1 шанс на 14 миллионов (джен)

Титан. Настоящее время

— Это он и был, — сказал доктор Стрэндж, чувствуя, как тело его рассыпается на невесомые хлопья, — единственный шанс на четырнадцать миллионов.

Тони Старк сделал к нему последнее движение, как будто пытался схватить за уже исчезнувшую руку, а потом пропал вместе с желтыми песками Титана, выжженым его небом и твердокаменной рухлядью, оставшейся от брошеных кораблей. Доктор до этого не единожды задумывался над тем, какая смерть изнутри, и вот — его затянуло в гигантский водоворот горчично-серых красок, протащило будто сквозь мясорубку, разделяя на две дюжины Стрэнджей поменьше и потоньше, и каждый из них видел каждого другого.

Их подняло в воздух и понесло мимо зарождающихся звезд какого-то другого космоса, мимо сияющих планет и коллапсирующих светил, мимо сверхновых, мимо сверхсверхновых, и еще дальше. Две дюжины Стрэнджей, если это все еще были они, расширялись вместе с тем, как расширялась вселенная, сталкивались со светом, который был попеременно то волнами, то частицами, и мир дробился вокруг, множился призмами, сходился во что-то одно и плавился в иное.

Сейчас, когда Камня Бесконечности на Стивене больше не было, он как никогда остро чувствовал растянутость времени, его бесконтрольность, граничащую с полным отсутствием. В какой-то момент ему даже показалось, что он летит — или падает — не сквозь незнакомую ему галактику, а внутри самого себя. И тут, внутри, было о чем подумать: например, что все это было напрасно.

Все на свете было напрасно. Он мог сдохнуть в той машине, мог опустить искалеченные руки после всех операций, мог стать просто консультирующим врачом в Нью Йорке. Всегда был бы кто-то другой — стал бы магом, остановил Дормамму, поселился в Санкторуме, защищал бы Камень ровно до того момента, как…

Теперь уже вихрилось его сознание. Он не помнил — до какого момента? Только что о нем же и думал, а вот уже сам момент пропал, за ним исчез и камень, и сюрреалистичная действительность вокруг. Где-то на остатке сознания Стрэнджу показалось, что вот сейчас он упадет на стул перед Старейшиной, а она, глядя в его полные космоса глаза, скажет, что все с ним в порядке, и тогда отправит дальше — но нет.

Все вышло совсем не так.

Доктор Стрэндж сидел на неровном камне, в тени обломка космического корабля, так и не сумевшего филигранно соприкоснуться с поверхностью Титана. Перед ним был Тони Старк, четверть его тела уже облетела тусклыми лепестками пепла, и он продолжал осыпаться. Питер Паркер, которого Стивен помнил лежащим на руках Старка и с ужасом признающимся в том, что он не хочет умирать, сейчас с недоверием и отчаянием говорил:

— Мистер Старк, что с вами?..

Стрэндж опустил взгляд вниз, себе под ноги. Обломки металла, каменное крошево, пепел, составляющий некогда плоть и кровь Железного Человека.

— Мистер Старк!

Ох уж эта паника в голосе. Стивен восхищался этим юношей — тот был таким живым, таким настоящим, каким Стрэндж не был никогда.

Что-то мелькнуло в его сознании что-то о том, каким он когда-то был. Как ощущение дежа вю, доля секунды, но он ее проворонил.

— Сделайте что-нибудь, доктор Стрэндж! Вы же маг! Вы же доктор!

Стивен поднял голову. Питер обнимал Тони Старка, вернее то, что от него осталось — не было теперь даже рук, чтобы он мог обнять юношу в ответ, — и пытался удержать его в этом мире всеми своими мизерными силами. И, конечно, не удержал: пепел соскальзывал с его рук, а кроме пепла ничего не было.

Стрэндж присмотрелся внимательнее — нет, не «ничего». В медленно разлетавшихся по чужой планете останках Тони Старка лежали теперь брендовые очки с прозрачными стеклам. Питер Паркер пока что их не заметил: он, поняв, что Тони больше нет, между гневом и скорбью выбрал первое:

— Да что же вы за маг такой! Мы вас спасать рванули на громадный инопланетный корабль, а вы сидели тут и даже пальцем не шевельнули, когда мистер Старк умирал! Отдали Камень Бесконечности ради того, чтоб он был жив, и вот: ни мистера Старка, ни Камня у нас больше нет!..

И тут Стрэндж вспомнил. Воронка его памяти раскрылась на полную, события развернулись в ретроспективе и он, уставившись на Питера полными космоса глазами, медленно произнес:

— А ведь это он и был. Один-единственный шанс на четырнадцать миллионов…