Принц (гет)

Вот вам секрет —

Хотя нет, пока нет.

Сперва взгляните, как город приходит в себя после сна; как апрельское солнце скользит сквозь туман. Как оно озолачивает воды лагуны, что обвивает улочки подобно рукам любовника или аркану.

Услышьте пение птиц, кружащихся над причалами, у которых рыбаки сложили улов. Прислушайтесь к ударам волн о гондолу, что везет меж двумя высокими палаццо ранних пташек — или же поздних гуляк?

Видны ли вам секреты? Чувствуете ли вы их в дуновении ветра? Слушайте — слушайте — этот город ими полон. Они в шепоте реки, обнимающей старые камни, в спешном стуке шагов по узкому переулку.

Жители этого города чтят золото и серебро; им по душе шелка и красивые драгоценности. Но больше всего на свете они обожают секреты.

Свои собственные они хранят усердно и крепко прижимают к груди, отбывая исповедь и перечисляя скопившиеся грехи. «Иметь секреты грешно, — скажут облаченные в мрачную темноту священники. — А грехи подпитывают смерть».

Правда, что с приходом Притворщика многие погибли, но в городе нечестивых каждый день рождается новая жизнь, тотчас подхватывая его дух.

«Сияние», — усмехнутся волшебники, стоя на поблескивающих мраморных ступенях Министерства. «Взгляните, — скажут они, широко взмахнув парчовыми рукавами, — после дождя улицы мерцают будто бриллианты. Подождите — когда взойдет солнце, строения взвенчает бронзовый ореол».

Священники нахмурятся, но они лучше других знают, когда отступить; в этом городе одержать верх задачка не из простых.

Сами жители хранят секреты в сердце, пригрев ложь на языке, и пусть их глаза улыбаются, там вы никогда не разглядите их души.

Сила — единственный понятный им язык, а знание — единственная допускаемая ими валюта. Притворщик все это знает и потому презирает тех людей, но жаждет того и другого. Они склонятся перед ним, решает он. А если нет, то он сломает их всех.

* * *

А вот и секрет: лучшая маска та, которую забываешь надеть.

* * *

— Сиди смирно, дитя, — бранит Дафну мать, и она пытается, правда пытается, но очень сложно не вертеться, когда в голову впивается дюжина шпилек, а жесткая парча платья так неудобна.

— Дафна, — голос ее матери острее каждой из этих шпилек, а пальцы впиваются в руку куда жестче ткани. — Дафна, выслушай меня.

В словах что-то есть — настойчивость, необычная для ее обаятельной улыбчивой матери, отчего Дафна поднимает взгляд и смотрит в как две капли воды похожие на ее собственные синие глаза.

— Ты красива, Дафна, — мягко говорит мать, вглядываясь в ее лицо. — И ты должна показать эту красоту миру. Но ничего больше. Ты меня поняла?

Дафна хмурится, сжимая губы. В словах кроется больше, чем могло показаться на первый взгляд, и Ирис тихо вздыхает, садясь на танкетку подле туалетного столика и хлопая по месту рядом с собой.

Когда Дафна послушно опускается около матери, Ирис легко проводит рукой по ее щеке.

Она будет вспоминать этот разговор и это прикосновение годом позже, стоя возле материной постели. В ее памяти любимый голос навсегда отпечатается мелодичным, даже когда от него останется лишь хриплый шепот.

— Ты красива, — говорит ее мать теперь, — а твой отец богатый и важный человек. Этого достаточно. Не позволяй никому узнать, что в тебе есть что-то еще, — в коридоре раздается шум, и Ирис произносит тише: — Магия, что течет в твоих венах... будет лучше, если ты скроешь ее, если ты никому не расскажешь.

— Но... — начинает Дафна, а мать качает головой.

— Сейчас опасные времена для таких, как ты, — выдыхает Ирис, и в комнату заглядывает лакей — прошу прощения, миледи, но ваши гости прибыли — и Дафна смотрит на мать с мольбой во взгляде. Тревога на лице Ирис оборачивается улыбкой, и тогда она кивает, а Дафна мчится на всех парах в своем нарядном платье мимо лакея, этим его рассмешив, прямо в фойе, где двери уже открываются, являя им...

