Гера Марволо Реддл (джен)

Кассандра Трелони. Тайная запись из личного дневника, датирована 1890 годом.

Трудно видеть будущее, которое не можешь изменить. Когда в раннем детстве поняла, что у меня на роду есть такой дар, а я исключительная обладательница таланта, чувствовала себя особенной. Была ребенком, не понимала всю серьезность ситуации, но потом поняла, и сегодняшняя запись будет об этом, потому что это нужно упомянуть, ведь мои записи в будущем перепишут в книгу. Хотя это просто дневник особенной девочки, превратившейся в бедную женщину.

Первое мое тяжелое предсказание было связано со смертью моей любимой бабушки. Оно приснилось мне, сначала думала, что это просто кошмар. Точнее, заставляла себя думать так, но чувствовала, что это был не просто сон. Там я видела, как она тянется к глиняному горшку на верхней полке, встав на шаткую табуретку в доме магла, при которых нельзя пользоваться магией. Ее пальцы касаются горшка, табурет накреняется и она, потеряв равновесие падает на бок и ударяется головой об угол стола. Как наивный ребенок, понявший, что видел на самом деле, я хотела предотвратить гибель моей старушки и просила ее остерегаться табуретов и горшков. Но она все равно умерла, упала со стола, когда доставала книгу у той самой чертовой полки в доме простого человека. Я просила остерегаться ее опасных вещей, а смерть все равно пришла за ней.

Было ужасно, но тогда я поняла две вещи.

Во-первых, что должно случиться, случится.

Во-вторых, я не особенная с даром Божьим, а несчастная, проклятая демонами.

Ужасные предсказания со смертью были у меня редкими, но всегда касались моих близких или семьи. С возрастом я так и не привыкла к тому, что могла в любой момент увидеть смерть родни в достаточно ярких деталях. И казалось, что именно такие предсказания самые страшные в моей жизни. В шестнадцать я увидела собственную смерть, и это стало для меня ударом, от которого долго отходила. Было сложно, но я смогла продолжить жить.

Встретила молодого волшебника, полюбила, вышла за него замуж, родила прекрасную дочь, и когда сообщила о появлении второй, принесла еще больше идиллии и счастья в наш небольшой, но очень уютный и теплый дом. Даже предсказания со смертями близких прекратили появляться, а перед родами я вообще перестала видеть что-либо из будущего, даже обрадовалась, что проклятие отпустило меня, но мама полагала, что это обычное затишье перед бурей. И знаете, женщина, не получившая дар видеть будущее, оказалась права. Это было просто затишье, что штормом накрыло меня в самый неудобный момент. Во время родов я увидела нечто, что до сих пор бросает меня в дрожь, хотя уже прошло много времени…

Все было так спутано-перепутано, что понять увиденное я смогла только тогда, когда перенесла мысли на черновик, потому что оно казалось такой чушью…

Война. Смерть. Погибель поколения волшебников.

Боже, это просто ужасно, даже сейчас по прошествии многих лет мне трудно говорить о том, что я видела, хотя говорить о том, что я сделала, будет куда сложнее, но должна это сделать, потому конец мой, скорее всего, уже близок, а это можно считать моей исповедью, которую, надеюсь, никто не увидит.

Это были обрывки каких-то событий, разница между которыми была десятки лет, которые я видела глазами вершившего, что еще более ужасало меня, когда пришла в себя.

Я была в лесу, витала по воздуху, словно безногий призрак, вокруг женщины и мужчины, стоящих на коленях, с понурыми головами, не смотрящих назад, где среди деревьев пряталась девочка, явно их дочь, уж сильно была схожа с ними. А перед ними волшебник в темной мантии с большим капюшоном, что скрывал лицо, и лишь палочка показывалась среди балахона. Не понимая, что происходит, я просто наблюдала за тем, как волшебник в мантии поднимает руку, взмахивает… и когда я поняла, что увидела, то безжизненный крик девочки, стоящей за моей спиной, оглушил меня. Зеленая стрела Авады Кедавры забрала семью ребенка, оставив его сиротой, и слово, кровью выписанное в воздухе, застыло перед глазами: «ГРЯЗНОКРОВКИ».

Сцена сменилась, и теперь это были просто беспорядочные картинки, что с бешеной скоростью мелькали перед глазами. Приют. Свет. Комната. Беременная женщина. Название. Дата. Смерть.

