Проводник (джен)

Холодный лабиринт зазеркалья никогда еще не выглядел таким огромным и негостеприимным: так и не сумев создать прочную связь с местом назначения, Катэль совершенно сбился с пути и теперь просто шагал, все время поворачивая направо. Тупиков здесь не существовало, и поэтому возвращаться было незачем, а коридоры тянулись бесконечно. Но сколько уже прошло времени? По ощущениям, безумно много. Не меньше недели. Теперь-то было как никогда легко поверить в рассказы Тамхаса и других о том, что зеркальные маги слишком часто сходят с ума здесь, в Нижнем мире, и уже никогда потом не находят пути назад. Вот почему их осталось так мало — тех, кто смотрит в зеркало и видит там отражение других стран, континентов... миров.

А если Катэль останется здесь — станет еще одним меньше.

Заледеневшее зеркало во всю ширину прохода появилось на его пути внезапно: так, как будто выскочил и ошеломил пугливый заяц. Быть может, сама Среброликая Виеллерель наконец его услышала и снизошла до него своей милостью. А может, он ей просто наскучил, и его решили отпустить. Дрожа от волнения и от невыносимого холода, сковывающего суставы пальцев, маг нацарапал на стекле несколько знаков, и мутное отражение его лица постепенно исчезло. В стекло с обратной стороны ударил сноп желтоватого света.

Щурясь, Катэль шагнул прямо в него, молясь, чтобы это оказалось солнце. Так и вышло: в высокое окно в чьем-то рабочем кабинете бил настойчивый свет. Он падал на большое высокое зеркало и, отражаясь от него, подвижными белыми пятнами ложился на бумаги и бледные руки с крапинками веснушек. Левая держала в пальцах потрепанное черное перо.

Хозяин этих рук среагировал на внезапное вторжение сразу же, едва увидел незваного гостя: он вскочил, уперся гибкими пальцами в стол, и, когда его спина заслонила собою солнце, стало возможным различить его светлое лицо, обрамленное рыжими кудрями, которые в солнечных лучах вспыхнули ярким огнем. Очень знакомое лицо.

— Эмилиан! — хрипло сказал Катэль. В лопатки ему неожиданно уперлось холодное твердое стекло. Когда и почему он успел сделать шаг назад? Неужели испугался?

Эмилиан обошел стол и осторожно приблизился. Его левая рука зачем-то теребила ворот блио рядом с ключицей, сминала и разглаживала вышитую кайму. Совсем рядом, касаясь беспокойных пальцев, по шее проходил плетеный шнурок из кожи. То, что на нем висело, скрывала ткань блио, но Катэль быстро догадался, что это может быть: волшебный кристалл, осколок виолита в серебряной оправе. Знак ордена Найрун. Он сам носил такой же.

Ухватив-таки пальцами шнурок и больше не выпуская его, Эмилиан обошел незваного гостя по кругу, цепко всматриваясь в его облик. Добравшись до зеркала, он провел над ним ладонью и в сосредоточении наморщил лоб, глядя на реакцию. Отражение пошло легкой рябью, и тогда маг слабо улыбнулся: его гость прошел именно через зеркало, вышел из зазеркалья, а не пересек твердый предмет при пространственном перемещении. Значит, это свой, это маг-проводник, а не чужак под странным чумазым мороком. Значит, это и правда он...

— Надо же... Это ты. Ровно такой, каким я тебя и запомнил. Ни капельки не изменился... — тут мужчина наморщил лоб и, отпустив шнурок, потер пальцем переносицу: — только вид у тебя... совсем не для выхода в свет. Что с тобой было?

Катэль покосился на успокоившуюся зеркальную гладь — и увидел там свое отражение. Выглядело оно неприятно: прямые черные волосы сбились в колтуны и облепили виски, скулы проступили еще четче, чем раньше, глаза выглядели запавшими из-за темных кругов под ними, а орлиный длинный нос венчала запекшаяся царапина. Его смуглая кожа выглядела еще темнее из-за засохших пятен грязи; грязь покрывала и всю его свободную накидку с вышитым гербом королевства, и тунику под ней. На правой туфле дохлым червем свернулась засохшая водоросль.

Катэль протянул руку, коснулся щеки, потом оцарапанного носа. Отражение повторило все его движения. Он. Точно он.

Теперь ему стало по-настоящему стыдно. В смущении Катэль даже перешел на «вы»:

— Прошу прощения, виконт... Но разве меня не было так долго?

— Граф, — поправил Эмилиан, — давно уж граф. Отец умер пять лет назад и передал титул мне. Теперь скажи мне, Катэль, как ты считаешь: как давно мы виделись в последний раз?

— Минуту назад я ответил бы, что не позже недели назад. Но теперь... пять лет...

Когда Катэль в замешательстве замолчал, Эмилиан медленно покачал головой, не отводя взгляда от его лица. Речь его, как и движения, была медленной, степенной и совершенно не вязалась с обликом юного, не больше двадцати двух лет, молодого человека, но Катэлю она была привычна именно такой.

— Двадцать лет прошло с тех пор. На прошлой неделе у нас в Исе отмечали Свадьбу Солнца. Год двести восемнадцатый от провозглашения Веркинджеса.

— Двадцать... Ты не шутишь? То есть нет? Совсем? — голос Катэля мгновенно упал, и, даже закашлявшись, маг не сразу его вернул. Земля пошатнулась и ушла из-под ног, но граф поймал его под руку и удержал.

— Ничего... ничего. Сейчас пройдет. Тебе нужно присесть. Да и мне тоже.

Сели они с молчаливого согласия друг друга прямо на мягкий ковер под ногами. Выглядели оба примерно так же, как и двадцать лет назад, потому и узнали друг друга мгновенно, но у каждого для этой мистической молодости была своя причина — своя маленькая тайна, известная лишь очень немногим.

— Двадцать лет... — все бормотал Катэль, качая головой. — Двадцать лет. Как это возможно? Я ведь все это время провел в зазеркалье. Это было... — «не дольше недели», — совсем недолго.

— Так ты не умирал?

— Умирал. Кажется... Кажется, меня закололи кинжалом. Со спины. Да. Теперь я помню.

— Вот оно что. Кто это сделал?

— Королевич. Бринэинн. Погоди, откуда ты знаешь?

— Об этом все королевство знает, — ответил граф и на миг стиснул зубы и зло прищурил глаза. Новость, которую он озвучил следующей, далась ему нелегко: — Его Высочество объявил после той ночи, что это ты убил короля и королеву, что попытался убить и их с сестрой, но погиб сам. Так что ты враг государства посмертно, дружище. Новость, конечно, уже давняя, но все равно без морока на улицу тебе лучше не выходить.

— Что? Вот же он... — Катэль задохнулся от негодования и смолк. Он, конечно, предполагал нечто подобное; он знал и прежде, что королевич его не терпит так же сильно, как королевна радуется — причем, взаимно — его обществу, но чтобы двойным предательством отблагодарить за спасение от смерти? И неужели королевна ничего не могла сделать с этой ложью? Ведь она же все видела... ведь видела же?

Видя, как тяжело он задумался, Эмилиан потрепал друга по плечу и ловко встал.

— Но я тебе верю, так что не беспокойся об этом. У меня еще много новостей. Приведи себя в порядок, переоденься — думаю, в моих вещах найдется что-то на тебя, — и обсудим остальное за обедом. И знаешь, я рад тебя видеть. Добро пожаловать назад.

