехнувшись своим невесёлым мыслям, я поплелся в ванную. Хотелось смыть с себя последние дни. А лучше, лет пять. Интересно, маховики времени и правда все разбились, как говорил отец?

Прохладный душ сделал своё дело. На мгновение мне стало абсолютно плевать, кто и как решит мою дальнейшую судьбу. Лучше сейчас не думать о надвигающемся суде, ведь независимо от моих переживаний и раскаяний, ситуация не изменится и повестка в суд не растворится в воздухе. Приведя себя в порядок, я поспешил одеться. Брюки и черная рубашка. Может, надеть пиджак и галстук? Нет, наверное, это слишком. Пусть будет, как есть. Я взглянул на часы — уже половина восьмого, а в десять за нами явятся мракоборцы. Надо успеть поговорить с мамой.

— Эсси!

Послышался негромкий хлопок.

— Молодой хозяин звал Эсси? — услышал я писк за спиной.

— Хозяйка проснулась?

— Только что спустилась в столовую, — пропищала эльф и мне снова стало не по себе. Что я ей скажу

— Хорошо, можешь идти.

Снова раздался хлопок. Я сел на кровать. Неизбежность предстоящего снова навалилась тяжким грузом. Даже убеждая себя раз за разом, что мои переживания не изменят ситуацию, мысли о суде, отце и что будет с мамой, если нас обоих не будет рядом, угнетала всё сильнее и сильнее. Легкие сдавило. Я пытался вдохнуть как можно глубже, но не мог. Я пытался надышаться, но не мог. Нельзя терять время. Я покинул свою комнату, мысленно прощаясь с ней на очень долгое время.

Мама сидела за столом, держа кружку чая в руках и, не моргая, смотрела на неё. Она слегка вздрогнула от звука моих шагов и ласково улыбнулась мне.

— Доброе утро! — как можно бодрее сказал я и сел напротив неё. — Ты сегодня как?

— Неплохо, спасибо, — чуть улыбаясь, ответила она и даже немного повеселела. Хотя, может мне просто хотелось так думать? Выглядела она сегодня и правда хорошо. Темно-синее платье оттеняло её кожу, волосы собраны в строгую и аккуратную прическу. Только вот круги под глазами выдавали её состояние.

— Есть какие-нибудь новости? — зачем-то спросил я, прекрасно зная, что если бы новости были, она бы сразу мне сказала. Я угадал — она отрицательно покачала головой.

— Ты тоже сегодня выглядишь отдохнувшим, — тихо сказала она, — ты поспал?

— Да, — соврал я и взял её руку в свою, — мам, прости меня.

Она непонимающе посмотрела и выпрямилась на стуле.

— Прости, что не послушал тебя тогда, и что в последнее время вёл себя как последний идиот! — и я наконец-то почувствовал облегчение — вина терзала меня все эти недели. Внутри словно сдулся огромный шар. — Я знаю, как тебе тяжело из-за отца, из-за меня... а я совсем тебя не поддержал.

Я говорил и говорил — и не мог остановиться. Мне было действительно очень жаль, но я редко говорил кому-то такие слова. В основном, я пытался её успокоить и убедить, что всё наладится, хотя сам себе не верил. Мне очень хотелось, чтобы она улыбнулась, пусть и ненадолго. Спустя десять минут мы разговаривали обо всем на свете, завтракали горячими тостами с джемом и пили чай, как будто через час не меня будут судить и не мне предъявят обвинения в самых разных преступлениях. В этот момент я снова ощутил себя счастливым. Наверное, впервые за последние пару лет.

Конечно, ожидаемо было, когда камин заполыхал зелёным пламенем и из него вышли два мракоборца. Но я ощутил себя так, будто на меня вылили ведро ледяной воды. Мама, немного повеселевшая, снова нахмурилась.

— Доброе утро, — прокряхтел один из них, крупный и черноволосый мужчина, отряхивая со своей мантии золу, — вы готовы?

Действительно, доброе.

Я кивнул. Второй, пониже ростом, рыжий и с безобразным шрамом на щеке, с любопытством осматривал гостиную. Мне стало невыносимо противно, что он вот так откровенно пялится — и меня охватила злость. В голове промелькнула ассоциация с ещё одним рыжим и, видимо, это заметно отразилось на моём лице. Мракоборец это заметил и посмотрел в ответ полным презрения взглядом. Пока я натягивал мантию, вспоминал все самые отвратительные слова, которыми с удовольствием наградил бы этого урода.

* * *

К счастью, Министерство позволило нам воспользоваться каминной сетью. Я был рад этому обстоятельству — меньше остается времени на дурацкие мысли. Я всё еще был зол, когда мы с мамой прибыли в Министерство. Я смотрел на неё — и не переставал удивляться. Она, сохраняя абсолютное спокойствие, будто нас совершенно ничего не касается, шла по Атриуму с приподнятой головой. Её слегка надменная маска, которую она надевала каждый раз, когда мы появлялись на людях, служила ей отменной броней против косых взглядов и шепота за спиной. Глядя на Нарциссу Малфой, люди прекрасно понимали, что их мнение интересует её так же сильно, как и они сами.

«Сохранять спокойствие и не терять чувство собственного достоинства», — мама повторяла мне это множество раз. Я давно взял на вооружение этот приём, и сейчас последовал её примеру. Спина прямо, взгляд вперёд. «Да, я оступился, я не прав, но я не жалок», — как мантру, повторял я себе всю дорогу до лифтов, но дорога эта показалась мне слишком долгой.

Множество волшебников, снующих туда-сюда по Атриуму, косились на нас и перешёптывались. Это было так очевидно и неприкрыто — они совершенно не стеснялись тыкать в нас пальцами и дёргать друг друга за рукава мантий, привлекая внимание менее наблюдательных коллег. Наверное, для них это было редкостью. Многие Пожиратели уже сидели в камерах и дожидались своего часа, а тут им представилась такая великолепная возможность ещё раз убедиться в том, что они выбрали правильную сторону.

Мракоборец, шедший впереди нас, остановился у одного из лифтов и нажал на кнопку. Мама, шедшая сразу же за ним, обернулась и, взяв меня за руку, крепко её сжала. Только сейчас я почувствовал, как бешено бьётся моё сердце. Я бы не удивился, если бы его стук услышали и рядом стоящие люди. Лифт, звякнув, открыл свои двери. Холодный женский голос слишком звонко и громко произнес «Уровень восьмой. Атриум», отчего у меня немедленно горячей волной разлилась по затылку тупая боль. Мы вошли. Золотая решётка захлопнулась и лифт, громыхая, начал спускаться.

Невольно я представлял себе камеру Азкабана, и решётки лифта представлял решетками моей темницы. Я попытался вообразить себе чувства, которые бы испытывал, или представлял себе, как сижу там в одиночестве. Мысленно поблагодарил Мерлина, что дементоров в Азкабане теперь нет. Я видел их много раз, а в последний год — чересчур много, но так, чтобы близко — никогда. Я закрыл глаза и сосредоточился на бешеном ритме своего сердца. Лифт гремел и кряхтел, словно живой, а я наслаждался этими драгоценными секундами, которые отделяли меня от того момента, когда меня настигнет клеймо заключенного.

Женский голос объявил «Восьмой уровень. Отдел тайн» и с грохотом остановился. Золотые решётки разъехались, и мы молча вышли. Лязг металла, который сопровождал передвижение лифта, спровоцировал новую волну головной боли. Ведомый мракоборцем, я старался не смотреть по сторонам. Совершенно пустые каменные стены. Никаких окон или дверей. Я снова вернулся к мыслям о камере в Азкабане. Впереди замаячила черная дверь. Удивительно, что в мрачном коридоре она была так четко видна. Возле неё мы повернули налево, где обнаружился лестничный пролёт, и начали спускаться по ступенькам. На каждый мой шаг приходился удар сердца, и эта монотонность вводила меня в транс. Я был готов спускаться по этой лестнице бесконечно, чтобы хоть ещё чуть-чуть потянуть время. Но ступеньки закончились слишком быстро, я насчитал всего двадцать шесть. Снова коридор, на этот раз освещенный факелами.

Я огляделся и удивленно выдохнул. В груди кольнуло — как же этот коридор напоминает подземелья Хогвартса! Мы частенько бродили по мрачным тоннелям подземелья, изучая его и открывая все новые и новые переходы. Ни один студент не мог похвастаться таким отменным знанием этого бесконечного подземного лабиринта — кроме нас, слизеринцев. Как хорошо было бы сейчас сидеть в гостиной, в любимом кожаном кресле возле камина и болтать с друзьями об учёбе, квиддиче и прочих пустяках.

Поминать Поттера и его компанию самыми отменными оскорблениями! Я мысленно улыбнулся — какие же глупости. Как давно это было? Мне казалось, что последние два года растянулись на все десять. Жаль, что мне не суждено вернуться в школу. А может, и к лучшему — теперь мне там совсем не место.

Я постарался припомнить, что я делал в то время, когда Тёмный Лорд (по спине пробежали мурашки) властвовал в нашем доме. Но резкий голос одного из мракоборцев вытянул меня из мыслей. Мы стояли перед массивной деревянной дверью, потемневшей и грязной, будто закопченной.

«Пришли», — прогремел мракоборец и открыл дверь. Бледный луч света выхватил лицо мамы перед тем, как мы вошли внутрь. На её щеках блестели слезинки.

Как я и ожидал, зал был полон. Скамьи на возвышении были заполнены судьями, напротив них стоял стул с цепями на подлокотниках. Неужели, прикуют к стулу? Справа и слева ряды скамеек были заполнены так, что между ними не виднелось никакого просвета. Из-за плохого освещения я не узнал ни одного лица — сплошная тёмная масса, жаждущая моей крови. Я знал, что с блеском в глазах от осознания вот-вот свершившейся мести, оттуда смотрят близкие и друзья тех, кто был замучен и убит в нашем доме, или во время рейдов в Косой переулок, а кто-то — и в собственных домах.

Я прекрасно знал, чем занимались Пожиратели Смерти в этих своих «рейдах», ведь я был среди них, хотя убивать мне не приходилось. Но я навсегда запомню крики ужаса и боли, предсмертную мольбу и обжигающую ненависть. В самой битве за Хогвартс я не участвовал, поэтому тут совесть моя была абсолютно чиста — не учитывая, конечно, тот факт, что это именно я пустил Пожирателей Смерти в школу. Что же я натворил?!

Я взглянул на рыжего мракоборца, стоявшего рядом со мной, и он кивком указал мне на стул с цепями. Черноволосый уводил маму в противоположную сторону. Пока я шагал к моему месту, я увидел её белое, как бумага, лицо на фоне тёмных силуэтов. За какие грехи женщине могут достаться такие муж и сын? Мерлин, как же стыдно!

Я, не мешкая, сел на уготовленное мне место, и цепи сковали запястья. Что ж, ожидаемо, но всё-таки я немного разочаровался: чудо не случилось. Я поднял голову. Кто-то из судей увлеченно переговаривался друг с другом, кто-то копался в бумагах, кто-то уставился на меня — с отвращением, злостью, недоверием. Я старался оставаться спокойным внешне, но внутри меня уже бушевал ураган. Сердце, как жаждущая свободы птица, рвалось из груди. Негромкий стук молотка мужчины в центре — и зал поглотила гулкая тишина.

— Судебное разбирательство от двадцать восьмого мая объявляю открытым, — звучно и не торопясь прогремел чернокожий мужчина в сливовой мантии. Я выдохнул, а он так же спокойно продолжал: — Разбирается дело Драко Люциуса Малфоя. Адрес проживания — Уилтшир, поместье Малфоев. До этого момента содержался под домашним арестом в течение трёх недель по вышеуказанному адресу.

Он прокашлялся и продолжал:

— Допрос ведут: исполняющий обязанности министра Кингсли Бруствер, глава Отдела обеспечения магического правопорядка Джоан Джонс, первый заместитель министра Эйлин Брайн, секретарь суда — Джек Гаррет.

Я старался рассмотреть сидящих передо мной людей, но никак не мог сфокусировать на них взгляд.

— Обвинение, — заговорил женский голос. Тут сердце пропустило удар, и я закрыл глаза.

— Вступление в запрещенную организацию «Пожиратели Смерти» и принятие Тёмной Метки. Участие в мероприятиях, направленных на истребление маглорожденных волшебников и немагического населения. Пособничество в захвате школы Хогвартс. Использование непростительных заклятий. Покушение на убийство Альбуса Дамблдора.