Я видела войну. Самую настоящую, кровопролитную, ужасающую и опустошающую.

Война, это самый жесткий способ навязывания своих идеалов и видов жизни в целом. И человек, волшебник, все равно кто, избравший такой путь, ошибся, ведь принуждать целую страну и поколение жить по своим убеждением — это самая настоящая жестокая бесчеловечность. Господствующая власть человека, возомнившего себя Богом, ничем хорошим для мира не закончится.

У меня не хватает слов, чтобы описать всю безвыходную трагедию, ведь я не только видела, но и чувствовала. На своей собственной призрачной шкуре прочувствовала всю геенну, что захватила мир, извращая его, превращая в самую настоящую преисподнюю.

Когда записала все в черновиках, даже не в дневник, чувствовала, наверное, что стоит скрыть это, и осознав всю сложность будущего, до которого не доживу, то была сломлена грузом того, что мне это вообще известно. И ведь изменить ничего нельзя, потому что выйдет то же самое, что и с бабушкой. Предупредив о ее об опасности, я не спасла ее от смерти, а просто устроила другую, почти ничем не отличающуюся гибель. Покинув родной дом, отправилась в отчий и там восстанавливала силы, что было сложно, потому каждый раз, когда мне почти удавалось выбросить гнетущее будущее под эгидой зеленой змеюки в темном небе, моя совесть мучила и терзала меня. Стоило мне расслабиться и вдохнуть, прижавшись к груди матушки, в голове кричала девчушка, чья мать умерла на ее глазах, и такая жгущая тоска рвала грудь, что рыдала я часами. Видела улыбающихся жителей деревни, которым выходила погадать, занимаясь этим лишь бы занять себя, то убегала в истерике, ведь помнила лица, лишенные мира и измученные войной.

Богом клянусь, я ничего не хотела предпринимать, потому что это казалось бессмысленно и очень опасно не только для будущего, но и для настоящего и прошлого. Возможная петля времени дело почти выдуманное, но нешуточное, с таким очень опасно играть. Но решила сыграть, даже сама не поняла, как пришла к такому решению, просто как-то день за днем обдумывала то, что увидела, выстраивая логическую цепочку, выходя на дату рождения того, от чьих рук сгинут целые поколения волшебников.

Женщина беременная на пороге приюта, явно мать будущего диктатора. Приют, расположение которого я могу описать до мелкой детали прямо сейчас, место рождения. А 31 декабря 1926 года — дата рождения младенца, помеченного самой смертью и обреченного на самую ужасную жизнь. Видела, как старая карга пальцем ласкала щеки новорожденного, когда приходила за душой его матери. Ребенок не несет пока вкуса смерти в этот мир, оно придет позже, а когда он его прочувствует, поколения семей сгинут в никуда. Как и мои будущие наследники, до которых я не доживу, но которых должна уберечь, так я думала, пока искала мощнейший маховик времени, который будет способен перенести меня на сорок семь лет вперед, из 31 декабря 1879 года в 1926 год, приют нового Лондона, чтобы, Господи, прости душу грешную, убить ребенка, который погубит целый мир. Это просто отвратительно, но даже сейчас мне кажется, что отчасти я была права, когда решила, что жизнь одного младенца не стоит жизней миллионов волшебников и людей.

Я готова исповедоваться за грехи, но никогда не признаюсь, где достала маховик, просто скажу, что он был уничтожен после моего возвращения, но взамен я опишу все, что было дальше, это не для вашего любопытства, а для успокоения моей грешной душонки, что планировала убить малыша обычным ножом. Палочкой это было бы проще, но в мире маглов палочку и магию запрещено использовать, и там остались бы мои следы. Боже, меня и такая чушь беспокоила.

Приготовившись к детоубийству, я дожидалась 31 декабря. Когда наступил этот день, то списав все на нервные расстройства, ушла из дома ночью, трансгрессировав в область старого Лондона, где когда-то жили мои тетя с дядей. Я, спрятав нож под темной мантией, сильнее укуталась в черный капюшон и, прокрутив нужное количество оборотов, оказалась в 1926 году в том же месте, где была в 1879.