Глядя на его спокойное лицо, неторопливые, флегматические движения, могло показаться, что ни одно происшествие не может выбить Эмилиана, графа Иса, из колеи надолго. Так оно обычно и было. Он мог переупрямить любую беду.

Катэль принял помощь и, крепко ухватившись за протянутую ему руку, тоже встал с ковра. Колени все еще мелко подрагивали, так что он старался думать о чем-то нейтральном. Например, о ковре. Или о солнце. В свете солнца курчавый ворс ковра напоминал графские волосы.

В коридоре Эмилиан остановился, прислушался и, завернув за угол, сразу обнаружил там служанку. Ее Катэль не помнил, и неудивительно: на вид ей было не больше двадцати пяти.

— Юстина, поручаю моего гостя твоим заботам. Подбери ему чистую одежду из моих запасов и помоги принять ванну. Уборку закончишь потом. И передай на кухню, чтобы приготовили больше еды, — сказал он, веско кивнул и, развернувшись, направился к себе в кабинет. Звонкое «Уже выполняю, милорд», несмотря на кажущуюся неспешность графа, прозвучало уже в пустоту.

Юстина подняла глаза на Катэля и тут же внимательным взглядом отметила вышивку на его изодранной грязной накидке. Герб королевства — меч, увитый красным вереском, — все еще легко угадывался в переплетении разноцветных нитей.

— Как прикажете к вам обращаться, милорд?

— Киар, — сказал Катэль, вспомнив, о чем ему только что рассказал граф. — Киар. Просто по имени.

Служанка с пониманием кивнула. Время от времени у графа случались в гостях люди, которые не желали быть узнанными. Этот оказался из таких же — ну что ж, хорошо. Она замечательно знает, как в таком случае следует себя вести.

— Как скажете, Киар. Идите за мной, я отведу вас в ванную комнату.

Чувство ностальгии, посетившее Катэля в коридорах замка, вызвало у него легкое головокружение. Еще бы: если хозяин сего места стал иным, лишь постарев глазами да обретя несколько новых тонких морщинок, то замок, в котором он провел в сумме, пожалуй, не меньше года жизни, не изменился совсем, ни капли. Приходилось намеренно сдерживать свои шаги, чтобы не обогнать служанку и своим избыточным знанием не вызвать лишних, пусть и немых, вопросов.

Скромно поклонившись, Юстина открыла перед ним широкую, почти квадратную, деревянную дверь, пропустила вперед и сказала, не поднимая склоненной головы:

— Я должна подобрать вам одежду. Не сочтите за дерзость.

— Понимаю. — Маг сбросил с плеч накидку, расшнуровал пояс и горловину туники и отдал все это служанке. Секунду поразмыслив, ей же вручил штаны. Вздрогнул: его оголившейся кожи коснулся холодок, исходивший от каменных стен.

— Простите, — и женщина закрыла за собой дверь.

Оставшись один, Катэль свободно осмотрелся и впервые испытал нечто сродни облегчению: ванная комната изменилась. Роскоши, присущей владельцу богатого графства, в ней не убавилось: серебро и хрусталь по-прежнему украшали все предметы обихода, но светильников из кристаллов виолита, оплетенных медью, стало намного больше. Золотистая крошечная точка, точно замурованный солнечный зайчик, ровно, без всплесков, горела внутри каждого из дюжины темных камней, разгоняя темноту. Ни свеч, ни факелов здесь не было вообще, а такие же камушки, только намного меньше, были наполовину погружены в водопроводную трубу. Она тоже оказалась тщательно оплетена апельсиново-рыжей медью.

Катэль недоверчиво потрогал оплетку, затем четырехгранный вентиль. Двадцать лет назад такой роскошный водопровод могли позволить себе только в столице, а светильниками из осколков окружали себя лишь волшебники его крови да богачи-любители экзотики. Неужели за эти годы технологии кристаллов стали так популярны и в провинции?

Он провел пальцем по медной защите, затем повернул вентиль и мягко убрал пальцы. Прозрачная ледяная вода хлынула в деревянную ванну, и осколки виолита, погруженные в трубопровод, стали чуть светлее. Катэль прикрыл глаза, втянул носом воздух, ожидая почувствовать в нем знакомый сладковато-металлический привкус, но не испытал ничего — и укоризненно уставился на медную оплетку. Только этот материал являлся надежной защитой от ядовитых испарений, непрестанно выделяемых виолитами, и сейчас Катэля это немного расстроило. Но он знал, зачем здесь стоит защита — вернее, он знал, почему Эмилиан ее до сих пор не снял. Тайну своего дара мага-проводника граф охранял тщательно и с самого детства: так приучили родители.

Поэтому пришлось смириться — тем более, что вода уже нагрелась. Всего за минуту, как и обещал некогда изобретатель этой системы. За эту воплощенную идею он получил немало звонкого золота — частью прямиком из рук короля.

Сбросив оставшуюся одежду, маг с наслаждением погрузился в горячую ванну. Быстро прибывающая вода тотчас помутнела. Грязи на его коже было немного — почти вся осела на одежде, — но на волосах оказалось немало пыли, да и запекшаяся кровь на спине в том месте, где кинжал некогда пронзил плоть и добрался до сердца, сразу начала отмокать и частью растворяться в горячей воде. В холодных кончиках пальцев закололо, по коже пробежала дрожь. Катэль зажмурился и улыбнулся: хотя бы сейчас он смог совершенно расслабиться. Пускай это ненадолго, пускай меньше, чем через час, ему придется рассказывать свою историю — ту, от пугающе реальных призраков которой не мог отделаться ни на минуту, блуждая по лабиринту... но сейчас это неважно.

Древние советовали ловить момент, и он так и поступил. Согрелся, смыл пыль и грязь; когда служанка принесла одежду и полотенца, кивнул ей, отпуская, и Юстина снова скрылась с глаз. Когда вода стала совершенно непрозрачной, Катэль решил, что ему хватит, выбрался из нее и стал одеваться. Одежда, шитая на графа, пришлась ему впору, но очень не хватало любимой теплой накидки — той самой, с гербом. Без нее волшебник едва ли сумел бы сохранить в себе столько воли к жизни, сколько ему потребовалось, чтобы не сгинуть в бесконечных коридорах и выбраться — пускай и спустя столько лет. Жаль, что отныне этот герб вызывал у него жестокое отторжение, равно как и все остальное, как-либо связанное с королевской семьей.

В коридоре Катэль поразмыслил немного, воровато огляделся и, не обнаружив никого поблизости, уверенно пошел по направлению к западной лестнице: оттуда, минуя комнаты для слуг, в детстве они быстро и незаметно попадали так в столовую. По правую руку от него остался архив, слева — библиотека, в противоположном конце коридора — спальня графини, сестры Эмилиана. Когда-то все трое крепко дружили — с самого детства. Их объединяло очень многое. Узнать бы, что стало с их дружбой теперь и осталось ли от нее еще хоть что-то...

Обеденный зал был освещен куда более привычно, чем ванная комната: светом из широких окон и парой десятков толстых восковых свечей в массивных канделябрах. За спиной Эмилиана, задумавшегося в старом графском кресле, полыхал и свистел недавно растопленный камин.