— Леди Поттер, — произносит голос Ирис позади нее, и рука опускается Дафне на плечо, но ей все равно, абсолютно все равно, потому что...

— Леди Гринграсс, — любезно улыбается прекрасная рыжеволосая дама. «Она безродная, — рассказывала Ирис украдкой, расчесывая сперва Дафну, а затем Асторию. — Вы никогда не догадались бы, конечно, но ей нельзя этого забывать».

А Дафна забыть может: леди Поттер добра, мила и умна, но лучшее в ней — лицо ребенка, обрамленное растрепанными темными волосами, что выглядывает из-за позолоченных юбок.

Дафна ухмыляется, раскачиваясь на носках, а мальчик отвечает тем же, маленький и скромный, но полный какого-то особого света.

— Веди себя хорошо, — чуть слышно произносит Ирис, но Дафна едва замечает, ведь они с Гарри уже всбегают вверх по лестнице в поисках приключения, что найдется лишь на узких чердаках Ка-д'Эрбе, в садах, полных диковинных растений ее отца.

* * *

— Ты порвешь платье, — говорит Гарри наполовину укоризненно и наполовину дерзко, на что Дафна замирает, воображая, как скривится мать, и решает не вылезать из окна.

— Тогда во что будем играть? — спрашивает она, потому что сорванным пиратским забавам нужна достойная замена.

Гарри жмет плечами, глядя в окно. Лучик весеннего солнца цепляется за линзы его очков, на бронзовой коже отражаясь. Ему пять, как и Дафне, но отчего-то он кажется старше, серьезнее. Ей вдруг очень, очень хочется, чтобы он вновь улыбнулся, потому она наклоняется и шепчет:

— У меня есть секрет.

Он глядит в ответ, широко распахнув глаза, и награждает ее желанной улыбкой.

— И у меня, — говорит он через мгновение, и они просто смотрят друг на друга, а потом Дафна тянется рукой к его жилету, и красно-золотой оборачивается зелено-серебристым от ее касания. Гарри смеется, берет ее за запястье, и тонкое светло-серое кружево принимает богатый оттенок охры. — Мама говорит...

— ...что рассказывать нельзя, — заканчивает Дафна за него, и они заливисто смеются своей смелости, своему непослушанию, а затем у нее совсем неожиданно вырывается: — Ты когда-нибудь целовался?

Гарри тотчас прекращает смеяться, щеки его розовеют.

— Нет, — отвечает он. — Зачем мне?

— Я видела, как мои родители это делают, — говорит Дафна, а в воздухе вдруг повисает какая-то серьезность. Они бесконечно юны, но кажется, что вот-вот случится что-то важное. Ее рука все еще на его жилете, так что она лишь наклоняется вперед и прижимается своими губами к его.

В следующее мгновение тишины Дафна чувствует себя переполненной, а затем вокруг что-то трещит, и на ее губах будто искра. Она спешно отступает, зная, что за то, что бы они ни сделали, ее мать очень, очень разозлится, и еще долгую секунду они просто смотрят друг на друга. Затем Гарри кашляет, поводит носом и говорит:

— Родители такие глупые, — а Дафна снова хихикает, и вся странность момента проходит.

Когда они спускаются к ужину, взгляд Ирис тут же перемещается с золотистого кружевного рукава Дафны к серебристому обрамлению жилета Гарри, но смотрит она не на дочь, а на леди Поттер, такую же застывшую в удивлении.

— Гарри, — произносит его мать совсем не рассерженно.

Дафна лишь моргает, понимая, что леди Поттер кажется напуганной.

* * *

Когда Притворщик приходит к Герцогу, когда заставляет гордых министерских магов дрожать, когда летят вспышки проклятий, идет битва и слышны крики, а священники наблюдают, закрыв рукой рты, чтобы скрыть довольную улыбку, и наставляют новоприбывших, говоря: «За гордостью следует погибель», Дафна ни о чем этом не подозревает.

