Проводник (джен)

Холодный лабиринт зазеркалья никогда еще не выглядел таким огромным и негостеприимным: так и не сумев создать прочную связь с местом назначения, Катэль совершенно сбился с пути и теперь просто шагал, все время поворачивая направо. Тупиков здесь не существовало, и поэтому возвращаться было незачем, а коридоры тянулись бесконечно. Но сколько уже прошло времени? По ощущениям, безумно много. Не меньше недели. Теперь-то было как никогда легко поверить в рассказы Тамхаса и других о том, что зеркальные маги слишком часто сходят с ума здесь, в Нижнем мире, и уже никогда потом не находят пути назад. Вот почему их осталось так мало — тех, кто смотрит в зеркало и видит там отражение других стран, континентов... миров.

А если Катэль останется здесь — станет еще одним меньше.

Заледеневшее зеркало во всю ширину прохода появилось на его пути внезапно: так, как будто выскочил и ошеломил пугливый заяц. Быть может, сама Среброликая Виеллерель наконец его услышала и снизошла до него своей милостью. А может, он ей просто наскучил, и его решили отпустить. Дрожа от волнения и от невыносимого холода, сковывающего суставы пальцев, маг нацарапал на стекле несколько знаков, и мутное отражение его лица постепенно исчезло. В стекло с обратной стороны ударил сноп желтоватого света.

Щурясь, Катэль шагнул прямо в него, молясь, чтобы это оказалось солнце. Так и вышло: в высокое окно в чьем-то рабочем кабинете бил настойчивый свет. Он падал на большое высокое зеркало и, отражаясь от него, подвижными белыми пятнами ложился на бумаги и бледные руки с крапинками веснушек. Левая держала в пальцах потрепанное черное перо.

Хозяин этих рук среагировал на внезапное вторжение сразу же, едва увидел незваного гостя: он вскочил, уперся гибкими пальцами в стол, и, когда его спина заслонила собою солнце, стало возможным различить его светлое лицо, обрамленное рыжими кудрями, которые в солнечных лучах вспыхнули ярким огнем. Очень знакомое лицо.

— Эмилиан! — хрипло сказал Катэль. В лопатки ему неожиданно уперлось холодное твердое стекло. Когда и почему он успел сделать шаг назад? Неужели испугался?

Эмилиан обошел стол и осторожно приблизился. Его левая рука зачем-то теребила ворот блио рядом с ключицей, сминала и разглаживала вышитую кайму. Совсем рядом, касаясь беспокойных пальцев, по шее проходил плетеный шнурок из кожи. То, что на нем висело, скрывала ткань блио, но Катэль быстро догадался, что это может быть: волшебный кристалл, осколок виолита в серебряной оправе. Знак ордена Найрун. Он сам носил такой же.

Ухватив-таки пальцами шнурок и больше не выпуская его, Эмилиан обошел незваного гостя по кругу, цепко всматриваясь в его облик. Добравшись до зеркала, он провел над ним ладонью и в сосредоточении наморщил лоб, глядя на реакцию. Отражение пошло легкой рябью, и тогда маг слабо улыбнулся: его гость прошел именно через зеркало, вышел из зазеркалья, а не пересек твердый предмет при пространственном перемещении. Значит, это свой, это маг-проводник, а не чужак под странным чумазым мороком. Значит, это и правда он...

— Надо же... Это ты. Ровно такой, каким я тебя и запомнил. Ни капельки не изменился... — тут мужчина наморщил лоб и, отпустив шнурок, потер пальцем переносицу: — только вид у тебя... совсем не для выхода в свет. Что с тобой было?

Катэль покосился на успокоившуюся зеркальную гладь — и увидел там свое отражение. Выглядело оно неприятно: прямые черные волосы сбились в колтуны и облепили виски, скулы проступили еще четче, чем раньше, глаза выглядели запавшими из-за темных кругов под ними, а орлиный длинный нос венчала запекшаяся царапина. Его смуглая кожа выглядела еще темнее из-за засохших пятен грязи; грязь покрывала и всю его свободную накидку с вышитым гербом королевства, и тунику под ней. На правой туфле дохлым червем свернулась засохшая водоросль.

Катэль протянул руку, коснулся щеки, потом оцарапанного носа. Отражение повторило все его движения. Он. Точно он.

Теперь ему стало по-настоящему стыдно. В смущении Катэль даже перешел на «вы»:

— Прошу прощения, виконт... Но разве меня не было так долго?

— Граф, — поправил Эмилиан, — давно уж граф. Отец умер пять лет назад и передал титул мне. Теперь скажи мне, Катэль, как ты считаешь: как давно мы виделись в последний раз?

— Минуту назад я ответил бы, что не позже недели назад. Но теперь... пять лет...

Когда Катэль в замешательстве замолчал, Эмилиан медленно покачал головой, не отводя взгляда от его лица. Речь его, как и движения, была медленной, степенной и совершенно не вязалась с обликом юного, не больше двадцати двух лет, молодого человека, но Катэлю она была привычна именно такой.

— Двадцать лет прошло с тех пор. На прошлой неделе у нас в Исе отмечали Свадьбу Солнца. Год двести восемнадцатый от провозглашения Веркинджеса.

— Двадцать... Ты не шутишь? То есть нет? Совсем? — голос Катэля мгновенно упал, и, даже закашлявшись, маг не сразу его вернул. Земля пошатнулась и ушла из-под ног, но граф поймал его под руку и удержал.

— Ничего... ничего. Сейчас пройдет. Тебе нужно присесть. Да и мне тоже.

Сели они с молчаливого согласия друг друга прямо на мягкий ковер под ногами. Выглядели оба примерно так же, как и двадцать лет назад, потому и узнали друг друга мгновенно, но у каждого для этой мистической молодости была своя причина — своя маленькая тайна, известная лишь очень немногим.

— Двадцать лет... — все бормотал Катэль, качая головой. — Двадцать лет. Как это возможно? Я ведь все это время провел в зазеркалье. Это было... — «не дольше недели», — совсем недолго.

— Так ты не умирал?

— Умирал. Кажется... Кажется, меня закололи кинжалом. Со спины. Да. Теперь я помню.

— Вот оно что. Кто это сделал?

— Королевич. Бринэинн. Погоди, откуда ты знаешь?

— Об этом все королевство знает, — ответил граф и на миг стиснул зубы и зло прищурил глаза. Новость, которую он озвучил следующей, далась ему нелегко: — Его Высочество объявил после той ночи, что это ты убил короля и королеву, что попытался убить и их с сестрой, но погиб сам. Так что ты враг государства посмертно, дружище. Новость, конечно, уже давняя, но все равно без морока на улицу тебе лучше не выходить.

— Что? Вот же он... — Катэль задохнулся от негодования и смолк. Он, конечно, предполагал нечто подобное; он знал и прежде, что королевич его не терпит так же сильно, как королевна радуется — причем, взаимно — его обществу, но чтобы двойным предательством отблагодарить за спасение от смерти? И неужели королевна ничего не могла сделать с этой ложью? Ведь она же все видела... ведь видела же?

Видя, как тяжело он задумался, Эмилиан потрепал друга по плечу и ловко встал.

— Но я тебе верю, так что не беспокойся об этом. У меня еще много новостей. Приведи себя в порядок, переоденься — думаю, в моих вещах найдется что-то на тебя, — и обсудим остальное за обедом. И знаешь, я рад тебя видеть. Добро пожаловать назад.

Глядя на его спокойное лицо, неторопливые, флегматические движения, могло показаться, что ни одно происшествие не может выбить Эмилиана, графа Иса, из колеи надолго. Так оно обычно и было. Он мог переупрямить любую беду.

Катэль принял помощь и, крепко ухватившись за протянутую ему руку, тоже встал с ковра. Колени все еще мелко подрагивали, так что он старался думать о чем-то нейтральном. Например, о ковре. Или о солнце. В свете солнца курчавый ворс ковра напоминал графские волосы.

В коридоре Эмилиан остановился, прислушался и, завернув за угол, сразу обнаружил там служанку. Ее Катэль не помнил, и неудивительно: на вид ей было не больше двадцати пяти.

— Юстина, поручаю моего гостя твоим заботам. Подбери ему чистую одежду из моих запасов и помоги принять ванну. Уборку закончишь потом. И передай на кухню, чтобы приготовили больше еды, — сказал он, веско кивнул и, развернувшись, направился к себе в кабинет. Звонкое «Уже выполняю, милорд», несмотря на кажущуюся неспешность графа, прозвучало уже в пустоту.

Юстина подняла глаза на Катэля и тут же внимательным взглядом отметила вышивку на его изодранной грязной накидке. Герб королевства — меч, увитый красным вереском, — все еще легко угадывался в переплетении разноцветных нитей.

— Как прикажете к вам обращаться, милорд?

— Киар, — сказал Катэль, вспомнив, о чем ему только что рассказал граф. — Киар. Просто по имени.

Служанка с пониманием кивнула. Время от времени у графа случались в гостях люди, которые не желали быть узнанными. Этот оказался из таких же — ну что ж, хорошо. Она замечательно знает, как в таком случае следует себя вести.

— Как скажете, Киар. Идите за мной, я отведу вас в ванную комнату.

Чувство ностальгии, посетившее Катэля в коридорах замка, вызвало у него легкое головокружение. Еще бы: если хозяин сего места стал иным, лишь постарев глазами да обретя несколько новых тонких морщинок, то замок, в котором он провел в сумме, пожалуй, не меньше года жизни, не изменился совсем, ни капли. Приходилось намеренно сдерживать свои шаги, чтобы не обогнать служанку и своим избыточным знанием не вызвать лишних, пусть и немых, вопросов.

Скромно поклонившись, Юстина открыла перед ним широкую, почти квадратную, деревянную дверь, пропустила вперед и сказала, не поднимая склоненной головы:

— Я должна подобрать вам одежду. Не сочтите за дерзость.

— Понимаю. — Маг сбросил с плеч накидку, расшнуровал пояс и горловину туники и отдал все это служанке. Секунду поразмыслив, ей же вручил штаны. Вздрогнул: его оголившейся кожи коснулся холодок, исходивший от каменных стен.

— Простите, — и женщина закрыла за собой дверь.

Оставшись один, Катэль свободно осмотрелся и впервые испытал нечто сродни облегчению: ванная комната изменилась. Роскоши, присущей владельцу богатого графства, в ней не убавилось: серебро и хрусталь по-прежнему украшали все предметы обихода, но светильников из кристаллов виолита, оплетенных медью, стало намного больше. Золотистая крошечная точка, точно замурованный солнечный зайчик, ровно, без всплесков, горела внутри каждого из дюжины темных камней, разгоняя темноту. Ни свеч, ни факелов здесь не было вообще, а такие же камушки, только намного меньше, были наполовину погружены в водопроводную трубу. Она тоже оказалась тщательно оплетена апельсиново-рыжей медью.

Катэль недоверчиво потрогал оплетку, затем четырехгранный вентиль. Двадцать лет назад такой роскошный водопровод могли позволить себе только в столице, а светильниками из осколков окружали себя лишь волшебники его крови да богачи-любители экзотики. Неужели за эти годы технологии кристаллов стали так популярны и в провинции?

Он провел пальцем по медной защите, затем повернул вентиль и мягко убрал пальцы. Прозрачная ледяная вода хлынула в деревянную ванну, и осколки виолита, погруженные в трубопровод, стали чуть светлее. Катэль прикрыл глаза, втянул носом воздух, ожидая почувствовать в нем знакомый сладковато-металлический привкус, но не испытал ничего — и укоризненно уставился на медную оплетку. Только этот материал являлся надежной защитой от ядовитых испарений, непрестанно выделяемых виолитами, и сейчас Катэля это немного расстроило. Но он знал, зачем здесь стоит защита — вернее, он знал, почему Эмилиан ее до сих пор не снял. Тайну своего дара мага-проводника граф охранял тщательно и с самого детства: так приучили родители.

Поэтому пришлось смириться — тем более, что вода уже нагрелась. Всего за минуту, как и обещал некогда изобретатель этой системы. За эту воплощенную идею он получил немало звонкого золота — частью прямиком из рук короля.

Сбросив оставшуюся одежду, маг с наслаждением погрузился в горячую ванну. Быстро прибывающая вода тотчас помутнела. Грязи на его коже было немного — почти вся осела на одежде, — но на волосах оказалось немало пыли, да и запекшаяся кровь на спине в том месте, где кинжал некогда пронзил плоть и добрался до сердца, сразу начала отмокать и частью растворяться в горячей воде. В холодных кончиках пальцев закололо, по коже пробежала дрожь. Катэль зажмурился и улыбнулся: хотя бы сейчас он смог совершенно расслабиться. Пускай это ненадолго, пускай меньше, чем через час, ему придется рассказывать свою историю — ту, от пугающе реальных призраков которой не мог отделаться ни на минуту, блуждая по лабиринту... но сейчас это неважно.

Древние советовали ловить момент, и он так и поступил. Согрелся, смыл пыль и грязь; когда служанка принесла одежду и полотенца, кивнул ей, отпуская, и Юстина снова скрылась с глаз. Когда вода стала совершенно непрозрачной, Катэль решил, что ему хватит, выбрался из нее и стал одеваться. Одежда, шитая на графа, пришлась ему впору, но очень не хватало любимой теплой накидки — той самой, с гербом. Без нее волшебник едва ли сумел бы сохранить в себе столько воли к жизни, сколько ему потребовалось, чтобы не сгинуть в бесконечных коридорах и выбраться — пускай и спустя столько лет. Жаль, что отныне этот герб вызывал у него жестокое отторжение, равно как и все остальное, как-либо связанное с королевской семьей.

В коридоре Катэль поразмыслил немного, воровато огляделся и, не обнаружив никого поблизости, уверенно пошел по направлению к западной лестнице: оттуда, минуя комнаты для слуг, в детстве они быстро и незаметно попадали так в столовую. По правую руку от него остался архив, слева — библиотека, в противоположном конце коридора — спальня графини, сестры Эмилиана. Когда-то все трое крепко дружили — с самого детства. Их объединяло очень многое. Узнать бы, что стало с их дружбой теперь и осталось ли от нее еще хоть что-то...

Обеденный зал был освещен куда более привычно, чем ванная комната: светом из широких окон и парой десятков толстых восковых свечей в массивных канделябрах. За спиной Эмилиана, задумавшегося в старом графском кресле, полыхал и свистел недавно растопленный камин.

Увидев Катэля, граф встал и раскинул руки, точно намереваясь обнять его, если бы не было между ними расстояния в десять футов и препятствия в виде стола. Во второй раз старый друг встретил путешественника гораздо более радушно: за прошедших полчаса он обстоятельно обдумал сложившуюся ситуацию, проанализировал ее и потому позволил себе в нее поверить. Вместе же с пониманием пришли и некоторые вопросы, на которые сейчас мог ответить лишь Катэль — бывший и давным-давно объявленный мертвым придворный маг короля Тайернана из рода Веркинджеторик.

Жестом граф поприветствовал гостя, все так же, молча, пригласил сесть за накрытый стол. Оба изрядно проголодавшиеся, хозяин и гость сперва молча ели. При этом они оба собирались с мыслями — но Катэль думал, как бы не заблудиться в порядке событий, которые ему предстоит изложить, а Эмилиан размышлял, с чего начать расспрос. По-хорошему, стоило бы начать с того, что Катэль не стал ни звать служанку, ни дожидаться ее и своим подозрительным знанием замка не мог не вызвать у Юстины излишних сомнений... впрочем, немногочисленные слуги этого замка все равно не знают о его хозяевах практически ничего. Лишняя крупица подозрений ничего сейчас не изменит. Не страшно — просто придется быть еще немного осмотрительнее в дальнейшем.

Рассудив так, мужчина отставил тарелку, придвинул к себе стаканы, откупорил пузатую бутылку вина и наполнил до половины каждый из них. Он подал своему гостю один и сказал:

— Ну что ж. Рассказывай. Что на самом деле случилось там, во дворце?

Катэль вздохнул, опрокинул в себя половину содержимого стакана и мимолетно поморщился. Вино было крепким и старым — то есть, отменным. Откашлявшись, когда стало жарче в горле, он придвинулся ближе к столу, чтобы опереться о столешницу локтями, переплел пальцы на затылке, и тихо, едва перекрывая своим голосом треск горящих поленьев, заговорил:

— История не такая уж и долгая. Все началось поздно вечером, незадолго до лунного зенита. Я засиделся за работой... у себя в кабинете и внезапно понял, что кто-то пытается пробраться во дворец.

Маг провел руками по лицу, коснулся переносицы, потер ее пальцами и вздохнул. Память отзывалась так быстро и так послушно воспроизводила по порядку события той давней ночи... И вот Катэль уже говорил снова, а перед его глазами один за другим вставали яркие образы.

Прежде всего, ему на ум пришло тонкое и неприятное, ни с чем не сравнимое чувство дрожания внутренних струн, возникающее от того, что кто-то пробирается сквозь оповещающую волшебную паутину. Маг вскинул голову, сощурился и прислушался. Даже сердце замерло в груди вместе с дыханием, чтобы не мешать слушать и осязать. Перо в его пальцах, перемазанное чернилами, застыло над бумагой. Он вспомнил, что недавно окунул его в чернильницу, только тогда, когда бросил перо на стол, и от косого среза по чистой бумаге растеклась жирная клякса.

Его Величество Тайернан Веркинджеторик в последние несколько лет страдал исключительной формой паранойи. Помимо своих основных обязанностей, Тамхас и Катэль ежедневно с ног сбивались, проверяя и перетягивая защитные заклинания во всех уголках замка. Однако же, до сей поры Катэль и не догадывался, что этот нудный ежедневный ритуал, который в этот вечер он закончил совсем поздно, окажется хоть отчасти полезным. Отчасти — потому, что король слишком сильно рассчитывал на Тамхаса, и изменения в структуре защитного поля могли ощутить лишь они двое — они, его создатели.

Решив, что не помешало бы сообщить ночной страже о своих догадках, Катэль взял со стула теплую накидку, надежно закрепил фибулой ее края и, очертив вокруг себя круг тишины, вышел из кабинета на галерею, залитую тусклым светом убывающей луны. Ночами во дворце было так тихо, что одиноких блуждающих по нему людей, прислугу или стражников, нервировал любой посторонний звук: планировка старого замка была такова, что эхо многократно усиливало и делало поистине пугающими любые стуки и шорохи. Неудивительно, что король, живя здесь всю жизнь, стал параноиком.

Именно круг тишины позволил Катэлю остаться незамеченным: слабые чары поглотили даже его возглас, который он сумел прервать, зажав рот рукой. Он метнулся обратно в тень, за угол, и увидел, как люди в одинаковых темно-серых одеждах с капюшонами хватают за руки упирающуюся королеву Риннон в ночной сорочке. Ее муж, король, лежал на полу, наполовину скрытый дверным проемом, и был подозрительно недвижен.

Нападавших было трое, а в руках одного из них солнечным светом полыхал и искрился странной формы клинок. Лишь потом Катэль понял, что уже видел такой кинжал, даже знал, где его можно взять, но тогда это было едва ли не самым последним, о чем он подумал. Сейчас его мысли занимали совсем иные вещи. Король и королева!

Королева толкнула острым локтем в живот одного, отдавила ногу другому и, вырвавшись, с криком «Стража!» побежала прочь по коридору, который соединял королевские покои и зал для заседаний. Фигуры в сером бросились за ней, скрылись за поворотом, и тогда Катэль, озираясь и держа руки наготове, подбежал к королю.

Он оказался еще жив и сразу заметил своего придворного мага. Его искаженное от боли лицо вдруг осветилось странной, изломанной улыбкой.

— Это не ты совершил... теперь я знаю. Тогда ты сможешь спасти... детей и Риннон. Помоги им спрятаться...

— Ваше Величество, не беспокойтесь, я вам помогу. Все будет хорошо, — пробормотал маг. Его вдруг охватил неведомый прежде, сковывающий, ледяной страх. Где-то рядом разгуливали убийцы, неизвестно, насколько их много и куда подевалась стража от королевских покоев, а у Катэля при себе всего два кристалла, дающих проводнику энергию для колдовства, и дар пересекать зеркальную гладь. Не самый добрый расклад.

А еще — умирающий король на руках.

Катэль разорвал горловину окровавленной королевской сорочки, провел рукой над раной — и приторный запах виолитовых паров внезапно ударил ему в нос. Теперь-то он все увидел и понял: края раны сворачивались и чернели, кожа вокруг нее сморщивалась, старея прямо на глазах, а вытекающая кровь имела лиловый оттенок. Именно так влияли испарения волшебных виолитов на всех, кто не являлся магом, способным подчинить себе их силу, но клинок из виолита, пустивший яд камня прямо в кровь, действовал намного скорей и надежней. Лучший лекарь королевства не спас бы монарха от такой раны. Даже Тамхас здесь не справился бы.

Откуда-то издалека донесся отчаянный вскрик. Женский. Похоже, королева не успела докричаться до стражи и пала очередной жертвой чьих-то коварных стараний. Катэль почувствовал, как внутри у него все похолодело. Происходящее казалось причудливым мрачным сном. Он, наверное, просто уснул за бумагами...

Прохладная вялая ладонь коснулась его руки, и он опомнился.

— Дети... Моя бедная Риннон... — прошептал король, и глаза его, взглядом устремленные в лицо Катэлю, остекленели. Мужественное лицо, еще вечером, при традиционном пожелании монарху доброй ночи, выглядевшее совсем молодо, сейчас предстало перед ним лицом дряхлого старика. Катэля передернуло.

— Дети... — шепотом повторил Катэль и задумался. Телепортировать во дворце он не мог: давным-давно, еще во время последней реставрации, во всех комнатах по приказу короля в стены вмуровали крошечные амфоры со святой водой из озера Солнца и вырезанными на хрустальных бляшках защитными рунами. Произносить что-то сильнее телекинеза не представлялось возможным нигде во дворце, помимо кабинетов советника и придворного мага. Во всех остальных местах заклятия просто не срабатывали, и обойти этот блок было невозможно. Таким образом, Катэль оказывался в явном проигрыше перед нападавшими, и лучшим способом выйти победителем из этой борьбы было лишь одно: добраться до королевских детей первым и увести их из дворца. А отсюда, от королевских спален, он знал как минимум два пути к их покоям.

Освежив заклятие тишины парой пассов, Катэль бросился по коридору бегом. Задыхаться он начал уже через минуту, но осознание важности совершаемого дела душило усталость и гнало его вперед и вперед.

На этот раз маг успел первым, и тут тоже почему-то не оказалось стражи: ни у входов, ни в коридоре. Но, не вдаваясь в долгие рассуждения, он смело открыл дверь в покои королевича и вошел, оставив ее чуть приоткрытой, чтобы успеть услышать чужие шаги.

Королевич Бринэинн спал очень чутко и вскочил, едва на него упала тень. Схватив с тумбочки кинжал, он сжал ножны левой рукой, намереваясь обнажить клинок. Отчего-то он сильно нервничал.

— Какого демона вы здесь забыли? Прочь отсюда, сейчас ночь!

— На дворец напали, Ваше Высочество. Вы должны уходить сейчас же! — звонким полушепотом ответил Катэль. Не поверить ему, запыхавшемуся и взъерошенному, было невозможно.

— Правда? Что-то я ничего не слышу, — фыркнул Бринэинн в ответ. Катэля он всю жизнь терпеть не мог, и тот, пускай и не знал точных причин, отвечал взаимностью, насколько это было возможно. Но сейчас такое отношение могло обернуться трагедией, и Катэль, собравшись с силами, медленно повторил:

— Это правда. Но если вам плевать на себя, позвольте помочь хотя бы вашей сестре.

— Вы слишком многое себе позволяете! Уходите, я сказал!

Катэль почувствовал, что начинает сердиться. Это было опасно, но сдержаться он уже не мог.

— Я видел, как ваших родителей убили! Я поклялся, что спасу хотя бы вас! И я никуда не уйду, потому что я должен защищать вас обоих!

Королевич задиристо глянул ему в лицо, раскрыл рот для ответной реплики — и понял, что маг не сдастся и выгнать его отсюда без помощи не получится. Тогда он смирился и сунул ноги в туфли, а над грудью затянул ленты плаща. Кинжал же он так и понес в руках.

— Ладно, — буркнул он.

— Только потом я понял, что он наверняка о чем-то знал. Моя новость его совсем не удивила. Возможно, он и сам был замешан в этом. Участвовал в заговоре, — задумчиво сказал Катэль. — Он мог желать королю смерти. Ведь именно Мирри была старшим ребенком, а не он. По воле Тайернана корона, скорее всего, досталась бы ей.

— Ты считаешь, что Бринэинн пошел на преступления против страны ради власти? Это серьезное обвинение, — спокойно возразил Эмилиан. Он не удивился: наверное, и сам подумывал об этом. — Чтобы выдвинуть его, нужны очень надежные доказательства.

— Мы раскроем всю правду, — уверил его Катэль и вернулся к своему рассказу.

Бринэинн позволил Катэлю войти в комнату сестры первым и плотно закрыл за собой дверь. Подойдя к кровати королевны, он громко и настойчиво прокашлялся.

— Ой! — увидев, что в комнате она уже не одна, королевна резко села в постели и натянула одеяло до подбородка. Даже в полутьме Катэль ясно различил, как ее щеки вспыхнули. — Брин, чего тебе надо? Ой! И вы здесь...

Она смутилась, замолчала и отвела взгляд. Бринэинн дернул ее за рукав.

— Не время жеманность из себя строить! Вставай и собирайся. Мы пока отвернемся.

Королевна послушно зажгла свечу и зашелестела атласом и шифоном.

— Что случилось?

— Ничего, Мирри. Просто нам надо прогуляться, — отрезал он, знаком демонстрируя Катэлю, что он сделает, если тот сейчас проболтается. Знак — большой палец, перечеркивающий горло поперек, — был предельно понятен.

— Всем троим? — пискнула Мирри.

— Точно. Молодец.

— Отстань.

Какое-то время в полутьме был слышен лишь шорох ткани, а Катэль в это время изучал взором комнату, ища пути к отступлению. И нашел. То, что он изначально принял за незанавешенное окно, оказалось зеркалом, и это его здорово обрадовало. Вот и он, готовый путь на свободу!

— Закончила там? — вновь подал голос Бринэинн. Он действительно сильно нервничал.

— Почти... Да! Все!

Мирри надела самое простое из всех своих платьев, сверху накинула плащ и натянула перчатки. Бринэинн только хмыкнул, так и не найдя, к чему придраться.

— Отлично. Тогда мы уходим.

В ответ на его слова мигнула свеча: откуда-то потянуло сквозняком. Мирри заслонила огонек ладонью и вздрогнула: чуткий девичий слух различил чьи-то шаги. На гулкое топанье закованной в латы стражи они не походили.

Катэль тем временем уже дышал на стекло, чтобы начать переход. Можно было обойтись и без этого, но так знаки ложились лучше. И, чего греха таить, так выглядело намного эффектней. А как только он убрал пальцы, зеркало зарябило, затрепетало, и все отражения предметов исчезли с блестящей глади: за стеклом теперь простирался вдаль длинный арочный коридор.

— Главное, закройте глаза. Вас с непривычки зазеркалье может сбить с толку.

Мирри застыла, впившись взглядом в зеркало и тщетно пытаясь различить там свое отражение. Бринэинн встал рядом.

— Это что там, нижний мир демонов? — подозрительно спросил он, хотя и сам знал ответ: да. Королевна вздрогнула и взглянула брату в лицо. А шаги за дверью тем временем становились все четче.

— Ну же! — поторопил маг, озираясь. Он подал руку королевне и вздрогнул, когда она приняла помощь и почти обожгла его пальцы своей горячей ладонью. Глубоко вдохнув, точно ныряя, Мирри зажмурилась, приподняла свободной рукой подол платья и шагнула в потусторонний коридор. Когда ее рука выскользнула из его пальцев, Катэль оглянулся на Бринэинна. Тот покачал головой, не отводя взгляда от богато украшенных ножен в своих руках.

— После тебя. Никак иначе.

— Это невозможно. Сразу за мной проход закроется, и вам останется только объявить, что придворный маг сбежал сам и украл вашу сестру прямо у вас из-под носа.

Шутку Бринэинн не оценил. Одарив напоследок мага тяжелым взглядом, он молча повернулся к нему спиной и гордо шагнул в зеркальный коридор. Катэль обернулся, бросил на пол пару огненных росчерков, которые силой взрыва смогут разбить зеркало, если кто-то из преследователей подойдет слишком близко, и легко, привычно вошел в проход. Он знал: за его спиной по стеклу вновь пробежала рябь, и через секунду все отражения вернулись ровно на те места, где и были прежде.

Из озера в королевском парке, оттуда, где черная вода на мелководье отражала в подробностях кроны стоящих поблизости деревьев, Катэль вышагнул последним, но осмотреться не успел: сзади его схватили на накидку и сильно дернули. Ленты впились узлом в горло, мир перед глазами померк, и, не дав ему просветлеть, а Катэлю — опомниться, Бринэинн ударил его кинжалом в спину.

В глазах потемнело от боли и холода: сердце сжалось и замерло. Последним, что Катэль запомнил до полной черноты, оказалось:

— Надоел! Ты слишком сильно мне мешаешь...

Когда же он пришел в себя — уже в одиночестве, — над озером занимался рассвет. Вода, все еще черная и совсем спокойная, по-прежнему прекрасно отражала окружающий мир. Катэль поежился от холода, пронизавшего все тело за неподвижную ночь, — и обнаружил, что на его руке больше нет кольца, тяжелого перстня с виолитом. Он согнул палец — и нижняя фаланга заныла: на костяшке осталась длинная царапина. Кольцо сдергивали с пальца с немалой силой.

— Когда я заметил, что на мне нет кольца, — Катэль посмотрел на тыльную сторону правой ладони, точно ожидал, что перстень все еще там, — я понял, что дело совсем плохо. Его скручивали с моего пальца явно не на память. Наверное, он решил, что я мертв. По крайней мере, до того момента, как, вернувшись за моим телом, его там не обнаружили.

Невольно Эмилиан взглянул на собственные руки. Его массивное кольцо-печатка с гербом графства — двухструнной серебряной лирой — несло на себе огромный магический груз. Он бы ни за что не позволил себе так просто его утратить, ведь когда-то давно, лет двадцать шесть-двадцать семь назад, Эмилиан и его сестра, Майя, поняли, что хотят оставаться молодыми как можно дольше. Они нашли нужный им ритуал в библиотеке отца (так несправедливо погибшей в огне, когда нагрянули перемены к худшему) и провели его, использовав как носитель кольца своего рода. С тех пор они должны были всегда носить их при себе и оберегать от разрушения: этот ритуал мог сработать всего один раз в жизни и не повторялся, даже если маг ошибался в какой-то его части, проводя его впервые. Но награда за точность была велика: с тех пор каждый год жизни мага растягивался на десять лет, а убитый каким-либо способом, помимо собственной болезни или старости, через некоторое время он вновь возвращался к жизни. Катэлю досталось похожее долголетие, но иным путем: он говорил, что получил его от Тамхаса, но ни Тамхас, ни Катэль категорически не желали распространяться о любых подробностях.

— И что было дальше? — спросил граф, подняв глаза. Льдисто-голубые, почти прозрачные, они удивительно сочетались с его яркими, огненно-рыжими волосами и очень светлой кожей с мелкими крапинками веснушек. В одном его ухоженном внешнем облике можно было за лигу почуять дворянина. Настоящий аристократ, какого не испортишь ни лохмотьями, ни женским платьем.

— Я ушел назад в зазеркалье, но на этот раз не знал точно, куда ведет мой коридор. Думал, поброжу, успокоюсь и решу, куда податься, но... Я и не знал, что это окажется так сложно — вернуться. Луной клянусь, там прошло всего несколько дней, может, неделя! А здесь... двадцать лет.

Катэль закрыл лицо руками и резко выдохнул.

— Удивительная история, — скромно отметил граф. Все равно Катэля станут расспрашивать еще не раз — тогда-то он и задаст вопросы, которые покажутся ему наиболее важными. — Спасибо за нее. Ну, а теперь я могу рассказать тебе о том, что пропустил ты. Но говорю сразу: новостей много. Так что лучше задавай мне прямые вопросы.

Катэль ответил не сразу: он постепенно возвращался в реальность. Отняв руки от лица, он окинул взглядом знакомую обстановку, сощурился на жаркий камин, отпил из стакана еще и, наконец, спросил:

— Откуда такая нескромная россыпь виолитов у вас в ванной? Неужели Тамхас наконец-то добился того, чтобы нас признали?

Мужчина отрицательно покачал головой, поджав губы и прикрыв глаза, и сам потянулся за вином.

— О, ты ошибаешься. Нас ненавидят еще пуще, чем прежде. Ненавидят и боятся. Тамхас рассказывал нам об этом, как о пережитке давнего, еще за королем Тисом, прошлого, — что ж, теперь мы все увидели сами. Уже двадцать лет как всех проводников отмечают татуировками, облагают двойным налогом, запрещают даже приближаться к виолиту под страхом казни. А знаешь почему? В смерти короля и королевы обвинили тебя. То есть, проводника. Мага нашей крови. Церковь раздула из этого огромный скандал, а новый король только знай себе маслица в огонь подливал. Правда, мне и Майе удалось перехитрить их проверку, а до обычных магов и до простых людей им большого дела нет и не было.

Эмилиан говорил об этом, как о чем-то привычном, бытовом. Катэль понимал, почему так, понимал, что Эмилиан прожил с этим столько лет, но все равно, как ни пытался, не мог просто принять все как есть. Ему нужно было поверить, но так не хотелось. Казалось — он подсознательно убеждал себя в этом, — что это все просто слова. Страшные рассказы о прошлом. Не более того.

— А ты в это веришь? Что это я на самом деле их и убил, а сейчас сижу и плету здесь с три короба вранья, чтобы оправдаться? — напряженно спросил он. Эмилиан улыбнулся этому, как шутке.

— Я тебя знаю с самого детства. Признаюсь, такой вариант я просчитывал, но вскоре понял, что это бессмыслица. Так что нет. Не верю и не верил. Я просто делал так, как и говорил нам Тамхас: я ждал. Он говорил нам: однажды ты явишься и расскажешь нам, как все было. Так и произошло. Твой отец все знает куда лучше нас. Может быть, он просто видит будущее? — полувопросом закончил граф и нахмурился: видно, этот вопрос не впервые встревожил его.

Тамхас. Советник короля — уже, наверное, бывший? Его приемный, но на самом деле самый что ни на есть родной отец. Очередное упоминание о нем заставило Катэля наконец задуматься: что с ним? Он все еще жив? Ведь отец отдал ему свое собственное долголетие незадолго до трагедии. Неужели он на самом деле все знал? Может быть, Тамхас и вправду видит будущее, но никому об этом не рассказывает?

— Тамхас... — выдохнул Катэль и вздрогнул: чувство вины захлестнуло горло, перехватив дыхание, и ему пришлось откашляться, чтобы голос его вновь стал звонким, отчетливым: — Скажи мне: он до сих пор жив? С ним все хорошо?

Эмилиан как будто ждал именно этого вопроса: теперь он расслабленно откинулся на высокую спинку кресла и переплел пальцы перед собой. Резная спинка кресла, подсвеченная трепещущим пламенем, нависла над его макушкой, будто корона.

— Да, с ним все в порядке. Он по-прежнему живет в столице и ждет тебя. Великий магистр не из тех, кто так легко сдается, ты и сам это знаешь. И орден его, то есть, наш, никуда не исчез. Нам только пришлось усилить меры предосторожности, чтобы нас не раскрыли. О, это так бодрит каждое утро!

Катэль вдруг поморщился, как будто ему стало больно.

— Я... Мне нужно с ним встретиться, и как можно скорее!

Он привстал, собираясь выйти из-за стола, но Эмилиан даже не сдвинулся с места. На вежливом неподвижном лице скользнули вверх только четкие светлые брови:

— Погоди, Катэль. А как же заветы гостеприимства? Если ты не останешься до следующего рассвета, то не выполнишь обязательство гостя и оскорбишь меня. Тамхас ждал тебя много тысяч дней, и еще один день ничего не изменит. А ты пока обдумаешь, что хотел бы ему сказать. Ты знаешь, что хотел бы сказать ему первым?

Катэль открыл рот, простоял так пару секунд, пораженно его захлопнул и сел на место. Пальцы его левой руки машинально скользнули в волосы и несильно потянули за прямые пряди.

— Действительно. Ты прав: я этого не знаю. Извини... я останусь до завтра. Не подумай ничего такого.

— Ничего. Я ведь тоже рад тебя видеть, — с едва различимым укором ответил граф. — Но не волнуйся, до завтрашнего дня я изготовлю для тебя амулет с мороком, и ты сможешь уйти. Прошло довольно много времени с тех пор, но в столице тебя все еще могут помнить. А мы не можем позволить себе ни единой ошибки.

— Спасибо тебе. Правда, спасибо.

— Всегда рад тебе помочь, Катэль. Мы ведь почти как братья.

Мужчина встал и обратился к камину. Он ткнул кочергой в алеющие яркие дрова — и одно из них рассыпалось на пышущие жаром осколки; тогда, отставив инструмент, Эмилиан подбросил еще несколько тонких клиновидных поленьев и отряхнул руки от древесной пыли. Он обернулся:

— Мы, кажется, немного отвлеклись. Может, я смогу ответить еще на несколько твоих вопросов?

— Да... пожалуй, мне есть о чем спросить. Итак, откуда у вас там столько камней? Твой отец ведь... ну, ты знаешь об этом получше меня. Он ведь даже сразу не позволял Тамхасу тебя учить.

— Да, знаю, — кивнул граф, — он очень не любил вспоминать о своем даре. Когда он полюбил мою маму, она стала для него важнее всего. А тот ремонт затеяла Майя. От меня ей нужно было только разрешение... как видишь, ей удалось его получить. Понимаешь, несколько... хм-м... — граф смолк, посмотрел на свои руки, согнул пальцы по одному и продолжил: — да, четыре года назад в паре лиг к северо-западу от Исы мы обнаружили крупную виолитовую жилу. Сестра была счастлива.

Последнюю фразу Катэль не понял, но решил не уточнять. Вскоре он встретится и с Майей тоже, тогда и поговорит с ней сам.

— Хм. Неплохо. А как тебе удалось обмануть проверку? Я думал: тех, кто работает с виолитом, проверяли б еще пристальнее, чем всех остальных.

— Это так. Но я занимаюсь виолитом довольно давно, с тех самых пор, как мы стали разрабатывать ту жилу. Наблюдаю за шахтерами и ищу способы уменьшить вред от испарений с помощью зелий. Я знаю, как должно выглядеть недомогание от виолита, и сумел очень похоже его изобразить. Научил и Майю. Нам поверили.

— А как же ваши ауры?

— Я это предусмотрел. Местный чтец ауры был в ту неделю в отлучке. Я сделал церкви щедрое пожертвование от графства, и он повез отчет и долю в столичный храм. Обычная ситуация, ничего нестандартного.

— Каков хитрец, — ухмыльнулся Катэль. Он обожал истории о том, как маги обманывают церковников. Жаль только, ему нечасто доводилось их слышать. Уж явно не чаще, чем выслушивать заунывные отчеты служителей церкви: титул придворного мага обязывал присутствовать при короле всюду, за исключением его сна. Казалось, что это все закончилось буквально вчера, так что он пока еще не успел соскучиться по церкви.

— Согласен. И даже до сих пор удивлен, что все получилось. Я ведь знал, что испытание ауры нам не выдержать. Пришлось изощряться, — граф развел руками, втайне крайне довольный, и снова пригубил вино. После паузы его тон стал мрачнее: — Но Тамхас отмечен. Его ведь знает как мага-проводника вся страна, а может, и весь мир. Он никогда бы не смог обмануть их.

— Что значит «отмечен»?

— Тем, кого обнаружат, делают татуировку, букву «V» на тыле кисти правой руки зеленой краской. Они начинали с клейма раскаленным железом, но после пары инцидентов отказались от этого. Ну, а кисти, к тому же, всегда на виду.

— Что за инциденты?

— Один из магов тайком пронес с собой камни и взорвал церковь, когда его клеймили. Правда, восстания у него так и не получилось, но хлопот он нам прибавил. В первые несколько лет мы собирались у Тамхаса всего раз или два за целый год: было слишком опасно. Повсюду бродили ищейки и отслеживали любые изменения в магическом поле. Так они большинство проводников тогда и поймали. Находили при себе виолиты — сразу казнили. Но нас не так уж и мало, виолит легко спрятать при помощи нашей магии, а к каждому проводнику храмовника не приставишь. И для отметины всегда есть перчатки. Так что сам понимаешь: живем. Живем дальше.

— А еще — ты не отмечен. Поэтому тебе легко рассуждать, — возразил маг.

— Ты ведь тоже. Ничего, я и тебя научу притворяться, — пообещал граф. — Станешь таким же, как я, таким же свободным.

— Юстина предупредила, что у нас гости, — вдруг раздался голос со стороны входа, из-за спины Катэля; узнав его, он вздрогнул и попытался обернуться, но высокая спинка стула не позволила увидеть происходящее позади. Это и не понадобилось.

Пощелкивая каблуками сапог по каменному полу, Майя стремительно обошла ближайший к ней край стола и встала рядом с братом, чтобы разглядеть как следует их гостя. Одета она была в платье-амазонку темно-бирюзового цвета, сшитое из того же материала, что и блио графа, — значит, откуда-то приехала верхом. На нее это было так похоже.

— Погоди-ка, ведь я тебя знаю... О! — воскликнула она через несколько мгновений напряженного молчания, и ее щеки пошли пятнами, а глаза гневно заблестели. Взмахнув тонкой рукой, пальцы которой так и тянулись, кажется, сжаться на его горле, Майя резко отвернулась — так, чтобы Катэль мог видеть лишь ее затылок — и, тут же сменив тон на очень, даже излишне бодрый, обратилась к Эмилиану:

— А у меня новости! Очень важные! Спешила как могла!

— Майя? — позвал Катэль, но остался без ответа. Даже ее плечи не дрогнули. Демонстрировать обиду Майя умела всегда, а сейчас было очевидно: это настоящая и сильная обида. Но за что конкретно на этот раз?

— Что у тебя? — спросил Эмилиан, поняв, что от пышущей энергией сестры сейчас никуда не деться. Флегматичный и оттого воспринимаемый как излишне медлительный и даже скучный, он страдал всякий раз, когда Майя об этом забывала: в такие минуты он просто не успевал следить за ее мыслью.

— Я нашла проводника в пещере. Мертвого! Давно лежит, это точно. Он сам весь окаменел, стал прозрачный, а в груди торчит кинжал! Но я ничего не трогала.

— Не трогала, потому что не смогла вытащить кинжал из камня? — до странного весело уточнил граф.

— Да, ну и что с того? — вскинулась Майя, хотя и понимала, что это добрая насмешка. — Сам знаешь, в таких случаях колдовать опасно!

— Знаю, конечно. Тогда чего ты хочешь?

— Поехали со мной обратно, мне нужна помощь! Я чую, это что-то важное!

Эмилиан взглянул на Катэля. Майя качнулась туда же, но успела себя одернуть.

— Я не могу оставить его одного. Это невежливо.

Майя картинно надулась.

— Но мне правда надо! Ну вот! Ты меня не любишь.

Она развернулась — снова-таки так, чтобы Катэль не смотрел ей в лицо — и попыталась уйти, но Эмилиан немедленно поймал сестру за локоть, притянул к себе, обнял за плечи другой рукой и поцеловал в висок.

— Конечно, люблю. Но я правда не могу сегодня. Давай завтра, ладно?

Майя закивала, расплылась в довольной улыбке, но стоило ей бросить очередной взгляд на Катэля — и улыбка померкла. Дробя шагами тихое эхо, графиня покинула обеденный зал так же быстро, как и вошла. Катэль прислушался к убывающему эху и вздохнул.

— Она так сильно обижена на меня, да?

— Да. Но это было давно, — откликнулся граф. — Я и не думал, что она настолько злопамятная. Подожди немного. Она скоро вернется.

— А что случилось-то?

— Ты ведь не сообщил ей, что исчезнешь так надолго, — хмыкнул Эмилиан и потер переносицу. Катэль возвел глаза к небу, будучи не в силах выразить все то, о чем сейчас подумал. Конечно, она не знала, что там, у него, произошло на самом деле, но...

Снова стали слышны торопливые шаги. Майя влетела обратно в обеденный зал и сходу влепила Катэлю пощечину. Ее глаза пылали, веснушки скрылись под гневным румянцем, коралловые губы сжались в жесткую полоску. В минуты гнева графиня отличалась от своего брата внешним обликом сильнее, чем когда-либо еще, тогда как во сне и в равнодушии их легко можно было перепутать. Но и при всем этом она оставалась странно красивой: еще лучше, чем обычно.

Катэль отшатнулся. Щека его вспыхнула, и только усилием воли он удержал свои руки внизу.

— Майя! Погоди... успокойся.

— Не сейчас! — отрезала Майя и размахнулась снова. Катэль поймал ее за предплечье и удержал, не позволив ударить себя еще раз. Она дернулась, но освободиться не смогла — и гневно выдохнула сквозь сжатые зубы.

— Убери свои руки!

— Успокойся! Выслушай меня хотя бы! Да что с тобой?!

— Со мной все в порядке! — отчеканила Майя, свирепо сверкая глазами, и дернулась еще раз, но Катэль все еще ее не отпускал: боялся очередной пощечины. — А вот ты просто взял и сбежал! Каково мне было это понимать?!

Катэль медленно выдохнул и сосредоточился, чтобы не сказать ничего лишнего: сейчас ему следовало успешно применить все то, чему он научился для общения во дворце. Только успешно. Иного не дано.

— Майя, послушай. Веришь ты или нет, но я готов поклясться тебе солнцем, луной и своей жизнью: я не знал, что прошло так много времени. Я думал, миновала всего неделя. Может быть, две. Не больше. Я все это время пробыл в зазеркалье, — сказал Катэль, вглядевшись в ее глаза снизу вверх. Он намеренно понизил голос, зная, что только это заставляет прислушиваться к собеседнику. Крик в этом случае — самый плохой помощник.

Майя все равно упрямо мотнула головой. Она схватила его за запястье другой рукой и, дернув за него, все же освободилась — но сразу отпустила его и отступила назад. Ее губы заалели и теперь дрожали, глаза странно блестели, а щеки пылали пурпурным огнем. Из-под бирюзовой амазонки пробилось настойчивое золотое сияние камня, разбуженного смятением хозяйки.

— А предупредить тоже не мог? Хоть как-то? — попыталась она, судя по всему, воззвать к его совести. Катэль же развел руками настолько, насколько смог это сделать, сидя вполоборота.

— Если бы я мог, ты бы обязательно узнала в числе первых. Это правда. Я хотел сказать вам, но я заблудился там и все силы тратил лишь на то, чтобы найти выход и не сойти с ума... Нижний мир совершенно бесконечен. Я... так рад, что выбрался и вижу тебя и Эмилиана снова.

Майя задумалась, а потом с усилием отвела взгляд. На ее щеке что-то блеснуло, и Катэль мысленно возликовал. Получилось!

Но почти сразу он понял: это слеза. Чувство восторга мгновенно притупилось. Не зная, что сказать, чтобы все опять не испортить, Катэль встал, обошел стул и, осторожно обняв Майю за плечи, прижал к себе.

Она дернулась и шмыгнула носом. Леди не пристало вести себя таким образом, но ее чувства можно было понять. Все, кроме этого:

— Не трогай. Я еще не совсем тебя простила.

— Почему? — озадачился маг. С его точки зрения, все было просто и логично. Он все объяснил и убедил Майю, значит, он прощен. Все теперь хорошо — почти хорошо, памятуя о неприятном осадке чувств, в которых, однако, все же не был напрямую виновен. Но Майя оказалась совсем непонятной — какой, впрочем, всегда казалась обоим ее друзьям-мужчинам, брату и Катэлю:

— Просто не трогай.

— Может, тогда перемирие, по крайней мере? — нашелся Катэль, послушно отступив на шаг назад. Майя, подумав, кивнула и подала ему руку — тонкую, с синеватым рисунком вен на тыльной стороне ладони.

— Перемирие, — повторила она и даже улыбнулась, стирая со щеки одинокую слезу. — Извини за ту пощечину. Может, тогда хоть ты мне поможешь? Мне правда очень нужно вернуться в ту пещеру. Я чувствую, там что-то не так. И еще там точно остался виолит. Жила не иссякла.

Эмилиан нахмурился. Что-то в ее последней фразе сумело его зацепить.

— Какая жила? Ты была в заброшенной шахте? Королевской? Ты совсем с ума сошла? Майя!

— Нет! Я тебе потом на карте покажу. Правда...

— Майя, — повторил Эмилиан громче. Его лицо не изменилось, но взгляд потяжелел: глаза его стали медленно темнеть. Это был верный признак того, что граф начинает сердиться. Чтец ауры сейчас отчетливо бы увидел, как золотисто-синее марево вокруг проводника темнеет и становится гуще.

Женщина, сдаваясь, подняла раскрытые ладони и слабо улыбнулась.

— А-а! Ладно. Ты угадал. Но она почти на нашей границе с герцогством. Почти наша. Это не опасно. Можно?

Майя обошла стол и невозмутимо села рядом с братом, то и дело поглядывая на Катэля немного настороженно. Видно было, что она все еще не решила и не знает, чего от него можно ждать. И — она все еще ждала от него ответа.

— Майя, пожалуйста, не делай так больше. Прошу тебя уже в четвертый раз. Я не могу тебя ограничить, и ты это знаешь, но Луна не откажет мне в услуге приглядеть за тобой. Она это отлично умеет.

— Только не она, — поморщилась Майя. — Только не Луна! Ладно. Одна я туда больше не пойду. Так можно мне тогда взять с собой Катэля? Катэль, ты пойдешь со мной?

Маг быстро взглянул на графа. Тот покачал головой.

— Нет. Я еще не сделал для него амулет с мороком, а без него идти туда слишком опасно.

— Там даже охраны нет!

— Значит, будет у тебя.

— Наглый шантажист.

— Непослушный ребенок.

— Вредина!

— Попрошу Тамхаса. Он сходит с тобой, если тебе так сильно надо, — Эмилиан встал с кресла, запахнулся в плащ и прикрыл глаза. Сквозь неплотно задернутую на его шее ткань пробилось острое золотое сияние виолита.

— Ты что! Не смей! — всполошилась Майя. Она попыталась схватить брата за локоть, но ее пальцы прошли насквозь, а темная аура начавшейся телепортации обожгла ей руку. Графиня отчаянно затрясла рукой, пытаясь избавиться от жжения под ногтями, и огромными глазами уставилась на брата, постепенно исчезающего из виду. Из всех возможных способов быстрого перемещения он использовал самый плавный и наименее затратный — тем более, что точно знал, где должен оказаться в итоге. При этом, данный способ выглядел еще и наиболее эффектно.

— Все равно мне надо к нему. Думаю, вы встретитесь завтра же, Катэль. Я скоро вернусь.

Его улыбка, адресованная Майе, была уже совсем прозрачной. Еще миг — и его контур окончательно растворился в отсветах камина.

Проводив брата взглядом, Майя вздохнула и села ровно. Румянец до сих пор не сошел с ее обычно бледных щек.

— Опять обхитрил. Не такой уж он и зануда, каким кажется... — протянула она вполголоса, взяла с ближайшего блюда печенье и, снова вспомнив про Катэля, посмотрела ему в лицо: — Ты как? Только честно. За вранье убью.

— Сейчас все хорошо, — Катэль даже смог улыбнуться, несмотря на то, что, внезапно оставшись наедине с Майей, он кожей ощутил неприятное напряжение. В присутствии Эмилиана было легче думать и соблюдать паузы, но теперь, в его отсутствие, нужно снова быстро и без права на ошибку подбирать слова. Как тогда, еще давно, и даже в детстве. Они ведь росли практически вместе, и только поэтому Катэль знал: он справится. Так же, как и всегда справлялся.

— Как там, в Нижнем мире? — спросила Майя.

— Холодно и темно. Сплошные коридоры в никуда. Но мне все время казалось, что за этим скрывается нечто большее.

— Нечто большее... — эхом повторила она и надкусила печенье. Пара крошек упала на амазонку и зацепилась за шнуровку на груди. Графиня небрежно смахнула крошки и вздохнула, продолжив: — Завидую. Мне бы не хватило энергии там погулять. Тебе ведь ее вовсе не надо, когда ты разрисовываешь зеркало и идешь сквозь него. Не то что мне...

Катэль скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула, раздраженно глядя на Майю. От растревоженных ею воспоминаний его вновь пробрал холод зазеркалья, и кожа под одеждой совершенно отчетливо покрылась мурашками. С трудом Катэль сдержал дрожь.

— Завидуешь? О чем ты? Это было ужасно.

— Неправда. Это удивительно, — возразила молодая графиня с блеском в глазах. Маг в ответ едва удержался от того, чтобы фыркнуть.

— Постоянно такое чувство, что за тобой кто-то наблюдает. Мне это не по душе.

— Ах, вот как... тогда да, не очень, — Майя передернула плечами и покосилась себе за спину — так, на всякий случай. — Но говорят, что в зазеркалье хранится все то, что было уничтожено или пропало из нашего мира. Провалилось под землю, как они говорят.

— Да, знаю. Тамхас рассказывал когда-то давно.

— Точно, и мне тоже. Интересно, а можно ли что-то оттуда вернуть сюда?

Услышав ее слова, Катэль вскинул руки перед собой и замотал головой.

— Даже не думай об этом. Я на зеркала в ближайшее время и смотреть не захочу.

— А в дальнейшее? — Майя подалась вперед. Ее сверкающий взгляд наполнился предвкушением упрямого ребенка, который уверен, что все равно получит то, чего так хочется. Катэль поднял бровь: он искренне не понимал ее интереса. Помимо того, конечно, что Майя всегда, сколько он ее помнил, была именно этим, упрямейшим ребенком. Но должно же было хоть что-то измениться за столько лет?

— Зачем тебе это?

Опомнившись, Майя снова села ровно и бережно расправила оборки на рукавах платья. Ее голос зазвучал непринужденно, и кто угодно другой, но только не Катэль, ей с легкостью поверил бы:

— Хочу кое-что выяснить. Виолиты ведь родом оттуда? А я как раз их изучаю. Составляю пары, к примеру, помогаю Тамхасу. Нашим это полезно.

— Нашим? Ты о чем? Только не говори, что уговорила его...

— Говорю, Катэль. Да, я в вашем ордене. В вашей компании, — усмехнулась Майя и, сощурившись, свела плечи за спиной до хруста в позвонках, точно кошка. — Ты даже не представляешь, чего мне это стоило, но я была убедительна и неотразима. О да.

Говорить о том, что ради этого ей пришлось до полусмерти напугать Тамхаса прямо на одном из дворцовых балов, Майя не стала. Может, она когда-нибудь потом расскажет эту историю. Тогда она сильно рисковала: не только своим положением и репутацией (да чего уж там, как будто возможно было испортить ее еще сильней), но и всем тем, чего уже тогда добилась в глазах великого магистра Тамхаса Найруна. Так или иначе, она поставила на карту все — и выиграла. Хотя и получила потом на орехи и от брата, и от мастера...

Улыбка, широкая и самодовольная, вновь расцвела на ее губах от приятных, озорных и азартных воспоминаний. Катэль подозрительно взглянул на нее и понял, что графиня смотрит сквозь него. Он не стал ее тревожить и тоже взял с тарелки печеньице. От него еле уловимо пахло корицей, и ее запах всколыхнул смутные воспоминания. Когда-то он жил там, где полно корицы... Когда-то, когда был совсем маленьким...

Опомнилась Майя сама. Вздрогнула, огляделась по сторонам, устремила взгляд на Катэля и, вспомнив, видно, обо всем, что сегодня произошло, встала и поманила его за собой.

— Устал ты, наверное. Пойдем, поищем для тебя комнату.

Катэлю осталось только последовать за старой подругой, дивясь ее наблюдательности, ранее ей несвойственной. Несколько раз Майя, заглядывая в комнаты, качала головой и шла дальше, но вскоре их неровный путь закончился: она нашла то, что искала. Графиня позвала горничную, с ее помощью устроила Катэлю место для сна на давно никем не использовавшейся кровати и ушла, напоследок задиристо сказав:

— Утром я сплю допоздна. Не буди до рассвета, если не хочешь поссориться снова.

— Хорошо, не буду. Доброй ночи, — легко согласился маг.

— И тебе того же, — полушепотом отозвалась графиня. Ее рыжие локоны напоследок еще раз блеснули в свете огня, сочащегося сквозь приоткрытый дверной проем из коридора, и исчезли, когда дверь закрылась. Луна, тускло мерцающая в окне, достигла зенита, а значит, наступила вторая часть ночи, отведенная Богиней людям для отдыха.

Иса, центральный город одноименного графства, испокон веков и доныне стояла на высоком холме, окруженном со всех боков крестьянскими фермами, а на его покатой макушке, над городскими кварталами, возвышалась каменная твердыня графского замка с башней-обсерваторией. Считали, что с ее верхней площадки можно обозреть все владения Иса — но способными на это оказывались лишь люди с поистине орлиным зрением. Дальние рубежи графства почти круглосуточно скрывались в тумане.

Но тут было на что посмотреть, и направив взгляд вниз. В незапамятные времена, когда маленькие графства и баронства рассыпались бусинками по всей карте восточного материка, Иса была центром искусства. Отголоски того времени сохранились до сих пор: многие улицы и рыночную площадь украшали величественные статуи, а неподалеку от стен замка располагался театр — до сих пор лучший в королевстве. Восточная площадь города, закрытая для торговли и движения коней и повозок, была вымощена гранитной мозаикой и с высоты напоминала шахматную доску, усыпанную зелеными пятнами растений в каменных вазах. У ее северного края, в центре первого ряда плит, возвышалась мраморная «королева» — красивая женщина в длинном блио.

Именно к ней и шли Тамхас и Катэль, держа в руках по свече. Обычные жители города не решались задерживаться рядом с ней — им все казалось, что статуя наблюдает за ними. И неудивительно: по приказу предпоследнего графа скульпторы изваяли в камне его любимую единственную жену, Катрию. Графиня в жизни ничем не отличалась от обычных людей, она и родом-то была из простых крестьян, но весь ее мраморный облик дышал властным покоем. Вокруг статуи всегда лежали цветы и горели свечи: люди помнили ее и любили до сих пор, хотя со дня ее смерти минуло уже пять лет. Ничего странного, ведь это срок недостаточный для того, чтобы забыть... но в какой-то из дней они действительно забыли о том, что Катрия была таким же, как они, человеком.

Теперь-то она вечно следила за своим любимым городом — и стала еще одной местной легендой.

Между тем, занимался рассвет — начало рабочего дня. Людей на улицах, спешащих по своим делам, было полно, и еще двое с легкостью терялись в пестрой, разношерстной и шумной толпе. На взгляд Катэля, северяне были одеты даже слишком ярко, но в этом не было ничего удивительного. Он давно знал: и здесь, и везде, на всем белом свете, помимо Срединных земель, что тянутся вдоль экватора, день длится намного меньше ночи. Большую часть своей жизни все эти люди проводят в полутьме — оттого так бледна их кожа и так огромны радужки и зрачки глаз. Благодаря этой особенности они прекрасно видят в сумраке и им не грозит потеря зрения от слабого освещения, но взамен все цвета кажутся им немного тусклее, чем на самом деле. Катэлю потребовалось время, чтобы привыкнуть к этому; он справился, но замечать чрезмерную яркость цветов не перестал.

Площадь была почти пуста, за исключением нескольких детей, и здесь на них никто не обратил внимания. Тамхас зажег свечу прикосновением пальца, поставил ее у подножия статуи, среди мозаики из сухих и свежих цветов, и, выпрямившись, снова внимательно посмотрел на Катэля: тот все стоял перед ним, сжимая в руках свою свечу, и неотрывно смотрел на правую кисть отца. Там тусклой зеленью выделялась под кожей буква «V». Это не давало ему покоя с той самой минуты, как они встретились получасом ранее в замке Иса и пожали друг другу руки в знак приветствия. Лишь то, что выдержка изменила Тамхасу, и он бросился обнимать сына, заставило Катэля на время позабыть об этом, но сейчас, при свете дня, он четко видел, что это не выдумка и не игра его воображения после вчерашних страшилок от Эмилиана. Знак остался на прежнем месте.

Теперь-то все вчерашние речи стали гораздо более правдоподобными.

— Мне жаль, что тебе пришлось пережить все это, — сказал Тамхас. Он изменился сильнее всех прочих, кого уже успел повстречать Катэль за прошедший день, и на самом деле постарел — лет на двенадцать, не меньше. В черных волосах запуталась серебряная паутина седины, щеки и лоб прорезали тонкие неисчезающие морщины — однако цепкость взгляда и точность движений остались при нем в полной мере. Иначе и быть не могло. Тамхас прожил уже две с половиной сотни лет и некогда был соратником самого Тиса Веркинджеторика, который и собрал воедино королевство Веркинджес из десятков разрозненных земель, но по-прежнему оставался полным сил и стремления к жизни. Это радовало Катэля, который больше всего боялся того, что вернется не к бодрому и живому Тамхасу, а к угасающей свече — старику, который при каждом удобном случае бормочет, что вот-вот помрет. Все люди были такими. Все, кроме него.

— Не надо, — покачал головою Катэль. — Теперь ведь все хорошо.

«Не хочу об этом вспоминать», — отчетливо слышалось подтекстом, и Тамхас это понял. Он скрестил руки на груди, скрыв тем самым метку на кисти, и ответил:

— Я рад, что ты так считаешь, потому что впереди у нас много дел. Поставь же свечу, и я расскажу тебе кое-что.

В замке они так толком и не пообщались. Прибывший поутру Тамхас отправил Эмилиана спать, едва завидев его состояние: граф, как и обещал, просидел почти всю ночь над амулетом-мороком. Тот вышел на славу: для всех окружающих Катэль теперь выглядел светлокожим и большеглазым, с короткими бледно-русыми волосами, которые венчал узкий металлический обруч. Не изменилась ни одна из черт его лица, прежней осталась фигура, но теперь узнать в нем того самого Катэля было просто невозможно. Убедившись, что морок получился как полагается, Эмилиан кивнул обоим и спокойно пошел отсыпаться, а Катэль, внезапно сообразив, что каменные своды залов напоминают ему о зазеркалье, предложил выйти на улицу. Так они и оказались в городе, где купили по свече для Катрии и отправились на площадь. Когда не случалось праздников, поговорить здесь удавалось все равно что наедине.

Катэль присел перед каменным изваянием, обеими руками поднес свечу к губам и нежно выдохнул. Горячий воздух вскользь коснулся его губ, и на почерневшем фитиле заплясал тонкий рыжий огонь. Улыбнувшись, маг осторожно опустил свечу на плиту и, подняв голову, взглянул вверх. Мраморные волосы, казалось, вот-вот зашевелятся от ветра.

— Этой зимой не загорелся Свет Милосердия. Это значит, что до нового Похода остались считанные месяцы. Он начнется до конца этого года, — сказал Тамхас, убедившись, что Катэль уже не уронит свечу.

А тот, услышав это, застыл, так и не убрав руку от камня.

Свет не зажегся... неужели это возможно? Нет, он знал, он кое-что помнил о подобном событии... но разве это не просто сказки? Катэль торопливо стал вспоминать все, что он знал об этом чудесном явлении, со слов служителей церкви и из Книги Неба, продиктованной, по преданию, ее первым жрецам самой Богиней через сны и видения.

Итак, в отличие от Срединных земель, где день и ночь почти всегда делили сутки поровну, в северных широтах ночь всегда длилась дольше, а протяженность дня изменялась циклично на протяжении всего года. Лишь раз в году день и ночь сравнивались — и это была его середина, ежегодный праздник Свадьбы Солнца, когда молодые Бог и Богиня заключали брачный союз. Боги-хранители мира были счастливы — и люди разделяли их счастье, празднуя; кроме этого, они подносили на алтари фрукты и ранние злаки. Жертвуя малым из своих богатств, люди заручались милостью и поддержкой богов до нового урожая.

Но ночь росла, Бог и Богиня старели, и однажды зимой наступал последний день года, когда умирающее солнце едва-едва поднималось над горизонтом, и весь день длился не больше шести часов от рассвета до заката. Люди верили: этой ночью, самой длинной из всех, Богиня хоронит своего верного супруга и в жестоком бою защищает их от Виеллерели — своей собственной дочери, избравшей иной путь. Лишь в эту ночь, когда прежний Свет окончательно слабел и гас с закатом, Виеллерель могла ступить на землю. Никто не решался выйти на улицу после заката, а семьи с младенцами или беременными занавешивали все окна и заколачивали ставни: один взгляд подземной княжны обращал дитя солнца и света в проводника — человека с искаженной жизненной силой, которую он мог применять в колдовстве. Магию людям подарил Бог, он научил их славить Солнце своим даром, но Виеллерель украла его секрет и обучила своих избранников по-своему, из собственной плоти и крови. Вот почему церковь всегда ненавидела проводников.