Увидев Катэля, граф встал и раскинул руки, точно намереваясь обнять его, если бы не было между ними расстояния в десять футов и препятствия в виде стола. Во второй раз старый друг встретил путешественника гораздо более радушно: за прошедших полчаса он обстоятельно обдумал сложившуюся ситуацию, проанализировал ее и потому позволил себе в нее поверить. Вместе же с пониманием пришли и некоторые вопросы, на которые сейчас мог ответить лишь Катэль — бывший и давным-давно объявленный мертвым придворный маг короля Тайернана из рода Веркинджеторик.

Жестом граф поприветствовал гостя, все так же, молча, пригласил сесть за накрытый стол. Оба изрядно проголодавшиеся, хозяин и гость сперва молча ели. При этом они оба собирались с мыслями — но Катэль думал, как бы не заблудиться в порядке событий, которые ему предстоит изложить, а Эмилиан размышлял, с чего начать расспрос. По-хорошему, стоило бы начать с того, что Катэль не стал ни звать служанку, ни дожидаться ее и своим подозрительным знанием замка не мог не вызвать у Юстины излишних сомнений... впрочем, немногочисленные слуги этого замка все равно не знают о его хозяевах практически ничего. Лишняя крупица подозрений ничего сейчас не изменит. Не страшно — просто придется быть еще немного осмотрительнее в дальнейшем.

Рассудив так, мужчина отставил тарелку, придвинул к себе стаканы, откупорил пузатую бутылку вина и наполнил до половины каждый из них. Он подал своему гостю один и сказал:

— Ну что ж. Рассказывай. Что на самом деле случилось там, во дворце?

Катэль вздохнул, опрокинул в себя половину содержимого стакана и мимолетно поморщился. Вино было крепким и старым — то есть, отменным. Откашлявшись, когда стало жарче в горле, он придвинулся ближе к столу, чтобы опереться о столешницу локтями, переплел пальцы на затылке, и тихо, едва перекрывая своим голосом треск горящих поленьев, заговорил:

— История не такая уж и долгая. Все началось поздно вечером, незадолго до лунного зенита. Я засиделся за работой... у себя в кабинете и внезапно понял, что кто-то пытается пробраться во дворец.

Маг провел руками по лицу, коснулся переносицы, потер ее пальцами и вздохнул. Память отзывалась так быстро и так послушно воспроизводила по порядку события той давней ночи... И вот Катэль уже говорил снова, а перед его глазами один за другим вставали яркие образы.

Прежде всего, ему на ум пришло тонкое и неприятное, ни с чем не сравнимое чувство дрожания внутренних струн, возникающее от того, что кто-то пробирается сквозь оповещающую волшебную паутину. Маг вскинул голову, сощурился и прислушался. Даже сердце замерло в груди вместе с дыханием, чтобы не мешать слушать и осязать. Перо в его пальцах, перемазанное чернилами, застыло над бумагой. Он вспомнил, что недавно окунул его в чернильницу, только тогда, когда бросил перо на стол, и от косого среза по чистой бумаге растеклась жирная клякса.

Его Величество Тайернан Веркинджеторик в последние несколько лет страдал исключительной формой паранойи. Помимо своих основных обязанностей, Тамхас и Катэль ежедневно с ног сбивались, проверяя и перетягивая защитные заклинания во всех уголках замка. Однако же, до сей поры Катэль и не догадывался, что этот нудный ежедневный ритуал, который в этот вечер он закончил совсем поздно, окажется хоть отчасти полезным. Отчасти — потому, что король слишком сильно рассчитывал на Тамхаса, и изменения в структуре защитного поля могли ощутить лишь они двое — они, его создатели.

Решив, что не помешало бы сообщить ночной страже о своих догадках, Катэль взял со стула теплую накидку, надежно закрепил фибулой ее края и, очертив вокруг себя круг тишины, вышел из кабинета на галерею, залитую тусклым светом убывающей луны. Ночами во дворце было так тихо, что одиноких блуждающих по нему людей, прислугу или стражников, нервировал любой посторонний звук: планировка старого замка была такова, что эхо многократно усиливало и делало поистине пугающими любые стуки и шорохи. Неудивительно, что король, живя здесь всю жизнь, стал параноиком.

Именно круг тишины позволил Катэлю остаться незамеченным: слабые чары поглотили даже его возглас, который он сумел прервать, зажав рот рукой. Он метнулся обратно в тень, за угол, и увидел, как люди в одинаковых темно-серых одеждах с капюшонами хватают за руки упирающуюся королеву Риннон в ночной сорочке. Ее муж, король, лежал на полу, наполовину скрытый дверным проемом, и был подозрительно недвижен.

Нападавших было трое, а в руках одного из них солнечным светом полыхал и искрился странной формы клинок. Лишь потом Катэль понял, что уже видел такой кинжал, даже знал, где его можно взять, но тогда это было едва ли не самым последним, о чем он подумал. Сейчас его мысли занимали совсем иные вещи. Король и королева!

Королева толкнула острым локтем в живот одного, отдавила ногу другому и, вырвавшись, с криком «Стража!» побежала прочь по коридору, который соединял королевские покои и зал для заседаний. Фигуры в сером бросились за ней, скрылись за поворотом, и тогда Катэль, озираясь и держа руки наготове, подбежал к королю.

Он оказался еще жив и сразу заметил своего придворного мага. Его искаженное от боли лицо вдруг осветилось странной, изломанной улыбкой.

— Это не ты совершил... теперь я знаю. Тогда ты сможешь спасти... детей и Риннон. Помоги им спрятаться...

— Ваше Величество, не беспокойтесь, я вам помогу. Все будет хорошо, — пробормотал маг. Его вдруг охватил неведомый прежде, сковывающий, ледяной страх. Где-то рядом разгуливали убийцы, неизвестно, насколько их много и куда подевалась стража от королевских покоев, а у Катэля при себе всего два кристалла, дающих проводнику энергию для колдовства, и дар пересекать зеркальную гладь. Не самый добрый расклад.

А еще — умирающий король на руках.

Катэль разорвал горловину окровавленной королевской сорочки, провел рукой над раной — и приторный запах виолитовых паров внезапно ударил ему в нос. Теперь-то он все увидел и понял: края раны сворачивались и чернели, кожа вокруг нее сморщивалась, старея прямо на глазах, а вытекающая кровь имела лиловый оттенок. Именно так влияли испарения волшебных виолитов на всех, кто не являлся магом, способным подчинить себе их силу, но клинок из виолита, пустивший яд камня прямо в кровь, действовал намного скорей и надежней. Лучший лекарь королевства не спас бы монарха от такой раны. Даже Тамхас здесь не справился бы.

Откуда-то издалека донесся отчаянный вскрик. Женский. Похоже, королева не успела докричаться до стражи и пала очередной жертвой чьих-то коварных стараний. Катэль почувствовал, как внутри у него все похолодело. Происходящее казалось причудливым мрачным сном. Он, наверное, просто уснул за бумагами...

Прохладная вялая ладонь коснулась его руки, и он опомнился.

— Дети... Моя бедная Риннон... — прошептал король, и глаза его, взглядом устремленные в лицо Катэлю, остекленели. Мужественное лицо, еще вечером, при традиционном пожелании монарху доброй ночи, выглядевшее совсем молодо, сейчас предстало перед ним лицом дряхлого старика. Катэля передернуло.