Я втянул воздух носом и поднял глаза на судей.

— Вы признаете содеянное?

— Да, — коротко ответил я.

Что тут добавить? Я сожалею! Не сажайте меня в тюрьму! Жалкое зрелище...

— Мистер Малфой, расскажите о тех событиях, в которых участвовали непосредственно вы, — от женского голоса обдало холодом. Картинки рассыпались у меня в сознании. Я не мог сосредоточиться.

— После событий в отделе Тайн я получил задание от Тёмного Лорда.

— В чём конкретно состояла суть задания? — спросил Бруствер своим низким голосом.

— Он приказал мне убить профессора Дамблдора.

Зал возбужденно зашумел, но буквально через несколько секунд снова смолк.

— Почему он выбрал именно вас, мистер Малфой? — снова заговорил Бруствер.

— Так он решил наказать моего отца.

— И в чём состояла суть наказания? — теперь уже задала вопрос женщина.

— Я должен быть умереть, выполняя это задание. По крайней мере, он на это рассчитывал.

И снова шепот в зале.

— Что вы делали, чтобы выполнить это задание? — спросила женщина. Я помолчал, силясь проглотить тот ком, что встал в горле.

— После одного случая с моим знакомым, я узнал об Исчезательных шкафах. Один из них находился в лавке «Горбин и Бэрк», — говорил я, а картинки в голове возвращали меня в те страшные времена, — второй, как подсказал мне мой знакомый, был в Выручай-комнате. Один из них оказался сломанным, и я решил его починить, чтобы потом провести Пожирателей Смерти в школу.

— Это была ваша идея? — я поднял глаза и увидел задающую вопросы женщину. Она сидела справа от Бруствера и сверлила меня глазами, жадно ловя каждое слово.

— Да, — спокойно ответил я, — после нескольких неудачных попыток я решил попробовать другие способы. Я отправил проклятое украшение через Кэти Бэлл, она учится на Гриффиндоре, и поэтому меньше всего привлекла бы внимание. Но эта попытка тоже не удалась. После этого я отправил профессору Слизнорту бутылку отравленной медовухи через мадам Розмерту, на которую наложил заклятье Империус в надежде, что он подарит её профессору Дамблдору. Директор, как было известно всем, очень любил это напиток. Эта идея тоже провалилась. После этого Тёмный Лорд решил, что выполнение моей задачи слишком затянулось. Он пригрозил, что убьёт меня и всю мою семью, если в ближайшее время я не разберусь с этим.

Снова проклятый шёпот. Будто тёркой по мозгам.

— Он угрожал вам словами и всё? — спросила всё та же женщина.

— Использовал Круциатус, — на автомате ответил я. По спине пробежали мурашки — эти «воспитательные меры», как называл их Лорд, слишком сильно впечатались в память и никаким заклятьем их оттуда не вытравить. Гул в зале стал громче.

— Тишина! — пробасил Кингсли Бруствер. Я закрыл глаза, складывая обрывки воспоминаний, и выдержав паузу, продолжил. Всё-таки легче начать и не останавливаться, чем выдавливать рассказ из себя по кускам. — Ближе к концу года мне удалось починить шкаф, и с его помощью я провел в школу Пожирателей Смерти. Они наколдовали Тёмную Метку над Астрономической башней и отправили меня туда, ждать директора. Но в замке находился Орден Феникса, и поэтому завязалась битва, а я успел добраться до башни. Там я обнаружил директора, но не убил его, лишь обезоружил. Пришедший позднее всех профессор Снейп... Сделал это за меня, — закончил я, и открыв глаза, взглянул на сидящих передо мной людей. Проговорив это всё вслух я понял, что вариантов у меня немного.

— Вы о чём-то говорили с Альбусом Дамблдором? — вдруг спросил Бруствер и я чертыхнулся. Этого рассказывать мне не хотелось, хотя вся эта ситуация, пусть и немного, но выставляла меня в положительном свете. Больше всего сейчас мне было стыдно перед мамой, ведь я упустил этот крошечный шанс, на хоть какую-то помощь. Этот наш разговор с директором я никому не пересказывал — лучше бы этот эпизод канул вместе со мной в могилу. Я немного помолчал, собираясь с мыслями.

— Да. Он предлагал перейти мне на правую сторону, обещал помочь моей матери скрыться от угрозы со стороны Пожирателей Смерти.

— И что вы ответили?

— Я сказал ему, что у меня нет выбора, — я почувствовал, как звенья цепей впились в мою кожу. Зубы стиснулись так крепко, будто от этого зависела вся моя жизнь.

— Не было выбора? — спросила женщина слева. Мерлин, ну что за дура! Глупые вопросы всегда меня раздражали, а сейчас, когда нервы были на пределе — тем более.

— Не было, — подтвердил я. Да, вёл себя, как самый настоящий трус. Да, теперь я это понимал. Но что я мог сделать?

— Вы и сейчас так думаете? — снова заговорила она, и я совсем перестал понимать, что происходит.

— Нет, — не раздумывая, ответил я. Односложные ответы давали мне призрачный шанс сохранить чувство собственного достоинства. Да я бы отдал всё что угодно ради того, чтобы вернуться в прошлое, всё изменить. Но какая теперь разница?

— Почему вы осознали это только после смерти Альбуса Дамблдора?

— Тёмный Лорд мне угрожал! — громче, чем мне хотелось, сказал я. — Что бы сделали вы на моём месте?

А вот этого совсем не стоило говорить. Нервы окончательно сдали.

— То есть, вы выполняли поручения Волдеморта под страхом смерти?

— Получается, что да, — я постарался вложить в этот ответ столько безразличия, сколько смог найти в себе сил. Я никому не позволю лезть к себе в душу!

— Расскажите о событиях, которые происходили после смерти Альбуса Дамблдора, — попросила женщина по правую руку от Министра. Она вся вытянулась в струну и даже подалась вперёд, будто я рассказывал какую-то интересную историю, а не подписывал себе смертный приговор. Теперь, когда свет пламени от факела падал ей на лицо, я смог разглядеть её. Она была не молода, тёмные волосы в строгой причёске. Весь вид говорил о её педантичности и дотошности.

Она поджала свои губы так сильно, что они напоминали тонкую ниточку. Я ей явно не нравился, и она не нравилась мне. Неровное и тусклое освещение сделали её лицо похожим на жуткую, гротескную маску и чувство неприязни к этому лицу возросло в сто раз. Я чувствовал волны какого-то необъятного гнева, исходящие от неё, хотя был уверен, что не встречался с ней раньше. Может, Пожиратели убили кого-то из её близких, и теперь она не упустит шанса отомстить?

— Профессор Снейп, — и я запнулся. Крёстного больше нет. Говорить о нём сейчас, вот так, при всех этих людях — будто выкопать его из могилы. Я слышал, он предал всех нас и работал на Дамблдора. Не знаю, правда это или нет, но мне было плевать тогда — плевать и сейчас. Возможно, благодаря ему светлая сторона и одержала победу. Вся тяжесть этого события только сейчас навалилась на меня всей своей необратимостью — ведь я больше никогда не смогу с ним поговорить. Мне даже не позволили присутствовать на его похоронах. Но сейчас надо взять себя в руки. Он бы этого хотел. Вернее, он бы не хотел, чтобы я расклеился на глазах у всех. У меня будет достаточно времени, чтобы оплакать его смерть.

Я гипнотизировал стоящую впереди трибуну судей. Цепи, как бы отрезвляя меня, с силой впились в запястья.

— Профессор Снейп и остальные Пожиратели покинули башню сразу же, — резко начал я и удивился своему голосу — бодрому, громкому, чёткому. — Профессор вывел меня из замка, остальные остались и продолжили сражаться с Орденом. Мы покинули территорию школы и трансгрессировали в поместье. После этого профессор Снейп сразу же ушёл. Мы с отцом и мамой пробыли в нашем доме около часа. После этого Тёмный Лорд призвал нас с помощью Метки, и мы снова отправились в школу. Никто ничего нам толком не объяснял. Из разговоров я понял, что планируется атака на школу, и что Гарри Поттер, каким-то образом, пробрался в замок. Была суматоха и я сбежал оттуда, — я снова остановился.

Жутко защипало левый глаз, но из-за невозможности его почесать, я часто заморгал. Видимо, судьям показалось что я вот-вот заплачу — по залу пробежал шумок, а после того как я справился с зудом и поднял голову, то заметил на некоторых лицах откровенно сочувствующий вид. Мне стало противно — будто я пытаюсь разжалобить их и решил разреветься прямо в зале суда! Злость на этих жалостливых уродов заставляла зубы сжиматься до боли.

— Я сбежал оттуда, потому что хотел вернуть свою палочку, — как можно бодрее продолжил я, чтобы не оставить сомнений — Драко Малфой не какая-нибудь размазня, которая распускает слюни ради подачек, — мою палочку отобрал Поттер, когда он и его друзья сбежали из нашего поместья. И я хотел вернуть её.

Мне было действительно тяжело говорить. То, что произошло дальше, не давало мне покоя многие дни. Ведь именно из-за меня погиб мой друг. Сгинул в Адском пламени. Если бы я не был так глуп и не сунулся к Поттеру (Мерлин, из-за палочки!) — возможно, Винс был бы жив. Возможно. Но тот факт, что именно я поспособствовал его скорой смерти, просто убивал меня.

— Я проник в замок, где встретил своих школьных приятелей Винсента Крэбба и Грегори Гойла. Мы вместе выследили Поттера и пошли за ним в Выручай-комнату. Там я потребовал, чтобы Поттер вернул мне палочку, но у нас завязалась битва, в ходе которой один из моих друзей вызывал Адское пламя. Комната начала гореть, Поттер со своими друзьями вернулись за нами, но Винсент Крэбб погиб, — я посмотрел прямо в глаза женщине, которая задавала вопросы. Я был уверен, что на моём лице в этот момент не дрогнул ни один мускул. Этим жестом я хотел доказать, что даже смерть друга, виновником которой я стал, не выдавит из меня и крошечной слезинки в их присутствии. Я никогда не хотел, чтобы меня жалели — и своё горе я хочу пережить один.

Пока я говорил, в зале стояла звенящая тишина, разбавляемая шелестом пергамента и шорохом мантий. Никто не прерывал моей исповеди — но несмотря на мои мысли, что говорить без остановки — намного проще, сейчас мне хотелось, чтобы хоть кто-то перебил меня, не позволив опуститься ещё ниже. Вскрывая, мягко говоря, не совсем героические подробности моего участия в событиях тех ужасных дней, я чувствовал себя совершенным придурком. Мне было плевать, что обо мне подумают все эти люди. Я просто не хотел вспоминать обо всём этом. Мне казалось, что если я спрячу эту часть своей жизни на самые дальние задворки своей памяти, то чувство вины растворится само собой.

Я ощущал себя обманутым — будто мне обещали, что позволят гордо удалиться в Азкабан с высоко поднятой головой и самому уничтожить себя попытками заглушить эту боль. Я чувствовал себя втянутым в какую-то бессмысленную игру, где независимо от ответов — ты всё равно проиграешь. Осознание всей абсурдности ситуации в лице этого циркового представления под названием «суд» выводила меня из себя всё сильнее, и это даже к лучшему — злость помогала мне совсем не расклеиться и оставаться бесстрастным. Это казалось крайне важным.

— Мистер Поттер с друзьями спас вас и мистера Гойла из Выручай-комнаты, верно? — спросила женщина, и её резкий голос прервал ход моих мыслей.

— Да, — коротко ответил я, и сердце забилось с новой силой — от осознания скорого конца.

— А что вы делали после?

— Хотел покинуть замок, но битва уже началась, — смутно вспоминая дальнейшие события, я закрыл глаза и головная боль вернулась с двойной силой, — я не смог покинуть территорию замка, Гойл ушёл в неизвестном направлении. Я спрятался в одном из потайных переходов, просидел там довольно долго. Когда решил, что всё стихло, спустился в холл и увидел своих родителей в Большом зале, где сражались Поттер и Тёмный Лорд. Я присоединился к родителям, а когда Тёмный Лорд (я прикусил язык, чтоб не выругаться) пал, то остался с ними там, до прибытия мракоборцев. Они увели отца, а нас с мамой отправили домой — до выяснения обстоятельств.