Когда же княжна поднималась в Верхний мир, Богиня спускалась ей навстречу. Она молила дочь отречься от зла, оставить свои коварные затеи и навсегда уйти, но та отвечала ей насмешками и хохотом — воем метели — и вступала в бой. А когда Богиня ранила ее, княжна рассыпала вокруг себя капли собственной крови, которые становились новыми кристаллами ядовитого виолита.

Они сражались до рассвета, но за мгновение до восхода новорожденного солнца исход боя обязательно решался. Когда Богиня побеждала, она изгоняла дочь обратно под землю, роняла последнюю слезу скорби и погружалась в сон, подобный смерти, до следующего восхода луны. В эту минуту в главном храме Бога и Богини, на берегу мистического озера Солнца, откуда, по преданию, в виде лунного блика каждый новый год рождался Бог, огромная древняя статуя Богини тоже плакала. Ее слеза падала в подставленные чашей ладони, и с первым лучом солнца в первый день нового года в них вспыхивал золотистый негаснущий огонь. Это и был Свет Милосердия, охраняющий людей от зла. Частичку его прихожане обязательно брали с собой, чтобы защищать свои жилища.

Но с каждым годом Виеллерель становилась все сильнее, а вера людей в Богиню и Бога неумолимо ослабевала: это делало Богиню уязвимой, и она могла проиграть и погибнуть. Умирая же, Богиня роняла последнюю слезу горя, которая не могла разжечь огня защиты, и уходила водой в землю. Лишь истовые молитвы могли возродить ее и возвратить на небосвод, но огонь все равно гас, и защита иссякала до следующего года. Тогда и выступал Поход: первые ученики Виеллерели, всего восемь числом, возвращались на поверхность, в Верхний мир, и там выполняли единственное поручение своей госпожи — искали ее детей среди всех прочих смертных. Люди оказывались в опасности — практически на краю гибели.

Примерно так говорилось в Книге Неба о главном зимнем празднике, дне Возрождения. А еще — с начала времен минуло уже два Похода, и оба отпечатались в истории ужасными воспоминаниями...

До слуха Катэля донесся бой часов — единственных в городе. Первый из восьми гулких ударов вывел его из задумчивости, и маг осознал, что все еще сидит на одном колене, опираясь другим о камень. Он даже не почувствовал холода, задумавшись о церковной легенде. Но неужели все это не просто сказки?

— Ты вспомнил эту историю, верно? — спросил Тамхас. — Это не выдумки, к сожалению. Церковь многое приукрашивает, но не это. Два века назад я все видел сам. Мы с будущим королем и его гарнизоном остановились на ночлег у монахов при храме Рассвета как раз в ту ночь, когда огонь погас и не возродился. Тогда я не верил, что это возможно... но теперь могу убедить тебя в том, что это правда.

— И как все начнется?

— Из озера Солнца. Они выйдут оттуда и разрушат храм, как и в оба прошлых раза. А потом они пойдут дальше, сметая все и всех на своем пути. Они, как и прежде, будут искать таких, как мы.

Таких, как он и Тамхас, — то есть, проводников, сообразил Катэль. Он встал, выпрямился, и розовый рассветный свет ударил ему в глаза. Маг сощурился и прикрыл лицо рукой, силясь разглядеть лицо Тамхаса против солнца.

— Таких, как мы? Но зачем мы им?

— Некоторые из нас не выдерживают и идут следом, покорные воле Виеллерели, но далеко не все — только слабые. Так что этого я не знаю, хотя и искал ответ уже очень давно... Однако все люди, у которых нет нашего дара, просто умирают, встретившись с их дыханием. Это как вдыхать пары виолита, только намного быстрее. Люди гаснут прямо на глазах.

Катэль вздрогнул и сцепил пальцы в замок, почуяв, что они мелко дрожат. Напрягшись, он глубоко вдохнул, сосредоточился — и его голос зазвучал совсем ровно:

— Значит, их нужно остановить. Мы сможем сделать это? Ты ведь уже смог однажды?

— Мы попытаемся, разумеется. Это нам и предстоит выяснить... Но то, что сработало против них в прошлый раз, в этот уже не поможет. Тут я бессилен, — развел руками его приемный отец.

— А что это было?

— Неважно, — резко ответил Тамхас, обрывая любую возможность продолжить расспрос. — Поэтому размышлять об этом нам предстоит уже сейчас. Около полудня мы вновь собираемся у меня дома, будет совещание. Знаешь... все будут рады снова тебя видеть.

— Кроме короля и всей королевской рати, — иронично отметил Катэль, тут же забыв про пугающий Поход. Прямо сейчас были проблемы и поважнее. — Неужели я действительно могу вернуться в столицу? Так просто?

— Вопрос не в этом, а в том, под чьим именем ты туда вернешься, — поправил Тамхас. Речь его текла складно, легко — было заметно, что он уже все обдумал. И когда только успел? — Прошло слишком много времени, чтобы кто-то заподозрил в моем новом ученике того самого Катэля — тебя. Мне хотелось бы, чтобы в этом маскараде не было нужды, но пока... мне жаль, но я ничего не могу с этим поделать. Есть пожелания, как мне теперь тебя звать?

— Хм... да. Зови меня Киар, — сказал Катэль, вспомнив, как вчера представился прислуге в замке графа. — И не тревожься об этом. Думаю, это будет даже забавно.

Тамхас еле заметно поморщился.

— Киар... Хорошо. Пускай. Только не забывай о мороке. А уж я позабочусь о своей части. До завтра, думаю, справлюсь.

Катэль невольно поднял руку, чтобы коснуться заколдованного амулета, — и по его ногтям запрыгали крошечные солнечные зайчики. Серебряное перо, усыпанное мелкими осколками хрусталя, переливалось на утреннем солнце, точно покрытое росой. Незамысловатая, но завораживающая работа.

— Не забуду. Спасибо.

— Не за что.

Какое-то время они просто молчали, не зная, о чем еще поговорить. Не далее, чем вчера, мыслей было множество, но сейчас, когда нужно было выбрать из них одну, все они разбежались прочь, точно испуганные мыши. Мужчины переглянулись, и Тамхас хмыкнул, неловко пожав плечами.

— Прогуляемся по городу. Не поверишь, но я не был здесь примерно столько же, сколько и ты.

— Неужели? — недоверчиво улыбнулся Катэль.

— Исключительно деловые визиты. Замок не считается. Но там ничего не изменилось, сам знаешь.

Катэль согласно кивнул, а про виолитовое убранство местной ванной комнаты упоминать не стал. Если Тамхас и сам в курсе, то говорить незачем, а если нет, то у Эмилиана есть на то свои причины. У всех свои тайны, а уж Катэль по долгу службы умел хранить любые.

С безлюдной шахматной площади, торжественной и тихой, как королевская приемная, они возвратились на одну из главных улиц Исы — и вновь провалились в другой мир, наполненный запахами и звуками. Перемена была поразительной, и теперь-то Катэль это заметил; но если тишина площади заставила вспомнить о королевском дворце, то здешний шум, цокот и гомон напомнил ему о столице. Во второй раз людное место вызвало чуть менее неприятные чувства: маг отвык от скопищ людей за время своего отсутствия, — и теперь он даже смог с любопытством оглядеться по сторонам. Людей на улице стало немного меньше, но практически все уже занялись своей работой. Праздно шатались только они двое, да еще франт в фиолетовых одеждах. Впрочем, чужое внимание Катэля мало смущало, и, к тому же, люди видели не совсем его.

Горожане улыбались ему и тут же отводили взгляд, чтобы вернуться к своим занятиям, приветливо приподнимали уголки губ и тут же их опускали, и ничто не внушало ни недоверия, ни чувства опасности — но вскоре Катэль ощутил подвох. Что-то тут было не так. Он замедлил шаг, прислушался к себе, огляделся по сторонам — и сумел-таки удержать взгляд на тревожащей его мелкой детали. Это оказалась зеленая отметина на правой руке хорошенькой девушки, которая, сидя на крылечке, усердно мяла лен. Бледные кисти то и дело мелькали вверх-вниз. Но не могло же его всерьез взволновать только это?

Конечно же, нет.

Оглядевшись кругом, он мигом заметил еще нескольких горожан с татуировками на кистях. Сапожник с ботинком и гвоздем в руках, торговец в ярком берете, дородная веселая булочница, дорожный рабочий, ремонтирующий разбитую подковами брусчатку... День будет жарким, это ощущалось уже сейчас, ранним утром, и перчатки смотрелись бы на их руках странно: лишь так Катэль смог объяснить себе такое... такую смелость. Но он сомневался, что дело лишь в этом и, кажется, уже догадался, что же на самом деле все это значит.

Но ведь раньше, идя сквозь толпу с отцом, он этого не замечал? Сжав пальцами переносицу и поморгав, Катэль еще раз недоверчиво присмотрелся к одному, к другому жителю Исы, вгляделся в руки той, самой первой девушки. А она, почувствовав на себе пристальный взгляд, перехватила его и, страшно смутившись, вспыхнула до ушей и даже закрыла лицо руками. Но ее татуировка никуда не исчезла; напротив, так она стала видна отчетливо. Нет, не померещилось.

— Здесь живет много проводников, — негромко сказал Катэль, склонив голову к Тамхасу. — Это потому, что в Исе нет ни одного храма? До сих пор?

Тамхас окинул беглым взглядом улицу перед собой, хмыкнул в аккуратную тонкую бородку и кивнул.

— Точно. Ни одного в пределах города. Графы Иса стоят на своем вот уже седьмое поколение, если не больше: никаких церквей. Церковь и светское искусство несовместимы.

— Да, это я помню. Хм, до сих пор... И что, церковники знают? Про... этих жителей?

— Конечно. Это же очевидно, — ответил Тамхас снисходительно и чуть удивленно, даже взглянул на сына, на что тот пожал плечами и дернул уголком губ:

— Ну, ведь далеко не многие видят всю ситуацию, так, как ты, — ответил Катэль, оправдываясь за нелепый вопрос.

— Нет. Неправда. Никто не может видеть любые положения дел так, как я! — возразил волшебник почти с обидой, на что его сын едва сумел скрыть улыбку.

— Согласен.

— Конечно, они знают, не могут не знать, — чуть погодя вздохнул Тамхас, возвращаясь к прежней теме. — Факты не принимает только дурак. А факты таковы: этот город — своего рода резервация для проводников. Только никто их сюда не сгонял. Все они собрались здесь добровольно. И я не сомневаюсь, что все столичные церковники считают дни до того момента, как сюда переберусь и я. — Он ухмыльнулся, и в его гримасе отразилось яснее ясного: «Ну уж нет».

— Поскольку это не закреплено никаким указом, сослать тебя они не имеют права. Ты уже очень давно живешь в столице, у тебя столько заслуг перед королевством, у тебя там свой собственный дом... Церковь тут бессильна, — продолжил Катэль и по кивку понял, что завершил мысль верно. При желании короля его отца, конечно, легко смогут сослать, ведь для королей нет ничего невозможного, но даже печать дара проводника не смогла затмить всех рассказов и легенд, которые складывали о Тамхасе. Только это и спасло его, когда решались судьбы проводников. И он знал об этом.

— Да, кстати, о твоем доме... Спасибо, что заговорил об этом, — ответил мужчина и поморщился, как от боли. — Его больше нет. Указом короля его объявили оплотом измены и сравняли с землей. Я едва сумел забрать оттуда кое-какие твои вещи.

Они шли совсем медленно, но сейчас Катэль был просто вынужден остановиться. Он хватал ртом воздух, размахивал руками и глядел на отца, не зная, что сказать, что выбрать из обилия эпитетов, родившихся у него в голове в эту минуту:

— Я...

— Только не принимай близко к сердцу, — вскинул ладонь Тамхас, — это была всего лишь показательная экзекуция. Я бы на твоем месте и не ждал ничего другого. Его нынешнее Величество ведь ненавидел тебя всю свою жизнь.

Выдохнув и взяв себя в руки, Катэль криво улыбнулся. От оскорблений в адрес короля пришлось удержаться, людное место все-таки, но на всякий случай он запомнил особенно меткие обороты, пришедшие ему на ум.

— Наверное, он просто мне завидует.

— Может быть, — согласился Тамхас. Он, очевидно, говорил всерьез. — У тебя всегда было куда больше свободы, чем у него. И это касается не только правил придворного этикета. Я говорю и о магии. Нашей магии.

Катэль кивнул, соглашаясь, и вдруг глубоко вздохнул. Покачал головой, зажмурившись, и, всплеснув тонкими кистями рук, сжал пальцы в кулаки:

— Но, знаешь, я не стану скрываться вечно из-за глупой клеветы! Я должен снова стать самим собой, и я сделаю ради этого все. Правда всегда открывается, рано или поздно, и я не стану сидеть сложа руки в твоем доме, ожидая справедливости откуда-то еще. Я к этому не привык. Я должен не ждать, а действовать!

— Я помогу тебе, сын мой. Я помогу, не беспокойся. Мы справимся и тогда все вернемся туда, где нам и положено быть, — ответил Тамхас и погладил пальцами свою татуировку, не слишком удивленный такой пламенной речью. Прозелень на его бледной коже в лучах солнца имела оттенок медной патины.

— Я надеюсь на это, — сказал Катэль. Такого огня, такого задора внутри он не ощущал еще никогда. Сохранить бы его хотя бы до первой трудности, а их будет даже не десяток — сотни и сотни. А как же иначе, когда горстка людей борется со всем остальным миром?

— О. Вот еще кое-что, — порывшись в поясной сумке, Тамхас вытащил кошелек и протянул ему. Маг отшатнулся и замотал головой:

— Нет, я не могу.

— Бери-бери. Это же твой.

Тамхас говорил это вполне убедительно, и, все же взяв кошель в руки, Катэль убедился, что отец его не обманул. Вещь действительно его. Знакомые узоры, потертый шнурок, подшитый его рукой неровными стежками. Провозившись немного с завязками, Катэль сунул нос внутрь — и обнаружил в кошельке пригоршню меди и серебра. Хмыкнул, пожал плечами, точно ожидал увидеть нечто иное, вновь затянул шнурки и привязал кошель к поясу. Он не помнил, оставались ли там деньги, когда кошель висел на его поясе в последний раз, но понимал, что выяснять это попросту глупо.

— Спасибо. У нас еще есть пара часов до собрания, ведь так?

— Да. И они все тоже нам помогут. Непременно.

— Много их... то есть, нас сейчас?

— Нас теперь семеро, считая тебя и меня. Еще оба из рода Иса, Луна, Имонн и Мелинда. Последние двое отмечены татуировками.

— И незнакомы мне, — заключил Катэль. Последних два имени были для него новыми; более того, он не услышал нескольких знакомых. Это вновь напомнило ему о том, сколько прошло времени с их последней встречи. Более того: он ощутил, что лучше не спрашивать, куда они исчезли. Ответ может его расстроить.

— Да, ты их не знаешь. Они с нами всего четыре года. Ты хочешь расспросить их сам?

— Думаю... да.

И несколько оставшихся до полудня часов ознаменовались для Катэля нетерпеливым ожиданием. За это время они обошли не меньше трети города, заново запоминая его причудливую архитектуру: многие здания здесь сохранились с давних времен, пережив даже войны, Походы и разрушительную поступь времени; побывали в таверне, где, помимо еды, раздобыли немного свежих новостей, хоть и, в основном, мусор, интересный лишь жителям этого города; заглянули в старинный зимний сад. Огонь в очаге здесь поддерживали непрерывно, день и ночь, но дыма почти не ощущалось: его затмевали ароматы цветов и трав. Ящики и горшки с растениями были постоянно залиты светом, солнечным днем и лунным ночью, льющимся из окон в потолке и стенах. С непривычки здесь можно было легко потерять ориентацию в пространстве, упасть и расшибить голову о каменный пол, но у Катэля буйство растительных запахов и пятен света вызывало лишь легкое головокружение и чувство неясной грусти.

Дело в том, что запахи цветов из Срединных земель навеяли ему что-то из детства. Наверное.

Катэль его почти не помнил — вернее, не помнил себя до шести лет. Ему было как раз примерно шесть, когда его, заблудившегося и до смерти перепуганного, нашли в одном из рукавов королевской виолитовой шахты, рядом с телом его отца — родного отца. Мальчик надышался испарений виолита так же, как и взрослый, но это не убило его, а даже, скорее, напротив: умирающие так громко не плачут. Тогда Катэль и узнал, что он — маг с особым даром, иначе говоря, проводник; только это и заставило советника короля, Тамхаса Найруна, вбежавшего в шахты впереди отряда стражи, обратить на него внимание. Так они и познакомились в ту ночь — и больше не расставались так надолго, как вышло в этот, последний раз.

И чем дальше, тем сильнее все предшествовавшее их первой встрече казалось Катэлю не более, чем странным сном. Они никогда это не обсуждали — незачем. Поэтому лишь его экзотичная внешность срединного жителя напоминала о реальности далекого прошлого.

— Что-то не так? — спросил Тамхас. Катэль вздрогнул и вдохнул: кажется, сейчас он совсем не дышал. Голова тут же закружилась сильнее. Невольно он поднял руку, чтобы нащупать лоб и виски и не позволить себе уплыть в туман; нашел, скользнул пальцами вниз и сжал переносицу. В голове немного прояснилось.

— Нет, все нормально. Просто задумался. Что-то я часто в последнее время это делаю.

Когда же часы пробили без четверти полдень, проводники отправились на поиски укромного места для телепортации. Магия не была для людей тайной, но маги редко демонстрировали свои таланты публично, когда имели право выбора: открыться или нет. Они живут в своем мире, а люди без дара — в своем, как бы это странно ни звучало. Привлекать внимание людей стоит только по особо весомому поводу — таков их негласный закон.

— Справишься сам? — спросил Тамхас, опуская на голову капюшон, чтобы не обжечься собственной магией.

— Ты ничего не менял? — уточнил Катэль. Пространственное перемещение — вещь тонкая; нужно хорошо знать место, куда собираешься отправиться, чтобы не оказаться замурованным в стене или еще что похуже. Маги, которых и без того не слишком-то много, зачастую исчезали безвозвратно именно из-за ошибок в приемах телепортации.

— Только приводил в порядок то, что уже есть. Не промахнешься.

— Хорошо.

Тамхас улыбнулся ему и исчез.

Катэль склонил голову, чтобы сосредоточиться. Откликаясь на мысленный зов, кристалл у него под одеждой вспыхнул — золотистая точка даже пробилась сквозь плотную ткань, — а затем вокруг его фигуры стало стремительно сгущаться плотное сияние. Маг не был уверен, куда попадет, несмотря на уверения отца, и решил не использовать на этот раз мгновенное перемещение: оно было самым непредсказуемым из всех видов телепортации. Медленно перед его внутренним взором соткался образ тесной комнатки, от пола до потолка расписанной пространственными рунами: он уловил и прочувствовал их притяжение, — а потом упругий кокон магии схлынул, и Катэль открыл глаза.

Он стоял посреди узкой рунической комнаты — той самой. Она не изменилась. Все те же стройные столбики рун повсюду, начерченные углем и черной краской, все то же окошко в потолке, сквозь которое лился слабый свет; прежняя дверь, предусмотрительно приоткрытая. Тамхаса здесь уже не было, а из коридора доносились неторопливые шаги.

Катэль догнал его и пошел рядом. Длинный коридор перекрещивали потоки желтоватого дневного света, струящегося из окошек под потолком. В его дальнем конце виднелось что-то блестящее. Катэль знал, что там находится: зеркало. Высокое зеркало, заколдованное только на один маршрут перемещения и предназначенное только для тех, кто обладает даром входить в зазеркалье.

Когда они дошли, Тамхас провел рукой над его поверхностью и громко усмехнулся.

— Я люблю это место. Всякий раз оно напоминает мне о том, что зеркальное колдовство — это уникальный и ценный дар. Они уже искали у меня запрещенные секреты, но так и не нашли ничего интересного. Пытались даже сдвинуть зеркало, но за той стеной ничего нет. Просто переулок. Это даже забавно.

— Кто «они»? Церковники?

— Да, и они тоже. Идем, — проводник прищелкнул пальцами и легко перешагнул невидимую границу. Миг — и он снова исчез.

Катэль снял амулет-морок, спрятал его в кошель и, последовав в зеркало за отцом, оказался в еще одном давно знакомом месте. У этого здания была одна особенность: здесь не было ни одной двери, ведущей на улицу. Только зеркала и по несколько витражных окон в каждой комнате, за исключением хранилища документов и шкатулок с виолитом. Так, пожалуй, и должно выглядеть любое настоящее убежище — отрезанным от всего остального враждебного мира.

Плавно выдохнув, чтобы унять непроизвольную дрожь после перехода, Катэль огляделся вокруг и впервые решил озвучить свою давнюю мысль: она приходила к нему в голову почти всякий раз, как члены ордена собирались здесь на очередную встречу:

— Хм. Всегда было любопытно, где это находится на карте. Ведь где-то же это место есть?

Тамхас оглянулся:

— Где-то есть. А где — неважно. Тайна может оставаться тайной, только пока ее знает кто-то один. Если посвященных станет больше, то вскоре тайна перестанет быть таковой.

— Даже мне не скажешь?

— А зачем тебе это, Катэль?

Перебрав в голове все возможные ответы, Катэль только хмыкнул в ответ.

— И правда. Незачем.

— Пока незачем, — обнадежил его бывший советник королей Веркинджеса, и они вошли в зал заседаний. Пока что он пустовал. Круглый стол в центре был окружен семью стульями с высокими спинками, на комоде у дальней стены громоздились стопки бумаг; рядом с витражным окном стоял высокий стеллаж, наполовину заставленный книгами и сшитыми рукописями. В воздухе зала витал еле уловимый сладко-металлический запах — безошибочный признак близости незащищенных виолитов. Похожим образом пахло в рудоносных шахтах. Катэль огляделся и сосчитал: светильников из столбчатых кристаллов, разливающих теплое золотое сияние и тот самый аромат — ядовитые испарения, — было по полдюжины на каждой из стен. Достаточно, чтобы маг-не-проводник без защиты потерял здесь сознание через четверть часа.

Сев на ближайший стул, Катэль приготовился ждать, но не прошло и трех минут, как снаружи стали доноситься все приближающиеся шаги. Легкие, дробные, они могли быть только женскими. Майя, Луна или Мелинда. Луна — вряд ли, слишком легкие... и на Майю не очень похоже, она идет уверенней... тогда это та самая Мелинда?

Дверь в зал открылась шире, и Катэль увидел на пороге девушку — среднего роста, коротковолосую, с длинной челкой, прикрывающей лоб и брови. Выглядела она вполне обычно, да и одета была невзрачно, но Катэля сразу смутили широкие медные наручи на обоих ее запястьях и синеватые губы. На ее шее висел амулет из бронзы, состоящий из половинок стилизованных солнца и луны — символ веры Бога и Богини. Это он тоже отметил и еле заметно кивнул сам себе. Интересная особа — хотя бы тем, что явно имеет отношение к церкви и при этом находится здесь, среди... официальных еретиков?

Сложив руки перед собой, вновь прибывшая коротко поклонилась.

— Здравствуй. Я сестра Мелинда. Служу секретарем при преподобном Ларусе. Занимаюсь всеми его бумагами.

Соблюдая правила приличия, Катэль встал и протянул ей руку.

— Здравствуй. Я Катэль Найрун.

— А, так ты тот самый? Наслышана, — заулыбалась она и легонько коснулась его ладони пальцами, отвечая на традиционное приветствие. — Будем знакомы.

Едва отведя от Мелинды взгляд, Катэль сообразил, что не запомнил ее лица, и снова повернулся к ней. Девушка села напротив и подперла щеки руками, позволяя рассмотреть себя получше; весь ее вид говорил о том, что она знает: ее внешность не задерживается в памяти. На вид ей было лет двадцать-двадцать пять, не больше. И этот амулет на шее... и ее слова?

— Погоди, так ты из церкви?

— Да, можно сказать и так... Меня три года назад перевели к Ларусу из церковной ятрейи. Мой наставник решил, что я уже достаточно изучила ведение документов при лекарях и могу заняться чем-то получше. Вот и занимаюсь.

— Есть что-то полезное? — деловито осведомился маг, чтобы запомнить, по крайней мере, голос собеседницы.

— Думаю, да. Делаю документы для вас, когда есть возможность. Могу объяснить... Вот граф Иса, например. Официально он значится в реестре магов с двести первого года. Специализация -лекарь-алхимик. Содержит в графстве три ятрейи, в одной из них время от времени работает сам. Ну, это не моя заслуга... А вот то, что каждые полгода он является в столичный храм для отчета по виолиту и анализа ауры... боюсь, его светлость там не видели уже давно. При мне так точно. Но все его бумаги в полном порядке.

Усмехнувшись, Мелинда провела рукой по волосам. Сверкнула медь, и снова странное украшение привлекло внимание Катэля.

— А что это у тебя на руках?

Мелинда закатала рукав и положила левую руку на стол, чтобы показать один из наручей получше. Начинаясь от запястья, он продолжался еще как минимум три дюйма, плотно обхватывая предплечье, и заканчивался немного ниже локтевой ямки.

— Я нужна в церкви не только как секретарь — они испытывают на мне новые способы усмирения проводников. Это браслеты из меди, там изнутри выжжены руны. Они рассчитывают, что... погоди минутку, сейчас вспомню... «так можно разорвать поток внутренней энергии, которая течет от средоточия магии к рукам».

— И что в итоге? — вмешался Тамхас. Похоже, медь на Мелинду надели не слишком давно, иначе он давно бы это выяснил.

— Когда я колдую, они нагреваются. Могут даже обжечь. Снять я их все равно не могу. Так что, наверное, я могу сказать, что это работает.

— Бедняжка. Хочешь, я их сниму? — спросили с порога. Катэль обернулся — и едва узнал в гордой женщине на пороге Луну Эмеррис. С последней их встречи она стала выглядеть на тридцать с лишним, отпустила длинные волосы, которые, впрочем, заплела в белоснежные косы, и, кажется, стала немного выше; подол ее узкого темного платья доходил до щиколоток, и оно не было ничем украшено. Даже вышивкой. Впрочем, зная, кто она такая, Катэль не удивился ни прическе, ни наряду; его изумило другое: перемена в ней самой. Твердость и неторопливая уверенность, сквозящие в каждом ее движении, — и ни одного лишнего жеста. Луна стала по-настоящему опасной, это ощущалось отчетливо; опасной, но только для тех, кто не относится к списку ее друзей.

Мелинда тут же одернула рукав, пряча оковы, и спрятала руки под стол. Она тоже знала, кто такая Луна, и не хотела, чтобы медь с ее рук срезали отравленным кинжалом.

— Нет уж, благодарю.

— Ну нет, так нет... — безразлично пожала плечами Луна и, забыв про Мелинду, устремила все свое внимание на Катэля. Розоватые глаза забегали туда-сюда, бегло и точно отмечая самые маленькие детали. Невидимые белые брови чуть-чуть приподнялись. Полные изогнутые губы растянулись в приветливой улыбке.

— Привет, Луна, — сказал маг. Тогда женщина взглянула ему прямо в лицо и ответила:

— Привет, Катэль. Старый приятель...

Она подошла ближе и подала ему руку. Когда Катэль взял ее, Луна рывком подняла его на ноги и, отступив на два шага, еще раз пристально осмотрела с ног до головы. Катэлю даже показалось: она пытается разглядеть в нем что-то такое, о чем он сам и не догадывается.

— Кажется, что совсем не изменился, — подытожила Луна. — Но я едва тебя помню. Ну, и как тебе?

— Что?

— Убийство, — осклабилась женщина-альбинос, демонстрируя мелкие ровные зубы. — Даже два.

Катэль подумал, что ей, как профессиональной убийце, было бы интересно обсудить с ним этот вопрос. А учитывая, что общаться с Луной, как с человеком, а не с профессионалом, большинству людей, и Катэлю в том числе, было легко и комфортно, разочаровывать ее оказалось немного жаль:

— Убийства? Ах, ты об этом... Нет, я никого не убивал. Это ложь.

— Правда? Ну да, по глазам вижу, что правда. Жаль. Хотя знаешь... я больше всех сомневалась, что это сделал ты. Это так глупо, — вздохнула Луна и накрутила на палец кончик косички. Она с заметным разочарованием отвела взгляд в сторону и перестала улыбаться.

Катэль почувствовал укол самолюбия. Он запоздало понял, что на то и был расчет, но остановиться уже не успел — слова вырвались сами:

— Ты думаешь, я не смог бы убить?

— Достаточно, Луна! — вмешался Тамхас, стоявший в ту минуту поодаль, у книжной полки. Эта тема была ему неприятна. Луна послушно покаялась и понурила голову; на фарфорово-белой коже зажегся слабый румянец.

— Простите, мастер! Это сильнее меня. Конечно же, — она снова выпрямилась, и на ее бледном веселом лице не осталось и тени раскаяния, — я очень рада возвращению Катэля. Теперь здесь станет намного веселее.

— Думаешь?

— Уверена. Расскажешь, что там было на самом деле?

— Расскажу, когда соберутся все. Кого-то ведь не хватает, верно? Кроме Иса?

— Да, Имонна. Купца. Его Эмилиан к нам привел. Он забавный... О! — услышав за спиной шаги, она обернулась и хихикнула: — А вот и он! Легок на помине!

Луна шагнула в сторону, и Катэль увидел еще одного незнакомца — высокого, русого, курносого, с острым тонким подбородком. Имонн невнимательно, слегка нервно осмотрел присутствующих, не задерживаясь на каждом надолго, и спросил, глядя в сторону Тамхаса:

— Добрый день. А Эмилиан уже здесь?

— Нет еще.

— Да? Когда я пришел, был ровно полдень. Странно. Он никогда не опаздывает, — озадачился Имонн. Его взгляд поблуждал еще немного по комнате и остановился на единственном незнакомце. Тогда мужчина кашлянул в кулак и подошел к Катэлю, на ходу протягивая ладонь. На его руке блеснуло широкое кольцо из железа.

Рукопожатие вышло коротким, мягким:

— Кажется, мы еще не виделись? Я Имонн Берилл. Рад познакомиться.

— Я Катэль Найрун. Наверное, вы обо мне слышали.

— О! — удивился Имонн и в поисках поддержки обернулся, ища глазами Тамхаса. — Конечно, слышал. Так это вы! Я очень рад нашей встрече.

— А что тут делаете вы?

— Тамхас ведь собирал нас... да? — мгновенно усомнился вновь пришедший и снова быстро взглянул на мастера. Тот терпеливо кивнул.

— Простите, что запутал. Я не об этом, — извинился Катэль, сообразив, что ненароком нагрубил. — Что вы делаете для проводников, я хотел сказать?

— Я занимаюсь добычей и продажей полезных металлов. Серебро и медь часто ходят рядом в рудоносных жилах... Миледи Луна права, я купец. Это вроде семейное.

— Говорю же, он забавный, — сказала Луна и, посмотрев на Тамхаса, прошла к своему месту за столом. Остальные, чуть помедлив, последовали ее примеру. Катэль быстро взглянул на отца и сел на свое привычное место — справа от него. Пустыми остались всего два стула: слева от Тамхаса и по правую руку от Катэля.

Тамхас кашлянул, и все обратили свои взоры на него.

— К сожалению, Майя и Эмилиан опаздывают по неясной причине, но это не должно помешать вам поприветствовать моего сына, возвратившегося из долгой отлучки. То, что с ним случилось, страшно и удивительно, но вскоре вы услышите его историю, и она послужит уроком нам всем. Катэль?

Маг с улыбкой встал, поклонился всем, еще раз приветствуя, но ответил так:

— Спасибо, отец, но я хотел бы дождаться Майю. Она еще ничего не знает и обидится, если мой рассказ начнется без нее. Уверен, она и ее брат скоро будут.

Тамхас кивнул, зная характер графини, а вот Луна опечалилась. Она с чувством вздохнула и посмотрела на свои руки. Правое запястье опоясывала простая татуировка — ровная, как браслет, полоска красного цвета. На кисти другой руки над кожей приподнимался длинный прямой шрам.

— И ведь всегда так! — подумав, изрекла Луна. — Интересное совсем рядом, но нет, дергают и дергают перед носом, как червя на крючке. Вот бы прямо сейчас что-то занятное, раз уж ты медлишь! — пожелала она.

— У тебя черный язык, сестра Амаранта. Предрекай-ка неудачи пореже, ладно? — отозвалась Мелинда. Сидящие за столом мысленно согласились, как понял Катэль по их лицам, да и сам он не стал бы спорить: уж очень часто, когда Луна предупреждала о чем-то в шутку, ее слова сбывались, причем весьма невыгодным образом. Возможно, это было связано с ореолом смерти, который она носила прилипшим к своей ауре, точно репейник к одежде. Несчастья притягивали к себе другие несчастья — и при этом чудесным образом всегда обходили их предсказательницу. Впрочем, среди сестер Амаранта нормальных вообще не было. Кстати, все без исключения они были монахинями — и наемницами. Таков был их образ жизни в долине Амарант, скрытой где-то в Северных горах.

— Моя церковь не хуже твоей церкви, послушница Солнца! — радостно парировала Луна, очевидно, продолжая давний спор, и показала служительнице богов язык. — И ничего не черный! Даже не раздвоен!

Мелинда презрительно сощурилась. Катэль незаметно сел на место.

— Покажи-ка еще раз, а то я не разглядела.

— А вот шиш тебе! На воздухе мой яд сохнет.

— Миледи, вы, кажется, ушли от темы! — неловко вмешался Имонн. Заметно было, что он волнуется. — Разве мы ради этого встретились?

Внимания на него, разумеется, не обратили: явно привыкли.

— Ты свой яд береги, конечно. Как же тебе без него?

— У них разногласия на почве религии? — вполголоса спросил Катэль, склонившись к Тамхасу. Тот неопределенно пошевелил пальцами и взял со стола перо; придвинул к себе чернила и чистую бумагу, осторожно царапнул краешек листа сухим пером, проверяя ровность среза.

— Можно сказать и так. Давние. Ты лучше не мешай им. Они успокоятся сами.

— Мне тебя жаль, ведь ты не виновата в своей судьбе, кровавая сестра Амаранта, — тем временем продолжала Мелинда. Ее пальцы сомкнулись на церковном амулете, и в демонстрации послушнического смирения девушка устремила свой взгляд в потолок. Она разве только молитву не начала читать.

— Назвать меня по имени для тебя кощунство, что ли? — удивилась Луна. Ей стоило труда не рассмеяться от этаких речей и гримасы, преисполненной смиренного пафоса. Она бы, собственно, и сделала это, как делала часто, но тогда Мелинда оскорблялась, вовсе переставала с ней разговаривать, и доводить ее больше не получалось. А встречались они только здесь.

Мелинда промолчала, и тогда Луна коварно добавила:

— Но ведь я не виновата в том, что меня так зовут.

— Но из уважения к богам ты могла бы сменить имя.

Сестра Амаранта тотчас перестала улыбаться. К своему имени она относилась трепетно.

— Твоя церковь не делает тебя неприкосновенной, Мелинда. Прикуси язык!

— Не то что твоя церковь, да? Хотя, знаешь, решение родителей — это тоже святое, — Мелинда, почуяв опасность, все же пошла на попятную. — Им виднее.

За спором женщин никто не услышал приближающихся шагов, и проводники все разом вздрогнули и обернулись, когда услышали знакомый голос:

— Добрый день. Простите за опоздание, но повод серьезный. Мастер, вас там ждет почтовая птица. Я слышал стук в стекло в коридоре.

Его слова были встречены звонкой тишиной: смолкло даже эхо под потолком. Тамхас встал.

— Здравствуй. Что за повод, Эмилиан?

Граф поднял руку с зажатыми в ней бумагами. Примерно посередине тонкая стопка была пробита насквозь чем-то острым и широким. Походило на след от меча или кинжала.

— Мы нашли в заброшенной шахте тело проводника, заколотого кинжалом, а у него — эти документы. И вот это неподалеку от тела, — он жестом показал Майе выйти вперед. Графиня подошла ближе и продемонстрировала Тамхасу медный продолговатый ящик на хитрой застежке — скорее всего, шкатулка для оружия или свитка.

Едва взглянув на нее, Тамхас заметно помрачнел: он знал, что должно лежать внутри.

— Неужели... Ты знаешь, что это?

— Догадываюсь, — ответил граф. Майя удивленно приподняла бровь. На ее лице ясно читалось: «Почему я об этом не знаю?»

— Внутрь заглядывал?

— Да. Шкатулка пуста. Она была открыта и перевернута вверх дном, когда мы ее нашли.

— Хм... Ладно! Располагайтесь. Я заберу почту и сразу вернусь. А ты, Катэль, расскажи всем свою историю теперь, не трать время зря. У нас его может оказаться куда меньше, чем кажется.

Мастер спешно ушел, а отпрыски рода Иса заняли свои места за столом, ненавязчиво пряча свою добычу от любопытных глаз. Эмилиан положил бумаги на место Тамхаса, а себе взял с комода перо, чернила и несколько листков. Майя прижала шкатулку к груди и, подобрав другой рукой подол платья, аккуратно опустилась на свое место.

— Ну спасибо, Луна! — сказала Мелинда, потирая плечи, вмиг озябшие от явно воображаемого холода. Луна снова заулыбалась.

— Не за что, свет мой. Мне не сложно. И тебе, как видишь. Может, пожелать еще что-нибудь?

Ее эта ситуация скорее будоражила, чем пугала. Приключения она любила.

Майя поставила шкатулку перед собой, положила на нее руки и опустила на них подбородок так, чтобы смотреть на Катэля. Сейчас, когда между ними не сидел Тамхас, это было легко. Катэль посмотрел на нее в ответ — и увидел в прозрачных ледяных глазах легкую рассеянность; тогда он вдохнул глубже и начал рассказ.

Его слушали внимательно и молча: рассказ был эмоциональным. Повествуя об одном и том же в третий раз подряд, Катэль уже точно знал, что и в каком порядке следует излагать, и какие вещи более всего стоят внимания. Говоря, он то и дело терял связь с реальностью, но сквозь туман воспоминаний снова и снова проступали внимательные слушатели, собравшиеся в этом зале. За этим столом. Больше в мире не было никого, кто смог бы его выслушать и поверить.

— О... Это ведь все правда, да? — спросил Имонн, когда Катэль закончил. Тогда-то маг и усомнился впервые в том, что Имонн — на самом деле купец: такие мнительные люди редко добиваются успеха на этом поприще.

— Мне тоже все кажется странным. Это было так давно, да и вообще... — протянула Мелинда, не позволив Катэлю возразить. Она тоже засомневалась, хотя тут-то можно было не удивляться: судя по возрасту, послушница знала наверняка правление только одного короля — нынешнего.

— Так вы мне не верите? — растерялся Катэль. Ему вмиг стало неловко и неуютно, точно он всех обманул, и его обман раскрыли.

— Я верю, — спокойно ответила Луна. — Я и не такое видела. Если захочешь отомстить мерзавцу, обращайся напрямую ко мне: я тебе сделаю большую скидку.

— Ты серьезно? — с презрением поморщилась Мелинда. Ей невозмутимо кивнули.

— Конечно. Для друзей мне не жалко.

— Тьфу! Вы что, хотите убить короля?

— Вообще-то мы еще не решили, — с усмешкой сказала наемница. — Что скажешь, друг?

— Катэль, вспомни, пожалуйста, — вмешался Эмилиан: — когда ты увидел кинжал, из какого материала было лезвие? Не из стали, верно?

— Погоди... Да. Да, похоже, что нет. Хм... — Катэль зажмурился, потер переносицу: — Да и рана у короля была странная. От крови пахло растворенными испарениями. Ты думаешь, это тот самый клинок? Из музея?

— Думаю, что эта шкатулка как раз от него, — ткнул граф пальцем в сторону Майи. Она подняла голову и поморгала, чтобы возвратиться в ясное сознание. Скользнув взглядом по брату, она повернулась к Луне — и заметила в дверном проеме Тамхаса. Он стоял у входа совсем тихо и казался еще бледнее, чем обычно. В его руках был лист бумаги, а на шнурке снизу трепетал сломанный сургуч.

В голове за миг пронеслась дюжина самых разных мыслей, и графиня вскочила. Визг скользящих по камню ножек стула заставил всех посмотреть в ее сторону, но она этого даже не заметила: так, походя поморщилась изданному собою же шуму. Важно было другое.

— Что случилось? — спросила она, подходя.

— Пишет герцогиня, — ответил ей мастер и опустил руку с письмом. — Она просит нас найти ее дочь. Она сбежала сегодня утром, и мы должны найти ее раньше всех остальных. Всех.

— Это важно? Но почему?

— Лиенна ведь проводник, Майя. Иначе в этом действительно не было бы беды. А сегодня о ее даре узнали те, кому не стоило знать об этом никогда! Вот что случилось!

— Проводник? — вскинулась Мелинда. — Это плохо.

— Да, для нее очень плохо, — подтвердил Тамхас. — Но этого нельзя изменить. Можно только спрятать, скрыть от других эту тайну, но скрывать дальше у них уже не получится. Судя по тому, что пишет герцогиня, Лиенна прикоснулась к проверочному кристаллу, и между ними установился контакт. Нексус. Теперь ее способности пробуждены, ее аура изменилась, и она может колдовать, как и мы.

— А откуда ты знал раньше, что девочка — проводник? — подал голос Катэль. Тамхас слегка поморщился.

— Подумай. Это легко.

— Альбинос, — выдохнул Катэль и рефлекторно взглянул на Луну. Она кивнула, осведомленная куда больше, чем он ожидал:

— Да. Но девочку с самого детства окрашивают хной и дают специальные капли для глаз. Больше это не поможет.

— А кто узнал об этом сейчас? Ее дядя? — спросила Майя.

— Несколько церковников. Наверняка они уже доложили ее дяде, королю. Теперь проблемы у Мирри, у герцога, у Лиенны, и одни боги знают, чем это может кончиться. Ей нужна моя помощь. Наша помощь.

— Ясное дело, кончится это какой-нибудь бедой, — покивав головой, заключила графиня. Лучи света из витражного окна прошли сквозь ее качнувшиеся волосы и зажгли их красным пламенем. — Но, может, вы взглянете пока на то, что мы принесли? Брат говорит, это что-то из музея. Из музея истории, наверное? Да? Что-то древнее?

Тамхас нахмурился, сжал губы — но все же кивнул.

— Да, я знаю. Хорошо, давай посмотрим. В конце концов, я же должен все обдумать...

Волшебник сел за стол и взял в руки прорезанные бумаги. Осторожно разъединив их, он стал просматривать каждую по отдельности. Чернила были не самые качественные, местами выцветшие — прочесть некоторые слова, а то и целые строки, уже не представлялось возможным. Тогда Тамхас провел рукой над первой бумагой, сосредоточился — и чернила снова проступили на месте еле видимых темных следов. Щурясь, он прочел заголовки, затем отыскал вписанное другим цветом имя, сверился с письмом. Хмыкнул и приподнял брови: в голове сложилась примерная картина.

От нижнего листа вдруг отвалился небольшой листок и спланировал на стол. Подняв его, Тамхас прочел:

«Я помню о том, что обещал вам, Кай. Вы получите свою награду, когда я получу назад кинжал и шкатулку. Буду ждать вас в условленном месте завтра в десять.

21.5.198г. Сёрен».

Заинтересованный, он прочел письмо еще раз, вслух — и услышал звон в ушах. Так звучала полная тишина, на несколько кратких секунд установившаяся в зале.

Но это продлилось недолго:

— Вы сказали — Сёрен? — воскликнула Мелинда, подаваясь вперед. — Я знаю одного! Он служил в моем приходе, когда я была маленькая. В сто девяносто... девятом, по-моему, его перевели в дворцовый собор. А что еще там есть?

— Немного.

Тамхас вновь зашелестел бумагами и расположил их так, чтобы ни одна не прикрывала собою другую. Набор сложился бедный, но, по крайней мере, понятный:

— Здесь билет на корабль в Торан — оплачен заранее, вписано его имя. Свидетельство для начальника порта, тоже его... Дорожный чек. На двести золотых тисов. Скорее всего, этот Кай намеревался сбежать от кого-то. Или от чего-то.

— И не хотел отдавать кинжал этому Сёрену, раз принес с собою шкатулку, но она оказалась пустой. Иначе ее унесли бы вместе с ним, — добавил Эмилиан, когда вновь установилось молчание. — С тем самым кинжалом. Мне кажется, этот герой явно из истории Катэля. Помните, как он рассказывал про странный клинок и странную рану? Совпадений не бывает. Так, мастер?

— Да, не бывает. Похоже, что ты прав...

— Погодите! Да что это за кинжал такой? — встряла Майя. — Скажите мне!

Подавив раздражение, Тамхас взглянул на Мелинду и Имонна, которые наверняка этого тоже не знали, на Луну — рассказывал он ей об этом или нет? — и ответил:

— Это предмет из Нижнего мира. Когда во втором Походе был побежден один из вассалов Виеллерели, от него осталось его оружие: два кинжала с лезвиями из чистейшего виолита. Для проводника это идеальное смертоносное оружие, раны от которого неизлечимы. Когда король Тис завершил объединение земель, он приказал основать в столице музей, и один из кинжалов отправили туда. Лучший ювелир королевства сделал для него эту шкатулку из меди, чтобы не отравлять никого из посетителей и сохранить артефакт в целости. А второй кинжал король отдал на хранение мне. И он под надежной защитой.

— Ого... — протянула Майя, сверкая глазами. — Жаль, я не нашла его. Этот шут его точно где-то спрятал. Продать хотел, наверное?

Кажется, мысленно она уже призывала душу убиенного и допрашивала его на предмет кинжала.

— Наверное, ты права. В любом случае, это позже. Теперь слушайте: Луна, попытайся отыскать Лиенну, но не привлекай внимания, Катэль, ты со мной, — Тамхас передал одну из бумаг Мелинде: — Поищи по этим данным в своих архивах, может, кого-нибудь найдешь — знакомых или родню этого Кая. Сёрена тоже проверь. Шкатулку я оставлю здесь, она слишком заметна и для любого из вас небезопасна. На сегодня все!

Королевна Мирри Веркинджеторик уже давно не являлась таковой. По причинам, известным наверняка только ей и ее брату, спустя всего только месяц после окончания траура и коронации Бринэинна он выдал ее замуж за герцога Вивиана Гела, правителя столицы и ближайшего наместника Его Величества. Кроме этого, король также отдал особый приказ: используя старый закон, он переменил титул сестры, убрав из него принадлежность к правящей королевской семье. С тех пор королевна стала всего лишь герцогиней, а значит, и не имела законного права на престол до тех пор, пока правящая монаршая персона не отменит этот приказ. Конечно, многие граждане королевства понимали, что здесь что-то нечисто, но что именно и как все это связано с недавней трагедией, не знал никто.

И все же, с титулом Мирри отнюдь не лишилась королевской крови Веркинджеториков. Гремучая смесь боязливости и властности создала в ней личность, которая жаждала и опасалась всего и сразу. Более всего же она боялась своего брата — и была даже рада порой, что покинула дворец. Герцог со временем хотя бы принял ее сторону, и слава богам, что король об этом не знал. Поэтому Мирри жила спокойно — настолько, насколько это было возможно в ее статусе, — любила супруга, с которым сумела свыкнуться, растила дочь... Но любому спокойствию однажды приходит конец, и ее жизнь не стала исключением.

Вот уже пять минут кряду Мирри нервно мерила шагами мраморный пол, комкая в руках письмо с восковыми печатями короля и придворного церковника. Гонец, принесший ей весть, едва не схлопотал по голове старинным кувшином. Впрочем, о вспыльчивости герцогини многие были наслышаны, так что везунчик успел увернуться и сбежать. Глина же не выдержала подобного обращения и от столкновения со стеной лопнула и рассыпалась на черепки. Мирри хотела и печати, сорвав их с нитей, швырнуть следом, чтобы смешать их с мусором и больше не видеть, но вовремя опомнилась. Письмо, это возмутительное указание, должен был прочесть еще и ее супруг. Как жаль, что сейчас его нет дома — он бы обязательно что-нибудь придумал и смог ее успокоить и поддержать. Он ведь всегда так хорошо с этим справлялся.

Но подумать только: Бринэинну, этому стервятнику, взбрело на ум направить в поместье герцога делегацию церковников для проверки ее дочери! Мирри махнула письмом в сторону воображаемого брата, представляя, как бьет его этой бумагой по лицу. И ведь даже не смутился, гад, когда подписывал!

Ее возмущение было понятно: никогда в роду правителей Веркинджеса не рождалось не то что проводников — даже простых магов, несмотря на то, что и те, и другие всегда были с королями рядом. Более того, никогда и никого из королей не изучали церковники: на то было монаршее право неприкосновенности. Но, разумеется, ее братцу закон не писан. Ему позарез требовалось официальное подтверждение того, что его племянница подходит королевской семье, ведь королевский род задает всей стране тон моды, стиль жизни, обычаи и основы морали.

Морали? Ха!

Герцогиня фыркнула, удивляясь, как это вообще пришло ей в голову. Когда-то давно — да, непременно. Но теперь, когда королем стал ее брат, который причинил столько зла и бед ради власти... По крайней мере, Богиня покарала его бездетностью. Но и это не могло его остановить: в последние несколько лет король стал приглядываться к ее дочери, разумеется, планируя расположить ее к себе и воспитать так, как нужно ему. Он ведь даже даровал ее девочке титул инфанты — члена основной королевской семьи. Возвратил, в какой-то мере, то, что отнял у своей собственной сестры.

Однако Мирри знала точно: она встревожена по иной причине, и даже не из-за гордости. Ведь Лиенна, ее дочь, действительно являлась проводником. А если уточнить — Лиенна может стать проводником, если столкнется в своей жизни с кристаллом виолита и хотя бы просто его коснется. Так объяснил ей Тамхас, когда Мирри, едва увидев белые ресницы и волосы своей новорожденной дочери, бросилась писать ему очередное письмо, превозмогая слабость и боль. Общаться с ним посредством переписки для Мирри стало привычкой уже давно, со времени его отставки: на тот момент она даже перестала уже бояться, что ее за этим поймают. Почти перестала. Для нее Тамхас был отдушиной в беззаботное прошлое, ведь советник отца существовал всегда, с самого ее рождения, и лишь он не исчез из всех героев ее детства. Только ему Мирри всегда могла поверить любую тайну и знать, что до чужих ушей она не дойдет: как было прежде, так осталось и до сих пор.

Кроме того, тогда, в тот раз, Тамхас мог ей здорово помочь.

Он и помог: по крайней мере, вооружил Мирри некоторыми знаниями. Он поведал в ответном письме, что изначально такие, как он, сами не ведают о своем даре и могут прожить всю жизнь обычными людьми. Только контакт с виолитом может разбудить дар мага-проводника. При этом люди, отмеченные убывающей луной, Виеллерелью, те, кого называют альбиносами, всегда являются способными к магии кристаллов и зеркал, и церкви хорошо известно об этом. Единственный способ для Мирри уберечь дочь — это скрыть ее внешнюю особенность и оградить от кристаллов. Только тогда у нее будет шанс на действительно обычную жизнь.

Но этот ответ пришел только через день, а пока Мирри мучилась страхом и сомнениями. Правда ли то, что она когда-то знала про альбиносов? Что ей сказать мужу в свое оправдание? И что делать, если он решит рассказать обо всем королю? Что тогда ждет ее и ребенка?

Промучившись до утра в неведении и в том, что принято считать покоем для роженицы, с рассветом Мирри смогла, наконец, пообщаться с Вивианом, когда он вернулся в ее опочивальню. Супруг ее был странно тих и кроток и безмолвно выслушал весь поток откровений, излитый на него супругой: о том, каков на самом деле ее брат, о том, что знак Виеллерели на их дочери — это не их с Вивианом вина. А когда Мирри замолчала, он не сумел подавить вздох, и с ним замерло сердце герцогини.

— Об этом никто не узнает. Можешь не бояться.

Мирри прикусила щеку изнутри, боясь, что от облегчения сейчас впадет в истерику. Глаза ее увлажнились, но слезы не покатились по щекам, и она прерывисто выдохнула. Чувства, которые герцогиня Гела испытала в ту минуту, врезались ей в память навсегда.

— А повитуха...

— Никто, — повторил он твердо, и в ту минуту Мирри поняла: любое счастье означает чужую боль. Таково равновесие, и с ним невозможно бороться. Но на сочувствие невольной свидетельнице сил у нее не осталось.

Протянув жене свою ладонь, Вивиан взял ее за руку и крепко сжал. Ей сразу стало легче. Мирри хотелось бы провести так вечность, оберегая и лелея чувство полной защищенности и покоя, но в эту минуту из соседней комнаты раздался плач их ребенка, и матери пришлось пойти к нему. Вивиан тем временем подозвал слугу и отправил его в аптечную лавку: для начала, его дочери требовалась лучшая хна для волос.

С того дня супруги Гела стали намного ближе друг к другу и до сей поры продолжали сближаться. Должно быть, никого еще в мире так не объединял общий ребенок. Но здесь, у них, было и еще кое-что общее: тайна. Страшная, большая тайна. Однако, при всей своей опасности она являлась и благом: отношения супругов стали живее и доверительней. А затем осознанно хранить свою тайну вместе с родителями стала и их дочь.

— Лиенна! — повысив голос, позвала Мирри. На последнем слоге он не выдержал и сломался, и женщина закашлялась. К горлу подступил комок, и она глубоко задышала, боясь, что сейчас снова расплачется. Делать это сейчас было никак нельзя.

— Иду! — отозвались из гулкого коридора, и шаги стали чаще. Мирри крепко обняла подбежавшую к ней дочь и ощутила под руками грубую ткань охотничьей куртки. Вспомнила: разумеется, только что у Лиенны закончились занятия по верховой езде. Через час будут танцы. Вечером — фехтование. Дочь знатных родителей обязана быть образованной и умелой во всем. А теперь, когда она королевна, — особенно. Всего через неделю ей исполнится шестнадцать, а король — он уже обещал и сообщил об этом — устроит бал в ее честь.

Но вот-вот грянет настоящая катастрофа, грозящая разрушить жизнь Лиенны...

Нет. Нет! Еще не все потеряно.

— Мама, что-то произошло? — спросила Лиенна.

Мирри отстранилась, кивнула и серьезно поглядела в лицо дочери, положа ей руки на плечи. Та явно не понимала всей важности предстоящего события. Что ж, тогда придется ей кое-что объяснить...

— Сегодня у нас будут гости. Важные люди, из церкви. Они придут к тебе и дадут тебе фиолетовый кристалл. Виолит. Помнишь, что я тебе рассказывала о нем? Ни за что не прикасайся к нему. Можешь только сделать вид, что неважно себя чувствуешь, когда его видишь. Этого будет достаточно.

— Да-да, я все это помню. Хорошо, — нетерпеливо кивнула девушка. — Это все?

— Это очень важно, Лиенна!

— Конечно, мама, я понимаю. Я же не глупая! — порозовев, вспыхнула Лиенна. — Я знаю, что мне делать!

Мирри, однако, не перестала сомневаться: даже, пожалуй, напряглась сильней, видя, что для ее дочери эти опасные гости означают всего лишь скуку и больше ничего. Лиенна всегда была умной, понимающей... но она оставалась несерьезным ребенком всю жизнь и до сих пор. Вздохнув, Мирри поклялась себе, что возьмет ситуацию в свои руки, насколько это возможно. Ее девочка не должна пострадать.

— Надеюсь, что это так. Хорошо. Тогда можешь идти. Если встретишь по пути кого-нибудь из прислуги, скажи зайти ко мне.

Покивав, Лиенна ушла, и для Мирри потянулись минуты мучительного ожидания. Наверное, герцогине стоило бы сказать спасибо брату за то, что он ее, по крайней мере, предупредил, но благодарить этого спесивца ей в принципе не приходило в голову уже очень давно. Скорее уж, прямо здесь и сейчас она разбила б о его голову еще одну редкую вазу. Слишком уж прочно въелась ей в душу злость и обида. Да и как можно спокойно продолжать смотреть на брата, зная, что это он убил ее — их — родителей? Мирри знала это наверняка, но доказательств у нее не было. Их вообще больше нигде не было. Бринэинн давно сам сказал ей об этом — и тем самым поставил точку в истории их общего прошлого.

Нервная истома охватила ее руки от воспоминаний, пробудивших старые чувства: она заставила расслабленные кисти крупно задрожать, и Мирри послала служанку за успокоительной настойкой и книгой. Покидать прихожую она не собиралась и планировала дождаться гостей прямо здесь. Ее не застанут врасплох. Никого не застанут.

Все нужное ей немедленно принесли, но чтение не успело наскучить герцогине: короткий стук в парадную дверь вскоре прокатился эхом по ближайшим залам и отдался холодком в ее затрепетавшем сердце. Мирри знала, кто там: это прибыла делегация церковников. Стиснув руки в кулаки, герцогиня собралась с силами и сама, отмахнувшись от лакея, открыла дверь.

Как она и ожидала, на пороге стояли люди в одеждах церкви. Их было двое. Ближайший ко входу визитер, служитель в золотистой, с темно-синей нитью, льняной ризе, был ей немного знаком. Кажется, его звали Сёрен. Уже очень давно он служил в королевском храме — кажется, почти двадцать лет — и читал долгие проповеди в столичной церкви раз в месяц. Послушать его порою было интересно.

— Да пребудет с вами свет Милосердия, Ваша Светлость! Меня зовут Сёрен, — с легким поклоном поприветствовал ее служитель, придерживая пальцами символ церкви — лунное солнце — из янтаря и серебра, раскачивающийся на длинной цепочке. Его спутник, стоявший поблизости, очень осторожно держал в руках маленькую медную шкатулку. Хитрый замок удерживал крышку плотно прижатой к ящичку. Казалось, что, если бросить его в воду, внутрь не просочится ни капли воды. Спутник Сёрена кивнул женщине, но не выразил никаких эмоций, а Сёрен продолжил, вежливо улыбаясь:

— Вы позволите войти?

— Проходите. И вам того же, — ответила Мирри и посторонилась, впуская гостей. Едва оба человека перешагнули порог ее дома, как сердце женщины неистово забилось. Все, пути назад нет.

Она подавила вздох и, чтобы не расплакаться от страха прямо здесь и сейчас, спросила:

— А как зовут вашего спутника?

— Мое имя Леусетиус, — ответил он и склонил голову в поклоне. Его виски и скулы прикрывали тонкие листы узорчатой меди, сбитой с нижними, железными, медь же обхватывала лоб обручем, скрепляя в цельный шлем боковые пластины. Тонкие медные ленты были часто вшиты в его кожаную легкую броню вдоль рук и ног, сзади и по бокам туловища, а на груди они сходились лучами, изображая солнце. — Я рыцарь Солнца, как вам наверняка уже стало ясно. Мое почтение, герцогиня.

— Это ведь вас ко мне отправил мой брат? — продолжая не то бороться с собою, не то тянуть время, уточнила Мирри. Ее гости переглянулись.

— Да, Его Величество очень беспокоится о своей племяннице, — ответил Сёрен. — Можно нам с ней немного поговорить?

Мирри отвела взгляд в сторону, чтобы нынешняя перемена в ее лице так сильно не бросалась в глаза. Мыслей в голове не осталось совсем: еще прежде она, не в силах от волнения сосредоточиться на книге в своих руках, придумывала и продумывала длинные диалоги со своими гостями, всякий раз завершавшиеся тем, что церковники забывали о своем задании и уходили восвояси, но сейчас не могла вспомнить и слова из своих самых замечательных речей. Ей осталось только кивнуть — и начать молиться, чтобы все прошло хорошо.

— Хорошо... — сказала Мирри вслух и откашлялась, чтобы привести голос в надлежащее состояние. — Хорошо. Сейчас она придет. Горничная принесет вам чаю. Или вина?

— Ничего не нужно, мы ненадолго, — отказался Сёрен. Он сел на стул и кивнул. — Пожалуйста.

Только одно спасало Мирри от того, чтобы сорваться на бег: мысленный подсчет собственных шагов. Она ровно, ритмично шагала и, вслушиваясь в цокот мрамора под ногами, старалась не думать больше ни о чем. В груди и без того неумолимо зрело страшное предчувствие беды: удушающая тревога, которую питали все ее сомнения.

— Лиенна! Пора! — выдохнула Мирри на пороге танцевального зала, впиваясь пальцами одной руки в другую — за спиной, до боли. Лиенна выпрямилась из замысловатого реверанса и подплыла к матери, придерживая тяжелый кринолин.

— Что, сейчас? — недовольно уточнила она, не дойдя до порога пары шагов.

— Да. Продолжишь потом, — и Мирри требовательно протянула к ней руку.

Тон герцогини не оставлял ни единой возможности возразить. Лиенна не очень-то хорошо разбиралась в интонациях окружающих, но свою мать она знала изрядно. Спорить сейчас выйдет себе дороже. К тому же, мама ведь предупреждала о гостях...

— Ладно... — протянула Лиенна.

Она явно хотела добавить что-то еще, но, подумав, махнула рукой.

— Не спеши. Расслабься, — напутствовала ее мать, пока они торопились назад, в прихожую. Точнее, торопилась Мирри. Лиенна старалась шагать побыстрее, чтобы успевать за мамой, но ей мешало громоздкое платье.

И вот так, торопясь неизвестно куда, неизвестно зачем, Лиенна наступила на собственный подол, запнулась и едва успела схватиться за стену, чтобы не упасть. Мирри по инерции прошла вперед еще шагов пять, но вернулась, услышав, что шаги дочери стихли. Щеки герцогини пунцовели под слоем пудры, грудь тяжело вздымалась. Глаза... Лиенна не могла подобрать подходящего описания, но то, что там оказалось, было чем-то очень нехорошим. Тревожащим.

— Расслабиться? Мне кажется, тебе это нужнее, — возразила Лиенна, выпрямляясь. Мирри нахмурилась.

— У меня все в порядке! — резко ответила она.

— Ну да, конечно...

До крайности взвинченная Мирри чувствовала, что уже почти готова наказать дочь. Все равно, за что. Только бы от этого ей стало легче!

— Сосредоточься на том, что я тебе говорила. И не думай больше ни о чем! Поняла меня? Идем!

Вздрогнув от резкого окрика, Лиенна замолчала и стиснула скомканный в руках шифон. Волнение матери каким-то образом теперь передалось и ей, и последние насколько ярдов до последней двери дались ей с большим трудом. Но она сумела их преодолеть — и в итоге медленно вошла в прихожую, стараясь вежливо улыбаться в пространство.

При виде Лиенны Сёрен и Леусетиус мигом встали и поклонились.

— Свет Милосердия над вами, Ваше Высочество, мы к вам! Вы, должно быть, уже в курсе, зачем мы здесь.

— Да, конечно... — преувеличенно небрежно ответила Лиенна. Заметно было, что такое почтительное обращение ей очень польстило и даже, пожалуй, придало немного уверенности. Она собрала юбки и грациозно села, а Мирри опустилась с другой стороны длинного пуфа, чтобы не мешать. — Давайте приступим к делу.

— Как вам будет угодно. Доставайте кристалл, сэр рыцарь, — сказал Сёрен, — а вам я советую прикрыть дыхательные пути платком, миледи. Мало испарений не опасно, но осторожность никогда не вредит.

— А вы?

Церковник весьма красноречиво поднял к лицу свободный рукав одеяния и прижал его к носу и рту. Затем замок шкатулки звонко щелкнул под рукой Леусетиуса, и крышка с тонким скрипом откинулась на петле. Внутри лежал небольшой, со сливу размером, темный камень. В таком виде он не казался чем-то особенным. Вовсе нет. Лиенна хмыкнула, подавляя смешок. Мирри взглянула на нее и покачала головой, но та ничего не заметила.

Надев перчатку, рыцарь достал кристалл. Осторожно, явно опасаясь уронить его, он раскрыл ладонь и протянул ее Лиенне. На гранях виолита сверкнул солнечный луч.

— Не так близко! — предупредила Мирри, а Лиенна отодвинулась. Рыцарь чуть-чуть отвел руку назад и остановился.

— Да. Прошу прощения. Примерно так...

На несколько секунд в прихожей стало очень тихо. Лиенна, затаив дыхание, внимательно рассматривала кристалл. Дважды она тянулась к нему, дважды сердце Мирри замирало до мертвого холода в теле, и дважды ее дочь убирала руку. Что-то прочно приковало ее взгляд к виолиту. Походило на то, что Лиенна просто не может отвернуться.

