Грибная фея (джен)

В детстве маленький Антоша Долохов обожал слушать нянюшкины рассказы про грибы. Как она, нянюшка, ещё девчонкой эти самые грибы собирала — в далекой России, в родной Березовке, в Долоховке, имении родителей Антона, откуда огненным вихрем революции и гражданской войны унесло последних Долоховых вкупе с верной нянькой Аграфеной Демьяновной...

— А тут, у бусурман окаянных, и грибов-то не соберёшь, — вздыхала нянюшка. — Ровно как и не люди живут, прости их, Господи.

— Ничего, нянюшка, — обещал ей семилетний Антоша, — вот я вырасту — вернёмся мы с тобой в Долоховку и все грибы соберём!

Нянька гладила его по голове, кивала, а сама украдкой вытирала слёзы. Она знала, что вернуться обратно не получится.

Нянька оказалась права — но если бы она знала, кем вырастет её Антоша, она бы, вероятно, предпочла сгореть с ним в том вихре, что навсегда их вынес из России.

К счастью, ей этого узнать не довелось — старенькая нянька Аграфена Демьяновна умерла, когда Антоша закончил первый курс Дурмштранга. Умерла тихо, во сне, не дожив одного дня до приезда своего питомца.

— Я тебе наберу грибов, любых, — кусая губы, пообещал Антоша, стоя у свежей могилы нянюшки. — И белых, и лисичек, и груздей всяких...

Жизнь носила Антонина Долохова по всему миру — и в большей его части не было никаких нянюшкиных грибов. Так что, осев в Британии, Долохов решил выбрать время, да и наведаться наконец за грибами — растёт же здесь такое, это вам не проклятый Эль-Аламейн!

Однако решить-то он решил — но ему всё время что-нибудь мешало: то долги, то драки — а потом и вовсе появился Тёмный Лорд, и Антонину стало не до грибов.

А после он попал в Азкабан — в котором из грибов была одна лишь плесень на стенах.

А потом был побег, организованный вернувшимся из небытия Повелителем, и он сам, Повелитель, больше походивший не на человека, а на ту же азкабанскую нежить, и Антонин, едва окрепнув после побега, собрался всё же выбраться за грибами — хоть раз в жизни, которой и оставалось-то ему — шиш да маленько, как всё яснее он понимал с каждым прожитым бок о бок с Тёмным Лордом днём.

Оставалось лишь дождаться осени — или хотя бы лета. Летом ведь грибы тоже растут — а в таком сыром климате, наверное, и подавно.

В лес он выбрался в июле — и не пожалел. Грибов и вправду было много — и многие из них он, к собственному удивлению, откуда-то отлично знал.

— Так, это лисички, — радостно приговаривал Долохов, приметив несколько растущих рядом грибочков нежного персикового цвета, — вот это красноголовик — точно, срез потихоньку чернеть начал, это сыроежки.... нянька говорила, жарить их с картошкой хорошо.... белых бы грибов найти, они самые лучшие.

Белые (боровики, — вспомнил нянькино название Долохов) нашлись рядом с большим дубом — целое семейство. Самый крупный — весом фунта в три, наверное, если не все четыре — был размером чуть ли не с бладжер, ну, по крайней мере, шляпка. Тёмная, упругая, она казалась слегка бархатной на ощупь — и лишь один кусочек, ближе к краю, был объеден улиткой или слизнем.

— Вот вас-то мне и надо, — довольно сказал Долохов, примериваясь, как удачнее срезать всю грибную семейку. — Одним махом — семерых побивахом, как нянька говорила. Вот я вас сейчас!

Семейка боровиков, разумеется, не возражала.

Корзину он наполнил быстро — и, довольный и чуть ли не счастливый, аппарировал домой... в смысле, в Малфой-мэнор. Оставалось малое: грибы вычистить и приготовить — надо бы решить, как именно.

Поручать такое дело дурным британским эльфам Долохов не собирался и, усевшись в своей комнате, разложил грибы на письменном столе. Полюбовавшись, решил так: из белых сварить суп, а остальное пустить на жарёху. Пожарить с луком, потушить затем в сметане — и отлично. Жаль, укропа нет... но что поделать.