Она прилежно вышивает, играет на арфе, слушается пожилого учителя танцев и улыбается, улыбается, улыбается, всегда вспоминая вспышку ужаса в глазах матери, стоило им коснуться золотистого кружева.

Леди Поттер больше не шлет весточки, и Гарри больше не приходит поиграть, и Дафна никому не рассказывает о своей грусти и о промелькнувшей между ними на мгновение искре.

На закате лета Ирис начинает кашлять, и все чаще кашель переходит в навязчивый хрип, словно ее легкие пытаются выскочить из груди. Лицо отца бледнеет и искажается при одном взгляде на жену, теряющую день за днем свой свет, а Дафна и Астория видят, как глаза матери полнятся усталостью, как вены на веках темнеют синюшным цветом на тонкой коже.

Притворщик является на ступенях Министерства и требует Герцога выйти и принять бой, и именно лорд Поттер кричит, что Притворщик не стоит и грязи под ботинками Герцога. А в конце октября, когда город с достоинством встречает зимние морозы, Притворщик садится в одиночестве в гондолу и плывет по каналам, угрюмо блестящим под заволоченным облаками небом.

Он применяет быструю, жестокую, подходящую ему магию, чтобы убить лорда Поттера и его прекрасную умную жену. Но когда он поворачивается к мальчику, так передают шепотки, понимает, что никакая сила не может убить дитя, и Притворщик проигрывает сам, а его тело принимают в себя тягучие воды лагуны.

Мальчик исчезает.

Этот секрет важнее остальных — жители переглядываются, силясь понять, кто же знает, кто может рассказать, что совершил мальчишка. Но, становится ясно, таким бесценным знанием никто делиться не собирается.

Герцог возвращается, проходит по узким улочкам и главной пьяцце, расправив плечи, несмотря на возраст. Проницательные глаза поблескивают за стеклами очков, так шепчут, но говорит он мало, а толка в словах и того меньше.

«Знает ли он? — спрашивают люди. — Скрывает ли он что-то от нас?»

Двери Министерства закрыты для всех. Волшебники больше не стоят на ступеньках, а священники судачат, что те платят за свое высокомерие, что Притворщик был один из них и стал им наказанием, позором. И люди слушают.

Волшебники прятали свои секреты, начинают говорить в народе. Они не делились, не обменивались, зато сплели из тайн паутину такого тщеславия, такой надменности, что сами едва не задохнулись под ее весом.

Дафна слышит шепотки, поглаживая рукой поцарапанное дерево церковной скамьи, где она сидит, прямая и элегантная, в шесть лет уже производя впечатление леди. Под пальцами покалывает, и поверхность запоминает их форму сама собой в такт ее мыслям.

Мать медленно поводит головой и смотрит на нее, и в синих глазах помимо болезненной дымки появляется острота. Дафна убирает руку и кладет на колено.

— Магия опасна, — вещает священник с кафедры. — И маги должны держаться в стороне! Вспомните Притворщика. Виной происходящему то, что их влияние слишком выросло.

Дафна опускает взгляд на сидение, на собственный отпечаток в дереве.

Той ночью мать зовет ее в свои покои. Она лежит в окружении подушек, маленькая и сморщенная, а голос кажется тенью прежнего; рука дрожит, когда она накрывает ею ладонь старшей дочери.

— Владей своими секретами, будто ножом, Дафна, — говорит Ирис, и в тишине комнаты слова звучат вымученно и резко. — Твое лицо будет тебе маской, — выдыхает она. — Спрячься за ней, сохрани свою сущность в тайне, — пальцы чуть сжимаются, обретя хрупкую силу. — Ты поняла?

— Да, — отвечает Дафна, только сейчас заметив, что сдерживает всхлип. — Я поняла.

Лето оборачивается осенью, и ее мать умирает.

Осень оборачивается зимой, и Притворщик канет в лету.

Зима оборачивается весной, и Дафна сопровождает отца в театр, сидит возле него, идеальная словно миниатюрная кукла, как шепчутся в толпе.

А когда весна становится летом и ей исполняется семь, Дафна задумывается, правдивы ли слухи о том, что Гарри все еще жив и скрывается где-то в городе.