Никто из окружающих подобного явно не испытывал. А Мирри сидела с таким, должно быть, подозрительным видом, что рыцарь Солнца — она это заметила — давно смотрел не на Лиенну, а на нее. Герцогиня уже не сомневалась: он подозревает, что она укрывает проводника.

— Ну, хватит, — попыталась женщина коснуться плеча своей дочери, но Леусетиус махнул свободной рукой в ее сторону, обозначая запрещающий жест. Сёрен кивнул, скрещивая на груди руки.

— Еще минутку, — согласился он, пристально глядя Лиенне в лицо и явно ища там что-то определенное. Но ожидал ли он это найти на самом деле, в отличие от Леусетиуса?

Так или иначе, ждать больше не пришлось. От резкого движения телом виолит на ладони рыцаря качнулся, Лиенна, с дрожью втянув носом воздух, протянула к нему ладони, боясь, что кристалл упадет — и на этот раз, на третий, коснулась его. Кончиками пальцев она обвела твердые грани, смахнула себе на другую ладонь и, всматриваясь, поднесла его неосторожно близко к лицу. Кристалл обдало ее сосредоточенным глубоким дыханием — и именно в эту минуту что-то изменилось. Лиенна вдруг закатила глаза, резко привлекла обе руки к груди; судорожно стиснув виолит в кулаке, она лишилась чувств и безвольно скатилась на пол. Вскрик Мирри повис в застывшем воздухе.

Спустя несколько мгновений пальцы Лиенны расслабились, и кристалл под неотрывными взглядами троих свидетелей выкатился из ее ладони. Он ярко, по-солнечному мерцал, и этот свет лился из самого сердца полупрозрачной структуры. Виолит источал собственное сияние, а не отражал его, а значит, иного толкования быть не могло.

— Перо мне. И бумагу, — медленно сказал Сёрен, не отводя взгляда от распростертой на полу девушки. Рыцарь бросился исполнять приказ.

— Что вы собираетесь писать? — спросила Мирри. Ее крупно трясло, и поняла она это, только взглянув на свои руки. Она встала — и ощутила тяжесть в коленях и головокружение. Как бы не упасть...

— Отчет для Его Величества и для церковного архива, — ответил Сёрен, соизволив взглянуть-таки на нее. — Ваша дочь — проводник. Вы, конечно, не могли знать об этом, так что соболезную вам. И ей. Мне очень жаль.

Несколько мгновений они стояли, впившись друг в друга взглядами — с каждой секундой все более ожесточенными. Теперь-то, когда сомнений уже не осталось, когда самое страшное уже случилось, Мирри ощущала не страх, а гнев. Сейчас, когда несчастье случилось по-настоящему, герцогиня Гела обнаружила в себе неимоверные силы держаться и стоять на своем.

Соболезнования! Жалость! Глупость какая! Не им решать, а ей!

— Вон отсюда, вы оба. Сейчас же! — потребовала она и указала на дверь. Сёрен поджал губы и скрестил на груди руки, явно намеренный с этим поспорить.

— Так значит, вы знали? — сощурился на нее возвратившийся с бумагой Леусетиус. Он определенно торжествовал. — Знали!

— Вон, я сказала! — скалясь, крикнула герцогиня обоим. — Именем герцога! С меня хватит!

— Конечно, мы уйдем. Но мне нужна ваша подпись, — попытался надавить Сёрен, но безуспешно. Герцогиню было уже не успокоить и не остановить.

— Княгиня подземная вам подпишет. К ней и катитесь! — ответила Мирри. Она повысила голос еще немного, хотя, казалось, выше уже невозможно: — Стража! Ко мне!

— Не утруждайте себя, мы уходим. Уходим! — сказал Сёрен и махнул рукой, привлекая внимание рыцаря. Он, хмурясь, кивнул, положил виолит в шкатулку и прочно ее запер. В последний раз церковники поглядели на герцогиню, на ее дочь, лежащую на полу без сознания, и пошли прочь. Их с докладом ждал король.

А Мирри стояла посреди прихожей, по-прежнему пунцовая от гнева. Ее тонкие руки стиснулись в кулаки, кожа на костяшках натянулась и побелела. Она свирепо смотрела визитерам вслед, пока дверь за ними не закрылась — и только после этого опомнилась, опустилась на колени и стала приводить в чувство Лиенну. Пары хлопков по щекам оказалось достаточно: Лиенна сразу открыла глаза. Серость в них, вызванная регулярным приемом особого эликсира, исчезла, и ее место занял природный оттенок — розовато-голубой. Это и был цвет глаз, присущий лишь альбиносам. Наверное, это произошло из-за кристалла, хотя сейчас это тревожило Мирри меньше всего.

А Лиенна просипела, морщась и щурясь:

— Что случилось?

Мирри с трудом удержалась от очередной пощечины, посильнее. Ее вновь трясло от гнева — и от огромного страха за дочь. Несчастье, от рождения предначертанное Лиенне, теперь стало по-настоящему реальным.

— Я ведь говорила тебе тысячу раз! Лиенна!

— Я не виновата! Так вышло! Прости... — пискнула она и, сев, обняла себя руками. Теперь Лиенна смотрела прямо перед собой, избегая встречаться взглядом с матерью. Посмотрев на дочь и сразу отведя взгляд, точно что-то его отталкивало, Мирри шумно втянула носом воздух и обвела языком пересохшие губы. Она уже практически не контролировала себя:

— Я же говорила тебе не касаться кристалла! Ты не послушала меня! И что нам теперь делать?!

— Я не могла сопротивляться!

— Нет, могла!

— Не могла! — крикнула Лиенна и заплакала. Ее речь стала дрожащей, отрывистой: — Оттуда шел голос, он требовал прикоснуться! Я не могла сопротивляться!

— Ну за что мне это наказание? — простонала Мирри, подняв голову к потолку. В самом деле, за что ей все это? Вся эта жизнь, полная бесконечных, неостановимых, мелких, крупных и огромных неурядиц?

— Что теперь со мной будет? — всхлипнула Лиенна. Мама не отреагировала, и тогда она потянулась и сжала ее холодную вялую руку. Ничего. Окликнула, сжимаясь в страхе: — Мама!

— Что? — качнулась Мирри в ее сторону. Опомнилась.

— Что теперь меня ждет? — повторила Лиенна. Ее колени давно и неприятно ныли от недавнего столкновения с полом и от давления на свежие ссадины, но она и не пыталась изменить положение. Ей казалось, что она это заслужила.

— Боюсь... что ничего хорошего, — отрешенно ответила Мирри, думая, желая произнести: «Не знаю», — и лишь по изменившемуся лицу Лиенны она поняла, что сказала что-то другое. А вспомнив, что именно, в испуге вскинула руку ко рту: — О небо... Я не это хотела сказать!

— Но ведь можно что-то сделать? Можно? Папа ведь что-нибудь придумает? — с надеждой спросила Лиенна и стерла со щеки — хотя, скорее уж, размазала — широкую дорожку слез.

Мирри подумала о Вивиане. Нет. Нет, это вряд ли. Ее супруг любил дочь, но его репутация была ему крайне дорога. Если придется, он выдаст королю их обеих. Пускай даже потом он и постарается освободить их так, чтобы на него никто не подумал, но не окажется ли поздно? Да и станет ли рисковать?

Нет, на него полагаться нельзя. Можно только на себя.

— Мама? — напомнила о себе Лиенна. — Он поможет?

— Что? А, ты об отце? Нет, на него мы не можем рассчитывать. Здесь только ты и я, доченька. Ты и я. Мы вместе, — и Мирри, потянувшись, обняла ее.

Теперь они обе стояли на коленях, мать и дочь, попавшие в одну беду, и тонкие складки на плечиках их платьев напитывались теплыми слезами. А злость Мирри наконец-то схлынула, и в ней вновь остался лишь страх. Целенаправленный, ледяной страх: неужели она не сможет защитить свою дочь? Неужели совсем ничего не сумеет придумать?

— Прошу прощения, госпожа! — отсалютовал вошедший в эту минуту стражник и вытянулся в струну. Глухой шлем скрывал его лицо, наверняка вытянувшееся от удивления при виде подобной сцены. — Что-то случилось?

— Ступай к заднему ходу, а прежде предупреди всех: как только прибудет кто угодно посторонний, немедленно доложить мне. Без моего позволения никого не впускать. Иди! — приказала Мирри. Властным жестом она подкрепила свое шаткое положение, и ей без тени сомнений подчинились.

Когда стражник вышел, Мирри тихо вздохнула: гости не заставят себя ждать. Еще церковники, а то и сам король. Возможно, они ее арестуют. Только бы Лиенну не тронули... но это невозможно, пока она остается здесь.

— Может... я хоть спрячусь где-нибудь? Пока они не перестанут меня искать? — пискнула Лиенна, поднимая голову от маминого плеча.

— Спрячешься? — резко переспросила Мирри, слегка испугавшись: ведь это были ее собственные мысли. Они, обгоняя друг друга и торопясь, вновь заскользили в разуме одна за другой, вытягивая из памяти города и природные ландшафты необъятного королевства, а за ними следом — лица, лица...

Ну конечно! Мирри поняла, что она должна сделать, и даже улыбнулась:

— Веркинджес ведь такой большой... Да. Да! Ты права! Ты спрячешься! Далеко отсюда! Ну, они так решат...

В безудержном порыве счастливая женщина обняла дочь, но та не ответила на объятия.

— Я... я ведь совсем не об этом... — растерялась Лиенна, когда ее мимолетную идею приняли всерьез, да еще с таким пылом. При мысли о том, что ей на самом деле придется покинуть дом в одиночестве, ее захлестнула дикая тоска, и вновь захотелось плакать. — Неужели ты прогоняешь меня? А как же мы вместе...

— Что? Нет, конечно, нет! Но ведь ты права: тебе нужно уйти и спрятаться где-нибудь на время. Только на время! Никто не должен знать, где ты... а уж за это время я все исправлю. Клянусь тебе. Все-все.

— Правда?

— Да. Решено. — Мирри встала и подала руки дочери, чтобы та тоже поднималась на ноги. — Идем, я помогу тебе собраться.

— Но я не хочу уходить, мама... Да и куда я... куда я пойду?

Мирри погладила Лиенну по щеке. Разумеется, ее дочь вновь не понимала ни серьезности происходящего, ни ее гениальной идеи... но нужно ли это? Мирри сама обо всем позаботится. Все скоро снова станет хорошо... Только бы на время разъяснений Лиенна была далеко отсюда. Иначе никто и говорить не захочет: вот проводник, его нужно схватить, отметить и снять все регалии. А вот если Лиенны не будет, можно постараться сгладить неминуемый скандал. Тут-то и Вивиан не станет с ней спорить.

— Я тоже не хочу, чтобы ты уходила. Но тебе придется. Ты должна. — Мирри повлекла ее за собой в коридор: — В королевстве есть лишь один человек, которому я доверяю, как себе. Он такой же, как ты. Проводник. Его зовут Тамхас, ты о нем наверняка слышала. Я отправлю ему письмо, чтобы вы смогли встретиться, и он присмотрит за тобой, пока... все не успокоится. А потом ты вернешься. И все будет хорошо.

Они отправились в комнату Лиенны. По пути Мирри заглянула к себе и взяла из сундучка с драгоценностями герцогскую печатку, в комоде, на дне нижнего ящика, — мешочек серебряных монет, а в секретном отделении туалетного столика — флакончик с порошком. И лишь теперь, занявшись сборами, предвосхищающими разлуку, Мирри ощутила подкатывающий к горлу комок. В глазах защипало и стало очень мокро. Уж лучше ей сейчас молчать: пускай Лиенна верит, что все хорошо. Все ведь и будет хорошо!

Но отчего же ей тогда так горько?

Какое-то время они вдвоем копались в сундуках и шкафах Лиенны молча. Вещей у нее было много, и с каждой минутой Мирри все сильнее боялась что-нибудь упустить. Лиенна не должна ни о чем тревожиться, ни в чем нуждаться, пока будет предоставлена сама себе. Уйти бы вместе с ней! — но это невозможно. Да, невозможно. Она, Мирри-когда-то-Веркинджеторик, должна остаться здесь.

— Я даю тебе особый порошок, посмотри, — вновь подала она голос, ставший немного хриплым после молчания. Лиенна вскинулась и поглядела на маму. Та, кашлянув, продолжила, указывая на флакончик, лежащий в центре ее ладони: — Ты разведешь его в воде, нанесешь на волосы, затем смоешь, и они вернут свой природный цвет. Многие люди знают тебя в лицо, а это собьет их с толку, — и из рук матери флакончик перекочевал в руки дочери. Покрутив его в пальцах на свету, Лиенна пожала плечами и опустила в маленький кармашек на задней части мешка.

— Хорошо, я сделаю это... А где мы с ним встретимся, с тем человеком? И когда ты за мной вернешься? — покивав, деловито уточнила королевна.

— О... — Мирри сомкнула губы и задумалась. Ее взгляд скользнул вверх. — Думаю, тут мне пригодится карта твоего отца. Да... Складывай в мешок эти вещи, а я скоро вернусь. Главное, переоденься! Тебе нужно что-нибудь неброское. Что-нибудь такое, что ни в городе, ни на королевской дороге не станет бросаться в глаза. Будь готова отправляться, когда я вернусь!

Мирри поспешила в кабинет супруга, зная: рыться в бумагах ей там не придется. Одна из самых подробных и больших карт Веркинджеса висела на глухой стене кабинета, прямо напротив окна, и, чтобы получше изучить ее, герцогиня раздвинула шторы. Вивиан очень трепетно относился к этой карте, и даже такое тусклое солнце, какое освещает север Веркинджеса, не должно касаться чернил дольше, чем потребуется: бесценные тончайшие подробности начисто выгорают от его света. Пообещав себе, что не забудет задернуть шторы обратно, когда будет уходить, Мирри встала у карты так, чтобы не заслонять ее собственной тенью, и стала размышлять, как лучше поступить. Палец ее заскользил над плотной бумагой, не касаясь поверхности.

Погруженная в раздумья и расчеты, Мирри не заметила, сколько прошло времени. Должно быть, намного больше, чем она могла себе позволить, ведь в сознание ее, уже готовую дать себе и Лиенне несомненный ответ, куда идти, возвратил учтивый оклик стражника, последовавший за коротким стуком в приоткрытую дверь:

— Ваша Светлость, вы просили сообщить. К вам прибыл сам король!

— Что, сам? Надо же, не поленился, — вздрогнув, буркнула Мирри и, повысив голос, потребовала: — Передай приказ: задержите его на несколько минут! А лучше настолько, насколько сможете.

— Простите, миледи. Я не могу.

Мирри развернулась на пятках и впилась в ослушника испепеляющим взглядом.

— Что?

— Выполнил приказ своей хозяйки? Теперь прочь с глаз моих, пока я добр, — раздался голос короля из-за спины стражника, и он, откланявшись, немедленно убежал. Бринэинн вошел в кабинет Вивиана, оставив почетный караул за дверью, и с любопытством осмотрелся. В конце его взгляд остановился на сестре, и он отметил, какая она бледная. Еще бы... проклятая интриганка.

— Снова лезешь в чужие дела? Как на тебя это похоже. Герцог знает? — спросил он.

— Что ты тут делаешь? И без приглашения? — ощерилась Мирри. Она боялась брата, но страх в его присутствии всегда смешивался с агрессией. Ей одновременно захотелось спрятаться за портьеру и разбить ему нос. Должно быть, примерно так себя ощущают в окружении незнакомцев все эти маленькие декоративные собачки. Они лают, потому что больше ничего не могут сделать.

Но разве она хуже какой-то собаки?

— Это же очевидно. Пришел выпить с тобой чаю! Племянница здесь?

— Нет, — процедила Мирри, надеясь... отчаянно надеясь, что Лиенну предупредили прежде нее, и ее дочь уже в пути. Не страшно, что нужных координат у нее пока нет, — только бы прямо сейчас не попала в руки стражей!

— Ты уверена, сестра? — и, обернувшись, король приказал: — Обыщите дом. Найдите Лиенну и приведите ее сюда.

Мирри, стараясь дышать только носом, медленно нашарила за спиной кресло мужа и села. По кивку короля ему тотчас подали второе кресло, поставили напротив первого, и он тоже сел. Повисла пауза.

— Привет, — разомкнув губы, наконец вновь заговорил король и сложил пальцы перед собой домиком. — Я ведь так и не поздоровался.

— Привет, Брин, — сделав над собой усилие, ответила Мирри и опустилась на спинку кресла. — Мы с тобой давно не виделись.

— Кто-нибудь, там, за дверью! Принесите чая, за которым я пришел! — с ноткой веселья приказал король. — Ты же будешь пить чай?

— Буду, — обреченно вздохнула герцогиня. Замаскировать тайную аудиенцию под чаепитие — действительно хорошая мысль. Она была уверена: будь их беседа не тайной, ее бы уже притащили во дворец, а по столице поползли такие кошмарные слухи, что даже правда затерялась бы среди них, как самая неуклюжая сплетня. Репутация и авторитет у ее брата намного серьезнее, чем у ее супруга, и Бринэинн вынужден быть намного аккуратнее в своих делах, чем Вивиан. Потому-то он и пришел сам.

Жаль только, здесь нет вазы. Вазы из прихожей. Но отнюдь не для чая, который, кстати, принесли со сверхъестественной скоростью — буквально за минуту, в течение которой Бринэинн терпеливо молчал и разглядывал сестру. Или не за минуту... неважно. Молчание в неведении и страхе в любом случае тянулось почти вечно.

Звякнул, соприкасаясь со столешницей, серебряный поднос. Мирри взмахом руки отослала служанку прежде, чем король успел сказать хоть слово, встала и сама наполнила две чашки из дымящегося чайника. Одну она подала брату. Тот удивленно хмыкнул, но чашку взял.

— Ты и чай? С тобой все хорошо?

— Я сегодня весь день принимаю незваных гостей, и я очень от них устала, — ответила Мирри, садясь. Успокаивающий запах травяного чая приятно щекотал ей ноздри, но что вырвалось, то вырвалось, и с этим ничего нельзя было поделать. Однако, Бринэинн наверняка как раз и ждал чего-то подобного.

— Думаю, здесь слишком много свидетелей для того, чтобы убить меня, а ты никогда не была глупой, — возразил король и осторожно, чтобы не обжечься, сделал глоток. Чем мрачнее он шутил, тем серьезнее был настроен, и Мирри знала об этом.

— Спасибо, — сказала она. Натянутость беседы начинала ее утомлять. — Но давай к делу. Сомневаюсь, что тебя сюда привел только мятный чай со мной.

— Да. Лиенна, я ведь уже сказал, — поморщился Бринэинн. — Где моя инфанта? Я хочу ее видеть.

— Хм! А вот она не хочет. Твои люди ее оскорбили сегодня утром. Что-то там кричали про проводников и про твой приказ... насколько мне известно, никто не должен изучать членов королевской семьи. Что за самоуправство, брат?

— Не валяй дурака, Мирри. Ты и сама должна понимать, насколько это серьезно. Проводники убили нашу семью. Да, они. Иначе же зачем я с ними борюсь уже почти двадцать лет? А они все множатся. Они проникли даже в сюда, в мой род!

Мирри стиснула ушко чашки так сильно, что фарфор треснул. Ей страшно захотелось окатить наглеца горячим чаем. Жаль, отсюда не долетит.

— Еще одно слово, и я...

— Прогонишь своего короля восвояси? — Бринэинн отставил чашку и скрестил руки на груди.

Мирри резко выдохнула, но промолчала. Стоило бы заорать во все горло: «Это он, убийца своих родителей!» — но кто ей поверит на слово? Уж точно не те двое из караула, которые сейчас наверняка стоят у дверей кабинета со стороны коридора.

Будто по волшебству, в приоткрывшийся дверной проем заглянул солдат короля:

— Мы обошли весь замок. Королевны нигде нет.

— Продолжайте искать, — махнул рукою король. — Осмотрите все башни и подвалы!

— В этом нет смысла, — устало откликнулась Мирри, враз ощутив себя намного спокойнее. Теперь она была почти совершенно уверена, что Лиенна ушла. Не в ее характере прятаться по чердакам и подвалам. Она их даже в детстве не особенно любила, что уж сейчас?

— А ты хотела бы помочь в поисках? — заинтересовался Бринэинн. Из его слепой настойчивости выходило, что он либо слишком туп, либо чересчур упрям. Но глупым Бринэинн не был никогда. Даже когда был маленьким. Мирри знала это наверняка, ведь она всегда была его старшей сестрой.

— Нет, Брин. Нет. И знаешь, что? Это твои люди ее оскорбили и испугали. Это из-за них она убежала неизвестно куда. Ты доволен?

— Я редко бываю доволен. Особенно сегодня. А ты нарочно хочешь меня опозорить, да? Мстишь мне за прошлое?

— Да при чем тут я?

Мельком взглянув на дверь, Бринэинн наклонился к Мирри и понизил голос:

— Мне бы очень хотелось решить этот вопрос без шума, дорогая сестра. Очень. Хочет она того или нет, этот яд изменит ее. Испортит навсегда. Отдай мне ее, и мои люди что-нибудь обязательно придумают. Тогда я даже наказывать тебя не буду за пособничество. Что скажешь?

Мирри фыркнула и скрестила руки на груди — в точности как он.

— Ты дурак, если думаешь, что я тебе поверю. И я тебе ее не выдам. Она моя дочь.

— Неужели ты не хочешь себе спокойствия? Да что вообще в ней такого? Она проводник. Это же плохо. Это так плохо...

— Ты проклят Богиней за убийство своей семьи. Ты бездетен! А она моя дочь! — крикнула Мирри. Последняя фраза окончательно вывела ее из себя. Да как он не понимает, дурак? Да как он вообще может так говорить?!

Безумный, совершенно безумный...

— Кое-кто из моей семьи все еще здесь. Но это можно исправить. Закричи-ка еще громче, — фыркнул Бринэинн и коснулся рукояти кинжала. Нет, доставать он его не собирался. Это был лишь прозрачный намек.

— Ты мне угрожаешь? — спросила Мирри. После этого взрыва сил у нее совсем не осталось — ей почудилось именно так — и сейчас она тихо сидела в кресле, полностью доверив свою тяжесть его подлокотникам и спинке. На эту секунду, в момент ее ответа, все показалось ей неважным.

— Нет, — так же тихо ответил Бринэинн, поймав ее взгляд. Он убрал руку.

— Правильно. Я думаю, для этого уже поздно. Но, знаешь, мне хотелось бы знать, кто нашептал тебе такую дикую идею.

— Неважно. Главное, что догадка оказалась верной. Подумать только, какая маскировка! — покачал головой король. Он, казалось, был полностью под властью некого наваждения. Мирри не верила, что это он сам, ее брат, убил Катэля, чуть не изгнал Тамхаса и готов уничтожить все, связанное с его совсем недавно любимой племянницей Лиенной, как и ее саму. Это должен быть кто-то другой.

Но Бринэинн всю жизнь был всего один, и Мирри ясно видела его перед собой.

Это он. Никакой ошибки.

— Ты сошел с ума, ты знаешь об этом? — прошептала она.

Бринэинн не успел ей возразить. В кабинет герцога вновь вошел солдат:

— Позвольте доложить!

— Слушаю.

— Дело в том, что... королевны нигде нет! — набравшись смелости, выпалил он и снова вытянулся по струнке. Наверное, даже зажмурился под забралом шлема в ожидании ответа. А пауза перед ним оказалась очень короткой:

— Я понял. Выйди за дверь. Ну, — спросил Бринэинн в третий раз, — и куда ты ее дела?

— Я не знаю, где она, — закрыв глаза, медленно повторила Мирри. — Богини ради, уходи. Видеть тебя не хочу.

Она говорила правду, и сейчас король это понял.

— Ладно. Будь по-твоему, Мирри. Можешь молчать, если тебе так угодно. Тогда ты наверняка не станешь возражать, если я отстраню тебя от ее поисков.

— Что? — вскинулась она.

Король с улыбкой пояснил:

— Домашний арест, миледи, на неопределенный срок. Никаких связей с миром ни тебе, ни твоей прислуге. Приказ прибудет после полудня. Спасибо за чай.

Король встал, коротко поклонился и ушел. Следом за ним, все удаляясь, загрохотали латы солдат.

Пока их шаги не стихли, герцогиня так и лежала в кресле, едва дыша. Со стороны могло показаться, что она лишилась чувств, но на самом деле в ее голове, точно пойманная птица, билась одна-единственная главная мысль. Письмо.

Письмо должно быть отправлено в любом случае!

Резко выдохнув, Мирри вскочила, бросилась к столу, отыскала там чистую бумагу, чернила, перо и принялась писать. Получалось размыто, сумбурно; пришлось разорвать несколько листков и выбросить их, прежде чем нужные емкие фразы достигли ее разума и смогли лечь на бумагу. Тамхас должен понять ее. Он должен помочь.

Невозможно иначе!

Едва не разбив бронзовую печатку, в спешке обронив ее на край стола, Мирри запечатала письмо и поспешила во внутренний двор: там, в тени башен, стояла голубятня с почтовыми птицами. Лучшим путем к ее цели оказался тот, который вел через первый этаж, и на полпути Мирри свернула в прихожую: ей все-таки не верилось, что ее посмели запереть тут, как преступницу. Однако, так и оказалось: у главного выхода стоял стражник в латах с эмблемой государства. Это был солдат из личной гвардии короля, как раз из тех, кто сегодня сопровождал Его Величество сюда.

Увидев герцогиню, он махнул рукой в сторону двери, преграждая ей путь:

— Вам нельзя покидать замок.

— Да, я знаю, — кивнула Мирри и торопливо ушла, надеясь, что у выхода во внутренний двор никого нет. Хотя бы — пока что.

К счастью, ей повезло, и там никого не оказалось. Забыл ли король или это Богиня провела ее мимо стражи? Не зная этого наверняка, женщина на всякий случай поблагодарила Богиню-Мать и тихонько закрыла за собою дверь. Птичник располагался совсем близко от выхода, в тени одной из башен. Воркование голубей и запах помета никогда не исчезали из внутреннего дворика герцогского замка.

Крепко привязав свое письмо, Мирри выпустила почтового голубя и следила за ним, пока он не превратился в крошечную точку на небосводе, а затем исчез. На этом и завершилось то, что она могла сделать для спасения своей дочери.

Теперь все будет в руках Тамхаса. И Лиенны.

Лиенна расстелила на берегу реки свой плащ, села на него, закрыла руками горящее лицо и шумно выдохнула. Лишь далеко за пределами города она позволила себе остановиться и отдохнуть — а путь ее был немаленьким и утомительным с непривычки. Лиенна прошагала не меньше трех часов без остановки из дома, где стражник оповестил ее о прибытии короля с конвоем, до берега узкой лесной речки. Отсюда городская стена Гела-сен-Веркинджеса казалась не выше мизинца, и, видят боги, никогда еще ей не хотелось вернуться туда сильнее, чем сейчас.

Увы, это было невозможно.

Когда-то игры в шпионов, все эти глубокие капюшоны и густые тени очень ей нравились, но больше это была не игра — и, пробираясь хорошо известными ей переулками к выходу из столицы, Лиенна не раз ощущала, как в ее груди трусливо замирает сердце. Все время ей мерещилось, что кто-то идет за ней по пятам, что этот кто-то вот-вот схватит ее за плечо, развернет к себе, сдернет с головы капюшон и... на этом моменте она всякий раз обрывала себя, встревоженно оборачиваясь. Но следом никто не шел, а Лиенна не понимала, что, ведя себя таким образом, только сильнее возбуждает у окружающих всевозможные подозрения; не понимала, пока у выхода для пеших путников ей не преградил дорогу стражник.

— Ты кого-то боишься? — спросил он грубовато, наметанным глазом определив под плащом женскую фигурку. Для того, чтоб понять, что незнакомка от кого-то скрывается, не требовалось больше одной извилины: уж слишком сильно она впивалась пальцами в складки капюшона, а завязки ее плаща были затянуты на морской узел.

— Нет, я... — забывшись, вскинула голову Лиенна и тут же снова ее опустила. — Я заблудилась и искала выход из города. Пропусти меня!

Стражник задумался, с подозрением ее разглядывая. Лиенна затосковала, с досадой глядя на его нагрудник с гербом города — ее гербом. Если бы она только могла раскрыть свою личность... но делать это было никак нельзя. Проще уж тогда сразу развернуться и пойти во дворец сдаваться. Другие идеи в голову, как назло, не приходили.

Тем временем, из соседних ворот одна за другой выкатывались повозки, а здесь, за спиной беглянки, уже собралась небольшая очередь. Люди у нее за спиной приглушенно бурчали, недовольные даже такой незначительной задержкой. В столице время как будто шло по-другому — немного быстрее. Поэтому все они боялись опоздать по своим делам.

— Пропусти меня! — тонко повторила Лиенна, вкладывая в единственное слово все подходящие случаю чувства. И вдруг свершилось чудо: мужчина хмыкнул и неохотно отступил с дороги, буркнув себе под нос что-то наподобие: «А оно мне надо потом?»

— Ладно, иди. Твое счастье, что... — он не договорил и махнул рукой, указывая ей путь. Лиенна вихрем пролетела в каменную арку, сильно дрожа; подбитые металлом сапоги загрохотали по дощатому мосту, но их стук тут же затерялся в цокоте копыт и гомоне людских голосов. И вправду, ее счастье... ведь она догадывалась, как заканчивается фраза. «Твое счастье, что на пост не передавали никаких ориентировок». Иначе наверняка задержал бы. И ей не было жаль, что, скорее всего, именно этот человек окажется наказан чуть позднее. Сейчас не до того.

Только спустя десяток быстрых вдохов она сумела заставить себя не бежать. Лиенна замедлила шаг, затем плавно остановилась и обернулась. Город все еще выглядел огромным, стена, его окружающая, поднималась едва ли не до небес, но голосов пешеходов у невысокой арки под сторожевой башней она уже не слышала. В прежние дни похожий вид открывался из окошка герцогской кареты. И в это время она всегда удалялась от города.

Лиенна вздохнула, отвернулась и продолжила идти: там, вдалеке, прямо впереди, виднелся лес. Там она надеялась почувствовать себя спокойнее, чем здесь, на королевской дороге, у всех на виду. Лес маячил перед глазами, смазывая подробности дороги, она стремилась туда и совсем не смотрела по сторонам; не будь ее путь прямым, как полет стрелы, Лиенна не отыскала бы его потом, даже пожелай она вернуться.

Так она и добралась к реке. И здесь у нее, кстати, одно важное дело.

Когда королевна отняла руки от лица, она увидела, что ее пальцы стали мокрыми. Она вытерла руки о плащ, прикоснулась к глазам снова; недоумевая, поморгала и неуверенно шмыгнула носом. И как она не заметила собственных слез? Крупные капли быстро катились по ее щекам, обжигая раздраженную ветром кожу. Да, ей давно хотелось расплакаться... Что ж, уже можно; похоже, настал час дать слезам волю. И Лиенна сделала это.

Как же она себя винила за то, что поддалась!

Лиенна точно знала, что солгала матери и на самом деле могла легко побороть зов кристалла. Дело было не в магии — дело было в ней самой. Слышать столько рассказов о виолитах, столько правил, столько запретов на то, чего Лиенна и не видела-то никогда... Она просто не могла не попробовать, уверенная, что беда обойдет ее стороной, как всегда: ведь она же из рода королей и герцогов. Ну что может случиться, если она просто посмотрит поближе, просто потрогает этот вожделенный виолит?

Глубокий, бархатистый, определенно женский голос ворвался в ее голову одновременно с пробуждением кристалла, и именно он оглушил ее и лишил сознания. Тогда Лиенна не поняла ни слова, а придя в себя, ничего не смогла вспомнить. Сейчас она попыталась снова — тщетно. Даже если голос говорил ей что-то важное, она уже никогда об этом не узнает. Выходит, она ослушалась напрасно, ничего не получив взамен. Вот ей и наказание за все ее проказы разом.

Девушка задрожала и всхлипнула в очередной раз. Как жаль... какая она глупая! Поделом ей, что не послушалась родителей!

Лиенна поняла, что начался дождь, только когда отдельные капли слились в прозрачную стену. Лес шуршал и шептал под ударами сотен капель, вода в речке шумела, пенилась, и по поверхности ее плыли большие пузыри. Вытерев щеки, Лиенна сунула руку в воду и вздохнула, стараясь успокоиться. Когда пошел дождь, ей стало легче; в глубине души шевельнулось затаенное злорадство к самой себе. «Так тебе и надо».

Порывшись в дорожном мешке свободной рукой, Лиенна достала флакончик с порошком и взвесила его на ладони. На секунду ей пришло в голову проглотить его содержимое — а вдруг так выйдет проще со всеми ее проблемами? — и эта мысль ее будто оглушила. Ошарашенная на секунду собственными мыслями, она вытянула руку от себя, прямо над водой, отстраненно наблюдая, как по стеклу скатываются прозрачные дождевые капли. Нет, так делать нельзя. Во всяком случае, это она всегда успеет.

Лиенна сощурилась и посмотрела сквозь темное стекло. Порошка, похожего на пепел, внутри флакона было не больше горстки. Доверия он не внушал, но раз уж его дала мама, то все должно быть в порядке. Мама никогда не причинит ей вреда.

— Пора, — сказала Лиенна сама себе и стала откупоривать флакон, запечатанный, как оказалось, сургучом поверх плотной деревянной пробки. Сургуч совсем скоро упал в мокрую траву, пробку же Лиенна, едва не поломав ногти, протолкнула внутрь какой-то скользкой от дождя веткой. Сунув нос в горлышко, она не почувствовала никакой вони, и это ее немного успокоило.

Ей пришлось смочить волосы холодной водой из реки. По телу тут же пронеслась волна мурашек. Лиенна склонила голову к воде, встала на колени и высыпала на свои рыжие волосы содержимое флакона. Что-то зашипело, и когда Лиенна вновь окатила голову водой, вниз по реке потекли ярко-оранжевые разводы. Она плеснула еще несколько раз и четко ощутила волнение: как она сейчас выглядит? Ее волосы всю жизнь были крашеными, и иной королевна себя не видела. Теперь же, когда тайна раскрылась и беглянку-проводника уже ищут, неизвестная никому ее природная внешность — лучшая маскировка.

Пока Лиенна занималась своими волосами, дождь пошел на убыль, но течение реки оказалось слишком быстрым, когда она, смахнув потяжелевшие волосы на затылок, решила оценить себя: вода непрестанно рябила, и рассмотреть себя новую ей так и не удалось.

Зато, всматриваясь в зыбкую гладь, Лиенна обнаружила кое-что другое: она устала и хочет есть. И с собой, конечно же, ничего съестного не прихватила. Только какую-то одежду, герцогскую печатку, мелочи вроде гребня для волос и деньги. Своим навыкам выживания Лиенна не доверяла, и сейчас, когда мысль о самоубийстве ушла, ее не прельщала возможность отравиться, съев что-то несъедобное в лесу. Значит, придется возвращаться к людям...

Ну, по крайней мере, она одета как охотник. Возможно, это, да плюс новая внешность, кого-то и обманет. А если нет, то навряд ли первый же встречный крестьянин опознает в ней королевну Лиенну. На самом деле, Лиенна именно этого и боялась, но желание двигаться дальше, а не топтаться в страхе на месте, оказалось сильнее. Она должна доказать хотя бы себе, что уже не ребенок и может справиться с тем, что сама же и наделала. И, накинув подмокший с одной стороны плащ, беглянка снова вышла на дорогу.

На развилке, одна из которых вела назад в столицу, а другая — в предместье Ваэр, как гласил указатель, Лиенна ненадолго задержалась: печальные и дерзкие мысли овладели ею. Королевна подтянула лямку мешка и с тоской вздохнула, вперив взгляд в городскую стену Гела-сен-Веркинджеса. Ей страшно захотелось наплевать на все и вернуться домой прямо сейчас. Она ведь сменила лицо и одежду — все равно что стала другим человеком, — а главное, раскаялась: так может, возможно просто вернуться домой, попросить у родителей прощения, и все станет как прежде, а плохое исчезнет и забудется? Пожалуйста!

Лиенна прикусила губу, чтобы не расплакаться снова, и с усилием отвернулась от города. Нет, так не выйдет, и она уже достаточно взрослая, чтобы понимать это. Сами по себе такие проблемы не уходят. Это не те кошмары, какие можно рассеять чашкой ромашкового настоя и объятиями мамы. Это ее жизнь. И ей предстоит с этим справиться.

Где же ее прежняя решимость?

Лиенна напомнила себе о недавнем обещании уладить все самостоятельно и зашагала по дороге, ведущей в предместье, стараясь не смотреть в сторону столицы. Постепенно ей стало спокойно и даже немного радостно. Вересковая пустошь по обеим сторонам дороги, всегда выглядевшая из окошка кареты невыносимо скучной, оказалась по-своему прекрасной. Идя через нее, королевна поняла наконец, почему ее предок, Тис, поместил вереск на герб своего государства и на его деньги, — но так и не смогла облечь это понимание в слова. Просто вереск казался... таким родным и знакомым.

Так Лиенна вскоре добралась до Ваэра — и его единственная улица оказалась почти пуста. Единственная женщина преклонных лет спешно перешла на другую сторону дороги, как только заметила, что беловолосая незнакомка собирается подойти к ней. Лиенна слегка опешила, но списала это на обычную вредность большинства стариков и, старательно глядя в другую сторону от патрульного, направилась к дому с вывеской постоялого двора. Говорят, в таких местах всегда все знают. А ей все еще нужно не только поесть, но и найти Тамхаса, как сказала мать.

Толкнув скрипучую дверь, Лиенна вошла в таверну и огляделась. Здесь тоже было свободно: за дальним столиком сидело всего двое мужчин-простолюдинов, что-то пьющих из глиняных кружек, а за прилавком, лениво смахивая с него крошки, стояла высокая женщина лет сорока с короткими светлыми волосами. Услышав скрип двери, она подняла голову и, улыбаясь, крикнула Лиенне:

— Здравствуй, милая! На охоту или с охоты? Голодна?

— Доброго дня и вам. На охоту, — соврала Лиенна и села за стол у западной стены. — Да, голодна. Чем накормите?

— Ядом крысиным! — выкрикнул один из мужчин и хрипло захохотал. Его сосед подхватил смех, а Лиенна поежилась. Женщина погрозила им кулаком и поспешила к посетительнице, на ходу оправляя передник. Двигалась она так легко и бесшумно, точно не шагала, а плыла над полом.

— Не слушай пьяниц этих! Я хорошо готовлю. Но когда-нибудь точно их отравлю... У меня сегодня домашняя птица, свежие овощи и яблоки. Эль, пиво или вино?

— Что?

— Что тебе налить-то? — пояснила она. Кажется, ее ничуть не волновал цвет волос посетительницы, чего Лиенна так боялась. Ей стало чуть спокойнее.

— О... А мятного настоя у вас не найдется? — спросила королевна. После всех сегодняшних приключений это подошло бы ей больше всего.

Трактирщица только развела руками:

— Мятного? Это еще зачем? Нет такого.

— Тогда вина, — смиренно вздохнула Лиенна.

— Сию минуту! — ответила хозяйка и стремительно удалилась. Вскоре она вернулась с дымящейся глубокой тарелкой и блестящей железной кружкой. Пахло так привлекательно, что Лиенна почти забыла об осторожности, но в последний момент все-таки отшатнулась от еды. Страшновато. Хозяйка заметила это и ободрила ее:

— Ешь, не бойся, милая. Никакого яда, луной клянусь! Я ведь тебе не враг.

— Луной? Да это серьезно! — влез тот же крестьянин-пьяница, что и до этого, и стукнул опустевшей кружкой о столешницу. — Неси мне еще на пятак!

— Хм! — фыркнула трактирщица, скрестив руки на груди. — Сперва извинись перед девушкой. Видишь, испугал ее своими шутками!

— Ладно... — буркнул мужчина и неуверенно встал. — Яда нет! Я пошутил. Пятака тоже нет... Хм. Пятака нет? А-а! Вот еще мелочь! — радостно объявил он, похлопав по карманам, и высыпал на стол горстку мелких медных монеток. — Отсчитай тут сама еще на кружку!

Женщина фыркнула снова, но деньги за выпивку с удовольствием сгребла и пошла наполнять кружку элем, а Лиенна, выдохнув, принялась за еду — и ни разу не пожалела. Должно быть, ей так показалось от голода и долгой прогулки, но утки с овощами вкуснее этой она еще никогда не ела. И даже кислое молодое вино было не таким уж противным. Настроение Лиенны улучшалось прямо на глазах.

Управившись со своей порцией, королевна огляделась кругом. Прежде ей очень редко выпадал случай пообедать в таверне, да и тогда это всё были заведения соответствующего уровня, с массой официантов, поваров и толстыми чинными хозяевами. Это же место выглядело куда скромнее: мелкая придорожная таверна, в которой, судя по всему, работал лишь один человек — сама хозяйка. Главный зал выглядел скромно и аккуратно: темные тесаные стены без украшений, свечные светильники на стенах, четыре столика со скамейками для посетителей, лестница наверх за деревянной стойкой распорядителя. У дальней стены смутно чернел холодный очаг. Довольно уютно, хоть и совсем не то, к чему она привыкла.

Осмотревшись, Лиенна отпила из кружки еще глоточек, отодвинула от себя пустую тарелку — и тотчас, будто только этого и ждала, трактирщица выросла рядом с ней, вся обращенная в слух. Поглядев на нее, девушка откашлялась и понизила голос:

— Спасибо, было очень вкусно. Но вот в чем дело... я ищу Тамхаса. Вы случайно не знаете, где мне его найти?

Хозяйка искривила угол рта и села к ней за стол, напротив. Походило на то, что она часто слышала здесь это имя. Куда чаще, чем предполагала Лиенна.

— Отчего же не знаю? Конечно, знаю. Он живет прямо в столице, только тебе сложно будет с ним увидеться. Время приема у него всегда расписано. До следующего... какое сегодня, пятое, да?.. так вот, до следующего еще неделя. Ты можешь подождать здесь, у меня, если есть деньги, конечно. Комнаты у меня хорошие, ты не смотри, что снаружи не крашено. А для таких, как ты, я всегда делаю скидку.

— Нет, вы не понимаете. Он меня ждет, — возразила Лиенна, изумленная ответом трактирщицы.

Это казалось... таким неправильным. Ей не верилось, что Тамхас, сам проводник, не помогает своим собратьям постоянно. Лиенна всю жизнь почему-то представляла себе, что эти люди, с даром, все между собою знакомы и всегда помогают друг другу — ведь их положение и без внутренних раздоров такое печальное!

Нет, не «их» — «наше». Теперь только так. Ей стоит привыкнуть к этому слову: теперь ведь Лиенна Гела тоже проводник.

— Да-да, — снисходительно улыбаясь, покивала хозяйка. — Ждет, конечно. Здесь часто бывают такие, как ты. С метками. Ходят, ищут Тамхаса. Думают, он может решить все их проблемы, но это не так, поверь мне. А вот Сестры примут тебя с радостью, только попроси их о защите.

— Сестры?

— Неужели ты никогда не слышала об Амаранте и его Сестрах?

— Снова ты за свое, старая ведьма! — выпалил пьяница, оторвавшийся от своего эля. Лиенну он начинал раздражать. И, похоже, не ее одну.

— Молчи, лентяй, а то выгоню! — обернувшись, огрызнулась хозяйка. — Пей свой эль!

Обидевшись, крестьянин отвернулся и уткнулся носом в кружку. Что-то приглушенно забулькало.

— Так вот, Сестры. Сестры Амаранта, — стараясь понизить голос, продолжила трактирщица. В ее глазах загорелся теплый огонек. — О, Амарант — это прекрасное убежище. Лучшее из возможных. Сестры хорошо охраняют его и всех его жителей. Там и ты, и все... все твои друзья всегда будут в безопасности. Это островок другого мира на севере Веркинджеса, где никто вас не боится. Даже наоборот: там вас любят. Но об этом знают немногие. Я жила там... а сейчас я, считай, в командировке, но каждую минуту хочу вернуться домой. Оно того стоит.

— Они правда мне помогут? — заколебалась Лиенна, очарованная ее словами. Может, мама ошибалась, и там ей помогут лучше, чем сделал бы Тамхас?

Женщина улыбнулась:

— Конечно. Только попроси Сестер, сославшись на свой дар, и для тебя тотчас найдется подходящее место. Многих я уже отправила туда, и они передавали мне с караванами купцов горячие приветы.

— О... А вы поможете мне добраться туда? Ну... подскажете?..

— У меня есть карта. Пойдем со мной, я покажу, как добраться до Амаранта. Идем, идем.

Трактирщица встала из-за стола и поманила ее за собой, в незаметную на первый взгляд комнатку, отгороженную, помимо двери, темной занавеской. Войдя туда, Лиенна поняла: здесь живет сама хозяйка. Порывшись в ящике стола, та достала свернутую в трубку карту и развернула ее на столешнице. Твердо ее палец ткнулся куда-то рядом со столицей, а затем пошел вверх по дуге.

— Мы здесь, а тебе сюда. Идти далеко, но, будь уверена, это того стоит. Амарант находится вот здесь, прямо за горами, — сказала хозяйка, указав на полулунный кусочек суши, защищенный горным барьером со всех сторон, кроме севера. Лиенна оценила проложенный пальцем путь и прикинула в уме по масштабу карты. Вышло немало лиг. На неделю пути, не меньше.

— Далеко как! — подытожила она. Все ясно: мама просто позаботилась о ней. Путь-то немаленький. Но разве Лиенна с этим не справится? Ее всю жизнь учили железной выносливости на королевских балах и охоте — что же, путь пешком длиной в неделю ей не по зубам?

— Что поделать, далеко, — согласилась женщина. — Но по дороге ты можешь остановиться где-нибудь в Исе. Их граф точно не будет против. Говорят, он с Тамхасом лично знаком, хотя это не так уж сложно.

— Иса? — переспросила Лиенна. Что-то знакомое. — Кажется, я о ней слышала. Граф помогает проводникам в своем городе, это правда?

— Правда, правда. Но если ты от кого-то прячешься, то поверь — с твоими внешними данными это самое очевидное место. Поэтому не самое хорошее.

Зорко посмотрев на нее, женщина вдруг спросила:

— Тебе не нужно сопровождение? Хотя бы один человек? От караула не убудет, а тебе охрана явно не повредит.

— Что? — опешила Лиенна и даже отступила на шаг назад. — Откуда вы узнали?

Трактирщица усмехнулась:

— Уж не первый год на свете живу. У меня здесь всякие люди бывают. Прячущихся много. Тебя выдает осанка: так прямо даже наши патрульные не ходят. И говор твой. Очень чистый он. Чаще в землю смотри, подбирай слова попроще... и купи себе хоть какой-нибудь лук! Ведь ты же охотник?

Лиенна смущенно улыбнулась, только сейчас поняв, что для маскировки ей не хватило самого главного — охотничьего оружия.

— Да, охотник. Спасибо, но мне не нужны спутники. А можно у вас тут где-нибудь купить оружие? И... карту?

— Можно, можно. Через дом от моего лавка есть. Дом с глиняной крышей. Там, правда, вывеску недавно украли, но ты смело заходи. И скажи, что от меня.

— Спасибо. Ну, пора мне, наверное...

— А припасы в дорогу тебе не нужны, а?

— Ох, и правда, — смеясь, коснулась Лиенна своего лица в жесте неловкости. — Сколько до Исы потребуется?

— Дня на два еды. Сейчас соберу.

Хозяйка ненадолго отлучилась, а вернулась с небольшим холщовым мешком. При Лиенне она его развязала, и девушка окинула задумчивым взглядом хлеб, сыр, яблоки и соленое мясо. Что ж, придется привыкать: не готовить же ей по четыре раза в день в пути. Главное — добраться туда, где будет безопасно. Лиенна чувствовала, как пружинят ее беспокойные пятки. Слишком долго на одном месте, настаивал разум. Нужно скорее отправляться в путь.

— Сколько с меня? — пряча провизию в мешок, спросила королевна, и полезла за кошельком.

— Восемьдесят три вересковых за все.

— Сдачи не нужно, — сказала Лиенна и подала улыбающейся хозяйке серебряную монету с портретом первого короля Веркинджеса. Тут трактирщица быстро поглядела в ее кошель и, поджав губы, покачала головой.

— Нет, так не годится. Дай-ка мне еще тис... Тебе нужны деньги помельче, а эти хорошенько спрячь. Вот так, — и, взяв еще монету, она всыпала в кошель Лиенны горсть медяков, украшенных отчеканенным вереском. Потемневшие монетки разного калибра полностью скрыли под собой сверкающее серебро.

— Спасибо вам.

— Пожалуйста. Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь. А если кто-то спросит... скажи, что тебе помогли Сестры. И не забывай обо мне.

— Хорошо. До свидания!

Лиенна подтянула лямку потяжелевшего мешка, чтобы не впивался так сильно в плечо, и вышла на улицу. Щурясь, она внимательно огляделась прямо с крыльца, ища торговую лавку. Дом с глиняной крышей и обломком шеста, на котором явно недавно обреталась вывеска, обнаружился сразу: действительно через один дом, почти напротив. Лиенна пошла туда.

Внутри лавка, как и таверна, выглядела маленькой и как будто пыльной — наверняка оттого, что, кроме Лиенны и торговца с козлиной бородкой, в зале никого не было. Неловко помявшись у входа, девушка вздохнула и подошла к стойке. Мужчина неохотно поднял на нее глаза от конторской книги, поглаживая бороду.

— Добрый день! Я от хозяйки местной таверны.

— Давно вас таких не было... — буркнул торговец себе под нос и приосанился. — Доброго дня вам. Что же я, ничтожный, могу вам предложить?

— Мне нужен хороший охотничий лук и карта нашего королевства. У вас найдется?

— Для вас — найдется. Луки вон там, — махнул мужчина в сторону стойки, на которой пылилось четыре простых длинных лука без украшений и два полных стрел колчана. — Карты... Хм, где-то у меня была неплохая карта...

Кряхтя, он полез под конторку и вытащил оттуда тяжелый сундук. Щелкнул замок, заскрипели петли крышки. Зашелестела бумага. Спустя несколько секунд порозовевший, отдувающийся торговец вынырнул из-под конторки, держа в руках круглый берестяной футляр.

— Давайте посмотрим эту.

Мужчина развернул карту на столе, и они одновременно над ней склонились, а соприкоснувшись лбами, отпрянули друг от друга. Лиенна хихикнула, и даже чем-то недовольный торговец явил миру кривую улыбку. На карту упал свет из окна, и черные чернила на желтоватой бумаге стали еще четче.

Лиенна не стала долго думать. В глаза ей бросилась надпись «Иса», выше, почти у кромки бумаги, — «Амарант», и два этих названия соединяла тонкая нить королевской дороги. Все, что нужно.

— Беру.

— Три тиса, — мгновенно ответил торговец, бережно скручивая карту, чтобы вернуть ее в футляр. Получив монеты, он смахнул их в выдвижной ящик и вышел из-за стола, чтобы провести покупательницу к оружейной стойке. — Позвольте, я помогу вам выбрать лук. Вот этот, смотрите, как раз для вас. Вязовый, прямо женский. Легко натянуть, легко целиться.

— А этот? — спросила королевна, поглаживая пальцем темный лук, висящий с краю. В изгибе его плеч читалось что-то хищное, птичье.

Мужчина усмехнулся.

— Этот из дуба. Самый тугой из всего, что у меня есть. Справитесь? Можно попробовать прямо тут.

Он подал ей стрелу и указал кивком на стену позади своей конторки. При наличии хорошего зрения там можно было рассмотреть несколько круглых отверстий — вероятно, оставленных предыдущими посетителями.

По привычке щурясь, Лиенна сняла со стены дубовый лук и встала в позицию. Тетива пошла медленно, упруго, с потревоженных плеч полетела пыль. И правда, туговат... но ненамного туже того, к какому она привыкла. Девушка довела тетиву до уха и, резко выдохнув, отпустила ее. Мелькнув в воздухе светлым оперением, стрела глубоко вошла в деревянную стену.

Лиенна опустила руку с луком, прикрывая глаза. Пальцы другой руки слегка ныли от непривычно жесткой тетивы, но общее чувство в теле от выстрела было приятным. Пробовать более слабый лук не захотелось.

— Возьму его. И полсотни стрел.

— Как скажете. Десять серебряных монет за все, милая леди.

— Пожалуйста. А скажите, — спросила Лиенна, вешая колчан за спину, — какое значение имеет то, что я пришла по рекомендации из таверны?

— Да, теперь точно убедился, — покивал мужчина, услышав сложную речь, и накрутил на палец тонкий кончик бороды. — А вы разве сами не знаете?

— Нет.

— Вы здесь не первая, кто от кого-нибудь прячется. Но кто же прячется вечно? Вот и те, кто скрывает свое имя, однажды снова его себе возвращают. Мы с Сил рады им в этом помочь. А потом они помогают нам... благодарят за участие. Вот и все. Удачи и вам, миледи.

В ответ королевна важно кивнула, прощаясь, и вышла, по пути размышляя над ответом торговца. Эти люди рассчитывали на благосклонность в дальнейшем со стороны господ, которым оказали услугу. И она бы не преминула их отблагодарить... только не была уверена, что, однажды вернувшись домой, вспомнит хотя бы их лица, ведь прежде она никогда не могла запомнить лиц множества виденных ею простолюдинов.

Сверившись с указателем, Лиенна зашагала по дороге, ведущей в Ису, но совсем скоро поняла: это слишком очевидно и глупо. Если ее уже ищут, то, в первую очередь, именно на королевской дороге. Куда лучше будет как можно больше идти лесами и кустистыми равнинами. Главное — не заблудиться самой, водя воображаемых других за нос.

В лес она совсем скоро и свернула. Путь через заросли сперва завораживал и развлекал, но Лиенне хватило двадцати минут, чтобы позабыть о красоте местных рощей: в глаза то и дело лезли ветки, а корни, как будто подкарауливающие ее ноги, так и норовили устроить западню и заставить путницу распластаться лицом вниз во мху. Пение птиц, прежде казавшееся лучшей музыкой природы, приобрело навязчивый зловещий оттенок.

Не привыкшая к прогулкам по такой местности, Лиенна быстро выдохлась. Только где можно остановиться на отдых? Вокруг, куда ни взгляни, один только лес. Негде даже расстелить плащ, чтобы присесть.

Впрочем, вскоре впереди забрезжило нечто светлое, и, собрав все оставшиеся силы, королевна поспешила навстречу свету. Еще, еще несколько шагов — и Лиенна вырвалась из смурого королевства зелени на небольшую поляну овальной формы, усыпанную летними цветами. Поперек ее пересекал узкий, не шире фута, журчащий родник. Его поток так заманчиво переливался на рассеянном свету, что королевне тут же захотелось пить, и она подошла к воде. Однако зрелище, открывшееся ей, заставило ненадолго забыть о жажде.

Завороженная, Лиенна села сперва на корточки, а затем — и прямо на мох, мягко упершийся в колени, любуясь неведомой ей прежде красотой. В белом дневном свете вода сверкала, как жемчуг, как отполированное стекло, и фиолетовая друза виолита под ледяным потоком казалась такой притягательной и блестяще-темной...

Лиенна протянула руку к маленьким игольчатым камням, морщась от холода, пронзившего кисть в толще родника, — и один из кристаллов, казавшийся намертво скрепленным с остальными, вдруг остался у нее в руке. Девушка ощутила дрожь волнения и достала руку из воды. Полупрозрачный столбик длиной с мизинец остался в ее ладони, никуда не исчез, а когда ледяной холод схлынул с кожи и костей, она ощутила в кулаке его твердые контуры.

Разжав руку и подняв обе ладони к лицу, Лиенна рассмотрела добычу поближе. Капельки воды поблескивали на темных гранях, а сердцевина кристалла казалась почти черной. Но, похоже, вот-вот внутри загорится искорка, как сегодня утром; Лиенна знала это, она этого ждала, вглядываясь в фиолетовый сумрак... но кристалл и спустя минуту остался безучастным к ее немым боязливым мольбам. Девушка отвела взгляд в сторону и вздохнула, чувствуя укол разочарования. Конечно, не все так просто. Она ведь на самом деле ничего не знает об этой магии.

Виолит приятно холодил разгоряченную ладонь, и, поколебавшись, Лиенна положила его в сумку. Она зачерпнула пригоршнями из родника, утолила, наконец, жажду, поморщившись от боли, охватившей зубы и десны, и встала, чтобы скинуть плащ. Еще утром бывший однотонным, синим, сейчас он пестрил пятнами от травы. Сидеть на нем было все же приятнее, чем на голой земле, полной насекомых.

Отдохнув немного, Лиенна определилась со сторонами света и упрямо пошла дальше, старательно отгоняя мысль о том, что может встретить хищников или попросту потеряться в бесконечном лесу. Она ведь хозяйка этих мест, да и, к тому же, вооружена, что может пойти не так?

А к закату небо затянуло плотными облаками, лишив королевну возможности идти дальше: слишком темно и не видно звезд, по которым можно определить направление. Ей пришлось искать место для ночлега, пока совсем не стемнело. Впрочем, Лиенна не расстроилась: уж очень она устала, спеша отойти от столицы на как можно большее расстояние.

Постелив плащ под раскидистым дубом, Лиенна легла на него и свернулась в клубок, положив под голову дорожный мешок. Холодок, незаметный в пути, медленно, но верно охватывал ее руки и ноги, подбираясь к телу. Стоило бы разжечь костер... но, разумеется, огниво она с собой не взяла. Даже не подумала об этом. Морщась, Лиенна потянулась к краям плаща и завернулась в него, как в кокон. Он был слегка влажным от вечерней росы: еще одна ее глупость, очередная из многих.

Но теплее не становилось: наоборот, ее начало трясти. Стуча зубами, девушка полезла в мешок, собираясь вытащить оттуда свою накидку, но тут ее пальцы наткнулись на что-то холодное и твердое, и она, охнув от неожиданности, достала этот предмет. Им оказался виолит из родника.

Суставы пальцев вновь болью пронизал холод, и Лиенна поднесла руки ко рту, чтобы согреть их дыханием. Несколько секунд она, даже не замечая этого, дышала на кристалл — и отблеск солнца, который она тщетно искала внутри него еще днем, загорелся сейчас. Искорка в сердце виолита будто дышала, то тускнея, то разгораясь. Лиенна вдруг поняла, что снова что-то слышит, но уже не так ясно: скорее, это был не отчетливый голос, а пение разноголосого хора на границе слуха. Но стоило сосредоточиться на нем — и оно искажалось, как изменяется собственное дыхание, когда обращаешь на него внимание.

Опомнившись спустя какое-то время, Лиенна поняла еще кое-что: от кристалла по всему телу растекалось приятное тепло. Но оно не походило на жар от огня: оно не дрожало и не исчезало. Стало очень уютно, и Лиенна улыбнулась. Только вот теперь, когда холод ушел, в бок и спину стали впиваться камешки и корешки. Ужасно неудобно после пуховой перины — но нужно ведь как-то уснуть. С горем пополам устроившись на почти ровном пятачке, Лиенна закрыла глаза и попыталась, не напрягаясь и не думая ни о чем, слушать пение в своей голове.

Постепенно ей удалось расслабиться, и она крепко уснула. Кристалл мерцал у нее в руке, источая невидимый ядовитый пар.

Проснулась Лиенна незадолго до рассвета, и ее пробуждение вышло не самым приятным: между лопаток впился острый корень. Бормоча слова, которые не пристало знать знатной даме, Лиенна села, склоняясь вперед, и постаралась вспомнить, что случилось. Вспомнила, и стало тоскливо... но не отпускало ощущение сновидения. После долгого пути Лиенне начало казаться, что вчерашние события случились и не вчера вовсе, а безумно давно. Но осознание того, что она делает в глухом лесу, да еще на земле, пришло почти сразу.

Тогда Лиенна посмотрела на свои пустые руки и нахмурилась. А где ее виолит?

Тусклая золотистая искра не сразу нашлась среди густой травы и высыпавшихся из колчана стрел. Боясь потерять так выручивший ее кристалл, Лиенна бережно положила его в кошель, на медные монетки, и затянула шнурок. После этого неясный хор голосов в голове стих, но королевна не придала этому значения: может, так и должно быть. Она позавтракала начавшим ей надоедать пайком, расчесавшись, вытащила из белоснежных волос немало веток и листьев, размялась — от сна на твердой земле затекло все тело — и пошла дальше, стараясь не спотыкаться.

Но вот беда: лес, продолжавшийся уже целую вечность, начинал ее тревожить. Выйти бы уже хоть на какую на дорогу — но где она? В стремлении запутать свои следы Лиенна наверняка ушла от нее очень далеко.

Когда солнце поднялось над горизонтом и окрасилось в бело-золотой, Лиенна наткнулась на две вещи разом: желанную лесную тропу и неожиданного в чащобе человека в зеленой одежде и с луком в руках.

При виде путника он натянул тетиву и вышагнул из тени деревьев, став заметным. Лиенна остановилась от неожиданности и нашарила за спиной дугу лука.

— Стой! Кто идет? — зычно крикнул дозорный. Похоже, он следил за этой дорогой.

— Я заблудилась в лесу, — ответила Лиенна, подняв раскрытые руки. — Мне бы узнать, где я.

Дозорный опустил лук, услышав женский голос. На его грубом лице мельком отразилась тень вины. Фигуру Лиенны скрывал перепачканный травой плащ, а лицо — капюшон, потому-то лучник и запутался.

— Мы на границе с Иса, в Арвудском лесу. Охотишься здесь?

— Нет! Говорю же: я просто ищу дорогу.

— По этой дороге просто так не ходят. Впрочем... — он внимательно оглядел девушку с ног до головы. Лиенна не знала, о чем он подумал, и решила, что не хочет это знать. — Иди за мной. Только без фокусов.

— С чего это вдруг? — возмутилась Лиенна. Левой рукой она снова как можно тише потянулась за спину, за луком. — Мне туда не надо.

— Женщин мы не трогаем, но, взявшись за оружие, ты перестанешь ей быть, — предупредил лучник. Он небрежно покручивал в пальцах стрелу, готовую взвиться в воздух. — Ступай за мной и не бойся. Никто тебя не тронет, даю слово. Наш атаман любит беседовать с путешественниками, только и всего.

— Так вы разбойники?

— Вольные стрелки, леди. Неужели никогда не слыхала?

— Нет.

— Вот и услыхала. А скоро и познакомишься.

Дозорный подал ей знак подойти, и, когда они сравнялись, повел в лесную чащу. Лиенна с грустью поглядела на тропу, опять оставшуюся за спиной, но ослушаться не посмела: ей чувствовалось, что на этого малого не подействуют никакие слова.

— А кто этот ваш атаман? — спросила она, чтобы не молчать.

— Повсюду его прозывают Соколом, — охотно ответил лучник. — Он и сам так себя зовет. Глаз-алмаз! Никогда я не видел, чтобы он маху давал. И никто не видел.

Дозорный уверенно вел ее невидимыми тропами, ступая бесшумно и на полшага впереди Лиенны. Вскоре они добрались до поляны, надежно укрытой густым лесом со всех боков. По всей ее площади раскинулся большой лагерь, а в его центре полыхал высокий костер. Множество мужчин в зеленых одеждах сновали туда-сюда, занимаясь своими делами. На Лиенну накатило ощущение уюта.

Но, заглядевшись на деловитый людской муравейник, Лиенна не сразу заметила, что к ней кто-то подошел.

— Доброго дня! — кашлянув, поприветствовал ее мужчина в темно-малахитовом плаще. Ростом он был выше среднего, статный, загорелый, с яркими голубыми глазами. На его поясе висел короткий меч, а за спиной — добротный кожаный колчан, полный стрел.

Взявшись за края плаща, Лиенна сделала реверанс.

— Вы ведь и есть Сокол? — уточнила она.

— Да, это я.

Сокол поклонился в ответ, взъерошил короткие рыжеватые волосы и сел на камень, оказавшийся рядом.

— А как зовут вас, красавица из волшебниц? Присядьте тут да расскажите.

Лиенна огляделась и села на гладкий сухой пень, смущенно розовея. Она даже не сразу вспомнила, что представляться собственным именем нельзя:

— Ли... Линн.

— Линн... — повторил Сокол и улыбнулся. — Куда же вы идете, Линн, через самую глубокую чащу этого леса?

— Довольно далеко, — уклончиво ответила Лиенна.

— Не в Ису ли?

— Это так заметно, да?

— Да простят мне мою дерзость — да. У вас чудесные локоны. Белые, как снег. Церкви — что тряпка для быка, а?

Лиенна неопределенно повела плечами, боясь ошибиться в ответе. Казалось, гордые голубые глаза разбойника пронизывают ее насквозь и видят все. Даже мысли. Вряд ли он ей поверил, когда услышал ее имя.

