Драконы красных песков (гет)

Они сидели в кафе уже с полчаса. Разговор выходил неловким, никто не знал, как правильно выразить словами чувства. Они не замечали людей, ходивших рядом со столиком, смех и разговоры не мешали их собственному — почти молчаливому.

Верн и Рита желали расставить точки над «i» в собственных отношениях. Точнее, Рита пожелала, а Верн, идя сюда, подозревал, что она хочет ему сказать. Девушка перед ним выпила уже несколько порций кофе и теперь сжимала в цепких тонких пальчиках пустую кружку. Жевала принесённое печенье со вкусом йогурта и поминутно вздыхала. Сам Верн заказал картошку фри, но так и не притронулся к еде.

— Ты пойми, — в которой раз начала она, виновато поджимая губы, — мне надоело здесь. До тошноты надоело. Сами люди надоели. Ты в их число не входишь, конечно.

— И на том спасибо, — кисло усмехнулся он.

— Не надо так, — она подалась вперёд и положила узкую ладонь на его руку. — Я люблю тебя, клянусь всем на свете. Я бы хотела, чтобы ты уехал вместе со мной…

— Путешествовать с компанией хиппи никогда особо не входило в мои планы, — Верн сделал серьёзное лицо. — Прости.

— Но ты ведь любишь фотографировать! — воскликнула Рита отчаянно, явно делая последнюю попытку. Воспользовалась слабостью. — Разве тебе было бы неинтересно пожить с нами, запечатлеть нашу жизнь?

— Было бы, — честно признался Верн. — Но так я потеряю много времени. Ты же знаешь, мне надо работать, чтобы накопить на колледж.

Они ещё помолчали.

— Как думаешь, была ли наша любовь на самом деле достаточно реальной, раз я не смогла ради тебя остаться, а ты — пойти со мной? — Рита смотрела в окно. Голос у неё стал тихим. А ведь она всегда разговаривала громко и звонко. Будто колокольчик звенел.

— Как бы там ни было, всё закончилось, — грубее, чем рассчитывал, произнёс он, обводя взглядом острое личико Риты, обрамлённое светлыми кудряшками. Тут же он исправился: — Но друзьями мы останемся.

— Конечно, — девушка заулыбалась. — Ладно, мне идти пора, вещи собирать. — Её зелёные глаза блестели. Она быстро поморгала и, резко встав, направилась к выходу.

Верн, сложив руки на груди, откинулся на спинку красного дивана. Маленькие лампочки горели над головой, раздражая глаза. Свет через округлые стёклышки лился так же мягко, как и всегда, когда они с Ритой ходили сюда обедать. Заходили посреди прогулки или после кино. Потом шли к кому-то из них двоих домой. Интересно, есть ли у вещей хоть подобие памяти, чтобы помнить о встречах, помнить о словах любви, которые они, Верн и Рита, говорили друг другу?

Любовь. Он не знал, любили ли они по-настоящему. До этого дня думал — да. Но если Рита сказала правду? В голове царила полная путаница, и разговор нисколько не помог. Лишь прибавилось желание напиться. Завибрировал в кармане телефон. Верн кинул взгляд на экран и слабо улыбнулся сам себе.

— Привет, Хэнк, — как раз другу-то он и собирался позвонить.

— Здорово, — на заднем плане слышалась громкая музыка. Она чуть стихла через пару мгновений. Конечно, это же Хэнк, наверняка опять развлекается где-нибудь. — Видел сегодня Риту. Она выглядела мрачной, у вас там всё нормально?

— Она бросила меня, — просто ответил Верн. — Точнее, мы взаимно бросили друг друга. Долго объяснять, короче. Давай выпьем, а?

— Меня упрашивать долго не надо! — усмехнулся Хэнк, но тут же стал более серьёзным. — Но я тебе, конечно, сочувствую, чувак. Вы с Ритой были идеальной парой, до последнего не верил, что она променяет тебя на коммуну хиппи.