— Помыть сначала надо, — задумчиво сказал он, — а потом почистить. Или сначала почистить, а потом помыть? А, какая, к Мордреду, разница! — трансфигурировав в широкий таз очередную малфоевскую вазу (белобрысое семейство просто помешалось на вазах и павлинах!), он отправил туда свою добычу и, наведя на цель палочку, скомандовал:

— Акваменти!

На грибы обрушился водопад, и Долохов услышал тонкий и чрезвычайно возмущённый женский визг, сменившийся отчаянными ругательствами. А потом кусочек ножки самого крупного белого гриба отвалился, и оттуда вылезла... женщина. Крохотная — чуть больше дюйма — и абсолютно голая.

— ...Мать! — выдохнул Долохов, вспомнив, что в лесу он ради интереса съел кусок сыроежки — попробовать, действительно ли можно ли эти грибы есть сырыми. На вкус сыроежка была... сырая. Но после азкабанской баланды вполне приятная. — Это ж я теперь вроде Трэверса буду — только тому всё пятиногие восьмироги мерещатся, а мне голые бабы.

Женщина, тем временем, весьма воинственно потрясая крохотным сжатым кулачком, упёрла второй в левый бок и заговорила уже чуть спокойнее, с явной вопросительной интонацией. Ещё бы чуть погромче — и Долохов, возможно, даже смог бы разобрать слова.

— Сонорус! — Долохов направил палочку на собственную галлюцинацию. Не то, чтобы ему очень хотелось выслушать ругань — но интересно же, как ругаются глюки. На каком языке — по-русски, по-немецки, по-английски? А то и вовсе... как там — «рыбий язык», что ли? То есть насквозь выдуманный и непонятный. — Сударыня, а теперь ещё раз, пожалуйста.

— Ты хоть понимаешь, что наделал?! — напустилась на него женщина на отличнейшем английском. — Знаешь, сколько я тут всё себе выедала? А теперь что? Где я буду зимовать? А? Где, я тебя спрашиваю?! — она возмущённо тряхнула головой и тут же сердито откинула с лица упавшие на него кудрявые рыжие пряди.

— О как! — восхитился Долохов. — Она и правда разговаривает! Да ещё связно!

— В отличие от некоторых, — язвительно парировала дама. — Ты зачем мой дом срезал, а, паршивец? — спросила она возмущённо.

— Ваш дом? — искренне изумился Долохов, — срезал? Бомбардой дома разносил, было дело. Финдфайром жёг. Но вот резать дома мне как-то не доводилось.

— Идиот! — дама постучала себя по лбу крохотной ладошкой — вышло неожиданно звонко. — Ты гриб срезал? — она ткнула пальцем на боровик, на ножке которого стояла. — Так вот — я там, к твоему сведению, живу! Жила, — поправилась она.

— О-бал-деть, — с расстановкой произнёс Долохов, — так вы, сударыня, грибная фея? Раз в грибах живёте?

— А ты фея, видно, ножевая, раз срезаешь их? — ответила она, скрещивая руки на груди. — Называй меня как хочешь, но верни мне дом! Немедленно! А то пожалеешь! — пригрозила она.

— Этот гриб, что ли? — пожал плечами Долохов, — да не проблема! Он весь ваш, сударыня! Извольте забрать с собой! Суп варить из него я точно не буду — мало ли что там внутри!

Он вспомнил нянькину побасенку про солдата и суп из топора и громко захохотал.

— Сходил в лес по грибы, называется! — пробормотал он, отсмеявшись. — Кому расскажи — так не поверят!

— Ты и правда идиот, — вздохнула женщина. — Ты же его срезал! Он теперь погиб — и сгниёт через пару дней. Я его заколдовала — он бы рос себе и рос, сколько угодно! А ты его погубил. И теперь мне всё начинать заново! Ты хоть понимаешь, сколько это времени требует? — горестно воскликнула она. — Вот ищи мне теперь такой же большой гриб! И крепкий, — мстительно добавила она.