— Вы не похожи на крестьянина. Так... говорите.

— Под покровом этих лесов все равны, — спокойно возразил разбойник. — Так что это не имеет значения.

— А почему вы живете здесь?

— Каждый из моих стрелков чем-то провинился перед королем или церковью. А то и перед обоими. Нам больше нет места в городах и поселках. Только лес рад нас принять.

— Вы все нарушили закон? Но ведь это плохо.

— Закон чаще встает на сторону силы, нежели правды. Увы, это так. Я знаю историю каждого из своих стрелков и готов встать на сторону любого из них.

Лиенна не нашлась, что ответить, и вздохнула, отведя взгляд. Ведь она и сама в бегах.

— Я как раз собирался поручить моим ребятам добыть свежего мяса к обеду, — вновь заговорил Сокол. — Вы не останетесь на него?

— Не могу, извините. Мне бы скорей в город...

— Жаль. Тогда я могу предложить вам кое-что другое, леди. Мои ребята идут на охоту в сторону Исы, они могут проводить вас до предместий самыми глухими тропами и уберечь от беды. Далеко не все обитатели этих лесов так благородны, как мы. Кхм... по правде сказать, здесь этим можем похвастаться лишь мы.

Лиенна не стала долго сомневаться, понимая, что только так сможет скорее покинуть это место, и кивнула:

— Я согласна.

Кивком Сокол подозвал к себе двоих стрелков, что-то сказал им вполголоса и отпустил. Они взяли свои луки, колчаны и подошли к Лиенне, всем своим видом выказывая готовность идти.

— Что ж, до встречи, — сказал им и королевне атаман разбойников. Лиенна улыбнулась.

— Спасибо вам! До свидания!

Сокол кивнул ей и отвернулся, чтобы отчитать одного из своих стрелков за испорченную оленью шкуру. Его размеренный голос становился все тише и быстро остался позади, и последние его нотки заглушил шелест леса. Лагерь лесных лучников остался позади.

Путники шли довольно долго, сопровождающие больше молчали, чем говорили, но теперь Лиенне стало куда спокойней, чем пока она шла в одиночку. Ее провожатые шли уверенно, спокойно, почти не создавая шума. Жительница города едва за ними поспевала, постоянно цепляясь за ветки и корни: прошедший день дал ей слишком мало опыта в блужданиях по лесам.

Но вот, сориентировавшись по приметам, понятным только ему одному, один из разбойников остановился и махнул рукой в сторону тонкой тропки.

— Пойдешь вот по этой тропинке, и через четверть часа увидишь первые предместья Исы. Удачи.

— Т-ш-ш... не шумите там, — одернул его второй, минутой ранее отошедший в сторону, и поманил обоих к себе.

Проследив за движением его руки, они увидели за листвой статного оленя. Тот спокойно пасся на небольшой прогалине и даже не подозревал о том, что за ним наблюдают охотники, уже воображающие его великолепной добычей.

Один из разбойников потянулся за стрелой, но второй его удержал.

— Не хочешь показать нам, зачем тебе лук за плечами? — шепнул он Лиенне.

Молча, дивясь собственной решимости, королевна сняла со спины лук и приладила стрелу. Она порой ездила на охоту, но еще ни разу ей не удавалось выстрелить в добычу первой. Но тогда в крови плескался огонь, азарт от долгой погони, кругом метались и заливались яростным лаем собаки, а здесь, сейчас...

Тишина. Гармония. И, наверное, прощальный подарок в благодарность лесным проводникам.

Лук упруго выгнулся под девичьей рукой и со свистом вытолкнул стрелу. Она впилась рогачу в крутой бок чуть ниже лопатки, и перепуганный олень упал, подогнув передние ноги; он сразу же вскочил, шатаясь, и попытался скрыться в лесу, но в воздухе вновь зазвенела тетива, и ему в бок, рядом с первой, впились еще две стрелы.

Рогач упал снова и больше не пытался встать.

Лучники и Лиенна одновременно приблизились к раненому животному. Один из стрелков встал на колено, достал из сапога нож и уверенно перерезал умирающему оленю горло. Лиенна скривилась, когда ему на руки и одежду плеснула кровь.

— Хороший выстрел для девушки! — похвалил ее второй стрелок. Поглядев на него, она зарделась, и сама впечатленная неожиданной удачей.

— Да. Хороший. Вот вы и попались! — вдруг услышали все трое.

Лиенна еще только оборачивалась, а двое ее сопровождающих уже оглянулись, вскочили и задали стрекача. Тот, с ножом, еще успел дернуть ее за рукав и, шепнув: «Беги!», скрылся в густой листве. Стрелы, полетевшие разбойникам вслед, вонзились в стволы деревьев.

Поглядев назад, Лиенна увидела перед собой полдюжины мужчин в кольчугах и одеждах лесников. Трое из них держали в руках луки. Встретившись взглядом с ней, их предводитель ухмыльнулся и, сделав несколько широких шагов, оказался рядом и крепко схватил девушку за руку.

— Попалась! Ты-то уже не убежишь.

Отчего-то королевне показалось, что лесники знают, кто она, и пришли именно за ней. За Лиенной Гела. Нужно спасаться!

— Отпустите!

Кривясь, Лиенна попыталась выдернуть руку из захвата, а когда это оказалось ей не по силам, она стиснула зубы и представила, как в детстве, что врага прошивает молния, вышедшая из ее зажатых в чужой руке пальцев. В тех давнишних играх фантазии, озвученной вслух, было достаточно, и враг оказывался побежденным. Жаль только, что реальность прямо здесь и сейчас — это не игра, и воображение ей не поможет.

Однако образ молнии сложился у нее в голове рефлекторно, скорее даже, чем Лиенна сообразила, что это бессмысленно. А еще два дня назад такая фантазия промелькнула бы совершенно без следа — но только не теперь.

Лесник взвыл и резво отпрыгнул, выпустив ее, а Лиенна даже не успела обрадоваться сотворенному ею чуду: в ту секунду, когда с ее руки сорвался электрический разряд, она ощутила невыносимый жар. Казалось, все тепло ее тела хлынуло наружу через поднятую ладонь. А сейчас он ушел, и ее охватил неприятный холод, почти озноб. Закружилась голова, зашумело в ушах; что-то горячее потекло по губам и подбородку. Лиенна облизала губы и ощутила вкус меди и соли. Кровь. Наверное, из носа. Думать стало очень тяжело, звуки кругом почти стихли. Конечности не слушались: к каждой как будто приковали по камню.

Лежа одной щекой во мху, она глядела в темную зелень прямо перед собой и слышала нечеткое:

— Свяжите ее!..

— ...не убежит...

— ...есть медь?..

Связав ей руки за спиной, ее подняли и, похоже, перекинули через седло. Перевернувшийся мир закачался перед глазами, и она закрыла их и провалилась в беспамятство, похожее на дремоту.

Пришлось собраться с силами, лишь когда ее сдернули с седла, поставили на ноги и повели куда-то в темноту. А болезненный удар коленями о каменный пол — ее толкнули в спину, и она не устояла на ногах — отрезвил окончательно.

За спиной королевны с лязгом захлопнулась тяжелая дверь.

Обессиленная, запутавшаяся Лиенна оказалась запертой в тюремной камере.

Эмилиан проснулся после восхода солнца — несколько позже, чем обычно. Вчера он упорно размышлял почти до полуночи. С ним такое случалось, и он не видел в этом проблемы; напротив, в темноте и покое, не ощущая хода времени, граф решал проблемы гораздо лучше. Так ничто не мешало ему думать.

А ведь Эмилиан, граф Иса, властен над всем на своих территориях. Власть поможет ему в поисках Лиенны и старых ниточек, которые могут вывести к Каю и его друзьям. Тот, к слову, был проводником, такие обычно водятся лишь с людьми своего круга... а уж проводников в Исе — едва ли не каждый пятый. Их много, и здесь они в относительной безопасности: поэтому, быть может, кто-нибудь что-то да расскажет. Шериф опросит всех старше тридцати по итогам последней переписи.

А Лиенна пошла бы сюда просто по той причине, что в Исе ей будет легко затеряться. От столицы до главных ворот Исы около семнадцати лиг по королевской дороге — с таким расстоянием можно справиться за два дня пешим или за четыре-пять часов на лошади. Конечно, за ней пустили погоню; может, на всякий случай направить навстречу своих людей?..

Раздав поутру все указания, какие счел необходимыми, Эмилиан позавтракал и направился в свою лабораторию. Больше он ничего не мог сделать, оставалось ждать отчетов — а к чему тратить свое время зря в бесплодном волнении? Склянки и реторты занимали его так надежно, что время ожидания всегда пролетало незаметно. К тому же, все зелья регенерации и антидоты от испарений для своих лечебниц он обязательно готовил лично. Состав антидота и вовсе был его секретом, главным экспериментом, постоянно дорабатываемым до недостижимого — но все равно такого близкого, только руку протяни, идеала.

— Доброе утро! Я тут, с тобой, посижу, ты не против? — спросила Майя. Бульканье раствора соли на огне скрыло от слуха Эмилиана, как она вошла.

Он поднял глаза и удивился: Майя редко сюда заходила, а уж после любых его опытов постоянно ныла и требовала от брата срочно отдать всю одежду прачке, ибо от нее воняет зельями и копотью. Но на самом деле запах лаборатории от одежд был едва уловимым. Поэтому граф в долгу не оставался и, когда подворачивался особенно удачный случай, подтрунивал над ее фанатически-прилежным изучением виолитов.

— Тут же воняет, — усмехнулся Эмилиан, глядя на сестру поверх сверкающих пузырьков.

Она подняла повыше руку с глиняным горшочком, чтобы показать ему. При этом даже нос не морщила. Однако. Вот и вся женская натура в одном поступке: показывать лишь те эмоции, которые выгодны.

— Да нет, сегодня я даже не почувствую вони, — сказала графиня. — У меня с собой, вот, камни. Нужно работать.

— Тут, со мной? — не поверил Эмилиан и снова надвинул на лицо защитные очки. — Ты меня пугаешь.

— А ты повторяешь за мной! — рассмеялась Майя и театрально погрозила ему пальцем. Эмилиан улыбнулся краешком губ, показывая, что принял шутку к сведению. Ее смех вскоре стих, и самым громким звуком в помещении вновь стало бульканье кипящего раствора.

Недолго им довелось пробыть в молчании: швырнув очередной кристалл обратно в горшочек, Майя отложила лупу и грациозно, точно кошка, потянулась, прогнув спину.

— Думаешь, она действительно найдется? — спросила она, прикрывая рот костяшками пальцев. Эмилиан рефлекторно поднял глаза на звук ее голоса.

— Лиенна? Найдется.

Майя фыркнула.

— Она проводник и, к тому же, альбинос. Это сужает круг поиска, — возразил ей брат.

— Наша страна огромна! А ее высочество всегда была рыжей. Разве ты не видел ее портретов? Разумеется, раз так сказал Тамхас, то она попросту крашеная, но с чего ты взял, что она решит снова стать блондинкой? Я бы не стала, — сказала Майя и накрутила на палец огненный локон.

— Тебя не ищет король.

— Это огорчает. Говорят, что он снова разводится. Ирдеста тоже не родила ему детей. Она уже третья, кому так не везет...

— А больше о нем ничего не говорят?

Майя вскинула брови и покачала головой:

— М? А, понимаю, чего ты ждешь. Нет, сегодня ничего о нем не слышала. О королевне тоже ничего. Наверное, во дворце еще легенду не придумали. Кому же нужен большой скандал с участием проводников?

— Тебе и твоим подругам? — предположил Эмилиан.

— Это так, знакомые... — раздраженно отмахнулась Майя. — Когда меня нет, они точно так же обсуждают и мою особу. Об этом все знают. Такова цена свежих новостей.

— Хм! Я предпочитаю отчеты стражи и патрулей.

— Думала, скажешь «газеты».

Эмилиан поморщился.

— Газетами я бы камин топил, только чернила жалко. Тебе ли не знать?

Ведя беседу, он не забывал следить за кипящими колбами и за тем, какие флаконы берет с полок. Многие из них Эмилиан знал наощупь по характерному рельефу стекла и керамики, но все равно его немного беспокоила мысль, что за беседой он может что-нибудь перепутать. Такого еще не случалось, но шанс присутствовал всегда. А в обществе болтливой Майи он возрастал.

— Зато Тамхас любит газеты! Я видела у него огромные стопки. Целая комната ими заполнена.

— Это относится к его работе. Относилось, по крайней мере. Привычки трудно искоренить. Советник короля должен всегда быть в курсе всех публичных событий, — возразил Эмилиан.

При словах о комнате с бумагами граф подумал о своем собственном архиве, разделенном надвое. Вот одна часть, видимая, полная документов по делам графства, и вот другая, скрытая отводом глаз: один стеллаж с полками и выдвижным ящиком. Нынешние Иса хранили в нем свои свитки и книги по кристаллическому колдовству, и найти их там мог лишь тот, кто точно знал, что ищет. Наверняка у Тамхаса тоже есть подобное. Это удобно.

— А-а-а. А еще у него там Катэль... — протянула Майя в ответ, внезапно затосковав. — Ну и где он? Вернулся и сразу ушел домой... Скучно ведь без него.

И как он сразу не догадался? Вот в ком все дело.

— Катэль сейчас с отцом, Майя. Ему он нужнее, чем нам.

— Да, я понимаю, — вздохнула она. — Но все-таки... даже не знаю. Могли б и у нас остаться, погостить день-два. Хотя мастера Тамхаса я раздражаю, да...

— Вот и не жалуйся.

Пожалуй, это прозвучало более резко, чем Эмилиану хотелось бы. Майя недовольно хмыкнула, умолкла и опять занялась камнями — но ее опять не хватило надолго. Ей явно не терпелось выговориться, ведь больше ни с кем вокруг поговорить про Катэля в настоящем времени нельзя. Пока, во всяком случае.

— Знаешь, теперь мне хочется его поколотить. Что ж он такой глупый? Да... Побила б его, а потом обняла бы, наверное, — задумчиво добавила Майя, подняв голову и устремив рассеянный взгляд куда-то в стену. — Наверное. Не понимаю, как он мог так относиться к магии зеркал. Ведь знает же, что это опасно. Он-то точно знает! Он же мог исчезнуть навсегда!

— Иногда мы делаем то, в чем не уверены, — вступился ее брат за Катэля. Графиня наморщила нос.

— Кроме тебя, разумеется.

— Я не имею права на ошибку. И я не один такой.

— Мне и одного достаточно, — отрезала она. — Наверное, весело вам, занудам, в своем кругу самых важных дел.

Рука Эмилиана дрогнула. Несколько капель зелья пролилось мимо воронки, и от дымящейся лужицы распространился сильный запах канифоли. Граф поставил полупустые склянки на столешницу, выдохнул и поднял голову; судя по изменившемуся виду, Майя ощутила раскаяние и неловкость, едва взглянув в его лицо. В таких случаях он часто чувствовал себя ее отцом, хотя разница в их возрасте измерялась немногими минутами.

— Путем решения самых важных, как ты выразилась, дел я забочусь обо всем графстве, включая тебя. Могла бы хоть притвориться, что тебе не все равно.

В ответ Майя широко улыбнулась и постучала себе пальцем по виску.

— Извини, солнце! Ты же знаешь, я часто говорю то, что думаю. Ты славный и хорошо меня понимаешь. А если б ты был немного повеселее, то я бы обходилась без подруг.

Эмилиан подумал, что не вынес бы такого счастья, и ускользнувшая из-под носа перспектива его обрадовала — или, по крайней мере, сгладила зарождающееся раздражение.

— Какое счастье, что это не так.

— И правда, — рассмеялась Майя. — И знаешь, спасибо тебе, что я не имею дел с заботами об Исе.

Равновесие восстановилось. Эмилиан хмыкнул, довольно кивнул ей и вновь осторожно приладил воронку с фильтром к горловине склянки. Зеленоватый отвар побежал вниз, крошечными брызгами рисуя линии на запотевшем изнутри стекле.

— Только скажи: как ты вообще выносишь это жуткое однообразие? — спохватившись, ужаснулась графиня, как только прекратила смеяться. Подобная смена эмоций была для нее обычной.

— Без проблем. Так же, как и ты сутки напролет проводишь в наших складах виолита со своими инструментами.

— Мне это просто нравится, — пожала она плечами. — Знаешь, а еще ты очень добрый и внимательный.

Эмилиан громко усмехнулся.

— Я польщен и в недоумении, что не сообразил сразу. Так что тебе нужно на этот раз?

Задав вопрос, Эмилиан по привычке нащупал примерные ответы: Майя практически всегда попадала в один из них. Не ошибся он и теперь.

— Погоди, ты ведь еще не дослушал! А еще ты самый лучший и самый умный. — Майя улыбнулась и хихикнула, ставя тем самым точку на вступлении. Затем она уверенно попросила: — Позови к нам Катэля.

— А ты?

Она сделала большие глаза и замотала головой, приложив руки к щекам.

— Ну пожа-алуйста!

— Позову, как только будут результаты по нашим поискам, — Эмилиан убрал воронку и плотно закупорил флакон с зельем. — Устроит?

— Ладно, — протянула Майя. — И на том спасибо. Но помни, что ты пообещал.

Он протер флакон тряпочкой, затем промокнул лужицу на столешнице и взглянул на сестру.

— Я запомню.

Многообещающе кивнув друг другу, будто заговорщики, брат и сестра снова тихо занялись своими делами. Свеча с глубокими насечками на воске, горящая в углу большого стола, вскоре изменила запах: истек ровно час, и огонь добрался до очередного эфирного масла. Механические часы пока еще были слишком громоздкими, чтобы разместить их в этой комнате, и Эмилиан без труда обходился давно привычными, огненными. Кроме того, ему нравилось чувствовать время по запаху.

Спустя еще примерно четверть часа раздался короткий стук, и после разрешения Эмилиана в лабораторию вошла Юстина.

— Ваша светлость, начальник тюрьмы в приемной. Он очень просит вас. Говорит, это важно.

— Я понял. Ступай, — бросил граф. Юстина поклонилась вновь и вышла.

— Начальник тюрьмы? Что ему надо? — удивилась графиня и с интересом посмотрела на брата. Эмилиан быстро взглянул ей в лицо: он подумал о том же.

— Сейчас узнаем. Идешь?

Она кивнула, и они вместе покинули лабораторию.

— Как думаешь, что там случилось? — Майя, незаметно отдуваясь, шла по гулкому коридору вровень с братом. Он шагал размеренно, неторопливо, будто прогуливался, но на самом деле перемещался в пространстве удивительно быстро, если не сказать — стремительно. Придерживая длинное платье, его сестра всеми силами старалась успевать идти рядом с ним.

— Возможно, поймали давно разыскиваемого преступника. Или шпиона. Или перепивший служитель церкви опять перепутал мою тюрьму со своим монастырем.

— Ого, да ты шутишь! — изумилась Майя и засмеялась. Шутка ей понравилась.

— Я ведь тоже человек, — с улыбкой возразил Эмилиан. — Физически, как и ты. Но не во всех общепринятых смыслах этого слова.

— И все равно страшный зануда! — добавила графиня, неудержимо хихикая. — Ты знаешь, я тебя обожаю! Погоди, а такое правда было? Про служителя?

— Да, было один раз. Но довольно давно.

— Ого! Расскажи!

— Однажды в тюрьму после праздника жатвы начал с криками ломиться какой-то пьяный монах. Караульные терпели его с полуночи до тех пор, пока он не начал проклинать Богиню, а потом заперли в свободной камере. А к утру он протрезвел и так ругался, что караулу пришлось идти ко мне за советом, как быть, и заодно поделиться этой историей. Монах-то оказался настоятелем монастыря неподалеку, в Сельме. А что же я? Я дал им хороший совет, и монаху чудом удалось избежать скандала.

Майя закрыла руками пунцовое от смеха лицо. Когда она отняла руки и посмотрела на брата, ее глаза сверкали, а улыбка тянулась едва ли не до ушей. Она хихикала и всхлипывала, изредка шмыгая носом, и пребывала в полном восторге.

— О луна! Увидеть бы такое своими глазами!

— Как хочешь, — мирно согласился граф. — Сама только не напивайся, ладно? И не лезь в неприятности, прошу.

— Ладно, ладно, — ответила она, кончиками пальцев стирая со щек слезы смеха. — Не буду. Постараюсь. Если смогу.

Эмилиан только хмыкнул в ответ. Он открыл дверь перед Майей и пропустил ее вперед, затем вошел сам. В приемной их уже ждал начальник тюрьмы. Услышав шаги и скрип двери, он вскочил и отвесил поклон графу и графине.

Эмилиан, едва ступив за порог приемной, стал до суровости серьезен, но Майя все еще улыбалась. Начальник тюрьмы смутился, взглянув на нее.

— Добрый день, ваша светлость! Простите, коли отвлек вас, но дело срочное, — сказал он.

— Здравствуй. Все в порядке, срочные дела не могут долго ждать.

Эмилиан прошел мимо него и сел в свое кресло. Он сложил руки на столе и кивнул:

— Излагай свои проблемы.

Мужчина еще раз быстро поглядел на Майю, как раз садящуюся на диванчик у стены приемной. Со своего места он мог различить только часть ее лица, не больше трети, но, кажется, графиня больше не улыбалась.

Он отвел от нее взгляд, откашлялся и стал рассказывать:

— Дело в том, что утром лесники доставили ко мне в тюрьму одну браконьерку. В лесу, конечно, поймали. Засаду на звериной тропе устроили и поймали. Эйдан, как приехал, был злой, что твоя княгиня, говорил, девчонка его молнией ударила. Орал, что им медных кандалов не выдают. Должно быть, на проводницу нарвался. Насилу его успокоили... Так вот, мои ребята стали описывать ее вещи и обнаружили вот это.

Мужчина приблизился, протянул руку к столу и бережно опустил на него небольшую серебряную печатку. С поклоном он сделал шаг назад, обратно.

— Это, по-моему, герцогский знак. Ума не приложу, откуда он у нее взялся. Вот и поспешил с ним к вам, милорд. Взгляните сами, так уж надежнее будет.

Одним движением пальца Эмилиан перевернул печатку оттиском к себе и пригляделся. Внутренний рельеф оттиска и вправду весьма походил на солнце о семи лучах, опоясанное узкой короной; в памяти графа послушно всплыло расшитое знамя столицы. Гела-сен-Веркинджес, владения рода Гела. Семья Лиенны. Неужели это и правда она?

А тем временем Майя на поскрипывающем диванчике разве только не подпрыгивала от радостного возбуждения, стиснув кулачки.

— А вот и новости, — пробормотала она, в упор глядя на брата.

Эмилиан выдвинул верхний ящик стола и достал кусочек сургуча. Разогрев над свечой и капнув его на кусочек бумаги, он прижал печатку к капле, а когда сургуч остыл — отнял ее и пригляделся к получившемуся оттиску. Все это происходило в полной тишине — до определенного момента. Майе показалось, что Эмилиан слишком долго молчит, и она подошла к нему. Несколько раз звонко стукнули о пол ее тяжелые каблуки, и Эмилиан повернул голову к ней.

— Да, это знак рода Гела, — со вздохом подтвердил он, передал ей печать, чтобы посмотрела, и перевел взгляд обратно на гостя. — Как, ты говоришь, эта девушка выглядит?

— Девчонка, молодая еще совсем, — поправил начальник тюрьмы, потирая переносицу. — Лет шестнадцать, а то и меньше. Личико круглое, волосы белые-белые, глаза красноватые... У нас таких в городе полно, в общем. Как бишь их? Альбиносы, милорд. Да одета больно хорошо, только грязная вся.

— И вы все равно посадили ее в тюрьму? Ребенка? — уточнил граф, хитро щурясь.

— Закон для всех один, милорд! — с негодованием возразили ему. — А Эйдан сказал, что она из хорошего мужского лука стрелять умеет. Значит, взрослая уже.

Эмилиан не стал больше спорить. Он взял печатку Гела, опустил ее в карман и встал из-за стола.

— Верно. Закон один для всех. Что ж, проводи меня к ней.

— Это она, Эмилиан! Точно она! — волнуясь, забормотала Майя. — Я пойду с тобой!

— Конечно. Пойдем, выясним вместе.

Главная тюрьма владения располагалась неподалеку от родового замка Иса, скрытая от всеобщего обозрения частью верхушки холма, нависающей прямо над ней. Чем-то она и вправду походила на монастырь ортодоксальной веры: серая, суровая и аскетичная. Архитектор и строители сделали все возможное, чтобы один лишь вид ее фасада вызывал у людей стойкое неприятие любых мыслей о нарушении закона в этом городе и в этом графстве.

Войдя, Эмилиан почувствовал холод, исходящий от каменной кладки. Яркое воображение мигом нарисовало ему беловолосую и бледную королевну, сидящую на холодном полу, и граф поймал за локоть начальника тюрьмы:

— Где она?

— Сейчас отведу вас к ней. Не беспокойтесь.

Он подошел к столу, за которым до недавнего времени сидел, борясь с сонливостью, дежурный стражник тюрьмы. Завидев своих правителей, он вскочил и вытянулся в струну, ожидая команды «Вольно!». Но она не поступила, пока его начальник, щурясь в полутьме, не отыскал среди бумаг на столе описание сегодняшней пленницы, а в шкафчике — ключ от камеры. И лишь затем он махнул рукой. Граф еле заметно кивнул, и стражник с облегчением опустился на свой стул. Спать ему расхотелось мгновенно, и со своего места он еще долго прислушивался к удаляющимся шагам посетителей.

— Нам сюда. Погодите, я сейчас, — тюремщик заскрежетал в замке длинным ключом, воюя с дверью, пока граф Иса с брезгливым любопытством осматривал полутемные сырые коридоры. Солнце не бывало здесь как минимум вечность.

Как это нередко бывало, Майя озвучила его мысли:

— А здесь не слишком... э-э-э... депрессивно? И грязно, к тому же.

— У нас всюду чисто, просто тут темно. — Мужчина навалился на дверь плечом и засопел, пытаясь ее приподнять. — Вентиляция д... простите, плохая, миледи. В этом крыле освещение все время гаснет из-за плохого воздуха и влаги. Нам бы не помешала маленькая перепланировка окон... и замена ржавых замков!

Пыхтя, он наконец одолел замок и отпер дверь. Стирая пот со лба, он впервые подумал, что граф мог ошибиться. Или все-таки не мог?

— Прошу вас, проходите. Но, Богини ради, будьте осторожны.

Эмилиан вошел внутрь камеры, по дороге создавая из воздуха бездымный огонь; Майя проскользнула за ним следом. Начальник тюрьмы остался снаружи, старательно делая вид, что ему неинтересны дела его господ.

Заключенная, вопреки фантазии Эмилиана, сидела не на полу, а на тюремной койке, поджав ноги. Зеленоватый свет в его ладони выхватил из полутьмы ее красные глаза и припухшие губы. Девушка заслонилась рукой от внезапного света, но через несколько секунд, привыкнув, убрала ее и всмотрелась в гостей. От нее явно не ускользнуло, что эти люди — вовсе не обычные стражники.

Она встала на ноги, выпрямила спину и разомкнула губы:

— Похоже, я серьезно нарушила один из ваших законов. Скажите, есть ли в нем альтернатива тюремному заключению?

— Эмилиан, это ее голос, точно, — сказала Майя. Лиенна резко вздохнула и сощурилась, силясь рассмотреть ее лицо.

— Эмилиан... По-моему, мы уже встречались! Вы Майя Иса? О, и правда, — нервно хмыкнула она и шумно втянула носом воздух: — А вы ее брат. Конечно. Кто же еще...

Королевна присела в легком поклоне, расправив складки дорожного плаща вместо подола платья, но Эмилиан все равно заметил дрожь и в ее голосе, и в глазах, и в руках — ткань под сгорбленными пальцами ходила мелкими волнами:

— Простите за беспокойство... и за то, что нахожусь в таком неприглядном виде. Мне сказали, что вы... Если бы мне только позволили привести себя в порядок...

В конце фразы ее голос окончательно сорвался, а губы болезненно исказились, но эта гримаса была мимолетной. Лиенна определенно умела держать себя в руках на людях, как и полагается в ее статусе. Эмилиан взглянул на свои руки, отправил огонек летать под потолком и подошел к королевне. Вблизи оказалось, что он выше ее примерно на голову. Лиенна подняла на него сверкающие, полные еще не пролитых слез глаза, и Эмилиан вынужден был признать, что смена цвета волос действительно сильно меняет внешность. Это только укрепило в нем решимость совершить задуманное.

— Леди Лиенна. Я верю своей сестре, что это вы, но должен убедиться сам. Это слишком важно. Простите.

С этими словами граф Иса положил руки ей на виски. Когда он опустил веки и выдохнул, колени Лиенны подогнулись, глаза ее закатились, а руки, пару раз безуспешно царапнув воздух, вцепились в предплечья Эмилиана. Она хотела отстраниться, но не могла — из-за магии. Эмилиан знал, что ей больно, он чувствовал примерно то же самое, но иначе было нельзя. Только так он мог убедиться, что это действительно Лиенна: заглянуть в ее разум, — и, стараясь не обращать внимания на знакомую боль, он вгляделся в него магическим зрением. Пока Эмилиану недоставало навыка, чтобы читать сиюминутные мысли: боль от вторжения разгоняла их все, — но воспринимать базовую информацию о чужой личности, содержащуюся в памяти все время, он умел неплохо. Его отец и Тамхас часто говорили, что у него дар к ментальным чарам. Для его развития не хватало только подопытных добровольцев.

Спустя полминуты Эмилиан убрал руки, и тогда девушка даже не села — упала на койку позади себя. Хорошо, что не успела отойти дальше. Она схватилась за голову и зло поглядела на мага исподлобья. Тот сделал шаг назад и учтиво поклонился, как будто ничего не произошло.

— Теперь все в порядке, Ваше Высочество. А боль скоро пройдет. Прошу прощения за нее.

— Что вы со мной сделали? — пробормотала Лиенна, морщась. Ей казалось, что ее виски заключили в металлический обруч с массивными выступами над глазами, в области бровей. Там, где на коже лежали пальцы мага, как будто горел огонь.

— Убедился, что вы — это вы. Больше ничего. В Исе вы отныне будете в безопасности, не беспокойтесь.

Внезапно вспомнив кое о чем, Эмилиан обернулся и увидел в дверях начальника тюрьмы. Он все еще стоял прямо за порогом камеры — а теперь и вовсе таращил глаза на своего господина. Эмилиан тихо вздохнул, зная, что не все так просто. Нельзя нарушать правила. Никому нельзя.

— Наверное, вы устали и неважно себя чувствуете. Майя, будь добра, отведи нашу гостью в замок и дай ей отдохнуть. Отдохнуть, ты слышишь меня? Я приду следом.

— Слышу, слышу. Это не я делаю девушкам больно, — как-то двусмысленно и неприятно ответила Майя, подходя к Лиенне. Отходя от них, Эмилиан услышал за спиной ее нежный голос:

— Не бойтесь моего брата. Пока я здесь, он ничего более вам не сделает. Давайте выйдем на свежий воздух.

Порой Майя его раздражала. Граф потер ладонью ноющий лоб и переносицу, пряча гримасу недовольства, и спросил, строго глянув на начальника тюрьмы, оказавшегося прямо перед ним:

— Где здесь у вас поблизости бумага и чернила?

— Да здесь рядом, в моем кабинете! Позвольте, я провожу вас, милорд, — заторопился он, сильно нервничая. Он отчетливо понял, что увидел, равно как и услышал, нечто, для него не предназначающееся. И ему стало страшно.

Свернув из темного крыла тюрьмы в широкий коридор, они очутились у узкой двери. Тюремщик отпер дверь в свой кабинет и пригласил Эмилиана войти.

— Подожди меня снаружи, — сказал ему граф и скрылся за дверью, нащупывая на пальце свою печатку. Она ему понадобится.

Бумага, чернильница и сургуч нашлись сразу. Разложив принадлежности перед собой, Эмилиан ненадолго застыл, чтобы составить в голове необходимую формулировку. Как сказал ему этот человек? Задержали за браконьерство? Тогда следует выписать разрешение на охоту.

Он обмакнул перо в чернильницу и написал:

«Подателю сего дозволяется охотиться на птиц или зверей в лесах владения Иса. Лимит — трое крупных животных или дюжина маленьких. По достижении лимита документ подлежит изъятию».

Подумав немного, он поместил на лист дату на две недели раньше нынешней и вывел снизу свою подпись. Осталось оставить оттиск со своим гербом, что он и сделал, расплавив немного сургуча над пламенем свечи. Эмилиан вернул еще теплое кольцо на палец и вышел из кабинета.

Он подал документ начальнику тюрьмы:

— Я нашел эту бумагу за подкладкой дорожного мешка вашей последней заключенной. Поручаю вам принять меры в соответствии с изменившимися обстоятельствами, — не моргнув глазом, солгал граф. Оба присутствующих знали, что это ложь, но усердно хранили на лицах серьезные мины. Этого требовал данный ритуал.

Мужчина принял документ, развернул и, пробежав по бумаге взглядом, подобострастно закивал.

— Ошибка будет немедленно исправлена. Прошу прощения от лица всех моих подчиненных и меня лично. Впредь такого не повторится.

— Принимаю. Не забудьте извиниться перед девушкой. А потом забудьте, что видели ее здесь.

— Как скажете, милорд.

От графа не ускользнуло то, как он с облегчением выдохнул.

— До встречи.

И, закончив здесь, Эмилиан стал возвращаться домой. Граф Иса с облегчением покинул душные стены тюрьмы и, между тем, впервые подумал о том, что здешним наказанием является не только отнятие свободы. Он немного постоял на крыльце, поглядел на беловатое солнце, скрытое за облаками, и направился в свой замок, по пути кивая стражникам, которые при виде графа вытягивались в струну и отдавали честь.

— Ваша сестра и ее гостья сейчас в нижней гостиной, — доложила Юстина, едва он вошел, еще до того, как прозвучал вопрос. Эмилиан сперва приподнял брови, а затем одобрительно на нее посмотрел.

— А. Спасибо.

Остановившись у двери гостиной, он прислушался, прежде чем постучать, и определил: из комнаты действительно доносятся женские голоса, но слов было не разобрать, так что мужчина постучался и, секунду подождав реакции, вошел.

— Нельзя! — запоздало крикнула Майя.

— Почему? — спросил Эмилиан, с порога оглядывая комнату. Лиенна и его сестра вполне обычно сидели на диване, полностью одетые, только на полу валялся запачканный плащ королевны. А когда графиня повысила голос, девушка поморщилась и сжала руками виски и уши. Она выглядела немного бледной и нездоровой.

— А просто так, — ответила леди Иса вполне в своем стиле и тут заметила реакцию Лиенны. — О! Простите, королевна. Вам еще больно?

— Нет. Но вы меня чуть не оглушили, — ответила Лиенна, потирая виски. Боль в голове, на самом деле, почти отступила, но громкие звуки и яркий свет ощущались ею болезненно остро.

— Прошу прощения. Я буду тише.

Тем временем Эмилиан поставил себе стул в центре гостиной и, прежде чем сесть на него, поклонился королевне.

— Мы так и не познакомились как полагается. Ваше Высочество, Эмилиан Иса к вашим услугам. В этом месте вы и ваш секрет в безопасности, и, если это важно для вас, никто не знает, что вы находитесь здесь. Даю слово.

Лиенна улыбнулась и кивнула, складывая руки на коленях. Голос Эмилиана ей понравился: звучный и хорошо поставленный, — а уж говорил граф, так умело распоряжаясь интонациями и фразами, что легкая неприязнь к нему, появившаяся в тюрьме, на этих словах практически испарилась. Ему хотелось доверять, в отличие от большинства других вельмож, с которыми ей доводилось общаться.

— Благодарю. Мое имя вам известно. Но... я почему-то думала, что вы старше. Я говорю о внешности, конечно.

Майя отчего-то фыркнула, а Эмилиан с улыбкой пожал плечами. Иногда и его самого отражение в зеркале вводило в заблуждение.

— Я хорошо сохранился. Сочту за комплимент, спасибо.

— Тебя даже не сразу узнали! Вот что бывает, когда кое-кто отказывается посещать танцы во дворце.

— Зачем мне туда ходить, если у меня есть ты?

— Балы — это тебе не только интриги и сплетни. Королевна здесь, она не даст соврать!

— Да? И что же еще там есть? — очень вежливо спросил граф и, поглядев на королевну, передал ей право слова.

Лиенна смутилась и даже немного испугалась. Ей не хотелось вспоминать о дяде: эта мысль неминуемо потянет за собою такую длинную цепочку, что спустя всего минуту взыгравшая тоска по дому не позволит ей мыслить здраво. Ее и так не тянуло продолжать притворяться самостоятельной и взрослой. Сегодня ей очень сильно повезло.

— Ну, иногда на балах король награждает отличившихся подданных, — осторожно признала Лиенна. — Иногда там хвастаются новыми красивыми нарядами. Хотя это почти всегда. Но вы правы, в основном там интриги и сплетни.

— Но не только же! — уперлась Майя на своем в ответ на красноречивый взгляд брата.

— Уймись, сестра. Сейчас речь не об этом. Нам хотелось бы услышать вашу историю, Лиенна. Нам известны некоторые детали, но не все. И это, по-моему, ваше, — граф потянулся к ней и разжал ладонь.

Лиенна забрала с нее теплую печатку и надела на большой палец правой руки: с остальных перстень матери спадал. Взглянув на Эмилиана еще раз, но теперь в удивительном ракурсе: почти снизу вверх, — она не могла не отметить, что у него красивое юное лицо, особенно скулы в веснушках и светло-голубые глаза. Несколько секунд они так и провели в неподвижности; Лиенна поспешно перевела взгляд на печатку, как только поняла, что засмотрелась.

— Кхм... Рассказать вам историю? О чем? Как я сбежала из дома?

— Начните с того, что посчитаете подходящим для начала.

Лиенна посмотрела на свои руки, сжала и разжала их. После той молнии они начали казаться ей иными. Таинственными. Опасными. Что еще скрыто под ее кожей, в этой плоти и крови?

— Начну с того, что вам уже известно. Я проводник. Теперь уже точно. Я прикасалась к кристаллам, а потом ненароком создала молнию. Наверное, вам трудно все это понять, хоть вы и маги...

— Да что вы... — начала Майя и ойкнула: Эмилиан больно пнул ее по ноге. Майя тотчас закрыла рот и гневно нахмурилась.

— Что?

— Не сейчас! Продолжайте.

— Что значит не сейчас? А когда еще? — мгновенно вспыхнула графиня, но сдулась, едва увидела лицо графа. Она поняла: ни слова больше, иначе будет худо.

Он подтвердил это, процедив:

— Майя, нет. Потом. Не мешай.

Лиенна недоуменно глядела то на одного, то на другого из отпрысков Иса, не понимая, как можно трактовать их поведение. Кроме того, она с самого начала беседы думала, как уместно высказать желание вернуть свои вещи и отправиться дальше, в Амарант. Но пока что делать нечего: нужно продолжать рассказывать. Возможно, и эти Иса ей чем-нибудь помогут. Не зря же они так заботятся о проводниках.

— Простите? Вы о чем?

— Неважно. Эти мелочи мы обязательно обсудим позже, если захотите. Сперва вы. Прошу прощения, продолжайте ваш рассказ, Ваше Высочество.

— Да, я пытаюсь. В общем, это сложно описать... но я жила со знанием того, что я почти проводник, всю жизнь. А вчера я им стала, когда церковники принесли виолит для проверки, и мне пришлось уйти из дома. Мама сказала, что королю это очень не понравится, то, что я проводник, но потом он успокоится, а пока я должна переждать его гнев подальше от дома. Чтобы он не знал, где я. Она назвала мне имя... эм... Тамхаса? Да, кажется, так. Он ее давний друг, и он должен был приглядеть за мной.

— Да, Тамхас, все верно, — подтвердил Эмилиан. — Мы тоже с ним знакомы, и ваша мать вчера написала ему о вас. Но он живет там же, где и вы, в столице. Почему же вы не добрались до него еще вчера?

Лиенна нервно засмеялась, поглядев себе под ноги.

— Мама не успела сказать мне, где его искать. А поспрашивать на улице я не решилась. Честно говоря, я думала, что меня уже ищут. А потом мне подсказали, что нужно идти в Амарант, и я пошла туда. А дальше... я оказалась здесь. Вот и все.

Майя внезапно сильно закашлялась, заглушив ее последние слова, да так, что диван под Лиенной мелко задрожал.

— Куда идти? — переспросила графиня, прочистив горло и убрав руку от рта.

— В Амарант, — гордо выпрямившись, ответила королевна. Вот он, тот момент. Наконец-то. — Так что я признательна вам за помощь, но мне нужно продолжать путь. Я хочу вернуть все свои вещи и отправиться в дорогу. Будьте так любезны.

Иса переглянулись между собой.

— Поверьте, вам туда не нужно, — возразил Эмилиан совершенно без улыбки. — Амарант — не то место, где королевне будут рады. У них своя власть. И вы вряд ли найдете переход через горный хребет без подсказки. Не ходите туда.

Резкий переход от дружелюбия к холодности расстроил Лиенну куда больше, чем она ожидала. Мгновенно в гостиной потемнело. Или это солнце заслонило облаком? Королевна скрестила руки на груди.

— Так я все еще пленница? — ощерилась она и отодвинулась от графа подальше.

Он медленно покачал головой, внимательно глядя на королевну:

— Не думаю, что это потребуется. Но вы ведь искали Тамхаса, как и он вас. Я приведу его, королевна, пусть он решает, как вам помочь. Это все, чего я хочу.

Эмилиан встал, коротко поклонился и, запахнувшись в плащ, испарился прямо у нее на глазах. Лиенна, стиснув руки в кулаки, повернулась к Майе, которая, к счастью, никуда не исчезла:

— «Не думаю, что это потребуется?» Это еще что? Как вы смеете?

— Тише, королевна. Вы вот взрослая девушка, а об Амаранте ничего не знаете. Как так?

Лиенна промолчала, гневно глядя в сторону, и Майя продолжила сама:

— Амарант — это провинция на севере Веркинджеса. Официально она входит в состав нашей страны, но на самом деле они прекрасно справляются и сами, без короля, и часто игнорируют его распоряжения. Так что вы там никто. Они имеют на все это право, отвоеванное реками крови, которую сами же и пролили, и управляет ими женщина-амаранта, глава ордена шпионок и убийц. Собственно, это и есть та самая причина, по которой в Амаранте не бывает туристов. Там полно сумасшедших.

— Как пафосно.

— Иначе не объяснишь. Я ведь даже не вру. Так вот, Амарант обеспечивает себя сам, покупает, чего не хватает, а уж денег у них полно. За заказы, сами понимаете, какие. И люди там несносные. Ненормальные. Значительно хуже меня. И гостей они не любят.

Пожав плечами, Майя накрутила на палец огненный локон, потянула и отпустила. Мягкая пружинка щелкнула ее по носу.

— Мне... говорили совсем другое, — возразила Лиенна, совсем растерявшись. А так ли ей туда надо? Но та женщина была такой радушной и дружелюбной, так складно говорила...

— Кто говорил?

— Трактирщица.

Это прозвучало очень глупо. Майя в недоумении подняла одну бровь, да так высоко, что ее лоб прорезали длинные складки.

— Я, честно говоря, ожидала от вас большей проницательности. Надо же, трактирщица! Ну надо же!

Она явно хотела сказать что-то еще, что-то колкое, но опять поглядела на королевну и, видно, вспомнив, кто перед ней, захлопнула рот и потрясла в воздухе руками. Лиенна вздохнула и потерла свои уши: от последнего возгласа Майи в них зазвенело. Стало тихо, и тишина не прервалась очередным замечанием. И тогда звон постепенно стих.

Лиенна уже понадеялась, что сможет дождаться Эмилиана с Тамхасом в тишине, но ее желанию не суждено было сбыться, ведь Майя, сидящая сбоку от нее, снова подала голос:

— Вы ведь уже пользовались кристаллами, да?

— Да, — помедлив, уронила королевна.

— И как ощущения? Понравилось?

— Да.

Майя хмыкнула и не стала больше спрашивать.

Устав от неподвижности, Лиенна встала с дивана, чтобы пройтись до окна, но в этот момент воздух задрожал, пространство исказилось, и посреди гостиной материализовались четыре фигуры. Майя издала негодующий возглас, вперив взгляд в одну из них.

— Я как раз пришла к мастеру, чтобы доложить ему, что королевна ушла из города и отправилась пешком в Амарант. А тут явился Иса и позвал нас с собой, — ответила ей беловолосая женщина. Она сделала шаг навстречу Лиенне и, преклонив колено, сделала глубокий реверанс: — Королевна, добро пожаловать в наше сестринство. Или в братство. Как вам больше нравится. Вы такая красивая! Ах да, меня зовут Луна. Рада личному знакомству.

— Ха, новость? И всего-то? Мы побольше сделали! Мы ее нашли! — гордо и чуточку злорадно воскликнула Майя, вскочив с дивана. Лиенна, собиравшаяся ответить Луне, закрыла рот и с раздражением повернула голову к Майе.

Тоже решив поглядеть на графиню, Луна вдруг расхохоталась ей и захлопала в ладоши.

— Ах, нашли? Прекрасно! Изумительно! Тогда, быть может, поделим королевскую награду за нее на троих, а, ледяные дети? Особенно ты, а?

— Что? Ты что несешь, сумасшедшая? — поразилась леди Иса.

— Луна права, Майя, — сказал пожилой незнакомец, поглаживая пальцами треугольную бородку. Судя по всему, он и был Тамхасом. — Вы делите заслугу ее обнаружения так, будто вам за это положено золото. Но для нас королевна Лиенна и ее безопасность значат намного больше, чем любые деньги. Не забывайте об этом.

— О, и правда! — усмехнулась Майя и указала рукой на Луну. — Познакомьтесь с коренной жительницей Амаранта, королевна Лиенна. Она подарит вам множество незабываемых минут.

Луна манерно поправила волосы и послала Майе воздушный поцелуй.

— Я очарована. Не хочешь прогуляться со мной по своему тенистому саду, любовь моя? Незабываемых минут в твоих воспоминаниях станет еще больше.

Графиня скривилась.

— Нет уж, спасибо. Катэль? Поговорим? До встречи, королевна.

Она проворно подбежала к молодому смуглому мужчине, схватила его за руку и увлекла из гостиной. Ведомый бойкой дамочкой, он только и успел виновато поглядеть на королевну, а потом исчез в коридоре; вскоре стихли и их шаги. Тогда Лиенна отвернулась от двери и посмотрела на оставшихся. Эмилиан, Луна, Тамхас. Граф встал рядом с креслом, в которое сел друг ее матери, а женщина осталась на своем прежнем месте. Память на имена, которую Лиенна вырабатывала особо, боясь запутаться на каком-нибудь балу и ненароком оскорбить собеседника, сработала на отлично.

Эмилиан кашлянул в ладонь, нарушив краткую тишину.

— Простите за Майю, Ваше Высочество. Она не всегда такая.

— Все в порядке, граф. Я не в обиде, правда, — ответила Лиенна, радуясь, что Майя ушла. Энергия, исходящая от графини Иса, с непривычки очень утомила ее. Из-за этого королевна некстати вспомнила, что с самого рассвета не ела, а с начала дня пережила немало волнующих событий. Захотелось отдохнуть. Но королевне нельзя показывать слабость.

— Итак, Лиенна, послушайте меня, — промолвил Тамхас. — Со вчерашнего дня вы стали одной из нас. Скажу вам сразу, чтобы вы не питали ложных надежд: отказаться от вашего дара нельзя. Никто не в силах лишить вас магии, не лишив при этом и жизни. Но знайте, что вы можете приручить ее и научиться использовать свою силу себе на пользу.

Лиенна покивала ему, ощутив от его слов наплыв небывалого спокойствия и защищенности. Рядом с Тамхасом Эмилиан, говорящий так доверительно и умело, оказался лишь подмастерьем в ремесле риторики. Скорее всего, так оно и было.

— Конечно, вы правы, но это не решит моих проблем. Король ищет меня вовсе не затем, чтобы поздравить с получением способностей. Проводники вне закона, и вы об этом прекрасно знаете.

— Но вы стали им не потому, что захотели, а потому, что такой родились, — ободрительно ответил ей старый проводник и сделал кистью успокаивающий жест. — Немногие проводники состоят в близком родстве. Намного чаще наша магия приходит извне. Вас не должно это удивлять или пугать. Но вот король, к сожалению, страдает паранойей. Не в моих силах его исцелить.

— Понятно. Скажите, а как скоро я смогу вернуться домой? Вы можете что-нибудь сделать? — с внезапной надеждой спросила Лиенна.

— Я постараюсь помочь вам. Сделаю все, что в моих силах. Но такие дела решаются не в один день, вы это, конечно, понимаете, и, раз уж судьба привела вас в дом Иса, то вы можете пока остаться здесь. Я уверен, что Эмилиан не будет против.

— Конечно же, не против. Для меня честь служить королевне, — ответил граф.

— Значит, решено. Я буду навещать вас и сообщать, как идут дела. А вы не тревожьтесь ни о чем и ждите, пока возможно просто ждать.

Последняя фраза прозвучала странно, но Лиенне и без того хватало тревог, и она решила не заострять на ней внимание. По крайней мере, сейчас.

— Спасибо. Но вы ведь тоже проводник. Значит, вы можете меня обучить?

Впервые за всю беседу Тамхас замялся.

— Увы, королевна. Тренировки требуют многих часов, которых у меня теперь, к сожалению, нет. И я не могу просить тебя, Эмилиан, зная, как ты занят. Может быть, тогда ты поможешь королевне, Луна?

— С удовольствием, — довольно отозвалась женщина, а Лиенна, вскинув палец вверх, попыталась сформулировать мысль, внезапно вспыхнувшую в ее голове. Только бы не упустить...

— Постойте, а почему вы назвали Эмилиана? Неужели он... то есть, вы... тоже...

— Да, королевна. Я тоже проводник, как и моя сестра. Но это секрет. Пожалуйста, сохраните его.

— Что ж, это все объясняет, — удрученно ответила Лиенна, села на диван и запустила руки в волосы. Странно, но она удивилась куда меньше, чем опечалилась. Видимо, устала удивляться за сегодня. — Никто не помогает проводникам, и тогда остаются лишь они сами. Вот почему вы защищаете их... точнее, вас.

— Нас, — поправила ее Луна. — Вы ведь с нами.

— Не только поэтому, поверьте мне, — добавил граф.

Лиенну этот ответ не убедил. Она горестно вздохнула.

— А это правда, что вы поклоняетесь темной княгине? — спросила она, чтобы сменить тему. Этот вопрос мучил ее давно, с детских лет, когда она считала проводников кем-то наподобие лесных троллей. Только вот такой реакции Лиенна не ожидала: Луна прыснула первой, следом негромко рассмеялся Эмилиан, и даже Тамхас позволил себе издать гулкий смешок.

Королевна смутилась и порозовела.

— На самом деле, это хороший вопрос. Мы признаем существование Виеллерели и считаем ее прародительницей нашего племени, — объяснил ей Тамхас, стирая слезу из уголка глаза и добродушно улыбаясь. — Некоторые называют это поклонением. Церковь часто говорит — ересь. Но она существует, как и Богиня, и дополняет собой картину мира. Я считаю, что отрицать ее неправильно, так считают и мои ученики.

— А в нашей культуре богиня и княгиня слиты воедино. Все просто, — добавила Луна. — Простите нас за смех. Ваш вопрос был очень неожиданный и забавный. Может, есть еще какие-нибудь?

— А кто это пришел с вами? Был еще один человек, Майя увела его с собой. Кто это?

— Это Катэль, мой сын, — ответил Тамхас. В уголках его потеплевших глаз собрались морщинки: — Он тоже проводник, очень одаренный волшебник. Он расскажет о себе, если вы захотите, королевна. И тоже может вас кое-чему научить. Только скажите.

— Хорошо. Больше у меня вопросов нет. Пока нет.

— Тогда время не терпит. Я могу идти?

— Идите. Удачи вам.

— И вам, королевна. До встречи.

Волшебник встал, раскинул руки, точно дирижер, и исчез, а Лиенна еще несколько секунд смотрела на то место, где он только что стоял, не замечая других магов в этой комнате. Она думала о том, что ее жизнь изменилась куда сильнее, чем ей сперва показалось, но все еще воспринимала себя как обычного человека.

Требовалось время, чтобы изменить свои установки. Требовались доказательства.

— Сейчас вы можете посмотреть мой город, — предложил Эмилиан, и Лиенна, вздрогнув, повернула к нему голову. — А через час в замке будут обедать. Приходите.

— Да, обязательно приду, хорошо, — согласилась Лиенна. — Хм. Насколько я знаю, Иса — древний город... И правда, пойду погуляю.

— Я провожу вас, королевна, — сказала Луна.

Мигом Лиенна вспомнила ее непонятное поведение. Луна была странной. Она сильно походила на Майю, но при этом все равно выглядела какой-то другой. Оставаться с ней наедине Лиенне не хотелось.

— А это обязательно?

— Я не буду докучать. Только прослежу, чтобы ничего вам не угрожало.

Лиенна посмотрела на Эмилиана, взглядом спрашивая, обязательно ли это. Он молча кивнул.

— Мне не нужна нянька, — все равно отказалась королевна. — Я не потеряюсь.

— Я не буду нянькой или учительницей. Я буду стражником, только и всего. Честное слово!

Лиенна подавила вздох.

— Тогда можно попросить вас об одной вещи?

— Да?

— Сделайте вид, что я гуляю одна. Идите позади и незаметно.

Луна перестала улыбаться и убрала за ухо белоснежный локон, походя прикрыв рукой приоткрывшийся в зевке широкий рот. Блеснули ровные белые зубы.

— Я много кому не нравлюсь, королевна. Меня это мало печалит. Что ж, как скажете. Я буду вашей тенью, молчаливой и скучной.

Они вышли из замка, пересекли подъездную аллею и очутились на центральной улице. Луна, как и обещала, немного отстала, и Лиенна спокойно шла по полупустым дорогам, вокруг которых теснились старые и очень старые дома. Только ближе к перекресткам стали появляться здания помладше. Правда, ощущение присутствия за спиной не отпускало ни на миг. Лиенна ежеминутно боролась с желанием обернуться, и у нее никак не получалось расслабиться. В итоге она просто скользила взглядом по сторонам, постепенно все сильнее раздражаясь — в том числе, и на саму себя, за отсутствие твердости.

И вот, засмотревшись по сторонам в попытках отвлечься, Лиенна столкнулась с человеком, с головы до пят закутанным в фиолетовое. От столкновения он отшатнулся, протянул руки, чтобы не дать девушке упасть, — и с его головы слетел капюшон. Лиенна взглянула ему в лицо: в первый раз — коротко, рефлекторно; во второй — потому что вспомнила.

— О, простите, я задумался! Не ожидал вас здесь встретить, Линн, — сказал ей мужчина, смешно хмуря брови. Он был удивлен. Лиенна — тоже.

— Вы... вы ведь Сокол!

— Т-ш-ш-ш! Здесь это имя — словно спущенная тетива! Трепещет и волнует воздух! — зашептал разбойник и мигом увлек ее в ближайший проулок. — Извините, миледи. Я не хочу лишнего внимания. Да, да, это я.

— А что вам здесь нужно? — спросила Лиенна, освободив из его пальцев свою руку. Ей нужен был ответ, ведь такая встреча может вызвать — и вызвала — у нее, беглой королевны, только смешанные чувства. Уж не узнал ли он, кто она такая, и не хочет ли ее похитить? Где же эта Луна, когда она понадобилась?

— Вообще-то я пришел с друзьями, чтобы освободить вас, но вот незадача: вы уже свободны. Жаль, а я так надеялся спасти вас сам.

Лиенна оперлась спиной о стену дома и вздохнула. Подозрения обернулись для нее смешной неловкостью.

— Эй! — возмутилась она, поглядев на него. Сокол довольно улыбался, изо всех сил стремясь не засмеяться. — Это же не смешно!

Сокол улыбнулся еще шире и опять набросил на голову капюшон.

— Просто я рад, что с вами все в порядке. Все ведь в порядке, да?

— Да. Спасибо за заботу.

Тут, подняв голову, разбойник увидел нечто за спиной Лиенны, и это заставило его напрячься.

— Ну, тогда прощайте, Линн. Берегите себя. Был рад повидаться, но мне пора.

Шаг назад, еще шаг — и Сокол, махнув плащом, исчез в тенях.

Лиенна улыбнулась ему вслед, а когда обернулась — перед ней стояла ее спутница.

— Кто это был? — спросила она. Только Лиенна почему-то не сомневалась, что она все слышала.

— Один мой знакомый. Мы виделись утром. Он собирался вызволить меня из темницы, но не успел.

— О, это так красиво! — восхитилась Луна. Напряжение спало с ее лица. — Завидую вам. Меня еще ни один мужчина не пытался спасать. Только женщины предлагали свою помощь. Пару раз.

— Ваши сестры?

— Да, Сестры Амаранта.

— Постойте... А вы, Сестры, действительно убийцы? Майя сказала правду? — понизив голос, спросила королевна.

— Иногда случается. Работа такая, — ответила Луна, дернув уголком рта. — Королевна, я уверена, что вам стоит посетить оранжерею. Там растут прелестные, хрупкие цветы. Они... завораживают. Вам понравится.

Лиенна вскинула голову, но не стала возражать и отвела взгляд от розоватых прищуренных глаз. И в самом деле, лучше посмотреть на цветы, чем неловко, из бесполезной вежливости, поддерживать беседу об убийствах.

— Да, я люблю цветы. Покажите мне дорогу туда.

Уже почти стемнело, когда Мелинда материализовалась в саду замка Иса. Она морщилась и кусала губы: кожа ее предплечий горела огнем под медными наручами, раскалившимися от кристаллического колдовства. Порыскав глазами по сторонам, Мелинда подскочила к бочке с водой для полива цветов, сунула туда обе руки по локоть и, блаженно улыбаясь, опустила веки. Металл, шикнув, мгновенно остыл в ледяной воде. Ее руки опять обожгло — на этот раз холодом, — но, извлеченные из бочки на воздух, они быстро согрелись и покраснели.

Мелинда встряхнула мокрыми кистями и потрогала сумку на боку, чтобы удостовериться, что она все еще здесь. Там лежало всего лишь несколько выписок из метрических и архивных книг, сделанных сегодня ее рукой, но они как будто жгли ей бедро. Важные и, к сожалению, незаконченные записи. Недостающая часть информации должна находиться здесь, в Исе, иначе Мелинда так не торопилась бы на ночь глядя.

Хотя, чего уж греха таить: Мелинда просто чувствовала себя неуютно в церковной квартире всякий раз после встреч с Тамхасом и остальными его проводниками. Тогда, возвращаясь с собраний, она ощущала себя грязной и лицемерной, глядя на обращенные к ней со стен образы Бога и Богини да на церковную аллею в нешироком окне. И Мелинда не могла туда не смотреть: ведь больше было не на что. Поэтому она и не смогла убедить себя остаться там на ночь снова.

Но первый аргумент выглядел лучше.

Приятный холодок вскоре схлынул, и боль под наручами вновь дала о себе знать. Мелинда подняла левую руку на уровень глаз и царапнула по металлу ногтем, как будто в попытке добраться до кожи, наверняка обожженной. Целительные чары проникали под медь неохотно, но Мелинда старалась этому научиться с самого первого дня, — и поэтому, когда наручи с нее снимут, под ними, скорее всего, не окажется шрамов.

Придерживая сумку локтем, Мелинда вошла в замок через дверцу, ведущую в сад. Незаметные руны по краям дверного проема низко, на границе слуха, завибрировали при ее приближении, но позволили войти внутрь. Проходя через рунную границу, Мелинда ощутила грудью мимолетное сопротивление: будто уперлась в тотчас исчезнувшую упругую стену. Поддавшись порыву, она обернулась, чтобы поглядеть за порог, но не увидела ничего необычного. Там, за ее спиной, шелестел серо-синий ночной сад, а вдалеке, над плодовыми деревьями, виднелась красно-сизая полоска горизонта. Чуть выше начинали зажигаться звезды.

Мелинда не удивилась отсутствию видимой магии. Дернув уголком губ, она отвернулась и, потянув за кольцо, плотно закрыла дверь за собой.

Темный коридор впереди и позади нее освещали ряды виолитовых светильников. Кристаллы, причудливо заплетенные в круглые медные прутья, излучали ровный золотистый свет, приятный глазу. Оценив это уже в который раз, Мелинда вздохнула с чувством легкой зависти: трепещущие лучины и свечи сильно портили зрение секретарям и переписчикам, но о виолитовом освещении в учреждениях церкви и речи идти не могло. К тому же, это стоило недешево.

— Добро пожаловать, еще одна гостья! Давно в этом замке не было так людно! — сказала Юстина, тихо появившаяся рядом. Мелинда дернулась от испуга.

— Сколько вас встречаю, а все больше думаю, что вы не человек. Вы так тихо ходите! — ответила церковница, пытаясь перевести испуг в шутку. Но на это Юстина молча растянула губы в широкой улыбке, и Мелинда впилась пальцами в свою сумку, ища в ней хоть какую-то опору.

— Извините, — выдавила она, глядя на натянутые бордовые губы. Ей вдруг показалось, что за ними прячутся острые клыки или что-то подобное. Глупости, но в ту минуту это было почти реально. Тогда Мелинда не сомневалась в этом.

— Не стоит вам передо мной извиняться, сестра Мелинда, ведь это должна делать я, — ответила служанка, сделав свою улыбку менее широкой и жуткой, и поклонилась. — Простите, что напугала. Просто мне ваша шутка показалась смешной. Вы к графу, конечно?

— Да. Проводите меня.

— Хорошо. Следуйте за мной.

Кабинет Эмилиана был недалеко отсюда: Мелинда, следуя за шустрой служанкой, вскоре стала видеть знакомые приметы. Но по пути она, повторяя в мыслях первые сегодняшние слова Юстины, в очередной раз задумалась: действительно, почему в этом замке живет куда меньше людей, чем он может вместить? Всякий раз, приходя, Мелинда встречала в жилых коридорах только одну служанку, Юстину. Других, похоже, здесь попросту не было. Неужели она одна управляется с огромным замком?

И впрямь, какая-то ведьма. Похоже, что Иса хранят вовсе не одну тайну. Это неудивительно.

— А есть в замке еще слуги, кроме вас? — озвучила Мелинда свои мысли.

— Конечно, есть, — откликнулась Юстина. — На кухне, в конюшне, на складах. Но на верхних этажах работаю только я. Этого вполне достаточно.

— Живете вы тоже здесь, в замке?

— Да, ведь я в любое время могу понадобиться господам. Я живу внизу, рядом с кухней.

Легко и уверенно летевшая впереди, Юстина внезапно остановилась и указала подоспевшей Мелинде на ближайшую к ним дверь.

— Вам сюда. Постучитесь, прежде чем войти. А теперь, позвольте, я откланяюсь, — и после кивка церковницы служанка тотчас скрылась за поворотом коридора.

Мелинда опять не услышала ее шагов, и поэтому она, отчего-то испугавшись, кашлянула, чтобы убедиться, что все еще обладает слухом. Звук четко разнесся по коридору и прокатился Юстине вслед тонким исчезающим эхом.

Тогда Мелинда выкинула Юстину из головы и повернулась к двери. Она дернула уголком губ, будто в попытке прорепетировать приветственную улыбку, выпрямилась и убрала обратно за ухо выпавшую прядку. И уже занесла руку, чтобы постучаться, но внезапно дверь перед ней распахнулась, едва не ударив ее по пальцам.

Из кабинета вышел мужчина в форме с нашитым гербом города. Высокий, суровый, немолодой, с красным лицом. Он замедлился, когда заметил прямо перед собой девушку, и поглядел ей сперва в лицо, а затем ниже, на грудь, на которой лежал амулет церкви.

— Хм-м, церковь... — протянул он, не отводя взгляда. Кажется, хотел сказать что-то еще, но, махнув рукой, прошел мимо. Мелинда проводила его взглядом, пожала плечами и вошла в кабинет графа.

Когда она закрыла за собою дверь и обернулась, Эмилиан как раз закончил осушать кубок и на ее глазах приложил холодный металл к виску. Рядом с ним, на краю большого стола, возле стопки сшитых вместе бумаг, стоял кувшин с водой, в которой плавали дольки лимона. Хрусталь выглядел затуманенным из-за крошечных капель воды, осевших на прозрачных стенках.

Так, со склоненной набок головой и отрешенным взглядом, маг кристаллов выглядел иначе, чем привыкла видеть его Мелинда: не просто занятым, а немного усталым. Но так он, на ее взгляд, походил на правителя значительно больше. А во всех иных обстоятельствах на первый план выходила его кажущаяся юность.

