За бортом (джен)

Девочка бьет неумело, наотмашь, с короткой истеричной попыткой остановить поток колющей правды.

Гектор не знает, в какой из моментов он догадался: в секунду представления — знакомая редкая фамилия, — угадал в чертах лица, в хитром прищуре синих глаз или насмешке губ. Или рассчитал по звездам на обложке знакомого дневника, которого больше не ожидал увидеть.

Равно как и родную дочь.

Барбосса смиренно уступает в споре, оставляя малютку Смит наедине с собственной светлой верой в законопослушного и ученого отца.

Сам же решает — жалеть или нет, что дочь не продала рубин, обеспечивая будущее, а расшифровала древние записи и угодила на палубу несчастливого корабля.

По пиратскому мнению, цена сокровищ выше новых знаний и раскрытия секретов науки.

Но у Карины свои цены и ценности — она же не пират (пока).

Обман вскрывается до жути просто и драматично; чувства вообще не в его духе.

Рукав задирается, оголяя кожу запястья — шрамы не складываются спасительно перекрещенными шпагами, перерезая на неровные части знакомую татуировку, переведенную со звездного неба напрямую в его жизнь.

Девочка даже на краю пропасти остается удивительно внимательной и догадливой.

— Кем я вам прихожусь? — голос едва дрожит на середине; не от страха.

У Карины мягкая маленькая ладонь, но держится она крепко; так, будто уже поняла, как должна была делать это всю жизнь.

— Сокровищем, — Гектор чувствует, как напрягаются голосовые связки в непривычной ласке; такое он не говорил даже портовым шлюхам в моменты опьяненного триумфа счастливого после-разбоя и пред-раздрая.

У нее радужка — ультрамарин успокоенного моря поутру; внутреннее солнце окатывает слезливым блеском детского счастья, обретения отца — и никакого разочарования, что он без звания кандидата наук.

Барбосса помнит такой же океан захлебывающегося восторга у ее матери в глазах и понимает настоящую суть сокровищ, ради которых не жалко и умереть.

Бесценная моя ценность.