— А вам именно гриб нужен? — деловито спросил Долохов, которому неожиданно стало жаль лишившуюся дома «фею» — сам помнил, как это погано. — Кукольный домик, к примеру, не подойдёт? Я в одной лавке видел...

— Я что, похожа на куклу? — кажется, женщина обиделась. — Этот домик неживой — а мой был живым, — она вдруг всхлипнула и погладила ладошкой гриб, словно домашнего питомца. — Я же слышу их... всех, что на одной грибнице обитают... а ты-ы!.. — она снова всхлипнула и отвернулась.

Долохов увидел, как на гриб упали крохотные капли, а пышные рыжие кудри, укрывавшие плечи его маленькой собеседницы, начали характерно вздрагивать.

— Может, вам тыква подойдёт? — неловко спросил он. — Она ведь тоже живая.

Он подумал, что в малфоевском поместье наверняка сыщутся и тыква, и дыня, и арбуз — таскали же эльфы всё это добро на стол?

— Где ты видел в лесу тыквы? — женщина сердито обернулась, яростно стирая слёзы с глаз. — И что я, скажи мне, буду в этих тыквах есть? Я грибная фея, а не тыквенная! И потом, в них мокро — и они гниют от холода и сырости! А грибы стоять всю зиму могут! А ты... ты... знаешь, сколько лет я в нём жила? — она снова погладила гриб и воскликнула почти в отчаянии: — Вот откуда ты там взялся?! Там не ходит же никто!

— Да я специально место выбирал, где никто не ходит, — смущённо ответил Долохов. — Кто ж знал, что там грибные феи живут?

— Проверять надо, — буркнула женщина, глядя на него исподлобья. — Иди теперь, ищи мне новый дом. И меня с собой возьми — а то ты найдёшь... нет, ну что за люди! — не сдержалась она. — Вот как заколдую сейчас тебя — будешь знать, как чужие дома резать!

— Так если вы меня сейчас заколдуете, — с интересом спросил Долохов, — кто ж вам тогда новый дом отыщет? Трэверс? Вот верно говорят — волос долог, ум короток...

— Так это смотря как заколдовать, — усмехнулась женщина. — Нашлю плесень на твой уд, — она ткнула пальчиком в сторону его паха, — и посмотрим, что ты делать станешь. Гнить он может долго, — она снова усмехнулась, — ты за это время мне десять домов найдёшь. На выбор.

— Я за такое тебя пришибу, — зло пообещал Долохов, — тварь грибная. И ни десять домов тебе не понадобится, ни один.

— Это будет очень глупо, — пожала она плечами. — Вылечить тебя никто не сможет — и ты сгниёшь. Заживо. И умрёшь — как, впрочем, и я, — она понурилась и вздохнула. — Мы не можем долго жить без дома — умираем, как и срезанные грибы. Если ты мне не отыщешь новый дом, я умру дня через три, — её глаза вновь наполнились слезами, и она отвернулась.

— Ладно, не реви, — сердито ответил Долохов, с детства не терпевший женских слёз, — найду я тебе дом. Но вот если ты меня всё же заколдуешь — тогда помирай, дура, без всякой помощи. Нашла, чем пугать — я пятнадцать лет заживо гнил.

— И сейчас гниёшь, — кивнула она — и вдруг предложила: — Хочешь, вылечу? И зубы, и кожу?

— А ты что, можешь? — недоверчиво усмехнулся он. — Наши местные эскулапы сказали, что всё бесполезно. Ладно, забирайся ко мне в карман — пора в твой лес возвращаться. Тебе только боровик нужен? Белый гриб, в смысле?

— Смогу, конечно, — она задорно улыбнулась. — Гниль ведь это тоже гриб. Я любыми управлять могу. Дом найдёшь мне — вылечу, — пообещала она — и протянула к нему руки. — Помоги мне — я же не цветочная фея и летать не умею! И да — мне нужен только белый гриб. Такой, как этот, — она грустно кивнула на тот гриб, что ранее служил ей домом. — Большой. И никем не тронутый.

