Воспитанник (джен)

— Ах, ты, пятнистый ублюдок! Сейчас ты ответишь нам за все!

Ша’Тот проснулся от весьма болезненного пинка и, все еще ничего не понимая, рефлекторно сжался в комок, чтобы отразить следующие удары.

— Вот тебе за все! Вот! — и Мосс Тронно снова пнул его в бок. — За отца, за слезы моей матери, за все!..

— А это — лично от меня! — Ша’Тот невольно охнул, ощутив на своей шее острые ноготки его сестры, леди Друзеллы Тронно.

Да что здесь стряслось такое?!

Он вскочил на ноги, озираясь по сторонам. Дети лорда Тронно стояли перед ним с перекошенными от ярости лицами. Друзелла сжала кулачки и, приподняв длинную юбку, с размаху заехала ему в живот ногой в изящной туфельке. Это окончательно разбудило нарна. Ша’Тот стиснул зубы, пытаясь усмирить бешенство, поднимающееся из глубины души. Юные центавриане явно ждали, когда он выйдет из себя. Ну, уж нет! Ша’Тот напомнил себе о том, что поклялся не доставлять им такого удовольствия. Как бы ни было тяжело, он не покажет своего гнева…

Дети лорда Тронно и раньше пытались его задирать. Но до сегодняшнего дня находили для этого хоть какой-нибудь повод и ограничивались словесными издевками. Неужели теперь они решили отбросить пустые формальности?

Следующий удар нарн отбил. Мосс заскрежетал зубами. Он бил в полную силу. Но Ша’Тот все же сумел его заблокировать одной рукой.

Друзелла практиковалась немного в другом стиле. Понимая, что никогда не станет сильнее нарна, она старалась бить по уязвимым местам. Ее удары были весьма болезненны и достаточно вероломны. Ша’Тот стиснул зубы, когда она в очередной раз оцарапала его до крови…

— Жалкое отродье! — в ярости прошипел Мосс. — Неужели ты не способен постоять за себя, как полагается нарну?

Ша’Тот мог разорвать голыми руками десять таких, как Мосс и его сестра. И они это прекрасно знали. Как и то, что он не имел права причинять им вред. Слишком многое было поставлено на карту. И они пользовались этим, маленькие гаденыши…

Ша’Тот ушел в глухую оборону, уворачиваясь, блокируя их удары.

— Дерись со мной, ты, ублюдок! — тяжело дыша, крикнул Мосс. — Клянусь Пантеоном, сегодня я заставлю тебя драться, как следует! Дерись, или я забью тебя до смерти!

Друзелла, шипя, вцепилась ему в щеку. Ша’Тот оттолкнул ее плечом. От ее острых ногтей он весь был покрыт кровавыми царапинами.

Да что тут происходит?! Ша’Тот ничего не понимал.

Они будто обезумели. И явно не собирались останавливаться. Ша’Тот чувствовал, что его терпение на исходе. Еще немного, и он начнет наносить ответные удары. И положит конец всему, на что надеется отец. Нет, только не это!

Друзелла метким приемом сбила его с ног. Ша’Тот понял, что если встанет, то уже не сможет контролировать себя. Молодой нарн закрыл голову руками и сжался в комок.

— Нет, так не пойдет! Вставай! — Мосс наклонился и начал трясти его за плечи.

Ша’Тот пытался восстановить дыхание после особо удачного пинка в живот.

— Сражайся, как подобает мужчине! Ты, тряпка! — это уже была Друзелла. — Грубое животное, грязный вонючий туземец!

Ша’Тот укусил себя за руку, чтобы сдержать ярость, кипевшую в нем.

Дальнейшее он помнил очень смутно. Кажется, он отключился после очередного выпада Друзеллы, которая наконец-то нашла нужную болевую точку на его теле. Прежде чем окончательно потерять сознание, Ша’Тот услышал, как примчавшаяся на шум гувернантка детей делает им выговор за драку.

— Ваш отец лежит при смерти, ваша матушка вся изнервничалась, а вы устраиваете такое, задерживая визит к нему в госпиталь! Посмотрите, в каком вы виде! Друзелла, ты порвала и испачкала платье! Это никуда не годится!..

Тут его воспоминания оборвались окончательно…

* * *

Когда Ша'Тот очнулся, рядом никого не было. Он лежал на полу, все тело болело от ударов. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, молодой нарн прокрался в свое убежище — узкую темную комнату на самом верху, — где смог хоть чуть-чуть обработать самые болезненные раны и синяки.

Сколько придется терпеть такое? Ему хотелось схватить пистолет и застрелить всех центавриан, живущих в этом доме. Разорвать их на части. Скормить их изуродованные тела падальщикам. Или этим кровожадным тварям, круксам.

Ша'Тот заставил себя отвлечься от этих мыслей. Снова вызвал в памяти разговор с отцом.