— Дети... — шепотом повторил Катэль и задумался. Телепортировать во дворце он не мог: давным-давно, еще во время последней реставрации, во всех комнатах по приказу короля в стены вмуровали крошечные амфоры со святой водой из озера Солнца и вырезанными на хрустальных бляшках защитными рунами. Произносить что-то сильнее телекинеза не представлялось возможным нигде во дворце, помимо кабинетов советника и придворного мага. Во всех остальных местах заклятия просто не срабатывали, и обойти этот блок было невозможно. Таким образом, Катэль оказывался в явном проигрыше перед нападавшими, и лучшим способом выйти победителем из этой борьбы было лишь одно: добраться до королевских детей первым и увести их из дворца. А отсюда, от королевских спален, он знал как минимум два пути к их покоям.

Освежив заклятие тишины парой пассов, Катэль бросился по коридору бегом. Задыхаться он начал уже через минуту, но осознание важности совершаемого дела душило усталость и гнало его вперед и вперед.

На этот раз маг успел первым, и тут тоже почему-то не оказалось стражи: ни у входов, ни в коридоре. Но, не вдаваясь в долгие рассуждения, он смело открыл дверь в покои королевича и вошел, оставив ее чуть приоткрытой, чтобы успеть услышать чужие шаги.

Королевич Бринэинн спал очень чутко и вскочил, едва на него упала тень. Схватив с тумбочки кинжал, он сжал ножны левой рукой, намереваясь обнажить клинок. Отчего-то он сильно нервничал.

— Какого демона вы здесь забыли? Прочь отсюда, сейчас ночь!

— На дворец напали, Ваше Высочество. Вы должны уходить сейчас же! — звонким полушепотом ответил Катэль. Не поверить ему, запыхавшемуся и взъерошенному, было невозможно.

— Правда? Что-то я ничего не слышу, — фыркнул Бринэинн в ответ. Катэля он всю жизнь терпеть не мог, и тот, пускай и не знал точных причин, отвечал взаимностью, насколько это было возможно. Но сейчас такое отношение могло обернуться трагедией, и Катэль, собравшись с силами, медленно повторил:

— Это правда. Но если вам плевать на себя, позвольте помочь хотя бы вашей сестре.

— Вы слишком многое себе позволяете! Уходите, я сказал!

Катэль почувствовал, что начинает сердиться. Это было опасно, но сдержаться он уже не мог.

— Я видел, как ваших родителей убили! Я поклялся, что спасу хотя бы вас! И я никуда не уйду, потому что я должен защищать вас обоих!

Королевич задиристо глянул ему в лицо, раскрыл рот для ответной реплики — и понял, что маг не сдастся и выгнать его отсюда без помощи не получится. Тогда он смирился и сунул ноги в туфли, а над грудью затянул ленты плаща. Кинжал же он так и понес в руках.

— Ладно, — буркнул он.

— Только потом я понял, что он наверняка о чем-то знал. Моя новость его совсем не удивила. Возможно, он и сам был замешан в этом. Участвовал в заговоре, — задумчиво сказал Катэль. — Он мог желать королю смерти. Ведь именно Мирри была старшим ребенком, а не он. По воле Тайернана корона, скорее всего, досталась бы ей.

— Ты считаешь, что Бринэинн пошел на преступления против страны ради власти? Это серьезное обвинение, — спокойно возразил Эмилиан. Он не удивился: наверное, и сам подумывал об этом. — Чтобы выдвинуть его, нужны очень надежные доказательства.

— Мы раскроем всю правду, — уверил его Катэль и вернулся к своему рассказу.

Бринэинн позволил Катэлю войти в комнату сестры первым и плотно закрыл за собой дверь. Подойдя к кровати королевны, он громко и настойчиво прокашлялся.

— Ой! — увидев, что в комнате она уже не одна, королевна резко села в постели и натянула одеяло до подбородка. Даже в полутьме Катэль ясно различил, как ее щеки вспыхнули. — Брин, чего тебе надо? Ой! И вы здесь...

Она смутилась, замолчала и отвела взгляд. Бринэинн дернул ее за рукав.

— Не время жеманность из себя строить! Вставай и собирайся. Мы пока отвернемся.

Королевна послушно зажгла свечу и зашелестела атласом и шифоном.

— Что случилось?

— Ничего, Мирри. Просто нам надо прогуляться, — отрезал он, знаком демонстрируя Катэлю, что он сделает, если тот сейчас проболтается. Знак — большой палец, перечеркивающий горло поперек, — был предельно понятен.

— Всем троим? — пискнула Мирри.

— Точно. Молодец.

— Отстань.

Какое-то время в полутьме был слышен лишь шорох ткани, а Катэль в это время изучал взором комнату, ища пути к отступлению. И нашел. То, что он изначально принял за незанавешенное окно, оказалось зеркалом, и это его здорово обрадовало. Вот и он, готовый путь на свободу!

— Закончила там? — вновь подал голос Бринэинн. Он действительно сильно нервничал.

— Почти... Да! Все!

Мирри надела самое простое из всех своих платьев, сверху накинула плащ и натянула перчатки. Бринэинн только хмыкнул, так и не найдя, к чему придраться.

— Отлично. Тогда мы уходим.

В ответ на его слова мигнула свеча: откуда-то потянуло сквозняком. Мирри заслонила огонек ладонью и вздрогнула: чуткий девичий слух различил чьи-то шаги. На гулкое топанье закованной в латы стражи они не походили.

Катэль тем временем уже дышал на стекло, чтобы начать переход. Можно было обойтись и без этого, но так знаки ложились лучше. И, чего греха таить, так выглядело намного эффектней. А как только он убрал пальцы, зеркало зарябило, затрепетало, и все отражения предметов исчезли с блестящей глади: за стеклом теперь простирался вдаль длинный арочный коридор.

— Главное, закройте глаза. Вас с непривычки зазеркалье может сбить с толку.

Мирри застыла, впившись взглядом в зеркало и тщетно пытаясь различить там свое отражение. Бринэинн встал рядом.

— Это что там, нижний мир демонов? — подозрительно спросил он, хотя и сам знал ответ: да. Королевна вздрогнула и взглянула брату в лицо. А шаги за дверью тем временем становились все четче.

— Ну же! — поторопил маг, озираясь. Он подал руку королевне и вздрогнул, когда она приняла помощь и почти обожгла его пальцы своей горячей ладонью. Глубоко вдохнув, точно ныряя, Мирри зажмурилась, приподняла свободной рукой подол платья и шагнула в потусторонний коридор. Когда ее рука выскользнула из его пальцев, Катэль оглянулся на Бринэинна. Тот покачал головой, не отводя взгляда от богато украшенных ножен в своих руках.

— После тебя. Никак иначе.

— Это невозможно. Сразу за мной проход закроется, и вам останется только объявить, что придворный маг сбежал сам и украл вашу сестру прямо у вас из-под носа.

Шутку Бринэинн не оценил. Одарив напоследок мага тяжелым взглядом, он молча повернулся к нему спиной и гордо шагнул в зеркальный коридор. Катэль обернулся, бросил на пол пару огненных росчерков, которые силой взрыва смогут разбить зеркало, если кто-то из преследователей подойдет слишком близко, и легко, привычно вошел в проход. Он знал: за его спиной по стеклу вновь пробежала рябь, и через секунду все отражения вернулись ровно на те места, где и были прежде.