Я закончил рассказ, чувствуя одновременно и облегчение, и невыносимую тяжесть. Первое — от того, что теперь от меня ничего не зависит, а второе — от навалившегося чувства неизвестности, хотя моя судьба меня интересовала не так сильно. Больше всего я беспокоился за маму — моё заключение сведет её с ума. Её здоровье и, возможно, даже — жизнь зависели от кучки сидящих передо мной снобов в сливовых мантиях. А самое ужасное — я абсолютно ничего не мог с этим поделать. Женщина пошуршала пергаментами, что-то выискивая. Этот шорох, который, казалось, длился целую вечность и усиливал раздражение. В этот же самый момент произошло то, чего я совершенно не ожидал, но краешком сознания этого страшился.

Предплечье, которое «украшала» Метка, начало покалывать. Холодная волна страха прокатилась по позвоночнику. Я старался не выдать себя никаким образом, но, видимо, выражение неописуемого удивления отразилось на моем лице. Кингсли Бруствер, сверлящий меня своими тёмными глазами всё это время, нахмурился. Мне показалось, что он всё понял — но этого просто не могло быть. Я, как мог, взял себя в руки.

Тёмная Метка после смерти Лорда не исчезла, а просто поблекла и превратилась в грязное пятно. Зуд усиливался, хотелось разорвать рукав рубашки и прямо ногтями соскоблить её с кожи. Да что же это такое? Неужели он жив? И прямо сейчас ворвется сюда? Нет, это бред. Он мёртв. Я видел своими глазами, как он умирал. И это было прекрасное зрелище.

Так, спокойно. У меня будет время, чтобы разобраться с этим. Начавший было шептаться зал, замолк и женщина встала. Я инстинктивно вжался в кресло — будто это чем-то могло помочь. Она откашлялась.

— Для дачи показаний вызывается свидетель, — проговорила женщина по правую руку от Министра и мне показалось, что мимолетный взгляд, который она бросила ему, был полон недовольства. Министр этого взгляда не заметил.

Тут до меня начал доходить смысл её слов. Свидетель... Свидетель? Что?!

Я повернул голову вправо, откуда уже раздавался отзвук ботинок идущего. Высокая спинка стула и цепи не позволяли мне развернуться достаточно для того, чтобы увидеть этого человека. Я услышал, как мягко ударился ножками материализовавшийся по мою левую руку стул.

— Гарри Джеймс Поттер, вы просили предоставить вам слово в качестве свидетеля некоторых событий, которые описал нам мистер Малфой, — начала всё та же жутковатая дамочка.

— Всё верно, мадам Брайн, спасибо, — кивнул он. Я не хотел даже смотреть на этого Мальчика-Который-Везде-Сует-Свой-Нос. Но боковым зрением всё-таки заметил, как он глянул в мою сторону. Даже думать было противно. Герой Магической Британии решил выступить, куда же без него! Будто у меня и без него мало проблем.

— Мы слушаем вас, — холодно отозвалась женщина, прерывая мои размышления.

— Во-первых, я бы хотел напомнить о недавнем нашем разговоре с мистером Бруствером, о содержании которого вы, конечно, в курсе. А также напомнить уважаемому Визенгамоту, что мистеру Малфою на момент принятия Тёмной Метки не было семнадцати лет. Это значит, что он не являлся совершеннолетним. Прошу принять во внимание этот факт.

Зал снова зашумел. Невозможно. Поттер за меня заступился? Брайн кидала на Бруствера злобные взгляды, будто это именно он сейчас ставит под сомнение всю тяжесть моих поступков. Кингсли легонько кивнул Поттеру, но кажется этого, кроме меня, никто не заметил.

— Тишина в зале! — пробасил Бруствер, и все снова замолчали. Ситуация начинала приобретать странный оборот.

— Во-вторых, — спокойно продолжил Поттер, будто сдавал устный урок, а не сидел в зале суда под взглядом десятков глаз судей и не защищал своего врага, — я бы хотел напомнить уважаемому суду о статье сорок два. В ней говорится, что если незаконное деяние является не актом доброй воли, а приказом, за невыполнение которого существует угроза смерти или физического и психического насилия, то обвинения выдвигаются тому, кто дал это распоряжение. А он, как мы с вами знаем, мёртв.

Судьи начали переглядываться, а Брайн покраснела ещё больше.

— Я в курсе этого, мистер Поттер, — зашипела она и, сузив глаза, приподнялась на своём месте, — вижу, вы подготовились. Но видимо забыли, что вы здесь выступаете в качестве свидетеля, а не в качестве адвоката мистера Малфоя. Поэтому если вы не собираетесь сообщить нам о каких-либо фактах, касающихся его показаний, я буду вынуждена попросить вас покинуть зал суда!

Она говорила негромко, но её слова разносились по всему залу. Последнюю фразу она будто выплюнула, тем самым ставя точку. Брайн продолжала сверлить Поттера полным огня взглядом, и я, не выдержав, чуть повернул голову в его сторону. Поттер слегка покраснел, но лицо его было серьёзным и сосредоточенным. Было понятно, что он не собирается уступать.

— Да, я не выступаю в качестве адвоката мистера Малфоя, — твёрдым голосом проговорил он, — а лишь хочу напомнить вам о том, что судить по всей строгости человека, которого вынудили сделать то, что он сделал, так же незаконно, как и ваше намерение прогнать меня из зала суда. Поверьте, я знаю что это такое, ведь в прошлом я был в абсолютно такой же ситуации, пусть и за меньший поступок! Вы же не хотите, чтобы весь зал сейчас подумал, что вы поддерживаете политику последних лет? — Поттер выпрямился на стуле. Я уже без всякой скрытности глазел на него. Он меня защищал! Может, это сон? У него на лбу от напряжения выступили бусины пота. Дементоров Министерству Поттер так и не простил.

Краска сошла с лица женщины, но тут же оно приняло такой вид, будто ей дали пощёчину. Она отпрянула и резко села, с шумом отодвинув свой стул.

— Нет, я не поддерживаю политику последних лет, — взяв себя в руки, она продолжила совершенно спокойным тоном, — я хочу одного — чтобы все, кто хоть как-то поддерживал Волдеморта и способствовал распространению его контроля над магическим сообществом, понёс наказание. Я так же, как и вы, хочу справедливости для каждого, кто пострадал от его рук и рук его приспешников. Но те аргументы, которые вы используете, не применимы для данного дела и совершенно не оправдывают действий подсудимого!

Она проговорила всё это на одном дыхании, и теперь её грудь тяжело вздымалась. Было видно, как ей тяжело держать себя в руках, когда какой-то мальчишка не просто упрекнул её в чистоте взглядов, но и подверг сомнению её компетентность!

— Не оправдывают в полной мере, — как бы поправляя Брайн, добавил Поттер. Щеки её снова покрылись красными пятнами.

— Что вы имеете в виду, мистер Поттер? — резко спросила она.

— Я имею в виду тот факт, что мистер Малфой и его мать, миссис Малфой, помогли мне и моим друзьям избежать смерти. И я думаю, что их непосредственное участие в этих событиях являются тем самым аргументом, который окончательно оправдывает действия подсудимого. Тем более, он никого не убил, и у вас нет к тому доказательств.

— Намерение к совершению преступления, но не исполнение этого намерения, по независящим от участника преступной деятельности причинам, никак не оправдывает факт несостоявшегося преступления! — отчеканила она, снова вскочив со своего места. — Даже если ваши аргументы и позволяют частично признать мистера Малфоя не заслуживающим наказания по всей строгости, то тот факт, что он был в одном шаге от убийства Альбуса Дамблдора, вы оспорить никак не можете! А это и есть то самое намерение, которое не освобождает его от тюремного заключения! Если бы мистер Снейп не появился в ту секунду, подсудимый совершил бы убийство!

— Почему же, могу, — спокойно ответил Поттер, но голос его немного дрогнул. Я знаю, что они были близки. Смерть директора, вероятно, очень сильно задела его.

— Это уже слишком! — выкрикнула Брайн, совершенно слетая с катушек. — Бруствер, вы, как временно исполняющий обязанности Министра, должны прекратить это... эту...

Она буквально задыхалась от негодования, и тяжело дыша, снова села.

— Этот балаган! — закончила она.

— Основываясь на показаниях мистера Поттера, проверенных всеми доступными способами, я могу подтвердить, что всё, что он говорит — правда, — пробасил Бруствер, — продолжайте, мистер Поттер.

Я кинул взгляд на Брайн — её лицо, ставшее пепельным, вытянулось от удивления — такого содействия от Бруствера она явно не ожидала.

— Я был в башне в тот момент. Я всё видел и слышал. И я могу подтвердить, что до того, как профессор Снейп появился в Астрономической башне, мистер Малфой опустил палочку. Его намерение в совершении преступления себя исчерпало. То есть, на момент совершения убийства у мистера Малфоя уже не было намерения его убить. А если мы будем судить людей за их когда бы то ни было возникшие мысли о нарушении закона — то судить можно будет многих. Так ведь, мадам Брайн? — он смотрел на неё и ни один мускул не дрогнул на его бледном лице. Воспоминания о том дне давались ему очень тяжело.

А тем временем, я пытался переварить слова Поттера. Он там был. Он всё слышал! Как такое может быть? Нет, не верится. Как? Я смутно припомнил две метлы, стоящих у стены в момент, когда я попал на башню. Значит, Поттер стоял где-то там, скрытый от глаз. Возможно, под мантией-невидимкой. Почему он ничего не сделал? Странно подумать, что у него была возможность вмешаться, но он ей не воспользовался.

— Подводя итог, мы имеем следующее: мистер Малфой не являлся совершеннолетним волшебником на момент вступления в ряды Пожирателей Смерти и принятия Тёмной Метки. Являлся исключительно невольным соучастником всех упомянутых преступлений и выполнял приказы Волдеморта под страхом смерти. Также у вас нет никаких доказательств того, что он кого-то убил. И ещё. Я хочу сказать, что именно благодаря ему я остался жив, смог победить Волдеморта и тем самым закончить войну. Вы не можете отвергать тот факт, что благодаря мистеру Малфою была окончена война — это факт, который могут подтвердить ещё как минимум два человека, находящихся в этом зале!

Теперь зал невозможно было остановить. Все переговаривались в полный голос — не только судьи, но и присутствующие в качестве зрителей. От этих высокопарных речей Поттера мои губы невольно растянулись в усмешке — да уж, это было весьма смешно, если бы от этого человека и его слов не зависела моя жизнь. Я глянул в сторону Поттера — но он не обернулся. Не то чтобы я был против этого представления, но мне не хотелось быть в долгу у Поттера. Но что это, если не тот самый Второй Шанс, которого я так хотел? Я смогу быть с мамой, поддержать её. Я смогу начать жизнь заново. А самое главное — очистить имя Малфоев от той грязи, в которую нас втоптал отец. Хоть я и поменял свое мнение на его счёт за последний год — не в самую лучшую сторону, мне всё равно было немного жаль его. Ему, конечно, я не собирался об этом говорить.

Шум в зале, а заодно — и мои мысли, прервал низкий голос Бруствера и стук судейского молотка.

— Вы хотите что-то добавить, мистер Поттер? — спросил он серьёзным голосом, но в лице его, насколько позволяло освещение, я увидел лёгкую усмешку. Как странно. Возникло такое чувство, что всё происходящее — не более, чем театральная постановка.

— Нет, сэр, — перебил мои размышления он, — разве что вы захотите ещё раз взять показания у Гермионы Грейнджер и Рона Уизли.

— Думаю, в этом нет нужды, — кивнул он и повернулся к Брайн, которая всё это время не проронила ни слова и сидела с недовольным видом. Он что-то спросил у неё, но она просто покачала головой. После этого он встал и прокашлявшись, сказал:

— Визенгамот удаляется для совещания, — и весь судейский состав вереницей направился к двери. А зуд на месте Метки снова дал о себе знать. Настроение, ставшее чуточку лучше, снова упало — и меня охватил страх. Стоит ли говорить об этом Поттеру? Ведь он, как-никак, победитель и всё такое. Он уверен, что Лорда больше нет, но... вдруг этому земноводному удалось снова выжить?

Я не знаю, сколько точно прошло времени, прежде чем дверь наконец-то отворилась, и судьи начали возвращаться на свои места. Я погрузился в свои мысли, прокручивая возможность возрождения Лорда, треклятый зуд в предплечье и прикидывал свои шансы на свободу. Поттер всё это время сидел молча, не глядя на меня, и я тоже больше не поворачивался в его сторону.