— Да пребудет с вами Свет Милосердия! Я не нарушила ваш покой, сэр? — спросила Мелинда.

Эмилиан слегка улыбнулся и качнул ей головой. Огненный завиток скользнул по его скуле.

— Добрый вечер, Мелинда. Вовсе нет, проходи, садись. У тебя новости по поводу Кая?

— Да. Как вы узнали? — невольно улыбнулась она, садясь. Церковница отдавала себе отчет, что ее улыбка в данном контексте неуместна, но ничего не могла с собой поделать. Эмилиан ей немного нравился — так, как, скорее всего, нравился всем женщинам и девушкам, с какими он был знаком. Надеяться ей тут не на что, но было приятно принимать его учтивое обращение на свой счет.

— Я на это надеялся, честно говоря, — ответил Эмилиан, ставя кубок на стол. — Пока что я собрал слишком мало информации. Местные молчат. Кто-то ничего не помнит, кто-то не хочет рассказывать. Воды?

— Нет, спасибо.

Мелинда положила сумку себе на колени и стала развязывать узел на шнурке.

— Зато я нашла кое-что. Кай был родом из столицы. Скорее всего, оттуда же и все его сообщники... скажем, друзья. Поэтому я изучила наши архивы и выписала из метрик всех проводников, исчезнувших из провинции Гела между переписями 190 и 210 года, особенно — в 198 и 199. Выхода из учета провинции у них, как известно, два: переселиться или умереть.

Она справилась с узлом, достала из сумки несколько бумаг. Перебирая их, Мелинда продолжала говорить:

— Если бежал Кай, то, скорее всего, бежали и все те, кто с ним связан. Вопрос лишь в том, насколько далеко они успели уйти. Часть проводников, отсутствующих в переписи 210 года, и Кай тоже, записаны мертвыми в местные книги, но несколько имен я там не нашла. Значит, уехали. А куда им еще бежать, кроме как в Ису, верно? На путь через полмира деньги есть не у каждого.

Эмилиан уважительно хмыкнул.

— А по метрическим книгам Исы ты сможешь проследить их дальнейший путь.

— Да, и я пришла именно за этим. Мне нужно обратиться к вашим архивам, чтобы найти выживших и установить истину.

— Ты замечательно справилась, Мелинда. Я помогу тебе с остальным, но сегодня уже поздно. Архивы документов населения Исы хранятся не в замке, а в городском магистрате... Ты сможешь попасть туда не раньше завтрашнего утра. Утром я сам провожу тебя в архив и скажу, чтобы тебе выдали все необходимые книги.

Эмилиан глянул на ее закованные в медь руки.

— Но телепортация отнимает много сил. Ты можешь переночевать в моем замке, если хочешь.

— О, спасибо, я буду рада остаться, — склонила голову Мелинда, втайне крайне довольная. Однако повторив его последние слова в голове несколько раз, и так, и эдак, она почувствовала, как ее щеки заливает румянец. Глупо, неудобно, но все равно — так приятно.

— Не одолжишь ли мне свои записи до утра? — спросил Эмилиан. — Я хотел бы их просмотреть. Дело в том, что я знаю многих проводников в своем городе по именам.

Но на этот раз Мелинда промолчала, все розовея и глядя на — сквозь — листки в своих руках.

Дело в том, что среди обыденных мыслей в ее разум внезапно вкралась иррациональная — и вызвала смятение: вдруг он не отдаст их назад или что-нибудь исправит? Вдруг станет защищать своих? Конечно же, это глупо и совсем не так, ведь Эмилиан ненавидит преступников и всех, кто нарушает правила... но что за сомнения? Что за непонятный страх то перед тихой служанкой, то перед единственным хитрецом, достойным доверия?

Наверное, так на нее, служительницу церкви, действует сегодняшняя полная луна Виеллерели.

— Сестра Мелинда? — окликнул ее граф.

— Скажите, а вы уверены, что те, кого мы ищем, и есть убийцы короля? — спросила у него церковница, сжимая пальцы на краях листков. Румянец наконец-то поддался контролю, схлынул, и она смогла взглянуть Эмилиану в лицо почти спокойно.

— Я? Скорее, да, — ответил Эмилиан. — Я верю Катэлю и его словам о виолитовом кинжале, который он видел у нападавших той ночью. Также я верю фактам о Кае и тем вещам, что мы при нем нашли. Но все-таки мы не знаем всего. Так что мне стоит перефразировать твой вопрос: действительно ли нам повезет, и те, кого мы ищем, окажутся убийцами королевской четы? Это вполне вероятно. Но мы узнаем это наверняка, только когда найдем их. Поверь, узнаем.

Эмилиан взглянул на свои руки. Мелинда — туда же. Она догадывалась, что ее собеседник имеет в виду магию: ведь все классические чары творятся руками. Только некоторые из ритуальных и жреческих практик представляют собой магию слов и вычерченных в пространстве рун. Однако, даже зная об этом, Мелинда долго не могла отвести взгляда от его изящных кистей.

— Узнаем, если хоть кто-нибудь из них еще жив, — добавила она, неохотно поднимая голову, когда молчание затянулось. — А вдруг нет? Вдруг не осталось никого? Что тогда?

— Об этом пока рано говорить, — ловко свернул Эмилиан с очевидно неприятной темы. — Сперва нужно разобраться с тем, что у нас есть. А излишние сомнения только помешают поискам.

«Поискам».

Когда прозвучало это слово, Мелинда вспомнила о Лиенне. Интересно, где она сейчас, да и найдется ли вообще? Не сгинет ли беглая королевна княжна знает где в необъятных просторах Веркинджеса?

— К слову, о поисках. Вспомнила о королевне Лиенне... Бедная девушка. Интересно, что с ней сейчас?

— С ней все хорошо. Не стоит больше за нее тревожиться, — заверил ее Эмилиан.

— Откуда вы знаете? Неужели... вы ее уже нашли? — поразилась Мелинда. — Правда, нашли?

— Да. Она в замке, спит, скорее всего. Если поутру придешь на завтрак, то сможешь с ней познакомиться, только не докучай ей сильно. Королевна многое перенесла.

Когда граф упомянул сон, Мелинда зевнула: не сдержалась. Разве что успела прикрыть рот и ноздри ладонью.

— Пора и нам спать, — кивнул Эмилиан. Он настойчиво протянул руку за ее бумагами.

— До утра, — ответила Мелинда и отдала их, не в силах больше ему сопротивляться.

— До утра, — согласился граф, но из его уст это прозвучало скорее, как «доброй ночи».

— А все-таки, как вы ее нашли?

— Можно сказать, она сама нашлась. Мне даже из города выезжать не пришлось, — усмехнулся Эмилиан и потянул за шнурок, ведущий к колокольчику, расположенному где-то внизу, под полом кабинета.

Оба притихли, прислушиваясь к далекому звону. Когда он затих совсем, они остались на несколько секунд в полной тишине. А затем открылась дверь кабинета, и Мелинде показалось, что все это время она не дышала. Тогда она прикрыла глаза и с удовольствием сделала глубокий вдох.

А на выдохе услышала:

— Юстина, отведи мою гостью в свободную спальню.

Развернув плечи и голову, Мелинда поглядела назад: Юстина склонила голову и, взявшись за ручку, приоткрыла дверь, ведущую в коридор. Церковница взялась за сумку, чтобы, когда придется вставать, та не упала на пол с ее колен, и обвила ремень вокруг кисти. Пряжка звякнула, столкнувшись с медью на руке.

— Как скажете, милорд. Сестра Мелинда, разрешите, я вас провожу.

— Доброй ночи, ваша светлость, — вставая, пожелала ему Мелинда.

Эмилиан ей кивнул, и она, слегка опустив подбородок в ответ, отвернулась, чтобы выйти следом за служанкой.

Юстина отвела Мелинду в маленькую гостевую комнату. Она была обставлена довольно скромно: стол с ящиком, высокий стул около него, кровать с вышитым льняным покрывалом, тонкий ковер с кисточками на полу. На столешнице в металлическом подсвечнике стояла длинная белая свеча.

Служанка вошла в покои следом за гостьей графа и зажгла свечу на столе от своей, которую несла в руках, раскрытой ладонью оберегая от встречного ветра. По комнате заплясали высокие тени, оранжевый свет отразился в зеркале на глухой стене и озарил плотные шторы. Сразу стало уютнее.

— Вам тут будет удобно? — спросила Юстина.

— Да, конечно, — ответила Мелинда, с интересом озираясь по сторонам.

— Тогда доброй ночи, госпожа. Ночная сорочка для вас на подушке, под покрывалом, — сказала служанка и ушла, закрыв дверь.

Подождав немного, пока Юстина отдалится от покоев, Мелинда села, привычно поставила перед собой горящую свечу — символ солнца и милосердия богов — и стала читать вечернюю молитву, глядя в оранжевый огонь. Постепенно ее окружение растворилось в темноте покоев, слилось с ней, и перед глазами церковницы остался только язычок пламени — частица изначального сотворения, островок надежды и добра, символ богов-хранителей мира. Мелинда любила молиться вслух. Ей казалось, что в это время за ее плечами стоит сама Богиня-Луна, невидимая, но осязаемая, и внимает ее словам. А она внимала, Мелинда была в этом уверена. Ведь Богиня часто помогала ей в обмен на ее искреннюю веру.

Ее обращение к Богине прошло быстро. И, когда молитва закончилась, Мелинда спокойно помолчала, зажмурясь и склонив голову, вслушиваясь в эхо собственного голоса и чувствуя, как медленно тает очарование момента. Ее душу сейчас наполняло умиротворением и спокойствием. Затем она погасила свечу, разделась и легла спать; сон пришел к ней легко и был крепким и спокойным, словно бы Богиня, как любящая мать, осталась с ней рядом.

Пробудившись, Мелинда сразу встала с постели: не привыкла поутру бездельничать. Сминая босыми ступнями ковер, она подошла к окну и решительно разомкнула руками шторы, развела их в разные стороны. С чувством радостного удовлетворения взглянула на серо-розовое небо: почти рассвело. Примерно в это время в веркинджесских церквях Бога и Богини обычно приступают к утренней службе.

— Прекрасно, — прошептала Мелинда, не зная толком, к чему или к кому относит это слово: к себе, без колоколов вставшей вовремя, или к сияющему небосводу.

Насладившись видом из окна, она села за стол, зажгла свечу и стала читать перед огнем утреннюю молитву. Собственный голос, звучащий в особом, измененном тоне, шел словно откуда-то извне и каждое утро помогал Мелинде стряхнуть с себя остатки сна. Этому способствовали тщательно подобранные древними богословами тексты утренних молитв — звучные и отрывистые, в отличие от вечерних: протяжных, спокойных и долгих.

Но на этот раз, дочитав молитву, Мелинда не стала сразу гасить свечу. Она решила немного потренироваться в колдовстве, пока есть время: все же, считала она, невежливо бродить по замку без ведома и согласия хозяев, которые, быть может, еще спят. Так что Мелинда прислушалась к своему виолиту, спрятанному под одеждой, и позвала его усилием воли, а когда осколок кристалла отозвался теплом и особым чувством в груди, она осторожно протянула пальцы навстречу огню. Пламя послушно искривилось.

Рисуя в огне свечи лик Богини-Луны с витражей храма Рассвета, Мелинда размышляла о том, как удивительно в ней переплелись вера в богов-хранителей и магия Виеллерели, темной княгини, вечного их врага. И ведь сосуществовали они удивительно мирно. Магия жила в ней тайно с самого рождения, пока Мелинда росла в церковном приюте, но та маленькая девочка и знать не знала о ее присутствии до одного особенного дня.

Тот день пришел, так как не мог не прийти, — и тогда в ее жизни кое-что изменилось.

Да, магия виолита считалась тяжким грехом, но ее наставник не мог не заметить, как горячо, как искренне нескладная тощая девчонка взмолилась Богине, едва пришла в себя после первого контакта с кристаллом. Мелинда часто снова и снова вызывала в памяти те события, уже зная, что ей тогда сказали, но все равно трепетала от воспоминаний, как в момент истины. Она испугалась тогда не только за себя, но и себя. А на губах горело отчаянное: прости меня, Милосердная, и сжалься!

В итоге, в тот день наставники над ней сжалились и позволили остаться в церкви на прежних правах. Они сказали: это чтобы отмолить грех колдовства. Мелинда не стала спорить. Да и могла ли?

Внешне все осталось по-старому. Но по прошествии некоторого времени с Мелиндой начали тихо вести особые дела, такие, как нынешнее, связанное с медными браслетами. Постепенно она поняла, что именно с ней делают ее наставники и для чего, — но не имела права отказаться. В конце концов, Мелинда обязана Богине своим спасением, а значит, обязана и церкви. Нужно и вправду помочь им найти способ, как обуздать силу виолита в проводниках и направить ее в мирное русло. Ведь не может же она быть исключительно злом.

Примерно тем же мнением Мелинда руководствовалась, и когда согласилась помогать Тамхасу...

Юстина постучала, прервав ее мысли, и, получив разрешение, заглянула в покои. Она сказала:

— Доброе утро, сестра Мелинда. Милорд зовет вас на завтрак.

— И вам того же. Спасибо. Проводите меня?

— Непременно, госпожа.

Мелинда незаметным жестом заставила огонь погаснуть и вышла в коридор, сосредоточенно, будто впервые, трогая ладонями потеплевшую медь.

В обеденном зале вокруг стола суетилось с посудой двое слуг, еще один менял оплывшие свечи в канделябрах. Тут же собрались некоторые ее знакомые: Катэль, Майя и Луна. Эмилиана пока нигде не было видно.

— Свет Милосердия с вами! Вы здесь давно? — поздоровалась Мелинда.

— Доброе утро, — кивнул ей Катэль. Он выглядел немного сонным; под его глазами лежали сероватые тени, едва заметные на смуглой коже. — Не очень. Минут пять-семь... Хотя, знаешь, в последнее время я не рискую измерять время по своим субъективным ощущениям.

— Погас твой свет, послушница Солнца, уже давно! — вдруг ревниво откликнулась Луна. Она сидела у камина и до прихода Мелинды наблюдала, как разгорается недавно разведенный огонь. — Неужели ты забыла?

Мелинда быстро взглянула на нее, довольную и ехидную, и выдохнула, плотно сомкнув губы, чтобы не вырвалось ничего лишнего. Ей хотелось ответить колкостью — но она терпела и лишь одного не могла понять: почему Луна никак от нее не отстанет?

— А тебе нравится, что он наконец-то погас, да? — встряла Майя, удивив этим Мелинду. — А я всегда подозревала, что ты вылезла из-под земли. С твоими-то манерами, дорогуша!

Луна рассмеялась и не стала отвечать: графиня Иса была особо известна при дворе своим вздорным нравом и вольным отношением к светским манерам.

А Мелинда преисполнилась к Майе благодарности.

— Как у вас сегодня дела, Майя? Мне кажется, что вы счастливы, — бодро сказала она.

Это не было попыткой польстить: Майя на самом деле будто бы светилась изнутри. С ее лица не сходила легкая улыбка, глаза сияли, как лед на солнце. Она держалась довольно близко к Катэлю... только почему-то не касалась его. Это-то, последнее, и разрушило мгновенно выстроившуюся в уме Мелинды логическую цепочку. Может, дело и не в Катэле вовсе. Может, Майя довольна просто так.

Графиня взглянула на церковницу и улыбнулась немного шире. Блеснули ровные зубы.

— Это так заметно? Так и есть. У меня все очень хорошо.

— Всем доброе утро! — поздоровался Эмилиан, входя, и все присутствующие повернулись на его голос.

Граф явился не один: рядом с ним шла светловолосая и светлокожая юная девушка с очень знакомым лицом. Мелинда несколько секунд провела в мучительной задумчивости, пока не вспомнила, откуда знает это лицо: точь-в-точь как то, самое юное со свежих королевских портретов, только волосы у этой девушки не рыжие. Так вот она какая, дочь королевны Веркинджеса и герцога Гела, королевна Лиенна Веркинджеторик!

Когда Эмилиан поздоровался, Лиенна замедлила шаг и, кивнув, легко присела в приветственном поклоне. Остальные нестройно поклонились королевне и графу в ответ.

Эмилиан проводил Лиенну к столу и помог сесть справа от своего места, придвинув для нее стул, затем, подав знак, сел сам. Все гости графа последовали его примеру и тоже стали располагаться за столом. Мелинда оказалась между Майей и Лиенной, что ее вполне устроило: главное, что не по соседству с Луной.

Впрочем, вскоре она о Луне и думать забыла: завтрак оказался куда важней. В обеденном зале на время стало почти совсем тихо. Лишь то и дело позвякивали, сталкиваясь, приборы и посуда.

— Расскажите, как ваши дела, леди Лиенна. Как вы себя чувствуете с вашим новым даром? — спросил Эмилиан спустя некоторое время, чтобы завязать за столом беседу: когда хозяева и гости поели и стихли, молчание совсем уж перестало быть непринужденным.

Лиенна, подносившая в эту минуту кубок ко рту, остановилась, помедлила и поставила его назад. Королевна взволновалась. Суетливым взглядом она отыскала Луну, приподняла брови, и та сочла это за просьбу помочь.

— Вчера мы с ней занимались несколько часов. Лиенна очень старается, но она боится того, что делает, а ведь я давала ей только самые простые и безвредные вещи, — ответила Луна вместо Лиенны.

— Да. Честно говоря, меня все это немного... беспокоит, — добавила Лиенна, отпив из кубка воды и откашлявшись, чтобы выровнять голос. Она явно хотела сказать другое слово, «пугает», но в последний момент изменила его на более нейтральное: определенно, привычка титулованной особы к дипломатии. — Мне странно об этом говорить, ведь я должна быть сильной, но... но сегодня я волнуюсь еще больше, чем вчера.

— Это нормально, — возразил Катэль. — Все мы вначале волновались и боялись своих способностей. А иногда опасаемся их и теперь.

Все присутствующие, кроме Лиенны, которая не поняла, что он имеет в виду, сочувственно кивнули Катэлю. Заметив это, он слабо улыбнулся.

Мелинда, поглядев по сторонам, взяла себе апельсиновую дольку и украдкой поднесла ее к носу: это был ее любимый запах. Ей нравился просторный обеденный зал, нравилось общество людей, от которых можно не хранить секреты; Мелинда наслаждалась едой, скромной ролью наблюдателя и считала, что королевне, главной гостье за этим столом, незачем к ней обращаться. Поэтому, когда Лиенна обратилась к ней, Мелинда заметила это не сразу, увлеченная расплывчатыми приятными ощущениями и мыслями. Лишь прикосновение легкой ладони к плечу прояснило ее взор, и, увидев прямо перед собою вопрошающее лицо королевны, Мелинда испугалась, что пропустила что-то важное. Апельсиновая долька выпала из ее дрогнувшей руки, и церковница едва успела подставить другую ладонь, чтоб поймать его. Липкий холодный сок испачкал ее кожу.

— Вы же тоже, ну, с нами? — спросила Лиенна, убирая руку от плеча Мелинды. — Простите, я еще не встречалась с вами прежде... прошу, представьтесь.

— О... Да. Да, я тоже проводник, если вы об этом. Мое имя Мелинда, королевна. Я служу секретарем в церкви округа Гела. Сочту за честь быть знакомой с вами лично!

Лиенна изумилась ее ответу. Мелинда спрятала липкие руки под столешницу.

— Проводник... и в церкви? А им это известно? Как вы там оказались, Мелинда?

— Долгая история. Я бы рассказала ее вам, если бы не боялась, что это утомит всех остальных, — скромно возразила Мелинда. Ей было стыдно за свое пренебрежение, но Лиенна, судя по лицу, старательно делала вид, что ничего не заметила.

— Хорошо, расскажете попозже. Мне все о вас интересно. То есть, о нас. О... проводниках.

Мелинда кивнула.

— В таком случае, вам повезло оказаться среди нас, леди Лиенна, — ответила Майя. — За этим столом собралось достаточно практикующих проводников. Вы не смотрите, что здесь нет Тамхаса: без него вы ничего не потеряете.

— Без него тебя среди нас не было бы, Майя, — фыркнула Луна, обиженная ее словами. — И, знаешь, было бы не хуже.

— То же самое можно сказать и о тебе. Вспомни, откуда ты здесь взялась.

Луна закатила глаза.

— Помню. И ни капельки не расстроена.

— А стоило бы. Кстати, как там ваша амаранта? Как поживает? Давно ты ее навещала?

— Будешь нарываться — и тебя, вечно молодую, переживет.

— Это что, угроза, роковая блондинка? В моем же доме? У меня же в гостях? — дерзко спросила Майя. Она с удовольствием проследила за тем, как рука Луны опускается и движется под стол, к бедру. К ножнам кинжала, который все равно сейчас не вытащит.

Катэль свел брови и вздохнул, ущипнув себя за переносицу. Он и до этого знал, что в женском обществе находиться тяжело, но и не предполагал, что женское общество начинается всего с двух человек.

— Пожалуйста, Майя, перестань. Луна, ты тоже. Разве вам есть что делить? Мы ведь все в одной лодке. К тому же, вы здесь не одни.

Луна посмотрела на него, сощурилась и усмехнулась. Из-под белых ресниц ее глаза на миг скользнули в сторону Майи, но больше она не смотрела в ту сторону открыто.

— Не бойся, я не отбиваю и не убиваю чужих любовниц, Катэль. Даже после единственной ночи. Прости, что заставила поволноваться.

— Что?! Да мы всю ночь сидели в звездной башне! — вспылила Майя, отреагировав куда более резко, чем стоило бы отвечать на подобное нападение. — Разговаривали! Думай, что говоришь!

— В таком случае, сочувствую. Какие же вы до сих пор глупые!

Майя бросила на нее яростный взгляд, но Луна легко заметила в нем разочарование и обиду. Стало ясно: Луна задела ее за живое, чего, собственно, и добивалась.

Мелинда тоже поняла непристойный намек наемницы — и отвела взгляд, стремительно розовея, будто застуканная за неприличным. Шаря по сторонам суетливым взглядом, она вдруг заметила, что Лиенна и Эмилиан уже не слушают перепалку за столом, а о чем-то тихо переговариваются.

На ее глазах граф кивнул, они с Лиенной отодвинулись друг от друга, и Эмилиан громко попросил, обращаясь к спорщикам:

— Друзья! Ваши вопросы, конечно, важны, но оторвитесь от них ненадолго и выслушайте королевну.

Все послушно притихли. Майя погрозила Луне кулаком. Катэль возвел глаза к потолку.

А королевна встала, отодвинув свою тарелку от края стола, чтобы не разбить ее, и сказала:

— Знаете, сейчас мне очень хочется вернуться домой.

Простая фраза возымела волшебный эффект: когда Лиенна сделала паузу, никто не прервал наступившую тишину. Никто не осмелился продолжить ранее начатый спор. Всем его участникам вмиг стало ясно, как некрасиво это выглядело со стороны, да еще для новенькой в их кругу.

— Да, я хотела бы вернуться, — продолжила Лиенна, вдохновленная пристальным вниманием. — Не принимайте на свой счет... но мне не нравится находиться в бегах. Я не привыкла скрываться. Я ведь герцогиня, королевна! Но мой дядя, наш король, страшно... расстроен из-за меня и моего дара. Поэтому я хочу, чтобы вы помогли мастеру Тамхасу поскорее найти способ позволить мне вернуться назад. Раз уж я могу это сделать, то делаю сейчас: я прошу вас о помощи. Помогите мне вернуться домой.

Лиенна замолчала, и снова стало тихо. Спор мигом оказался позабыт. Проводники перед ней, понятия не имея об этом совпадении, одновременно задумались об одном и том же: понимает ли королевна Лиенна, что просит о невозможном — взять и разом изменить мир к лучшему?

Или именно этого она и хочет?

— Было бы неплохо, для начала, узнать, что его величество вообще хочет с вами сделать, — чуть погодя подала голос Майя. — Сомневаюсь, что ему нужна ваша смерть. Простите за прямоту.

Лиенна села на место и смочила пересохшие губы водой из кубка.

— Надеюсь, что это так, — отставив кубок и выдохнув, сказала она. — Хочу в это верить. Но если не смерть, что тогда? Что так сильно испугало мою мать? Почему она постаралась укрыть меня от короля?

— Королю Бринэинну нужна власть, — ответил Катэль, — и всегда была нужна только она. Я знал его, когда он еще был юным королевичем, и сомневаюсь, что он сильно изменился за прошедшие годы.

— Нет, не изменился. Вы правы, Катэль. Но теперь объясните, что вы имеете в виду.

— Мне кажется, что вы — отличный способ напомнить проводникам, которых он так ненавидит, где их место, а также шанс продемонстрировать свою верность стране. Ведь он накажет родную кровь за ненавидимое народом колдовство и заслужит всеобщее уважение.

— Я не выбирала эту судьбу, — устало возразила Лиенна. — Это родилось вместе со мной.

— Я знаю, все мы знаем, — примирительно возразил Катэль. — Я лишь говорю о том, как это выглядит. Верите или нет, но у большинства людей мнение такое: дар проводника — это талант, подаренный смертному человеку за служение темной княгине. Верно, Мелинда?

— Да. Многие церковники любят говорить, что проводники — это чистое зло и вред. В Книге Неба происхождение проводников упомянуто вскользь, в связи с Виеллерелью, но никто не может помешать церковникам придумать немного подробностей, — кивнула Мелинда, когда на нее упал взгляд Лиенны. Она больше не отвлекалась.

Лиенна округлила глаза и попыталась усмехнуться. Улыбка вышла искаженной.

— Что? Какая глупость! Я ведь королевна; значит, я это изменю.

— Королевна-проводник? Разве в Веркинджесе так принято? — демонстративно удивилась Луна.

Лиенна вздохнула и поглядела в сторону. Решимость, секунду назад ярко загоревшаяся в ней, тотчас притихла. Но ненадолго:

— Нет, не принято. Что же... тогда мне придется изменить гораздо больше. И начать придется с моего дяди.

— Он вам этого не позволит. Только не вам, — категорично возразил Катэль. — Ни за что.

— Мне кажется, я знаю, что вас ждет, — вдруг вмешалась Мелинда. — Клеймо. Как у меня. И кандалы из меди. Как мои. И церковная келья. Как моя. Вас нельзя убивать, вы — королевна... Разве что, его величество каким-то образом сделает так, что мир не заметит вашего исчезновения. Просто, чтобы вы знали, чего можно ожидать...

Мелинда подала ей руку. Лиенна взяла ее тонкую кисть, испачканную зеленым несмываемым рисунком, и положила ладонь на медный браслет. Отняла почти сразу, будто металл ее обжег. Закрыла глаза. Сомкнула губы.

— Вот потому-то я и прошу вас мне помочь. Одна я с королем точно не справлюсь.

Луна заинтересовалась:

— Помочь вам с королем? Устроить переворот, что ли? Королевна, вы все больше мне нравитесь.

— Неужели я согласна с Луной? Вот так раз! — хохотнула Майя. — Но она права. Это интересно. Я за. А ты, Эмилиан? Брат? Что ты скажешь? Такие важные дела — это по твоей части.

Граф взглянул на сестру и хитро сощурился.

— Скажу, что поддержу своими силами любые деяния, совершаемые на благо нашего королевства и на благо королевны. А еще — удивительно вкусные печеные яблоки сегодня. Как считаешь?

Майя бросила взгляд на свою тарелку. Оказалось, из яблочных черешков она выложила на ней первую букву имени своего смуглого соседа, чего тот, разумеется, не заметил. Он слушал.

— Да, хороши. Но от темы не уходи! — настояла графиня.

— А что еще мне сказать? Все ваши амбиции — это всего лишь слова... Впрочем, они не безнадежны. Королевна Лиенна, у нас есть мысли, как можно повлиять на вашего дядю, но нам нужно время, чтобы все подготовить. Вы дадите нам это время?

— Да. Разумеется, я даю вам времени столько, сколько потребуется.

Было трудно не заметить, что, говоря это, Лиенна имеет в виду: «Только бы поскорее!». Это сквозило в тоне ее голоса, в мимике, в блестящих розоватых глазах. Королевна нуждалась в помощи и действительно надеялась получить ее здесь, среди своих. Всю возможную помощь. И ей было невозможно отказать.

Эмилиан аккуратно свернул свою салфетку и положил ее на стол.

— Спасибо. Тогда я возвращаюсь к работе. Мелинда? Я провожу тебя в архив. Ты готова?

— Уже пора? — подхватилась церковница.

— Да, если ты уже позавтракала.

— Конечно. Хорошо, давайте вернемся к делам.

Эмилиан и Мелинда легкими поклонами попрощались с остальными и ушли. В зале стало тихо. А когда молчание затянулось, проводники, оставшиеся за столом, вновь услышали голос Лиенны:

— Это были смелые слова против действующей власти. Вы... отважные люди.

— Мы имеем наглость заниматься добычей виолита прямо под носом у нашего короля и церкви. Нет причин сомневаться в нашей смелости, и это легко доказать на деле, — хмыкнула Майя. — Но мне не нравится, как вы это говорите. Хотите сказать, вы против борьбы? Вы ведь понимаете, что здесь победит либо король, либо вы?

— Да, я понимаю. Но в его власти мои родители, а я не знаю, что он с ними сделал, когда я ушла... Я не хочу, чтобы они пострадали из-за меня! Я не собираюсь ему сдаваться, не подумайте... я еще хочу пожить на свободе. Но этой ли свободы я хотела... не знаю. Эта магия... Ох. Наверное, лучше всего для меня сейчас будет вернуться к занятиям, — вздохнула Лиенна и покачала головой, прижимая руки к вискам. Ей показалось, что ее уверенное, целеустремленное спокойствие покинуло обеденный зал вместе с Эмилианом. — Простите.

Майя встала из-за стола и оперлась основаниями ладоней о столешницу. Скатерть под ее пальцами натянулась, когда она слегка наклонилась вперед.

— Катэль сейчас будет возвращаться домой, в столицу. Я провожу его и заодно добуду свежие сплетни. Это укрепит вашу уверенность в жестких мерах, королевна?

— Я буду вам благодарна. И... разузнайте тогда, пожалуйста, новости по поводу бала.

— Бала? Того, что планируется в честь вашего шестнадцатого дня рождения?

— Да.

— Хорошо. Как пожелаете, ваше высочество.

Сочтя это за прощание, Майя подошла к камину: там, помнилось ей, Эмилиан однажды высек в камнях пола несколько пространственных рун. Катэль надел свой амулет-морок, встал рядом и взял ее под локоть. Они переглянулись — а затем одновременно закрыли глаза, сосредоточившись на мысленном чтении заклинания. Майя задержала дыхание, с восторгом и холодком в распадающемся сердце ощущая, как ее тело превращается в магическую энергию и куда-то стремительно летит — а затем, в конце, вновь становится материей.

Майя открыла глаза, когда на ее плече вновь сомкнулись твердые пальцы спутника. Проводники стояли в мозаичной каменной спирали в глубине одного из столичных парков. Три или четыре таких места были разбросаны по всей столице вблизи от храмов; в каждом крупном городе королевства также располагалась пространственная спираль. Они были созданы для того, чтобы облегчать телепортацию, уже давным-давно, и с тех пор постоянно поддерживались в рабочем состоянии.

Леди Иса вышагнула из спирали, качнулась на пятках взад-вперед, поморгала, приходя в себя; внезапно вспомнив недавний разговор, она уставилась на Катэля и с негодованием заявила:

— Знаешь, что? Луна просто отвратительна!

Катэль кивнул. Майя пристальнее вгляделась в его полузнакомое лицо. Она уже видела его вчера ночью, в звездной башне замка, но все равно не могла воспринимать своего... друга Катэля и безумного на него похожего человека-морок как единое целое. Вчера ночью ей даже захотелось познакомиться с ним заново, а прошлое и прошлого Катэля просто оставить позади. Может, хоть тогда ей станет проще разобраться в своих чувствах... и даже разделить их с ним.

Если бы он только понимал, о чем она думает, что пытается сказать...

— В данном случае, я согласен, — признал Катэль. — Но это странно. Раньше Луна не была такой... нахальной. Что это с ней случилось?

— Да ничего, все как всегда, — бросила Майя, снова сердясь. — Никто не меняется. А эта — особенно!

Катэль покачал головой.

— Все люди меняются. А те, кто утверждает, что это не так, просто не исчезали из жизни друзей и знакомых на двадцать лет подряд. Люди изменяются постоянно, но, когда ты наблюдаешь за ними день за днем, это происходит незаметно.

— Вот как? — удивилась Майя. — И что же ты заметил? Что происходит с людьми?

Катэль помедлил с ответом. Он знал: любое слово, которое он сейчас скажет, Майя справедливо отнесет и на свой счет тоже. Ее дерзкий, по-детски упрямый взгляд уперся ему в лицо. Майя ждала. Она готовилась вспыхнуть. Ее собеседник тем временем спешно анализировал свои ощущения.

— Думаю... они становятся умнее, — наконец мягко произнес Катэль.

Майя открыла рот, чтобы озвучить очередную колкость в адрес Луны, но остановилась на первом же слове: ей пришла в голову идея получше.

— А я? Скажи, я изменилась? — с тревогой и надеждой спросила она.

— Мне кажется, да.

Майя нежно улыбнулась в ответ, благодаря; жаль только, что это продлилось недолго. Совсем скоро она опять нахмурилась и буркнула, отворачиваясь:

— Неважно. Все равно Луна просто ужасна. Скоро я поставлю ее на место. Обязательно поставлю!

Катэль неопределенно хмыкнул. Майя метнула в него горящий взгляд, который ее спутник с достоинством выдержал.

Подождав немного, пока подруга опять остынет, он сменил тему:

— Ты обещала королевне свежие новости в виде сплетен. А ты знаешь, где их искать?

— Знаю. А ты?

Катэль замешкался от прямого вопроса.

— Ну... Я бы начал с рынка. Послушал бы там, поспрашивал...

Озорная графиня победно улыбнулась.

— С рынка? Посреди рабочего дня? Не лучшая мысль. А вот в районе ремесленников нам может повезти. Пойдем, научу. Главное, следи за кошельком! Ну, ты понимаешь.

И, схватив Катэля за руку, Майя бодро зашагала в означенном направлении.

Район ремесленников Гела-сен-Веркинджеса, столицы королевства, в будние дни звучал и выглядел, почти как рынок по выходным, только вел себя немного тише. В жаркий сегодняшний день большинство окон мастерских и лавочек было открыто, и мастера с работой в руках переговаривались прямо через узкую улицу. Верхние, жилые этажи домов были увешаны выстиранным бельем, трепещущим на легком ветру, и заставлены ящиками с зеленью — но растения выживали лишь на тех окнах, куда хотя бы третью часть дня доходил солнечный свет. А таких встречалось мало. Майя насчитала три, а затем бросила это занятие: ей важнее было вслушиваться в голоса простолюдинов.

Она остановилась около прилавка с глиняной посудой и притихла, делая вид, что разглядывает товар. По крайней мере, Катэль так считал, пока она не спросила у гончара, указывая рукой на ближайший горшочек:

— Сколько хочешь за этот?

Мастер взял его в руки и поглядел.

— Сорок медяков, госпожа. Посмотрите, какой узор! Глина обожженная, прочная, самая лучшая!

— Грубоват узор, — возразила Майя и взяла с прилавка другой горшочек: низкий, широкий, с растительным орнаментом вокруг горловины. — А за этот?

Чтобы не мешать и не заслонять солнце, Катэль прошел вниз по улице и остановился немного дальше, не теряя Майю из виду. Он помнил, помнил, что раньше Мирри часто отлучалась из дворца в этот район, чтобы купить очередное... что? Он напряг память. Перед его внутренним взором проплывали радужные переливы на гладких камнях ожерелий и сережек королевны. Название минерала выскальзывало из хватки разума, но, сконцентрировавшись, Катэль все-таки смог его вспомнить.

— Мне нужен мастер, который работает с перламутром... и с жемчугом, — обратился он к ближайшей торговке. Женщина встрепенулась и привстала со своего места.

— А вон там, на углу, — ответила она, указывая пальцем вдаль. — Тут он лучший в своем деле.

Женщина потерла пальцем булавку с кружком перламутра на воротнике и жеманно захихикала. Катэль кивнул ей и улыбнулся, благодаря за ответ.

Пожилой мастер-глиптик — резчик по камню — сидел на крыльце углового дома, ярко освещенного солнцем. На крошечном столике темного дерева перед ним лежали сверкающие металлические резцы и несколько пластинок разноцветного перламутра. Мужчина сосредоточенно выводил контуры камеи на зеленоватом камне, ничего не замечая вокруг себя.

— Прекрасные изделия. Думаю, от таких не откажется даже графиня.

Мужчина положил резец, поднял голову, и Катэль увидел на его лице самодовольную улыбку.

— Берите выше, молодой человек. Сама герцогиня покупает мои жемчуга и камеи!

— Герцогиня? Вы о Мирри... Гела?

— Разумеется, о ней. Я продаю ей свои лучшие украшения с тех пор, как ее светлость была юной королевной. К ее типу кожи удивительно подходит белый перламутр, обрамленный речным жемчугом. Вот, они у меня здесь, посмотрите на эти ожерелья. Есть у вас дама сердца? Ей непременно понравится.

Катэль мысленно возликовал. Значит, это тот самый мастер!

— И часто Мирри Гела у вас бывает? — спросил он, взяв с прилавка мужской серебряный перстень с малахитом, украшенный резьбой. Приглядевшись, Катэль различил в камне тонкие очертания веточки вереска.

— Иногда заходит до сих пор. О, хороший выбор! Вам нравится малахит? Примерьте, думаю, вам подойдет.

— А что ее дочь?

— Королевне, прошу прощения, не идет жемчуг. Недостаточно ярок для нее. Я ее видел. Я с ней даже говорил! Прекрасная, добрая, справедливая девушка. Говорят, что ее высочество заболела... вы слыхали об этом? Я молю Богиню, чтобы с ней не сталось ничего серьезного.

— Заболела? Что с ней случилось?

— Никто не знает. В пекарне слышал, что она третий день кряду не выходит на утреннюю прогулку. Заболела, конечно. Можете у других поспрашивать. Мы все здесь за нее тревожимся.

— Спасибо.

Катэль вернул перстень на место и повернулся, собираясь уходить. Мастер опять склонился над столиком с инструментами.

— Эй! Я сегодня утром в храме стояла у самого алтаря и слышала, как церковники обсуждают королевну! — вдруг вмешалась соседка глиптика. Сухими ловкими пальцами она, ни на миг не останавливаясь, плела из белых нитей бесконечный круглый шнур. Позже такие шнуры пропитывались краской, затем воском и шли на продажу. — Говорили, что больна она, сильно больна. Это правда. Может, и праздника в ее честь не будет.

Катэль сделал шаг по направлению к ней. Старуха захихикала и мелко затрясла головой.

— Это они сказали? — быстро спросил Катэль.

— Да я сама это поняла. Кто станет мучить бедную девочку? Она же такая маленькая! Худенькая! А танцульки эти... тьфу! Вон барышни после них сестре моей туфли приносят, каблуки прибивать, а там внутри все в крови!

— Какой же ты молодец, Киар, — сказала ему Майя. Она приближалась к нему сбоку, держа в руках широкую глиняную чашку. — А я думала, что ты сбежал от меня.

— Я решил тебе не мешать, — ответил Катэль, взял ее под локоть, и они медленно пошли по улице вдвоем. — Что-нибудь узнала?

— Мирри и Вивиан в порядке. Поговаривают, что еще вчера видели герцога в городе. Про Мирри не слышно ничего, но она ведь взаперти, как писала Тамхасу. Так что, в ее случае хорошие новости — это отсутствие новостей. А что у тебя?

— Ходят слухи, что Лиенна больна и поэтому несколько дней не выходит из дома. Об этом говорят даже в церкви. Думаю, король мог специально пустить такой слух.

— Чтобы не мешали ему искать ее и не прятали у себя, — добавила Майя и покивала. — Да, может быть... А что с балом?

Катэль решил не озвучивать чужие предположения. Все-таки, слухи — не полностью выдумка, в отличие от чьих-то собственных догадок. Не будь в них хоть доли правды, никто не стал бы их разносить.

— Ничего не слышно. Да и откуда им тут об этом знать?

— Хм... И правда. Ну, тогда пойдем, я провожу тебя домой. В верхнем районе живет несколько моих знакомых фрейлин, спрошу у них.

— Как изменился мир! Дамы провожают кавалеров.

— Нет, изменилась я. Ты ведь сам об этом сказал, помнишь?

В верхнем районе было намного светлее и чище, улицы — шире, дома — богаче, и стояли они куда ровнее и просторнее. Переулки, образовавшиеся в районах простых горожан из-за плотно смыкающихся между собою верхних этажей, здесь наконец-то стали доступны солнечному свету. На улицах было немноголюдно, и никто никуда не спешил. Верхний район, в сравнении с ремесленным или купеческим, выглядел как совсем другой мир.

— Ирэн, привет! — воскликнула Майя, едва завидев свою знакомую. — Потрясающая прическа!

Ирэн окинула Майю пристальным взглядом с головы до ног — будто до костей просветила. Спустя секунду она сделала то же с Катэлем. Затем фрейлина подошла к графине и чмокнула ее в щеку, чуть обняв холеными руками. Майя повторила за ней.

— Привет, Майя. Спасибо! Ты тоже сегодня хороша. Чудесный цвет платья, ты выглядишь в нем такой свежей... Где купила?

— У меня свой портной. Ты же знаешь.

— Понятно. Как у тебя дела?

— Не знаю, что надеть на бал Лиенны... — с искренней тоской в голосе пожаловалась графиня. — А ты уже выбрала себе наряд?

— Конечно! Жду не дождусь, когда смогу его надеть! А кто это с тобой? Познакомишь?

Майя взяла Катэля за руку и крепко ее сжала, с улыбкой глядя Ирэн в лицо. Та еле заметно пожала плечами и оттянула уголок рта. Катэль заметил эти жесты, но не смог понять их смысл.

— Это Киар. Мой старый знакомый. Недавно опять приехал в Веркинджес. Вот, вышли в город развеяться.

— Не сказала бы, что старый... совсем наоборот, — Ирэн игриво подмигнула Катэлю. — Или он как ты?

— Да. Как я, — отрезала Майя. Ирэн усмехнулась и, подняв кисть на уровень лица, пошевелила в воздухе растопыренными пальцами.

— У-у-у... магические штучки. Я вас боюсь. Ну ладно. Рада была повидаться. Буду искать тебя двенадцатого на балу! Пока!

— Пока!

Когда Ирэн ушла по своим делам, Майя сказала, глядя ей вслед:

— Ну, вот и ответ. У короля все без изменений. Интересно, как он выкрутится, если не найдет Лиенну в срок?

— Мы с отцом попробуем разузнать, что там во дворце, — ответил Катэль, непроизвольно морщась, точно мысли о дворце причиняли ему физическую боль. — А может, отец уже сам что-то выяснил. У него было на это время. Пойдем проверим.

Поместье Тамхаса располагалось неподалеку от дворца и граничило с оградой, отделяющей верхний район столицы от королевского парка. Густая роща, окружающая озеро с лебедями, скрывала его от взглядов из дворцовых окон. Теперь, подходя к поместью, Катэль отметил все это особо и преисполнился душевного равновесия. В доме Тамхаса ему будет не о чем беспокоиться. Там хорошо. Там спокойно.

Он ошибся.

Катэль и Майя вошли — и увидели в гостиной короля Бринэинна Веркинджеторика. Напротив него, сложив пальцы и прижав их кончики к низу подбородка, восседал Тамхас.

Катэль резко остановился, будто его ударили в грудь. Он стиснул зубы и сжал руки в кулаки.

Но оцепенение минуло — и Катэлю стоило усилий остаться на месте. Кристалл под сорочкой нагрелся и обжег его, как тлеющий кончик сигареты. Ничто не смогло бы остановить разгневанного мага сейчас, даже полдюжины солдат по периметру гостиной, ничто... только его личное самообладание. Но и его может не хватить. Если тишина затянется, а король не отвернется...

— Добрый день, ваше величество! Неожиданная встреча, — звонко поздоровалась Майя, отвлекая всеобщее внимание на себя, и сделала реверанс. Ее бирюзовое платье качнулось перед глазами Катэля приливной волной. Он медленно выдохнул. Кажется, его оцепенение продлилось куда меньше, чем ему казалось. Даже голова не закружилась.

— Добрый. Возможно. Кто вы такой? — спросил король у Катэля.

— Киар, — хрипло ответил он и откашлялся. Катэль надеялся, что король воспримет его сдавленный от ярости голос как следствие волнения перед монархом. — У меня сейчас должна быть встреча с мастером Тамхасом. Мне подождать, пока вы закончите?

Король присмотрелся к наглецу, посмевшему так дерзко к нему обратиться. Лицо явно показалось ему знакомым... но он, если и хотел спросить Киара по этому поводу, при Тамхасе делать этого не решился. Поэтому король махнул рукой и отвернулся.

— Можете постоять вон там, я не обижусь. А вот вас я помню. Майя Иса, верно?

— Верно. Мое почтение.

— Когда-нибудь неистовые крестьяне спалят ваш город дотла. А я там даже не побываю. Так жаль, так жаль...

Он замер на полуслове; его глаза блеснули, лицо исказилось. Так бывает, когда на ум приходит неожиданная идея. Озарение.

— А может, и побываю. Интересно... До встречи, господин Найрун. Помните, я за вами слежу.

Король встал и вышел. Солдаты, грохоча латами, зашагали за ним. Последний хлопнул входной дверью, и в гостиной ненадолго повисла звенящая тишина. Катэль шумно, медленно выдохнул и разжал кулаки.

— Ну и что это было? — спросила Майя.

— Король ищет королевну, ничего больше, — ответил Тамхас. — Хорошо, что она осталась у вас, Майя. Но он нагрянет и к вам. Я почти уверен в этом. Передай Эмилиану, будьте готовы. Спрячьте ее получше. Катэль, ты в порядке? Все хорошо?

— Нет, не все.

Тамхас понимающе кивнул. Катэль, пошатываясь, подошел к дивану, сел на него и стиснул голову руками. Магический фон ощутимо сгустился и стал давящим.

Майя почувствовала себя лишней: незнакомое чувство, но ясное и сильное. Она тихо извинилась перед Тамхасом и вышла. Ветер, напоенный запахом цветов, ударил ей в лицо, вышибая из легких душный парфюм Бринэинна.

Что из выясненного наиболее важно? Как доказать брату, что это не глупости? Действительно ли король не прочь нагрянуть в гости к Иса? Майя думала об этом, пока шла обратно к пространственной спирали. Новости теснились в беспокойной голове, подгоняя, ускоряя ее шаг.

Луна сердито выдохнула и отвернулась к окну, скрестив на груди руки. Смеркалось, и в гладком стекле хорошо отражалась прозрачная комната, которую Эмилиан вчера отдал им для занятий. В ее центре стояла маленькая фигурка Лиенны, и сквозь нее просвечивал шпиль здания магистрата. Фигурка сжимала пальцы на плечах, как будто замерзла.

— Не злитесь, — попросила Лиенна, — мне правда сложно! Покажите еще раз!

Глядя в глаза своему отражению, Луна подумала, что слышала эту фразу за последних два дня чаще, чем когда-либо в своей жизни. Однако она терпела. Ей хотелось обучить королевну кое-чему еще, помимо основ кристаллической магии, а лучшую возможность остаться с королевной наедине ей вряд ли удастся заполучить. Но Лиенна пока не слишком ей доверяет. Что ж, справедливо с ее стороны...

— Послушайте, и все-таки: разве нам не нужно использовать виолиты? — добавила королевна, сведя брови.

Луна передернула плечами.

— Нет, пока не нужно. Все наши упражнения очень простые. Думаешь, я вру? Это не так.

Сестра Амаранта отвернулась от стекла, ловко извлекла из-под платья шнурок с виолитом и положила на раскрытую ладонь — так, чтобы Лиенна смогла его рассмотреть. Темный кусочек кристалла отражал поверхностью свет свечей, но внутри был тих и темен. Он спал.

— Видишь? А теперь смотри на меня. Как я уже говорила: надо собрать воздух в груди, прямо под горлом, вот здесь; почувствовать его тепло и давление... и ровно выдохнуть.

Лиенна кивнула, покрепче сжала кристалл, найденный ею в ручье, и отступила. Тогда Луна взяла со стола длинную лучину свободной рукой и дохнула на нее. Дерево почернело, затем на конце лучины вспыхнул огонек. Он просуществовал всего секунду: Луна небрежно задула разгорающееся пламя и снова спрятала виолит в декольте.

— Вот так. Не бойся этого огня. Ты не дышишь им, огонь не обожжет тебя. Ты изменяешь свою ауру.

— Ауру? То есть, жизненную силу? — переспросила Лиенна, вспомнив давние уроки по лечебному искусству. Она удивилась: учителя никогда ей об этом не говорили, хотя в остальном они рассказали про ауру человека все. Впрочем, о проводниках Лиенна никогда их не спрашивала: родители так приказали.

— Да, ее, — согласилась Луна. Загоревшиеся глаза Лиенны сказали ей намного больше, чем одна короткая фраза. — Вижу, ты кое-что слышала о ней. А известно ли тебе, откуда у проводников берется энергия для заклинаний? Как они колдуют без магических очагов, которые присутствуют в ауре магов?

Лиенна молча сжала свой сонный виолит между большим и указательным пальцем и подняла на уровень глаз. Взглянула на него, затем, рассеяв взгляд, — сквозь. Фиолетовый кристалл на фоне бледной кожи выглядел почти черным. Но он не казался опасным. Скорее, только красивым: Лиенне даже подумалось, что украшения с виолитом весьма подошли б к ее нынешней внешности.

Отчего-то Лиенна вздохнула.

— Нет. Я не знаю. Расскажите мне, — попросила она, переводя взгляд выше и вбок. Луна убрала со щеки белую прядь, выскользнувшую из-за уха.

— Проводники, такие, как ты и я, могут использовать свою жизненную силу для того, чтобы творить магию. Это и отличает нас от обычных людей, от тех, кто не маги Солнца. А виолиты наполнены особой энергией — ею мы через контакт можем восполнить потери ауры и даже усилить ее. Для нас она безопасна и даже полезна. Но у всех остальных людей энергия виолитов пожирает и отравляет ауру, пока не уничтожит ее полностью. Даже у магов. Порою это преимущество оказывается полезным. Так что не забывай о нем... А теперь не бойся и попробуй снова.

— Я постараюсь.

Лиенна взяла со стола еще одну лучину, сосредоточилась и, склонившись над ней, медленно подула, стараясь следовать указаниям. Кончики пальцев похолодели, и высокий язык пламени чуть не лизнул ее в нос.

— Ой!

Скрестив руки на груди, Луна покровительственно ей кивнула.

— Так-то лучше. Молодец. Теперь повторим вчерашние упражнения. Потом я дам посложнее. Думаю, нас наконец-то ждет успех. Что ж, это было неизбежно.

Луна успокоилась. Время пошло быстрее: вдохновленная своей удачей, Лиенна стала справляться с прежними и новыми заданиями скорее и лучше. Вчера ей мешала усталость от пережитого, сегодня — страх перед грядущим и напористость Луны, не понимающей, как можно не уметь таких простых вещей... Но королевна, похоже, смирилась со своим даром: во всяком случае, она перестала ему сопротивляться. В конце концов, это всего лишь новые способности. Лучше уж знать наверняка, как с ними обращаться.

Ведь никому не известно, как скоро они понадобятся единственной наследнице Веркинджеса.

— Есть кое-что еще, что тебе непременно пригодится в жизни, — объявила Луна, когда Лиенна справилась с основами телекинеза: сталкиванием предметов со стола силой взгляда или жестом.

Королевна заинтересованно уставилась на Луну, не чуя подвоха. Она была поглощена азартом познания.

— Хорошо! Что мне надо делать?

— Нет, не смотри на мои руки. К магии это не относится, — ответила наемница и даже спрятала руки за спину. — Отдохни от нее немного. Настало время обучить тебя выживанию; кое-чему из того, что я знаю сама. Итак...

В ту минуту Лиенна почувствовала, как ее сердце вдруг рухнуло ледышкой куда-то вниз. Воодушевление мигом стерлось. Она пискнула и испуганно замахала руками, отгораживаясь ими от Луны.

— Нет. Нет! Мы это уже обсуждали. Не нужно мне ничего знать!

Луна покачала головой.

— О, ты совсем не знаешь жизни, королевна... Не тебе говорить о том, что пригодится, а что нет. Уж поверь моему опыту: надо уметь все.

— Я не собираюсь становиться убийцей!

— Богиня великая, какой убийцей? — театрально изумилась Луна, растянув уголки губ в улыбке-усмешке. — Не убийцей, а защитницей. Защитницей собственной шкуры. Уж не считаешь ли ты, что все в твоей жизни останется по-старому, а здесь ты просто гостишь на выходных? Не хотела я затрагивать эту тему, но, похоже, придется. Лиенна, с проявлением дара твоя жизнь изменилась навсегда. Ничто уже не станет таким, как прежде. Никто не примет тебя прежней. Тебе придется измениться, чтобы выжить в образе проводника, а не наследницы королевства.

Звучный голос Луны обволакивал и завораживал; сейчас — особенно сильно. Лиенна зажмурилась и вонзила ногти себе в переносицу, чтобы воззвать к самообладанию.

— Почему ты так уверена, что я не смогу быть и той, и другой? — промолвила она, не открывая глаз.

Луна как будто не заметила, что к ней впервые обратились на «ты». Она с достоинством ответила:

— Потому что это невозможно. Люди, они такие. Им все равно, сколько хорошего ты сделала, если в тебе есть хоть что-то плохое. Спаси их от Похода, и они плюнут тебе в лицо, как только решат, что угроза уже не вернется. Излечи их от эпидемии, и они соберут свои пожитки и уйдут прочь, проклиная эти зараженные земли и тебя заодно. Никто из них и не вспомнит, что совсем недавно стоял перед тобой на коленях или валялся в грязи, моля небеса о пощаде. Никто из них ничем не лучше тебя или меня. Я это видела, и настанет время, когда с этим столкнешься ты. И тогда ты скажешь: «Луна была права!», — потому что ты стала такой же, как я.

Лиенна устало на нее взглянула. А Луна выглядела вдохновленной, светящейся изнутри. Она не могла допустить и мысли, что жизнь не такая, как прозвучало в ее резких словах. На миг Лиенна осознала, чем живут убийцы, что позволяет им оставаться в себе, в своем уме — и до того испугалась, что у нее похолодело в животе.

К счастью, жуткое озарение вскоре бесследно прошло. И Лиенна вздохнула, глядя в сторону:

— Красивые слова. И ты даже веришь в то, что говоришь...

— Я не верю, Лиенна. Я знаю, что это истинная правда.

— Тогда тебе лучше уйти. Я не такая, как ты.

Луна снисходительно искривила губы.

— Я считаю иначе, девочка. Вот, возьми мой кинжал. Я научу тебя паре хитрых приемов.

Лиенна спрятала руки за спину и отрешенно уставилась на сверкающий клинок. Взгляд скользил по нему и упирался в крепкую кисть наемницы, обвитую, как браслетом, простой татуировкой — красной непрерывной полосой. Казалось, что ее запястье кровоточит. Лиенна поморгала и поднесла ладонь ко рту: к ее горлу подкатил приступ тошноты. Но это была не кровь.

— Нет, — буркнула королевна.

— Трусливый зайчик, кто же пустит тебя такую на престол? Ну же, подойди. Близится Поход; если хочешь выжить, придется учиться сражаться... и побеждать. Ведь больше никто не будет тебя защищать. Никто не станет брать эту ответственность на себя. Теперь это только твое дело.

— Не надо за меня волноваться. Я умею держать оружие, но не стану никого убивать. А если вам кажется, что иначе, без смертей и крови, жить невозможно, то обсудите это со своими сестрами, а не со мной! — вспылила Лиенна.

Луна так резко перестала улыбаться, будто ее ударили по лицу.

— Ты ничего не понимаешь. Я хочу тебе помочь.

— Такая помощь мне не нужна!

— Вот как! Тогда я больше ничего не могу для тебя сделать.

Луна со стуком втолкнула кинжал в ножны, прикрыла глаза и беззвучно зашевелила губами. Ее контуры стали ярче, будто их обвели тушью, а все, что внутри них, стало медленно таять.

— Постойте! А как же мое обучение? Магия? — торопливо спросила Лиенна, переминаясь с ноги на ногу. Подходить она опасалась, хоть и хотела приблизиться.

А Луна уходила; весь ее вид показывал, как сильно она обиделась.

— Извините. Я устала, ваше высочество, и время уже позднее. Может быть, потом. Когда вы хорошо обдумаете мои слова...

Сестра Амаранта скорбно поглядела на королевну и окончательно растворилась в воздухе.

— До встречи, — ставший тихим, как эхо, ее голос на мгновение задержался в опустевшем пространстве.

Лиенна с трудом отвела взгляд от места, где совсем недавно стояла Луна, и сделала несколько шагов назад. Она остановилась, когда ей в бедро уперлась массивная столешница, положила на нее руки и склонила голову вперед. Королевна чувствовала себя неприятно, несмотря на то, что считала себя правой. Даже уверенность в собственном мнении не спасала ее от тревоги, с которой Лиенна прокручивала слова Луны в своих мыслях снова и снова.

Определенно, Луна чем-то ее взволновала, чем-то зацепила. Но чем, чем именно?

— Нет, я так не могу! — выдохнула Лиенна вслух, и ее отчаянный возглас повис в воздухе.

Сомнения терзали ее, потому что она догадывалась: Луна тоже права. Не во всем, но в некоторых вещах. Так что Лиенна даже пожалела о своей вспышке — но ненадолго. Как только она подумала о том, чем по жизни занимается Луна и чему собиралась ее научить, сожаление снова ушло в тень. Да как эта женщина вообще может предлагать ей, королевне, такое!

Лиенна фыркнула и переступила с ноги на ногу. Ее пятки пружинили и ныли, требуя движения, и она решила немного пройтись, чтобы успокоиться. Лиенна подошла к окну и взглянула на себя, молочно-белую, юную и, пожалуй, симпатичную; сложив руки за спиной, постояла напротив яркого желто-зеленого гобелена с изображением охоты; решительно взялась за ручку двери и, распахнув ее, выглянула в коридор. Там было светло: в обе стороны под потолком тянулись ровные ряды золотящихся светильников. Эмилиан, почти скрывшийся за поворотом коридора, услышал, как в тишине открылась дверь, и обернулся.

— Ну надо же! Добрый вечер, Эмилиан! — обрадовавшись, громко поздоровалась Лиенна.

— Добрый вечер, Лиенна, — сказал он и слегка поклонился. — Как ваши дела? Все в порядке? Вы выглядите подавленной.

Лиенна смущенно улыбнулась. Даже если Эмилиан не хотел этого, он очаровывал своим учтивым вниманием. Уже не впервые она подумала о его красоте. Только прежде она не относила его вежливость на свой счет как девушка, а сейчас вдруг так вышло — и Лиенна даже немного замешкалась. Ей стало приятно и слегка неловко.

— Все... да нет, не совсем хорошо... Вы не зайдете сюда на минутку? — решившись, попросила она, пока Эмилиан не надумал уйти.

Граф замялся. Но, заметив встревоженно-опечаленный вид королевны, он уже не решился ей отказать.

— Хорошо.

Лиенна тихонько выдохнула с облегчением, когда он прошел мимо нее внутрь комнаты: хаоса в ее голове стало ощутимо меньше. Еще раз выглянув в коридор, она убедилась, что там теперь пусто, и закрыла за собою дверь.

Тут Эмилиан, оглядевшись, спросил:

— А где Луна?

— Она недавно ушла. Мы с ней немного поспорили, в этом и дело... Скажите, Эмилиан, она обычно долго сердится? Чего мне от нее ожидать?

Лиенна повернулась к нему лицом и с трудом поборола желание в развязном жесте — откуда только нахваталась-то? — опереться плечом о дверной косяк, скрестив ноги. Выстоять с прямой спиной сейчас почему-то оказалось тяжело. Ослабли колени. Захотелось опереться хоть на что-нибудь: на стену, или стол, или стул... при этом непременно улыбаясь.

К счастью, порыв странной слабости быстро прошел, и спустя пару секунд Лиенна вновь ощутила только легкое смущение и приятную прохладу выложенного камнем зала. И как раз тогда Эмилиан ответил:

— Луна весьма... чувствительно относится к некоторым темам и на их почве легко выходит из себя. О чем вы с ней говорили?

Лиенна сделала маленький шаг вперед и призадумалась, подбирая подходящее слово.

— О самозащите, — ответила она и перевела взгляд с потолка обратно на собеседника. — Да.

Эмилиан качнулся назад, скрестив на груди руки, и недоверчиво сощурился.

— Вот как! И что именно привело к ссоре?

— Сначала мы тренировались, но потом... потом она предложила мне не магию. Кое-что... другое. Такое, чтобы защищать себя... от других людей. Ну, думаю, вы понимаете...

Лиенне оказалось тяжело говорить об этом; даже почему-то неловко. А уж вспоминать все произнесенное и прозвучавшее... Рой мыслей снова взвился в ее голове, подобно разворошенной ветром куче осенних листьев.

— Думаю, что я догадываюсь, о чем вы, — сказал Эмилиан, когда Лиенна окончательно запуталась и смолкла, — но не хочу, чтобы Луна пала жертвой недопонимания. Соберитесь с мыслями. Все хорошо. Мы здесь одни. Что между вами случилось?

Последний факт Лиенну не слишком утешил — но решимости сказать вслух она набраться сумела:

— Вряд ли Луну можно было понять как-то по-другому. Она предложила мне свои... навыки... убийцы. Вот так.

Эмилиан тревожно вскинул брови.

— Что? Мастер Тамхас ее об этом не просил, даю слово. Только о занятиях магией. Больше ни о чем ином. О, эта Луна...

— Магией мы тоже занимались! — тут же добавила Лиенна, не желая несправедливости. — Но сегодня не смогли закончить, а у меня остались важные вопросы... Можно я задам их вам?.. Вы ведь тоже проводник.

Эмилиан согласно кивнул и прошел к столу. Отодвинул стул для Лиенны, напротив сел сам, смел чистой лучиной со столешницы сизый пепел.

— Да. Садитесь, — предложил он, указав на свободный стул. — Так нам будет удобнее.

Лиенна села — и ощутила себя как на аудиенции. Расстояние между ними двоими стало меньше, но истинная дистанция как будто возросла. Зато хорошо знакомый холодок деловой обстановки помог ей упорядочить мысли.

— Например, Луна сказала, что на магию тратится наша жизненная сила. Что будет, если долго колдовать без виолита?

Сложив руки на столешнице перед собой, она вопросительно поглядела на Эмилиана.

Он, немного подумав, дал ответ:

— Когда аура истощается достаточно сильно, проводник теряет сознание. Это защищает нас от чрезмерных потерь энергии. Но ничего более серьезного с нами не случается, так что время от времени колдовать без контакта с виолитом полезно. Как кровопускание, только для ауры.

— А что такое контакт и зачем он нужен?

— Контакт — это наша связь с виолитом. Один из самых ценных талантов проводника. Он дает нам возможность пополнять свою ауру из запасов виолита, не доступных никому, кроме нас. Прилив жизненных сил от виолита значительно увеличивает наши способности и излечивает многие болезни.

Лиенна подумала об исцелении — и, щурясь, поглядела поверх головы Эмилиана, на полупустой книжный стеллаж. Надписи на корешках с ее места читались с трудом. Она скорее вспоминала или пыталась догадаться, что там, чем действительно видела. И так догадываться ей приходилось всю сознательную жизнь.

— Правда? Исцеление болезней... Мне бы пригодилось.

— Эффект исцеления временный, — тут же принес разочарование спокойный ответ. — Если надолго разомкнуть контакт, он исчезает. Поэтому те, кто никогда не расстается с виолитом, обычно только приглушают контакт, а не рвут его полностью. Но этому учатся довольно долго. Вы тоже научитесь. Только позже, когда наберетесь опыта.

— Ах... Понятно. Жаль, что не сейчас. Я вижу не очень хорошо, — вздохнула Лиенна. — А как вообще сделать контакт с виолитом?

— А Луна разве не научила вас? — удивился Эмилиан.

— Нет. Мы занимались без контакта все это время. Она говорила, что еще рано...

Проводник повел глазами и усмехнулся. Он явно понял намного больше, чем Лиенна, и теперь она задумалась: неужели Луна говорила ей так специально?

Только поразмыслить над этим хорошенько Эмилиан ей не дал:

— Хм. Вот оно что! Ладно, с ней я потом поговорю, — пообещал он. — А контакт... Хорошо. Слушайте и запоминайте. Чтобы создать контакт, нужно дать виолиту свободный доступ к своей ауре. Это значит, позволить ему нагреться от тепла своего тела или подышать на него — позже я покажу как... Есть и другие способы, их используют реже. Но самый быстрый и надежный из всех — это окропить камень своей свежей кровью. Многие мои знакомые проводники только этим и пользуются.