Осталась трансгрессировать к приюту, о котором мне было известно только название и внешний вид, выглядело довольно опасно, но не опаснее, чем смертельный грех, поэтому, воплотив в голове этот горе приют, я переместилась туда. Меня трясло, и каждый раз хотелось вернуться обратно на пустошь за территорией нового Лондона, вернуться домой, зайти в гостиную, сесть у елки и прижать к себе свою малышку. Я боролась до самого конца, как же хотелось просто забыть обо всем, но не смогла. Не знаю, что мной двигало больше, желание спасти будущие поколения или желание успокоить свою чувствительную совесть. Но что-то двигало, и я шла вперед к воротам приюта, где видела уже знакомый мне голый и пустой дворик, отделяющийся от улицы чугунными воротами. Довольное мрачно-унылое квадратное здание окружено высокой решёткой. А когда тихо прокралась в приют, дверь которого не была заперта, увидела пол прихожей, что выложен безрадостной белой и чёрной плиткой, точь-в-точь как в моих видениях. Снова нерешительно завладев мной, сердце хотело домой, а ноги вели меня вперед.

Полагаясь своему ведению, я пошла прямо по коридору, завернула за угол, поднялась на второй этаж и тут же юркнула за темную дверь, где в кроватке спал… не один ребенок, малышей было двое. Да, там стояло две кроватки, и там лежали младенцы, завернутые в пеленку и укрытые теплым покрывалом. И именно в тот момент я поняла, что все, что я задумала, было обречено на провал, потому что я не избавила мир от гнета, а просто изменила вид. Мое видение было неточным, там был только один младенец… хотя сейчас я понимаю, что там было два, просто мне показывали того ребенка, что все это учудил, а не второго. Вот только кто был Темным волшебником, мне было неизвестно ни тогда, ни сейчас, хотя столько лет прошло.

Я… хотя, впрочем, все по порядку.

Когда меня встретило два младенца, я предприняла попытку узнать ребенка, что нес тьму и был обласкан смертью, в попытке прочитать их судьбу, коснувшись. Но как следует правило, ничего я не увидела, потому что это все еще младенец, который буквально чист, как белый лист.

Я взяла одного малыша в руки, наверное, надеясь, что почувствую что-то, но все было тщетно, все что я узнала, что один ребенок — это красивый мальчик, а второй, что был на руках, очень милая девочка с розовой лентой на запястье.

— Что мне с вами делать, — бормотала я тогда, убаюкивая малышку на руках, — я с трудом осмелилась прийти за одним, а вас тут двое, но кто-то из вас явно Темный волшебник. Убийство двоих сможет как-то спасти будущий мир? А?

— Чье убийство и спасет мир, — как я испугалась в тот момент, когда за спиной заговорила женщина, — так это твое, а ну вернула малыша на место! Немедленно верни его в люльку! — женщина тыкала дулом ружья мне практически в грудь, и я… запаниковала, все, что происходило дальше, словно в тумане, и часть скорее всего из-за паники и страха я вовсе забыла.

Довольно быстро произошло, до ужаса быстро.

Вроде как оттолкнув женщину, я как можно быстрее убежала на улицу и на ходу крутила этот маховик времени, чтобы вернуться в свое время, даже не подумав как-то вернуться на опушку, и когда маховик закрутился, мое сердце бешено билось и вообще остановилось, когда движение прекратилось, и оказалась я все еще не в своем времени. Такая паника меня не охватывала еще с того предсказания, когда я увидела собственную смерть. Первое, что пришло в голову, так это схватить какого-нибудь человека и выпытать какой сейчас год.

Я схватила первого попавшегося мне прохожего за локоть и практически заорала на него:

— Что?

— Год, — кричала я, — какой сейчас год?

— 1979, — догадка подтвердилась в тот момент, я была в семьдесят девятом, только на сто лет впереди, промахнулась.

Всучив ребенка прохожему в руки, я выхватила свою палочку и трансгрессировала на опушку, где трясущимися руками все-таки закрутила маховик обратно на сто лет.

В ту ночь мне удалось вернуться домой, оставив одного ребенка в 1926 году, второго в 1979 практически на улице. Я никому не рассказывала о том, что собиралась сделать, ни о том, что сделала, мне было страшно, и думала, что если не знает никто, то забыть будет проще. Но забыть не удалось, да и изменить будущее, наверное, тоже. Предсказаний на ту пору я больше не видела. Было что угодно, кроме того будущего, и мне нечего сказать про ребенка, помимо того, что это была милая девочка прошлого поколения.