Женщина, что сидела по левую руку от Бруствера, встала. Скудное освещение позволило её рассмотреть более детально — она была молода, в отличие от Брайн — приятной внешности. Ей было от силы лет тридцать-тридцать пять, но занимаемая ею должность была весьма высока. Хотя, в этом не было ничего удивительного — после победы светлой стороны, многие уважаемые волшебники, заподозренные в связях с Волдемортом, были смещены со своих постов. На их место пришли молодые колдуны и колдуньи, полные радужных перспектив и рвения строить новый мир.

— Оглашается решение Визенгамота по делу Драко Люциуса Малфоя от двадцать восьмого мая, — и я невольно задержал дыхание. — Визенгамот учёл все смягчающие обстоятельства и приговаривает мистера Малфоя к пяти годам, — сердце забилось, как бешеное, — лишения возможности выезда за территорию Англии, ограничению в использовании магии, а именно: запрету на трансгрессию сроком на полгода, запрету на использование волшебной палочки сроком на один год. А также назначает штраф в размере двадцати тысяч галлеонов. Решение Визенгамота вынесено путем голосования, окончательное и обжалованию не подлежит. Мистера Малфоя просим пройти в зал совещаний для разъяснения приговора.

Невообразимый шум оглушил меня — кто-то кричал, кто-то возмущался — но мне было всё равно. Я не мог поверить в происходящее — свобода! Неужели? Нет, этого не могло быть. Поттер быстро встал и зашагал в сторону двери, куда уходили судьи для голосования. Цепи, тяжело звякнув, освободили мои руки. Я, на ватных ногах, отправился за ним. Обернулся. Толпа уже направилась к выходу из зала и маму я не увидел. Поттер, Бруствер и блондинка скрылись за дверями, и я поспешил за ними. Брайн, сверля меня ненавидящим взглядом, покидала зал. И слава Мерлину.

У меня ещё не до конца в голове отложилось то, что сейчас произошло. Руки дрожали. Я взялся за ручку двери и дёрнул её на себя. Передо мной открылась просторная комната с длинным столом в центре и множеством стульев. Все зашедшие уже сидели в дальнем конце комнаты и тихо перешептывались. Я тихо кашлянул и они обернулись.

— Садитесь здесь, мистер Малфой, — проговорил Бруствер и указал на ближайший к Поттеру стул. Пока я шёл, мои шаги гулко отдавались эхом от стен этой полупустой комнаты. Отодвигаемый стул противно скрипнул.

— Я полагаю, вы понимаете, каких усилий нам стоило сократить обвинения в вашу сторону до такого минимального размера? — пробасил он снова. — И вы понимаете всю степень ответственности, которую мы на себя взяли?

Я коротко кивнул. Всё моё внутреннее «я» так и подмывало меня спросить — «зачем?» — но мне хватило ума промолчать.

— А также неоценимый вклад мистера Поттера, мисс Грейнджер и мистера Уизли? — продолжал он. Я уставился на него не моргая. Всё-таки правда, что «золотая троица» вступилась за меня? Еле сдержался, чтобы не сказать этого вслух и снова кивнул.

— Спасибо вам и мистеру Поттеру, — процедил я. Слова резали мой слух — никогда бы не подумал, что скажу эти слова.

Последние сомнения, насчёт безвозмездности оказанной услуги, окончательно отпали. Конечно, стал бы кто-то из прославленных героев делать что-то подобное для того, кто, по сути, этого не заслужил? И всё-таки что-то внутри меня кольнуло. Где-то на краю сознания было немного обидно от того, что вечное стремление Поттера всех спасать и всем помогать распространяется, увы, не на всех. Я снова почувствовал себя обиженным мальчишкой, которому отказались пожать руку. Да, это по-детски, но всё же. Очень интересно, что Поттер попросит взамен? Нельзя было точно сказать по их разговору и взглядам, которые они бросали друг другу в течение этого короткого разговора, в курсе ли Бруствер, что Поттеру что-то нужно от меня или нет. Но ведь Поттер не может действовать отдельно от Министерства?

— Спасибо за помощь, Кингсли, я зайду завтра утром, — Поттер встал и, улыбнувшись, пожал ему руку, — мисс Джонс, всего доброго. Малфой.

Он коротко кивнул мне и пошёл в сторону двери. Бруствер проводил его взглядом, и как только дверь за ним закрылась, перевел взгляд на меня.

— Итак, Драко, — пробасил он, доставая из своей папки стопку пергаментов, и я невольно вздрогнул — мало кто называет меня по имени, так уж повелось, — запрет на выезд за территорию Англии подразумевает ежемесячное посещение Министерства Магии для...

— Проще говоря, учёт, — перебил его я, даже не осознавая этого. Мои мысли были полностью сосредоточены на том, что происходило за этой треклятой дверью.

— Да, проще говоря — учёт. Вам необходимо будет ежемесячно являться для подписания документа о том, что вы находитесь на территории Лондона. Учтите, что пересечение границы строго контролируется. Так как вы являетесь совершеннолетним волшебником, над вами нет надзора, — он поискал нужный пергамент в стопке и положил его поверх остальных, — но для выполнения условий, на которых ваш приговор был смягчен, на вас снова будет наложены чары Надзора. Разумеется, исключительно с вашего письменного согласия, — он подвинул лист пергамента ко мне и коснулся его волшебной палочкой. По пергаменту, словно паутина, стали расползаться чернильные линии, а затем стали закручиваться и соединяться, образуя буквы и слова. Ещё секунда — и закорючки сложились в текст.

« Я, Драко Люциус Малфой, находясь в трезвом уме и твёрдой памяти, по своей воле согласен на применение ко мне чар Надзора сроком на 1 (один) год.

д. № 10 760 28.05.1998 г.

Подпись»

Он подвинул ко мне перо и чернильницу, и я, всячески стараясь успокоить трясущиеся руки, подписал пергамент. Он передал его блондинке, которая во время нашего разговора молчала и с интересом посматривала то на меня, то на Бруствера.

Только сейчас я понял, насколько сильно теперь связан по руках и ногам — в мире волшебников без палочки я был буквально беспомощным. Но всё-таки год без магии — это лучше, чем тот же год в Азкабане. А между тем, Бруствер подсовывал мне всё новые и новые листы пергамента, и я, не глядя в них, оставлял свою подпись.

— Штраф будет списан с вашего фамильного счёта в банке Гринготтс, вам пришлют уведомление по месту проживания. Да, и вот тут подпишите, — он положил передо мной ещё один пергамент, — ага, отлично.

Он аккуратно сложил листы в ровную стопку и положил обратно в папку. Затем коснулся палочкой папки — и тут же прямо из-под неё выскочила ещё одна папка, точно такая же как и лежащая рядом.

— Это вам, — он слегка махнул палочкой и папка, будто подхваченная ветром, взмыла в воздух и плавно опустилась передо мной, — здесь все копии. А теперь сдайте вашу палочку, Драко. Она вернется к вам, когда истечёт срок запрета на использование магии, — проговорил он и оторвался от стопки листов, подняв голову.

— У меня нет палочки, сэр — стараясь держаться спокойно, сказал я. Бруствер посмотрел на меня, как мне показалось, с подозрением. — Можете меня обыскать, или обыскать весь мой дом, — еле сдерживаясь от того, чтобы не закатить глаза, сказал я, — неужели чары Надзора не распознают магии, если я её использую?

— В обыске нет необходимости, — кивнул Бруствер, — сейчас вы пройдете за мисс Джонс для прохождения процедуры наложения Надзора.

Он встал, взял папку в руки и что-то вполголоса сказал блондинке. Она кивнула и тоже встала. Я последовал их примеру.

— Вам всё понятно? — спросил Бруствер, заглядывая мне в лицо.

— Понятно, — кивнул я, взяв папку, лежащую передо мной и направился в сторону двери за ведьмой, которая прошла уже половину пути до двери, — до свидания.

— И вам, — сказал Бруствер и, ещё немного задержавшись, отправился вслед за нами.

Я вышел в уже опустевший зал суда. Повеяло прохладой. Мне совсем не хотелось думать обо всём, что произошло. Белая голова уже маячила у выхода из зала суда, и я поторопился вслед за ней.

Драко

Мама ждала меня в Атриуме. Дорожки слёз на её щеках блестели от яркого света, и она наспех вытерла их платком, завидев меня. Я крепко обнял её, не говоря ни слова. Процедура наложения чар Надзора прошла быстро, и блондинка, одарившая меня натянутой полуулыбкой, сказала, что я могу идти. Сейчас мне хотелось только одного — засесть в глубине библиотеки, взять какую-нибудь книжонку, бутылку огневиски и побыть наедине с собой.

Домой мы попали так же, как и в Министерство — через камин. Мама ничего не говорила, пока нас сопровождали мракоборцы, но как только зелёное пламя полыхнуло в камине, она тут же разрыдалась и кинулась меня обнимать.

— Может, пообедаем? В саду, например, — спросила она, утирая слёзы платком, — по-моему, погода отличная.

— В саду? — слишком сильно удивился я, и одновременно в моей голове проскочила пугающая мысль о том, что мама сходит с ума, — но он ведь... разрушен?

Мама как-то чересчур загадочно (и от этого ещё более пугающе) посмотрела на меня:

— Был... был разрушен.

Наверное, от удивления моё лицо смешно вытянулось, потому что она тихонько захихикала, совсем как девчонка.

— Мам? — я вопросительно вскинул бровь. — Ты... не может быть! Но когда?

Я бросился к зашторенным дверям, ведущим в сад, и резко открыл их. Полоса яркого света тут же хлынула в гостиную, и только сейчас я понял, что в доме стоял полумрак. Хрустальный графин и стеклянный столик на кованых ножках, попавшие в белую солнечную дорожку, сразу запестрели тысячей бликов, переливаясь всеми цветами радуги. Мне показалось, будто кто-то вылил на меня целую ванну этого тёплого, ослепляющего света. Лёгкий ветерок ворвался в комнату, и словно чья-то невесомая рука растрепала выпавший локон из убранных в хвост волос. Рот от удивления открылся сам собой, и я просто не мог поверить своим глазам! Я повернул голову в сторону кресла, в котором сидела мама, и улыбнулся. Она, всё это время наблюдавшая за мной, засияла улыбкой в ответ.

Я шагнул за порог дома, и тут же утонул в звуках, ароматах и воспоминаниях. Сад был прекрасен, как никогда — видимо, пока я сидел взаперти у себя в комнате, мама понемногу придавала саду его первоначальный вид. Когда Волдеморт находился в стенах поместья, всё живое вокруг постепенно угасало и умирало. Сосредоточения такого количества тёмной магии не смогли выдержать ни наложенные на замок чары, от которых на его территории всегда светило солнце; ни люди, живущие практически над кучей трупов; ни мамин зачарованный сад.

Здесь я всегда чувствовал себя, как в сказочном сне — ни забот, ни проблем, а только покой и умиротворение. Да, это была самая красивая магия, которую мне довелось наблюдать. Зачарованные розы, нарциссы, пионы и многие другие цветы росли здесь круглый год. Распахнув эти двери, я будто открыл портал в далёкое детство, которое, как мне казалось, давно растворилось где-то на задворках моего разума.

Ноги утонули в мягкой, податливой траве. Мне тут же захотелось скинуть обувь и пробежаться по этому зелёному прохладному покрывалу босиком. Здесь мы детьми играли с Забини, Паркинсон, Крэббом, Гойлом, сёстрами Гринграсс. А за теми коваными столиками под парящим над ними белоснежным, воздушным навесом, мы обедали с нашими родителями — смеялись, шутили, обсуждали новости. Те более счастливые и беззаботные времена казались теперь чем-то нереальным, будто мне это приснилось.

Прошлое понемногу обрастало полупрозрачной туманной пеленой. Скорее всего, я бы многое не вспомнил сейчас — моменты из детства или ранней юности. Иногда кажется, что какое-то событие точно было, а на самом деле — нет. Странно работает мозг. Будто подсовывает нам те картинки, которые бы мы хотели увидеть или просто нафантазировали — и мозг решил сделать их реальностью. Так, потешить самолюбие.

Я прошёл немного дальше, завернув за поворот живой изгороди, которая пушистой стеной расстилалась по правую сторону.

