Продолжение рода (Часть 2) (гет)

Гермиона упала на мраморный пол. Тело всё ещё горело от недавнего возбуждения и с радостью приняло необходимую прохладу. Разум постепенно прояснялся. Запястье отпустили, и она постаралась сесть, получилось не с первого раза. Тот-кого-нельзя-называть стоял рядом, осматривая её. Поймав взгляд Гермионы, он холодно бросил:

— Будешь жить здесь, — и неспешно покинул комнату.

Гермиона встала и огляделась. Тело начали покрывать неприятные мурашки. Матовые стены и такого же цвета пол, широкая кровать с тёмно-зелёным покрывалом и прозрачным балдахином, запертое окно с украшенной лепниной рамой, узорчатый ковёр возле кровати, изумрудное кресло в углу, платяной шкаф, небольшой столик, стоящий напротив входа и массивная хрустальная люстра с буквой «М» по центру.

— Жить, — повторила слова Волдеморта. Перед её глазами раз за разом мелькали картинки произошедшего — всё, до мельчайших подробностей. Сердце ускорило свой ритм, а рука незаметно скользнула на тёплый живот. Гермиона опустила взгляд на свою руку, дыхание вновь сбилось, мозг заработал с новой силой. — Неужели...

Говорить было трудно. Между ног всё ещё текла сперма одного из самых тёмных волшебников — её врага, врага её друзей, убийцы сотен невинных и даже не человека. А внутри неё... Дальше думать оказалось страшно. Да, она ответила, да, её восхищал его ум, но... Тряхнув головой и смахнув непрошеные слёзы, она подбежала к двери и дёрнула за ручку. Как и предполагалось — дверь не поддалась, а руку неприятно кольнуло, оповещая о наложенных на дверь тёмных заклинаниях. Гермиона на дрожащих ногах дошла до кровати, сняла с неё покрывало, накинула его на плечи и села, поджав колени к животу. По щекам покатились слёзы, а покусанные во время оргазма губы приоткрылись, выпуская тихие всхлипы. Храброй она могла быть только рядом с друзьями, а в одиночку напоминала потерявшегося котёнка. Она часто сбегала от этого чувства в мир книг, но сейчас их не было рядом, так же как и не было друзей.

Гермиона задала себе вопрос: «Если я выживу, они простят меня?» В груди что-то скрутило, распространяя неприятные ощущения по всему телу. «Не простят. Я себя не прощу!» Всхлипы усилились, она упала на бок, свернулась калачиком и плакала, пока её сознание не погрузилось во тьму.

* * *

Прошло три месяца с того дня как Гермиона Грейнджер стала пленницей в Малфой-мэноре. Лорд приходил к ней два раза в неделю и занимался любовью. Изначально он не жалел её и предпочитал слышать крики не только от наслаждения, но и от боли, однако с каждым новым месяцем, к удивлению самой Гермионы, он становился более аккуратен: чаще целовал, доставлял другие чувственные ласки, не оставлял кровавых отметин на коже. Причину такой нежности, которая совсем не сочеталась с образом Тёмного Лорда, она видела лишь одну — растущий живот. Наверняка, он не хотел повредить своё новое тело. Гермиона ненавидела себя за то, что стала зависеть от него, ждала возвращения, а также за то, что ни разу за все три месяца не попробовала убить его ребёнка. Она чувствовала в себе новую жизнь и не могла поднять руку на собственного малыша.

Гермиона несколько раз хлопнула в ладоши, и перед ней появился эльф.

— Что вам угодно, мисс?

— Принеси мне любую книгу по тёмной магии, которую я ещё не читала.

— Хорошо, мисс, — домовик растворился в воздухе.

У Малфоев огромная библиотека, в которой на редкость мало нейтральных книг, да и живя с тёмными магами надо знать их заклинания. Если бы вдруг она смогла завладеть палочкой, то появился бы мизерный шанс выжить. С глубоким вздохом Гермиона вспомнила бледное деревко, которое Лорд всегда оставлял на тумбочке при совокуплении. Она могла бы попытаться забрать его, но... Это бессмысленно. У Волдеморта прекрасная реакция, физически он намного сильней её, никогда не оставался на ночь и, как бы глупо это не звучало, но она не хотела потерять из-за Круцио ребёнка, которому всё равно уготовлена смерть.

