Ядовитая любовь (гет)

С усилием отведя взгляд от безрадостной картины в зеркале, девушка — да нет, измученная молодая женщина, которую так не хотелось видеть в отражении — заправила за ухо прядь каштановых волос. Кажется, ненавистный седой волосок наконец-то спрятался. Казалось бы, первая седина в двадцать три, учитывая пережитые ужасы войны и работу на износ, ничего не значит, да и вообще, когда это Гермиона слишком волновалась о внешности? Но это стало для нее неожиданной катастрофой. Получается, душа ее уже не выдерживает тяжести, скопившейся внутри? Уже почти год она сама себе казалась поседевшей и больной, и вот, образ начал воплощаться в реальность. Стоит ли вот этого любовь? И стоит ли последующего одиночества в холодной постели попытка разорвать порочный круг?

«Да кому ты еще нужна?» − мерзкий голосок в голове незаметно стал походить на столь когда-то любимый насмешливый голос. И главное, возразить было нечего. В жизни Грейнджер сразу после расставания с Роном окопалось одиночество. Работа, работа и снова работа, проверки, проект за проектом − успешный, провальный, успешный, еле окупающий себя, или вообще не окупающий, но весьма достойный. Густые сумерки, ужин в столовой Министерства, постель, которую греет только кот, чашка кофе на кухне, в таких же стылых сумерках раннего утра, аппарация в кабинет, к заваленному бумагами столу… и дальше по кругу. Какие уж тут отношения.

Ровно до того момента, когда жизнь пошутила и столкнула её в коридоре с сокурсником и по совместительству врагом детства. Малфой-младший привычно скользнул по ней презрительным взглядом — и остановился на лице, с другим, незнакомым выражением. Это на весь день выбило магомбудсмена Грейнджер из колеи. Она пыталась не пересекаться с Драко со времени битвы за Хогвартс — и дело не в школьной вражде, не только в ней. Слишком много скопилось взрослой боли, не то, чтобы ненависти к нему, но горечи. Горечи, потому что Малфои тоже страдали, и никакие преступления, никакое «заслужили» не могло оправдать страданий людей, раздавленных катком войны — по обе стороны. И бессильной злобы, потому что виновные уже наказаны, кому мстить, куда деть этот комок в груди?

Так или иначе, с того самого дня план провалился. Светловолосый юноша с жесткой складкой у губ появился в её мире и не исчез. И девятый вал отрицательных эмоций, поднимавшийся от одного взгляда на него, сгладился до привычного невысокого всплеска. А потом растаял вовсе. Они пили кофе в обеденный перерыв и говорили. О магии, о законодательстве, о домовых эльфах — только не о войне, обходя эту тему за метр, как обходят громоздкую кровать в темной комнате. Однажды в кабинете Гермионы появился свежий цветок. Кремовая роза дожидалась её на столе, и даже без подписи девушка угадала имя отправителя. Чем-то этот цветок слишком его напоминал и в то же время напоминал её саму так сильно, что только этот сверхвнимательный мужчина мог подарить именно его. Не попсовый белый и не пошлый алый, но кремовый, даже бежевый, с бронзовой лентой в цвет локонов самой Гермионы.

За обеденным кофе Драко, как всегда, молча опустился на стул напротив. Кивнул.

− Спасибо.

− За что, Грейнджер?

− За розу. Ты угадал, она прекрасна.

− Не много ли ты о себе возомнила? С чего бы я дарил цветы грязнокровке?

Гермиона чуть не задохнулась от обиды, бросила на самодовольное лицо Малфоя гневный взгляд — и увидела под криво натянутой маской презрения что-то другое. Тем не менее, обида осталась. Где-то там внизу, под удивлением и … надеждой? Это стало их ежедневным ритуалом. Малфой дарил розу, Гермиона благодарила, Драко отнекивался. Потом под розой обнаружилось приглашение в оперу. В Ла Скала. Да, вы не ослышались. Приглашение от Драко Малфоя в маггловскую оперу.

Гермиона, в элегантном лиловом платье — пусть она уже надевала его на свадьбу Билла и Флёр, Драко-то об этом не знает — уже в роскошной ложе не могла прийти в себя. А невыносимый аристократ морщил нос: «Смотри, в какую маггловскую помойку я забрался ради тебя, Грейнджер. Смотри и цени». Она смотрела, ценила… и была счастлива. Все время представления, пока не затихла последняя нота, и после, когда они гуляли по ночному городу и Драко обнимал Гермиону за талию. И еще позже, когда настоял на том, чтобы проводить её до двери квартиры — еще час прогулки по ночному Лондону — и у этой самой двери впился в её губы, безвозвратно испортив ненужную уже прическу.

− Лап, я целовала Драко Малфоя! — призналась Гермиона своему коту. Рыжий только коротко мяукнул, мол, и что?

— И… и мне понрааавилось, − зевнула и провалилась в сон.