Да, здесь всё, как я помню. Тонкие струйки воды вырывались из дудочек миниатюрных нимф, застывших в своем задорном танце. Непослушные порывы тёплого ветра разносили брызги на несколько метров вокруг, словно фейерверк из крошечных бриллиантов. В трещинках на личиках и телах нимф кое-где проскальзывали дорожки зелёного мха. А вот та самая скамейка, спрятавшаяся за фонтаном, где мы с Паркинсон первый раз поцеловались. Смешно было вспоминать этот неловкий поцелуй, после которого мы ещё неделю старались не смотреть друг другу в глаза. Вот тот самый холм, покрытый всё тем же мягким травяным покрывалом, где мы мальчишками часто валялись с Забини и рассуждали о школе, о нашем будущем, кто и какую важную должность займёт в Министерстве и кого из девчонок мы возьмём в жёны. Теперь этот холм казался гораздо меньше. И возможностей тоже стало меньше.

Внутри что-то опустилось вниз — увижу ли я ребят ещё когда-нибудь? Может, они попрятались где-то за границей и больше никогда не вернутся сюда? Что ж, я бы сделал точно так же, и не могу их осуждать за это решение. Возможность начать с чистого листа дорогого стоит.

— Драко! Ты где? — услышал я отдаленный мамин зов и, нехотя оторвавшись от этого великолепного пейзажа, направился к дому.

Я повернул в обратную сторону и, проходя мимо манящей своей мягкостью живой изгороди, вытянул руку и осторожно провел кончиками пальцев по её поверхности. Маленькие листики, словно перышки, защекотали пальцы. Как всё-таки приятно быть дома.

Живая изгородь повернула влево, и от неожиданности я резко затормозил. Я просто не мог поверить своим глазам. Сердце радостно забилось где-то у горла. Не может быть!

— Паршиво выглядишь, Малфой! — раздался насмешливый голос Забини. Блейз — мой самый лучший друг, как по волшебству материализовавшийся у меня дома, ничуть не изменился. Вот он, стоит, оперевшись на косяк дверного проёма и сложив руки на груди. Всё то же смуглое, чуть насмешливое лицо, которое я был рад видеть сейчас больше всех на свете.

— Кто бы говорил, Забини! — вместо приветствия выкрикнул я и поспешил к нему навстречу. Он шагнул из проёма гостиной и раскинул руки. Мы обнялись, и этот знакомый похлопывающий по спине, как бы успокаивающий, жест позволил мне окончательно осознать, что это не видение и не сон.

— Я не видел тебя сто лет, где ты был вообще? — спросил я у друга и на автомате рука потянулась к Метке, которая так некстати начала зудеть, и сразу же одёрнул себя — надо быть осторожнее. Хоть Забини и был бы первым в списке людей, которым я бы доверился, огорошивать друга такими новостями вот так, сходу не стоит.

— С мамой, в Италии, — нехотя протянул он и махнул рукой, — потом расскажу.

Я кивнул. «С мамой в Италии» было частым явлением — там жили их многочисленные родственники, а ещё мать Блейза частенько каталась туда вместе с сыном, залечивать «разбитое» сердце от потери очередного мужа. Блейз в подробности не вдавался, а я никогда не спрашивал. Мы понимали друг друга без слов, особенно когда вопрос вставал о делах семейных.

— Ну-с, а у тебя какие дела? — спросил он, и вопросительно выгнул бровь.

— Ты про слушание? — решил потянуть время я, кивком указав на столики и стулья под навесом, предлагая этим жестом присесть. — Ты был в зале?

— Ну, а ты как думаешь? Конечно, был, — подтвердил он, садясь на кованый стул и положив ногу на ногу, — не мог пропустить момент твоего триумфа!

— Какого ещё триумфа?

Он удивленно посмотрел на меня и, с присущей только ему едва заметной усмешкой в уголках губ, подтянулся на стуле.

— Ну как же! Сам Гарри Поттер и компания вступились за тебя! Стоило пойти туда только для того, чтобы видеть все эти удивленные рожи, — он смешно изобразил удивление, вытянув лицо и выкатив глаза. Я только ухмыльнулся.

— Если честно, Блейз, я и сам не до конца понимаю, что происходит, — я решил не говорить о своих подозрениях по поводу Поттера, тем более что это могло быть ошибкой, и всё это — просто счастливый случай.

— Драко, — серьёзно сказал он, чуть наклонившись в мою сторону, — вместо Азкабана ты получаешь свободу и какие-то жалкие запреты. Что, просто так всё это, по-твоему?

— Не такие уж они и жалкие, — ответил я, обходя основной вопрос, — целый год без магии, сдохнуть можно!

Блейз тяжело вздохнул и снова откинулся на спинку стула, теребя в руках сорванную по пути травинку. Его взгляд скользнул выше моего плеча и устремился на распахнутые двери.

— А ты не думаешь, что он, или Министерство, или ещё кто-то заинтересованный попросит у вас что-то взамен? Такие подарки просто так не делаются.

— Что ты имеешь в виду? — внутри что-то ёкнуло. Видимо, это слишком очевидно — сегодняшний спектакль определённо разыгран для какой-то конкретной цели.

— Ну, — замялся он, — быть в долгу у Министерства и Поттера может грозить разными неприятностями. Ты так не думаешь?

— Думаю, — сразу ответил я. Раз уж Блейз сам решил заговорить об этом, то можно поделиться с ним своими догадками. Тем более, Забини не глуп — может и сможет дать дельный совет.

— И что именно ты думаешь? Заставят шпионить? — усмехнулся он, поближе подвинувшись со стулом.

— Что? — брови поползли вверх. — Нет, я не думал об этом. Мне теперь к Пожирателям ход заказан. Я ж предатель!

Блейз оценивающе посмотрел на меня, как бы прикидывая — стоит мне говорить о чём-то или нет.

— И много ты им рассказал?

— Ты ведь там был и всё слышал, других разговоров у меня с ними не было, — теперь уже я с подозрением взглянул на него. — Блейз. Если тебе есть что сказать — говори.

Сердце снова забилось сильнее, но уже не от радости вновь обретенного друга, а от чувства подступающего страха. Я уставился на него, не моргая.

— Со дня смерти Лорда прошло мало времени, — начал он полушепотом, и сердце моё окончательно ухнуло вниз, — и ловля Пожирателей в бегах, сейчас — приоритетная задача Министерства. Но ты знаешь, как они умеют прятаться.

Его взгляд скользнул по моему левому предплечью, и я сделал вид, что этого не заметил. Боится ли Забини меня? Нет, конечно, нет. Ещё тогда, когда узнал про Метку, просто поржал и сказал, что я придурок. Так сильно, как тогда, мы с ним ни разу не ругались. Но всё-таки помирились к пасхальным каникулам. Именно он отговорил меня от идеи провести Пожирателей в школу. Но к сожалению, это заняло у него довольно много времени, и к тому моменту, как я принял решение отказаться от этой идеи, было уже поздно.

— Так вот, ходят кое-какие слухи, — продолжил он всё так-же тихо, и уже я придвинулся к нему чуть ближе и наклонился, — что у Лорда был некий запасной план. Скорее всего, он касается... сам знаешь, кого.

— Знаю? — удивился я, но тут же до меня дошло — конечно, он говорит о Поттере. — А... ну, да. Так и что?

— А то, что он поделился этим планом кое с кем, но ты ведь знаешь, что он был довольно скрытным, — Блейз поджал губы и снова взглянул в сторону дверей, — так что выяснить, кто это — невозможно. Может, его уже поймали, а может, ещё нет.

— Та-а-ак, — протянул я, чувствуя, как подступает тошнота.

— Все сейчас в панике, конечно, но сделать-то ничего не могут, — продолжил он, — Лорд даже с того света смог устроить настоящий хаос. Прикинь, чем всё это может обернуться.

Наверное, целую минуту я молчал, уставившись на собственные руки. Да, я понимал, чем это грозит. Оставшиеся на свободе Пожиратели снова начнут действовать, соберутся возле нового повелителя. И всё начнется снова — убийства, похищения и, не дай Мерлин — новая война. А так как я, по сути, предатель, которого оправдали, да ещё и сын одного из самых приближенных к лорду Пожирателей...

— Меня точно не обойдут вниманием, — произнёс я последнюю мысль вслух.

Я посмотрел на Блейза. Тот сидел, опустив голову и рассматривал свои пальцы. Услышав мои слова, он поднял голову и гневно усмехнулся.

— Не обойдут, — покивал он.

— Да-а-а, — протянул я, лихорадочно соображая, но тут внутри меня что-то ёкнуло, — но ведь это пока что только слухи? Неточная информация? И откуда ты это узнал?

Блейз поглядел по сторонам, будто опасаясь, что нас могут подслушать и зашептал:

— Столкнулся с Тео, — ответил он и, немного помедлив, добавил: — Ты ведь знаешь, что его отца так и не нашли? А он сам скрывается в маггловской части Лондона, в самой заднице, как я понял. Мне он не сказал, где прячется, не доверяет. Я же...

Он запнулся.

— Не один из Пожирателей, — закончил за него я. — Не парься. Можешь повторить, какой я придурок хоть тысячу раз.

— Мы ведь оба знаем, что тут не только твоя вина, — невесело усмехнулся он, — но да, ты придурок.

— Если он сейчас прячется среди магглов, как вы с ним столкнулись? И откуда Тео может знать о таких вещах? — куча возникших вопросов уже роилась в моём мозгу, и я жаждал ответов, но их мне было не суждено получить.

— Потом договорим, — шепнул Блейз и кивнул в сторону дверей. Я обернулся на стуле. По дорожке к нам уже шли мама и сама Пэнси Паркинсон, мило улыбаясь моей матери и о чём-то невинно с ней болтая. В руках они несли по два бокала с красной жидкостью.

— Привет, Драко, — улыбнулась она и подмигнула. Мама просто расцвела, и я, стараясь не испортить ей настроение, решительно улыбнулся Пэнси в ответ и встал, чтобы обнять её.

— Вот так сюрприз! — бодро проговорил я и обнял подругу за плечи. Она прижалась щекой к моей груди и тут же отстранилась, протягивая один из бокалов. Мама уже устроилась на стуле рядом с Блейзом и, щурясь от солнечных бликов, немного отпила из бокала и поставила его на столик.

— Блейз, ты ничего не сказал про Пэнси, — с нажимом проговорил я и повернулся к другу.

Мысленно отдал ему должное — на лице его красовалась такая ослепительная улыбка, будто нет большего счастья в мире, чем сидеть в саду у Малфоев, попивая вино.

— Ну, я подумал, что это будет отличным сюрпризом, — ответил он, отпивая из бокала, — отличное вино, миссис Малфой.

Мама легонько кивнула ему и улыбнулась, глядя на меня.

— А о чём это вы тогда болтали тут без нас? — спросила Пэнси, пристально глядя на меня с серьёзным выражением лица, хотя в её глазах плясали знакомые мне весёлые чертенята.

Пэнси тоже мало изменилась — я видел её последний раз больше года назад. Всё та же худенькая, невысокого роста девчонка, хотя за последнее время она очень похорошела. Вздернутый нос, тёмные глаза с еле заметным прищуром, отчего в уголках образовывались крошечные морщинки. Волосы, которые Пэнси всегда стригла коротко, отросли до середины спины и были очень гладкими, так что блики от солнца аккуратной волной переливались по всей их длине. Я невольно залюбовался ею — как же я всё-таки скучал. Она всегда очень нравилась мне, правда, романтические отношения у нас с Пэнси складывались плохо. Я никогда не уделял ей достаточно внимания, а все наши попытки завести роман — заканчивались полным крахом. Но потом мы совершенно легко возвращались к дружбе и продолжали общаться, как раньше. Некоторые обитатели мужских спален звали её «своим пацаном» и приглашали играть в карты или выпить огневиски в гостиной факультета после отбоя. Но какой бы дерзкой и безрассудной не была Пэнси, она никогда не позволяла обращаться с собой подобным образом и всегда вела себя достойно, иногда даже слишком — аристократка до мозга костей. Правда, палец ей в рот не клади — оттяпает полруки. Девчонки Пэнси обожали, и её редко можно было увидеть в одиночестве — постоянно в компании подружек. За эту её непоколебимую веру в себя и чувство собственного достоинства мы с Блейзом её очень уважали. А ещё она умная, весёлая и...

— Ну, нам мужчинам, всегда есть что обсудить, — отшутился Забини, тем самым прервав ход моих мыслей, — может, тост?

— За нашего Драко! — сообразила Пэнси быстрее всех, и мы звонко стукнулись бокалами.

— Я надеюсь, вы останетесь с нами пообедать? — спросила мама, после того как Пэнси и Блейз закончили наперебой перечислять мои, по их мнению, самые выдающиеся качества.

— С удовольствием! — ответили они хором.