— Ага, — быстро сказал Верн, переключаясь с разговора и мыслей о Рите на подъехавшую к кафе машину. Старенький грязный пикап. На лобовом стекле покачивались какие-то яркие фигурки, сидения украшали цветастые накидки с бахромой. Машина стояла перед кирпичной стеной, исписанной баллончиками. До чего атмосферный кадр. Да ещё и солнце так удачно падает на лобовое стекло.

Сказав Хэнку, что перезвонит, Верн вышел из кафе, по пути доставая из сумки фотоаппарат, что всегда таскал с собой. Хозяин машины куда-то ушёл. Верн проверил настройки и с десяток раз щёлкнул камерой. Дальше решив не наглеть, он уселся за руль собственного автомобиля.

Дома обработает снимки — и получится чудесно. Фотографией он увлекался с шестнадцати лет. Помнится, Рита говорила, что это, помимо всего прочего, и понравилось ей в нём. Верн усмехнулся, глядя на своё отражение в зеркале заднего вида. Ладно, ничего. Сейчас они куда-нибудь поедут с Хэнком, выпьют, без лишних людей. Хотя Хэнк почти наверняка уже пьян и сейчас цепляет девчонок. А завтра… Завтра будет отличный день, потому что Верн исполнит, наконец, одно из множества своих желаний, ради которого он отпрашивался на несколько дней с работы. Он давно представлял, сколько завораживающих снимков получится. Подписчики блога будут в восторге. Жаль Хэнк с ним поехать не сможет.

Когда Верн подъехал к дому лучшего друга, выяснилось, что там идёт бурная вечеринка. По крайней мере, ничего другого шумные выкрики, музыка и мусор на лужайке означать не могли. Иногда Верну казалось, что Хэнк не прекращает развлекаться с тех пор, как на совершеннолетие родители подарили ему дом. Скромный подарочек, ничего не скажешь. Сам он о таком и мечтать не мог.

— О, какие люди! — воскликнул с порога Хэнк, размахивая бутылкой с пивом.

— Может, поедем в какой-нибудь клуб? Одни, как думаешь? — Верн сунул руки в карманы и приподнял брови. Зайти в дом не тянуло. Парочка позади Хэнка начинала стягивать с себя штаны. Этого только не хватало.

— Зачем бар? — приятель шлепнул его по плечу. — Знаешь, сколько тарелок мне эти пьяные идиоты уже побили? Эй! — крикнул во весь голос он, разворачиваясь внутрь квартиры. — Соседи сказали, что вызовут копов, потому что кто-то тут не совсем пристойно себя ведёт! Да-да, кто-то увидел, чем там вы, — он указал на кого-то рукой, — занимались на заднем дворе!

Поднялась волна хохота, перебиваемая взволнованными выкриками. Верн, наконец, решился зайти в дом. Кто-то пробежал мимо него к выходу, лохматый и пахнущий перегаром. Толпу выдуло из помещения, и, кроме мусора, разбросанных вещей и запаха сигарет, о ней больше ничего не напоминало. Хэнк позвал за собой на кухню, будто имелась разница, где вообще сидеть в этой помойке.

— Новую найдёшь, — с видом специалиста по отношениям кивнул ему Хэнк, открывая бутылку коньяка. Верн болезненно скривил губы. Что ему Рита — вещь, чтоб идти искать новую?

— Да ладно, я уже не переживаю, — бросил он. — В конце концов, она выбрала то, что ей больше по душе. Есть смысл за неё радоваться, — в самый чистый из найденных им стаканов полился алкоголь.

— Тебе виднее, — хмыкнул Хэнк. — Завтра уезжаешь?

Верн кивнул.

— Думаю, максимум на недельку тебя покину. Больше всего времени уйдёт на дорогу. До Колорадо путь неблизкий.

Верн вздохнул. Он прекрасно знал, что ехать придётся целыми днями, спать в машине или дешёвых мотелях и питаться в придорожных кафе. Зато помимо самого города, в котором он стремится побывать, фотоаппарат запечатлеет и всю дорогу. И сложно не думать о том, какие за чертой города на небе звезды. Раньше Верн часто ходил в походы с отцом и самыми чудесными моментами для него были — как они лежали ночью возле костра, сытые и согревшиеся, смотрели на чёрное полотно неба, обрызганное сияющими точками. Всё равно в скором времени он не собирается покидать родной город надолго. Он совсем недавно нашёл работу, поработает годик — и можно будет поступать в колледж. Отец поможет деньгами, если что.