Долохов махнул палочкой, трансфигурируя лежащее на столике павлинье перо в деревянную шкатулочку с дырочками в крышке, и поднёс шкатулку к грибной фее.

— Прошу вас, сударыня, — пригласил он. — Транспорт подан. Пойдём грибы смотреть.

Та оглядела шкатулку, фыркнула и попросила:

— Посади лучше меня к себе на плечо! Мне оттуда будет лучше видно.

И снова протянула к нему руки.

— Вот все вы бабы, одинаковы, — хмыкнул Долохов, — только и норовите на шею сесть.

Он, не решаясь взять фею в руки — а ну как сломается? — подхватил её заклинанием и посадил себя на плечо.

— Удержишься хоть? — спросил он. — В шкатулке бы спокойно сидела, так нет — обзор ей подавай.

— Удержусь, — негромко проговорила она, и он почувствовал, как его волос легонько что-то коснулось. — Ай, какое на тебе заклятье тёмное, — ахнула фея — будто обожглась. И спросила: — Зачем тебе такое?

— На руке? — уточнил он, — а низачем. Вляпался по молодости, да теперь и не избавиться. Ты лучше, чем болтать, держись крепче, — и Долохов, недолго думая, выпрыгнул в открытое окно, чтобы без помех аппарировать в этот мордредов грибной лес.

— На руке, — задумчиво повторила фея — и вцепилась в его волосы.

Впрочем, больно ему не было — так, тянуло лишь немного, да и всё. Сама фея на ощупь была прохладной — словно гриб. И пахла так же — хорошим свежим грибом, только сорванным и сладким.

В лесу за время его отсутствия ничего не изменилось — да и что там могло измениться, собственно? Разве что зверь какой пробежит — заяц там или ёжик. Даже оборотней нет — он проверял. Не хватало ещё на этих блохастых тварей нарваться: помешать не помешают, но настроение изгадят. Оборотней Долохов, как большинство магов, очень не любил.

Фея на его плече, похоже, устроилась отлично: он чувствовал, как она там ёрзает, и, кажется, то встаёт, то вновь садится, держась то за волосы, то за воротник.

— Дуб ищи, — велела она. — Или дубы.

— А вязы не нужны? — перед ним как раз появился огромный старый вяз, под которым, по мнению Долохова, грибам было самое место.

— Мне нужны дубы! — раздражённо возразила фея. — У моих грибов с их корнями переплетается грибница. Ищи — их здесь много.

— Дубы так дубы, — спорить с женщинами Долохов отучился ещё в молодую пору. Толку чуть, а нервов куча. — Пойдём искать.

Дубы нашлись нескоро — зато много. И среди них отыскался, наконец, и нужный гриб — такого красавца Долохов заметил издали.

И не только он. Фея аж подпрыгнула и, с силой дёрнув его за волосы, закричала:

— Вот он! Вот, я вижу — нам туда!

Долохов подошёл к облюбованному феей боровику — да, гриб был, как на картинке: большой, крепкий — не гриб, а подарок судьбы. Он осторожно опустил фею на землю и сказал:

— Ну вот, мадам, заселяйтесь. А я пока чары вокруг брошу — чтобы никто больше к этим дубам за грибочками не подошёл.

Фея спрыгнула на землю и, обойдя гриб вокруг, постучала своими маленькими кулачками по его ножке, а затем вонзила в неё свои острые, как у хищного зверька, зубки.

А потом обернулась к Долохову, оглядела его пристально и велела:

— Раздевайся.

Долохов ожидал чего угодно, только не этого.

— Зачем? — оторопело спросил он, отступая на шаг назад.

— Ты исполнил обещание — время мне сдержать своё, — пояснила фея. — Я сказала, что вылечу тебя — и я это сделаю. Раздевайся.

— Ну, если так, — и Долохов, проверив, нет ли кого поблизости (ежиное семейство, птицы и мелочь вроде жуков-пауков), начал раздеваться.

