Куртизанка (гет)

Нет большего наслаждения, чем [с]трах.

Клайв Баркер, «Книга Крови II. Страх»

(перевод В. Филипенко)

Но вместо благословенной и безболезненной кончины, которую я рисовала себе, каждый вечер, изо дня в день, меня ожидала постель. Постель, пропитанная моим потом и моим запахом. Всякая ночь начиналась как бойня, а заканчивалась в полуобмороке недозволенного наслаждения.

Я опять не смогла сдержаться и застонала.

Боль, против моих ожиданий, оказалась не такой уж страшной — даже сквозь ее пелену я слышала тяжелое дыхание пожирателя и чувствовала все ускоряющийся темп его движений.

Он кончал.

Открыв глаза, я посмотрела на него сквозь воздух, так густо насыщенный смертью, что, казалось, его можно резать. Лицо мужчины исказила гримаса экстаза — самого порочного и грязного экстаза в его жизни, поскольку под ним была не его жена и даже не очередная любовница, которых он имел дюжинами, судя по статусу. Сейчас же, изливаясь в меня, он был самым мерзким ублюдком, рожденном на свете.

— Гермиона.

Обычно я звалась Грейнджер, или грязнокровка, или вовсе никак.

Он лежал на боку, отдыхая, и смотрел так, словно впервые видел меня. Рассматривал меня всю: мою грудь, мой живот, мои бедра. Затем его взгляд вернулся к моему лицу.

— Ты собираешься уходить? — просто спросила я.

Он продолжал глазеть на меня, мышцы его лица подергивались в беззвучном хохоте.

— Я надеюсь на это.

Сказав, я с трудом удержалась, чтобы не плюнуть ему в лицо.

Пожиратель нагнулся и начал развязывать мои локти. Кожа была стерта, веревки задубели от засохшей крови. Он методично распутывал узлы. Мужчина снова обрел утерянное спокойствие, стал также черств и холоден, каким я запомнила его, входящим в мой мир — когда он переступил порог этой комнаты с пониманием, что в итоге он здесь и нельзя вернуться назад. Что его дальнейший путь — это проникновение в меня, глубже и глубже.

Освободив мои локти, он занялся запястьями. Теперь я видела над собой не потолок, а его лицо.

Голос его был также мягок:

— Почему ты отказалась вчера?

— Боялась.

— Чего?

Я облизнула губы.

Мои суставы затекли, и любое движение причиняло боль, но я хотела подняться с кровати. Он остановил меня, грубо схватив за руку.

— И что изменилось? — его ледяной взгляд буквально пронзал меня насквозь.

— Ты же завтра умрешь…

Пожиратель отпустил меня и тут же залепил пощечину, будто веря, что это заставит меня забыть мои же слова.

Однако мы оба знали, я говорила правду.

— Чего боялась? Боялась, что мне придется провести с тобой целых две ночи, вместо одной.

Еще одна пощечина.

— Я приведу тебя в порядок очень быстро, заблудшая овечка, — его рот растянулся в глумливой усмешке.

Так я овечка? Он думает, я — овечка?

— Я знаю, — заговорил он, вставая с постели следом за мной, — о чем ты думаешь, когда никого нет рядом. Знаю, чего ты желаешь.

Ложь, это гнусная ложь. Ты ничего не знаешь. Ты никто!

— Но я не собираюсь воспитывать тебя парочкой Круцио. Ты ведь этого не хочешь, не правда ли? — тем временем продолжал он. — Тебе ведь просто нужна небольшая поддержка и чего-нибудь, что помогло бы спать по ночам.

Он вплотную приблизился ко мне, похотливо обнимая сзади и проводя шершавой рукой по моей груди.

Мерзкий пожиратель!

Его снисходительность была огромной, безграничной. Всезнающий и всевидящий отец — именно эту роль он и разыгрывал.

— Давай же, будь со мной откровенна.

Я со злостью посмотрела на него. Да как он смеет так говорить, ходячее гнилое отродье?