— Знаю, тебе будет нелегко, сын мой, но ты должен понимать наше теперешнее положение, — произнес отец, положив руку на плечо. — Если нам не удастся заключить перемирие с центаврианами, они уничтожат всех жителей нашей округи. Ты был со мной, когда шли переговоры, ты слышал их слова и знаешь, что это не пустая угроза. Подумай хорошенько, что будет лучше для нашего народа: кровопролитная изматывающая война, в которой мы не сможем выиграть, или возможность отдышаться, набрать сил и знаний?

— Но это же… предательство, отец! — пытался возразить Ша'Тот. — Нам нельзя идти у них на поводу! Это означает сдаться и изменить себе! Мы не должны показывать свою слабость этим тварям!..

Отец нахмурился, покусывая губы.

— Ты говоришь, как твоя мать. Она что, снова связывалась с тобой?

Ша’Тот опустил глаза и кивнул. А потом заносчиво посмотрел на отца.

— Да, я говорил с ней недавно, и что с того?! Она — моя мать, и имеет такие же права на меня, как и ты!

Отец взял его за плечо.

— Пойми, сын мой, я вовсе не против того, чтобы вы виделись, но я не одобряю ее методов борьбы с врагом. Г’Джад и ее сподвижники думают только о своей чести и о том, как потешить свою гордыню. Да, они сражаются за нашу независимость, но их действия только злят центавриан. А те потом вымещают свое зло на нашем народе, уничтожают целые селения, казнят их жителей. Разве это является нашей целью? Мертвый, но непокорный мир?!

— А разве лучше жить в мире покорных рабов?

Отец тяжело вздохнул.

— Я не знаю, кто из нас прав. Но я всегда стараюсь думать о своем народе. И тебе, как моему преемнику, придется учиться этому. Нужно уметь предвидеть последствия своих действий на несколько шагов вперед. Такая черта — признак хорошего и мудрого лидера. Он должен быть терпелив и рассудителен. Слепая ярость и сила — удел простых воинов. Хороший лидер всегда стоит выше воина. Так какую судьбу ты изберешь?

Ша’Тот не ответил, задумавшись. На одной чаше весов были слова его матери, полные ярости и отчаяния, на другой — холодная рассудительность отца.

— Каждый нарн должен чем-то жертвовать ради блага своего народа и семьи, — продолжал отец. — Иногда жить с последствиями этой жертвы невыносимо. Я настоял на прекращении боевых действий и начале переговоров с центаврианами, чем заслужил всеобщую ненависть. Некоторые наши воины предпочли бы умереть в бою, но не отступить. Я же считаю, что важнее всего — сохранить силы и жизни наших людей, выждать момент и снова ударить по врагу, чтобы сокрушить его навсегда. Сейчас удача не на нашей стороне. Центавриане очень сильны, они опередили нас в развитии на многие столетия. Мы не можем воевать с ними так, как сражались бы друг с другом. Центавриане играют по своим правилам. Если мы изучим эти правила хотя бы поверхностно, то получим шанс на победу. Ты волен выбирать, Ша’Тот. Полагаю, Г’Джад звала тебя в свой отряд, сражаться бок о бок с нею? Ее предложение весьма заманчиво. Ты, несомненно, преуспел бы в тонком искусстве вспарывания глоток центаврианам, — в голосе отца проскользнула ехидная усмешка. — Мой путь не будет славным, вряд ли ты станешь героем, ступив на него. Скорее всего, тебя назовут предателем, как и меня. Но, избрав эту стезю, ты сможешь овладеть той силой, что поможет нам в борьбе с врагом. Для этого придется обуздать свой гнев и жажду мести. Глаза, затуманенные яростью, это глаза слепца.

Ша’Тот все еще колебался. То, что предлагал ему отец, было крайне унизительно для любого нарна. Добровольно остаться среди центавриан в качестве заложника. Терпеть их издевательства без права ответить тем же. Служить жертвенным валом, если нарны не сдержат своих обязательств. Не слишком ли это много для четырнадцатилетнего подростка? Но альтернатива была ужасна. Условия в этих переговорах ставили центавриане, возглавлял которых лорд Тронно, известный своей жестокостью и беспринципностью военачальник. События, случившиеся в Хекбе, все еще были у всех на устах. У воинов Сопротивления выбор был невелик: попробовать договориться мирным путем, пожертвовав единицами, или же умереть непокорными, как тысячи нарнских воинов из Чаши Слез.

Ша’Тот поднял глаза на отца, который молча смотрел на него. Он сильно постарел за последние годы. Теперь, когда от него отвернулись почти все друзья, На’Шот казался таким… уязвимым. Ша’Тот не мог нанести добивающий удар. И согласился стать заложником в семье лорда Тронно.