Из озера в королевском парке, оттуда, где черная вода на мелководье отражала в подробностях кроны стоящих поблизости деревьев, Катэль вышагнул последним, но осмотреться не успел: сзади его схватили на накидку и сильно дернули. Ленты впились узлом в горло, мир перед глазами померк, и, не дав ему просветлеть, а Катэлю — опомниться, Бринэинн ударил его кинжалом в спину.

В глазах потемнело от боли и холода: сердце сжалось и замерло. Последним, что Катэль запомнил до полной черноты, оказалось:

— Надоел! Ты слишком сильно мне мешаешь...

Когда же он пришел в себя — уже в одиночестве, — над озером занимался рассвет. Вода, все еще черная и совсем спокойная, по-прежнему прекрасно отражала окружающий мир. Катэль поежился от холода, пронизавшего все тело за неподвижную ночь, — и обнаружил, что на его руке больше нет кольца, тяжелого перстня с виолитом. Он согнул палец — и нижняя фаланга заныла: на костяшке осталась длинная царапина. Кольцо сдергивали с пальца с немалой силой.

— Когда я заметил, что на мне нет кольца, — Катэль посмотрел на тыльную сторону правой ладони, точно ожидал, что перстень все еще там, — я понял, что дело совсем плохо. Его скручивали с моего пальца явно не на память. Наверное, он решил, что я мертв. По крайней мере, до того момента, как, вернувшись за моим телом, его там не обнаружили.

Невольно Эмилиан взглянул на собственные руки. Его массивное кольцо-печатка с гербом графства — двухструнной серебряной лирой — несло на себе огромный магический груз. Он бы ни за что не позволил себе так просто его утратить, ведь когда-то давно, лет двадцать шесть-двадцать семь назад, Эмилиан и его сестра, Майя, поняли, что хотят оставаться молодыми как можно дольше. Они нашли нужный им ритуал в библиотеке отца (так несправедливо погибшей в огне, когда нагрянули перемены к худшему) и провели его, использовав как носитель кольца своего рода. С тех пор они должны были всегда носить их при себе и оберегать от разрушения: этот ритуал мог сработать всего один раз в жизни и не повторялся, даже если маг ошибался в какой-то его части, проводя его впервые. Но награда за точность была велика: с тех пор каждый год жизни мага растягивался на десять лет, а убитый каким-либо способом, помимо собственной болезни или старости, через некоторое время он вновь возвращался к жизни. Катэлю досталось похожее долголетие, но иным путем: он говорил, что получил его от Тамхаса, но ни Тамхас, ни Катэль категорически не желали распространяться о любых подробностях.

— И что было дальше? — спросил граф, подняв глаза. Льдисто-голубые, почти прозрачные, они удивительно сочетались с его яркими, огненно-рыжими волосами и очень светлой кожей с мелкими крапинками веснушек. В одном его ухоженном внешнем облике можно было за лигу почуять дворянина. Настоящий аристократ, какого не испортишь ни лохмотьями, ни женским платьем.

— Я ушел назад в зазеркалье, но на этот раз не знал точно, куда ведет мой коридор. Думал, поброжу, успокоюсь и решу, куда податься, но... Я и не знал, что это окажется так сложно — вернуться. Луной клянусь, там прошло всего несколько дней, может, неделя! А здесь... двадцать лет.

Катэль закрыл лицо руками и резко выдохнул.

— Удивительная история, — скромно отметил граф. Все равно Катэля станут расспрашивать еще не раз — тогда-то он и задаст вопросы, которые покажутся ему наиболее важными. — Спасибо за нее. Ну, а теперь я могу рассказать тебе о том, что пропустил ты. Но говорю сразу: новостей много. Так что лучше задавай мне прямые вопросы.

Катэль ответил не сразу: он постепенно возвращался в реальность. Отняв руки от лица, он окинул взглядом знакомую обстановку, сощурился на жаркий камин, отпил из стакана еще и, наконец, спросил:

— Откуда такая нескромная россыпь виолитов у вас в ванной? Неужели Тамхас наконец-то добился того, чтобы нас признали?

Мужчина отрицательно покачал головой, поджав губы и прикрыв глаза, и сам потянулся за вином.

— О, ты ошибаешься. Нас ненавидят еще пуще, чем прежде. Ненавидят и боятся. Тамхас рассказывал нам об этом, как о пережитке давнего, еще за королем Тисом, прошлого, — что ж, теперь мы все увидели сами. Уже двадцать лет как всех проводников отмечают татуировками, облагают двойным налогом, запрещают даже приближаться к виолиту под страхом казни. А знаешь почему? В смерти короля и королевы обвинили тебя. То есть, проводника. Мага нашей крови. Церковь раздула из этого огромный скандал, а новый король только знай себе маслица в огонь подливал. Правда, мне и Майе удалось перехитрить их проверку, а до обычных магов и до простых людей им большого дела нет и не было.

Эмилиан говорил об этом, как о чем-то привычном, бытовом. Катэль понимал, почему так, понимал, что Эмилиан прожил с этим столько лет, но все равно, как ни пытался, не мог просто принять все как есть. Ему нужно было поверить, но так не хотелось. Казалось — он подсознательно убеждал себя в этом, — что это все просто слова. Страшные рассказы о прошлом. Не более того.

— А ты в это веришь? Что это я на самом деле их и убил, а сейчас сижу и плету здесь с три короба вранья, чтобы оправдаться? — напряженно спросил он. Эмилиан улыбнулся этому, как шутке.

— Я тебя знаю с самого детства. Признаюсь, такой вариант я просчитывал, но вскоре понял, что это бессмыслица. Так что нет. Не верю и не верил. Я просто делал так, как и говорил нам Тамхас: я ждал. Он говорил нам: однажды ты явишься и расскажешь нам, как все было. Так и произошло. Твой отец все знает куда лучше нас. Может быть, он просто видит будущее? — полувопросом закончил граф и нахмурился: видно, этот вопрос не впервые встревожил его.

Тамхас. Советник короля — уже, наверное, бывший? Его приемный, но на самом деле самый что ни на есть родной отец. Очередное упоминание о нем заставило Катэля наконец задуматься: что с ним? Он все еще жив? Ведь отец отдал ему свое собственное долголетие незадолго до трагедии. Неужели он на самом деле все знал? Может быть, Тамхас и вправду видит будущее, но никому об этом не рассказывает?

— Тамхас... — выдохнул Катэль и вздрогнул: чувство вины захлестнуло горло, перехватив дыхание, и ему пришлось откашляться, чтобы голос его вновь стал звонким, отчетливым: — Скажи мне: он до сих пор жив? С ним все хорошо?

Эмилиан как будто ждал именно этого вопроса: теперь он расслабленно откинулся на высокую спинку кресла и переплел пальцы перед собой. Резная спинка кресла, подсвеченная трепещущим пламенем, нависла над его макушкой, будто корона.

— Да, с ним все в порядке. Он по-прежнему живет в столице и ждет тебя. Великий магистр не из тех, кто так легко сдается, ты и сам это знаешь. И орден его, то есть, наш, никуда не исчез. Нам только пришлось усилить меры предосторожности, чтобы нас не раскрыли. О, это так бодрит каждое утро!