Эмилиан потер большим пальцем по указательному, и между ними внезапно блеснула длинная игла.

— Я покажу его прямо сейчас. Вы позволите?

Лиенна почувствовала, как по ее коже пробежала дрожь. Ее сердце учащенно забилось.

— О... Ладно, хорошо... Да, давайте сейчас. Это очень интересно, правда.

Эмилиан взял ее раскрытую ладонь в свою — и Лиенна ощутила, как ее щекам стало жарко.

— Создание связи между проводником и кристаллом — необычное ощущение. Напоминает... м-м-м... — Эмилиан беззвучно хихикнул, изогнув губы, и на секунду отвел взгляд от Лиенны, как подросток, — ладно, потом поймете сами. Описать сложно, — и опять стал серьезен; мимолетная маска беспечности исчезла с лица, будто и не появлялась вовсе. — Расслабьтесь.

Лиенна, улыбаясь, слегка пошевелила пальцами и расслабила их. Прикрыла глаза. Сейчас ей было хорошо и почти спокойно. Она чувствовала приятное тепло чужой руки, обладатель которой не даст ее в обиду. Это уж точно.

— Я готова.

Игла поднялась, а затем резко и точно опустилась. Лиенна ощутила укол в центр ладони. Пару секунд не происходило ничего, затем на бледной коже вырос блестящий шарик темной крови. Тогда Эмилиан заставил иглу исчезнуть, взял со стола виолит Лиенны и, вложив его ей в руку, сжал ее пальцы.

Лиенна почувствовала, как в ее плоть втиснулись твердые грани кристалла. За этим должен был последовать холод... но его не было. От виолита вверх по руке хлынул согревающий жар. Горячая волна ударила в голову, и на секунду Лиенна испугалась, что сейчас потеряет сознание, но нет: жар стал терпимым. Лишь слегка закружилась голова.

И Лиенна отчетливо вспомнила: такое с ней уже случалось. Это было тогда, ночью, в лесу; она ложилась спать и не могла согреться, дышала на руки, в которых сжимала виолит... Ее дыхание, похоже, в тот раз создало контакт. Но тогда все было так... плавно. А сейчас сила влилась в ее тело резко, будто толкая, распирая изнутри. На этот раз Лиенна отчетливо ощутила физическое удовольствие. Ей безумно захотелось рассмеяться, что она и сделала — отрывисто, громко, звонко, откинувшись на спинку стула всем своим весом. Ее кровь будто вскипела в жилах — и пузырьки пара щекотали кожу изнутри.

— Кровь тесно связана с жизненной силой, — донесся до нее чуть взволнованный голос Эмилиана, и она прекратила смеяться в голос, но беззвучные легкие выдохи все равно сотрясали ее плечи. — Поэтому контакт через нее ощущается очень резко, иногда даже болезненно. К нему нужно привыкнуть.

— Я бы не спешила к этому привыкать, — возразила Лиенна с широкой улыбкой. — Мне хорошо.

Она перестала смеяться, открыла глаза, взяла со стола лучину и дохнула на нее, как учила Луна. Дерево мгновенно занялось.

— Так намного проще!

— Да, и это не предел, — согласился Эмилиан. — Проводникам доступны практически все заклинания традиционной магической школы. Нас не ограничивает максимальный запас энергии, накопленной в магическом очаге.

— Здорово! Но насколько большой может быть ваша... простите, наша сила? Ведь можно связаться сразу с десятком, с сотней камней и получить безграничные возможности. Здесь есть какой-то подвох?

Эмилиан кивнул. Он явно был доволен таким вопросом.

— Подвох действительно есть. Обычно проводники используют всего один кристалл, потому что не могут совместить их между собой. Виолиты должны идеально подходить друг другу, чтобы эффективно работать вместе.

— Что это значит?

— Это довольно сложно работает, но... Представьте, что вы стоите посреди бального зала. Вокруг вас звучит множество голосов. Знакомая обстановка, правда? Вы можете разобрать в общем гуле только те голоса, которые достаточно сильно отличаются и при этом не заглушают друг друга. С виолитами примерно так же... Но я советую вам не задумываться об этом сейчас, пока вы стоите в самом начале пути. Это все непросто.

Лиенна покивала ему и, закрыв глаза на миг, выдохнула, сжимая горячий кристалл в ладони. С чего ей вдруг захотелось больше? Только из-за того, первого момента контакта? Кажется, ее тело с трудом вмещает энергию, и то не всю, даже от одного-единственного виолита.

Постепенно ее дыхание и пульс стали медленнее, сердцебиение в висках стихло: ее аура перемешалась с дополнительной энергией и улеглась, как чаинки в чашке. Эйфория схлынула — и на ум Лиенне снова полезли невеселые мысли.

Они провели в тишине пару минут, прежде чем Лиенна заговорила опять:

— Да, я теперь проводник. Действительно. По-настоящему. А была — королевна... Что же со мной будет дальше? Я же не могу прятаться здесь вечно, да и как можно... — она замолчала и, сжав губы, замотала головой. Ей вдруг захотелось заплакать так же сильно, как прежде — засмеяться. Дурацкий кристалл!

Протянув руку через стол, Эмилиан ободрительно похлопал ее по ладони.

— Несмотря ни на что, помните, ваше высочество: жизнь продолжается. Вы обязательно найдете в ней свое место. А ответы на ваши вопросы появятся, когда придет их время. Не торопите события.

— Но когда они появятся, эти ответы? И что мне делать, пока их нет?

— Занимайтесь своими делами. Практикуйтесь в колдовстве, в бальных танцах, в иностранных языках, во всем остальном. Будьте готовы к любому повороту событий. Это будет лучше всего.

Лиенна горестно вздохнула. Ей хотелось бы куда больше определенности.

— Практиковаться? А с кем? И что мне делать с Луной?

— Я сам с ней поговорю. Вы поступили правильно, она — нет. А о занятиях не беспокойтесь. Можете продолжить с Луной, а если нет — думаю, у Майи или даже у меня найдется для вас час или полтора. Только уже не сегодня, а завтра. Моя библиотека также в вашем распоряжении... А теперь прошу прощения. Мне нужно поговорить с Майей.

Эмилиан встал, собираясь уходить. Лиенна взяла его за руку и сжала, обхватив обеими своими. Она очень хотела пойти с ним, чтобы расспросить Майю, узнать, что та выяснила, как дела в столице, как дела у ее родных... но навязываться опять было бы неприлично. Да и все равно пара слов ничего не изменит. А если бы случилось что-то из ряда вон выходящее, Майя обязательно зашла б даже посреди тренировки. В этом Лиенна не сомневалась.

— Спасибо вам, Эмилиан. Спасибо, — искренне поблагодарила она. — Но... это все потому, что я королевна? И проводник?

Она не договорила, не объяснила, что имеет в виду, — но он все понял. И покачал головой, тепло улыбнувшись:

— Не столько это, сколько то, что вам нужна помощь, а я могу вам помочь. До встречи, Лиенна.

* * *

Дилижанс, в котором сидела Мелинда, трясся, кряхтел и подпрыгивал на каждом выступающем булыжнике королевского тракта. Даже несмотря на особенно ранний подъем и убаюкивающий шорох колес, у церковницы-проводника не получалось уснуть в дороге. Стоило ей расслабиться — и ощутимый удар телом о стенку экипажа тотчас выводил из дремоты.

Снова стукнувшись плечом, Мелинда села прямо, открыла глаза и вздохнула: напротив нее, скрестив руки и упершись всем телом в угол кареты, самозабвенно сопел секретарь понтифика церковного округа Гела. Тряске было не под силу сдвинуть его могучее тело с места. Сам понтифик Гестус сидел с другой стороны и задумчиво глядел в окошко, перебирая пальцами морщины на длинном подбородке.

А между ними двумя, сведя плечи от тесноты, сидела поджарая скуластая женщина в кожаном доспехе, прошитом и пронизанном медными полосами; на груди у нее, отполированное до зеркального блеска ежедневным уходом, сверкало лучистое солнце. Эту женщину звали Инга. Мелинда считала, что это звучное и грубое имя ей прекрасно подходит.

Когда они посмотрели друг на друга, в огромных черных глазах Инги обнаружилось недовольство. Она покосилась сперва на сопящего секретаря, чье колено упиралось ей в бедро, затем на молчаливого понтифика, расставившего локти, но не сказала ни слова. Но Мелинда и так ее поняла — как сумела.

Она приподняла брови и, похлопав по сиденью рядом с собой, кивнула в ту сторону. Ее наставник Ларус сидел рядом с ней, но занимал примерно столько же места, как и она. Тесно тут не станет.

Инга ей кивнула, но осталась на своем месте и оперлась спиной на стенку дилижанса, скрещивая руки на груди. Ее голова оказалась в пятне розовато-желтого рассветного света. Ее лоб опоясывал стальной обруч, а от него вверх и вниз отходили защищающие макушку и виски медные пластины; их заостренные края засияли в солнечном свете и образовали вокруг головы Инги корону из солнечных бликов. Даже непосвященный, увидев ее в таком уборе и доспехе, сразу понял бы, что перед ним рыцарь Солнца — маг-солдат церковного воинства.

Мелинда удивилась, когда Инга осталась на своем месте. Она была знакома с ней давно, но за немалый срок так и не поняла, как Инга к ней относится и что думает. Она говорила вслух редко и в основном по делу; у Мелинды создалось и со временем плотно укоренилось впечатление, что эта напряженная, как хищница, женщина ежечасно, ежеминутно чего-то ждет. Потому и молчит.

Так что церковница пожала плечами: «ну, как хочешь». Инга в ответ усмехнулась и закрыла глаза.

Дилижанс затормозил; снаружи донесся мужской окрик, затем — щелчок кнута, и экипаж, скрипя, медленно пополз в гору. Ларус выглянул в окно.

— Мы уже близко, Мелинда! Поднимаемся на холм, — радостно сказал он. — Признаюсь, я тоже скучал по этим прекрасным видам... Соберись с мыслями, вспомни все, что мы с тобой обсуждали. Наш выход пройдет быстро, ты и разволноваться не успеешь.

— Спасибо. Я вас не подведу.

— Не подведешь. Я знаю точно.

Мелинда вздохнула, чувствуя дрожь. Вот так быстро сменяют друг друга события в ее жизни: вчера они с графом Эмилианом полдня провели на улицах и в домах жителей его города, ища проводников из ее списка (и даже кое-что нашли), а сегодня она едет на собрание церковников со всего Веркинджеса в сердце мира — храм Рассвета. Собрания здесь проходили дважды: зимой и летом, немного позже главных церковных праздников. И на протяжении последних восьми лет Мелинда присутствовала на них как главное церковное исследование.

Когда дилижанс поднялся на холм и выровнялся, Мелинда встрепенулась и прильнула к окошку, чтобы не пропустить уютные домики из разноцветного камня и тихие зеленые переулки. Деревня, стоящая на холме перед храмом, была домом для его служителей, и более красивого места Мелинда не встречала нигде. Не считая, разумеется, храма.

Храм Рассвета не зря прозвали сердцем мира. Статуя, вокруг которой он был построен, была невообразимо стара; здесь сама Богиня, завершив сотворение, оставила частицу себя на земле, превратив в камень свою самую первую рассветную тень — невероятно стройную и высокую, в звездной короне и блио, струящемся до земли. Древние жрецы Богини возвели на этом месте каменный храм, чтобы сохранить ее в целости. Высокие башни храма завершались тонкими шпилями где-то в небесах; круглый витраж над входом копировал лик статуи с огнем в руках. Фасад, выложенный янтарем, сиял, как золотой.

Дилижанс остановился. Кучер соскочил с козлов и распахнул дверь. Один за другим пассажиры вышли из экипажа на улицу, разминая затекшие ноги и щурясь на солнце. Мелинда отошла и встала в стороне, пристально и с трепетом в сердце взирая на витраж и на темно-красные распахнутые двери. Теплый воздух был недвижим; эхо службы с трудом, но добиралось сюда, к началу цветущей каштановой аллеи.

Тут Мелинду сильно хлопнули по плечу, сжали и отпустили. Она опомнилась; поморгала, чтобы смахнуть проступившие слезы.

— Чего стоишь? Пойдем. Еще насмотришься, давай. Служба почти закончилась.

— Опоздали, — проскрипел Гестус, неодобрительно глядя на Мелинду, и ей показалось, что виноватой понтифик считает ее. Но Мелинде было не привыкать. Большая часть служителей округа Гела ее в лучшем случае терпела.

— Мы отслужили свою утреннюю дома. Богиня нас простит, — парировал Ларус и зашагал по аллее. Промокнув уголки глаз, Мелинда поспешила следом за ним.

Огромный молитвенный зал был почти пуст. На женской, сине-лунной половине десятка два пожилых женщин и старух внимали словам жреца. На мужской, солнечно-желтой, весь первый ряд скамей занимали широкие фигуры в синем. Это понтифики из дальних округов приезжали заранее и ночевали в деревне, а поутру отбывали здесь службу. Через одну их синие фигуры чередовались с медно-стальными — рыцарями Солнца: у каждого понтифика всегда был при себе один телохранитель из церковного воинства. А великий понтифик Веркинджеса Арлен распоряжался целой дюжиной.

Но об этом Мелинда задумалась лишь мельком. Ее волновало иное.

Статуя.

Ей до сих пор не хотелось принимать это, но... но она верила своим глазам. А они видели: в сложенных чашей руках Богини было пусто и темно, и ее лицо, темное и заплаканное, сурово глядело вниз. Огонь Милосердия иссяк еще зимой, и игра света, которая наделяла это лицо добротой, исчезла вместе с ним.

Тяжести нынешнего холодного взгляда Мелинда не выдержала и отвернулась. Слезы подкатили к горлу церковницы снова — но не от восхищения, а от горечи.

Проглотив комок, Мелинда пошла следом за Ларусом дальше по знакомому пути. За ее спиной в молитвенном зале повисло, окаймленное звуком шагов, последнее слово жреца.

У входа в совещательный зал их встретил местный церковный воин со списком в руках. Впрочем, Мелинда сомневалась, что он в него хотя бы раз посмотрел. Незачем. По крайней мере, при ней состав участников из года в год оставался одним и тем же.

Ларус беспрепятственно вошел в зал, за ним — Гестус и его секретарь, Мелинде же пришлось отступить к стене, чтобы пропустить подоспевших понтификов, которые демонстративно ее не замечали. Синие робы одна за другой стали исчезать за дверью. Последним среди них шел Сёрен — тот самый.

Мелинда знала, что понтифик королевского церковного прихода обязательно придет, но все равно напряглась, его увидев. Сердце в ее груди застучало чаще, кончики пальцев задрожали. Она вгляделась в его профиль и ощутила неприятное раздвоение — как будто посмотрела в разбитое зеркало, отражения в осколках которого не совпадают краями друг с другом. Сёрен выглядел обычно — таким же, каким она его помнила. Ничто в его внешности не указывало на приоткрывшиеся ей секреты. Но она-то теперь знает больше...

— Вы Мелинда? Подождите вон там, на скамье, под аркой. Вас пригласят позже, — вдруг услышала она и вздрогнула от неожиданности.

— А?

— Отойдите, сестра, не стойте посреди коридора, — пояснил рыцарь. Очевидно, когда последний понтифик вошел в зал советов, он обратил внимание на нее, одинокую девушку в церковной одежде, а затем заглянул в свой список. Мелинде не хотелось знать, как именно она там записана. — Сейчас подойдет его высокопреосвященство.

Мелинда покорно кивнула и отошла в нишу под указанной аркой, только теперь ощутив, как взмокла ее спина от пота. Позади нее снова зазвучал голос рыцаря, который стал объяснять приезжим коллегам, как попасть в храмовую казарму. Когда он смолк, позади нее ритмично забряцало, все удаляясь, несколько кольчуг. Мелинда, приземлившись на скамью, успела проводить рыцарей взглядом, прежде чем они вышли в дверь в дальнем конце перехода.

Но наружу вышли не все: одна из фигур, наоборот, приближалась к ней. Присмотревшись, Мелинда узнала походку, осанку и, наконец, скуластое острое лицо Инги.

— Что такое? — спросила церковница, когда Инга подошла близко и встала перед ней.

Воительница улыбалась, но ее суровые широкие брови делали приветливую улыбку тревожной.

— Ты хотела поговорить. Вот я здесь, — сообщила Инга. Голос у нее был низкий, хорошо поставленный и очень звучный. Наверняка им хорошо отдавать приказы.

Пару секунд Мелинда пыталась вспомнить, когда она просила о разговоре, а потом ее осенило: Инга решила, что тогда, в дилижансе, Мелинда приглашала ее не просто пересесть, а поговорить! Вот почему она тогда кивнула и улыбнулась, но осталась на прежнем месте. А теперь понтифик Гестус, которого ей положено охранять, сел в зале советов, и у нее появилось свободное время.

— А-а. Да, спасибо, что пришла. Сядь со мной, — кивнула Мелинда, решив не упускать такую возможность. Они очень редко виделись, а ведь Инга чем-то ее привлекала. Наверное, своей суровостью и отстраненностью. И странностью тоже: зачем ей общаться с проводником, когда здесь полно магов Солнца, таких же, как сама Инга?

Инга довольно прищурилась и села рядом. Шлем она сняла и поставила себе на колени, придерживая его руками за тонкие рыжие крылья.

— Ну... хорошо здесь, правда? Прохладно... А то сегодня жарко что-то, даже для середины лета... — нерешительно заговорила Мелинда, когда молчание затянулось.

Инга усмехнулась в голос, склонила голову.

— Да-а. Хорошо здесь.

И они опять замолчали.

Думая, о чем же еще поговорить, Мелинда вдруг поняла, что Ингу определенно не тяготит молчание, да и говорить первой она не торопится. Ясное дело: ждет.

Тут стали слышны, все приближаясь, шаги. Девушки, скрытые выступами арки, переглянулись между собою, осторожно выглянули наружу — и пронаблюдали, как великий понтифик Арлен, оставив дюжину своих рыцарей у двери, степенно входит в зал советов. Старик выглядел весьма торжественно: серебряная кайма на его синем облачении блестела, как родник в солнечный полдень. Кончик вздернутого носа указывал в потолок.

Мелинда, заметив, как на нее смотрит дежурящий у входа рыцарь, хихикнула и спряталась обратно.

— Чувствую себя шпионкой, — прокомментировала она тихонько... и поразилась тому, как точно это описывает ее нынешнюю жизнь. Жаль только, в зал не впустили. Пошпионить. Для Тамхаса и компании.

Эта мысленная цепочка вызвала у нее новый смешок — но веселость ушла, как только Мелинда снова встретилась взглядом с Ингой. Не при защитниках церкви так шутить.

Однако Инга не разозлилась и не обиделась, а только ответила:

— Можешь не сомневаться: твои окружающие чувствуют тебя шпионкой тоже. Я знаю.

Мелинде подумалось, что она поняла, почему Инга так мало говорит: ее речь бывает тяжело понять.

— Я догадывалась об этом. Ну, на все воля богов, а я такая, какая есть.

— Да. Мы все такие, какие есть, — согласилась Инга. — А тебе такой не страшно быть в церкви?

— Ты имеешь в виду — с моим даром? — уточнила Мелинда. По ее спине пробежал холодок.

Инга кивнула.

— Иногда страшно, — подумав, осторожно признала церковница. — Когда я совсем одна. Когда вокруг меня только те, кто, как ты говоришь... считает меня шпионкой и Богиня знает кем еще. А таких у нас много.

— Таких у нас — почти все, — вставила Инга.

— И ты тоже? — не удержалась Мелинда.

— А я в первую очередь! — подтвердила воительница. Но прозвучало это, на удивление, совсем не грозно, а довольно мягко. Инга явно опасалась ее оттолкнуть... но Мелинда не сомневалась: это только пока той скучно. Пренебрежительно-брезгливо к ней относились почти все служители округа Гела. Тут Инга была права.

— Правда? А почему тогда ты пришла? — все-таки спросила Мелинда, понимая, что на этом их разговор может завершиться. Но ей захотелось знать, а Инга оставляла впечатление прямолинейного человека.

Воительница обняла свой шлем обеими руками и склонила к нему голову, почти царапнув щеку острым медным пером. Все время она неотрывно наблюдала за Мелиндой; глаза у нее были большие, выпуклые и черные — будто птичьи. Меж верхних зубов темнела тонкая щель.

— Ты позвала. И еще ты не такая, как мои друзья. Друзья?.. ну, ладно, — вздохнула Инга, так и не найдя более подходящего слова. — Да, не как мои... друзья. Я и ты, мы похожи. Знаешь, чем? Одинокие. Мало говорим. Я вот люблю слушать других. Но эти... замолкают, когда я прихожу. Боятся? Не знаю. Я их не знаю. А они меня.

Инга смолкла и перевела дух — как будто долго бежала и вдруг остановилась. Мелинда кивнула. Она прониклась сочувствием к этой необычной женщине.

— Я понимаю. Сочувствую тебе... Жаль, что мы не начали общаться раньше. Можем продолжить сейчас, если ты захочешь.

Инга закивала, заулыбалась. Грубые черты ее лица стали мягче, как будто подтаял лед.

— Да. Спасибо, Мелинда. Тогда я спрошу у тебя еще. Каков твой дар? Он похож на мой?

Это оказалось неожиданно сложно: ответ не сразу сложился у Мелинды в голове.

— Я не знаю, каков твой дар, но думаю, что они похожи, — ответила она. — Это ведь тоже магия. Но ты, наверное, считаешь, что я должна испытывать вину и раскаяние за него? Да, мне жаль, что это пало на меня, но... Знаешь, я поняла, что я невиновна. Дар — это просто инструмент. Такой же, как и твой меч. Я могла бы разрушать и убивать с его помощью, но я выбрала служение добру, потому что я не плохой человек. Как и ты.

Мелинда подняла руки ладонями к себе, чтобы Инга увидела на ее предплечьях медные браслеты. Когда-то церковница-проводник даже видела в них свое кроткое отражение. Но даже теперь, когда зеркальная поверхность меди стала шероховатой и темной, Мелинда старалась не забывать: она не плохой человек. Это помогало ей держаться, будучи проводником... в стане врага, так сказать.

— Так, а что же ты, Инга? Что ты делаешь в обществе церкви? Ты можешь мне сказать?

— Могу, — коротко выдохнула Инга и замолчала, собираясь с силами. Мелинда сосредоточилась.

— Скоро начнется война, — вновь зазвучал стальной голос воительницы. Говоря, она смотрела куда-то вдаль, сквозь стену. — Она уже близко. Мы все ее ждем, правда? А я, я хочу стать ее частью. Я очень жду эту войну.

В закутке под аркой повисла тишина. Мелинда замерла с приоткрытым ртом. Меньше всего она ожидала такого ответа.

— Что? — она с трудом шевельнула губами, не веря, что войну можно желать и ждать. — Ты шутишь?

— «Огонь любви и милосердия погас, и в сердцах наших стало темно от скорби», — процитировала Инга по памяти отрывок из тринадцатой проповеди и взглянула на лицо Мелинды, а затем сразу в потолок. — В моем он не погас. Он перешел ко мне. Осталось ждать недолго.

— Так ты пришла в церковь ради Похода?

— Я пришла в церковь ради всего того, что здесь могут дать, — небрежно ответила Инга. — Они приняли меня и научили всему, что мне нужно. Взамен я жду только Поход и не иду на другие войны. Он обязательно наступит.

Церковница зажмурилась и провела руками по лицу, пытаясь привести свои мысли в порядок. Зато теперь ей стало ясно, чего так ждет Инга. Значит, она не ошиблась в своем первом впечатлении.

— Ну да... ты ведь из воинов Солнца. Вы для этого и созданы, — промолвила Мелинда, овладев собой достаточно, чтобы снова говорить. — Для войны. Глупо ждать от вас иного.

Инга помрачнела.

— Мне уже говорили так, как ты. Но я такая, какая есть. Помнишь, как ты сказала? И взгляни на меня иначе, Мелинда. И не бойся меня. Я ведь буду защищать тебя и не отдам Походу. Я буду защищать всех. Я... не плохой человек.

Мелинда не удержалась от мимолетной улыбки: ее вызвало лицо Инги, ставшее под конец фразы по-детски растерянным.

— Думаю, ты права.

— Я права, — подтвердила Инга, выпуская из объятий свой перистый шлем. Тот качнулся на ее острых коленях, но не упал, а приткнулся к ее животу. По отполированной меди скользнул длинный блик. — Я права. Другие тоже об этом знают. Они просто еще не готовы.

— А когда они будут готовы? — полюбопытствовала Мелинда.

— Может быть, никогда не будут.

— А почему ты им не поможешь?

Инга прыснула и, запрокинув голову, залилась смехом. Он оборвался так же резко, как и начался.

— Почему? Им все равно. Никто не слушает меня. Я ненормальная. Так говорят мои... друзья.

Усмехнулась и Мелинда, представив из ее уст малопонятные проповеди о войне. Перед ее внутренним взором предстала Инга в сияющем доспехе и шлеме, с мечом в одной руке и штандартом в другой, стоящая на дымящейся горе обломков... Видение вышло таким реальным, что ее пробрала дрожь, заставив охнуть.

— Ладно. Наверное, нам все-таки лучше сменить тему... — промолвила Мелинда, коснувшись виска ладонью. — А то всякое на ум лезет. Не люблю думать о войне.

— А я люблю думать о войне, — ответила Инга.

— А еще что-нибудь любишь?

— А необходимо еще что-нибудь любить?

Мелинда удивленно хмыкнула.

— Обычно людям нравится сразу много вещей. Вкусная еда, удобная постель, приятная музыка и многое другое... находишь тут что-нибудь свое?

Молчание затянулось; лицо Инги опять стало растерянным.

— Мне это приятно, но я это... не люблю. Не люблю так, как войну, — заключила она. — Это плохо?

— Я не знаю, — призналась Мелинда, но в глубине души все-таки склонялась к тому, что да, это плохо. По меньшей мере, подозрительно и странно. Только она не знала, как об этом сказать, чтобы не задеть Ингу снова.

Раздался звук открывающейся двери. Кто-то вышел из зала советов и спросил у дежурного:

— А где Мелинда?

Мелинда узнала голос своего наставника, услышала приближающиеся шаги, и по ее похолодевшей коже пробежала дрожь. Время пришло. Теперь ей предстояло пройти через то, для чего сегодня ее взяли с собой.

— Прости, что отвлекаю. Твой выход, — сказал Ларус, представ перед ней, и протянул раскрытую ладонь в направлении зала советов. Мелинда кивнула и встала со скамьи, оправляя юбку.

— Извини... Мне пора.

— Да. И спасибо, Мелинда. За разговор. Мне надо подумать, — сказала Инга и тоже встала.

До зала советов они шли вместе, а затем разделились: Инга направилась дальше, к казарме, а Ларус с Мелиндой вошел в зал. Дверь за ними закрылась, отрезав внешние звуки.

По знаку Арлена Мелинда обошла его кресло и встала в центре, а Ларус прошел за трибуну и начал рассказывать. Это было смертельно скучно: доклад Ларуса она не раз слышала на их совместных репетициях и некоторые моменты даже знала наизусть. Поэтому довольно быстро знакомый голос перестал восприниматься ее разумом.

Мелинда смотрела сквозь Ларуса и сквозь этих людей в синем, не задерживая взгляд; даже Сёрен пока не так сильно ее волновал. Все ее мысли заняла Инга. Безумно странная женщина. Черный неизведанный омут, вход в гроты зазеркалья под телесной оболочкой.

Ей пришел на ум их с Эмилианом вчерашний визит к душевнобольным проводникам и то, как тяжело, но, к счастью, не бесполезно было с ними разговаривать. Монотонная ускользающая интонация, повторения одних и тех же слов... не раз и не два Эмилиан и Мелинда слышали от них ни капли не измененные свои же фразы. И эта их речь... Разорванная. Рубленая. Такая, как у Инги. Но у нее — более отчетливая и понятная. И она довольно умна и рассудительна. Едва ли ее разум сильно поврежден жаждой битвы...

— Эй! — вдруг недовольно окликнул Мелинду один из сидящих. — Эй! Я задал вопрос или что?

Мелинда вздрогнула и часто-часто заморгала.

— Что? Простите...

Она запнулась: окликнувшим ее оказался понтифик Сёрен. Он кривил рот, с неприязнью глядя на церковницу-проводника. Взглянув в его презрительное лицо, Мелинда подумала: а действительно ли его величество Бринэинн Веркинджеторик сам решил, что ненавидит проводников? Если эти двое точно связаны, то не могла ли ненависть одного передаться другому?

— Я хочу услышать ответ на свой вопрос, девочка. Не смей нас задерживать!

— Прошу, спокойствие, братья мои! Не нужно пугать мою подопечную, — попросил Ларус и обратился к ней сам: — Мелинда, впредь слушай внимательно, что тебе говорят. Отвечай, пожалуйста, на вопрос: как ты переносишь ношение блокирующих браслетов? Как можно подробнее опиши все свои ощущения, особенно когда используешь магию — разумеется, в целях эксперимента.

Мелинда с облегчением выдохнула: ответ на такой вопрос они тоже готовили.

Она на миг закрыла глаза, открыла, а затем заговорила:

— Как вам известно, мои браслеты сделаны из меди, единственного металла, полностью защищающего от испарений виолита. Она не влияет на уже созданные чары, но когда по моим жилам течет энергия виолита, медь реагирует с ней, частично поглощает ее и нагревается. Это ослабляет мои заклинания и причиняет мне боль. Если бы я вступила в браслетах в бой на магии, то не смогла бы сопротивляться дольше минуты или двух.

— Насколько это больно? Как это отражается на твоем состоянии и на магии?

Мелинда потерла запястье над кромкой металла.

— Это зависит от силы чар. Чем сильнее, тем больнее. Часто это чересчур болезненно и может даже насовсем отбить охоту колдовать. Но заклинания все равно выходят, пусть и слабее, чем хотелось бы.

— Ясно. Тогда покажи это. Сделай что-нибудь сейчас.

Мелинда усмехнулась и приподняла брови, качая головой.

— Показать? Простите, я не могу. У меня нет при себе виолита, он хранится отдельно от меня. Вам ведь известно, что их ношение запрещено. Это всем известно.

Сёрен покосился на рядом сидящих, которых явно не вдохновило его приглашение проводнику поколдовать. Ему определенно стало неловко.

— Да, конечно, запрещено. Я об этом не подумал... Тогда у меня все.

— Хорошо, спасибо, Сёрен. А есть ли вопросы к Ларусу и Мелинде у кого-либо еще?

Великий понтифик Арлен внимательно осмотрел присутствующих. Все молчали.

— У нас больше нет вопросов. Благодарю за интересный доклад, Ларус, можете присаживаться. Ваша подопечная может быть свободна, — изрек великий понтифик и важно кивнул.

— Хорошо. Спасибо, сестра Мелинда. Ты можешь идти. Подожди меня снаружи, — сказал Ларус.

По его глазам Мелинда поняла: он ей не поверил. Более того, он давно знает, что она всегда носит виолит при себе, знает, что она часто уходит... но почему он ее не выдал? И почему никогда не говорит с ней об этом? Неужели Ларус и правда к ней привязался за эти долгие годы, с тех пор, как она была простым приютским ребенком?

Кивнув ему, Мелинда поклоном попрощалась с собранием и вышла. Ей стало неприятно на душе.

Ноги сами привели ее туда, где Мелинде больше всего хотелось оказаться после всех волнений. Толкнув тяжелую дверь в конце широкой светлой галереи, она вышла на задний двор храма. Точнее, так он назывался лишь условно: его размеры были намного больше размеров храма Рассвета. Кованая высокая ограда тянулась глубоко внутрь темного хвойного леса, который подступал к озеру Солнца с противоположного берега. Зеркальная поверхность озера сверкала и переливалась в лучах солнечного света, непрерывно подергиваясь мелкой рябью. Легкий ветерок нес запахи хвои, смолы и... и чего-то успокаивающего, идущего от воды.

Священное озеро Солнца никогда не казалось тревожным. Оно отнимало все печали и дарило радость и покой.

Мелинда подошла к песчаному берегу — и увидела в дрожащей водной глади отражение храмовых шпилей, бездонное синее небо в пуху облаков и свое сосредоточенное лицо. Она прижимала руки к груди, ее пальцы теребили пустую лунницу — нательный медальон-флакон для святой воды. Мелинда часто болела в этом году и уже истратила всю воду, которую взяла в праздник Возрождения. Поэтому она сняла лунницу с шеи, вытащила пробку и осторожно погрузила ее в воду, не касаясь зеркальной глади. К поверхности цепочкой побежали пузырьки воздуха, ломая и искажая свет и отражения.

Вглядываясь в игру света, Мелинда не сразу заметила в отражении нечто красное — пятно цвета, которого не было ни в ее одежде, ни в растениях, в изобилии произрастающих вблизи берегов. Оно становилось все больше, все ярче; когда Мелинда достала из воды полную лунницу и стала вешать ее на шею, в зеркальной глади отразилось незнакомое лицо в красной полумаске.

Мелинда охнула и сделала шаг назад. Ее пятка наткнулась на мокрый камень. Взмахнув руками, Мелинда переступила с ноги на ногу, на секунду отвернулась от озера, а когда посмотрела в него вновь — над поверхностью воды поднялась голова в абсолютно сухом красном капюшоне.

И, глядя на нее, Мелинда услышала в своей голове голос, показавшийся ей чужим: «Это они».

Они выходили из зеркальной поверхности один за другим, удивительные и странные; Мелинда, пятясь, смотрела во все глаза. Красная, оранжевый, желтая, зеленый... она насчитала семерых пришельцев, четырех женщин и троих мужчин, наряженных в платья-доспехи, по одному на каждый цвет радуги. А когда последняя, юная девушка во всем фиолетовом, ступила на берег, Мелинда сделала еще один шаг назад — и ударилась лопатками о дверь.

Она вскинула руки перед лицом в защитном жесте и беспомощно, как в кошмаре, наблюдала, как женщина в красном приближается к ней. Мелинда различила синие глаза за красной полумаской, фиолетовые блестящие пятнышки... как будто виолита, вросшего в кожу висков и щек, несколько веснушек на носу и правой скуле. Женщина остановилась в шаге перед ней и, склонив голову, окинула внимательным взглядом. Мелинда, сглотнув, сделала глубокий вдох — и ее легкие наполнились сильным запахом испарений. У нее закружилась голова.

— Что вам нужно? — не слыша собственного голоса, спросила Мелинда.

Женщина в красном протянула руки, исполосованные фиолетовыми дорожками, и схватила ее за предплечья. Что-то громко треснуло; к рукам церковницы прилила прохлада, а затем ее браслеты раскалились так сильно, что от боли глаза застила чернота.

Мелинда закричала так, что зазвенело в ушах, рванулась прочь — и обломки ее браслетов остались в руках у пришелицы. Мелинда успела заметить недоумение в синих глазах, прежде чем, отвернувшись, бросилась царапать ногтями тяжелую дверь в попытках ее открыть. Красная и другие удивленно остановились. Секунды их замешательства ей хватило, чтобы нашарить кольцо, потянуть и вскочить назад в храм.

Воздух в легких закончился, когда Мелинда запрокинула голову и привалилась спиной к двери с другой стороны. Ее трясло. Она вдохнула еще, еще — и новый крик прокатился мощным эхом по коридорам и галереям. Ведь там, за дубовой стрельчатой дверью, буквально за ее спиной, остался Поход. Все, как и было описано... Все, как и хотелось Инге.

Оттолкнувшись пятками, Мелинда побежала в сторону главного входа — и на ближайшем повороте врезалась в дежурного рыцаря. Он поддержал ее за плечи и встряхнул, когда она, не замечая его, попыталась броситься дальше.

— Что случилось? С вами все в порядке?

— Поход... Озеро... Там... — попыталась объяснить Мелинда, но, кажется, потеряла голос из-за крика. С ее губ слетал только шепот. Рыцарь пристально вглядывался в ее лицо, пытаясь прочитать ответ по губам.

Вдруг что-то ударило — или врезалось — в стену. Удар огромной силы сотряс храм Рассвета до вершин шпилей. За спиной у Мелинды, в конце коридора, на пол упало что-то тяжелое, и оттуда потянуло сквозняком. Он принес сладкий запах испарений.

Пискнув, Мелинда вывернулась из рук рыцаря и бросилась дальше. Ноги сами несли ее по запутанным коридорам. Перепуганная, не помнящая себя, погруженная в страшный сон, Мелинда несколько раз оказывалась в тупике. Она останавливалась и прислушивалась; все более близким ей казался мерный звук шагов, влекомый раскатистым эхом. Ей стоило неописуемых усилий разворачиваться и до ближайшей развилки идти ему навстречу.

А затем — снова бежать.

Ее разум опутали стуки и шорохи, они заглушали мысли и едва не вводили в безумие; повторяющиеся удары откуда-то извне сотрясали коридоры и витражи, отдавались в ушах, ногах и горле. Мелинда бежала, не чуя под собою ног, бежала, из последних сил веря, что найдет выход, и не погибнет, и не будет потеряна здесь навсегда.

Она вдруг вбежала в большой и светлый зал, налетела на кого-то. Это оказалась Инга. Инга встряхнула ее, и Мелинда, опомнившись, увидела статую Богини, обращенную к ним спиной. Выход зиял в начале молитвенного зала, за рядами скамей. Ярко светило солнце. Раздражающе ярко.

Как во сне.

— Все слышали крик. Ты подняла тревогу в казарме, — сказала Инга.

— Да, — хрипло ответила Мелинда.

Инга кивнула ей и широко улыбнулась. Втолкнув меч в ножны, воительница притянула церковницу-проводника к себе и крепко обняла. Мелинда ощутила, как та дрожит всем телом, как от нее пышет жарким теплом. Медная пластинка шлема Инги царапнула ее по виску.

— Прекрасно.

— Инга, ты мне нужна здесь! — рявкнул Гестус издали. Повернувшись на звук его голоса, Мелинда увидела людей, спешащих к выходу. Жрецы, писцы, послушники, члены сегодняшнего собрания. Рыцари выводили всех наружу.

— Я нужна храму, ваше преосвященство. Уходите, пока они далеко! — приказала Инга.

По полу снова прокатилась волна вибрации. Что-то обрушилось, застучало, как камнепад.

— Что это за удары? — оглядываясь, спросила Мелинда. Ей захотелось прижаться к Инге всем телом.

— Они разрушают храм. А потом пойдут дальше. Они хотят этого... Мы не дадим им. Уходи тоже, ты не рыцарь!

Мелинда кивнула, развернулась на пятках — и поскользнулась на гладком камне. Это спасло ей жизнь. Сполох белого света чиркнул по ее плечу, разорвал рукав мантии и, упав, затерялся где-то между рядами скамей.

Мелинда обернулась. Девушка в фиолетовом держала в руке сияющий лук. Кроме нее, в молитвенный зал входили еще трое: в красном, желтом и зеленом одеяниях.

— Тесни их обратно! — крикнул кто-то из рыцарей.

Мелинда запоздало метнулась в одну сторону, в другую; зал мгновенно наполнился лязгом клинков и плеском магии, и сражающиеся отрезали ее от выхода. Рыцари нападали на вассалов Похода по двое, по трое; за их спинами Мелинда видела уходящих Гестуса, Сёрена... Ларуса. Ларус не уходил, он искал ее взглядом, стоя на пороге. А она не могла его обрадовать.

Мелинда в привычном жесте схватилась за запястье — и кожа отозвалась острой болью. Вскинув руки к глазам, церковница увидела на предплечьях вместо браслетов бледные пятна и свежие пурпурные ожоги. Боль, о которой вспомнили, не стала возвращаться в тень и накатила на разум горячей волной. Мелинда искривила губы и стала дуть на ожоги.

Вдруг рядом сталь лязгнула о сталь.

Подняв голову, Мелинда увидела: здесь, рядом с ней, сошлись в бою на мечах Инга и пришелица в красном. Они бились яростно, зло, без единого слова; бились за жизни и смерть других. Инга не уступала подземному демону в мастерстве фехтования. Наблюдать за ней было бы приятно, если бы не защитное заклинание-плащ, слепящее глаза; Инга металась быстро, как сполох света, ее меч и кинжал высекали искры из клинка противницы. Она была везде и сразу. Но Красная не отставала. Ее алое платье кружилось и опадало, мешая разобрать, где кончаются ткань и кожа и начинается испещренное виолитом тело. Меч сиял.

Инга уверенно теснила ее прочь от Мелинды и других. Красная отступала, но медленнее, чем Инга приближалась. Расстояние между ними все сокращалось.

И Мелинда вдруг поняла.

Рыцари кругом падали в битве один за другим: кто-то от ран, кто-то — кашляя и задыхаясь от испарений, исходящих от вассалов Похода. Инга, забывшись в азарте боя, находилась теперь опасно близко...

Додумать Мелинда не успела. Ее мысли прервал вскрик.

Инга закашлялась и снизила темп. Тотчас Красная пробилась сквозь ее защиту, схватила за плечо и рывком притянула к себе. Мелинда потрясенно наблюдала, как демон выдыхает воительнице прямо в лицо, и от невидимого яда на ее шлеме раскаляются медные пластины. Кашель Инги перерос в приступ удушья. Всего несколько секунд она боролась за жизнь, а затем ее хрип оборвался.

Красная женщина разжала руку, и Инга упала и застыла на холодном полу. Меч и кинжал звякнули о камни.

Мелинду охватила ярость и боль. Ей захотелось кричать — но грудную клетку сперло, как будто в лицо дохнули не Инге, а ей. Возглас «Нет!» застыл в сдавленном горле.

Ей захотелось уничтожить этих существ, выплеснуть из виолита всю его мощь, насытить воздух огнем и дымом — да только разве это навредит хоть кому-то, кроме воинов Солнца? Обученные воины гибнут, как мухи, ни один не может противостоять поступи Похода... Безнадежная мысль захватила ее разум: неужели на этот раз это конец?

От очередного удара в полуметре от тела Инги упал осколок потолка. Каменная пыль припорошила ее безмятежное лицо.

Мелинда вдохнула так глубоко, что закололо в легких, и, стиснув кулаки, заставила себя телепортироваться.

Толстостенный медный кувшин с кипятком источал волны жара, которым его напитали угли очага. Катэль взял отрез толстой ткани, осторожно снял кувшин с углей и наполнил из него большой заварочный чайник. Оттуда ему в лицо, по пути редея и тая, поднялся беловатый пар с ароматом чая. Мастер Тамхас не признавал ничего крепче травяных настоев, пока работал, чтобы не терять ясность мышления. Катэль в целом был с ним согласен, но все-таки вчера дважды добавил в свою кружку пару ложек брусничной настойки. Его не на шутку вывел из себя визит нового короля прямо к ним домой. Счастье Бринэинна, что тот не узнал Катэля, иначе так просто не ушел бы.

Весь вечер Катэль думал о случившемся, так и сяк переиначивая это событие в мыслях; жестокие, но восстанавливающие справедливость грезы ночью перешли в сны и там постепенно рассеялись. Поутру проводник встал с постели почти без гнева, зато полный заразительного энтузиазма отомстить королю за королевну и, конечно же, за себя — хоть на словах, хоть на деле. Для этого они с Тамхасом и взялись несколько дней назад разбирать старые газеты. Ведь даже такой, как Тамхас, не может помнить наизусть все неприятности и волнения, выдавшиеся в королевстве за минувшие годы по вине его короля.

Раскаленный бок кувшина начал ощущаться через ткань. Катэль поставил его на деревянный коврик и взглянул на тлеющие в очаге угли. Кухня, как и большинство других необходимых для жизни комнат, в доме величайшего мага-проводника выглядела обычно, с такой же обстановкой, как у любого простого смертного, а отличалась лишь дорогой отделкой да посудой. Но и это легко найти в домах и замках зажиточных граждан и дворян. Катэль знал, что дело тут в убеждениях Тамхаса: он всегда считал, что магию можно использовать лишь там, где без нее невозможно. Принцип истинного мага. Правда, в возрасте от тринадцати до шестнадцати Катэль отчаянно протестовал и делал с помощью магии все, для чего требовалось хотя бы встать с кровати, но со временем он повзрослел и понял мудрость отца. Магия — это, увы, не решение всех проблем.

Хотя порой хотелось верить в это так же искренне, как в юности. И уж очень часто мечталось, чтобы так и было на самом деле.

Катэль принес чайник с ароматным чаем в кабинет и поставил на стол. Тамхас мельком взглянул на него, развязывая бечевку, которая скрепляла очередную годовую подшивку «Столичного вестника». Катэль взглянул на верхний номер — лист размером с разворот книги, покрытый печатным текстом с обеих сторон. 217 год. Совсем свежая.

Вытянув бечевку и отложив ее на край стола, Тамхас зашуршал газетными листами.

— Главная новость зимы 217 года: столичная коллегия высоких искусств передана церковному округу Гела... А что еще... осенью, хм, в очередной раз подняли налоги, — озвучивал он, проворно перебирая листки-номера и ничему не удивляясь.

— Постой. А к чему это? — спросил Катэль, хмуря брови. — Прости, я что-то утратил нить наших рассуждений... Может, начнем еще раз с самого начала?

Тамхас остановился, открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал. Тогда он вздохнул, положил очередной лист обратно и убрал подшивку в сторону.

— Да, ты прав. Мы немного запутались, перебирая все эти пыльные кучи. Давай еще раз пройдемся по нашей истории с начала. Вернемся на двадцать лет назад. Сейчас возьму все, что нужно...

Тамхас привстал с кресла и потянулся за сложенными в отдельную кипу газетами, тихо кряхтя от натуги. У Катэля от этой гадкой мелочи стало пасмурно на душе, будто только сейчас он заметил, как внезапно и сильно постарел отец за время его отсутствия. Тамхас был молод и почти бессмертен всю его жизнь. И тем сложнее оказалось для Катэля принять эту перемену в месте, где долгие года вещи оставались — и многие до сих пор остались — неизменными. Тем сложнее принять это, когда дом Тамхаса — единственное надежное убежище против всего, что поджидает Катэля за пределами этих стен, в изменчивом и враждебном мире.

— Тебе помочь?

— Не надо, я сам.

Тамхас положил перед собой перевернутую стопку газет, которые ранее отобрал из разных подшивок, уселся поудобнее и стал поднимать сверху по одной.

— Итак, сначала. 198 год от провозглашения Веркинджеса. Весна. Семнадцатое ди-эррах. Весь газетный лист полностью посвящен последнему событию: гибели законного короля и королевы от рук неизвестных.

— Погоди! — стряхнув неприятные раздумья, спохватился Катэль.

Он налил чая себе и отцу, взял бумагу, книгу, чтобы положить на колени, и, удобно устроившись в кресле напротив, провел вверху первого листа горизонтальную линию. Чернила легли ровно, без капель и брызг. Хорошее перо.

— Я запишу все снова, вдруг поможет, а ты вспомнишь еще что-нибудь важное. Давай теперь сначала.

— Пиши: семнадцатое, пятого месяца, сто девяносто восьмого года. Все заметки в номере довольно бессвязные, никаких зацепок, — продиктовал Тамхас. — Есть? Хорошо. Следующий номер — двадцать четвертое того же ди-эррах. Заголовок такой: «Придворный маг совершил двойное убийство и сбежал: свидетельства выживших».

Катэль громко фыркнул, но тщательно записал заголовок к себе, сильно вжимая перо в бумагу.

— Королевич свидетельствовал?

— Разумеется. Хотя, как авторы, указаны оба Веркинджеторика, но я знаком с манерой разговора Мирри. Она бы так не выражалась, — отозвался Тамхас, проглядывая статью. — Нравился ты ей. И она однажды написала мне, что знает всю правду, но никогда подробнее не рассказывала... Пометь: изыскать способ в ближайшие дни связаться с Мирри.

— Ясно. Пометил. А про тебя там есть?

— Да. Есть кусочек интервью со мной. Меня тогда снова спрашивали, где я был в ту злополучную ночь. И хоть раз все записали верно. А то любят они исказить... эх, — он махнул рукой, ни к кому конкретно не обращаясь. — Ладно уж. Сойдет и то, что есть.

— Ты же был на переговорах в столице Милестианского союза на той неделе, я правильно помню?

— Да, — Тамхас удивленно глянул на него. Вдруг он усмехнулся и приподнял подбородок. — Точно. Для тебя ведь все было как вчера. А я и не понял сразу, откуда ты это помнишь. Мне уже и не верится... что тебя не было так давно.

— Мне тоже не верится, — согласился Катэль. — Будто ничего и не было.

На самом деле, смутное ощущение пустоты, провала где-то внутри не оставляло его ни на миг, но здесь, дома, с отцом, о выпавших ему приключениях действительно как-то не вспоминалось. Здесь было надежно. Пока что.

— О, а внизу предупреждение: «Из дворцового музея истории были похищены виолитовый клинок и медная шкатулка, — отметил Тамхас, указывая на заметку пальцем. — Стража будет посещать дома и задавать жителям вопросы касательно пропажи. Просим оказать все возможное содействие». Помню, было такое. Точно.

— Медная шкатулка? — переспросил Катэль и, осененный внезапной мыслью, подался вперед. — Должно быть, это та самая, которую на днях нашли Иса. Конечно, я же видел ее в музее!

Тамхас кивнул, выдвинул ящик стола и достал оттуда небольшой желтый прямоугольник бумаги.

— Да, та самая. Сейчас она лежит у нас в архиве. Но, ты помнишь, Иса принесли еще и документы? Вот, смотри, это записка для участника того... события, для Кая. Она датирована двадцать первым ди-эррах 198 года. Некий Сёрен в ней требует от Кая кинжал и шкатулку. Уверен, это те самые. Возможно, этот Сёрен их и взял. Мелинда говорила, что знает одного такого, пометь, надо разузнать... Точнее, ему был нужен клинок, которым может сражаться лишь проводник. Он хотел забрать кинжал, чтобы вернуть его на место, а может, подбросить его кому-нибудь, пусть даже и мне, но не успел. Зато избавился от свидетеля. Как и от всех остальных, кто не успел сбежать. Так он заметал следы, чтобы король... новый король мог спокойно гнуть свою линию и продолжать нападать на тебя и всех нас.

Катэль кивнул, подумав о свидетелях-участниках нападения на дворец. Их поисками занялись Мелинда и Эмилиан. Найдут ли они хоть кого-то оставшегося в живых? Это сильно облегчило бы задачу им всем.

— Кажется, королю потеря кинжала сыграла только на руку. Прекрасный же повод для обысков... Коронация ведь прошла первого тре-эррах?

— Да. В тот день тоже вышла газета, — Тамхас достал третий лист и разгладил заломленные края. — Статья на первой полосе снова о тебе — по указу короля твой дом разрушили и тебя объявили в розыск, чтобы предать правосудию. Я пытался что-то сделать, но что значат связи, когда сам король против тебя? Поэтому мне тоже досталось: я лишился титула государственного советника и доступа во дворец и в Совет. Затем всему народу приказали явиться в столичные храмы в течение месяца и добровольно сдать под расписку все имеющиеся виолиты. Не только проводникам, но и всем ученым, исследователям, механикам. Якобы для учета.

Катэль опять фыркнул, положил перо и потер руку: заныл палец с уже зажившей ссадиной. Он все еще помнил тяжесть перстня с виолитом, некогда грубо сорванного с этого пальца, и до сих пор не получил равноценной по тяжести замены.

— И что, многие сдавали?

Тамхас развел руками.

— Кто-то поверил и пришел добровольно: сдал камни, прошел проверку ауры. Но в первый же день правления новый король издал несколько указов. Они дали церкви большие полномочия, касающиеся нас. Я изучал древнюю историю и могу с уверенностью сказать: это были практически полные копии приказов, сохранившихся со времен Первого Похода.

— Хм... кажется, припоминаю что-то про Первый. Я тоже учил историю.

— Тогда ты напомни.

Катэль сосредоточился.

— Во времена после Первого Похода люди долго не могли оправиться от разрушений и смертей. Но они нашли, на кого излить свой гнев. Раз уж многие проводники под гипнозом шли за вассалами, народ обвинил их в пришествии Похода и отнял практически все. Свободы, права... Жизни, и те оказались в опасности. Проводники стали таиться, как только могли. И такой враждебный настрой продлился вплоть до Второго Похода. Зато после него первый король Веркинджеса, тогда совсем молодого государства, отменил большинство древних законов и потеснил церковь. И все благодаря его юному союзнику из магов-проводников, который помог королю Тису спасти мир и объединить земли.

— В целом, да. Благодаря мне, — кивнул Тамхас, слегка улыбаясь, но улыбка исчезла, когда он продолжил: — и мне особенно больно смотреть на то, как в мою страну возвращается давно забытое мракобесие.

Тамхас поднял следующую газету, но не стал читать ее. Он смотрел сквозь бумагу.

— Дальше я услышал про клеймения, про казни наших братьев, у которых обнаруживали несданные виолиты. Про тот взрыв в церкви. Это зашло слишком далеко. Я надеялся, что Бринэинн остановится на тебе, но он ощутил всю свою власть и решил отыграться на всех, кто хоть немного на тебя похож. Извини, но ты понимаешь, о чем я... Тогда я собрался и отправился в Совет.

— Как? Тебя же сняли с должности?

— Поверь, это мне не помешало бы. К тому же, у меня есть один древний документ. Однажды на праздновании столетия от дня воцарения Веркинджеториков король подарил мне письменное право выступать перед Советом и от его имени при любых обстоятельствах, когда я сочту необходимым. Даже если меня исключат из Совета.

Тамхас поморгал, а затем посмотрел прямо в газету. Кивнул.

— Вот в этом номере рассказано о моих выступлениях. Человек-легенда, пишут они, заступается за своих перед лицом государства. Посмотри, тут есть гравюра, — Тамхас передал газету Катэлю. Наверху, прямо под названием, был отпечатан смазанный черно-белый рисунок: человек со вскинутыми руками, стоящий на площади перед внимающей ему толпой. За его спиной угадывалась одна из башен дворца.

Катэль попытался представить, как это было. Он даже потрогал копию гравюры в надежде, что автор запер в ней отпечаток своего воспоминания, но тщетно: сделавший рисунок не был магом. Несмотря на это, Катэлю все равно казалось, что он слышит отголоски вдохновенной, пламенной речи отца и тихий испуганный шум голосов собравшихся, летящий над людским морем, будто мертвая зыбь.

— И что ты говорил? Это помогло? — спросил Катэль, отводя взгляд от гравюры.

— Я говорил много и о разном. Напоминал об истории. Рассказывал людям о Походах, как о невыдуманных, реальных событиях. Люди приезжали даже из других городов, чтобы послушать меня. И кое-что я смог сделать. Я добился того, что король испугался волнений и пригласил меня во дворец, поговорить наедине. В газетах этого нет и не могло быть, так что помечай себе... Там он предложил мне сделку: я ухожу в тень, а он забывает о моем существовании и прекращает поощрять церковные безумства. Якобы он уже получил то, чего хотел... Мне пришлось согласиться.

Пока Катэль записывал, Тамхас пролистал еще пару газет, продолжая рассказывать.

— Да только это мало помогло, на самом деле. Да, церковь перешла с клеймения на татуировки; мне сделали такую и отпустили на все четыре стороны. Они отменили и публичные казни. Но проповедники без устали читали на каждой службе главы из Книги Неба, касающиеся проводников и Виеллерели. Они разжигали враждебность в сердцах людей и указывали им на законы короля, которые тот и не думал отменять. Запрет на магию кристаллов, двойные налоги, постоянные проверки... мол, мы заслужили даже большего за то, что убили любимых правителей народа. И церковники крайне быстро добились своего.

Как раз, когда Катэль поднял голову, его отец достал из стопки самую затертую газету.

— На Свадьбе Солнца в 198 году в Исе собралось очень много проводников, уже отмеченных знаками, так или иначе. Иса... Единственный город в королевстве без церквей, без преследований... добросердечный господин провинции, всегда готовый оказать помощь проводникам... когда начались гонения, большинство переехало именно туда. Фанатики церкви об этом прекрасно знали.

— Они напали на проводников посреди праздника? — вспомнил Катэль содержание этого номера. Затертая, измятая газета и в первый раз, когда они только начали разбирать подшивки, привлекла его особое внимание. Тамхас крайне редко зачитывал газеты до такой степени. Значит, тогда случилось что-то исключительно важное.

— Вышло, что так. Но на самом деле они пытались напасть на графа Эйдана и его детей, когда те выступали перед жителями, сразу после заката. Они хотели убить их, как проводники убили короля и королеву.

Тамхас заглянул в статью и задумался, вспоминая детали.

— Трое вооруженных фанатиков успели поразить двоих проводников и ранить шестерых, прежде чем их схватили и отправили в тюрьму. Наутро их под конвоем вернули в столицу, где они долго кричали о том, что натворили, и что раскаиваются в содеянном. Из-за этого их признали безумными и вместо тюрьмы, как настаивал я, поместили в лечебницу для душевнобольных. В течение месяца или двух все трое там и умерли, один за другим.

Катэль вздрогнул от глухого голоса отца и отхлебнул пару глотков горячего чая. По телу прокатилась волна мурашек. Ему стало немного теплее.

— Что произошло с ними ночью?

— Эмилиан, — спокойно ответил Тамхас. — В тот раз граф Эйдан впервые позволил Эмилиану испытать свой талант к телепатии на неподготовленных людях. Потом я говорил с ним об этом. Эмилиан был подавлен, потому что уже знал, чем все кончилось для тех людей. Он сказал мне, что нарушил правила и больше не собирается этого делать... разве что, в безвыходной ситуации. Думаю, он до сих пор держит свое слово. Можешь расспросить его сам, но вряд ли он захочет об этом вспоминать.

Катэль кивнул. Когда они виделись в последний раз до скачка во времени, Эмилиан неплохо управлялся с потоками волшебной энергии, но едва-едва осознавал границы своих телепатических возможностей. Вряд ли он действительно собирался сломать этих людей. Это вышло случайно. Но легче ли от этого Эмилиану? Едва ли.

— Хорошо. А что случилось дальше?

— Народ встревожился. Снова посыпались обвинения в адрес проводников. И тогда Эйдан направил королю открытое письмо. Он заявил, что его подданные совершили великое кощунство в самый светлый день года, и Богиня-Мать покарала их за это. А значит, раз Богиня считает проводников такими же людьми, не сделать ли так же и всем остальным?

— Так и написал? Это звучит резко.

— Да, резко, но граф знал, что делает. Король понял его, народ — тоже. С тех пор в Исе, да и в других провинциях, больше не случалось инцидентов, подобных этому. Да и в целом стало спокойнее. А вскоре, в праздник жатвы, состоялась свадьба королевны Мирри и герцога Гела. «Страна счастлива впервые со дня прощания со старыми правителями», — так говорили в газетах и на улицах. Кризис миновал, и эта свадьба стала символом перемен.

Катэль нарисовал рядом с последней записью сердечко и тихонько вздохнул. Мирри ему немного нравилась, но реальных шансов на отношения с королевной у проводника никогда не было. Ладно уж...

— С этим примерно понятно. Давай двигаться дальше, — попросил он.

Тамхас осторожно отложил затертую газету к уже просмотренным и, точно игральные карты, перетасовал оставшиеся. У него в руках осталось примерно столько же номеров, сколько он уже просмотрел и озвучил.

— А дальше король начал сталкиваться с проблемами, ведь меня не было рядом, и я не помогал ему. Он остался один... как я тогда считал. В 199 году Бринэинн женился на девушке из побочной линии южной королевской семьи Милестианского союза. А уже в 202 — развелся с ней. У Мирри тогда как раз родилась Лиенна, а у Бринэинна с супругой ничего не выходило. Он сильно рассердился и вернул ее обратно, но милестианский двор это не оценил, так что Милестия тотчас расторгла с нами договор о льготных ценах на импорт. Сразу же подорожали в два раза точильные камни, сухофрукты, орехи, шелк, хлопок, клише для печатных станков и медная проволока. И это далеко не весь список.

Тамхас поднял глаза от статьи. Катэль заметил его мимолетную улыбку, полную самодовольства.

— Меня не было во дворце в ночь нападения, потому что король отправил меня заключать именно этот договор. Больше никто, даже сам господин посол, не мог договориться с тогдашним королем Милестианского союза. А я смог. Бринэинн упустил это из виду и совершил большую ошибку. Он прогневал своих партнеров.

Катэль хмыкнул.

— Забавно. Но, все-таки, это же мелочи. Не сказал бы, что это война. Помню, когда мы перебирали подшивки, было что-то посерьезнее.

— Да, чуть погодя была и война. Практически, — кивнул Тамхас. — В 203 году выросли налоги для всех сословий на десять процентов. Затем, спустя год, — еще на десять. Зачем? Когда попытки помириться с Милестией не увенчались успехом, король решил усилить армию, чтобы припугнуть их своей мощью, и слишком увлекся. Поднял налоги, потребовал увеличить воинскую повинность среди крестьян чуть ли не в два раза. Простым людям жить стало невозможно. Вскоре феодалы начали жаловаться ему на участившиеся бунты в деревнях. Еще немного — и дошло бы до восстаний. Да и на границе стало тревожно.

— И что сделал король?

— Он внезапно отменил несколько приказов и поехал сам, лично, в южную провинцию Милестии. После этого стало немного спокойнее и в нашей стране, и со стороны восточных соседей. Тогда я и заподозрил, что у Бринэинна появился некий советник... или советчик. Если бы не он, страны обязательно столкнулись бы в открытом конфликте. И из-за кого? Из-за единственной женщины, которая наверняка и понятия не имела о таких последствиях внешне выгодного брака.

— Может, это и был Сёрен? — спросил Катэль.

— Не знаю. Может быть. Пометь. Представляешь, я до сих пор не знаю Сёрена в лицо. Никогда его ни в чем не подозревал, даже в голову не приходили такие мысли, — усмехнулся Тамхас. — Может, это его я часто и видел входящим во дворец в любое время суток. В 199 году его как раз официально перевели из окружной церкви в дворцовый храм. А я не хожу в храмы.

— Но не слишком ли много для служителя церкви? — продолжил рассуждать вслух Катэль. — Организовать убийц, избавиться от них, потом втереться в доверие к королю...

Тамхас вдруг поднял раскрытую ладонь. Катэль смолк.

— Стоп. Что ты сейчас сказал? Организовать убийц? Как я сам об этом не подумал?

Он пощелкал пальцами, часто моргая. Катэль с непониманием посмотрел на его худые вскинутые костяшки.

— Что?

Тамхас тряхнул головой, наклонился вперед и понизил голос:

— Бринэинн был знаком с Сёреном задолго до смены власти. Они очень давно связаны. Они вместе придумали, как избавиться от прежних правителей, и все организовали. Это король отдал ему клинок и шкатулку. Сам, своими руками. Вот единственное объяснение произошедшему! Тогда все встает на свои места.

Катэль нахмурился. Перед ним промелькнуло нечто похожее на торжество, оно почти ослепило — и тотчас исчезло. Разум его прогнал.

— А мы можем это доказать? — спросил он, подавив вздох.

— Пока нет. Только... а надо ли нам это, Катэль? Ведь тогда Бринэинн сможет обелить себя. Мол, его задавил своей волей старший по возрасту. Так он говорил, когда снимал меня с должности советника.

«Надо ли нам это?» В душе Катэля снова поднялась горячая волна гнева и протеста.

— А если мы найдем неопровержимые доказательства тому, что это Бринэинн вынудил Сёрена подчиняться ему во всех его коварных замыслах? Тогда получится?

— Пойми: чтобы предъявить такие подробные обвинения, нужно много доказательств... Недостаточно лишь газет да наших воспоминаний и догадок. Но, быть может, Эмилиану уже удалось найти что-то по этому вопросу. Или Мелинде, или Луне... Мы ведь не одни. Да... не одни.

Тамхас медленно кивнул. Катэль поспешно записал настигшее их озарение, чтобы не забыть. Рядом с ним опять зашелестели газеты.

— Вернемся к этому позже. А сейчас — идем дальше. Вот, в середине 207 года сообщество изобретателей вышло на центральную площадь в знак протеста. Законы, ограничившие наши свободы, задели всех, кто использует виолиты как источник энергии для механизмов или как предмет исследований. Все документы по виолиту, кроме государственных закупок, стали идти через церковь. За месяц до протеста вновь усложнился порядок выдачи разрешений и покупки виолитов. Кажется, срок действия разрешения сократили до трех месяцев... — Тамхас заглянул в газету, пробежал глазами текст и кивнул, — да, именно. И добавили еще пару необходимых справок, и подняли пошлины для получения разрешения.

— Но зачем они это сделали? Ведь... двести седьмой год... хм, девять лет уже прошло.