С Хэнком они просидели до самого вечера. Пили, разговаривали о том о сем, играли в видеоигры. Верн лег спать наверху. Проснулся поздно, закинул в рот пару таблеток аспирина и позвонил отцу. Возвращаться домой он не видел нужды: все вещи, карточка с деньгами и небольшой запас еды лежали в машине ещё со вчерашнего дня. Верн спустился в гостиную и растолкал друга.

— Я поехал, бывай.

— Передавай от меня привет привидениям, — пробормотал Хэнк, отворачиваясь.

Верн завёл мотор и включил навигатор. Впереди ждал Сэйнт-Эльмо — шахтерский городок-призрак. Мёртвые, медленно разлагающиеся дома, построенные в позапрошлом столетии. Сейчас ещё не сезон для посещения этого места, потому вряд ли туда приедет целая толпа. И вряд ли там будут призраки или хоть что-то сверхъестественное, ведь никто в городе не умирал, население не скашивала страшная болезнь. Люди всего лишь ушли. Они могут уйти откуда угодно. Даже из крупнейших развитых городов Америки. Однажды они могут покинуть даже саму Землю, если задуматься.

Он ехал фотографировать пустоту. По крайней мере, так он себе представлял атмосферу снимков, которую создаст. Постройки, давно забывшие человеческие прикосновения. Свежий воздух, как где-нибудь вдали от цивилизации, не хранящий эхо шума машин и разговоров.

Чёрт, быть может, зря он всё же не поехал вместе с Ритой? Компания хиппи — не самое плохое окружение, тем более для начинающего фотографа, стремящегося поймать в электронные и печатные изображения как можно больше жизни.

Но поздно сожалеть. С Ритой всё кончено. Он ведь и правда не смог выбрать её — решил, что работа и поступление в колледж ему важнее. Отец бы сказал, что так правильно, молодец, сын. Да и сам Верн считал точно так же. Намного лучше знать, что будет завтра, куда он пойдёт и что станет делать, а не пребывать в блаженном неведении, обманываясь речами других.

Но Рита почти плакала, уходя из кафе. Верн сильнее сжал руль, щуря глаза. Оставалось лишь надеяться, что она вернётся. Быть может, когда-нибудь ей надоест и бесконечная свобода.

Дорога заняла два дня. Началась гористая местность, и по обе стороны дороги встали иссиня-зелёные ели. Городок Верн приметил издалека. При взгляде на низкие деревянные постройки не появлялось того чувства, какое появляется, когда подъезжаешь к месту, где живут люди. Одиночество дороги никуда не ушло.

Верн оставил машину возле места, явно бывшего раньше кафе, и направился по улицам, держа постройки на прицеле фотоаппарата. Иногда выл ветер, проходя сквозь щели стен, и вдали скрипело. Временами скрип походил на шёпот. У Верна внутри всё позорно скручивалось, едва за спиной прокатывался шорох. А стоило направить объектив в сторону разбитых окон и чёрных провалов, как в мозгу возникала безумная глупая мысль. Что если в них кто-то будет? Что если кто-то одернет ветхую занавеску, чтобы выглянуть посмотреть на него?

Верн сделал пару кадров и огляделся. Нехорошие же мысли нагоняет это место. А он ещё думал, что поездка выйдет весёлой.

Он обошёл весь посёлок, сделав несколько сотен фотографий. Нередко, ступая за очередной обваливающийся угол, он пересиливал себя. Тёмные здания казались камнями — вросшими в землю, недвижимыми. Они никогда больше не оживут, лишь ветер будет всё больше раздувать их, пока не превратит в пыль.