Катэль вдруг поморщился, как будто ему стало больно.

— Я... Мне нужно с ним встретиться, и как можно скорее!

Он привстал, собираясь выйти из-за стола, но Эмилиан даже не сдвинулся с места. На вежливом неподвижном лице скользнули вверх только четкие светлые брови:

— Погоди, Катэль. А как же заветы гостеприимства? Если ты не останешься до следующего рассвета, то не выполнишь обязательство гостя и оскорбишь меня. Тамхас ждал тебя много тысяч дней, и еще один день ничего не изменит. А ты пока обдумаешь, что хотел бы ему сказать. Ты знаешь, что хотел бы сказать ему первым?

Катэль открыл рот, простоял так пару секунд, пораженно его захлопнул и сел на место. Пальцы его левой руки машинально скользнули в волосы и несильно потянули за прямые пряди.

— Действительно. Ты прав: я этого не знаю. Извини... я останусь до завтра. Не подумай ничего такого.

— Ничего. Я ведь тоже рад тебя видеть, — с едва различимым укором ответил граф. — Но не волнуйся, до завтрашнего дня я изготовлю для тебя амулет с мороком, и ты сможешь уйти. Прошло довольно много времени с тех пор, но в столице тебя все еще могут помнить. А мы не можем позволить себе ни единой ошибки.

— Спасибо тебе. Правда, спасибо.

— Всегда рад тебе помочь, Катэль. Мы ведь почти как братья.

Мужчина встал и обратился к камину. Он ткнул кочергой в алеющие яркие дрова — и одно из них рассыпалось на пышущие жаром осколки; тогда, отставив инструмент, Эмилиан подбросил еще несколько тонких клиновидных поленьев и отряхнул руки от древесной пыли. Он обернулся:

— Мы, кажется, немного отвлеклись. Может, я смогу ответить еще на несколько твоих вопросов?

— Да... пожалуй, мне есть о чем спросить. Итак, откуда у вас там столько камней? Твой отец ведь... ну, ты знаешь об этом получше меня. Он ведь даже сразу не позволял Тамхасу тебя учить.

— Да, знаю, — кивнул граф, — он очень не любил вспоминать о своем даре. Когда он полюбил мою маму, она стала для него важнее всего. А тот ремонт затеяла Майя. От меня ей нужно было только разрешение... как видишь, ей удалось его получить. Понимаешь, несколько... хм-м... — граф смолк, посмотрел на свои руки, согнул пальцы по одному и продолжил: — да, четыре года назад в паре лиг к северо-западу от Исы мы обнаружили крупную виолитовую жилу. Сестра была счастлива.

Последнюю фразу Катэль не понял, но решил не уточнять. Вскоре он встретится и с Майей тоже, тогда и поговорит с ней сам.

— Хм. Неплохо. А как тебе удалось обмануть проверку? Я думал: тех, кто работает с виолитом, проверяли б еще пристальнее, чем всех остальных.

— Это так. Но я занимаюсь виолитом довольно давно, с тех самых пор, как мы стали разрабатывать ту жилу. Наблюдаю за шахтерами и ищу способы уменьшить вред от испарений с помощью зелий. Я знаю, как должно выглядеть недомогание от виолита, и сумел очень похоже его изобразить. Научил и Майю. Нам поверили.

— А как же ваши ауры?

— Я это предусмотрел. Местный чтец ауры был в ту неделю в отлучке. Я сделал церкви щедрое пожертвование от графства, и он повез отчет и долю в столичный храм. Обычная ситуация, ничего нестандартного.

— Каков хитрец, — ухмыльнулся Катэль. Он обожал истории о том, как маги обманывают церковников. Жаль только, ему нечасто доводилось их слышать. Уж явно не чаще, чем выслушивать заунывные отчеты служителей церкви: титул придворного мага обязывал присутствовать при короле всюду, за исключением его сна. Казалось, что это все закончилось буквально вчера, так что он пока еще не успел соскучиться по церкви.

— Согласен. И даже до сих пор удивлен, что все получилось. Я ведь знал, что испытание ауры нам не выдержать. Пришлось изощряться, — граф развел руками, втайне крайне довольный, и снова пригубил вино. После паузы его тон стал мрачнее: — Но Тамхас отмечен. Его ведь знает как мага-проводника вся страна, а может, и весь мир. Он никогда бы не смог обмануть их.

— Что значит «отмечен»?

— Тем, кого обнаружат, делают татуировку, букву «V» на тыле кисти правой руки зеленой краской. Они начинали с клейма раскаленным железом, но после пары инцидентов отказались от этого. Ну, а кисти, к тому же, всегда на виду.

— Что за инциденты?

— Один из магов тайком пронес с собой камни и взорвал церковь, когда его клеймили. Правда, восстания у него так и не получилось, но хлопот он нам прибавил. В первые несколько лет мы собирались у Тамхаса всего раз или два за целый год: было слишком опасно. Повсюду бродили ищейки и отслеживали любые изменения в магическом поле. Так они большинство проводников тогда и поймали. Находили при себе виолиты — сразу казнили. Но нас не так уж и мало, виолит легко спрятать при помощи нашей магии, а к каждому проводнику храмовника не приставишь. И для отметины всегда есть перчатки. Так что сам понимаешь: живем. Живем дальше.

— А еще — ты не отмечен. Поэтому тебе легко рассуждать, — возразил маг.

— Ты ведь тоже. Ничего, я и тебя научу притворяться, — пообещал граф. — Станешь таким же, как я, таким же свободным.

— Юстина предупредила, что у нас гости, — вдруг раздался голос со стороны входа, из-за спины Катэля; узнав его, он вздрогнул и попытался обернуться, но высокая спинка стула не позволила увидеть происходящее позади. Это и не понадобилось.

Пощелкивая каблуками сапог по каменному полу, Майя стремительно обошла ближайший к ней край стола и встала рядом с братом, чтобы разглядеть как следует их гостя. Одета она была в платье-амазонку темно-бирюзового цвета, сшитое из того же материала, что и блио графа, — значит, откуда-то приехала верхом. На нее это было так похоже.

— Погоди-ка, ведь я тебя знаю... О! — воскликнула она через несколько мгновений напряженного молчания, и ее щеки пошли пятнами, а глаза гневно заблестели. Взмахнув тонкой рукой, пальцы которой так и тянулись, кажется, сжаться на его горле, Майя резко отвернулась — так, чтобы Катэль мог видеть лишь ее затылок — и, тут же сменив тон на очень, даже излишне бодрый, обратилась к Эмилиану:

— А у меня новости! Очень важные! Спешила как могла!

— Майя? — позвал Катэль, но остался без ответа. Даже ее плечи не дрогнули. Демонстрировать обиду Майя умела всегда, а сейчас было очевидно: это настоящая и сильная обида. Но за что конкретно на этот раз?

— Что у тебя? — спросил Эмилиан, поняв, что от пышущей энергией сестры сейчас никуда не деться. Флегматичный и оттого воспринимаемый как излишне медлительный и даже скучный, он страдал всякий раз, когда Майя об этом забывала: в такие минуты он просто не успевал следить за ее мыслью.

— Я нашла проводника в пещере. Мертвого! Давно лежит, это точно. Он сам весь окаменел, стал прозрачный, а в груди торчит кинжал! Но я ничего не трогала.