Узел безысходности немного ослаб, а потом и исчез совсем. Какая разница, что происходит за воротами мэнора? Здесь и сейчас, в этом маленьком раю для нас четверых, был совершенно обычный день. Я не мог не нарадоваться на резкую перемену в настроениях мамы — она улыбалась шуткам Блейза, с интересом обсуждала с Пэнси какие-то последние светские новости, а я просто наслаждался, глядя на эту хрупкую идиллию. Пусть хотя бы сегодня всё будет хорошо и пусть ничто не омрачит этот замечательный вечер.

За разговорами и едой мы просидели до вечера, а когда начало темнеть, Блейз и Пэнси засобирались. Удивительно, что нам удалось говорить так долго и много, обходя стороной малоприятные темы. Незаконченный разговор с Блейзом вернул меня с небес на землю. Но по его многозначительному взгляду перед уходом я понял, что очень скоро нам предстоит его закончить.

Камины в поместье были перекрыты, и ребятам пришлось возвращаться по домам так же, как они добирались сюда. Метров через триста от ворот замка кончался антитрансгрессионный купол и они, помахав на прощание, исчезли в темноте наступающих сумерек. Я закрыл за ними дверь и прошагал в гостиную, где мама уже сидела в своем любимом кресле, устало откинувшись на его спинку. Я сел рядом, на диван. Приятная усталость разлилась по спине и плечам, заканчиваясь где-то в районе коленей.

— Сегодня был просто замечательный день, правда, сынок? — спросила она, но глаза её сияли. — Наверное, нам был просто необходим хотя бы один такой день.

— Согласен, — выдохнул я, — я рад, что ты улыбаешься.

Заговавать об отце я не решился, хотя видел, что она очень по нему скучала и очень беспокоилась. Мои мысли сейчас были обращены к совсем другим проблемам, и подливать масло в огонь я не собирался. Как и рассказывать ей о нависшей над нами опасности.

— Я пойду к себе. И ты долго не сиди, хорошо? — мы одновременно встали, и она крепко обняла меня. — Я рада, что ты дома, Драко.

Мама поцеловала меня в макушку и разжала объятия. Этот жест — родом из беззаботного детства — я тут же отложил в копилку своих самых тёплых воспоминаний. Она поднималась по лестнице, а я провожал её взглядом. Желание запереться где-нибудь с бутылкой огневиски снова охватило меня. Судя по наручным часам, сейчас было почти десять часов вечера.

— Эсси! — эльф появился мгновенно. — Принеси в библиотеку бутылку того огневиски, которое хранится в кабинете отца и стакан.

Эльф кивнула и с хлопком исчезла. Я, чувствуя себя совершенно вымотанным, поплёлся в противоположную сторону, откуда широкая мраморная лестница вела на второй этаж.

В доме было бесчисленное количество комнат, залов, гостиных и столовых, соединенных лабиринтами коридоров и переходов, но одним из самых моих любимых мест всегда была библиотека. Там я чувствовал себя защищённым, мог погрузиться в собственные мысли и подумать обо всем волнующем меня. Вот и сейчас: массивная дубовая дверь отворилась с до боли знакомым скрипом, и библиотека впустила меня в свои тёплые, пахнущие старинной бумагой и пылью, объятия. Пройдя знакомой дорожкой через густо наставленные стеллажи с массивными томами в кожаных переплетах, я опустился в кресло.

Итак, сейчас у меня было несколько проблем, которые требовали внимания. Первое — метка. Она не зудела, не обжигала и я, затаив дыхание, закатал рукав рубашки. Размытые контуры черепа и змеи стали немного темнее, а по контуру татуировки шел тонкий розовый ореол, как от ожога. С негромким хлопком возле ближайшего стеллажа появилась эльф с серебряным подносом в руках, и я быстро одёрнул рукав.

— Хозяин, — тонким голосом пролепетала она, — вы в порядке?

Я нахмурился. Нет, я не в порядке.

— Всё хорошо, Эсси, спасибо, — кивнул я, — иди отдыхать.

Эльф кивнула и растворилась в воздухе. Я откупорил бутылку огневиски и налил в стакан до половины. О Метке было совершенно некого расспросить. Единственное, что немного успокаивало — Метка не почернела и не проступила чётким контуром, а лишь слегка чесалась. Может, так всегда бывает, когда тёмная магия сходит на нет? Надо будет поискать что-нибудь в книгах.

Второе, что беспокоило меня — слова Блейза. Он так и не договорил о Нотте и плане Волдеморта. Да, Лорд был очень скрытен и никогда не рассказывал кому попало о своих планах и секретах. Возможно ли, что он предвидел такой исход событий? Его непоколебимая вера в собственное бессмертие ставила под сомнение эту догадку. Мне стало по-настоящему страшно. Даже здесь, под защитой родовой магии, за стенами мэнора, я не мог чувствовать себя защищенным. Хотелось забиться в дальний угол и не вылезать оттуда никогда. Может, прямо сейчас где-то готовится новый ужасный план сторонников Лорда? Министерство ничего не сделает, чтобы защитить нас. Может, они ничего не знают об этом плане. Да, это вполне вероятно. Надо бы кого-то предупредить, но вот поверит ли кто-то мне? Пожиратель Смерти мутит воду и наводит панику — вот как это будет выглядеть. У нас нет волшебных палочек, нет никаких способов отбиться от предполагаемых врагов. Отцу, наверное, сейчас ничего не угрожает — Азкабан охраняется не только заклинаниями.

Холодок пробежал по коже — даже сейчас я ощущал чьё-то незримое присутствие. Одним глотком осушив стакан, я встал, намереваясь покинуть библиотеку — сегодня я не чувствовал себя уютно под её покровом. Выпитый залпом стакан огневиски тяжело ударил в голову, и я пошатнулся. Так кстати подвернувшийся подоконник окна помог мне устоять. Краем глаза я заметил, как за окном что-то сверкнуло. Я стал вглядываться в темноту, но нет — всё было тихо. Моя паранойя меня доконает. Усыпанное звёздами, бархатное полотно неба молчаливо расстилалось над городом. Может, падающая звезда? Эх, не успел загадать желание. Тяжёлая голова от переполняющих её мыслей гудела — на сегодня хватит размышлений.

Яркая вспышка со стороны окна ослепила меня, и это было настолько неожиданно, что, попятившись назад, я всё-таки упал, со всего размаху ударившись локтями о каменный пол. Паника накрыла меня с головой, и рука сама метнулась к карману. Чёрт, палочка! Я приготовился бежать, лихорадочно вспоминая пути отхода из библиотеки и по коридорам замка, но получалось только отползать.

Световой шар медленно проплыл через стекло в библиотеку, плавно вращаясь. Сам шар был полупрозрачным, а внутри вращался сгусток серебристого плотного света. Ядро медленно трансформировалось и растягивалось, будто чья-то невидимая рука придавала ему форму. Через несколько секунд полупрозрачный ореол рассеялся, и вместо плотного сгустка света я увидел большого серебристого оленя. Я смотрел на него, раскрыв рот, но когда он заговорил... Это было выше моего понимания.

«...встретиться, как можно скорее. Отправь ответ любым способом».

Голос был негромким, но вполне узнаваемым. Поттер. От шумного сбившегося дыхания я не расслышал первых слов, но понял: вот оно! Поттер хочет встретиться — а значит, наша с Блейзом догадка оказалась правдивой.

Патронус — а это был несомненно он — растаял в воздухе. В жизни не видел, чтобы таким образом отправляли сообщения. Мало кто из моих знакомых сумел бы справиться с этим заклинанием, а мне самому это и вовсе никогда не удавалось. Я попытался встать, но ноги стали ватными. Драко Малфой испугался патронуса! Отлично. Я поклялся, что никому никогда об этом не расскажу, даже в шутку.

Библиотека, ярко осветившаяся от фигуры оленя, снова погрузилась в полумрак. Подниматься в башню совятника было сейчас совсем неохота, но любопытство подстегнуло меня собраться с силами, встать и направиться туда. С гулко бьющимся сердцем я поднимался по винтовой лестнице, соображая — что же написать? При этом не показывая, что мне эта встреча особенно интересна. Это рандеву с Поттером приводило меня в ужас. Неловкость — одно из самых безобидных слов, которое было применимо к одной только мысли о встрече с «золотым» мальчиком.

Несмотря на дрожащую от предвкушения руку, я написал ответ. Поманив большого, угольного цвета филина, привязал к его лапе свиток. Я собирался вытянуть из этой встречи столько, сколько было возможно. Плевать, что Поттер может у меня что-то попросить — я всё равно не мог дать ему многого. В последнее время наша семья была не в чести у Лорда, поэтому особо важной информацией я не обладал. Остаётся только тщательно продумать список вопросов, на которые я хотел бы получить ответы — а там... будь что будет.

— Отнесёшь Гарри Поттеру, ответ ждать не надо, — сказал я филину, и он, моргнув желтым глазом, тут же снялся с места.

Гермиона

Утро встретило меня головной болью и отвратительным настроением. Несколько минут повалявшись в постели, я наконец-то встала и поплелась в ванну. Мои соседки — Полумна и сёстры Патил — ещё спали. Как всегда.

Ванная комната у слизеринцев была, надо сказать, роскошная. Мраморный пол с серебристыми прожилками, белоснежная, огромная ванна, стены отделаны таким же, чёрным с серебром, камнем. В зеркале отразилась копна непослушных волос. Надо уже сделать с ними хоть что-нибудь. Мешки под глазами плюс отпечаток подушки на щеке — стандартный утренний набор «А-ля Грейнджер». Прохладный душ великолепно взбодрил, хотя дурное настроение никуда не делось. Сегодня предстояло много дел — работа по восстановлению Хогвартса шла полным ходом.

Война закончилась вот уже как две недели назад, но это всё было формальностью. На самом же деле, самое трудное было впереди. Десятки Пожирателей Смерти сбежали — и теперь никто не мог их найти. Весь отдел мракоборцев стоит на ушах, да что там — всё Министерство! Повсюду проводятся массовые зачистки, ищут сбежавших, проводятся рейды в домах подозреваемых в связях с Волдемортом. Постоянное внимание журналистов, вызовы в суд, дача показаний — весь этот бесконечный калейдоскоп забот не давал продохнуть ни на минуту. В самые первые дни нас бесконечно фотографировали, задавали вопросы, пытались выяснить самые мельчайшие подробности наших жизней. Эйфория от победы пьянила и не давала в полной мере прочувствовать страшные последствия войны.

А потом накрыло с головой.

Похороны Фреда, Тонкс и Люпина заставили осознать всю ужасающую реальность. Разрушенные дома, семьи, сердца. Я плохо помню эти дни. Будто моё сознание специально пыталось оградить меня от этих потрясений. Слёз во мне не осталось совершенно. Я чувствовала пустоту, будто что-то важное и необходимое вынули из груди. Всё вокруг казалось пресным, лишённым смысла и невероятно глупым. Я держалась, как могла, поддерживала других, но в ушах стояли крики отчаяния миссис Уизли, когда она гладила по голове мёртвого Фреда, рыдания других участников битвы за Хогвартс — без сомнений, в этот момент одновременно разбивались от боли и потерь десятки человеческих душ.

Семейство Уизли, к которому я так привыкла за последние несколько лет, я не видела с самых похорон. Наверное, не совсем вежливо с моей стороны было ни разу не навестить их дом, но я просто не могла пойти туда. Здесь, в Хогвартсе, у меня было дело, которое помогало мне забыться и отвлечься от происходящего снаружи и хоть как-то помочь в восстановлении привычного мира.

Мы старались держаться все вместе — Гарри, Полумна, Невилл и другие ребята предпочли остаться в Хогвартсе. Никому не хотелось быть одному в это время. Рону было тяжело находится дома и он, проведя в Норе некоторое время после череды похорон, решил вернуться в школу и помогать нам. Джинни решила остаться дома. Что произошло с Джорджем — мне было страшно представить. Я так и не набралась смелости спросить Рона об этом. Гарри, по-видимому, тоже.

Восстановление замка немного заглушало боль, но находиться здесь было не просто. Хогвартс был сильно разрушен — будто гигантская раненая птица, распластавшаяся посреди леса и гор. Но кое-что всё-таки уцелело. Подземелья, например, практически не пострадали, и мы, кто решил остаться и помочь в восстановлении Хогвартса, временно поселились там.