— Ложись, — велела фея, когда он закончил. И даже пояснила: — Слишком ты высокий — неудобно.

Долохов плюнул — фигурально, правда, расстелил мантию на траве и лёг.

Некоторое время он ничего не чувствовал — а потом ему показалось, что из-под его кожи на подошвах и между пальцев на ногах словно тянут что-то очень-очень тонкое. Больно не было — скорее, несколько щекотно и чуть-чуть прохладно. Длилось это долго — а потом исчезло. Затем по его левой ноге пробежали крохотные ножки, и он увидел, как малютка склонилась над его пахом, тоже крайне неприятно пострадавшим во время заключения. Фея потопталась там немного, помахала ручками — а потом словно начала катать невидимый клубок между ладонями, и Антонин снова ощутил то чувство тяги и щекотки.

А потом в какой-то момент он его увидел — тот клубок. Серовато-белый, словно бы из паутины. Он всё рос и рос, а фея всё катала и катала его между ладоней — а когда закончила, тот размером был почти что с её голову. Она стиснула клубок в ладонях, сжала, сплющила — и... быстро его съела, похоже, с явным удовольствием.

— Мордредов хрен, — выдохнул Долохов.

Фея глянула на него как-то хищно — и перебежала выше, сперва на грудь, а затем и взобралась на лицо. И приказала:

— Открой рот.

Он подчинился — и она опять начала катать невидимый сперва клубок между ладошками, а у Антонина заломило зубы, а потом уже и весь рот. На сей раз это вовсе не было щекотно — было больно, но Долохов терпел: и не такое доводилось.

А потом всё кончилось — как не было.

— Руку тебе вылечить? — деловито поинтересовалась фея. — В остальном я всё закончила.

— То есть? — не понял он, — ты и Метку убрать сможешь?

— Есть грибы, которые могут съесть твоё проклятье, — кивнула фея. — Только это будет неприятно и не быстро — думаю, что нужно будет много дней. Может, даже пол-луны понадобится. Если хочешь, я их подсажу тебе — а когда они закончат, ты придёшь ко мне, и я их заберу — чтобы они не съели твою магию. Они могут — с голоду.

— Хочу, — быстро сказал он, — а у других — сможешь? Метку убрать?

— У других — это у кого? — спросила фея, спускаясь с его щеки на грудь. — Меткой ты зовёшь своё проклятье? Почему?

— Так понятно же — пометил нас Лорд, как баранов, — зло сказал Долохов, — вот и Метка. А другие — наши, кто к Лорду сдуру сунулся. Хотя бы паре человек помочь сможешь? Мы отслужим!

— Я могу убрать заклятье и с других людей, — кивнула фея. — Пускай каждый, кто захочет этого, принесёт мне по грибнице вот таких грибов — но из других лесов, — она махнула ручкой в сторону найденного ей Долоховым боровика. — Каждый из своего. Она прячется под землёй, — пояснила фея, — и доставать грибницу надо аккуратно — иначе всё погибнет. Кто живую принесёт — того вылечу. А тебя могу сейчас, — она подошла к его руке и потрогала своей ручкой кончик нарисованного змеиного хвоста. — Но ты будешь болеть, — предупредила фея. — Будет больно, плюс ощущение, словно бы ты отравился. Сильно. Ты готов?

— Переживу, — ответил Долохов, — и не такое терпел. Значит, грибницу принести? Из разных лесов?

— Из разных — и живую, — кивнула фея, снова касаясь кончика хвоста нарисованной змеи. — Когда весь рисунок пропадёт — приходи ко мне, я заберу гриб, — велела она — и, присев на корточки... укусила его за руку. Укус оказался неожиданно болезненным — а потом у Антонина возникло ощущение, что ему под кожу запустили что-то едкое. Фея выпрямилась, вытирая крохотный окровавленный ротик, и, облизнувшись, повторила: — Сразу приходи. Съев чужую магию, он возьмётся за твою. Не лечись ничем, — предупредила она — и потребовала: — А теперь опусти меня на землю. Мне пора обустраивать свой новый дом.

