Я - Белла (гет)

Гермиона, Джинни и Полумна напрягали все силы, но не могли одолеть Беллатрису. Убивающее заклятие просвистело в дюйме от Джинни.

Отбив очередной луч грязнокровки, Белла послала убивающее в рыжую девчонку…

— Не тронь мою дочь, мерзавка!!!

Крик заставил Беллатрису обернуться. Она бы расхохоталась при виде разгневанно покрасневшей Молли Уизли, но не успела — посланное той проклятие настигло раньше, чем Белла полностью повернулась к опасности. Уже падая, она с досадой констатировала, что её Авада не достигла цели, столкнувшись в воздухе с посланным в неё младшей Уизли заклинанием. А потом наступила темнота.

* * *

Она открыла глаза и не поняла, где находится. Попыталась сесть, но в голове что-то резко запульсировало, и она со стоном повалилась обратно на подушку.

— Белла? Ты как?

Она снова открыла глаза и с испугом уставилась на совершенно незнакомого мужчину. А тот, вместо того, чтобы пригласить мадам Помфри (хотя откуда школьной медсестре взяться в неизвестном месте?) или маму, взял её за руку так, будто имел на это право, и улыбнулся.

— Ты меня напугала. Колдомедик диагностировал сильнейшее магическое истощение, но сказал, что ты будешь в порядке. Однако почти неделя прошла, а ты всё не приходила в себя… Ты как?

— Я не… — попыталась сказать она, потянув на себя руку, но пересохшее горло помешало продолжить — она закашлялась.

— Вот, выпей! — всполошился мужчина, протягивая непонятно откуда возникший стакан. Ей было так плохо, что она безропотно приняла зелье. — Вот умница.

— Спасибо, — нормальным голосом без хрипов поблагодарила она и тут же испуганно заозиралась.

— Что? Что не так?!

— Я… — ещё раз начала она, но в этот момент взгляд остановился на почти том, что она и искала, и она застыла.

Из стеклянной дверцы трюмо на неё смотрело отражение молодой женщины. Темноволосой, темноглазой, ужасно бледной, с огромными синяками под запавшими глазами… Она дёрнулась, отшатываясь, и отражение мгновенно отзеркалило движение.

— Белла!.. Мордред! Я всё же вызову колдомедика!

Но она ничего не слышала, в ужасе смотря на себя. Она узнала отражение. В совокупности с именем, которым к ней обращался мужчина…

— Ой, мамочки! — пролепетала Джинни и позорно потеряла сознание.

* * *

Второй раз она пришла в себя при колдомедике. Румяный старичок водил над её телом палочкой и болтал о магическом истощении, рассказывая какие-то жуткие истории про сквибов.

— О, вы очнулись? Замечательно, миссис Лестрейндж, просто замечательно! Как себя чувствуете? Ага, вижу, слабость… И голова болит? Ну, это легко поправимо! Вот, прошу, выпейте! Вот умничка. Так… А это у нас что?.. А мы его во-о-т так… Ага! И вот это выпейте… Ай, какая молодец! Так, теперь…

— Что с моей женой?

Джинни скосила глаза на того же самого мужчину, что был в комнате, когда она в первый раз пришла в себя. Единственное разумное предположение, кто он, пугало, однако тот вёл себя ничуть не угрожающе, даже дружелюбно.

Колдомедик на мгновение умолк, посмотрел на него, после чего пожал плечами:

— Да ничего страшного. Миссис Лестрейндж, вы знаете, отчего у вас истощение?

— Я не помню, — ответила чистую правду Джинни.

— Что последнее ты помнишь? — влез мужчина, снова хватая её за руку.

— Я не… не знаю… — Джинни жутко боялась, что они поймут, что она не Белла, и потому, хоть это и было весьма рискованно, всё же осмелилась сказать: — Я вообще ничего не помню.

Глаза мужчины широко распахнулись.

— Белла! Меня же ты помнишь?