Общежитие Слизерина было довольно мрачным местечком и странно было думать, что здесь жили и проводили время дети. Впервые попав в общую гостиную, у меня пробежали по спине мурашки, хотя холодно здесь не было. Зеленоватое мерцание зачарованных окон, через которые можно было наблюдать подводную жизнь обитателей Чёрного озера, мягко оттеняло массивную резную мебель, тёмные каменные стены и потолок, гладкий каменный пол. Свет пламени в огромном, будто вырезанном из гигантского куска мрамора, камине освещал лишь центр гостиной со стоящими перед ним кожаным диваном и креслами. Резные массивные столики, глянцевые кожаные кресла и пуфы с бархатными подушками будто попрятались от нас по углам комнаты в тень, до куда не доставал свет пламени камина, а лишь бросали бледные зеленоватые лучи зачарованные окна.

Каменные стены украшали вышитые с невероятным мастерством гобелены с символикой Слизерина и были зачарованы так, что змеи на них плавно скользили по кругу, или просто шипели, когда мимо них кто-то проходил. Многочисленные резные стеллажи и шкафы были набиты книгами в коричневых, зелёных, красных и чёрных кожаных переплетах. Везде были расставлены серебряные подсвечники с торчащими из них огарками, почерневшими и застывшими в самых причудливых формах.

В этой гостиной было неуютно, будто это был средневековый музей. Вся обстановка словно застыла и время здесь замерло, ожидая, когда вернутся хозяева и жизнь снова закипит в привычном русле. Осколки стекла, обгорелые куски ковриков, сломанные перья и чернильницы, книги, разбросанные тут и там, лишь слегка напоминали о прокатившейся волне хаоса и разрушения, но в остальном всё было цело.

Поразительно, насколько обстановка гостиной Гриффиндора отличалась от здешней. Наша башня была практически полностью разрушена — и теперь о ней напоминали только разломанная мебель с когда-то обитой алой тканью, порванные и обгорелые куски учебников, пергаментов и ещё Бог весть какого студенческого скарба, разрушенные лестницы, ведущие к спальням. Но в лучшие времена там всегда царил уют и дружеская атмосфера. Среди ало-золотых гобеленов, старинной мебели и выцветших ковриков я чувствовала себя как дома.

Сейчас, в этих руинах, среди которых гуляли промозглые горные ветра, можно было найти лишь останки тех вещей, что напоминали о прошлой, спокойной жизни. К примеру, в первое утро после окончания войны, когда мы поднялись туда, чтобы поискать хоть какие-то из остатков своих вещей, Парвати нашла свой альбом с колдографиями, который, к её неописуемой радости, был практически цел. Невилл нашёл черепки горшка от своего любимого кактуса и очень расстроился — ведь он был такой редкостью. Он собрал осколки горшка в кусок ткани и спрятал в кармане мантии. Со стороны может показаться довольно смешным, что человек может грустить о таких мелочах, пережив войну, но дело было совсем не в этом — все это понимали и никто не смеялся. Эти, своего рода, символы прошлой, беззаботной жизни были сейчас как нельзя кстати. Цепляться за что-то светлое и, будто давно забытое — естественно, как и желание начать с чистого листа, попытаться устаканить свою жизнь, оплакать потери или обнять близкого человека, который сражался с тобой плечом к плечу и выжил.

Я не нашла ничего из своих вещей, как и Гарри, и Рон, и Симус, и те немногие другие ребята с нашего факультета, которые остались. Лично меня потеря всех вещей совсем не расстроила, а наоборот, придала какое-то необъяснимое, дикое стремление поскорее начать всё сначала. Пройдя через все испытания, мы остались живы, и это было самым главным для меня. Живоглот так и не нашёлся, хотя я обшарила все окрестности замка. Может, он убежал в лес? Мне очень хотелось думать, что он просто убежал.

С невеселыми мыслями я закончила приводить себя в порядок. Волосы так и не улеглись в более или менее нормальную укладку, хоть я и применила к ним не одно заклинание. Сёстры Патил уже проснулись и как всегда крутились перед зеркалом. Я улыбнулась сама себе — ну хоть что-то в этом мире не меняется. Полумна сидела на кровати по-турецки и пыталась расчесать свои длинные белокурые волосы и, не моргая, глядела в пространство. По утрам я была не особо разговорчива, и девочки, зная мою новую особенность, со мной не заговаривали.

— Доброе утро, — ни к кому особенно не обращаясь, сказала я.

— Доброе утро, Гермиона, — протянула Полумна и внимательно посмотрела на меня, — ты в порядке?

Полумна, как всегда, чрезмерно наблюдательна. Даже слишком. Мне было неуютно, когда она вот так смотрела на меня, будто видит насквозь или читает мысли.

— Нормально, — отозвалась я, делая максимально приветливое лицо, — а ты как?

— Не очень хорошо, — ответила она, продолжая глядеть на меня своими выпуклыми глазами. Меня передёрнуло. Ощущение, будто она смотрит прямо мне в душу, усилилось.

— Понимаю, — кивнула я, — уверена, с ним всё будет хорошо.

Полумна, совершенно не удивленная моей проницательностью, медленно покивала и снова уставилась в пространство, расчесывая волосы.

Её отец, Ксенофилиус Лавгуд, сейчас был в больнице Святого Мунго — после похищения Полумны у него возникли проблемы с памятью, нервами и ещё Бог знает чем. Часто он не узнавал никого, в том числе и саму Полумну. Мне было искренне жаль его — ведь он пострадал за слишком рьяную поддержку Гарри и ордена Феникса. Но Полумна никого не осуждала и не плакала — она помогала в восстановлении школы не меньше, чем все остальные.

— Гермиона, ты ничего не знаешь про новичков? Куда их распределят? — спросила меня Парвати, и вопрос её неожиданно вернул меня на землю. Новички! Чёрт, про это я совсем забыла.

— М... — протянула я, лихорадочно придумывая ответ, — не знаю. А сегодняшние назначения можно будет узнать на собрании, которое, кстати, начнется через сорок минут.

Спустившись в общую гостиную, я обнаружила практически половину обитателей общежития за завтраком. Гарри и Рон, сидевшие в самом дальнем углу гостиной, о чём-то шёпотом переговаривались.

— Привет, — бросила я, усаживаясь в кресло рядом с друзьями, — о чём речь?

— Привет, — сникшим голосом ответил Рон и обняв подушку, уткнулся в неё лицом. Я вопросительно посмотрела на Гарри, и он протянул мне лист пергамента, который сжимал в руках.

«Рон,

Джорджу снова стало хуже, но опасности для жизни нет. Вчера ночью его увезли в Мунго. Надеюсь, ты приедешь в самое ближайшее время.

Мама».

Несколько секунд я не отрывала взгляда от записки. Что-то внутри сжалось и к горлу подступил ком. Я не могла оторвать глаз от этих строчек, потому что просто не знала, что сказать.

После смерти Фреда Джордж стал неузнаваем. Я не видела его с похорон — тогда он не пролил ни слезинки, не проронил ни слова. Странно было видеть его таким. Я даже представить не могла, каково это — потерять кого-то столь близкого, осознавая, что он никогда не вернётся. Он ни с кем не разговаривал, ничего не ел, а только лишь лежал на кровати и просто смотрел вперёд — на кровать, которая раньше принадлежала брату. Рон рассказал нам об этом сам, сразу после того как вернулся из Норы. После этого я не спрашивала Рона о Джордже или о ком-то конкретном. Я решила (и Гарри меня поддержал), что когда Рон будет готов поговорить — он даст нам знать. С одной стороны это выглядело, наверное, не очень по-дружески, но мы с мальчиками всегда прекрасно понимали и чувствовали друг друга. Меня успокаивала та мысль, что это решение я приняла не одна.

Мысли сами навели меня на самую неприятную для меня тему. Безопасным данное время назвать было нельзя — повсюду прятались Пожиратели Смерти, и неизвестно, каким образом будут развиваться события. Несколько раз горячее желание отправиться к родителям и вернуть им память одолевало меня настолько сильно, что пару раз я трансгрессировала к их дому, но какая-то неведомая сила тормозила меня. Пролив уже не одну порцию слёз и пережив несколько сильнейших истерик, я поклялась себе и заставила поклясться Гарри и Рона, что больше — ни я, ни они — не допустим подобного. Слишком нестабильна была ситуация в мире, а их подправленная память давала мне уверенность, что с ними ничего не случится. На всякий случай я поставила магическую защиту вокруг их дома в Австралии — такую сильную, что ни одно магическое существо не смогло бы к нему приблизиться. Заколдованный медальон, который я теперь ношу, не снимая, оповестит меня, если поблизости их дома будет твориться магия.

— Рон, — тихо позвала я его, но он лишь помотал головой, — если ты хочешь поговорить...

— Не хочу, — послышался приглушенный подушкой голос Рона. Он поднял голову и затуманенными глазами посмотрел сначала на Гарри, потом на меня — будто пытаясь сфокусировать взгляд. Я поджала губы и отвернулась. Мне было больно — за Фреда, за Джорджа, за Рона, за всю его семью. Но выразить словами свои чувства не представляла возможным. Всё-таки, наше решение подождать, пока друг сам решит нам открыться, оказалось правильным.

— Я пойду к Макгонагалл, скажу, что мне надо уехать на несколько дней, — поднимаясь с дивана, промямлил он.

— С тобой сходить? — спросил Гарри и тоже поднялся на ноги.

— Как хочешь, — уже от выхода из гостиной ответил Рон. Стена перед ним плавно отъехала, и он шагнул за порог. Гарри кивнул ему в след и посмотрел на меня многозначительным взглядом.

— Я не пойду, — поняв его без слов, ответила я, — у меня тут полно работы, ты ведь знаешь... так что...

— Понятно, — выдохнул он, — увидимся.

Я кивнула. Гарри вышел вслед за Роном.

Практически вся гостиная галдела и заканчивала завтрак. Я даже не заметила, как комната наполнилась голосами. Так и не успев позавтракать, я встала, продумывая в уме план своих действий. Нужно было успеть сходить к профессору Флитвику за списком сегодняшних назначений для работы, по пути заскочить к мадам Помфри за успокаивающей настойкой, а ещё встретить новичков, которые прибудут после обеда. Мда. Денёк снова предстоял нелёгкий. Я, как и в учебные годы, нагрузила себя работой под завязку — мне так было легче справляться со всем навалившимся.

Покинув гостиную, я медленно побрела в сторону лестниц из подземелий. В коридорах, как обычно, было прохладно, и я пожалела, что снова не взяла мантию — свитер с футболкой и джинсы не спасали от озноба. Очень быстро дойдя до нужной мне лестницы, я поняла, что впервые ни разу не ошиблась в поворотах и развилках — найти выход из гостиной было тем ещё приключением. Размышляя о Роне, и о том, правильно ли я поступила, отказавшись идти с ним и Гарри, чтобы хоть как-то поддержать его, я свернула совсем не тем коридором. Из мыслей меня вытянули чьи-то приглушенные голоса. Я остановилась и прислушалась. Один из голосов явно принадлежал Макгонагалл.

— Я не уверена, что это хорошая мысль, — проговорила она, голос был явно раздражённым, — это лишний повод для новых скандалов.

— Минерва, — начал другой, совершенно мне незнакомый женский голос, — не вынуждайте нас настаивать. Вы ведь понимаете, что это в наших силах.

Оба собеседника были напряжены. Не в моих правилах было подслушивать чужие разговоры, но любопытство взяло вверх. Я свернула в небольшой закуток, оканчивавшийся тупиком. Плохое освещение в этом коридоре давало мне отличную маскировку на случай, если они решат пройтись по этому коридору.

— Да, я поняла вас, — отрывисто проговорила Макгонагалл, — но не думайте, что ваша настойчивость как-то повлияет на моё мнение. Если возникнут какие-то проблемы...

— Я понимаю вас и ваши опасения, — перебил незнакомый голос, — но каким будет мнение общественности? Хогвартсу нужно восстанавливаться, и это займёт больше времени, если мы откажемся от этой идеи. Деньги на ремонт сейчас поступают в большинстве со счетов именно этих семей, сами понимаете. Не думаю, что кто-то из них собирается... но... но формальность нужно соблюсти.

— Хорошо, — сдержанно отозвалась Макгонагалл, — но в случае чего, ответственность ляжет на вас и на весь Попечительский Совет. Верно я понимаю, что это ваше единогласное решение?

— Всё верно. Я рада, что мы договорились.

Скрипнула дверь. Я вжалась в стену, как можно сильнее. Мне не удалось разглядеть незнакомку, но мне было понятно, откуда она пришла. Подождав, пока шаги стихнут, я потихоньку вышла из своего укрытия и тут же с кем-то столкнулась.