Но после этих слов, он как будто перестал притворяться. Это было сказано сухо и таким тоном, каким отдают приказы домовым эльфам. Мужчина отстранился от меня, встал и подошел к окну, совершенно не заботясь о своей наготе.

Он стоял против света, закрывая его, заслоняя вид на фасоль тентакула (1), что росла на лужайке перед окном — воистину, самое садовое растение.

— Я тебя ненавижу, — был мой ответ.

Ненавижу всех вас.

Пожиратель усмехнулся. Он запустил руку в волосы и, теребя их, потянулся, все также продолжая смотреть на горизонт.

— Даже жаль, что я больше не увижу тебя.

* * *

Он уже давно ушел, неслышно закрыв за собой дверь. Я так и осталась сидеть на краю кровати, завернувшись в одеяло. Здесь было холодно. Стены, полы были каменные, а слабый огонь камина не мог прогреть мою тюрьму.

Он ушел, а я так и не узнала его имени.

Как и имен всех остальных, кто был здесь — они не назывались. Круцио или Силенцио стали их именами.

Однако то, как именно умрет этот гнусный и похотливый гад, мне было известно. Да, я могла не знать деталей, всяких мелких подробностей, но это не мешало наслаждаться и мусолить в своей голове сию мысль.

Эта мерзкая тварь умрет от руки своего же хозяина. И, что безмерно радовало, не без моей помощи.

Вас станет хоть одним, но меньше на этом свете!

Я не заметила, что дверь снова открылась.

— Наш Лорд ждет тебя.

На пороге стоял пожиратель в полном облачении — белая маска на лице, на голову накинут капюшон черной мешковатой мантии, скрывающей фигуру человека. Лишь его рост и голос говорили о том, что передо мной мужчина.

Надо же, сам Лорд. Я в оцепенении от ужаса!

Пожиратель вышел.

Поднявшись с постели, я направилась к старому деревянному шкафу, стоявшему в углу комнаты. Его дверцы скрипели, стоило лишь только прикоснуться, а пыль, казалась, была заколдована. Когда-то был моден такой эффект.

Еще в прошлой жизни.

Мужчина ждал меня за дверью и, стоило мне отпустить металлическую ручку, быстрым шагом направился в темноту коридора. Так быстро, что я едва поспевала за ним.

Мне был знаком наш маршрут. Причем, неоднократно. Но в сознании я нахожусь только по дороге туда.

Он заклинанием открыл передо мной тяжелые дубовые двери, пропуская вперед.

О да, эта иллюзия гостьи. Всегда одно и то же.

Как только я вошла, двери за мной со скрипом закрылись.

— Иди ко мне.

Я посмотрела на старика, сидевшего в кресле в самом центре зала. Кажется, он еще больше постарел с моего последнего визита, а ведь прошло всего-навсего несколько дней. Его кожа была пугающе синеватого оттенка, через которую просвечивались все жилы, отчего становилось еще более не по себе. Верхняя губа дергалась, обнажая неровные желтые зубы.

Сделав несколько шагов по направлению к нему, я остановилась, замерев в нерешительности — стоило ли мне опуститься на колени или просто присесть в реверансе перед этой гнилой крысой? В итоге я так и осталась стоять.

— Сегодня ты хороша собой.

Понятно. Он еще не настроен воспитывать меня Круцио.

Медленно исполнив реверанс, я опустила глаза. Не за чем было злить его.

— Ты передумала? Исполнишь мою волю?

Я злостно фыркнула. Передумала ли? Нет, нет и еще тысячу раз нет!

— Да.

— Громче. Не слышу, — хрипя, потребовал он.

Гнусная сволочь. Склизкий ублюдок. Старый хрыч.

— Да, — почти крикнула я.

Вольдеморт, удовлетворившись моим ответом, откинулся назад.

Если честно, меня парализовало от страха. Я понимала, что он играет со мной. А рано или поздно настанет время, когда он захочет, чтобы я замолчала навеки.