Она неуверенно пожала плечами, и мужчина горестно вздохнул, а через секунду обрушил гнев на колдомедика:

— Вы сказали, что она в порядке! А моя жена потеряла память!

— Но я не вижу…

— Ах вы ещё и не видите?! — заорал тот. — И вы ещё называете себя специалистом?!

— Мистер Лестрейндж, уверяю…

— Вон! Мы найдём более компетентного колдомедика!

Старичок обиженно скривился, но, очевидно, спорить с Лестрейнджем не осмелился и ретировался.

— Белла? Я — Руди, твой муж. Я позабочусь о тебе, милая, не волнуйся. У тебя ничего не болит?

— Н-нет…

Джинни смотрела на него и не верила. Нет, сходство было вполне очевидным, после побега из Азкабана на портрете в «Ежедневном пророке» было напечатано именно его лицо, но…

— Сколько тебе лет?

— Что? Двадцать шесть, а что?

— Н-нет… ничего… просто…

— Ты совсем-совсем ничего не помнишь?

— Я не знаю, — сказала Джинни, едва не плача. Она подумала, что, желай этот человек причинить ей вред, ничто не мешало ему это сделать, пока она была без сознания. Да и всё его поведение демонстрировало, что он даже не догадывается, что вместо жены перед ним совершенно чужая девушка, враг. Так что Джинни немного успокоилась. — Что-то вроде бы помню, но… Очень размыто. Не знаю, что сон, а что вправду было.

— А что ты помнишь?

— Нарциссу? — неуверенно произнесла она после небольшой паузы. Рудольфус с улыбкой кивнул. — Эм… Рабастана? — вспомнив имя второго беглеца из Азкабана, спросила она.

— Отлично, значит семью помнишь!

— Я не помню, как они выглядят…

— Дорогая, вместе — мы со всем справимся!

Джинни вздохнула.

Рудольфус вёл себя идеально. Был внимателен, учтив, готов помочь в каждой мелочи, он рассказывал обо всём, что её интересовало, терпеливо отвечал на многочисленные вопросы и беспрекословно ушёл, стоило ей пожаловаться на усталость. В голове не укладывалось, что ужасный Пожиратель смерти, который пытал родителей Невилла, убивал людей и практиковал Тёмную магию, мог быть… таким.

* * *

Когда первый шок немного отступил, Джинни попыталась понять, что произошло и как теперь быть. Ценой головной боли она вспомнила последние мгновения битвы, то, как её Ступефай столкнулся с заклинанием Беллатрисы, но вместо ответов это породило лишь новые вопросы. Она ничего не знала о магии времени, лишь пару строк о хроноворотах прочитала после возвращения из Министерства магии, где вместе с Гарри и остальными сражалась с Пожирателями смерти на четвёртом курсе, а потому ужасно боялась сделать что-то не так.

Мысль о Гарри заставила её испытать сильнейшее волнение: как он там? Как родители? Как члены Ордена и друзья?

По щекам потекли слёзы. Она ничего не знала, ничем не могла помочь…

Джинни решительно шмыгнула носом и встала, отправившись умываться. Нельзя распускаться! Она находится в доме врагов, а значит, не может позволить себе рыдать, она должна придумать, как вернуться обратно!

Ванная комната поразила Джинни в самое сердце. Розовый мрамор, хромированные краны, легион хрустальных флаконов и огромная белоснежная ванна. В Норе у них был железный серый таз, в который нужно было становиться ногами, а сверху неширокой струйкой текла тёплая вода. В Хогвартсе Джинни нравилось в том числе потому, что душевые кабины были оснащены нормальными кранами, из которых бодро бежал едва ли не кипяток, и не нужно было экономить, опасаясь, что вода кончится в самый неподходящий момент. Но это…

Она не удержалась, начала крутить краны, и едва не завизжала от восторга, когда в чашу ванны потекли разноцветные ручейки с пузырями, пахнущие клубникой и чем-то ещё сладко-приятным, чему Джинни даже не знала названия.