С хлопком в комнате возник домовик с крупной книгой, по объёму сравнимой с его головой.

— Хозяин сказал, что эта книга займёт вас на несколько дней.

Кивнула. Малфои знали, кто находился за закрытой дверью и по приказу господина не лишали её единственного шанса сохранить рассудок. Она раскрыла рукописную книгу на первой странице и принялась за чтение.

* * *

Волдеморт уже оделся и собирался выходить, когда Гермиона вскрикнула и приложила руку к низу округлого живота. Её глаза необычно заблестели.

— Том,— в голосе не было привычной страсти, не было ненависти или грусти, в нём были новые чувства, прозвучавшие в стенах этой комнаты впервые за пять месяцев. — Том, он... — Гермиона подняла взгляд и встретилась с холодным полулицом мужчины, на котором, как и всегда, не было никаких эмоций. По её щекам потекли слёзы, но предложение закончила, хоть уже и без промелькнувшей совсем недавно радости: — ... толкается.

Волдеморт перевёл взгляд на её живот, его правая рука едва заметно дёрнулась. Он надел плащ и стремительно вышел из комнаты.

— Прости меня, прости... — шептала Гермиона, а маленькие ножки или ручки временами толкали её изнутри.

* * *

В последние недели перед родами Гермиона почти не вставала. Юный организм с трудом переносил такую нагрузку, и все силы отдавал на сохранение необычного младенца. С каждым месяцем мать чувствовала растущую в ней магию — это был очень сильный волшебник, возможно, даже сильнее своего отца... Вот только, ему не суждено было выжить. Гермиона не раз задавала себе вопрос: как будет выглядеть «их» ребёнок? Незаметно для себя, она начала воспринимать Тома частью своей жизни, что неудивительно, ведь за последние девять месяцев — он единственный, кроме эльфа, кто приходил к ней и иногда даже рассказывал о чём-то. Однако, как живут её друзья и что происходит в магическом мире, Гермиона не знала. Всей её жизнью стали: Волдеморт, книги, растущий малыш.

Новая схватка скрутила её, заставляя вскрикнуть. Ребёнок рвался наружу, а мать хотела задержать его рождение. Она мечтала увидеть своего малыша, но осознание того, что это будет единственная встреча, разрывало её душу на части без тёмных ритуалов. А ещё Гермиона мечтала, чтобы оказался рядом тот, кого она любила и ненавидела одновременно, отец и будущий убийца их ребёнка.

Схватка. Так продолжалось несколько часов. Рядом никого не было. Это опасно, но может, так будет лучше? Гермиона закусила край одеяла. Горло болело от крика. Простыни промокли от крови. Совсем скоро ребёнок или родится, или умрёт, возможно, вместе с матерью.

Схватки становились всё чаще. Пот покрывал всё тело и смешивался с выделениями. Сил оставалось всё меньше. Глаза временами закрывались, пытаясь унести хозяйку в приятную и безответственную темноту, но Гермиона сражалась. Она не могла потерять сознание — должна была увидеть своего ребёнка... В первый и последний раз. Раздался хлопок аппарации. Том и... Снейп.

У неё не было сил говорить что-то, но если бы были — она бы прокляла обоих. Гермиона хотела защитить малыша, а Снейп... Он ведь мог отомстить Тому. Всю беременность ей давали зелья других мастеров, но Снейп присутствовал на ритуале, и он должен был завершить его. «Завершить» — слово проскользнуло в сознании Гермионы, она выплюнула угол шерстяного одеяла и закричала на пределе своих связок. Её крик перешёл в грубый хрип. Осталось немного. Том стоял чуть поодаль и наблюдал, а Снейп наклонился к расставленным ногам и помогал малышу появиться на свет. Если бы всё не было так плохо, то Гермиона, гриффиндорская заучка, от души посмеялась бы в ответ на предположение о Снейпе-акушере.

Около получаса частых схваток... и раздался звонкий голос — самый прекрасный для матери. Перед глазами всё плыло, но, сжав кулаки и прищурившись, она увидела маленького, совсем невинного мальчика с карими глазами и редкими чёрными волосами. Он выглядел обычным ребёнком для всех и очень милым для неё. По щекам Гермионы покатились слёзы радости. Снейп очистил ребёнка с помощью заклинания, положил его на столик, предварительно накрытый махровым полотенцем, и достал ритуальный кинжал. Гермиона перестала дышать. Сердце словно остановилось. Весь мир с его болью, страхами и надеждами исчез, оставив только картинку: младенец, открывающий рот в плаче, и занесённый над ним серебряный кинжал с украшенной рубинами рукоятью.