Все было хорошо. Все было слишком хорошо. Не заставило себя долго ждать официальное предложение отношений (Грейнджер растерялась, а Малфой выдал: «да хватит ломаться уже!», разрядив обстановку), и даже — чудо неслыханное! — парень согласился жить не в доставшемся ему особняке в Северной Ирландии, а снять на двоих квартиру, которая придется по вкусу обоим. Квартира тоже вскоре нашлась. Драко она понравилась — Гермиона уже научилась читать его лицо — но он зачем-то обронил:

− И как магглы могут жить в такой дыре?

Гермиона простила. Но где-то там очень глубоко надломилось какое-то светлое желание.

Летели дни. Оба уставали на работе, возвращаясь ближе к полуночи, что не мешало им проводить в постели, каждую оставшуюся минуту вечера и утра. Прежде равнодушная к плотским утехам Гермиона не могла насытиться, Драко жмурился довольным котом, в кошачести не отставая от Косолапуса и насмешливо хмыкал в ответ на сонное «люблю»:

− Я знаю.

В быту все было менее радужно. Драко Малфой становился все более похожим на себя: едким, насмешливым, инстинктивно знающим, куда больнее ударить. Уже не раз случалось, в пылу ссоры Драко шипел:

− Неужто тебе твоя грязная кровь в голову ударила?

Или:

− Подобрал на свою голову дуру-грязнокровку!

Или:

− Что толку с твоих стараний, трудоголичка? Эльфов она защищает! Боггартов еще начни!

Гермиона глотала слезы, Драко поминал под нос Мерлина, сгребал девушку в объятия и целовал, но поцелуй этот никогда не звучал как «прости». Скорее «заткнись». Она и затыкалась, сморгнув слезы, тем более, что затем Драко тащил её в спальню и…. Нет, не может быть, чтобы один и тот же человек говорил такие гадости — и любил её так.

Словами ли поступками — Драко поселил в ней мысль: «я ему нужна так, как не была еще никому». А затем: «кому я еще нужна?». И впрямь, кому нужна грязнокровка-трудоголичка? Её одиночество до отношений с Малфоем — отличный тому пример. Она уже забыла, что статус крови уж точно ничего не значил в реальном мире, так часто её попрекали происхождением.

И каждый раз, когда чаша её терпения наполнялась и грозила перелиться через край, Драко хватался за голову, просил прощения, обнимая за плечи:

− Ну как я без тебя?

И Гермиона оставалась. Прощала. Плакала, пока принимала душ, возвращаясь в спальню уже с ясными глазами…. Но и секс в последнее время стал приносить меньше удовольствия. Кожа, раньше пылавшая под прикосновениями любимого, будто онемела. Увидев такое со стороны, она бы сразу разглядела эмоциональное истощение. Но в зеркале такого не видно. В зеркале видно только, как седеет волосок за ухом.

«Зачем?» − спрашивала она себя снова и снова. Молодая и талантливая ведьма, чьей страстью было искать решения сложнейших задач, не могла ответить на этот, проще некуда, вопрос. «Как зачем? Я же люблю Драко!» — отвечала она и сама себе уже не верила. Да, любовь это боль, любовь это жертва, но чего ради примерять на себя терновый венец? Любовь — это еще и счастье, и понимание, которые она уже и забыла, как выглядят.

В это злосчастное утро — да, в то самое, когда Гермиона обнаружила на виске седину — в окно её — их — квартиры постучала серая министерская сова. Записка была адресована ей:

«Мисс Грейнджер, сегодня ваше присутствие на рабочем месте необязательно, я бы даже сказала, нежелательно. Вы не использовали ни одного своего отпуска за четыре года, посему сегодня у вас персональный выходной. С уважением, мисс Пенелопа Кристалл, заместитель министра магии по делам департаментов».

Что ж, выходной так выходной. Швырнула лист в корзину для бумаги. Эту заговоренную корзину, которая изрекала разные афоризмы, если что-то в нее бросить, подарила Гермионе Джинни полгода назад. И с тех пор они не виделись, Драко недоволен….В этот раз корзина подумала и припечатала: «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца».

Ужас без конца. Именно в него превратились их отношения, столь радужные в первые недели и даже месяцы. Гермиона уже совершенно не чувствовала в себе сил кормить непонятные психологические травмы и самомнение Драко — а именно это она и делала. Решение было столь тяжелым, что непонятно откуда полились слезы, высохшие, казалось, еще месяц назад. Но единственно верным. Она больше не хотела так жить.

− У меня есть я. Вдвоем мы справимся. — Проговорила девушка и принялась собирать вещи. К счастью их было немного.

Вернувшись с работы, Драко нашел в квартире спокойную, собранную — и совершенно чужую девушку.

— Что это значит, Грейнджер?

— Это значит, Драко, что с меня хватит. Ждала тебя, чтобы сказать лично, не записки же оставлять.

Малфой на мгновение потерял дар речи и только молча наблюдал, как Гермиона закинула на плечо небольшую сумку.

— Но… как же так! Гермиона! Я же так тебя люблю!

На пороге девушка обернулась.

− Жаль только, что ты этого не показываешь.

Шаг. Шаг. В воздухе уже чувствовалась весна. И — наконец-то! — никакого запаха кремовых роз.