…Покинуть комнату ей разрешили лишь через два дня, да и то только после того, как она раскричалась: Руди поверил, что жена в порядке — Белла часто изъяснялась криком. Джинни ходила по абсолютно незнакомому дому и чувствовала, как в груди разрастается горячий шар.

Сначала была чудо-ванная, потом Джинни заглянула в гардеробную и шкафы Беллатрисы, следом пришёл черёд шкатулок с драгоценностями, и везде она видела одно и то же: богатство и красоту.

Почему какая-то Пожирательница смерти имеет столько замечательных вещей, а она, Джинни, всю жизнь была вынуждена носить чьи-то обноски, купленные мамой в магазинах подержанной одежды? Почему у мадам Лестрейндж фунты ювелирных изделий, а она, Джинни, радовалась блестящей проволоке, найденной в сарае папы, которую можно было скрутить наподобие колечка? Почему Беллатриса живёт в огромной комнате с мягчайшей кроватью и видом на красивый сад и спит на потрясающе приятном на ощупь белье, а она, Джинни, в малюсенькой комнатке, куда поместилась лишь узкая кровать и маленький шкафчик? Чем Белла заслужила любовь этого красивого, доброго мужчины, что зовёт её женой и готов исполнить любую прихоть, и обожание эльфов, когда она, Джинни…

Понимание, что думает о Пожирателе смерти Лестрейндже, как о добром человеке, вынудило Джинни замереть.

— Белла? — тут же подал голос Рудольфус, о котором она умудрилась совершенно позабыть.

— Всё одновременно знакомо и незнакомо, — сказала она, чтобы объяснить своё поведение.

— Может, тебе стоит встретиться с Нарциссой и родителями?

— Нет! — быстрее, чем требовалось, воскликнула Джинни. — Я не хочу!

— Я понимаю, дорогая, — мягко ответил тот, коснувшись её плеча в успокоительном жесте. — Ты всегда была сильной, конечно, ты не хочешь, чтобы тебя жалели.

Джинни взглянула с удивлением. Неужели у них с Беллой было что-то общее?

— Расскажи мне обо всём, — попросила она, потянув Руди в гостиную с огромными окнами, выходящими на сад, мимо которой они недавно прошли. — Каша в голове.

Рудольфус улыбнулся и тут же приступил к рассказу.

Джинни слушала с искренним вниманием. Она не интересовалась историей даже своей семьи, что уж говорить о других волшебниках, но, оказалось, что в исполнении Рудольфуса это может быть по-настоящему увлекательно. Она слышала немало совершенно незнакомых имён, и всё же польза от рассказа несомненно была — наконец-то она начала понимать, в каком времени оказалась и что вообще происходит вокруг.

Рудольфус добрался в повествовании до бала в Малфой-мэноре на Белтейн и знакомстве с Томом Риддлом, и Джинни вздрогнула.

— Белла? — всполошился он. — Ты жутко бледная! Что-то болит? Ты только скажи…

— Руди, — впервые обратилась она к нему по имени, и он замер, во все глаза глядя на неё, — Том Риддл — чудовище!

Рудольфус недоумевающе нахмурился.

— Он что-то сказал тебе? Ты болтала с ним, я видел, но, мне показалось, тебе приятно его общество…

— Он — чудовище, — повторила Джинни.

Свою руку она проверила сразу же, как осталась одна, и с облегчением убедилась, что метка отсутствует. Ей всегда казалось, что мадам Лестрейндж и метка — единое целое, что сумасшедшая убийца родилась слугой Волдеморта, и потому была неслабо удивлена, убедившись в обратном. Однако она понятия не имела, стал ли уже Лестрейндж Пожирателем смерти, и сочла момент подходящим для того, чтобы выяснить ответ на этот вопрос.

— Ты что? — удивился Рудольфус, когда она задрала рукав его рубашки.

— Руди, я не хочу, чтобы ты имел с ним что-то общее.

— Эм… ладно… Белла, может, ты объяснишься?