— Думаю, церковники, уже начав, просто не могли остановиться. Но в 207 году пришел предел всеобщему терпению. Ученые и волшебники стали забрасывать приемные чиновников письмами — никакой реакции. Тогда они собрались и вышли на площадь, чтобы обратить внимание на себя, напомнить, что без исследований виолита мир застынет на месте, — и опять их никто не услышал. Тогда они остановили все часы в столице.

Катэль не сразу понял, что в этом такого, но, стоило ему представить мир без времени, такой же, как мир, в котором он недавно блуждал почти без надежды, — и все встало на свои места. Пытливые умы королевства точно знали, как заставить всех обратить на себя внимание.

— Они заставили мир застыть, — сказал Катэль.

— В некотором роде.

— Это помогло?

— А как считаешь ты? Помогло бы?

Катэль сосредоточился и попытался развить в воображении первый образ, связанный с молчащими часами. Вскоре образ разросся, впустил в себя людей, ситуации, — и Катэль смог описать то, что увидел:

— Думаю, что жители города испугались, когда бой часов перестал будить их, оповещать о начале работы или о вечерней службе. Это вызвало у них... тревогу и дезориентацию. А ученые не могли больше работать, а значит, они могли ждать людей около каждой из часовых башен и объяснять им, почему часы остановились. Думаю, некоторые люди раздражались, ведь их это не касалось, но некоторые оставались и поддерживали ученых.

— Прекрасно, Катэль. Тебя там точно не было? — усмехнулся Тамхас. — Ровно так все и произошло. Я стоял на одной из часовых башен, а потом внизу, на площади, со своими знакомыми. Правда, мне пришлось озаботиться маскировкой. Проводникам ведь запрещено заниматься наукой с виолитами... Но все прошло отлично. Церковь была вынуждена отменить новые справки и вернуть прежний срок действия разрешений — один год.

Мастер-волшебник вздохнул.

— Хочешь сделать человека счастливым — отними у него последнее, а затем верни. Так и вышло. Мои друзья забыли обо всех ограничениях, которые церковь воздвигала почти десять лет. Они были счастливы, что их услышали хотя бы однажды.

Тамхас положил оставшиеся пару газет на колени и взял со стола чай. Отпивая из чашки, свободной рукой он разгладил загнутый бумажный уголок.

— Дальше все шло относительно неплохо... в особенности, для церкви. Но настал 217 год. За почти двадцать лет процветания церковные округа открыли много новых храмов и школ, забрали под свою опеку большинство лечебниц и открыли новые ятрейи, а значит, им понадобилось намного больше денег. Поэтому осенью, в начале жатвы, возрос церковный налог, составив в итоге почти пятнадцать процентов. Народу это не понравилось. В середине ун-фовар по столице страны и провинций прокатилась волна вандализма. Неизвестные по ночам пачкали статуи богов, выбивали в храмах стекла. Подкарауливали и пугали возвращавшихся поздно со службы жрецов.

— Нашли тех, кто это делал?

— Да. Это были подростки. Пятнадцать человек в возрасте от четырнадцати до семнадцати лет, все как один из бедных семей, по которым особенно сильно ударило поднятие пошлин. Половина из них на допросах оказалась проводниками. Настоящими. Это подтвердили анализы ауры. Тогда-то церковь и взялась за проверки не только взрослых, но и детей...

— Наша кровь никогда не готова сдаться, — восхищенно выдохнул Катэль. При этом его посетило легкое злорадство по отношению к церкви. — И это при том, что все они родились и выросли в мире, где их мало кто считает за людей. Ты говорил с ними?

— Для этого пока рано. Но они все еще живы, если ты хотел это узнать. Сейчас они в тюрьме. Я затягиваю судебный процесс, как только могу. Хоть что-то все еще могу...

— Ты можешь очень многое, отец.

Тамхас довольно хмыкнул, хотя лицо его оставалось печальным.

— Долгое время я сражался с королем и церковью один. Но больше так не будет. Так что я добавлю к нашему списку еще одну дату: четвертое ун-саура, двести восемнадцатого года. День, когда ты вернулся к нам. Ты — наше главное доказательство. И ты — самая важная часть всего произошедшего и всего, что еще только должно произойти. Я это знаю. Просто знаю, и все.

Катэль записал, стараясь не улыбаться, но уголки его губ непроизвольно стремились расползтись в стороны. Тамхас положил последнюю газету на новую стопку и хлопнул по ней ладонью, как будто поставил точку.

— Вот теперь мы закончили. Это все, что я смог достать для нас из официальных источников. Ну, что ты думаешь? Что мы можем с этим сделать?

— Думаю, мы могли бы привлечь на нашу сторону всех, кого коснулись запреты на виолит. Возможно, и многих из тех, кому не нравится порядок церкви... Погоди, ведь это все нужно для смены власти? — вдруг осенило Катэля.

Тамхас посмотрел на него и поднес ко рту свою чашку. Катэлю показалось, что за чашкой его отец спрятал улыбку. Тут же он чуть не рассмеялся и мысленно упрекнул себя в чудовищной несообразительности.

— Ну конечно. Конечно! Так, а кого ты предлагаешь взамен? Мирри? Лиенну? Или даже себя? — стараясь говорить как можно мягче, перебрал варианты Катэль.

Тамхас все-таки издал смешок. Катэлю стало неловко.

— Себя? Да, одно время я думал над этим, — поделился мастер Найрун, ставя чашку на блюдце. — Но недолго. Королевна Мирри подходит для трона немного больше. А дело вот в чем: правление Бринэинна не нравится многим. Если мы не найдем надежных доказательств тому, что Бринэинн совершил преступления против страны и собственного рода, то просто соберем всю возможную помощь и пойдем старым добрым путем силы, чтобы вернуть моей стране былое величие. Твое поколение нас поддержит. А у меня есть военный опыт и кое-какая сторонняя поддержка, — жестко усмехнулся старый герой.

— Ты его не любишь, — констатировал Катэль. Насколько он знал историю, Тамхас благоволил всем и каждому из рода Веркинджеторик... кроме Бринэинна. Чем же тот заслужил особое отношение? Только ли тем, что сделал с ним, с Катэлем?

— Не люблю не меньше, чем ты. У меня было полно времени, чтобы понять почему. Я озвучил тебе лишь малую часть причин этому.

Вдруг Катэлю показалось: где-то за дверью что-то упало. Он вскинул голову и прислушался.

— Т-ш-ш. Погоди! — вполголоса сказал он, прижав палец к губам.

— Что? — переспросил Тамхас.

— Я что-то слышал.

Звук повторился опять.

Теперь прислушался и Тамхас. Они переглянулись, сосредоточенно сощурившись. Катэль отчего-то решил, что их подслушивают; ему подумалось, что за дверью скрывается не особо-то тихий шпион короля.

— Я сейчас вернусь, — пообещал Катэль, нашарив на границе сознания связь с виолитом, а в памяти — мысленный образ обездвиживающего заклятия. Он тихо-тихо встал, подкрался к двери, приоткрыл ее и вышел.

Ему не пришлось долго искать: сразу за поворотом коридора с ним едва не столкнулась Мелинда, та девушка из церкви. Катэль выдохнул, но облегчение ушло, как только он рассмотрел хорошенько ее лицо и одежду.

Мелинда выглядела скверно. Катэлю показалось, что шум, который он недавно слышал, раздавался от ее падений: роба послушницы была вся в грязи и паутине, один рукав рассечен от плеча до локтя чем-то острым. Глаза болезненно блестели над потемневшими скулами. На щеках и подбородке запеклось несколько тонких красных царапин.

— Привет. Что-то случилось? — подал голос Катэль.

Мелинда молча оттолкнула его и, шатаясь, пустилась бежать по коридору. Катэль бросился за ней, думая, что она, должно быть, сбежала с собственной казни.

Они одновременно влетели в кабинет Тамхаса, столкнувшись на входе. Катэль отступил вбок и потер ушибленное плечо.

— Мелинда? Это еще что? — строго спросил Тамхас.

Мелинда застыла от звука его голоса, а затем вдруг громко разрыдалась, сотрясаясь всем телом. Когда она прижала руки к раскрасневшемуся лицу, Катэль заметил, что на них нет браслетов. Зато на их месте оказались ожоги, по форме похожие на те медные оковы. Катэлю стало не по себе, и подозрение, что церковь пыталась казнить Мелинду, лишь окрепло в его сознании.

— Мелинда! — тем временем окликнул ее Тамхас еще раз.

Девушка вскинулась в ответ на голос, разомкнула трясущиеся губы, но из ее горла вырвался лишь очередной всхлип. Она замотала головой, показывая, что не в силах говорить, и попыталась сесть на пол там, где стояла. Катэль вовремя схватил ее за локоть и довел до своего кресла, помог сесть. Тамхас кивнул ему, благодаря вместо Мелинды, и пристально вгляделся в лицо церковницы, как будто пытался прочесть ее мысли.

— Я принесу воды, — сообразил Катэль и умчался на кухню.

Когда он вернулся в кабинет, Мелинда все еще плакала, спрятав лицо в ладонях. Тамхас уже не сидел за столом, а стоял рядом с ней и медленно вел по воздуху вдоль ее тела раскрытой ладонью.

— Мелинда, — позвал Катэль и отдал ей стакан с водой.

Отхлебнув воды, Мелинда выдохнула, до белизны сжала губы и утерла слезы рукавом, размазав по щеке клочья пыли. Стакан звякнул и задрожал, когда девушка нетвердой рукой поставила его на столешницу.

— Поход... — промолвила она и шумно вздохнула; протянула руки за стаканом, схватила его и отпила еще, чтобы затопить очередной всхлип. Выдохнула со слабым стоном. — Это Поход, — повторила Мелинда.

На несколько секунд стало тихо, и на очередном вдохе Катэлю показалось, что во время этой паузы он не дышал вовсе.

— Что? Поход? — переспросил он.

Не то чтобы Катэль сильно испугался, но... да, так поведение Мелинды стало понятным. А если она столкнулась с Походом и при этом сохранила и разум, и жизнь, то ей здорово повезло. И, похоже, она только что это поняла. Отсюда и слезы, и смятение. Отсюда и ее появление здесь, у отца Катэля.

— Да. Она уже говорила об этом, пока ты ходил на кухню, — подтвердил Тамхас.

— А еще что-то говорила?

— Нет, это все. Мелинда, тебе лучше? Можешь говорить?

— Я.. пытаюсь. Тяжело дышать... — Мелинда опять всхлипнула, но тише, чем раньше. — О Богиня милосердная... защити нас!

Тамхас нетерпеливо мотнул головой.

— Их было семеро?

Церковница вскинула голову. Катэль увидел, как удивленно расширились ее заплаканные глаза.

— Да... да. Откуда вы знаете?

— Встречался когда-то. Но тогда их было восемь, а на твоей ауре осталось только семь следов.

— Каких следов? — голос Мелинды упал, и она лихорадочно принялась осматривать свои руки.

Тамхас опустил руку ей на плечо и промолвил, глядя на Катэля:

— Следов их испарений. Они остаются после встречи с Походом. Это не опасно, не бойся, вскоре они бесследно исчезнут. Катэль, объяснишь ей?

Катэль кивнул и повел плечами, собираясь с мыслями. Он никогда не отказывался доказать, что помнит все, чему отец его научил, и в душе искренне радовался, когда в ответ отец смотрел на него с надеждой, удовлетворением и гордостью.

— Постараюсь. Проводники, как и виолиты, постоянно источают испарения. Но в нас энергия виолита не такая сильная, она постепенно превращается в нашу собственную жизненную силу, поэтому наши испарения неощутимы для окружающих. А вот вассалы Виеллерели... они, как бы сказать... поросли виолитом. Из-за этого они источают намного больше испарений, чем любой проводник или даже кристалл, и поэтому их следы можно найти везде, где прошел Поход. Особенно — на ауре тех, кто был с ними рядом. А если заполнить свою ауру энергией до предела, чтобы она на время перестала впитывать испарения, то можно ощутить в окружающем пространстве любые следы виолита. Особенно такие четкие. Это и сделал Тамхас. Твоя аура скоро впитает эти следы, и от них ничего не останется. Вот и все.

— Понятно, — почти спокойно выдохнула Мелинда. — Я и не знала, что так можно.

— Об этом почти никто не знает, — возразил Тамхас и убрал руки. — Мне не нужно, чтобы этим пользовались наши враги.

— Я никому не скажу.

— Так их семеро, — протянул Катэль. — Так, значит, тогда ты все-таки уничтожил одного?

— Да. Только... не могу вспомнить, как именно... — Тамхас сощурился и стиснул ногтями переносицу. — Но я постараюсь вспомнить.

— Ох... Их было лишь семеро, а они уничтожили всех Рыцарей Солнца в храме Рассвета... они ведь вышли из озера. Прямо из озера, понимаете? Из священных вод! Они!

Мелинда глубоко вдохнула, но Тамхас не позволил ей закричать, снова положив руку на плечо.

— Я знаю. Тише. Только они выходят не из вод озера, а из зеркальной глади. Никто из них не касался вашей священной воды.

— Они убили их всех, — шепотом повторила девушка и крепко зажмурилась. — А я сбежала.

Она вновь поднесла стакан к губам и осушила его залпом — так, точно в нем была не вода, а алкоголь.

— Ты спаслась, — исправил Катэль, забирая у нее пустой стакан. — И, думаю, не ты одна. Не бойся. Все будет хорошо.

Но как только он поднял голову, то встретил проникновенный, невеселый взгляд отца — и сразу усомнился в своем оптимизме.

— Мы должны сообщить остальным о том, что начался Поход, — ровным голосом сказал Тамхас. — Сперва сходим к Иса. Катэль, она не в состоянии телепортировать. Помоги ей.

— Хорошо. Мелинда, тебе не сложно будет меня обнять, чтобы мы смогли переместиться вместе?

Катэль взял ее за руку, потянул, помогая встать, — и Мелинда вдруг ойкнула. Выдернув ладонь, она, шипя, интенсивно затрясла кистью в воздухе.

Катэлю стало неловко. Похоже, он потянул ее за руку слишком сильно и тем самым усугубил боль от ожогов.

— Ох, прости. Отец, ее руки!

Тамхас бросил на них двоих быстрый взгляд, выдвинул один из ящиков стола, достал оттуда какой-то темный флакончик и поставил его на столешницу.

— Извини, сейчас нет на это времени. Вот, возьми обезболивающее. Лечить будем потом.

— Спасибо.

Мелинда, откупорив пузырек, торопливо растирала легкую, полупрозрачную охлаждающую мазь по ожогам, пока Катэль расправлял над ссутулившейся девушкой складки плаща. А расправив, раскинул, позволив воздуху их наполнить, уловил краем глаза улыбку, когда холодный ветерок коснулся ее обожженных предплечий, опустил капюшон и обнял Мелинду за талию.

— Так нормально? — спросил он. — Я тебя не смущаю?

— Нет, нет, — замотала она головой, чудом не задев его нос своим затылком.

— Хорошо. Тогда приготовься.

Катэль ловко сомкнул края плаща, закрыл глаза и беззвучно забормотал древние слова заклинания. Поодиночке они никак не ощущались физически, но, сплетаясь в единое полотно, облегая тело плотно, как перчатка, чары мгновенного перемещения опаляли незащищенную кожу. Особенно сильно жгло пальцы и лицо. Поэтому Катэль, как и многие другие маги, для телепортации предпочитал кутаться в плащ.

С момента, когда с его губ слетело последнее слово, прошло не более двух секунд, но на перемещение этого хватило. Затем обжигающий кокон распался, и по коже щек прошел приятный холодок. Поток энергии, льющейся из виолита в тело мага, вновь превратился в тонкий ручей. Катэль открыл глаза и убрал руки с пояса Мелинды. Они стояли там, где и планировали оказаться: в прихожей замка Иса. Совместная телепортация прошла без затруднений.

— Где сейчас может быть Эмилиан? — деловито спросил Катэль у Тамхаса, материализовавшегося парой шагов правее.

Тот пожал плечами, оглядываясь по сторонам.

— У него всегда полно забот. Может, он у себя в кабинете, а может, где-то в городе. Для начала спросим у слуг.

Как только они вышли из прихожей, Тамхасу и в самом деле удалось поймать в коридоре одного из слуг. Сообщив господам, что его светлость находится дома, в замке, слуга поспешно объяснил, что ему нужно сделать еще десяток дел для кухни, и убежал. А затем на полпути к кабинету Эмилиана гостям повстречалась вездесущая Юстина.

— Его светлость сейчас занят. Он проводит время с гостьей. У вас что-нибудь важное? Я могу ему передать?

— Проводите нас к нему сейчас. Это важно. Он поймет, — попросил Тамхас.

— Ладно. Идемте.

Юстина отвела их к одному из залов на верхнем этаже замка, рядом с башней, а сама постучалась и вошла, оставив дверь приоткрытой.

— Ваша светлость, к вам гости.

— Отец, она вообще человек? — шепнул Катэль, пока они стояли у входа, за спиной бойкой служанки.

— Думаю, это не наше дело, — так же тихо ответил Тамхас. — А если она оберег рода Иса, то вдвойне не наше.

Катэль благодарно кивнул, пряча улыбку. Он кое-что слышал о духах-оберегах, которые защищают достойных потомков своего рода, и ответа Тамхаса ему хватило, чтобы сообразить, что к чему.

— Кто там пришел? — услышал он голос Эмилиана.

— Ваши друзья. Магистр, его сын и церковница.

— Спасибо, Юстина. Ступай. — Он повысил голос: — Входите!

Катэль, Тамхас и Мелинда последовали призыву и вошли в зал. Эмилиан был здесь не один, а с Лиенной; судя по раскрытым книгам, разложенным на столе, и сияющему виолиту в руках Лиенны, они занимались магией.

— Рад вас видеть, — молвил граф, взглянув на Катэля. Тут его взгляд сместился на Мелинду, и светлые брови приподнялись, выражая беспокойство: — Но, боюсь, наша радость не взаимна. Что случилось?

— Мелинда только что прибыла ко мне из храма Рассвета, — ответил Тамхас. — Она сказала, что сегодня начался Поход.

— Что?

Эмилиан быстро взглянул на заинтересованную Лиенну, затем — на стол, заваленный книгами.

— Здесь недостаточно места для всех. Поговорим в обеденном зале. Прошу прощения, что вынужден вас покинуть, Лиенна.

— Эмилиан, я пойду с вами! — громко возразила Лиенна. — Поход — это вопрос поистине государственной важности. Занятия могут подождать.

— Вы правы. Как вам будет угодно, — тотчас согласился Эмилиан. — Я не вправе вами руководить, королевна.

Лиенна на миг искривила губы, впрочем, тотчас вернув контроль над мимикой, и обняла себя за плечи, как будто замерзла.

— А что вы посоветовали бы мне, в таком случае? — вдруг решительно спросила она.

— Оставаться здесь и совершенствовать свое мастерство. Контроль над своим даром — это то, что вам стоит освоить в первую очередь. В этих книгах вы найдете все, что нужно. Их написали величайшие проводники Веркинджеса.

Катэлю стало тепло от этих слов. В немногие существующие книги по искусству кристаллической и зеркальной магии он тоже внес свой вклад. Куда меньший, чем его отец, например, — но внес, и осознание того, что его только что причислили к величайшим магам-проводникам, приятно согрело его самолюбие.

— Час-другой не сыграет решающей роли. Я пойду с вами, — недолго думая, твердо повторила Лиенна. Катэль заметил, что она порозовела: скорее всего, от волнения и трепета перед Походом. — И мы вместе вернемся к занятиям. Если вам не сложно, конечно.

Эмилиан кивнул.

— Раз так, спускайтесь в обеденный зал с Катэлем и мастером Тамхасом, а я зайду за Майей. Не хочу, чтобы... чтобы она осталась в стороне от этого дела.

И тут Катэлю стоило большого труда не рассмеяться в голос. Он хрюкнул и закашлялся в кулак. Эмилиан ответил ему молчаливым, но полным страдания и святого терпения взглядом. Да, они оба знали, как невыносима бывает сестрица Иса, если ее лишают любых, даже самых сомнительных развлечений и подробностей различных дел.

Они расстались у двери и встретились вновь в обеденном зале, где каждому нашлось место за длинным столом. Откуда-то прознав о внеплановом собрании — а может, сам Эмилиан и приказал им, — слуги в то же время принесли и расставили по столешнице кубки и кувшины с водой. Мелинда тотчас налила себе полный кубок и принялась пить, открыв обожженные руки для всеобщего обозрения. Все остальные сделали вид, что ничего не заметили.

— Привет, Катэль. Как дела? — шепнула Майя, садясь рядом.

Катэль поднес палец к губам.

— Т-ш-ш. Мы пришли по важному делу. Поговорим потом, ладно?

Майя мигом надула губы, но не успела высказать обиду: заговорил Тамхас.

— Мелинда, будь добра, расскажи все еще раз, сначала. Возможно, ты о чем-то забыла упомянуть. Что угодно может быть важно, чтобы мы могли предугадать, куда Поход направился дальше.

— Ух ты, Поход? Уже? — охнула Майя и подалась вперед. — Я внимательно слушаю!

Мелинда поперхнулась последним глотком, но совладала с собой. Стерев с губ капли воды, она положила руки на столешницу и стала постукивать пальцами одной руки по другой, едва ли замечая это.

— Ну... на самом деле, я почти ничего подробного не помню. Все смешалось. Кажется, что это было так давно... или приснилось мне... я уже почти обо всем забыла. Простите, — выдохнула она напоследок едва слышно. — Я пытаюсь вспомнить, но просто не могу. Не могу.

— Тогда отдохни и успокойся, — посоветовал Тамхас. — Возможно, позже что-то всплывет само. Попробуй просто начать сначала.

Мелинда прикусила губу и зажмурилась, сдерживая новые слезы, но не успела ничего ответить. В сиянии магии рядом с камином вдруг возникла Луна. Она выглядела странно довольной, а судя по тому, с каким предвкушением она окинула взглядом собравшихся, увиденное привело ее в истинный восторг.

— Всем прекрасного дня! Ну надо же, вы не одни, граф, все снова в сборе, какая щедрая на события неделя! Что за маятник ты раскачал своим приходом, Катэль?

Катэль вздрогнул от этих слов. Тогда-то он впервые подумал, что, возможно, своим возвращением он каким-то неведомым образом действительно запустил цепь событий, которая затронула и исказила судьбы многих людей, и почувствовал себя виноватым.

Горячая рука Майи, легшая на его пальцы, пришлась как никогда кстати и вернула его в реальность.

— Зачем явилась? — огрызнулась графиня, как обычно, не слишком заботясь о приличиях. — Я надеялась, что ты не вернешься до следующего собрания. Королевну и без тебя нашлось кому учить.

— Да так, пришла оповестить, что ваш любезный король на пути к Исе. Едет прямо сюда, в прекрасной богатой карете, и не один, а с толпой друзей. Через час-другой будет у вас. Ему нужна Лиенна. Я могу забрать ее к себе на несколько дней, чтобы вы не подвергались риску получить наказание, а то и погибнуть из-за нее, — коварно предложила Луна.

Похоже, она долго репетировала эту фразу, потому как выскочила та легко и очень ладно — и повисла в наступившей краткой тишине.

Что-то стукнуло и заскрипело. Повернувшись на звук, Катэль увидел, как Лиенна округлила глаза и метнулась назад, да так, что ее стул пошатнулся, опасно накренился, и, чтобы не упасть, ей пришлось вцепиться одной рукой в стол, а другой — в руку ближайшего соседа, Эмилиана.

Однако едва королевна поняла, что сделала, как тут же отпустила его и спрятала руки на коленях.

— Ох. Простите меня, — отдуваясь, извинилась она. — Я... я испугалась, что упаду.

— Ничего не бойтесь, — Эмилиан сам предложил ей руку, снова, — я вас удержу. И не беспокойтесь о словах Луны. Нам ничто не будет угрожать, если вы поможете мне укрыть вас от глаз короля.

Влюбленный, счастливый взгляд королевны был ему ответом. Катэль чуть было не улыбнулся сам. В Эмилиана было трудно не влюбиться с первого взгляда — за обходительность, за приятную внешность. Но стоило копнуть чуть глубже — и тогда следовало дважды подумать, надо ли с ним связываться. Его холодность, занудство, желание контролировать все и многое другое порой выматывали даже его близких, не говоря уж о простых знакомых. Однако не Катэлю советовать, как королевне быть, тем более, когда ее вот так прямо обвиняют невесть в чем...

Мысленно Катэль пожелал Лиенне удачи и повернулся к Луне. Она вела себя... так странно. Как будто... завидовала Лиенне?

— Напрасно мною брезгуете, королевна, — укоряющим тоном молвила наемница, — брезговали б лучше теми, кто заявляется к вам в таком виде.

Мелинда свела плечи и одернула расползшийся рукав.

— Это сделал Поход, — бросила она, глядя в сторону.

— О, уже? Надо же... Хоть увижу своими глазами.

— Надеюсь, увидишь, — пробормотала Мелинда и налила себе еще воды. — Так же, как и все остальные.

— Мертвы, конечно?

— Не твое дело.

— Значит, мертвы, — безжалостно повторила Луна.

Мелинда стукнула кубком, чуть ли не бросая его на стол, и закрыла лицо руками. Ее плечи задрожали.

— Не надо так резко, — вмешался Эмилиан. — Никто не заслуживает смерти.

— Кто бы говорил, ваша светлость, — фыркнула Луна. — Ничье прошлое не может быть забыто.

Эмилиан лишь вскинул подбородок, показывая, что продолжать эту тему он не намерен. Но прозвучало и без того слишком многое. Катэль мысленно повторил только что произошедший обмен колкостями и поморщился.

— Луна? Что с тобой стало? Ты так сильно изменилась.

Луна оскалилась: на улыбку ее гримаса никак не тянула.

— Со мной? Ничего. У меня все великолепно. Куда лучше, чем у всех вас!

— Все нормально. Луна, прошу, садись с нами. У нас как раз важный разговор, — попросил Тамхас.

— Мастер, я абсолютно не понимаю, что она делает среди нас. Это не нормально, а просто ужасно. Как можно так себя вести? Особенно теперь?

Тамхас искривил губы и бросил на Майю, сидящую как раз рядом с Катэлем, осуждающий взгляд.

— Майя, прекрати. Она член ордена и имеет право находиться вместе с нами.

— Да, Майя, прекрати! — усмехнулась Луна.

Она прямо-таки лучилась довольством. Стоя рядом с Тамхасом, Луна определенно ощущала себя в своей тарелке. Катэль нахмурился, пытаясь вспомнить, не рассказывал ли ему Тамхас когда-нибудь, почему наемница из Сестер Амаранта так вот просто взяла и оказалась в их компании. Тут явно содержится какой-то глубинный мотив, но какой? И чей? Шпионов Сестер в Веркинджесе достаточно и без сомнительного белокурого агента. Зачем же тогда Луна здесь?

— Я против, — вдруг подала голос Лиенна. — Я... она меня пугает. Если не сказать иначе.

— Я тоже против, — звонко кашлянув в ладони, сказала Мелинда и прерывисто вздохнула. — Она постоянно оскорбляет меня и мою веру. И... многое другое.

Катэль взглянул на девушек. Если Майя, пожалуй, как обычно, дурачилась, то церковница и королевна были вполне серьезны. Дело принимало опасный оборот.

— Скорее уйдет кто-то из вас, чем я, — звенящим от злости голосом сказала Луна и подбоченилась. — Если не верите, спросите у Тамхаса. Верно, мастер Тамхас?

— Тогда мы все уйдем, и у нас будет свой орден! — выкрикнула Майя и оглянулась на королевну. — Оставайся одна, раз не можешь быть нормальной!

Катэль, начиная нервничать, покосился туда-сюда. Удивительно вышло: все девушки оказались с одной стороны, а он, Тамхас и Луна расположились с другой. Так в итоге, кажется, и разделились. Только — зачем?

— Эмилиан, ты же с нами, правда? Она осмелилась тронуть даже тебя, что же будет дальше? — продолжила графиня.

Эмилиан встал и выпрямился во весь рост. Он был бледен, как обычно, но на высоких скулах вспыхнули пятна румянца. От вида этих пятен Катэлю стало по-настоящему не про себе.

— Достаточно! — громко отрезал граф Иса, опершись пальцами о столешницу. Он сделал паузу и обвел всех присутствующих долгим взглядом. Ясные голубые глаза потемнели, как темнеет сумрачное небо. — Я не желаю больше слушать это в своем доме. И я не намерен принимать чью-либо сторону. Все хороши!

— Вас так мало, а вы ссоритесь, — добавила Лиенна и покачала головой. — Это опасно.

— Невысказанный гнев еще опаснее, чем высказанный, королевна... Ну что же, в таком случае, нам стоит побыть немного порознь, чтобы не разрушить нечто куда более серьезное, что связывает нас, — подытожил Тамхас и поднялся со стула, — мне жаль. Луна, идем. Кто-нибудь еще идет с нами?

Катэль вздохнул. Он, возможно, потом сотню раз об этом пожалеет, но выбрать иначе не мог:

— Я с тобой, отец.

— Что?! — пискнула Майя и закашлялась.

— Извини, — это было всем, что он мог сказать.

— Ну и иди! Уходи, давай! Удачи Походу!

Майя схватила со стола кубок и бросила его в Катэля, но не попала: он уже стал прозрачным. Серебро влетело в стену и разочарованно звякнуло.

А Эмилиан остался стоять, глядя, как Луна, Тамхас и Катэль исчезают. Он был в гневе и не помнил, когда в последний раз так себя чувствовал.

— Нет, ну ты это слышал?

Эмилиан кивнул, задержав голову внизу, и сжал ногтями переносицу. Выдохнул. Ему стало легче.

— Слышал. Уймись, Майя, — «да, уймись сам, Иса, не смей терять контроль над собой», — подумал он и продолжил: — Тамхас прав, но ничего не изменится, пока мы все не поймем, как пришли к тому, что случилось сегодня. Не только Луна. Все.

— Вот зачем ты меня сюда позвал? — не обратив внимания на его слова, огорченно буркнула Майя.

Сдержав вздох, Эмилиан сделал вид, что ничего не услышал. Гнев, привычно оттесняемый прочь, на границу сознания, постепенно его отпускал; к тому же, он вспомнил, зачем Тамхас и Катэль явились сюда и от чего их оторвал визит Луны.

Эмилиан снова сел на стул и повернулся всем корпусом в сторону Мелинды.

— Мелинда. Прости, что так вышло. Сейчас ты в состоянии говорить?

— Я попробую. Вы ведь еще ничего не знаете, — вздохнула она и ненадолго замолчала. Затем заговорила снова: — Пришел Поход. Они вышли из нашего священного озера Солнца, сорвали с меня браслеты и обожгли мне руки. Затем они напали на храм Рассвета и уничтожили всех, кто не успел сбежать. Потом я ушла оттуда. Не знаю, что было дальше. Вот и все, в общем... больше я ничего не знаю. И мне страшно. Я боюсь возвращаться домой. Боюсь, что кого-то там недосчитаюсь...

Пока Мелинда говорила, Эмилиан осторожно прикоснулся к ее правой руке. На его пальцах остались следы мази. Принюхавшись и приглядевшись, по характерному мятному, холодному запаху он опознал обезболивающий эликсир.

— Это все? — спросил Эмилиан, когда стало тихо, при этом деловито осматривая ожоги. В основном, воспаленную кожу покрывали мелкие и средние пузыри, но кое-где они были заполнены кровью... если в ближайшее время не обратиться к целителю, то впоследствии на их местах останутся шрамы.

— Да. Простите.

— Тогда вам пора в город, — решительно распорядился он. — Мелинда, Лиенна, вам придется переодеться. Майя, иди с ними, покажи, где у нас лежит одежда, берите самое невзрачное и простое, что найдете. Сойдете за простых местных горожанок, легко затеряетесь в толпе. Затем выходите из замка и не спеша ведите Мелинду в лечебницу. Там тебе помогут лучше, чем сделаю я без всех необходимых инструментов и зелий.

— Не скромничай, — ухмыльнулась сестра. — Тебе впору их всех там учить.

— Это вряд ли, — возразил Эмилиан. Целителем-любителем он себя считал, это верно, но мастером исцеления — никогда. — Кстати, тебе стоит идти в стороне. Ты в любом случае привлечешь внимание ищеек короля. Тогда лучше запутай их. А потом вы встретитесь, если будет необходимо. Только осторожно.

— Хм. Да, ладно, это имеет смысл, — наморщив носик, признала Майя. — Долго нам так ходить? Хотя знаю: как только все парни с королевскими нашивками на плащах уберутся восвояси.

— Точно. Да откуда только ты таких речей нахваталась? — покачал головой граф.

— Знаю места, — осклабилась Майя, развернулась на каблуках и зашагала к выходу. — Все сделаю, не беспокойся. Чего сидим, красивые мои? Идем, сменим наряды, пока еще есть время выбирать, что надеть.

Эмилиан намеренно не оборачивался, пока они уходили, слушая перестук разных каблуков, пытаясь угадать, кому из девушек какой принадлежит. Затем хлопнула дверь, и он остался в обеденном зале один, в тишине. Эмилиан неспешно огляделся по сторонам. Угли в камине ало беззвучно тлели, невидимый ветер поглаживал краешек тяжелых штор. Здесь было холодно и спокойно. Так, как все время должно быть у него на уме и на сердце.

Эмилиан сел обратно, плеснул воды в свой кубок и задумался. Удивительно, как ему перед лицом всех разом навалившихся проблем удавалось оставаться спокойным. Впрочем, он понимал. Его никогда не выводили из себя какие-либо угрожающие события — только люди. Люди, которые не понимают, как выглядят со стороны, как нарушают равновесие, как разрушают все, что едва успели создать. Как можно быть такими беспечными? Как можно не видеть всего, что происходит вокруг них?

Тяжело держать все под контролем, но, раз начав, уже невозможно остановиться. Да и зачем? Отпусти порядок — и все мигом рассыплется. Провалится в хаос. А пока есть такие, как Эмилиан, порядок будет жить хотя бы благодаря ему.

Он вздохнул, поднялся в зал, где они с Лиенной утром приступили к занятиям, и стал собирать со стола книги по кристаллической магии. Вдруг кто-то из сопровождения короля зайдет сюда, и как тогда Эмилиан объяснит монарху то, что он владеет запрещенными книгами? А когда все снова станет спокойно, он возьмет их из тайника еще раз. И еще, если будет нужно. Лиенна быстро учится.

Решив так, Эмилиан отнес все книги в библиотеку, расставил по местам в скрытом чарами шкафу, а затем прошелся вдоль стеллажей, разглядывая разноцветные корешки. Тамхас высказал верную мысль. Раз уж Поход выступил, нужно выяснить, куда они направляются. Нет ли какой-нибудь информации в старых книгах? Может, в исторических? Или... Он обратил внимание на ярко-синий переплет. Это была Книга Неба — древнейшие сказания о богах и их творениях. Для начала сгодится. Быть может, есть здесь что-то полезное.

Эмилиан взял с полки Книгу Неба, сел в кресло у ближайшего окна и раскрыл ее примерно на середине. Взгляд тут же заскользил вниз по коротким строчкам ритмически выдержанных гимнов. Незатейливая, но захватывающая история увлекла его, как впервые.

Время смазалось.

— Его Величество у замковых ворот, — сообщила Юстина, оказавшаяся рядом.

Эмилиан встрепенулся и закрыл книгу, часто моргая. Образы померкли. Он вспомнил о визитере.

— Хорошо. Проводи его в мой кабинет, будь любезна. И передай страже, чтобы ходили за его солдатами по пятам и не пускали, куда ходить им не положено.

Взяв книгу с собой, Эмилиан отправился в свой кабинет и сел за стол. Вскоре явился и король: коротко постучал, заглянул, обнаружил графа внутри и смело вошел в кабинет.

— Добрый день, — Эмилиан встал и поклонился. — Не ожидал вашего визита сегодня. Чем обязан?

Бринэинн ответил на поклон коротким кивком и сел на стул перед столом Эмилиана.

— Добрый... это вряд ли. Вы наверняка понимаете, что я не от скуки катаюсь по королевству.

— Этот день можно сделать немного добрее для вас, если захотите, — тонко улыбнулся граф. — У меня тут есть вино последнего урожая, яблочная наливка, даже южный ром. Чем вас угостить?

— Я ненадолго... Ну, ладно. Наливка.

Сладкое, в котором не спрятать горечь яда в случае чего. О подозрительности короля знали многие, так что Эмилиан не удивился его выбору. Он взял из серванта пузатую бутылку и два богато инкрустированных кубка, откупорил и плеснул наливки в каждый. Себе — немного, так как пить сам не собирался, а королю — почти до золотой каймы вверху сосуда. Бринэинн отпил немного — но лишь после того, как Эмилиан сделал глоток. Граф намеренно помедлил, чтобы убедиться, что король ждет именно его, и не ошибся.

— Неплохая вещь. Что за сорт?

— Это из «Снежной капели», северный торанский сорт яблок. Мы выращиваем их в замковом саду.

Король кивнул и прильнул к кубку снова. Но внимательные темные глаза следили за Эмилианом не отрываясь. А затем, подавшись вперед и поставив кубок на краешек стола, король вдруг спросил:

— А где ваша сестра, граф?

— Она в городе. Выбирает ткани для своего наряда на бал королевны Лиенны.

Король хмыкнул и провел указательным пальцем по кайме кубка. Жест вышел восхитительно небрежным. Эмилиану захотелось сделать так же.

— Вы настолько подробно знаете, куда она ушла?

— Я давно ее опекаю, к тому же, мы близнецы. Мы привыкли обо всем говорить друг другу.

Бринэинн отпил из кубка еще. Помолчал. Неспешно оглядел обстановку кабинета. Эмилиан все это время спокойно смотрел перед собой, зная, что любой лишний жест может быть расценен как нервный и сыграть не в его пользу. Да, король ничего не может знать наверняка, но один пустяк к другому, к третьему... Его сестра, Майя, в доме у Тамхаса. Исчезновение Лиенны. Да и сам по себе его город, дом для проводников. Подозрительные совпадения, если посмотреть со стороны короля. Этого недостаточно, да, но любая мелочь может стать ключевой.

— А как у вас с населением? Не тесно? Всем отверженным места хватает?

— Все в порядке, спасибо. Особенно хорошо служит общежитие на месте бывшей церкви.

— На месте церкви! Ха!

Бринэинн пожевал губами, потом скрестил руки на груди и внезапно подался вперед. Его глаза дерзко поблескивали — а может, это сладкий алкоголь уже ударил в голову монарху:

— Знаете? Я вам скажу кое-что. Давно хотел, но мы не сталкивались с вами наедине... Вы маг, но вы отказываетесь служить церкви и учению Солнца. Вы утверждаете, что вы не проводник, но помогаете проводникам всеми возможными средствами. Вы мне не нравитесь, граф. Вы подозрительны мне. Поэтому я буду с вами честен, без уверток и лести, и рассчитываю, что честны со мной будете вы. Это в ваших же интересах.

Эмилиан изобразил вежливую улыбку, хотя внутри у него вновь поднялся гнев. Он ровно ответил:

— Спасибо. Я отвечу вам столь же честно. Я плачу и в казну, и церкви немалые деньги от доходов владения. Это мой вклад в жизнь страны и учение Солнца. А помощь проводникам — это последняя воля моего отца. Я не могу ее нарушить.

Бринэинн поморщился, как от зубной боли. Кажется, он понял, что сболтнул лишнего.

— Я едва помню своих родителей, так жаль... Вы везунчик. Так вот, почему я завел речь о ваших горожанах... Много ли в последнее время новых людей?

— Я не владею такими вопросами, сир, увы. Население Исы находится в компетенции городского магистрата. Обратитесь к ним, они предоставят вам полный отчет.

— Но я пришел к вам, граф. Значит, я хочу услышать ответ от вас.

— Я ничем не могу вам помочь. Но я, кажется, понял вас. Если вы ищете кого-то конкретного, какого-то проводника, то назовите его имя, и я передам ваши сведения тем, кто этим занимается.

— Понимаете, мне необходимо, чтобы этим человеком занялись мои люди. Им требуется разрешение.

— А. Конечно, я могу его выписать. Дайте мне полный список ваших людей, я передам его в городскую стражу и попрошу оказать им всю необходимую помощь. Все должно быть сделано по правилам, иначе чем мы с вами отличаемся от тех, кто нарушает закон, правда?

Эмилиану нравилось прикидываться дурачком. Одна беда: Бринэинн, кажется, понял, что его дурят. Но в чем и для чего именно, он, слава Богине, не знал наверняка.

Король заглянул в кубок, поболтал содержимым, выдохнул и осушил остаток залпом. Встал.

— Вы хитрый лис, Эмилиан Иса. Я знаю, что вы не так просты, как хотели бы казаться. Мой вам совет: дружите со мной, и тогда все будет хорошо. Иначе... До встречи на балу Лиенны.

Король ушел. Эмилиан остался сидеть в кабинете, глядя ему вслед и поглаживая пальцем обод кубка. Он не сомневался: пока король сидел здесь и отвлекал его внимание, наверняка догадываясь, что ничего не добьется, его ищейки уже облазили половину города и, не исключено, что часть замка — тоже. Также возможно, что кто-то действительно остался в городе, следить за замком.

Так что Эмилиан спустился к страже и сам, лично, повторил приказ следить за чужаками в городе. Майя зашла к нему примерно через полчаса и сообщила, что у них все в порядке. Только тогда Эмилиан выдохнул, оказавшись в относительной безопасности, и спокойно занялся делами.

А следующим утром к нему в кабинет зашла Лиенна.

— Простите, — начала она сразу, с порога. Эмилиан понял, что это не приветствие, по ее интонации и по долгой паузе, когда Лиенна замолчала, позволяя ему самому понять, что имеет в виду.

— За что? — все-таки спросил он.

— Эта ссора началась ведь из-за меня. Я не хотела уходить с Луной... я хотела остаться с вами. Но я поняла, насколько это было эгоистично. Вы ведь и правда могли пострадать из-за меня.

Лиенна стояла у входа в закрытой позе, сцепив руки в замок у груди. Похоже, она действительно чувствовала себя единственной виноватой, тогда как на самом деле вина лежала на всех участниках сразу.

— О. Мне приятна ваша забота, но не беспокойтесь. Мне не за что вас прощать. Я знаю, что должен помогать людям, как только могу. Помогать вам.

— Помогать проводникам, — закончила за него Лиенна. — И я должна тоже. Я не собираюсь отказываться от своей судьбы.

Эмилиан хотел бы сказать: «И не надо отказываться», — но не мог. Ведь это вселит в Лиенну ненужную уверенность, что ее мир может принять ее такой, какая она есть. А это может быть опасно для нее, еще такой юной и стремящейся идти напролом. Поэтому он сделал лишь одно: слегка кивнул, прикрыв глаза. Разные люди понимали этот жест по-разному.

— Я продолжу заниматься магией. Спасибо вам, — услышал Эмилиан и улыбнулся, не открывая глаз.

— Я скоро принесу вам вчерашние книги. Нет ничего плохого в том, чтобы заниматься, иногда подглядывая в учебники, — пообещал он.

— Я буду вас ждать.

Уже занимался рассвет двенадцатого ун-саура, а Лиенна все еще лежала в постели.

Она глядела в потолок, залитый розоватым светом через полоску, нарочно оставленную между портьерами, и думала. Думала о разном. Утреннее мышление не было ни подвижным, ни последовательным, но образы, всплывающие в памяти, ярко представали перед глазами, как только что привидевшиеся сны. Лиенна наблюдала, как розовый цвет на потолке сменяется оранжевым, затем — желтым, и размышляла о том, что сегодня ей исполняется шестнадцать. Никогда прежде она не встречала свой день рождения так далеко от дома — и одна. В этот день ей очень не хватало родителей.

Едва подумав о семье, Лиенна вздохнула и поморгала, чтобы смахнуть пелену готовых пролиться слез. В сердце неприятно защемило. Как жаль, что сегодня она не дома. Вот бы сейчас мама зашла к ней в комнату, как делала каждый год, принесла восхитительно пахнущий вишневый пирог, который всегда пекла сама, запершись на кухне их замка; села бы рядом, поцеловала дочку в лоб, погладила по щеке, пожелала...

— Не надо об этом, — промолвила Лиенна вслух дрожащим голосом, обрывая саму себя на середине мысли. — Не надо. Мы еще встретимся, и скоро.

Скоро... может быть, и нет. Время теперь воспринималось странно. Прошло всего несколько дней, а Лиенне казалось, что она живет здесь уже очень давно, не меньше месяца или двух; ей казалось, что она давно знает Эмилиана. И еще, что он ей нравится.

Да, наедине с собой она не могла с этим спорить; королевна всеми силами сопротивлялась лишь одной вещи — мысли о том, что граф Иса ей нравится, как мужчина. Он хоть и красивый, и приятный человек, но все-таки слишком... нет, не старый, а скорее, взрослый для нее; слишком степенный, слишком холодный. Под его безупречной вежливостью явно скрывалось нежелание знакомиться с ней ближе. Он наверняка тоже считал, что королевна в опале не слишком для него хороша.

Лиенна вздохнула и притронулась подушечками пальцев к уголкам глаз. Из-за таких мыслей она старалась как можно реже заходить к Эмилиану за помощью, когда не понимала чего-то в предоставленных ей книгах и описанных в них магических приемах. Слишком уж часто в последние дни она, едва увидев графа, попросту забывала, зачем пришла, и из-за этого ощущала себя неловко, отрывая его от дел. По счастью, ей приходилось делать это довольно редко. Несмотря на кое-какие неприятные моменты, Луна действительно хорошо встряхнула ее неудобными условиями занятий, а Эмилиан впоследствии подробно объяснил основы и предложил неплохие учебники. Поэтому магия давалась Лиенне без особого труда, как еще одно практическое искусство, вроде танцев или кулинарии. Это радовало и вдохновляло; Лиенна занималась магией днями напролет, прерываясь лишь на короткие прогулки у замка, трапезы и сон. Граф даже дважды говорил, что она делает большие успехи.

Но вечерами и во время отдыха на нее, как длинные сумрачные тени, наползали невеселые мысли. Лиенну тревожило, что, увлекшись кристаллическим колдовством, она застыла на месте во всем остальном. А главное, что она ничего не делает со своими проблемами. Долго ли ей еще придется прятаться у гостеприимных, но подвергающихся опасности из-за нее хозяев — и бояться собственного дяди, который совсем еще недавно так любил ее? Долго ли так может продолжаться?

Лиенна невесело усмехнулась и потерла виски. Интересно, что вельможный дядюшка для нее уготовил, чем решил наградить? Смертью? Заточением? Забытьем где-то далеко-далеко? Так ли сильно, как и всех других проводников, он ее боится, — или, может, он ее даже ненавидит?

Не слишком-то хотелось выяснять.

От всех этих мыслей Лиенна так разволновалась, что больше не смогла лежать. Неподвижное тело как будто горело. Она села на постели, сунула пальцы в волосы и потянула за них. А когда убрала руки от головы — меж костяшек остался белоснежный длинный волос.

Лиенна подула на ладонь, чтобы избавиться от него, и опять прижала пальцы к вискам, втягивая в себя воздуха столько, сколько могла вместить.

Да кто вообще придумал, что быть проводником — это обязательно плохо? И почему все кругом считают, что она, королевна славного Веркинджеса, ничего не сможет с этим сделать?

Да, пока она и вправду не может. Пока она одна. Но во всех героических историях знатные особы собирали вокруг себя много верных друзей и союзников, а затем шли и вершили справедливость. Не этим ли и занимается магистр Тамхас для нее? Правда, с тех пор, как случилась та ссора, Лиенна больше не видела ни Тамхаса, ни Луну, ни Катэля. Мама рассказывала о магистре много хорошего, так что вряд ли небольшая ссора отвратит его от помощи короне в ее лице, но все-таки Лиенна волновалась об этом.

И ей не терпелось уже идти дальше. Действовать. Что-нибудь делать.

Вдохновленная этой мыслью, Лиенна решила, что пора начинать день, коснулась ногами пола, собираясь встать, и тут в дверь комнаты постучали. Стучавший выждал секунд пять, а затем дверь отворилась, и в свете утра блеснули огненные волосы. И Лиенна потянула на себя одеяло прежде, чем разобралась, что это гостья, а не гость.

— Доброе утро, королевна! С днем рождения! — звонко выпалила Майя и улыбнулась до ушей.

— Доброе утро. Спасибо, — улыбнулась Лиенна в ответ и спокойно отложила одеяло, а затем сладко потянулась, раскинув руки в стороны и над головой. — Есть планы на сегодня? Дядя устраивает бал в мою честь, но раз уж я не могу туда пойти, то хотелось бы... достойной замены.

— Ну, я вот иду на ваш бал сегодня вечером. Если хотите, можете поехать со мной... Шучу, конечно. У вас же нет нового платья! — усмехнулась Майя и приблизилась к Лиенне. В одной руке она несла стеклянную миску, полную крупной черной вишни, а в другой... из сжатого кулачка свисал длинный черный кожаный шнурок.

Лиенна приняла от Майи миску с вишней, поставила себе на колени и сунула пару ягод в рот. Оказалось, что из них вытащили косточки, а сами ягоды оказались такими вкусными, что у Лиенны тотчас поднялось настроение.

— Хм-м... Спасибо. Вкусно... Да, я хотела бы съездить на бал в честь меня, но мне нельзя. Вы сами знаете почему, — даже занятая вишней, не преминула ответить она. — А жаль. Я давно о нем... думала.

— В любом случае, я тут вспомнила, — продолжила щебетать Майя, — ведь у меня есть одно платье, совсем новое! Парча и шифон, волшебный салатовый цвет... Портниха ошиблась с размером, так что я не смогла даже примерить его. Дура, такую ткань испортила! Больше к ней не пойду. Примете в подарок? Кстати, о подарках. Это вам от меня!

Майя улыбнулась и вручила ей тот самый черный шнурок с чем-то серебряным на нем. Это оказался продолговатый тяжелый кулон. Тонкие завитки серебра, точно водоросли, плотно обхватывали темный виолит во многих местах. Но что-то в нем показалось Лиенне странным, и она внимательнее всмотрелась в сплетения серебряных нитей. Так и есть: в серебре был спрятан не один виолит, а целых три.

— Простите, но... тут же три кристалла. Не один. Как мне с этим обращаться? Я пока не умею.

Майя просияла, довольная вопросом. Кажется, она только этого и ждала.

— Да, вы быстро это заметили. Три. Я ждала, что вы об этом спросите! Знаете, ведь я давно занимаюсь виолитами. Подбираю пары, и не только. Что такое пары, да? Это два кристалла, которые в контакте с нами, проводниками, работают как один. Когда долго слушаешь виолиты, как я, то начинаешь заранее понимать, какие из них подходят друг другу. Еще до тщательного рассмотрения. И те, что подходят, могут работать вместе, как один цельный, только лучше, точнее. Как хорошо очиненное перо. А контакт с ними происходит так же, как и с одним виолитом. Мне удалось подобрать сразу три, хоть и мелких совсем... — Майя запнулась, перевела дух, помолчала, а затем продолжила: — И я решила подарить их вам. У вас ведь еще нет такого кулона, как у нас. Это символ нашего маленького ордена. Кстати, наденьте его сразу, в карманах виолиты лучше не носить. Все, что может гореть, но уже не живое, вроде кожи или ткани, пропитывается испарениями и становится очень хрупким. Вот.

Майя замолчала и уставилась на Лиенну, накручивая огненную прядку на палец. По ее лицу было видно, что она ждет восторгов — и явно хочет рассказать что-то еще, но почему-то молчит. Но Лиенне хватило и этого. По правде говоря, ей не сразу удалось уловить смысл этой стремительной речи, но ответ на свой вопрос она услышала.

— Ого, это замечательно! — искренне восхитилась Лиенна, поглядывая то на подарок, то на Майю. — И так можно подобрать сколько угодно виолитов?

— Да. Хотя это довольно долго. Но для упрямых и терпеливых в этом ничего сложного нет.

— А вы и правда такая?

— Разумеется! Но обычно только с виолитом. Жаль. Так что, хотите новое платье?

Лиенна любила красивые платья, а еще ей хотелось, чтобы этот день стал похожим на все остальные дни ее рождения. Подарки, обновки, внимание... Она облизала залитые соком пальцы, надела кулон и взяла полупустую миску с вишней.

— Хочу.

— Тогда за мной, в мои покои!

Майя, пританцовывая и что-то вполголоса напевая, направилась к выходу, а Лиенна замялась. Она вдруг вспомнила, что одета лишь в ночную сорочку, едва доходившую ей до колен. Будет неловко столкнуться с кем-нибудь в таком виде.

— Майя, постойте. Мне нужно одеться.

— А? — обернулась графиня. Окинув Лиенну взглядом, она усмехнулась и махнула рукой. — Идите так, мои покои рядом. Все равно переодеваться. Если вас в таком виде застанет какой-нибудь слуга, то я его сразу уволю. А моего брата нет дома. Он узнал какие-то срочные новости про Поход и отправился к мастеру Тамхасу.

— Точно? — усомнилась Лиенна.

— Точно.

Вздохнув, Лиенна решила, что графиня права и волноваться не о чем, поэтому сунула ноги в туфли и посеменила за Майей. Ее покои действительно оказались совсем рядом. С десяток шагов по коридору, затем направо — и Майя, распахнув двери, пропустила Лиенну вперед, затем вошла сама и закрыла дверь. Тяжелые занавески на распахнутом окне вздулись и опали. В воздухе витал запах поздних цветов и ранних яблок.

Лиенна осмотрелась. Покои графини Иса, устланные теплыми коврами и увешанные гобеленами, выглядели по-герцогски роскошно. У дальней стены стоял большой стол темного дерева с десятком конторских ящиков, рядом с ним — стул, обитый темно-красной тканью, и высокий книжный шкаф. У другой стены — два больших сундука и комод с высокой хрустальной вазой. Там же был вход в комнату-гардеробную. Посреди покоев стояла большая кровать с невесомым шифоновым балдахином. Несмотря на светлое утро, повсюду горели виолитовые светильники в кованых металлических абажурах.

Лиенна неслышно прошлась по ковру, прикоснулась чистой рукой к полупрозрачному балдахину. Теплый ветер скользнул по ее щекам и распушил волосы у висков. Интересно, а как выглядят покои Эмилиана? Любит ли он роскошь насколько же сильно, как его сестра?

— Вот оно! — сказала Майя.

Лиенна поставила миску на столик и повернулась к ней, выходящей из гардеробной. В руках леди Иса лежало что-то нежно-зеленое, складчатое, на вид тяжелое, приятного цвета свежей травы, расшитой золотыми лучиками солнца.

— Я помогу затянуть шнурки. Надевайте скорее!

Повернувшись к ней спиной, Лиенна скинула сорочку, нырнула в платье снизу и проворно натянула его на себя. Под пальцами скользнула парча, затем — нежный шифон, плотно обтянувший грудную клетку. Лиенна осмотрела себя и облизала губы. Это платье оказалось... несколько более открытым, чем те, что она привыкла носить. Но, насколько она помнила, Майя Иса всегда приходила на балы и приемы как раз в чем-то подобном. Так что неудивительно... но все равно не очень комфортно.

Майя позади нее цокнула языком и обошла Лиенну по кругу.

— Проклятая портниха. Сама б носила!.. Отлично выглядит. А теперь сюда, — сказала она, подвела Лиенну к зеркалу и стала затягивать шнурки на ее спине и пояснице.

Лиенна решила не смотреть на себя в зеркало, пока Майя не закончит, хоть ей и хотелось. Глядя в пол, она невольно расправляла на груди и плечах тончайшие складки материи. Ее пальцы от волнения вспотели и легко скользили по ткани. Интересно, как оно? Желание поднять голову с каждой секундой становилось все сильнее.

— Готово, — сказала Майя, и Лиенна выпрямилась и привычно натянула приятную улыбку.

Увиденное ее ошеломило.

Она повернулась к зеркалу одним боком, затем другим; подняла руку, провела по волосам. Прищурилась. Отражение повторяло все за ней в точности. Но эта взрослая, уверенная в себе — а как иначе, в таком-то платье? — девушка не походила на Лиенну. Майя, возможно, тоже была бы хороша в этом наряде, но на этой симпатичной блондинке оно сидело как родное, как влитое. Шифон под волнами парчи, свободно спадающими с плеч, плотно обнимал стан от ключиц до поясницы, лишь слегка затеняя грудь и живот. Кружевное шитье скрывало резкие переходы между тканями. Четкая тонкая талия резко переходила в широкие бедра, от малейшего движения которых материя легко вздымалась и опадала. Серебряный кулон с виолитом выглядел на шее очень уместно.

Лиенна вздохнула, впервые за минуту, и вздрогнула, только сейчас заметив у себя за спиной Майю. Она стояла, поджав губы. Похоже, сильно жалела, что это платье ей не подошло.

— Глаз не отвести, — прокомментировала она громко, не дав Лиенне даже раскрыть рот. — А теперь будьте добры, вы помогите мне, королевна. Последняя примерка, хочу убедиться, что все в порядке...

Не дождавшись ответа, графиня метнулась в гардеробную и сразу выскочила оттуда с платьем из парчи похожего, зеленовато-бирюзового цвета. Она стянула с себя одежду, побросала вещи на кровать, накинула платье — и теперь пришел черед Лиенны помогать знатной даме наряжаться. Лиенна как смогла туго затянула шнурки, завязала их и отступила, чтобы оказаться в зеркале рядом с Майей. Ей все не верилось, что в отражении — она.

Майя покосилась на нее, а затем, шагнув назад, закружилась, раскинув руки, — и почти без перехода выполнила несколько изящных фигур из аллеманды. Рассмеялась. Лиенна заметила на ее гладких щеках ровный розовый румянец, скрывший часть веснушек. Такая юная и свежая — а ведь на самом деле ей уже за сорок. Как так вышло? Что за магия? Неужели это ни у кого не вызывает подозрений? Эти вопросы давно крутились у Лиенны на языке, но время, чтобы их задать, раньше как-то не попадалось.

— Почему вы так молодо выглядите? Вы и ваш брат? — спросила она, следя за Майей через зеркало.

Майя остановилась, опустила руки и постаралась усмирить дыхание. Ей удалось это сделать практически сразу.

— Это? Магия, чтобы жить дольше. Это особый ритуал. Берешь какую-нибудь свою вещь, заколдовываешь, а потом всегда носишь с собой, чтобы ее магия питалась от твоей ауры и поддерживала твою молодость. Ритуал придумали те, другие маги, но мы, проводники, тоже можем его использовать. Нам даже проще. Можем взять от виолитов столько сил, сколько нужно. А у них не у всех получается. Поэтому я так хороша, а все мои знакомые дамы увядают за какие-то десять-пятнадцать лет. — Майя взбила руками свою кудрявую гриву и ухмыльнулась в зеркало, сверкнув зубами. — Диво как хороша, а?

— Магия. Выходит, вы будете жить вечно? — спросила Лиенна.

Ей стало немного грустно от мысли, что она — такая красивая сегодня — тоже вскоре увянет и исчезнет. А Эмилиан останется и через каких-нибудь сто лет даже не вспомнит о ней. Поймав себя на этой мысли, Лиенна шумно выдохнула, недовольная собою, и запустила пальцы в волосы. Почему она любую тему сводит к Эмилиану, пусть даже в мыслях? Ей нужно перестать делать это и просто успокоиться. Легко решить, трудно сделать...

— Нет, это слишком долго, — тем временем возразила Майя. На ее лице, кажется, даже промелькнул страх. — Лет пятьсот-шестьсот еще, возможно... если жизнь будет идти без эксцессов. Хотя нас даже отравить нельзя. Ритуал защищает нас от внезапной смерти... Знаете, уже лет двадцать пять прошло, а я все никак не могу привыкнуть к этой мысли. Хотя зачем привыкать? Верно?

— Верно, — согласилась Лиенна, потому что ей больше нечего было сказать. Пятьсот лет все равно казались ей безумно долгим сроком для жизни. Даже для красивой и вечно юной.

Что подвигло их так поступить? На ум Лиенне в ту минуту пришла только одна версия: Иса решили, что им некому после себя будет доверить город проводников. Никому эти люди не нужны, кроме их собратьев, таких же одаренных — или проклятых. А значит, рассчитывать можно только на себя.

— Садитесь-ка сюда. К такому платью нужна соответствующая прическа, — распорядилась Майя и передвинула стул в середину покоев, к зеркалу. — Надо открыть плечи.

Лиенна с тоской поглядела на такую близкую и недосягаемую вишню — но не сейчас, ведь всего одна упавшая ягодка может безвозвратно испортить платье — и села. Майя встала за спинкой стула и принялась расчесывать ее волосы.

Недолгое время они провели в тишине, а затем Майя, сощурившись, сказала:

— А знаете, что о вас говорят в городе? — Выждав паузу, она ответила на свой же вопрос: — Что вы — фаворитка Эмилиана.

Лиенна поперхнулась воздухом и закашлялась. Хорошо, что все-таки не ела в ту минуту.

— Почему? — спросила она, одновременно заинтригованная и перепуганная до холодка в сердце.

— Вы выходите из замка, гуляете по городу, затем заходите обратно в замок. Значит, вы здесь живете. Значит, вы как-то связаны с правителями города. Королевну в вас никто не признает, так что остается только одно, поскольку меня девушки не интересуют, — Майя сделала шаг в сторону, достала из миски вишенку и положила себе в рот. — Услышала вчера у портнихи. Люди разносят только самые интересные сплетни.

Лиенна откашлялась: голос сел, как только она попыталась сказать хоть слово. Сердце ее колотилось где-то в горле. Щеки и уши горели. Из зеркала на нее пристально смотрела белокурая испуганная девушка.

— Но это же неправда, — будто со стороны она услышала свой ответ.

— Ну да, неправда. Но они же не знают... А вам как хотелось бы? В теории? — уточнила Майя с ноткой явного коварства.

Лиенна прикрыла глаза и постаралась убрать с лица предательский румянец.

— Не хочу отвечать на такие вопросы. Простите.

— Совсем?.. Ну ладно. Но я всегда с удовольствием выслушаю, если вдруг захочется поделиться.

— Не сомневаюсь.

Майя лишь усмехнулась и продолжила сооружать прическу на ее голове.

Лиенна постаралась расслабиться и опустила руки на подлокотники. Некстати принесенные сплетни взволновали ее до глубины души и вывели из шаткого внутреннего равновесия. А живое воображение мигом сделало свое черное дело, соткав пару ярких, бросивших в краску образов. Они вызвали такой сильный всплеск эмоций, что Лиенна испугалась. Незнакомые прежде чувства буквально душили ее. И как все могло зайти так далеко всего за несколько дней?

Взглянув в зеркало еще раз и убедившись, что напротив сидит сильная и взрослая девушка, Лиенна собралась с духом и принялась изгонять лишние образы и чувства из своего разума. Настоящая королевна должна быть сильной, здравомыслящей и не позволять смятению поселиться в своей душе. Что она сможет сделать, если, как ребенок, будет поддаваться на подобные провокации? Ничего.

Когда Майя закалывала волосы практически успокоившейся Лиенны шпильками, в дверь коротко, твердо постучали.

— Это Эмилиан вернулся, — сказала Майя и повысила голос, обернувшись к двери: — Входи, мы здесь!

Лиенна резко обернулась туда же, едва не выдернув себе прядь волос, которую Майя подцепила очередной шпилькой. Тут в покои вошел Эмилиан и мельком взглянул на Майю, кивнул, приветствуя ее.

А затем он посмотрел на Лиенну. И задержал на ней взгляд, в котором встрепенувшаяся Лиенна, как ни силилась, ничего не могла разобрать. Ясно ей было лишь одно: Эмилиан смотрит на нее явно дольше времени, предписанного приличиями. Впрочем, в неофициальной обстановке правила помягче... Но вот о чем он думает, так долго глядя на нее, Лиенна, так мало с ним знакомая, могла лишь догадываться.

И Лиенна, пытаясь догадаться, в ответ смотрела на графа, молясь внутри себя, чтобы только он ничего не сказал о ее внешнем виде. Если он скажет — она убежит или попросту сгорит со стыда. И плевать, что раньше она ощущала себя в своем праве в любом наряде. Все когда-нибудь бывает в первый раз.

— Ты что-то хочешь нам сказать? — спросила Майя, нарушив затянувшуюся паузу.

Лиенна напряглась и прикусила щеку изнутри — единственное, что она могла сделать незаметно, хотя так и тянуло втиснуть пальцы в подлокотники и свести вместе колени. И вот Эмилиан отвел от нее взгляд. Наконец-то. Она сжалась в ожидании приговора.