Верн остановился у одного из домов и заглянул в тёмные внутренности, пахнущие пылью. Дверь валялась на полу. Наверное, отвалилась уже много лет как. Пару раз щелкнула камера. Верн шагнул вперёд и в нерешительности остановился. Трусость, которую он так в себе ненавидел, исчезла, её снесло волной жаркого вдохновения. Какие снимки выйдут — убранство старого дома, ветхая мебель, бумаги! Каждый, кто увидит это, сможет представить, как давным-давно медленно превращающихся в прах вещей касались живые горячие руки. До того, как город застыл, законсервировался. Навсегда. Верн одёрнул себя. Да он же полный дурак, если думает об этом. Состояние домов аварийное, он может легко провалиться под пол. Пусть на взгляд не профессионала пол и стены не казалась такими хлипкими. Он не заметил, как сделал ещё несколько шагов вперёд и на автомате включил вспышку.

Помещение оказалось полупустым. У окна стоял стол, на стенах висели раскрытые шкафчики. Верн сфотографировал издалека гнилую кровать; пол в спальне подозрительно проседал посередине. Всё — и стены, и мебель — рассохлось и посерело, совсем как плоть мертвеца. Разве что пахло здесь холодом, а не гниением. Казалось, в дома не проникает ни солнечный свет, ни запах травы, а кусочек голубого неба из окна выглядел как нарисованный на пыльной картине. Верн остановился посреди дома. Жаль, фотографии не передают запаха. Не передают ветра, жары или прохлады. Но когда он делал снимки, ему всегда казалось, что ещё немного — и он сможет передать, сумеет показать то, чего глазами увидеть невозможно.

Руки автоматически потянулись к камере, Верн собирался сделать последние снимки, и тут, совсем близко, раздался звук, будто бы упала жестяная банка. Верн быстро обернулся и замер. Камера повисла в районе груди. В комнате, где он стоял, находилась лестница на второй этаж, по которой Верн бы идти никогда не рискнул. А прямо под ней — дверь в подвал. Из щелей прогнившей доски бил свет. Слабый, словно созданный не электричеством, а природой. Будто за дверью находилась звезда, отражающая свет солнца.

Сколько раз, смотря фильмы ужасов, Верн почти кричал персонажам: «Не ходи в подвал, идиот!» — но сейчас он смотрел на лёгкое сияние, и никто не мог прокричать ему то же самое. Остановить, схватить за руку и потянуть прочь из дома и города.

Верн обхватил ручку двери и со скрипом отворил её.

Когда он открыл скрипящую дверь, он увидел, что свет заливает ступеньки в подвал. Отлично, и фонаря не надо. Окон в помещении Верн не заметил. Здесь должно бы пахнуть сыростью и пылью, но пахло иначе. Чуть терпкой свежестью. Звуков больше не раздавалось. Кроме одного, который слух отчего-то отказывался воспринимать.

Свет бил прямо из-за полок, занимающих почти весь подвал. Сердце колотилось как у спортсмена, секунду назад пробежавшего дистанцию. Верн приготовился закрыть глаза рукой, но источник сияния, несмотря на яркость, вовсе не причинял боли при взгляде на него. Сначала Верн увидел лишь свет и ничего больше. Если бы спросили, он бы приписал ему такую характеристику, как «мягкий». Потому что он обволакивал, как нежнейшая ткань. Верн разобрал, наконец, звук, который слышал. Прямо рядом с ним шумел лес, медленно проглядывающий сквозь белое сияние. Посреди света раскидывался словно другой мир. Не ясно, находящийся ли здесь, или где-то в другом месте. На него словно нужно было смотреть иным зрением, чтобы увидеть. Но Верн не только видел, но и чувствовал. Огромные ели и странные оранжевые и красные щупальца лозы, обвивающие их. Таких он не видел ни разу. Где-то рядом раздался крик птицы. Он предположил, что это птица, хотя ни на какие из слышимых им птичьих криков тот опять же не походил.