— Ты веришь в предчувствия? Пророчества? Вещие сны?

— Ты что-то видела, пока была без сознания? — посерьёзнел тот, оправляя рубашку. — Расскажи мне.

Джинни долго сидела молча и просто смотрела в глаза Рудольфуса. Было страшно ошибиться, признаться. Но, с другой стороны, даже для неискушённой в романтических отношениях Джинни было совершенно очевидно, что Лестрейндж жену откровенно обожает и сделает всё, что она попросит, лишь бы та была довольна. Ну а поскольку место Беллатрисы заняла Джинни, именно ради неё тот сейчас готов перевернуть весь мир.

— Я видела ужасное будущее. Повсюду были кровь, разрушения, очень много волшебников погибло или серьёзно пострадало… Том Риддл — чудовище. Он хочет уничтожить наш мир, а нас превратить в бесправных слуг.

— Ты уверена, что это видение, а не просто кошмар.

— Я уверена, Руди, — второй раз имя слетело с языка легко, словно так и было нужно. — Я не могу доказать свою правоту, но я уверена. И я не хочу, чтобы это произошло!

Рудольфус взял её за руку, поднёс пальцы к своему лицу и поцеловал.

— Не хочешь, значит, не произойдёт.

* * *

Беллатриса Лестрейндж сильно изменилась после неизвестного проклятия — это заметили все, но многим новая Белла даже больше понравилась. Она осталась такой же яркой, но стала то ли немного мягче, то ли менее импульсивнее… В общем, общаться с ней стало приятнее. Всем, кроме Тома Риддла.

Прямо она ничего не говорила, но у каждого, кто имел удовольствие провести в обществе Беллатрисы Лестрейндж хотя бы десять минут, возникало впечатление, что проклятие та получила во время бала в Малфой-мэноре. Ну а поскольку заподозрить семью жениха родной сестры никому не приходило в голову (все знали, что с Люциусом у Беллы прекрасные отношения, да и Блэки с Малфоями дружили), а другие гости просто не имели возможности её проклясть, так как не оказывались в непосредственной близости к ней и потому не могли этого сделать так, чтобы никто не заметил… Подозреваемый, таким образом, оставался всего один.

Уже к Лите Том Риддл стал… не персоной нон-грата, конечно, но близко к тому. Широкий круг знакомств Блэков, Розье и Лестрейнджей, разумеется, шёл навстречу Беллатрисе — дочери, кузине, племяннице, невестке, а не человеку без семьи за спиной. Старшее поколение морщилось и подтверждало, что Риддл — полукровка, хоть и потомок Слизерина.

— Потомок и наследник — разные вещи! — как-то ляпнула Джинни во время одного из приёмов, и это стало решающим фактором: Риддла перестали приглашать в приличные дома.

Благодаря Рудольфусу Джинни довольно быстро освоилась в новом для себя времени, мире, статусе. Сначала она пыталась вести себя так, как, ей казалось, должна была вести себя настоящая Белла, однако уже через пару дней поняла свою ошибку: та вовсе не была такой, как они-гриффиндорцы представляли. И Джинни перестала. Вот тогда-то и выяснилось, что без притворства — лучше.

— Наконец-то ты стала собой, — заметил Руди и поцеловал её в щёку.

Пару недель назад, скажи ей кто, что она похожа на мадам Лестрейндж, и Джинни не ограничилась бы летучемышинным сглазом. А теперь она лишь улыбнулась и покраснела от бесхитростной ласки.

Больше всего Джинни боялась даже не встречи с родственниками Беллатрисы, которые могли заподозрить в ней самозванку, а кого-то из прошлого: Дамблдора, родителей… Но Хогвартс Белла уже окончила, а Уизли… Было неприятно, но Джинни поняла, что мама с папой — не те люди, которым рады в приличном обществе.

— Прюэтт же была помолвлена, — пояснил Руди, когда Джинни набралась смелости и задала вопрос. — Уизли чистокровный, но мало того что нищий, ещё и ведёт себя как последний грязнокровка. А эта дурочка разругалась с семьёй, спалила родовой гобелен и сбежала.