— Не трогала, потому что не смогла вытащить кинжал из камня? — до странного весело уточнил граф.

— Да, ну и что с того? — вскинулась Майя, хотя и понимала, что это добрая насмешка. — Сам знаешь, в таких случаях колдовать опасно!

— Знаю, конечно. Тогда чего ты хочешь?

— Поехали со мной обратно, мне нужна помощь! Я чую, это что-то важное!

Эмилиан взглянул на Катэля. Майя качнулась туда же, но успела себя одернуть.

— Я не могу оставить его одного. Это невежливо.

Майя картинно надулась.

— Но мне правда надо! Ну вот! Ты меня не любишь.

Она развернулась — снова-таки так, чтобы Катэль не смотрел ей в лицо — и попыталась уйти, но Эмилиан немедленно поймал сестру за локоть, притянул к себе, обнял за плечи другой рукой и поцеловал в висок.

— Конечно, люблю. Но я правда не могу сегодня. Давай завтра, ладно?

Майя закивала, расплылась в довольной улыбке, но стоило ей бросить очередной взгляд на Катэля — и улыбка померкла. Дробя шагами тихое эхо, графиня покинула обеденный зал так же быстро, как и вошла. Катэль прислушался к убывающему эху и вздохнул.

— Она так сильно обижена на меня, да?

— Да. Но это было давно, — откликнулся граф. — Я и не думал, что она настолько злопамятная. Подожди немного. Она скоро вернется.

— А что случилось-то?

— Ты ведь не сообщил ей, что исчезнешь так надолго, — хмыкнул Эмилиан и потер переносицу. Катэль возвел глаза к небу, будучи не в силах выразить все то, о чем сейчас подумал. Конечно, она не знала, что там, у него, произошло на самом деле, но...

Снова стали слышны торопливые шаги. Майя влетела обратно в обеденный зал и сходу влепила Катэлю пощечину. Ее глаза пылали, веснушки скрылись под гневным румянцем, коралловые губы сжались в жесткую полоску. В минуты гнева графиня отличалась от своего брата внешним обликом сильнее, чем когда-либо еще, тогда как во сне и в равнодушии их легко можно было перепутать. Но и при всем этом она оставалась странно красивой: еще лучше, чем обычно.

Катэль отшатнулся. Щека его вспыхнула, и только усилием воли он удержал свои руки внизу.

— Майя! Погоди... успокойся.

— Не сейчас! — отрезала Майя и размахнулась снова. Катэль поймал ее за предплечье и удержал, не позволив ударить себя еще раз. Она дернулась, но освободиться не смогла — и гневно выдохнула сквозь сжатые зубы.

— Убери свои руки!

— Успокойся! Выслушай меня хотя бы! Да что с тобой?!

— Со мной все в порядке! — отчеканила Майя, свирепо сверкая глазами, и дернулась еще раз, но Катэль все еще ее не отпускал: боялся очередной пощечины. — А вот ты просто взял и сбежал! Каково мне было это понимать?!

Катэль медленно выдохнул и сосредоточился, чтобы не сказать ничего лишнего: сейчас ему следовало успешно применить все то, чему он научился для общения во дворце. Только успешно. Иного не дано.

— Майя, послушай. Веришь ты или нет, но я готов поклясться тебе солнцем, луной и своей жизнью: я не знал, что прошло так много времени. Я думал, миновала всего неделя. Может быть, две. Не больше. Я все это время пробыл в зазеркалье, — сказал Катэль, вглядевшись в ее глаза снизу вверх. Он намеренно понизил голос, зная, что только это заставляет прислушиваться к собеседнику. Крик в этом случае — самый плохой помощник.

Майя все равно упрямо мотнула головой. Она схватила его за запястье другой рукой и, дернув за него, все же освободилась — но сразу отпустила его и отступила назад. Ее губы заалели и теперь дрожали, глаза странно блестели, а щеки пылали пурпурным огнем. Из-под бирюзовой амазонки пробилось настойчивое золотое сияние камня, разбуженного смятением хозяйки.

— А предупредить тоже не мог? Хоть как-то? — попыталась она, судя по всему, воззвать к его совести. Катэль же развел руками настолько, насколько смог это сделать, сидя вполоборота.

— Если бы я мог, ты бы обязательно узнала в числе первых. Это правда. Я хотел сказать вам, но я заблудился там и все силы тратил лишь на то, чтобы найти выход и не сойти с ума... Нижний мир совершенно бесконечен. Я... так рад, что выбрался и вижу тебя и Эмилиана снова.

Майя задумалась, а потом с усилием отвела взгляд. На ее щеке что-то блеснуло, и Катэль мысленно возликовал. Получилось!

Но почти сразу он понял: это слеза. Чувство восторга мгновенно притупилось. Не зная, что сказать, чтобы все опять не испортить, Катэль встал, обошел стул и, осторожно обняв Майю за плечи, прижал к себе.

Она дернулась и шмыгнула носом. Леди не пристало вести себя таким образом, но ее чувства можно было понять. Все, кроме этого:

— Не трогай. Я еще не совсем тебя простила.

— Почему? — озадачился маг. С его точки зрения, все было просто и логично. Он все объяснил и убедил Майю, значит, он прощен. Все теперь хорошо — почти хорошо, памятуя о неприятном осадке чувств, в которых, однако, все же не был напрямую виновен. Но Майя оказалась совсем непонятной — какой, впрочем, всегда казалась обоим ее друзьям-мужчинам, брату и Катэлю:

— Просто не трогай.

— Может, тогда перемирие, по крайней мере? — нашелся Катэль, послушно отступив на шаг назад. Майя, подумав, кивнула и подала ему руку — тонкую, с синеватым рисунком вен на тыльной стороне ладони.

— Перемирие, — повторила она и даже улыбнулась, стирая со щеки одинокую слезу. — Извини за ту пощечину. Может, тогда хоть ты мне поможешь? Мне правда очень нужно вернуться в ту пещеру. Я чувствую, там что-то не так. И еще там точно остался виолит. Жила не иссякла.

Эмилиан нахмурился. Что-то в ее последней фразе сумело его зацепить.

— Какая жила? Ты была в заброшенной шахте? Королевской? Ты совсем с ума сошла? Майя!

— Нет! Я тебе потом на карте покажу. Правда...

— Майя, — повторил Эмилиан громче. Его лицо не изменилось, но взгляд потяжелел: глаза его стали медленно темнеть. Это был верный признак того, что граф начинает сердиться. Чтец ауры сейчас отчетливо бы увидел, как золотисто-синее марево вокруг проводника темнеет и становится гуще.

Женщина, сдаваясь, подняла раскрытые ладони и слабо улыбнулась.

— А-а! Ладно. Ты угадал. Но она почти на нашей границе с герцогством. Почти наша. Это не опасно. Можно?

Майя обошла стол и невозмутимо села рядом с братом, то и дело поглядывая на Катэля немного настороженно. Видно было, что она все еще не решила и не знает, чего от него можно ждать. И — она все еще ждала от него ответа.

— Майя, пожалуйста, не делай так больше. Прошу тебя уже в четвертый раз. Я не могу тебя ограничить, и ты это знаешь, но Луна не откажет мне в услуге приглядеть за тобой. Она это отлично умеет.

— Только не она, — поморщилась Майя. — Только не Луна! Ладно. Одна я туда больше не пойду. Так можно мне тогда взять с собой Катэля? Катэль, ты пойдешь со мной?