Сфотографировать. Срочно. Трясущиеся руки потянулись к камере, мозг запоздало соображал, что, быть может, техника не сможет увидеть то, что видит обычный глаз. Что всё это — полное сумасшествие, галлюцинации. В подвале, в одной из банок испортилось неизвестное содержимое, и Верн надышался ядовитыми парами. Но телом всё равно двигала лишь одна мысль: нажать на заветную кнопку, запечатлеть, подойти ближе, ближе, ведь иначе так трудно рассмотреть…

Лес пропал, всё пропало, остался лишь свет. Пальцы разжались, отпуская камеру, Верн в один миг потерялся в пространстве. Он больше не видел и не понимал, где пол, а где стены, где верх, а где низ. Тело отчаянно искало опору, но не находило. Его выбросило в полную пустоту, будто он провалился под текстуры. Где-то вдалеке по-прежнему шумел неизвестный лес. Верну казалось, что пролетают дни, месяцы, годы, а он всё висит в белом пространстве, наверное, давно ставший дряхлым стариком. Но когда свет, наконец, потух, в памяти остались лишь несколько секунд. Твёрдая почва настолько неожиданно оказалась под ногами, что Верн не удержался и упал на четвереньки, чуть не валясь головой вперёд к шумевшей воде. Справа текла бурная река, запертая промеж отвесных покрытых кустарниками стен. Слева вёл к воде пологий склон, заросший густой, такой же, как и листья кустарников, ярко-зелёной, с каплями ржавчины травой. На вершине обрыва возвышался лес. Тёмный, высокий, будто огромная стена, выстроенная для защиты королевства. Казалось, он стремится закрыть небо.

Верн медленно поднялся. Ущипнул себя за руку, хотя не особо верил в пользу приёма, почерпнутого из фильмов. Ничего не исчезло, не замелькало, не покрылось туманом. Влажный воздух пах терпкостью приправ и сосновыми иголками, прохладный ветер обдувал кожу, на руках осталась мокрая грязь от влажных скользких камней. Верн стоял посреди леса, настоящего леса, и ничего вокруг не походило на галлюцинацию или сон.

«Лес рос и возле Сэйнт-Эльмо», — начал лихорадочно соображать Верн. Совсем не такой, но ведь он не исследовал его досконально, правда? Быть может, в глубине росли и пятнистые кустарники, и рыжая лоза. Мало ли, что могло на них повлиять. Наверное, сюда сливали остатки химических удобрений. Но как он мог дойти сюда из подвала дома и позабыть напрочь всю дорогу? Работающий как перегревающийся процессор мозг Верна искал ответ и натыкался каждый раз на невидимую стену, заставляющую Верна нелепо крутиться на месте и рассматривать и реку, и деревья, и траву, будто табличка с объяснением могла валяться где-то среди них.

Камера, точно! У него же есть привычка фотографировать всё, что попадется на глаза. Быть может, он сделал пару снимков, пока шёл сюда? Верн схватился было за фотоаппарат, но техники на шее не обнаружилось. Чёрт побери, да что же это такое! На нём столько снимков, да того же Сэйнт-Эльмо! Он отдал за камеру кучу денег, а вот теперь умудрился потерять! Верн опустился на камни, но тут же вскочил — те оказались сырыми. Он совсем забыл. Теперь сзади на штанах красовалось мокрое пятно.

Надо выбираться отсюда. Оставалось надеяться, что он забрёл не так далеко в лес. На деревья не залезть: те высотой с десятиэтажный дом. Верн забрался по склону наверх обрыва и подошёл ближе к высоким елям. То, что это ели, он не сомневался. Пусть огромного роста и с небывало толстыми стволами. Толстые корни деревьев вылезали из земли, переплетаясь со странной оранжевой лозой. Люди здесь явно ходили редко, машины точно не ездили. Кое-где на земле росли цветы. Похожие на фиалки, но с блюдце размером. Подувший ветер донёс до ушей Верна угрожающую вибрацию. Лишь спустя несколько секунд до него дошло, что это рычание. Он обернулся, так резко, что чуть не свернул шею. Откуда исходил звук, он определить не смог. Чёрт побери. Он ведь ни разу не встречался с хищником в лесах, даже когда ходил с отцом в походы. Один раз видел издалека, как медведь ловит рыбу — и всё. Верн начал пробираться через корни, периодически спотыкаясь о слишком толстые. Рык раздался снова. На этот раз намного ближе. Верн побежал. На миг ему показалось, что над головой пронеслось что-то большое, тень мелькнула на земле быстро, как скользнувшая змея, но когда он поднял голову, ничего не увидел.