— Они любят друг друга, — не очень уверенно вступилась за родителей Джинни.

— Белла, брось! При чём тут это? В конце концов, что ей мешало привести Уизли к отцу? Ну да, пришлось бы постараться, чтобы старик дал своё благословение, характер у него не сахар, ну так Уизли это самому бы пошло на пользу. Хоть вести себя бы научился. Я слышал, что они живут на какой-то ферме маггловской.

Рудольфус ещё что-то говорил, но совсем не зло, скорее просто с разочарованием и удивлением, так что Джинни решила, что узнала достаточно и сменила тему. Она думала о том, чтобы помочь родителям, но как это сделать — не имела представления. Да и страшно было, что вмешательство изменит что-то важное, и она вовсе не родится.

Но вот не дать Риддлу превратить магический мир в поле боя она была настроена решительно. Он стал тем самым камнем преткновения, что мешался под ногами, не позволяя расслабленно шагать.

Джинни старалась бывать на всех многолюдных приёмах, чтобы туда не приглашали Риддла, и постепенно ей это начинало нравиться. Но ближе к Лугнасаду она почувствовала пресыщение. Хотелось быть дома, с Руди, а не улыбаться незнакомым или даже слишком хорошо знакомым людям. Это было ново, но уже не казалось неправильным. А потом произошёл разговор с Друэллой Блэк. Мамой.

— Ты хорошо себя чувствуешь? Не сочти за вмешательство в личную жизнь, но у меня есть на примете прекрасный колдомедик…

— Зачем мне колдомедик? — удивилась Джинни.

— Детка, ты уже год замужем, пора бы уже подарить Рудольфусу наследника, — подмигнула Друэлла.

Джинни шокированно застыла, но, к счастью, миссис Блэк позвали, и разговор прервался — она получила возможность прийти в себя. Но слова продолжали звучать в ушах. Джинни прожила три месяца в чужом теле и мире, она привыкла к изменившимся обстоятельствам и даже начала получать от всего этого удовольствие, но в глубине души продолжала жить прямолинейная гриффиндорка, и потому вечером, оставшись наедине с Рудольфусом, она решительно заговорила о том, что терзало её весь день.

— Мама спросила, почему у нас нет детей.

Руди отложил книгу и вопросительно посмотрел на неё:

— И что ты ответила?

— Ничего. Но мне стало интересно: почему?

— Ты не хотела торопиться, — спокойно пожал плечами он. — Ты же знаешь, Белла, я никогда не стану от тебя требовать того, что ты сама не желаешь. А потом это проклятие… Я подумал, что когда будешь готова, ты скажешь.

— Я готова, — без задней мысли мотнула головой Джинни.

Книга полетела в сторону, а Рудольфус мгновенно оказался рядом с ней, и на его лице играла широченная улыбка.

— Как же долго я ждал этих слов! — воскликнул он, рывком поднимая её на ноги и целуя.

* * *

…Джинни открыла глаза, когда за окном занимался рассвет. Слегка повернув голову, она несколько секунд смотрела на умиротворённое лицо спящего рядом мужчины, а потом улыбнулась. Плевать на время, на Риддла, на всё плевать. Если для того, чтобы стать настолько счастливой, нужно превратиться в Беллатрису Лестрейндж, значит, так тому и быть.

«Я — Белла», — мысленно произнесла она, прислушиваясь к ощущениям. Не прогремел гром, не взорвались стёкла в окнах, даже мурашки не побежали по телу.

«Я — Белла», — повторила она и снова с улыбкой посмотрела на Рудольфуса.

«Но я не обязана совершать ошибки Беллы».

Джинни закрыла глаза и принялась мечтать. О том, как будет счастлива в браке, о детях, о чаепитиях с сёстрами, которых у неё никогда не было. Обо всём, что было в жизни прошлой Беллы. Обо всём, что будет у неё — настоящей Беллы.