Долохов осторожно опустил её на землю и, поднявшись с травы, набросил на себя мантию, испачканную травяным соком.

— Спасибо тебе, — тихо произнёс он. — Если я могу что-то для тебя сделать — только скажи.

— Можешь, — тут же отозвалась фея. — Заколдуй мой кусок леса так, чтобы люди сюда не ходили — никогда и никакие! От животных дом свой я сама укрою — а вот для людей магия моя слаба, — она вздохнула.

— Так я и собирался, — удивился Долохов, — сказал же — чары брошу, чтобы никто не сунулся.

— Вот и будет тебе служба, — довольно сказала фея. — Только так зачаруй, чтоб зверьё любое проходило! И ступай домой и спать ложись — ты скоро заболеешь.

— Тут в лесу кабаны водятся, — предупредил Долохов, — их тоже пропускать? А то ведь эти твари так всё перероют, что и грибница не выживет.

— Кабаны меня не тронут, — рассмеялась фея. — Я от них сама всё зачарую... мне только с людьми не справиться, — она вздохнула и добавила: — Мы на вас слишком похожи — вот нам и не защититься.

— А кто вы вообще такие? — негромко спросил Долохов. — Про вас разве что сказки рассказывают. Я сначала подумал, что ты просто морок какой.

Он вспомнил, что говорилось о феях — декоративные существа со слаборазвитым интеллектом, не умеющие говорить — и криво ухмыльнулся. У него половина знакомых была дурнее этой феи, да и разговаривали те же Крэбб с Гойлом куда хуже.

— Постой, — удивился он. — А где твои крылья? У фей же крылья должны быть? Ты вообще кто?

— Ты совсем дурной? — фея покачала головой. — Я живу в грибах — подумай сам, зачем мне крылья? Они есть у цветочных фей — так у них там ветер постоянно, и на месте они не сидят, у них бабочки-стрекозы, вот и отрастили. А мне тут за кем гоняться — за улитками? Да и сыро тут для крыльев. Не нужны они. А кто я — ты сам сказал, — она нетерпеливо переступила с ноги на ногу. — Фея я. Что глядишь так озадаченно?

— А почему все говорят, что у вас мозгов как у котёнка? — спросил Долохов.

— Мне кажется, тебе следует спросить об этом тех, кто говорит так, — иронично заметила фея. — Впрочем, я тебе скажу: потому что люди нас не понимают и почти не слышат. А волшебник понять может — но ведь он не слышит тоже, верно? Без особого заклятья. Ты воспользовался им — и можешь разбирать теперь, что я говорю. Без него наши голоса напоминают для вас писк — я думаю, поэтому. Мне ведь тоже сложно понимать тебя, — она взлохматила волосы на затылке. — Для меня ты говоришь очень медленно и ужасно низко... но вполне понятно, если вслушаться.

— Ладно, — кивнул Долохов. Его начинало лихорадить, а во рту пересохло, и он облизал как-то враз потрескавшиеся губы. — Я сейчас...

Он удобнее перехватил палочку и быстро зашептал заклинания, накладывая на этот кусок леса магглоотталкивающие чары, а затем — для магов — чары, отвлекающие внимание. Немного спохватившись, оставил лазейку для себя самого.

— Готово, — хрипло произнёс он. — Принимайте работу, сударыня.

— Я поверю тебе на слово, — ответила она. — Я не понимаю этих чар — мы плохо знаем ваше колдовство. Те, кто принесут грибницу, смогут отыскать меня?

— Сейчас, — он пробормотал ещё несколько заклинаний. — Теперь смогут.

— Хорошо, — она кивнула — и добавила сочувственно: — Ступай домой. Тебе будет плохо — и тебе покажется, что твоя рука гниёт. Но не бойся — так и надо.

— Я своё уже отбоялся, — устало сказал Долохов. — Прощайте, сударыня. И спасибо вам.

Он низко поклонился — до земли, как говорила нянька, и аппарировал в малфоевское поместье.

Надо было переговорить с теми, кто захочет освободиться от полученного в дурной молодости рабского клейма.