Маг быстро взглянул на графа. Тот покачал головой.

— Нет. Я еще не сделал для него амулет с мороком, а без него идти туда слишком опасно.

— Там даже охраны нет!

— Значит, будет у тебя.

— Наглый шантажист.

— Непослушный ребенок.

— Вредина!

— Попрошу Тамхаса. Он сходит с тобой, если тебе так сильно надо, — Эмилиан встал с кресла, запахнулся в плащ и прикрыл глаза. Сквозь неплотно задернутую на его шее ткань пробилось острое золотое сияние виолита.

— Ты что! Не смей! — всполошилась Майя. Она попыталась схватить брата за локоть, но ее пальцы прошли насквозь, а темная аура начавшейся телепортации обожгла ей руку. Графиня отчаянно затрясла рукой, пытаясь избавиться от жжения под ногтями, и огромными глазами уставилась на брата, постепенно исчезающего из виду. Из всех возможных способов быстрого перемещения он использовал самый плавный и наименее затратный — тем более, что точно знал, где должен оказаться в итоге. При этом, данный способ выглядел еще и наиболее эффектно.

— Все равно мне надо к нему. Думаю, вы встретитесь завтра же, Катэль. Я скоро вернусь.

Его улыбка, адресованная Майе, была уже совсем прозрачной. Еще миг — и его контур окончательно растворился в отсветах камина.

Проводив брата взглядом, Майя вздохнула и села ровно. Румянец до сих пор не сошел с ее обычно бледных щек.

— Опять обхитрил. Не такой уж он и зануда, каким кажется... — протянула она вполголоса, взяла с ближайшего блюда печенье и, снова вспомнив про Катэля, посмотрела ему в лицо: — Ты как? Только честно. За вранье убью.

— Сейчас все хорошо, — Катэль даже смог улыбнуться, несмотря на то, что, внезапно оставшись наедине с Майей, он кожей ощутил неприятное напряжение. В присутствии Эмилиана было легче думать и соблюдать паузы, но теперь, в его отсутствие, нужно снова быстро и без права на ошибку подбирать слова. Как тогда, еще давно, и даже в детстве. Они ведь росли практически вместе, и только поэтому Катэль знал: он справится. Так же, как и всегда справлялся.

— Как там, в Нижнем мире? — спросила Майя.

— Холодно и темно. Сплошные коридоры в никуда. Но мне все время казалось, что за этим скрывается нечто большее.

— Нечто большее... — эхом повторила она и надкусила печенье. Пара крошек упала на амазонку и зацепилась за шнуровку на груди. Графиня небрежно смахнула крошки и вздохнула, продолжив: — Завидую. Мне бы не хватило энергии там погулять. Тебе ведь ее вовсе не надо, когда ты разрисовываешь зеркало и идешь сквозь него. Не то что мне...

Катэль скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула, раздраженно глядя на Майю. От растревоженных ею воспоминаний его вновь пробрал холод зазеркалья, и кожа под одеждой совершенно отчетливо покрылась мурашками. С трудом Катэль сдержал дрожь.

— Завидуешь? О чем ты? Это было ужасно.

— Неправда. Это удивительно, — возразила молодая графиня с блеском в глазах. Маг в ответ едва удержался от того, чтобы фыркнуть.

— Постоянно такое чувство, что за тобой кто-то наблюдает. Мне это не по душе.

— Ах, вот как... тогда да, не очень, — Майя передернула плечами и покосилась себе за спину — так, на всякий случай. — Но говорят, что в зазеркалье хранится все то, что было уничтожено или пропало из нашего мира. Провалилось под землю, как они говорят.

— Да, знаю. Тамхас рассказывал когда-то давно.

— Точно, и мне тоже. Интересно, а можно ли что-то оттуда вернуть сюда?

Услышав ее слова, Катэль вскинул руки перед собой и замотал головой.

— Даже не думай об этом. Я на зеркала в ближайшее время и смотреть не захочу.

— А в дальнейшее? — Майя подалась вперед. Ее сверкающий взгляд наполнился предвкушением упрямого ребенка, который уверен, что все равно получит то, чего так хочется. Катэль поднял бровь: он искренне не понимал ее интереса. Помимо того, конечно, что Майя всегда, сколько он ее помнил, была именно этим, упрямейшим ребенком. Но должно же было хоть что-то измениться за столько лет?

— Зачем тебе это?

Опомнившись, Майя снова села ровно и бережно расправила оборки на рукавах платья. Ее голос зазвучал непринужденно, и кто угодно другой, но только не Катэль, ей с легкостью поверил бы:

— Хочу кое-что выяснить. Виолиты ведь родом оттуда? А я как раз их изучаю. Составляю пары, к примеру, помогаю Тамхасу. Нашим это полезно.

— Нашим? Ты о чем? Только не говори, что уговорила его...

— Говорю, Катэль. Да, я в вашем ордене. В вашей компании, — усмехнулась Майя и, сощурившись, свела плечи за спиной до хруста в позвонках, точно кошка. — Ты даже не представляешь, чего мне это стоило, но я была убедительна и неотразима. О да.

Говорить о том, что ради этого ей пришлось до полусмерти напугать Тамхаса прямо на одном из дворцовых балов, Майя не стала. Может, она когда-нибудь потом расскажет эту историю. Тогда она сильно рисковала: не только своим положением и репутацией (да чего уж там, как будто возможно было испортить ее еще сильней), но и всем тем, чего уже тогда добилась в глазах великого магистра Тамхаса Найруна. Так или иначе, она поставила на карту все — и выиграла. Хотя и получила потом на орехи и от брата, и от мастера...

Улыбка, широкая и самодовольная, вновь расцвела на ее губах от приятных, озорных и азартных воспоминаний. Катэль подозрительно взглянул на нее и понял, что графиня смотрит сквозь него. Он не стал ее тревожить и тоже взял с тарелки печеньице. От него еле уловимо пахло корицей, и ее запах всколыхнул смутные воспоминания. Когда-то он жил там, где полно корицы... Когда-то, когда был совсем маленьким...

Опомнилась Майя сама. Вздрогнула, огляделась по сторонам, устремила взгляд на Катэля и, вспомнив, видно, обо всем, что сегодня произошло, встала и поманила его за собой.

— Устал ты, наверное. Пойдем, поищем для тебя комнату.

Катэлю осталось только последовать за старой подругой, дивясь ее наблюдательности, ранее ей несвойственной. Несколько раз Майя, заглядывая в комнаты, качала головой и шла дальше, но вскоре их неровный путь закончился: она нашла то, что искала. Графиня позвала горничную, с ее помощью устроила Катэлю место для сна на давно никем не использовавшейся кровати и ушла, напоследок задиристо сказав:

— Утром я сплю допоздна. Не буди до рассвета, если не хочешь поссориться снова.

— Хорошо, не буду. Доброй ночи, — легко согласился маг.

— И тебе того же, — полушепотом отозвалась графиня. Ее рыжие локоны напоследок еще раз блеснули в свете огня, сочащегося сквозь приоткрытый дверной проем из коридора, и исчезли, когда дверь закрылась. Луна, тускло мерцающая в окне, достигла зенита, а значит, наступила вторая часть ночи, отведенная Богиней людям для отдыха.