Муми-тролль и всё Сущее (джен)

Муми-тролль проснулся и прислушался к тишине дома. Тикали часы, поскрипывали половицы, ветер посвистывал в трубе. Ужасно не хотелось вылезать из нагретой в перине ямки. В щели между шторами виднелось сумрачное небо. Не понять — утро ли, вечер, или приближается снегопад.

Муми-тролль вылез из-под одеяла, потопал по холодному полу, немного попрыгал и помахал лапками, чтобы разогнать кровь и согреться, и пошел бродить по дому. Он заглянул к родителям, к Сноркам — те спали. Снифф обнимал игрушечного дракончика и дрыгал во сне лапками. Муми-тролль тихонько поправил на нем одеяло, подоткнул получше.

Внизу, в гостиной, у стены выстроились банки с вареньем, приготовленные Муми-мамой для зимних гостей и празднования Нового года. На крышке верхней банки лежала записка о том, где что лежит в кладовке и где взять коробку с елочными игрушками, которые все семейство мастерило летом.

Муми-тролль повязал шарф, подошел к двери и с трудом открыл до половины. Взяв лопату, заботливо оставленную Муми-папой в прихожей, он с трудом протиснулся наружу и принялся чистить дорожку, чтобы хоть как-то пробиться к садовой калитке. Муми-тролль любил снег, но не очень любил, когда мокла шерстка на животе. От работы ему скоро стало жарко, лапки от непривычки заболели, но желанная калитка становилась все ближе. Наконец Муми-тролль воткнул лопату в снег и сделал шаг по внешний мир. Где-то далеко у моря вился сизый дымок — Туу-тикки топила печурку в купальне. Воздух звенел от птичьих криков — заработавшись, Муми-тролль не обращал внимания на звуки, а сейчас они просто оглушили его. Помотав головой, он забрался на сугроб за калиткой и тут же провалился по пояс. Значит, погода стояла теплая, наст не намерз.

Вздохнув, Муми-тролль пошел в дом за лыжами. От непривычки на расчищенной дорожке лапки у него разъезжались, но когда он бочком взобрался на сугроб, дела пошли на лад. Пролагая свежую лыжню к купальне, Муми-тролль смотрел по сторонам. Летом он знал тут каждое дерево, каждый кустик, но зимой знакомый пейзаж выглядел иначе. В прошлую зиму Муми-тролль вроде бы привык к переменам кругом и научился ориентироваться, а сейчас будто вновь очутился в незнакомом мире. Неизменными оставались только дом и купальня у моря. «Вот вернусь домой — и затоплю печь в гостиной, — подумал Муми-тролль, — пусть и у нас над крышей тоже поднимается дымок».

Он выбрался на пустое пространство. Прибрежный лед на море припорошило снегом, но Муми-тролль не рискнул бы при такой погоде ходить по нему. Дальше от берега чернела вода, сливаясь с тучами у горизонта. Муми-тролль поднял голову: небо над долиной расстилалось сизое и непроглядное. Выдастся ли январь таким же мягким, или их ждут необычайно суровые морозы и Ледяная Дева задержится надолго, и у купальни появится новая Ледяная Лошадь и еще какой-нибудь неведомый зверь?

Муми-тролль съехал с горки к морю. Ветер налетел на него, заставил наклонить мордочку и вцепиться в лыжные палки. Ветер донес звуки флейт — мышки-невидимки играли какую-то задумчивую зимнюю песню.

«Это другой мир, — подумал Муми-тролль, — Дом тот же, купальня та же, но мир зимой меняется».

С тех пор, как Муми-тролль перестал впадать в спячку, ему стало казаться, что он становится старше. Он задумывался о странных вещах, о существах, которые бродили по лесу, о Великой стуже. О думал, где сейчас находятся его родные, когда их тела спят в нагретых ямках под пуховыми одеялами. Может, они тоже попадают в другие, странные миры? Где сейчас Снусмумрик? Раньше во сне Муми-тролль иногда видел друга, будто невидимка, он летал над старой палаткой и слышал звуки губной гармошки. А сейчас разве кто-то видит Снусмумрика?

Мелодия флейт становилась все громче, Муми-тролль подходил к купальне, чуя уже не только запах дымка, но и аромат горячей ухи. Он вдруг остановился, потому что ему надо было подумать.

Вот Туу-тикки — она приходит в Муми-дол зимой. А где она бродит летом? И есть ли у нее это лето? Бельчонка поцеловала Ледяная Дева, а весной он повстречался в лесу живой и здоровый. А тот ли это был Бельчонок? Ветер дул с моря, Муми-троллю стало холодно. Он прибавил хода, чтобы поскорее добраться до купальни. Может, уха тоже всего лишь снится ему, но она хотя бы горячая.

Взобравшись по лестнице к домику, Муми-тролль снял лыжи, отряхнулся от снега и вошел. Вот внутри купальня выглядела совершенно так же, как во все прошлые разы. Ярко горел огонь, мышки при появлении гостя заиграли радостную песенку, Туу-тикки вынула изо рта трубочку и улыбнулась.

— Накрывайте на стол, — сказала она.

Музыка смолкла, в воздухе залетали миски и ложки, половник щедро отметил Муми-троллю полную посудину ухи. Он схватил ложку и, дуя и обжигаясь, стал хлебать, заедая булкой.

— Куда ты так торопишься? — спросила Туу-тикки.