* * *

Ей было сложно. С самого начала, с первого дня. Почему она отвечала? Всё равно с кем или... Едва ли так. Это привлекало. Она старалась меньше кричать на пытках, старалась прятать слёзы первое время... Глупая. Я любил слёзы и любил слушать крики от боли, проклятия в свой адрес, смотреть на затухающий огонь в глазах — так было большую часть моей жизни. Этот ребёнок — простая оболочка. Почему она привязалась к нему? Так привязывается любая женщина? Нет, иначе бы в приютах оказалось намного меньше детей. Уроды!

Гермиона ни разу не попыталась убить этого ребёнка. Да, на ней с десяток чар и она не смогла бы навредить ему, но... Она даже не пыталась. Почему? Разве она не должна ненавидеть его, ведь она ненавидит меня? Странно. Почему временами я вижу блеск в её глазах — не безумный, другой. Такого нет даже у Беллы. Впрочем, что ещё ожидать от сумасшедшей? А Гермиона... Много людей смотрели на меня так? И как это «так», Мерлин побери?

Я неплохо мог понимать людей когда-то. В прошлой жизни, в которой меня звали ненавистным именем «Том». Тогда я мог играть на разных эмоциях, добиваясь желаемого, но сейчас мне достаточно их страха. Эта девчонка не боится. Она всегда отвечает мне искренне. А ещё, она зовёт меня по имени... По ненавистному имени и до сих пор не получила за это даже слабого Круцио! Почему? Может, потому что произносит его во время оргазма или в те невероятно редкие моменты, когда бывает счастлива? А я сам знаю, что такое счастье? Ха! Моя жизнь с самого рождения — борьба, единственное удовольствие в которой — страдания тех, кто был счастлив до моего прихода, их смерть.

Я не чувствую раздражения, когда имя произносится из её уст, а приходя сюда, забываю о войне, о желающих убить меня и тех, кого намерен порешить сам. У меня никогда не было семьи, и не будет. Ведь так? Так. А сейчас Гермиона сидит и не двигается. Её глаза покраснели, а низ тела и ладони покрыты кровавыми разводами. Неприятное зрелище. Она не сводит взгляда с ребёнка, и я поворачиваюсь к нему. Моё новое тело — хилое, но человечное. С глазами матери и моими чертами лица — теми, которые были до крестражей. Оно всхлипывает, смотрит на блестящее острие ножа и протягивает к нему руку... Глупый ребёнок!

Северус начинает читать заклинание, совсем скоро детское сердце перестанет биться, а моя душа примет новую обитель. Разум и память ритуал сохранит.

Перевожу взгляд на девчонку. А выдержит ли она это? Кажется, что её сердце бьётся одновременно с сердцем младенца — её и моего сына. Четыре месяца назад, когда он впервые толкнулся, она была счастлива, она просила... Нет, предлагала мне тоже почувствовать, сесть рядом. Пыталась передать радость мне, разбившему душу на семь частей... Как же наивно! Для неё важен этот ребёнок. А для меня...

— Стой.

Снейп замолчал, в его глазах промелькнуло удивление.

— Мой Лорд, осталось немного.

— Знаю, уходи.

— Но...

— Уходи! — едва не перешёл на парселтанг.

Раздался хлопок аппарации. Кинжал остался лежать рядом с ребёнком. Совсем мелкий и хрупкий, его так легко убить и без оружия. Почему-то вспомнился Поттер. Он — единственный выживший ребёнок после встречи со мной, но далеко не единственный, на кого нападали. Сколько было таких беззащитных, в которых полетела шальная Авада?

Ребёнок оказался лёгким. Он почти сразу сжал мой палец в своём кулаке и попробовал затащить его в рот. Отдав ребёнка Гермионе, встретился с её шокированным взглядом, который почти сразу изменился на излишне благодарный.

Быстро покинул комнату. Наложил на неё запрет аппарации, оповещающие чары и несколько блокирующих. Пускай радуется. Ритуал я завершу... Позже.