Впереди снова виднелся обрыв. Верн бросился к нему. На этот раз к реке вела узенькая тропинка, напоминающая лестницу. Держась за корни и ветки кустарников, торчащие из отвесной стены, он осторожно спустился по ней к речке, что здесь текла не так бурно. А водопад прикрывал собой что-то темное. Проход! Отлично, можно спрятаться в нем. Сквозь воду Верн бросился в пещеру, наполовину вымочив одежду. Водяная стена отделила его от леса, скал и ручья, покрыв их рябью, как неисправный телевизор. Он склонился у холодной стены, переводя дыхание, хотя не так уж много и побегал. Карман оттягивало что-то, телефон, точно же, у него с собой телефон. Он тут же схватился за джинсы: верный сенсорный товарищ работал. Зато связь отсутствовала полностью. Верн чуть не запустил телефон в противоположную стену, а затем обратил внимание на время. Половина четвертого. Выходит, что с тех пор, как он находился в доме, прошло несколько минут. Верн нахмурился. Он не мог переместиться в лес так быстро, хотя, быть может, телефон сломался, он вполне мог уронить его. Что творится с его головой? Что вообще происходит здесь, чем бы это место ни было?

Верн устремил взгляд на тёмный потолок. Довольно высокий, надо сказать. Да и стены ширились настолько, что углубление за водопадом походило на настоящий дом, а не тесную каменную нору. В таких могли жить древние люди, рисовать на стенах картины охоты и растить детей. Верн провёл по неровной поверхности рукой — ничего. Никого здесь нет, никого кроме него. Он углубился в пещеру. Пересидит здесь, пока не уйдет бродящее по поверхности дикое животное. Пещера оказалась длинной. И тёмной. Чем дальше шёл Верн, тем сильнее колотилось сердце, хотя темноты он никогда не боялся. Нечто другое заставляло всё больше желать повернуть назад. Когда Верн остановился в темноте и наконец вдохнул полной грудью, он понял, что же тревожило его. В непривычном, терпком аромате леса хитро спрятался другой — сваливающий с ног тяжестью, металлический. А, главное, свежий. Так пахла кровь.

Верн развернулся и едва смог рассмотреть диск света вдалеке — выход. Волосы на затылке встали дыбом, словно в спину уставилось нечто и смотрело, не отрываясь. Едва он собрался сделать шаг, чтобы побежать, как оно загудело, зарычало, как мог бы рычать слон с его гигантскими лёгкими, если умел бы, и горячее дыхание опалило шею. Верн бросил взгляд за спину, да так и замер, загипнотизированный сверкающими в темноте янтарными глазами.

Шея гигантского существа тёмной широкой лианой взметнулась над ним, и Верн помчался на свет, к выходу из пещеры. Быстрее, быстрее, он никогда хорошо не бегал, никогда не приходил первым на соревнованиях, но сейчас ему необходимо выиграть, обогнать…

…Дракона. Иначе он больше не увидит ни отца, ни родного дома, ни Риту. То огромное, что сознание Верна обозвало сказочным словом, мчалось сзади, и Верну всё казалось, что ещё секунда — и спину вскроют огромные когти, моментально вырывая хрупкие кости и органы.

Рычание разрывало барабанные перепонки, все остальные звуки замерли, будто он снова провалился в белую пустоту. Грохот сердца походил на гром, сотрясающий землю. Свет ворвался в глаза, и Верн зажмурился. Он выбрался из проклятой пещеры, теперь нужно лишь бежать дальше, хотя неясно, с чего огромная тварь решит оставить его в покое, сколько бы метров он ни пробежал.

На пути попался особо большой камень, Верн перепрыгнул его. Резко стукнулся подошвами кед о следующий и тут же понял, что больше не держит равновесие. Его погубила скользкая тина — до чего же смешная смерть. Верн ещё раз мельком увидел чудовище — сияющее синевой и бронзой, пикирующее на него, изгибая длинную шею. Затем твёрдая поверхность врезалась в затылок, и настала темнота.