— Гермиона!

— Гарри!

— Ты что тут делаешь? — спросил он, подняв брови.

— А ты? — быстро спросила я, между тем придумывая оправдание своему неожиданному появлению.

— Ходили с Роном к Макгонагалл, но её там не оказалось. Спустились и встретили её в холле, когда она... — он внимательно посмотрел сначала на меня, а потом поверх моего плеча, — ты что, пряталась тут?

— С чего ты взял? — я отвела взгляд и поджала губы. Врать я не особенно умела, а врать Гарри — дело совсем бесполезное.

— Ты подслушивала, — догадался он, снова посмотрев через моё плечо.

— Да, — призналась я и к щекам хлынула кровь, — но не специально. Я просто шла, задумалась, и... это получилось само собой.

Гарри хмыкнул.

— Что-нибудь интересное? — поинтересовался он и кивнул в сторону холла, приглашая покинуть этот коридор.

— Да не особо, — отмахнулась я, — что-то там про ремонт школы. Плохо было слышно.

Я отвернулась. Если Гарри увидит мои красные щёки, то тут же обо всём догадается.

— Понятно, — отозвался Гарри, и к моему счастью, больше ничего не спрашивал.

— Ты к Флитвику? За списком? — сменил тему он.

— М-м-м... Да-да, к нему, — отозвалась я не слишком убедительно.

— Ты как вообще? — спросил он, останавливаясь.

— Да... не знаю, — покачала я головой. Разговаривать сейчас не хотелось.

— Сходить с тобой? — спросил он, наклонив голову. Я неопределённо пожала плечами.

— Как Рон? — спросила я и, сделав шаг в направлении нужного коридора, правильно истолковав его намерение пойти со мной.

— Совсем паршиво, — вздохнул Гарри, — я всё-таки думаю, что нам нужно съездить в Нору. Миссис Уизли передавала через Рона, что они нас ждут в любое время. Я забыл тебе сказать.

— Ну да, наверное, надо, — промямлила я, и тут же сзади раздался чей-то голос.

— Гарри! Эй, Гарри! — махал рукой Терри Бут и быстро направлялся к нам.

— Привет, Терри, — отозвался Гарри и остановился, — что случилось?

— Привет, Гермиона, — с одышкой проговорил он, и повернулся к Гарри, — мы там собрались сходить на поле для квиддича, посмотреть, сильно ли оно пострадало. Пойдешь с нами?

— М-м-м, — промычал Гарри и посмотрел на меня.

— Иди, — подтолкнула я друга и улыбнулась, — я сама справлюсь. Увидимся на собрании.

Он улыбнулся мне в ответ и пошёл вслед за когтевранцем. Что ж, так даже лучше — очень уж мне хотелось обдумать слова Макгонагалл и слова той незнакомки из Попечительского Совета. До восьмого этажа путь был не близким, но Гарри, так часто скрывавшийся от назойливых поклонников и журналистов, предпочитал передвигаться по замку потайными ходами, о чём в подробностях рассказал мне и Рону.

Исходя из подслушанного разговора, Макгонагалл чего-то очень не хочет, а Совет заставляет её сделать это. К тому же, речь идёт о ремонте школы, деньгах каких-то семей... Я резко затормозила. Неужели, речь идёт о детях Пожирателей Смерти? Тогда всё сходится — я понимаю желание директора не допустить подобных личностей в стенах школы. И да, конфликты, которые легко могут перейти во что-то большее, обеспечены.

Очнувшись уже на четвёртом этаже, я вышла из потайного хода — дальше путь лежал через лестницу, постоянно меняющую своё направление, по коридору налево, направо и сразу же за первым портретом возле поворота начинался второй потайной проход, который прямиком вёл к Западной башне. А если выйти чуть пораньше, через портрет дамы в синем чепчике, то остается всего один коридор до кабинета Флитвика. Избрав второй вариант, я стала подниматься по лестнице и размышлять.

Странно будет, если кто-то из старшекурсников-слизеринцев вернётся в школу. На несколько секунд я представила, как кто-то из них сидит за соседней партой и записывает очередную лекцию, например, по истории магии. Просто нелепо. Интересно, как отреагируют на это ребята, чьи семьи пострадали из-за их родителей или их самих?

А вот и тот самый выход из портрета леди в синем чепце. Несмотря на то, что потайными переходами мы пользовались довольно часто, здесь было невообразимо пыльно. Кое-где встречались и пустые бутылки из-под спиртного — вероятно, кто-то из старших студентов частенько пользовался переходами не совсем по назначению. Выбравшись из портрета, я без приключений добралась до кабинета Флитвика.

— А-а, мисс Грейнджер! — протянул скрипучим голосом он. — Вон там список работы на сегодня. Вы говорили с профессором Макгонагалл о том, что сегодня прибудут ещё люди для помощи в ремонте?

— Да, профессор, говорили, — ответила я и взяла пергамент с края стола. Преподаватель что-то искал на полках, не обращая на меня особого внимания.

— Хорошо, хорошо, — прокряхтел он, — вы ведь ещё не закончили работу по восстановлению Парадной лестницы? Мы вчера с третьей группой бросили все силы на Большой зал.

— Сегодня надеемся доделать, но думаю с помощью новеньких успеем всё запланированное, — ответила я, вчитываясь в список.

— Замечательно, — протянул он, — всего хорошего.

Покинув кабинет, я остановилась, чтобы внимательнее прочитать список. Работы на сегодня назначено больше, чем обычно. А это значит, что такими темпами к концу августа мы сможем почти полностью восстановить замок.

Тем же путём, через потайные переходы, я спустилась на второй этаж — чуть не забыла зайти к мадам Помфри за успокоительным зельем. Надо бы взять ещё парочку зелий для сна без сновидений, но в прошлый раз она мне уже отказала, сославшись на то, что я слишком много их пью. Они, как оказалось, вызывают привыкание, а слишком долгое их употребление — бессонницу. Испытаю удачу ещё раз.

Портрет с натюрмортом из постоянно хихикающих и меняющих своё положение фруктов вывел меня практически к самому входу в Больничное крыло. Передвигаться потайным переходами было значительно быстрее и удобнее, а главное — никто тебя не видел и не мог отследить. Я уже несколько раз предлагала Гарри нанести новые проходы на карту Мародёров, чтобы знать их все, но он только отмахивался. Я знала лишь несколько десятков из них, а Гарри — больше полусотни. Не удивлюсь, если при тщательном осмотре портретов, закоулков, тупиков и статуй, можно найти намного больше. Одни из них открывались только при помощи пароля, некоторых нужно было коснуться волшебной палочкой в конкретном месте, какие-то их них были доступны только в определённое время или день недели, а некоторые отпирались только при помощи заклинаний. Портрет с хихикающими фруктами, например, открывался только тогда, когда расскажешь ему смешную шутку. Кто определял степень весёлости шутки — мы так и не поняли. Но узнали про этот ход тогда, когда Рон сморозил что-то совершенно не смешное, а они с Гарри ржали ещё с полминуты. Фрукты на картине попрыгали со своих мест, пародируя их смех тонкими писклявыми голосками, и портрет открылся.

В Больничном крыле было пусто и тихо. Мадам Помфри тоже видно не было. Я шагнула в просторную комнату, заставленную кроватями и низенькими шаткими столиками возле них. Мои шаги отдавались гулким эхом от высоких белоснежных стен и потолка. Двери напротив бесшумно распахнулись.

— Мисс Грейнджер? — она внимательно и с опаской посмотрела на меня. — Всё в порядке?

— Разумеется, мадам, — отозвалась я, — я бы хотела взять ещё успокаивающего настоя и... зелья для сна без снов.

Она поджала губы и уставилась на меня строгим взглядом.

— Никак не могу позволить вам выпивать зелье для сна без снов больше, чем раз в неделю. В должны понять, литрами его пить нельзя! А вот успокоительное дать могу.

Она уже искала нужное мне зелье среди десятков пузырьков на полке. Я бесшумно вздохнула — не повезло. Остается только молиться, чтобы кошмары не посетили меня в ближайшие несколько дней.

Взяв пузырьки и попрощавшись, я покинула Больничное крыло в ещё более дурном настроении, чем было с утра. Взглянув на часы, я поняла, что уже на пять минут опаздываю на собрание, и бегом припустилась к подземельям.

«Дамблдор», — выдохнула я, и от бега закололо в боку. Стена отъехала, и я шагнула в гостиную, где уже полным составом сидели все двадцать шесть человек из числа студентов, находившихся на данный момент в Хогвартсе.

— Гермиона Грейнджер опоздала, — раздался насмешливый девичий голос с диванов перед камином, — наверное, снег пойдет!

Это была Лайза Турпин, когтевранка и наша однокурсница. По каким-то причинам Лайза не очень хорошо относилась ко мне, но по сути, мне было плевать. Я смерила её строгим взглядом, но она лишь усмехнулась.

— Заткнись, Турпин, — рявкнул Симус, — тебе лишь бы повыступать.

Лайза открыла рот, чтобы ответить, но я начала говорить. Скандалы мне было абсолютно не нужны. Тем более, с такой сомнительной личностью, как Лайза Турпин — неисправимой сплетницей и интриганкой.

— Итак, — начала я, откашлявшись, — сегодня к нам прибудут новички, которые помогут в работе над восстановлением. Пока поработаем прежними составами, а после обеда составим новые группы. Сегодня у нас с вами куча дел, поэтому слушайте внимательно. Первая группа!

Дин, Симус, Гарри и Полумна подняли руки.

— Отлично, мы с вами сегодня продолжим работу над Парадной лестницей.

Ребята, с довольным видов, закивали.

— Вторая группа, — Эрни Макмиллан, Джастин Финч-Флетчли, Захария Смит, Ханна Аббот Парвати, Падма и Сьюзен Боунс подняли руки, — хорошо, вы сегодня будете продолжать работать в Большом зале, после обеда к вам присоединится часть новичков и профессор Флитвик.

— Третья группа? — снова несколько ребят подняли руки и я рассказала об их задании. Для когтевранцев сегодня был знаменательный день — сегодня они начинали восстанавливать башню своего факультета. Ещё несколько человек должны были к ним присоединиться из новичков, а все остальные были разделены на две группы и отправлены в восточное крыло на пятый этаж, где зияла огромная дыра в потолке и в кабинет защиты от тёмных искусств, где отсутствовала часть стены и пола.

— Ну что, за дело! — хлопнула в ладоши я. — Всем удачи!

Раздав списки работы каждой группе, я присоединилась к Гарри, Симусу, Дину и Полумне. С нами должен был быть ещё и Рон, но видимо, он уже уехал в Нору.

— Как ваше поле для квиддича? — без особого интереса спросила я, и мальчики наперебой начали рассказывать о том, что они придумали для восстановления поля. Рассказывать Гарри о выводах, которые я сделала из подслушанного разговора, я не стала. Не дай Бог, побежит прямиком к Макгонагалл. Или хуже того — к Кингсли. Он, как и я, был бы в шоке от решения Попечительского Совета. Скандала точно не избежать.

Все разбрелись по своим рабочим местам, и работа шла в практически полном молчании, прерываемая разве что шепотом заклинаний или ругательствами Дина и Симуса. То и дело на них сыпалась каменная пыль или маленькие камешки от левитируемых частей Парадной лестницы.

* * *

Быстро пришло время обеда, и когда колокол оповестил о начале обеденного времени, ребята довольно быстро стекались в общую гостиную. Завтраки, обеды и ужины мы проводили здесь — ремонт в Большом зале и постоянная пелена каменной пыли пока не позволяли в перерывах собираться там. Когтевранцы радостно делились своими предвкушениями о скором возвращении в свою гостиную, остальные тоже вслух мечтали о своих уютных комнатах и гадали, когда же они смогут вернуться.

Башне Гриффиндора досталось больше всех — у неё полностью отсутствовала крыша, верхние этажи спален были разрушены практически полностью, как и лестницы, ведущие к ним. Стены, однако, стояли крепко, и решено было в первую очередь, когда дойдёт дело до нашей башни, восстановить крышу и гостиную. Я ела молча, вполуха слушая о новых изменениях, которые придумали ребята для квиддичного поля. Наручные часы показывали практически двенадцать тридцать, и я собралась на встречу с новичками, на этот раз не забыв прихватить тёплую мантию. Шепнув Гарри о своих планах, я выскользнула через отъехавшую стену в тёмный коридор подземелья.