— Я не тороплюсь, я замерз.

— Тепло же, почему замерз?

— От мыслей, — с набитым ртом ответил Муми-тролль.

— О чем же ты думал, маленький тролль?

— О том, где я и что я такое. И настоящий ли я.

Мышки, вновь принявшиеся было играть, пустили от неожиданности фальшивую ноту, смолкли, а потом разом забрались к Муми-троллю на колени, как будто начиналась Великая Стужа.

— Ты настоящий. Определенно, — сказала Туу-тикки, выпустив дымок.

— А ты?

— Настолько настоящая, насколько ты хочешь этого, маленький тролль.

Муми-тролль уронил ложку на стол.

— Значит, Снусмумрика сейчас нет, если я его не вижу? — испугался он.

Туу-тикки рассмеялась.

— Почему же нет? Ты ведь ты о нем думаешь постоянно? И он о тебе думает постоянно. Значит, вы оба существуете. Мы все о ком-то думаем, а о ком мы не думаем — о тех тоже есть кому подумать.

— А Ледяная Дева? А Морра?

— Мы бы предпочли о них не думать вовсе, но выходит, что думаем слишком много. Тот, кто раз увидел Ледяную Деву, не может не думать о ней. Тот, кто хоть раз посмотрел в глаза Морре, не может не вспоминать о том. — Туу-тикки пожала плечами. — Да, маленький тролль, зима — это время размышлять. Весной слишком радостно, чтобы думать, а летом — слишком хлопотно.

— А где ты живешь летом? — спросил Муми-тролль.

— Там… где-то, — Туу-тикки неопределенно махнула рукой. — Ты ешь, дружок, а то остынет.

Муми-тролль склонился над миской и заработал ложкой. Может, весной и радостно, а летом — хлопотно, но он будет думать о Туу-тикки, он придумает ей замечательный мир — с лесами, пустошами, горами и маленькой купальней у теплого моря. Песок там будет белым от солнца и мягким. Каждый день волны станут приносить дары — разноцветные камешки и ракушки. Мышки станут строить из песка целые замки и играть в них…

— А где Мю? — встрепенулся вдруг Муми-тролль.

— Катается на горке, замерзнет — и придет ужинать, — ответила Туу-тикки, задумчиво глядя на него.

«Значит, Туу-тикки не забыла подумать о Малышке Мю, — с облегчением вздохнул Муми-тролль, — как хорошо».

Тут же распахнулась дверь и в купальню ввалилась эта возмутительная особа, отряхиваясь прямо перед печкой от снега.

— Замерзла — страсть! Хочу ухи!

Мышки соскочили с колен Муми-тролля и засуетились.

— Привет! — сказала Мю, забираясь на лавку и глядя на Муми-тролля. — Чего такой смурной?

— Думаю.

— О тщете всего сущего? — фыркнула Мю.

— О реальности всего сущего, — надулся Мумми-тролль.

— А не все ли равно? Вот ты лопаешь уху и не думаешь, реальна она или нет. Тебе просто хорошо. А, может, мне кажется, что я замерзла, или мне кажется, что я проголодалась. А, может, меня вообще нет! У-у-у! — Мю подняла ручки и пошевелила пальцами, завыв, как привидение.

— Скажешь тоже — нет тебя. Вот же ты!

— Я плод твоего воображения!

— А я?

— А ты — плод моего воображения. Брось, Муми-тролль, доедай, подожди меня, и пошли лепить кого-нибудь, пока светло.

Муми-тролль удивленно и немного осуждающе посмотрел на Мю, которая трескала уху, так что свистело за ушами. Слишком уж просто все и как-то… буднично.

— Мю хочет сказать, что реально все, к чему у тебя лежит сердце, — пояснила Туу-тикки.

Муми-тролль едва не рассердился от таких намеков, но потом вспомнил, что к друзьям сердце тоже лежит. Голова у него немного побаливала от обилия мыслей, и он удивлялся, сколько же всего в ней помещается. И Муми-дол, и семья, и всякие существа из леса, и Предок, и друзья, и просто знакомые, и места, где он побывал, и еще куча мест, где он еще не был, и места, которые, возможно, существуют только у него в воображении. Но ведь существуют! Наверное, Снусмумрик потому и путешествует, чтобы мир становился все обширнее и разнообразнее. А потом возвращается, потому что у него лежит сердце к нему, Муми-троллю, и оставляет за плечами обновленный чудесный мир.

Туу-тикки дымила трубочкой, смотрела внимательно, но молчала. Муми-тролль тоже взглянул на нее и улыбнулся.

— Какая же ты большая, просто огромная, — сказал он невпопад.

Туу-тикки поняла его правильно.

— Да и ты тоже не «маленький», мой маленький тролль.

— Ну все, завели шарманку, — проворчала Мю, откидываясь и поглаживая себя по животу. — Пошли играть, философ!

— Пошли, — подмигнул Муми-тролль.

Он вышел на мостки — с неба падали первые снежинки. Муми-тролль с любопытством окинул взглядом берег моря, и лес, и следы своих лыж, которые еще не замело снегом.

— Ну, ты чего? — Мю потянула его за лапу.

— А где твои следы? — с подозрением спросил Муми-тролль.

— Совсем сбреднил, — Мю потащила его на другую сторону мостков. — Вот мои следы! Убедился? Топай, давай. Покатаешь снежные комья — и сразу позабудешь о смысле всего сущего.