Ей хочется играть, бегать и смеяться, едва не порвать платье и не волноваться, но когда бежишь, маска может слететь, а ей нельзя позволить кому-то узнать, кто она есть.

* * *

Они гостят у Малфоев, и Дафна сидит неподвижно рядом с неумолкающей Пэнси, мать у которой жива и которой все еще можно перечить.

Отцы уходят с лордом Малфоем, им нужно обсудить мужские дела — бизнес, политику и все остальное, что навевает на Дафну лишь скуку.

Леди Малфой с тонким щелчком ставит чашку на блюдце и тепло улыбается Дафне, а та не упускает вспышку рассчетливости в ее взгляде.

— Почему бы тебе не поискать Драко? — говорит Нарцисса. — Его занятия скоро закончатся.

Дафна медленно, неуверенно приподнимается и ждет, пока Пэнси встанет с куда меньшей грацией, а затем они идут по коридору. Лакей Малфоев следует за ними на приличном расстоянии: маленький лысеющий человек со слезящимися глазами, при взгляде на которого Дафне хочется убежать. Впереди слышится стук дерева о дерево, и она неосознанно прибавляет шаг, желая знать, что происходит.

— Не так быстро, — жалуется Пэнси, и Дафна, чьи щеки розовеют при мысли о собственном нетерпении, замедляется. Она все еще красная, когда они заворачивают за угол и видят, как Драко и Тео тренируют борьбу на мечах, где каждый выпад глухим лязгом отдается. За ними наблюдает мужчина с сальными темными волосами, спадающими на его желтоватое полное скуки лицо.

Они стоят и смотрят, как вдруг Драко делает шаг и умудряется задеть Тео за плечо. Тот тихо шипит от боли и роняет меч, который катится по полу прямо к ногам Дафны.

Ни о чем не задумываясь, она поднимает его, крутит в ладони, привыкая к весу, и выставляет вперед. Меч словно наливается теплом.

— Можно мне попробовать? — спрашивает она, и ответом ей служит снисходительный смех Драко.

— Ты девчонка, — говорит он так, будто это все объясняет, и Дафна даже вздрагивает от злости, искорки мелькают в углах комнаты, в кончиках пальцев что-то усиленно покалывает — то, что ей воспрещается показывать другим. Она опускает руку, а когда Тео и Пэнси смеются, ведь Драко их негласный лидер, на плечи наваливается груз унижения.

Но когда она смотрит в глаза темноволосому мужчине, его лицо невозможно разгадать. Два дня спустя он появляется в гостиной Ка-д'Эрбе, чтобы поговорить с отцом.

— Я предлагаю вам свою персону на место учителя танцев, — говорит мужчина, и Дафна хмурится в замешательстве, сидя в углу и рассматривая коленки.

В тоне отца недоверие, она словно наяву видит, как он нерешительно окидывает взглядом темное одеяние незнакомца и его неказистую наружность.

— Учителя танцев?

— Да, — отвечает мужчина, и в голосе его чувствуется тонкая грань нетерпения. — Походка. Осанка. Она не столь лишена грации, как многие дети в этом городе.

Дафне кажется, что ее только что удостоили очень ценного комплимента.

— В любом случае, — произносит отец, — у нее уже есть учитель танцев.

— Не такой, как я, — просто говорит мужчина, тем самым как-то убедив ее отца, потому что тем же днем Дафну зовут в одну из комнат на верхнем этаже Ка-д'Эрбе, где он ждет ее, глядя на воду из окна.

— Я мастер Снейп, — представляется он, как только за лакеем закрывается дверь. — И я здесь, чтобы направлять тебя.

— Вы будете моим новым учителем танцев? — тихо спрашивает Дафна, и он поворачивается, бросая на нее один из своих нечитаемых взглядов.

Затем он выступает вперед и щелкает пальцами.

— Я здесь, — произносит он, и воздух в комнате кружится подобно смерчу, и Дафна смотрит на него во все глаза, и пол клокочет под ногами подобно морским волнам, — чтобы направлять тебя.