Меж тем Темный Лорд достал из кармана своей необъятной мантии волшебную палочку. Тринадцать с половиной дюймов, тис, сердцевина из пера феникса. Поигрывая ей в руке, он продолжил:

— Ты сегодня слишком сдержана, — пауза, — Гермиона, — он смаковал мое имя.

Я посмотрела на него. Его взгляд был холоден, как у всех пожирателей, обитающих в этом поместье. В этой тюрьме.

— Служу моему Лорду, — и я снова присела в глубоком реверансе, опуская голову, но — не отводя глаз.

Он улыбнулся одной из тех своих плотоядных улыбок, после которых начинает тошнить. И меня бы действительно вырвало, если бы не сглотнула.

— Думаю, мои последователи достаточно хорошо обучили тебя. Ты готова.

К чему, Мерлин, готова? Очередной раз стать подстилкой для приспешников этого чудовища? Лучше сдохнуть!

— Ты моя лучшая куртизанка, Гермиона.

Я знаю, что он подразумевал под «лучшей».

Самая молчаливая. Самая беспринципная.

Самая покорная.

Кому же, интересно, он хотел подсунуть такую идеальную игрушку?

— Ты не сломаешься, — не вопрос. Утверждение. — Хотя и похожа на фарфоровую статуэтку... — Вольдеморт помедлил. — Мне нужны сильные чувства. Мне нужно, чтобы ему было что вспоминать, когда тебя не будет рядом. Ничто не длится вечно, верно?

Мне оставалось лишь кивнуть в ответ. Другого он и не ждал.

— Я сделаю все, что прикажет мне мой Лорд.

Я была противна сама себе. Вырвала бы себе язык, если бы имела такую возможность.

— Лучшая куртизанка, — удовлетворенно повторил он, продолжая поигрывать палочкой.

В этот момент дубовые двери снова распахнулись, и пожиратель (не могу с уверенностью сказать, тот же самый, или нет) ввел в зал человека со связанными руками.

Тот был ужасно бледен, седые волосы спутаны. Подбородок трясся в беззвучном рыдании. Щеки впали, кожа посерела, а сквозь лохмотья виднелись синяки и кровоподтеки.

Я медленно переводила взгляд с пленника на Лорда и обратно.

— Наш бывший министр, добро пожаловать, — в голосе Вольдеморта было столько яда и презрения, что, будь эта фраза для меня, я бы захлебнулась. Но он никогда ко мне так не обращался.

— Мой Лорд, Ваше любезное предложение было отвергнуто, — ответил пожиратель, приведший пленника.

Впервые присутствовать на казни — для меня это было дико. Да, слышала. Да, рассказывали. Но воочию не видела никогда. И, стоя там, в главном зале резиденции пожирателей… Нет, не так. И, стоя там, в главном зале резиденции Пожирателей Смерти, перед самим Темным Лордом, я не до конца верила, что это вообще происходит.

Министр поднял на меня глаза, и я коротко кивнула ему в ответ, надеясь, что никто не заметил моего жеста.

Меж тем Вольдеморт поднялся со своего кресла.

Я думала, что сейчас будут пафосные длинные речи, вновь и вновь призывающие пленника примкнуть к многочисленным рядам его верных последователей. А затем, вновь и вновь получая отказ, он станет мучить жертву Круцио. Ну и, в конце концов, убьет.

Я ошибалась.

Лорд, сделав несколько шагов к нам, поднял волшебную палочку и запустил в министра неизвестное мне заклинание.

Как только лиловый луч коснулся мужчины, его тело стало менять форму.

К сожалению, это было не то превращение, какие случаются в сказках. И даже не то, что бывает при принятии Оборотного Зелья: здесь его плоть сопротивлялась волшебству. Заклинание словно вынуждали его грудную клетку претерпевать метаморфозы — она вспухала, пока кожа не лопнула и грудина не раздалась в стороны. Его таз, словно надломленный посередине, тоже стал расходиться. Министр потерял равновесие, упал на пол и оттуда уставился на меня. Лицо его побледнело от потрясения, он вновь и вновь облизывал губы, пытаясь заговорить, но рот его пересох. Самые дикие изменения происходили у него в промежности: брызнула кровь, и внутренности глухо шлепнулись на камень.

Я закричала при виде чудовищного абсурда и отскочила в самый дальний угол залы, едва сдерживалась, чтобы меня не стошнило.

* * *

Мерлин в гробу перевернулся. Я сама, на своих ногах, возвращалась в комнату, ставшей мне тюрьмой.

И без конвоя.

Впрочем, я согласна — сейчас он был абсолютно без надобности: я не сбегу, руки на себя не наложу и никого не смогу убить.

Я находилась в прострации.

Да, я видела много смертей, но все они, казалось, были так давно. Уже несколько месяцев я здесь и не лицезрела ни одного трупа. До этого момента.

И раз мне предоставлен такой шанс — гулять по поместью без охраны, грех был бы им не воспользоваться, рассуждала я.

Или я просто все еще не пришла в себя после увиденного?

Блуждая по пустым коридорам и мало меблированным комнатам с зашторенными окнами, я не заметила, как пришла в библиотеку.

Ну конечно, мерлинова борода.

Это у меня в крови.

Грязной, мерзкой, вонючей крови.

Грязнокровка.

— Должно быть, Вы ошиблись.

Я обернулась — голос доносился с противоположной стороны небольшой кабинетной библиотеки, из приоткрытой двери.

Сердце пропустило удар и забилось часто-часто.

— Нет, — возразил другой, шипящий голос. — Тебе следует вернуться в свое поместье и отдохнуть.

И мне было прекрасно известно, чей это был голос.

Вольдеморт был там, за дверью!

— Тебе нужна женщина, — продолжал он. — У меня есть одна. Не похожая на других. Чудесная. Я знаю, ты хочешь увидеть ее во плоти.

— Нет, — был холодный ответ.

Мне кажется, я знаю и этот голос.

— Она стоит там, в библиотеке.

Первой мыслью моей было: ну все, я покойница. Они убьют меня.

Я дернулась, но в этот момент тяжелая дверь скрипнула, открываясь.

На тусклый и пыльный свет комнаты вышел блондин. Высокий, статный, властный. В левой руке он держал трость с набалдашником в виде змеи, открывшей свою ядовитую пасть. Черный костюм и мантия. Черные ботинки. Черная лента, стянувшая волосы сзади в тугой хвост.

Такое каменное бесстрастное лицо, а его серые бесстрашные глаза были полны презрения.

Он коротко взглянул на меня. И прошел мимо, словно не заметил никого здесь.

А я обернулась ему вслед, не моргая смотря в спину.

Малфой.

Драко Люциус Малфой.

— Отправишься с ним в его поместье, — ко мне подошел Вольдеморт. — Ты будешь хорошей усладой для него.

Мне оставалось лишь кивнуть.

Лорд вернулся в ту темную комнату и закрыл за собой дверь, оставив меня одну в пыльной библиотеке. А я все так же продолжала стоять на месте, глядя в коридор, которым ушел бывший слизеринец, не смея пошевелиться.

Слишком много произошло за столь небольшой промежуток времени.

Кем я должна быть? Чьим идеалам должна быть предана?

Я ведь куртизанка, исполняющая приказы Темного Лорда.

Я ведь просто человек, потерявший на этой войне своих родных и близких.

Я ведь терплю все, чтобы расплатиться потом сполна.

Я ведь здесь, чтобы убить их. Каждого.

И если первым будет Малфой, я согласна.

__________

(1) Фасоль Тентакула — ядовитое растение, занесенная министерством в список С (запрет на свободную продажу). Плоды фасоли — небольшие сморщенные черные стручки, которые даже при полной неподвижности издают тихое постукивание. Из-за того, что Тентакула — товар редкий и контрабандный, цена на нее очень высока. Плоды фасоли использовали Фред и Джордж Уизли для своих «Забастовочных завтраков», покупая их у Земника Флэтчера.