— Да. Я был у Тамхаса. Ты уже знаешь об этом, верно? Когда он ушел восьмого, а вы повели Мелинду в лечебницу, я отправил своих соглядатаев разведать местность вблизи храма Рассвета и узнать, куда направляется Поход. Они вернулись сегодня под утро и сообщили мне кое-что важное. Будешь смотреть?

— Конечно, буду!

Лиенна облегченно выдохнула.

— Я с вами! — заявила она.

Эмилиан кивнул и слегка улыбнулся. Смирился с ее упрямством или ее участие сегодня и так необходимо?

— Да, конечно.

Эмилиан отвел их в свой кабинет, впустил и плотно закрыл дверь. Щелкнув ногтем по замку, он подошел к Майе и Лиенне, на ходу стягивая перчатки. Точным броском отправил их на столешницу. Затем Эмилиан размял кисти рук и потер кончики пальцев друг о друга.

— Я мог бы просто рассказать, но вам будет полезнее увидеть.

Ничего более не объясняя, Эмилиан раскрыл ладони и протянул их навстречу Майе и Лиенне. Майя смело вложила свою руку в его, а вот Лиенна заколебалась. Она некстати вспомнила, как было больно в тот раз, когда они впервые встретились. Виски от его пальцев жгло как огнем, мысли перемешались. Последнее с ней было и сейчас, но вот повторной боли совсем не хотелось.

Граф, похоже, уловил ее нерешительность и сказал:

— Простите, королевна. Вижу, Майя никак не оставит вас в покое. Кто знает, может ты, дорогая сестра, и платье себе нарочно заказала размером меньше? Узнаю этот фасон.

Майя издала непонятный звук, напоминающий короткий свист.

— Так ты что-то замечаешь?

— Я же не дурак. Я все замечаю, Майя.

— Все-все? — упавшим голосом спросила Лиенна.

Эмилиан улыбнулся. Отныне он упорно не опускал взгляд ниже ее лица, и за это Лиенне хотелось его благодарить.

— С днем рождения, королевна Лиенна. Вам очень идет это платье. Но, поверьте, скоро вы о нем и думать забудете. Дайте мне руку.

Он сказал это очень спокойно, без заискивания или подобострастия. Не как комплимент; скорее, как общеизвестный факт. Поэтому Лиенна не смогла больше сопротивляться и, заинтригованная, положила свою ладонь поверх его. Мурашки пробежали по ее спине и животу, когда он сжал пальцы. По телу Лиенны хлынул жар — и затопил изнутри ее всю. Она глубоко вдохнула. Вот бы этот момент длился вечно!

И тут Лиенна едва не упала: у нее вдруг сильно закружилась голова. В глазах поплыло. Защищаясь от падения, она взмахнула руками, зажмурилась — и увидела вокруг себя незнакомую комнату. Пожалуй, кабинет. Он не был похож на кабинет Эмилиана: в этом, более тесном и темном, царил легкий беспорядок, а сквозь неплотно задернутые шторы в окне виднелся западный флигель королевского дворца.

Перед ней за столом сидел Тамхас.

— Доброе утро, мастер, — услышала она знакомый голос. — У меня новости. Это важно.

Но голос Эмилиана был не просто рядом; он дрожал у нее в груди и в горле, дробно перекатываясь низкими звуками. Оглядевшись, Лиенна обратила внимание на то, что окружающие предметы кажутся ей ниже, чем обычно. Или это она стала выше?

Он... стал?

Эмилиан впустил ее в свое сознание?

Нет, скорее, в воспоминания. Только Лиенне никак не удавалось об этом задуматься. Чужие ощущения вытеснили все ее собственные на границу сознания, вынуждая ее являться лишь наблюдателем. Она поняла: это воспоминания — и оказалась вынуждена созерцать и внимать дальше, не будучи в силах что-либо в них изменить.

— Вы наверняка сильно заняты, так что буду предельно краток.

Эмилиан развернул на столе карту, которую извлек из кожаного футляра, висевшего на плече. Лиенна не видела его, но точно знала, что так оно и было.

— Посмотрите, что я выяснил. Поход движется по направлению к столице. С этого часа, в том же темпе, им осталось до вас примерно полтора дня пути. В городе об этом знают?

Тамхас резко подался вперед и склонился над столом, чтобы изучить карту. Провел пальцем по пунктирной линии. Хмыкнул.

— Нет. Король молчит до сих пор, — ответил он, подняв глаза и сцепив пальцы у подбородка.

Он выглядел невозмутимо — но лишь выглядел. Почему-то не было сомнений, что это не так. Более того, его заблестевшие глаза и морщинка меж широких бровей заставили вспомнить о событиях... о кризисе, связанном с проводниками, в сто девяносто восьмом. Тогда он так же тщательно пытался спрятать крайнее возбуждение и тревогу, но глаза, беспокойные, старые, полные тайного знания, его выдавали.

Стоп, что? Как она может об этом помнить?

— А король знает? — спросил Эмилиан.

— Уверен, что да. На днях по его приказу пытались обрушить вход в тоннели, но у них ничего не вышло. Так что теперь у входа дежурят дозорные, по четверо, и они сменяются каждые шесть часов.

Эмилиан кивнул. Пружинистая прядка скользнула по его лбу. Он смахнул ее привычным жестом.

— Мастер Тамхас, я не знаю, что Походу надо в столице, но проводники тоже их интересуют. Вам об этом известно лучше, чем мне. Так что мой город может оказаться следующим. Мне нужна ваша помощь.

— Понимаю. Но, прости, я не могу пойти с тобой. Луна сейчас неизвестно где, но она может вернуться в любую минуту. Если она увидит, что я с вами, снова, и без нее, то моему уговору с Сестрами конец. Розмари откажется дать нам поддержку, когда нам это будет нужнее всего.

Эмилиан бесшумно, но напористо выдохнул.

— Розмари... Ладно. Возможно. А что насчет королевны? Есть успехи? Она тревожится.

— Я делаю все, что возможно. Дело движется, но слишком медленно. От Мирри новостей пока нет. Другие нити... я ищу их. Кое-что может вести в Ису и дальше. Проверьте там переехавших лет двадцать назад, как сможете, хорошо? Я не могу покинуть город, правда. Пока не могу.

Эмилиан выпустил уголки карты, и бумага тотчас скаталась в трубку. Он сунул ее в футляр.

— Да. В таком случае, не нужно благодарности за сведения. А мне придется действовать самому.

Но, когда Эмилиан уже отвернулся и накинул капюшон плаща, Тамхас вдруг сказал:

— Постой. Я знаю, что ты достаточно умен и можешь справиться хоть какое-то время без меня. Возьми вот это, — он порылся в бумагах на столе, достал и протянул какую-то книгу. Эмилиан взял ее, а Тамхас продолжил: — а я пока выясню, почему король не говорит про Поход. Возможно, это связано с балом Лиенны, а возможно, нет. Я передам новости через Майю, если будет что передавать. До встречи. Ступай. И удачи вам всем.

— На этом все, — услышала Лиенна, но уже не у себя в груди и горле, а рядом с ухом. Эмилиан выпустил ее руку, Лиенна поморгала, и зрение вновь стало четким.

Но она с трудом стояла на ногах. Ее била мелкая дрожь от осознания только что произошедшего.

Она была так близко к нему... слишком близко, в каком-то смысле. И именно сегодня, в этот день, как будто весь мир сговорился делать все ради смятения одной-единственной, впервые влюбленной — теперь она была в этом уверена — девушки.

— Это телепатия. Я показал вам свое воспоминание, пока оно еще не смазалось. Проще и полнее, чем объяснять на словах, — объяснил Эмилиан, когда Лиенна на него взглянула, открыв рот для первого вопроса. — Как голова? Не сильно болит?

— Голова? — удивилась Лиенна и тотчас поморщилась: собственный голос больно отбился в висках. — Болит немного. Но выдержу.

— А что это за книга, которую он тебе дал? — спросила Майя.

Эмилиан протянул руку к столу и провел по обложке. Лиенна отчетливо вспомнила, какова она на ощупь — чужими пальцами, — и снова вздрогнула. Покосилась на Майю, ища хоть какого-то отвлечения, спасения из хаоса мыслей и чувств, в котором неумолимо тонула, пока стояла рядом с Эмилианом. Майя же выглядела свежо и бодро. Ни единого признака головной боли. Возможно, с ней все хорошо, потому что она и Эмилиан — близнецы.

— Это записи Тамхаса о прошлом Походе. Там много полезных заметок. Например, каким образом они обивали дома и городские стены медными листами, чтобы те простояли в осаде дольше. Это поможет в защите Исы. Но сейчас поговорим о другом. Вот карта.

Эмилиан сел за рабочий стол, развернул и зафиксировал карту на столешнице. Майя склонилась над ней, убирая волосы за ухо. Лиенна последовала ее примеру, но осторожно, чтобы от резкого движения не заныли переносица и лоб. Ей стало легче думать о деле, когда граф отошел от нее.

Тут Эмилиан провел пальцем над пометками на карте и сказал:

— Они движутся от храма Рассвета к столице практически по прямой линии. Вы видите это?

— Да. Но Гела-сен-Веркинджес — самый защищенный город на материке. Никто и ничто не проникнет сквозь эти стены, — тотчас возразила Лиенна, с сомнением глядя на прерывистую линию, прочерченную по карте от храма Рассвета по направлению к ее городу. Ее отец всегда с гордостью говорил о незыблемой силе городских стен. Или она просто чего-то не знает? Тут явно есть подвох, но пока непонятно, в чем именно. — Людям нечего бояться.

— Это не совсем так. Иначе нам было бы не о чем говорить.

Эмилиан достал из ящика стола еще одну карту и развернул поверх первой. На ней был подробно изображен Гела-сен-Веркинджес с предместьями. Лиенна увидела знакомое название, Ваэр, и вспомнила о своем пешем пути из столицы, а затем Эмилиан заговорил снова:

— Тамхас говорил о тоннелях. Так вот, глубоко под городом находится запечатанная старая шахта виолита. Там расположена, к тому же, еще и развитая система гротов и тоннелей. Вот здесь вход. Оттуда не смогли выработать весь виолит, так как во многих местах колонны из него поддерживают свод тоннеля и не позволяют ему обрушиться вместе с половиной жилых кварталов. Другим концом тоннель выходит в лес в двух лигах от стен города. Людей без нашего дара там ждет смерть, но любой проводник или сам Поход пройдет без труда — и войдет прямо в город, минуя стены.

Он замолчал. Стало тихо. И в этот миг Лиенна поняла.

Ей тотчас стало так страшно, что к горлу подкатила тошнота, а ноги ослабли.

— Мама... — прошептала Лиенна и, прижав руки ко рту, в бессильном протесте закачала головой.

Это слово относилось и к ее матери, и ко всем остальным жителям города, над чьими головами нависла смертельная угроза. Город, всегда казавшийся Лиенне неприступным, на деле оказался беспомощным перед лицом самой ужасной армии всех времен и народов Атмы. На ее глазах, в тотчас родившейся фантазии, стены столицы осыпались, как песок, как карточный домик.

И решение пришло на ум тотчас:

— Нужно срочно сообщить людям, что идет беда. Им нужно бежать из города, пока не поздно!

Эмилиан и Майя переглянулись.

— Погодите бежать, королевна. Пока о Походе не знают даже в моем городе.

— Что? Почему?

Эмилиан сложил пальцы домиком и терпеливо посмотрел на Лиенну. Возмутительно спокойно.

— Во-первых, такие события касаются всей страны, а значит, должны доноситься официально. То есть, приходить из столицы. А король молчит. Во-вторых, даже если наш король неправ и тянет напрасно... такие новости не сообщают сразу. Народ сперва нужно подготовить по всем правилам. С девятого ун-саура вся стража города и предместий проходит дополнительные тренировки. В стражу набирают больше лучников для защиты стен. На днях в город привезут дополнительную провизию на случай осады. Все под контролем, все в порядке, об этом людям говорят ежедневно. А когда нам все-таки придется сообщить им о Походе, никто уже не удивится. Всеобщей паники не будет, потому что мы, как им покажется, готовы к худшему. А справиться с десятком истериков проще, чем с целой толпой.

Под внимательным взглядом Лиенна медленно кивнула, признав, что в этом есть доля правды. Звучит довольно-таки убедительно. Не во всем, правда... Хотя ей ли, едва-едва шестнадцатилетней, поправлять в вопросах правления человека, который занимается этим уже давно?

— А как кажется вам? Вы готовы? — все-таки спросила она, обнимая себя руками за плечи.

Платье и ее внешний вид перестали иметь значение, как и обещал Эмилиан. Лиенне просто стало холодно. Очень холодно.

— Буду честен. Я не знаю, чего ждать, но сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить город.

— Тогда и я должна защитить свой.

— Вам нельзя туда возвращаться. Вам известно почему. Явитесь туда, потом попытаетесь исчезнуть — и за вами проследят и схватят. Тогда я больше не смогу вам помочь.

Лиенна отвела от него взгляд и часто заморгала, глядя в пол. Облизала губы. Во рту появился привкус соли.

— Я передам вашим родителям, если увижу их, пускай они всем расскажут, — сказала Майя.

— А они вам поверят? — спросила Лиенна, быстро взглянув на нее.

Майя открыла рот, затем захлопнула, так ничего и не ответив, и раздраженно скрестила руки на груди.

— Не поверят, — кисло, но убежденно сказала она и поджала губы. — Не поверят. Вы правы, моя репутация бежит впереди меня. Раньше мне никогда это не мешало, но... Эмилиан, не хочешь ли поехать со мной и сообщить о Походе?

Эмилиан дернул уголком губ. Лиенна вспомнила, что именно он говорил о балах, и что она никогда его там не видела. Потому и не узнала в лицо сразу, при первой встрече. Потому, наверное, и попала под его обаяние, как под камнепад: она попросту не была к этому готова.

— А как же Тамхас? Тем более, он обещал разобраться. Встреться с ним перед балом, как он просил. Или после, если не успеешь. А мне нужно укреплять наш город. Все, кто здесь находится, должны быть в безопасности.

В момент разочарованная, Лиенна поджала губы и покачала головой. Конечно. Здесь она чужая, не имеющая права голоса. Соленая обида стиснула ее горло.

— Если вам нет дела до моей столицы, то зачем тогда вы сказали об этом мне? — с трудом выдавила она.

В ответ Эмилиан положил руки на стол, подался вперед, как будто хотел до нее дотронуться, и ободряюще сказал:

— Вы должны лучше всех знать, что нас ждет. Ведь вскоре у короля будет полно хлопот и без вас. А вот без проводников, без таких, как вы, против Похода ему не обойтись. Вы хотели завоевать доверие народа — и у вас будет такой шанс. Вы встанете на защиту людей, когда придет время. А мы вам поможем.

Лиенна вздохнула и потерла вспотевшие ладони, силясь не улыбнуться сквозь почти покатившиеся слезы. Нет, все-таки не совсем чужая... ведь о ней заботятся. Ей предлагают защиту — но и бездействие. Соблазнительное, но все же несправедливое по отношению к жизням невинных людей.

— А вы не можете ошибаться? Вдруг все на самом деле не так? Вдруг они не в столицу идут? — с надеждой спросила она. — Может, это просто совпадение? И все будет хорошо?

— Все ошибаются, даже я. Возможно. И, возможно, столица действительно могла бы выстоять. Если бы не эти свободные тоннели, — снова подчеркнул граф. — В них вся беда.

Лиенна схватилась за голову и застонала, будто от боли.

— Это невыносимо. Так не должно быть!

— Не думайте об этом. Занимайтесь собой. А Тамхас позаботится о столице и обо всем остальном.

Майя громко фыркнула.

— Ты уверен?

— Да, — громче, чем стоило бы, отрезал Эмилиан, глядя на Лиенну. — Так и будет.

И Лиенна поняла: это для нее. Чтобы убедить ее, что все в порядке. Успокоить.

Защитить.

— А когда мы будем сражаться с Походом? — спросила она, выпрямляясь и выдыхая; слезы высохли, еще не скатившись по щекам.

Эмилиан хмыкнул.

— Когда поймем, как его остановить. Пока же мы будем лишь защищаться. Знайте, что слабых волей проводников они подчиняют и забирают с собой, в свой отряд. Так что самое разумное — не попадаться им на глаза.

Лиенна согласно кивнула: ей и до этого предупреждения не очень-то хотелось их разыскивать.

— Защищаться... понятно. Тогда я пойду заниматься дальше. Спасибо, что обо всем рассказали.

— Не забудьте про еду за занятиями, — кивнула Майя. — Удачи.

Но в дверях, уже готовая покинуть кабинет, Лиенна спросила, стоя спиной к Иса и глядя прямо перед собой:

— Мы ведь победим, правда?

Ей было необходимо услышать: «Да», — ясное и бескомпромиссное, изгоняющее все тревоги.

— Побеждают те, для кого эта победа важнее, королевна, — ответила Майя. — Это правда.

— И те, у которых есть, ради кого бороться, — добавил ее брат.

Краска бросилась Лиенне в лицо от его слов. Выйдя и плотно закрыв дверь, она стиснула руки в кулаки и бросилась бегом по коридору, не чуя под собою ног. Страх и радость, приятное волнение и беспомощный гнев раздирали ее изнутри, горячили кровь, подталкивали в спину. Слишком много событий для одного дня. И поэтому идти шагом было просто невозможно.

Зато зал для занятий встретил ее прохладой и тишиной. Хлопнув дверью, Лиенна прижалась к ней спиной и ладонями и запрокинула голову, часто дыша. Виски и затылок все еще ныли после сеанса телепатии, но то была уже не та боль, а лишь ее отголосок. А под болью царил хаос.

Лишь немного успокоившись и выдохнув, Лиенна положила руку меж ключиц, на кулон с виолитом, и повернулась лицом к столу. Среди книг из библиотеки Иса и ее собственных пометок лежала подушечка с длинной иглой — вроде тех, с помощью которых проводят ритуалы и гадания племена Срединных земель. Лиенна подошла к столу, взяла ее, раскрыла перед собой левую руку, вдохнула и кольнула себя в ладонь под основанием пальцев. Боль укусила руку и сразу стихла. Спустя пару секунд в месте укола выступила капля крови. Тогда Лиенна подняла руку, приложила к кулону — и, как впервые, зажмурилась и прерывисто вздохнула. По телу разлилось приятное всеобъемлющее тепло.

Собственная магия очаровывала и вдохновляла Лиенну. Даже самые простые стихийные и бытовые чары были истинным чудом, сотворенным по ее воле. Первая настоящая власть королевны и первое испытание на прочность. Как утерпеть и не заглянуть в конец книги? Как не решить, что ты можешь все? С каждым днем ее все сильнее тянуло пролистать дальше. Но пока что Лиенна сдерживала себя, наученная горьким опытом освоения других дисциплин. Лишь поняв и попробовав все на раскрытой странице, она перелистывала на следующую, как взрослая и терпеливая ученица.

Но сейчас новый текст ей совсем не давался: слова отказывались складываться в предложения. Промучившись с полчаса, Лиенна вздохнула, сосредоточилась на тишине и постаралась воссоздать что-то из пройденного, чтобы хоть не злиться. Но тщетно: едва ее руки вспомнили нужные пассы и задвигались инстинктивно, как разум вновь заполнила тревога.

Она нахлынула, прямо как туман из ее ладоней: молочно-белый, с запахом мха и хвои, он быстро заполнил зал и начал густеть. Лиенна глубоко вдохнула, шагнула в волшебную дымку и совершила еще несколько жестов, подкрепив их словами. В кончиках пальцев закололо, и лесной туман окутал ее с головой.

Именно так происходит с ней и внутри: она, условно говоря, бредет в тумане сомнений и не может определиться, что делать дальше. Что же станет со столицей, если она не предупредит народ? Но Эмилиан прав: сбежавшей и разыскиваемой королевне не позволят ускользнуть снова. А там, дальше, в руках короля, — неизвестность. И, возможно, страдания или даже смерть.

Так что, может, все обойдется? Может, Поход вовсе и не туда идет? Или они не знают о тоннеле?

Но что, если именно туда, как раз к тоннелю, о котором им хорошо известно? И как именно тогда Тамхас защитит целый город в одиночку... или что там Эмилиан имел в виду, говоря, что тот обо всем позаботится?

Чушь. Нет, просто какой-то кошмар. И еще ее родители там... в неведении.

Лиенна закрыла лицо руками. Они больше не дрожали. Значит, запах хвои и правда успокаивает, но недостаточно быстро. Два или три раза ей удавалось прогнать тревожащие мысли, но они сразу же возвращались, потому что ответ на них не был дан. Но единственно возможный ответ — выйти из тени — пугал еще больше. Из-за дяди.

А ведь Поход уже совсем близко: всего лишь в дне пути.

Лиенна не видела иного выхода. Ее надежно успокоит, похоже, только одно: самой явиться в город и со всем разобраться, как и полагается его хозяйке. Сообщить людям о беде и указать на решение. К тому же, сегодня в ее честь играют бал — и без нее, отсиживающейся тут. Несправедливо!

Лиенна добралась до стола и встала рядом, положив на него руки. Без магической подпитки туман стал рассеиваться, и из молочно-белых клубов постепенно проступили дальний край стола, цветные мозаичные камни пола, стена, широкий дубовый подоконник, большое прозрачное окно с тяжелыми шторами. Лиенна наблюдала за этим и наконец-то успокаивалась, ведь она дала себе ответ: она должна отправиться сегодня в столицу и сделать официальное заявление о Походе. Осталось только придумать, как все это провернуть, чтобы ей не помешали, и как потом вернуться в Ису без последствий.

В дверь постучались. За несколько дней этот стук успел стать знакомым.

— Госпожа, вы здесь? — заглянув, спросила Юстина. — Вам напоминают о трапезе через полчаса.

— Спасибо. Пойдемте со мной, я хочу переодеться.

В комнате Лиенны Юстина аккуратно, даже не касаясь королевны, распутала завязки, испросила разрешения и ушла, а Лиенна, пока не раздеваясь, приблизилась к зеркалу. На туалетном столике поблескивало коронованное солнце о семи лучах, отлитое в серебряном перстне-печатке. Герб герцогского рода — и подтверждение ее собственной личности. Придерживая у груди спадающее расшнурованное платье, Лиенна взяла перстень и обвела контуры печатки большим пальцем, но надевать не стала. Ей нужно подумать еще. Но потом, потом...

Она переоделась и спустилась в обеденный зал, напустив на себя всю возможную невозмутимость.

А после трапезы Эмилиан сказал:

— Лиенна, у меня есть для вас подарок.

— Правда? — тут же откликнулась Лиенна и заулыбалась. Удивительно, как сильно одна-единственная фраза подняла ей настроение. Радостное предвкушение наполнило ее теплом и удовольствием. — Интересно! Что это?

Граф продемонстрировал ей пустые руки. Его глаза хитро поблескивали.

— Давайте спустимся, и я вам его покажу.

— Что это? — повторила Майя, но тоже не получила ответа.

Эмилиан молча усмехнулся, подошел к выходу из зала и остановился, приглашающе приоткрыв дверь. Лиенне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним, едва не подпрыгивая от волнения и гадая, что же он задумал.

Проследовав вместе с Майей за Эмилианом во внутренний двор замка, мимо пьянящих ароматами садов и звенящей металлом кузницы, Лиенна оказалась у конюшен. Здесь еще на входе знакомо пряно пахло лошадьми и свежескошенной травой. Где-то в глубине мерно постукивала лопата для чистки стойла. Сквозь приоткрытые по-летнему врата доносилось негромкое ржание коней.

Внутри конюшни Эмилиан огляделся по сторонам и уверенно подошел к одному из денников. Там, за решетчатой перегородкой, стояла невысокая, явно молодая лошадь светло-серого окраса с длинной белой гривой. Но Лиенна не смогла разглядеть больше: охнув, она нерешительно остановилась на полпути. Неужели подарок — это лошадь?

А Эмилиан обернулся и выжидающе поглядел на Лиенну. Всего на миг встретившись с ним глазами, она тихо-тихо вздохнула и, переведя взгляд немного в сторону, на его плечо, подошла к деннику. Увидев незнакомку, лошадь негромко фыркнула и встряхнула гривой.

— Это Северина. Теперь она принадлежит вам.

— Северина... — медленно повторила Лиенна, вслушиваясь в текучие ровные слоги.

Услышав свое имя, лошадь уставилась прямо на Лиенну. В большом серебристом глазу Лиенна без труда разглядела свое отражение — серебряно-белое, как и Северина, — и тотчас прониклась к ней теплотой, как к родной. Она положила руку на решетку, и Северина поднесла морду к ее руке и с любопытством обнюхала. Теплое влажное дыхание защекотало пальцы, и Лиенна рассмеялась: сперва тихо, а затем, волнуясь, что ее благодарность не поймут и не оценят, — громко, радостно. Такой красивой и нежной лошади Лиенна еще не встречала. Ей безумно захотелось ее обнять. Лиенна представила это так живо, что даже почувствовала прикосновение гривы к своей щеке.

Вспомнив, что она здесь не одна, Лиенна повернулась к Эмилиану.

— Спасибо. Правда, большое спасибо! Я очень люблю лошадей. Никогда еще не видела такую красивую... И, по-моему, мы с ней чем-то похожи. Она спокойная?

— Да, она спокойная. Но вы не расставайтесь с ней надолго. Заходите к ней почаще, чтобы она вас запомнила. Я вас оставлю, ладно? Всегда заходите ко мне, если вам что-то понадобится.

Лиенна лишь кивнула в ответ, глядя прямо перед собой. Смысл слов, сказанных этим голосом, доходил до нее смутно. Несколькими днями раньше Лиенна взяла бы Эмилиана за руки или даже обняла совершенно без задней мысли, просто из огромной радости. Но не сейчас. Теперь объятия с ним представлялись ей чересчур... обязывающими. Она слишком многое себе придумает, если обнимет его теперь. Так что нельзя. И без того уже насочиняла. Как же трудно постоянно с ним видеться и понимать, что нельзя, ничего нельзя! Глупая маленькая фантазерка!

Пока Лиенна размышляла, Эмилиан и Майя тихо удалились. Заметив их отсутствие, Лиенна тяжко вздохнула, протянула руку через окошко и потрепала свою лошадь по голове. Северина довольно зафыркала и подошла поближе к перегородке, чтобы Лиенне было удобнее ее гладить.

— Хочешь погулять, да? — спросила Лиенна. — Наверное, не сегодня. Прости. Но ты мне нравишься, не подумай ничего такого...

Восторг от подарка поутих, и она смогла обдумать его более здраво. Сегодня Лиенне пришлось потревожиться сполна, так что по инерции она стала искать подвох еще и в подарке. И нашла.

«Не расставайтесь с ней надолго», — сказал граф. Это выглядело так, точно он пытается привязать Лиенну к замку — или купить ее. Сделать Лиенну обязанной ему еще больше. И, надо признать, у него это почти получилось.

Но ведь, с другой стороны, лошадь — это символ свободы. Выходит, это знак, что Лиенна права. Значит, выбор уже не изменить, потому что это правильно. Осталось продумать детали операции. Все всегда продумывают детали. Например, хорошо бы решить, как после всего сказанного на балу ей безопасно выбраться из дворца и вернуться в Ису, чтобы Северина не осталась без хозяйки надолго. И тогда все будет так, как и просил Эмилиан.

Эмилиан... Эта поездка может помочь Лиенне еще и избавиться от чувств к нему. С глаз долой — из сердца вон, раз так говорят, то почему бы и нет? Ей давно пора отдохнуть, развеяться, вспомнить, что в мире есть и другие люди, достойные теплых чувств. И Лиенна изо всех сил старалась думать о своем решении как о простой прогулке, обычном очередном выходе в люди, иначе ее вновь и вновь принимались раздирать мучительные противоречия. Ведь сегодня на одной чаше весов — ее свобода, а на другой — жизни ее родителей и всех людей, живущих в столице. А менять решение уже поздно. Поздно. Иначе она просто сойдет с ума.

Ладно. Раз уж все решено, то как добраться до столицы, для начала? Пешком слишком долго. Ехать верхом на Северине пока рано, да и снимут ее с лошади еще до городских ворот, Лиенна в этом не сомневалась. Так что все это не подходит. Хм... Может, поговорить с Майей, чтобы отправиться на бал вместе с ней?

Лиенна замерла, а потом широко улыбнулась. Майя. Да, это хорошая мысль.

— Еще увидимся, — пообещала Лиенна Северине, стараясь убедить в этом скорее себя, нежели лошадь, которая вряд ли что-то понимает, помимо команд, и поспешила обратно в замок.

Майя была в своих покоях и, конечно же, вовсю собиралась на бал. Лиенна тихонько вошла как раз в тот момент, когда Юстина заканчивала заплетать на ее голове кудрявую косичку по линии основания затылка. Остальные волосы живым пламенем мерцали на плечах, подернутых шифоновой пеленой.

— Возьмите меня с собой, — стиснув кулаки и набравшись решимости, молвила Лиенна.

Юстина едва успела закрепить конец косички: Майя обернулась на голос и вскинула брови.

— Что? Куда взять? — искренне удивилась она.

— На бал. В столицу.

Графиня замотала головой, нервно улыбаясь. Юстина встревожилась и стала поправлять ее косу.

— Я же утром просто пошутила! Нет-нет, вам туда нельзя. Вы же знаете сами... Или это мы вам надоели? Может, я вас обидела?

— Нет, вовсе нет! Но мне правда нужно поехать с вами. Если не мой дядя, то я сама, лично, должна сообщить людям о том, что их ждет.

Майя всплеснула руками.

— Да успокойтесь вы! Тамхас позаботится обо всех этих людях. Он должен. Это его дело. А ваше дело — ждать, когда придет ваше время. Здесь, в безопасности.

Лиенна покачала головой, поджав губы. После всего, что произошло, Тамхас больше не вызывал у нее особого доверия. Занимается невесть чем, ее практически не навещает. А еще все бросил и ушел из-за... из-за этой... Луны. Лиенна понимала в происходящем среди этих людей все меньше, и это ее тревожило. А уверенность в том, что лучше всего завершаются именно те дела, которые делаются самостоятельно, только укреплялась.

— А когда оно придет, это время, откуда вам знать? Знаете, я не могу так легко рассчитывать на Тамхаса, как вы. Он ведь взял и ушел тогда, восьмого, из-за этой... этой женщины! Кто знает, может, она уже убедила его бросить мой город на произвол судьбы! Помните, что он говорил этим утром? Что не может ничего сделать без нее!

Взмахом руки Майя отослала Юстину за дверь. Проводив ее взглядом, графиня села на стул, оперлась подбородком о кулаки и уставилась на Лиенну исподлобья. Нахмуренная, непривычно невеселая, в тот момент она особенно сильно походила на своего брата. Буквально один в один.

— Думаете, она это может?

Тонкий, чуть сдавленный голос Майи развеял мимолетную иллюзию. Лиенна выдохнула, отвела взгляд и стиснула пальцами плечи. Ей снова стало холодно.

— Не знаю. Вам виднее. Но, по-моему, Луна что угодно может сделать, чтобы только доказать, что она тут важнее всех.

— Ну, все равно это не повод...

— Майя, послушайте, — решительно перебила ее Лиенна. — Там ведь люди. Там мои родители. Там живет почти вся моя родня. Я не могу их бросить и потом всю жизнь каяться, что я виновата в их смерти, потому что струсила и поверила Тамхасу. Я должна пойти с вами и сказать им о Походе. Я имею право говорить от имени Веркинджеториков, так что мое заявление будет — официальнее некуда.

Закончив говорить, Лиенна перевела дух, энергично встряхнула кистями рук, которые предательски подрагивали от напряжения, — и, взглянув на Майю, вдруг увидела ее по-новому. Та стала выглядеть как-то иначе. Приятно удивленной? Да, пожалуй, именно так.

— Сильно. Вы умеете сказать, — хмыкнула Майя, возвращая на лицо улыбку. — Вообще-то, брат говорил мне, чтобы я больше не вздумала вас дразнить, но раз уж вы пришли сами и это вы дразните меня, то... Ну, не знаю! У вас есть идеи, как потом незаметно сбежать оттуда? Вы ведь будете в центре внимания, вы это понимаете?

— Да. Вы их всех отвлечете. Я знаю, вы это умеете.

— Умею, это точно, — захихикала Майя. — Тогда бегите за своим новеньким платьем, пока я не передумала. А туфли... сейчас что-нибудь подберу. Покажите-ка ноги. Да... Хорошо. Жду! Скорей, скорей!

Прекрасно! Лиенна бросилась в свои покои, довольная успехом и приятно, деятельно окруженная новыми заботами. Там она взяла новое платье, а подумав, — еще и свой синий плащ с капюшоном. Печатку решительно схватила со столика прямо перед выходом и по пути к Майе надела на большой палец правой руки. Печатка ей пригодится. Есть одна идея, как с ее помощью проникнуть во дворец незамеченной до поры до времени...

Остаток сборов прошел в суете и молчании, ну а вскоре Майя и Лиенна, полностью готовые, уже садились в карету. Лиенна забралась в нее первой и теперь опасливо, стараясь быть незаметной, выглядывала из окошка, гадая: остановит ли ее... кто-нибудь, или все пройдет, как она задумала?

Тем временем Майя приказала служанке:

— Юстина, не говори Эмилиану, где Лиенна, пока он не спросит об этом прямо. Понятно?

— Да, госпожа. Хорошо повеселиться вам.

— Веселье сегодня отменяется, по-моему. Хотя кто знает, как все обернется... — заметила Майя, кивнула, захлопнула дверцу и откинулась на спинку сиденья.

Карета тронулась с места. Лиенна и Майя встретились взглядами.

— А теперь расскажите мне еще раз, а то я что-то запамятовала. Что мы собираемся сделать? Всполошить аристократию — это я поняла, это весело, но мне нужны подробности.

Лиенна вдохнула и прикрыла глаза. Ей четко представилось, как она входит в бальный зал.

— Я явлюсь на бал и сообщу всем собравшимся, что король скрывает от них. Постойте-ка... Интересно, почему дядя не отменил этот бал, хоть меня там и не должно быть? Может, как раз, чтобы объявить о Походе?

Лиенна шумно вздохнула, пораженная озарением, и раздосадовано откинулась на спинку. Богиня... Неужели она все это делает зря?

— Глупости! Это пир на костях, — с преувеличенно умным видом ответила Майя. — Чтобы не заподозрили ничего. Веселье напоследок. Такое не портят. Объявит когда-нибудь потом, если только вы не придете...

Лиенну будто молнией ударило. Она раскрыла рот и шумно втянула в себя воздух. Зубы тут же заныли, и она закрыла их руками, ошарашенно глядя на Майю. Та сразу свела плечи и уставилась вбок.

— Я не это имела в виду, простите. Никаких костей. Только цветы. Розы. Да, много-много роз!

Лиенна резко кивнула. Ей не терпелось сменить тему, на которую сама же и перешла.

— Кстати, а почему вы вдруг согласились, хотя сразу отказали мне?

Майя неловко повела плечами и выглянула в окошко. Лиенна невольно покосилась туда же. Мягко освещенные послеполуденным янтарным солнцем, мимо мелькали деревья, колосящиеся злаками поля и редкие фасады хуторов. Приглушенно стучали лошадиные копыта. Пощелкивал хлыст.

— Я поняла, что вы правы. Вы Веркинджеторик. Надо напомнить королю об этом. Вы же не только проводник. Так что пускай поскачет, — захихикала Майя, не скрывая злорадства.

— Да, я давно сама об этом думаю, — обрадованно заулыбалась Лиенна. — Ну, что я и королевна тоже. Насколько мне известно, только выдав замуж, можно лишить меня титула.

— А вы хотели бы замуж?

— Не сейчас, — отрезала Лиенна и даже отвернулась. Думать об этом ей совсем не хотелось. Более того: она не позволила себе даже просто вспомнить одно хорошо знакомое имя.

Остаток пути спутницы провели в молчании. Майя что-то читала, прижавшись плечом к окошку. Похоже, привыкла к такому. Лиенна мысленно подбирала слова для вступительной речи, время от времени перескакивая мыслями на план побега, довольно зыбкий, но зато хоть не единственный. Вариантов у нее не меньше двух. Только бы все сложилось как надо...

Звук цокота копыт внезапно изменился: карета покатилась по дереву. Въездной мост Гела-сен-Веркинджес. Лиенна с трудом переборола тягу выглянуть в окно. Еще немного... Снова брусчатка. Карету окружили голоса людей, шаги, шум города. Но вскоре все, кроме цокота, снова стихло. Дворец.

Карета остановилась. Майя вышла наружу и, взяв в руки приглашение, стала ждать Лиенну. Но та, не шевелясь, молча стала смотреть на графиню. Что-то не давало ей выйти. Страх? А не поздно ли для страха?

— Ну? — не выдержала Майя, нет-нет, да и поглядывая по сторонам.

Лиенна замерла, пытаясь утихомирить колотящееся сердце, натянула капюшон поглубже, ссутулилась и выскользнула на улицу навстречу Майе. Тени становились длинными; солнце клонилось к закату.

— Идите как положено. Я войду через черный ход, — сказала Лиенна.

— Хорошо... Ого. Тут такие есть?

— Есть, и много. Только о них никому не положено знать. Встретимся на балу. Прикройте меня, если придется. И вот еще что... Когда сможете... если вдруг что-то пойдет не так... найдите мою маму и скажите ей о Походе. Пусть уходит. Скажите, что я вас попросила. Вдруг она не придет сегодня на мой бал? Ну и...

Майя кивнула, сохранив молчание, и по ее лицу Лиенна поняла: все очень серьезно. Ну, хорошо. Лиенна сжала руку с перстнем в кулак, закрыла глаза и вздохнула. Сейчас или никогда. Пора.

Она легко отыскала в дворцовом саду один из ходов в подвал и спустилась туда, не без труда, но все же расплавив хлипкий замок заклинанием. Первый реальный успех в магии вдохновил ее, да так сильно, что, окрыленная, она едва не пробежала мимо нужного поворота и подъема наверх. Беззвучно хихикая, Лиенна накрыла ладонью кулон, мерцающий под одеждой живым золотом, склонила голову пониже и юркнула на высокую темную лестницу. Новые туфли слегка натирали ей пятки, но пока что это было терпимо; даже неощутимо.

Редкие стражники, встречавшиеся ей на пути, от одного вида герцогской печатки вытягивались в струнку. Никто не смел задерживать ее, и до входа в бальный зал королевна добралась без происшествий. А здесь, в коридоре, уже было пусто. Все давно вошли в зал. Осталась лишь она, которую никто не ждет.

Лиенна остановилась перед опущенной портьерой и перевела дыхание. Страшно. Но как иначе?

Она ведь и королевна тоже, а не только проводник. Пора об этом вспомнить и королю.

Лиенна вышла на балкон, но никто не обратил внимания на даму в плаще: аристократия внизу, разбившись на группки, была куда больше занята разговорами и вином. Тогда Лиенна больно ткнула сонного герольда в бок и сунула ему под нос руку с печаткой. Старик даже подскочил и испуганно захлопал глазами, как сова.

— Представь меня сейчас, — прошептала Лиенна. — Королевна пришла.

Герольд громко откашлялся и постучал жезлом по мраморному полу. Все притихли.

— Подготовьте свои поздравления, лорды и леди! Лиенна Веркинджеторик, королевна, маркиза Гела, дочь герцога явилась на бал!

Когда все без исключения взгляды обратились к лестнице, Лиенна опустила капюшон на плечи, развязала плащ и позволила ему упасть на пол. Откуда-то из глубины зала донеслось несколько восхищенных вздохов.

— Королевна! Вы уже здоровы? Какая приятная новость! И как вовремя!

— Это королевна? Но что у нее за вид? Что с волосами?

— Конечно, это она! Ее голос, ее стан... посмотрите! — вдруг услышала Лиенна голос матери и стала лихорадочно озираться, ища ее глазами. Нашла. Выдохнула с облегчением. — Лиенна, с тобой все в порядке! Но зачем ты пришла сюда?

— Герцогиня? О да, теперь я вижу. Ваше Высочество, вы прекраснее рассвета, но, Богини ради, что это за маскарад?

Лиенна развела руками и сделала первый шаг вниз по лестнице. Кашлянула.

И заговорила хорошо поставленным, громким голосом, которому ее учили всю жизнь:

— Это не маскарад. Дело очень важное. Вы все собрались здесь сегодня очень кстати для меня и для вас самих. Так как я, как представитель рода Веркинджеторик, считаю нужным объявить следующее: Поход идет к столице.

Внезапно в зале стало очень тихо. Подбирая следующую фразу, Лиенна услышала за спиной шумное дыхание, оглянулась — и, всплеснув руками, стремительно слетела вниз по ступенькам, в бальный зал. Бринэинн взмахнул руками в воздухе, фыркнул и тяжело побежал следом за ней.

И как она не заметила его раньше? Балкон не такой уж и большой. Или он просто сразу не поверил своим глазам и не мог сдвинуться с места? Тогда ей повезло.

— А я так и знал! — раздалось в звенящей тишине, когда Лиенна скользнула в толпу приглашенных. — А я вам говорил про Поход! А вы не верили! Вот и пришло ваше время, готовьтесь, пузатые! Им-то плевать на все ваши шелка и злато! Теперь все попляшут!

— Заткните его уже, стража! — капризно пожаловалась какая-то дама. — Надоел, смутьян эдакий!

— А вы послушайте королевну! — рявкнул все тот же голос. — Она расскажет вам всю правду!

Лиенна ловко, точно в танце, проскользнула между капризной дамой, мелкопоместной баронессой с юга, и двумя девушками в платьях фрейлин. Король сильно отставал, но радоваться пока рано: все внимание сосредоточено на ней, и пора рассказывать дальше. Бежать некуда, кроме как вперед, и не оглядываться.

— Хватайте ее! — крикнул Бринэинн, теряясь в толпе позади нее.

— Нет, его хватайте! — тут же откликнулась Лиенна, ввергнув аристократию в замешательство.

— Поход идет? Это правда? — услышала она рядом с собой.

— Так это правда...

— Да, да! Храм Рассвета лежит в руинах! — подтвердила Лиенна. — А Поход идет сюда. Король всем говорит, что столица выстоит против любой армии, и это так. Но он не сказал вам об одной вещи!

Лиенна нырнула в очередную группку людей.

— Это заброшенная шахта!

Лиенна тяжело дышала. А здесь, куда ни взгляни, ее окружили безразличные лица. Непонятно, кто из них выкрикивал фразы, доносящиеся до ее слуха. Возможно, никто. И она злилась. Как они не понимают? Как не могут услышать?! Лиенна распалялась все больше, позволяла себе все более резкие фразы, надеясь хоть как-то достучаться до них. Чтобы они только смогли понять, что им грозит!

— Вы видели стражу у заколоченного входа? — почти наугад, лишь по воспоминаниям Эмилиана, ударила она и по нескольким наконец-то исказившимся лицам поняла, что попала в точку. — Зачем там охрана, если все в порядке? Через эту шахту Поход и войдет в город! Уходите, пока есть время! Защищайте свои города, своих людей! Остался всего один день!

— Так Поход идет прямо сюда?

— Это виолит у вас? И ваши волосы... и глаза... Так вы проводник?

Лиенна вздрогнула, замедлила шаг и, поглядев на вопрошающего, вздохнула.

И, кажется, он увидел ответ в ее глазах. Раскрыл рот.

— Невозможно...

— Что? Вы проводник? Это чудо! — раздалось откуда-то из толпы.

— Да, это чудо! — подхватила Лиенна, ободренная этим возгласом. Огонь у нее внутри как будто вспыхнул ярче и согрел до кончиков пальцев. Казалось, еще немного — и потушенный перед выходом в зал виолит у нее на шее зажжется сам собой только от жара ее крови. — Проводники и только они могут обратить Поход вспять. Это не сказки. Все это реально!

— Она не в себе, я же говорил вам! Она больна! — крикнул Бринэинн.

Он вдруг оказался совсем близко. Лиенна оглянулась и юркнула в очередную щель между ошеломленными дворянами. Еще немного — и она доберется до выхода, а там напустит тумана, буквально, и исчезнет...

— Задумайтесь об этом — и бегите, прячьтесь, пока не поздно! Это не ваша война! Это наш бой!

Лиенна добралась до выхода из бального зала. Остановилась. Вдохнула, готовясь сказать последнее...

И тут Бринэинн схватил ее за руку. Лиенна споткнулась. Ритм нарушился. И их танец прекратился.

Их тотчас окружили встревоженные люди, пробившиеся сквозь заслон из неверящих и безразличных. Но Лиенна не могла выделить никого из них. Злые слезы застили ей взор. Она лишь слышала разные голоса, но точно так же не отличала, кто именно говорит, как и минутой раньше, пока стрелой летела сквозь толпу:

— Ваше величество, это правда? Поход действительно идет?

— Да. Но все под контролем, — бросил король.

— И вскоре мы увидим их факелы под стенами города?

— Какие еще факелы, милорд? Успокойтесь.

— Увидите, если останетесь в городе до следующего дня! — крикнула Лиенна, силясь вырваться в мгновенном приступе ужаса. Тщетно.

— Так это правда королевна? Не самозванка? Королевна наша — проводник? И вы скрывали это от нас?

— Скажите «да», Ваше Величество! — громко фыркнула Лиенна. — Скажите, чтобы все услышали!

— Вы разводитесь, ваше величество. Снова. Не хотите это прокомментировать? — вдруг спросил знакомый голос. Майя. Она где-то совсем рядом.

Бринэинн закашлялся. Его хватка ослабла. Воспользовавшись замешательством, Лиенна стиснула зубы и оцарапала Бринэинну руку. Дикая мысль озарила ее разум: что будет, если приложить к его кровоточащим царапинам свой виолит?

— Стража! — крикнул король, кривясь от боли, но руку не разжал. — Сюда, сейчас же! Хватайте королевну!

— Значит, это она?.. Не верю!

— Верьте, верьте! — крикнула Майя. Лиенна разглядела, что та теребит длинный шнурок, уходящий вглубь корсажа, как будто собираясь использовать магию, но не могла решиться на это на виду у всех... Лиенна вспомнила о своем виолите, но тут же отмела эту мысль. Не хватало еще снова оказаться в тюрьме. Тут-то ее точно не пощадят, а так... кто знает, может, хотя бы шанс сбежать у нее еще есть. — И это спасение, а не проклятье! Наше спасение!

И тут, взглянув Бринэинну прямо в лицо, Лиенна впервые испугалась вида своего дяди — и впервые ей стало его жаль. Так плохо он еще никогда не выглядел. Бледный, с неровными пятнами румянца на синеватых щеках, явно не выспавшийся и перекошенный от злости. Ворот его парадного кафтана сидел криво, почти боком.

— Сёрена в мой кабинет, немедленно! И писца! — рявкнул король на весь зал.

Тут подоспела стража, и Лиенну крепко схватили за руки. Теперь она могла лишь мечтать о том, чтобы вырваться. Ее повели в обратном направлении; силой, шагом — там, где она только что летела стремительной птицей.

Бальный зал, полный встревоженных голосов, остался позади, и вскоре они добрались до кабинета Бринэинна. Король вошел, затем по его знаку стража ввела внутрь Лиенну и вышла, закрыв дверь.

— И ты правда объявишь о Походе? — спросила Лиенна. — Неужели?

Бринэинн поглядел на нее почти с теплотой. Почти. В его глазах что-то лихорадочно поблескивало. Рот странно кривился.

— Разумеется, раз ты уже здесь. Больше незачем тянуть. Я искал тебя и боялся, что ты пропадешь бесследно, если всполошить народ... Я рад, что ты наконец вернулась. Не бойся, все будет хорошо. Я позабочусь о том, чтобы тебя вылечили.

Лиенна хмыкнула и вздернула подбородок.

— От чего? Я здорова. Даже здоровее, чем раньше.

Бринэинн молча поднял руку и обвиняюще указал ей на шею — с опаской, точно тыкал в ядовитую змею. Лиенна издала смешок и скрестила руки на груди, закрываясь от любых обвинений. Она поглядывала по сторонам, ища выход, не оставляя надежды сбежать. Нужно уходить отсюда... Но как?

— Это не болезнь. Это дар. И теперь я понимаю, что он был дан мне как раз для этой цели, — пылко ответила Лиенна, вдохновленная собственной недавней догадкой.

Не об этом ли толковал Эмилиан сегодня днем? О том, что именно она должна обратить Поход вспять, действуя, и как проводник, и как член королевской семьи? Теперь она все поняла. И все так глупо испортила... Лиенна с трудом сдержала вздох. Тут ей ни в коем случае нельзя показаться слабой.

А Бринэинн стиснул кулаки и крикнул — да так, что задрожали стекла:

— Это болезнь! Это скверна! Так не должно быть! Только не ты...

Его голос надломился, упал, и король плюхнулся в кресло; он сжал пальцами подлокотники и впился в нее враждебным взглядом. Бринэинн выглядел гневным и опустошенным одновременно. Его глаза горели, как у тяжело простуженного, лоб прорезали неисчезающие мимические складки. Лиенна же осталась стоять над ним, до боли, которую почти не чувствовала, сжимая пальцы на плечах.

С минуту или чуть больше они молчали, глядя друг на друга, затем отворилась дверь, и вошел Сёрен — тот самый служитель церкви, который неделей ранее преподнес ей кристалл виолита для испытания ауры. За ним в кабинет просеменил писец с бумагами и чернильницей. И на их контрасте, на различиях просто в походке при виде короля Лиенна поняла: Сёрен может позволить себе очень многое.

Не он ли и придумал все это, а король просто согласился? Тогда это он все испортил!

— Королевна. Удивлен, — сказал Сёрен и слегка поклонился.

Лиенна подскочила, вытянулась в струнку и стиснула кулон в кулаке, гневно глядя на церковника.

— Все в сборе. Отлично. Теперь вы избавитесь от меня? — бросила она.

Бринэинн и Сёрен переглянулись и воззрились на писца. Тот втянул голову в плечи.

— Пишите, — сказал король и махнул рукой в направлении стола, — пишите о Походе. Сёрен, продиктуйте, что там нужно, а я проверю и подпишу. Пускай утром это огласят в столице, а к полудню — во всех провинциях Веркинджеса.

— И Тамхаса не забудьте позвать, — вставила Лиенна, дрожа от гнева.

— Тамхаса? Зачем?

— А кто защитит людей? Кто...

— Я, — бросил Бринэинн. — Никакого Тамхаса. Эти колдовские уловки в прошлом. Мы сможем защитить себя и без таких, как он.

— Ты вообще ничего не понимаешь? — вырвалось у Лиенны. — Это не шутки!

— Тебе едва шестнадцать, что об этом знаешь ты? Замолчи!

— Многое, — прошептала Лиенна.

Бринэинн снисходительно повел глазами и скрестил руки на груди.

Снова стало тихо. Лиенна мерно дышала, чтобы не ляпнуть что-нибудь еще; она сосредоточилась на этом ритме и крепко сжимала в руке кулон с виолитом. На границе сознания она слышала бормотание Сёрена и скрип пера. Король же стоял напротив и просто смотрел на нее, будто ждал чего-то определенного.

Что он хотел увидеть? Лиенна не собиралась выяснять. Она просто хотела уйти отсюда.

Что-то кольнуло ее ладонь, и знакомый опьяняющий жар прокатился изнутри тела, наполняя ее уверенностью и покоем. Лиенна глубоко вдохнула, выдохнула и зашагала к выходу.

...Туман. Она вспомнила о тумане. Выйти за дверь — и все, считай, спаслась... даже стража ее не остановит...

— Я ухожу, — проронила Лиенна. — Приятной ночи.

Шаг, еще один... Лиенна протянула руку к двери, и тут кто-то схватил ее за кисть и больно сжал. Лиенна обернулась, невидящими глазами уставилась в лицо дяди и занесла свободную руку над его головой. Меж пальцев сверкнули фиолетовые нити. Время замедлилось; энергия хлынула в ладони и в пальцы, наполняя их небывалой силой. Расколотый натрое кристалл тонко-тонко, дребезжащим неясным хором запел в ушах. Лиенна увидела ужас и почему-то еще удовлетворение в бесцветных огромных глазах дяди. Неужели он ждал именно этого? Проявления силы?

И тут Бринэинн размахнулся и влепил ей пощечину, да такую, что Лиенну затошнило. Она упала на колени и впилась пальцами в горящее лицо. Он никогда ее не бил. Никогда прежде.

Но она хотела сделать ему больно, на самом деле хотела. Почему это ее не пугает? Только ли потому, что он выглядит таким безумно-выжидающим? Только ли потому, что он не даст ей покоя из-за своей необъяснимой ненависти к проводникам?

— Проклятье. Теперь вы видите, что с ней сделала эта скверна? Верните мне мою Лиенну. Верните, это возможно, я знаю. Я приказываю вам найти способ исцелить ее. Любой ценой!

— Сделаем, — ответил Сёрен, как будто ждал именно этих слов.

Он подошел к Лиенне, потянул ее за руки кверху, чем-то зазвенел, и ей на запястья лег могильный холод. Поток силы угас, и в руках стало холодно. Значит, это медь? Как у Мелинды? Она боялась посмотреть на свои руки, чтобы это не оказалось правдой.

— Вставай. Идем. Все будет хорошо.

— Я прикажу заложить для вас закрытую карету. Жду вестей утром, — сказал король.

Лиенна покорно встала, опустила голову, будто смирилась, — и мысленно четко промолвила, как будто ее могли услышать:

«Эмилиан, прошу, простите меня. Я такая глупая. Помогите мне... еще раз. Если сможете».

* * *

Эмилиан стоял у окна, сложив руки за спиной, и боролся с желанием начать мерить кабинет шагами. Давно ему не приходилось по-настоящему волноваться. Жаль, что он так поздно решил спросить у Юстины, куда пропала Лиенна. Часом раньше спросил бы — и успел бы нагнать их и возвратить.

Лиенна. Когда он увидел ее в том, прямо признаться, откровенном, очень-в-духе-Майи платье, то не сразу понял, что это она. Красивая молодая дама, как будто вышагнувшая ему навстречу прямо с королевского приема, выглядела такой взрослой. Равной ему, а не ребенком.

А потом, как будто платье дало ей силы, — или раскрыло ему глаза? — Лиенна показала себя в беседе смелой и сильной. И вот теперь, когда сбежала в столицу, конечно же, чтобы рассказать о Походе... королевна недальновидна и глупа, но действительно сильна духом. Эмилиан злился на нее — но и восхищался ею. Сколько отваги и боли за свой народ! Но все равно он жутко злился. Неужели действительно придется посадить ее под замок, хоть и не хотелось ему так резко вторгаться в чужое личное пространство?

Но это только если Лиенна и Майя вернутся вдвоем.

А что, если нет?

Эмилиан скрестил руки на груди и взглянул в сторону книжной полки. Там лежало то, что они с Мелиндой добыли на днях. Полоумный старик, который давно запутался в собственном разуме, все-таки смог им кое-чем помочь — не без помощи телепатии, конечно. Оставалось лишь съездить в Торан, найти того единственного члена заговора, который сумел сбежать, и добыть у него недостающие показания. Может быть, еще и документы, и самого свидетеля привезти с собою... но на это надежды мало. Хотя кое-что есть у Тамхаса. Уже неплохо.

Эмилиан вновь посмотрел в окно. В черноте ночи медленно плыла надкушенная луна.

Когда в его кабинет вошла Майя, он обернулся тотчас — и и по ее бегающему взгляду, подрагивающей улыбке и вспотевшим рукам, которые она непрестанно вытирала о платье, ему сразу стало все ясно.

Его пальцы похолодели.

— Я слушаю.

— Так ты уже все знаешь?

— Почему ты вернулась одна, Майя?

— Да я вообще ни при чем, — обиженно заявила она.

Так искренне. Он даже поверил бы ей, если бы не знал ее всю жизнь.

— Не верю. Из любых бед Исы всегда торчат твои уши.

Майя тут же хлопнула по ушам, закрывая их. Эмилиан усмехнулся б этому, если бы не был так зол.

— Я правда ни при чем! Она меня уговорила! И, в общем, она осталась там. Ее схватили. Но не применять же мне магию на людях! Ты тогда первым попадешь в немилость, между прочим! Не только я! О тебе же думаю!

— Обо мне — все равно что о себе. Сама знаешь, — отрезал Эмилиан. — Зачем ты сказала Юстине молчать? Я мог бы остановить вас. И ты бы не нарушила обещание.

— Был бы плохим, а я хорошей? Как мило, — усмехнулась Майя. — Как будто ты мог что-то изменить!

— Да, мог!

Майя отшатнулась и недоверчиво на него взглянула. Ее руки дрожали.

— И ты бы бросился ее спасать?

— Да!

После его возгласа вдруг повисла тишина. Эмилиан стоял, тяжело дыша. Эхо крика звучало в ушах.

На щеке Майи вдруг сверкнула слеза. А затем его сестра, еще минуту назад улыбавшаяся, громко всхлипнула и закрыла лицо руками. Эмилиан чуть было не улыбнулся сам, хотя внутри у него все горело и кипело. Именно такого эффекта он и ожидал. Все идет так, как надо... за исключением королевны. Но это и ради нее тоже.

— Так спасай теперь, — снова всхлипнула Майя.

Эмилиан прикрыл глаза.

— Пойми: это ты совершила ошибку. Ты же ее и исправишь.

— Я? Как?

Он резко открыл глаза и как мог спокойно, хотя изнутри рвался гнев, смешанный с магией, сказал:

— Ты отправишься в Торан. Завтра же.

— Что? Я не хочу!

— А мне плевать! Ты поедешь! — окончательно вскипел Эмилиан.

Майя в страхе попятилась. Таким она его еще не видела.

— Не хочу я! — взвыла она, заламывая руки. — Не бросай меня одну! Я больше так не буду!

Вдруг в дверь кабинета кто-то забарабанил. Секунду Эмилиан смотрел в красное мокрое лицо Майи, а затем крикнул — и от его крика Майя дернулась, как от удара:

— Войдите!

Эмилиан и Майя повернулись на звук открывающейся двери — и увидели Катэля, бледного даже под темным загаром, встревоженного, запыхавшегося. Испуганного?

— Прости, что без приглашения. Тамхас пропал! — сразу, без вступления, выпалил он.

— Что? — в один голос воскликнули оба Иса.

Катэль быстро-быстро закивал, стирая со лба пот.

— Он отправил меня по делам, а когда я вернулся вечером, он исчез. Вещи все на месте. Следов борьбы нет. Он просто исчез. Я не знаю куда. Он никогда так не делал. Всегда говорил, если что-то важное... хоть бы записку оставил! — Катэль сунул руки в волосы и бессильно сомкнул веки.

Эмилиан потряс руками в воздухе, глядя на Майю. Ее слезы его не впечатляли. К ним он привык.

— Видишь? Как не вовремя!

— А что такое? У вас тоже проблемы?

— Лиенна в руках короля. Майя... Майя поедет исправлять свои ошибки. Катэль, ты мог бы сопроводить ее в Торан?

— Что?.. — он поморгал, осознавая услышанное. — А как же Тамхас?

— Тамхас не пропадет. И, раз все его вещи на месте, кто-то должен продолжить его труды. Нужно спасти Лиенну и довершить все остальное. И не забываем о Походе. Я займусь делами здесь. А вы — там.

Катэль думал недолго.

— Хорошо, — с усилием сказал он и еще раз отер лоб. — Меня здесь ничто не держит. Не бегать же мне по всей стране в поисках ветра? Только, пожалуйста, сразу сообщи, если отец объявится.

Взглянув на Майю, Эмилиан медленно выдохнул вместе с кивком.

— Тогда зайдите ко мне утром. Я дам вам все, что нужно... А теперь иди отсюда, чтобы я тебя не видел... Майя.

Он положил руки на стол и опустил голову, слушая их удаляющиеся шаги. Дверь закрылась, и только тогда Эмилиан позволил себе тихо застонать от досады и временного бессилия. Отвратительно.

Похоже, что впервые за долгие годы ему не удастся уснуть всю ночь. Не стоит и пытаться.

На исходе дня восьмого ун-саура Луна прибыла в главное поселение провинции Амарант.

Она была зла, но при этом и весьма довольна собой. Ведь даже сам Тамхас не убедил ее унять обиду на Лиенну и других и остаться. По правде говоря, произошедшее не только возмутило, но и поразило Луну: за все двадцать три года, что она провела в тайном ордене проводников, никто и никогда не высказывался против нее всерьез. Майя — не более, чем досадливая муха, Мелинда — тоже, а вот Лиенна и особенно то, как все ее поддержали... То, что Тамхас даже не попытался объяснить королевне, какая сделка у него с Сестрами и лично с их амарантой касаемо Луны Эмеррис...

Ну и ладно, умные такие; раз слушают незнамо кого — значит, поборются с Походом и без нее!

Луна надменно вскинула подбородок, отбросила косы на спину и передернула плечами: решетчатую беседку, защищающую от непогоды рунический телепортационный круг, пронизал порыв северного ветра. Он принес слабый запах моря. В верхнем районе города, как и во всей долине Амарант, было по-осеннему прохладно даже таким жарким летом, как нынешнее. Мягкому климату способствовали высокие заснеженные горы, заключающие долину в кольцо, разомкнутое с севера: там о скалы и день, и ночь бились соленые тяжелые волны. Так что в Амаранте никогда не бывало жарко. Но и зимы не мучили сильными морозами.

Холодный ветер быстро выдул из Луны остатки солнечного тепла; она обняла себя за плечи, чтобы избавиться от мурашек, и взглянула под ноги. Взгляд тут же заблудился в пересечениях линий внутри магического круга.

Из-за сочетания гнева, обиды и самодовольства мысли Луны немного путались, но в целом она считала, что поступила правильно. Конечно, она вернется к ордену Найрун, но чуть позже. Когда? А как только все они, и Лиенна тоже, поймут, что Луна им необходима и что ради нее можно сказать слово поперек даже наследной королевне. Кто она такая, в конце концов, эта Лиенна? Пока никто. Ребенок. Маленькая беглянка, которая совсем ничего не знает о жизни, о чужом коварстве, о лжи переменчивого, как ветер, народа и обо всех удивительных талантах проводников.

Например, самый простой кинжал можно сделать молниеносно быстрым и даже убивающим одной царапиной. Такие эффекты дают либо руны, наносимые на лезвие или эфес, либо управление потоком энергии виолита прямо внутри своего тела. Конечно, это сложные техники, на уровень или даже на два выше простых стихийных чар, но, чем раньше начнешь учиться, тем скорее сможешь себя защитить. А Лиенна так просто отшатнулась от протянутого ей кинжала, даже не выслушав! Не поняв ничего!

— Так-то, королевна, — наставительно молвила Луна вполголоса так, как будто только что объясняла это Лиенне. Ну а справедливая мысль, что, не давая королевне использовать виолит, наемница сама же и мешала ей учиться, исчезла, едва возникнув у Луны в голове.

— Кто здесь?

Телепортационный круг города всегда охраняла одна из Сестер, вооруженная в карауле пикой с наконечником из грубо обработанного, но очень острого виолита. Одна из таких, выставив оружие перед собою, и заглянула в беседку через дверной проем, прикрытый шелестящей занавеской из крупных деревянных бусин. Тяжелые нити легли ей на плечи и на лоб.

Луна узнала эту Сестру в лицо, но не смогла вспомнить по имени.

— Это я, — просто уронила она, подняв руку в приветственном жесте. — Скучала по мне?

Сестра-страж нахмурилась ненадолго, затем отступила и убрала оружие, стараясь держать опасное острие подальше от своей кожи. Луна вышла из беседки и очутилась на небольшой площади. От ее углов вдаль тянулись четыре прямые улицы: к торговому сердцу города, королевской мощеной дороге, фьорду и Святилищу амаранты.

— Луна Эмеррис! Снежная сестра, путешественница, почти что — посол Амаранта во всем остальном Веркинджесе, — тем временем перечислила страж, завороженно глядя на Луну. — Надо же! Ну, разве по тебе хоть кто-нибудь не скучал?

Луна в усмешке искривила полные губы и самодовольно уронила:

— Думаю, нет.

Сестра хихикнула, наблюдая за реакцией Луны.

— Правильно думаешь. Ладно! Добро пожаловать... и встретимся чуть позже. Мое дежурство кончится с закатом, — страж глянула на солнце, наливающееся алым примерно в ладони от к линии горизонта, — а тебе как раз нужно зайти к амаранте. Давай, она тебя ждет.

Улыбаться расхотелось.

Луна кивнула и прерывисто вздохнула. Да. Зайти к амаранте. Явиться, чтобы доложить обо всем, что Луна видела и слышала в Веркинджесе, и о важном, и о неважном. А амаранта — сейчас это Розмари — уже сама решит, что из этого пригодится. Таково основное условие сделки Сестер Амаранта, лучших шпионок Атмы, с мастером Тамхасом, по-прежнему остающимся грозной силой в тени королевства. Хорошо и полезно в итоге вышло и для тех, и для других. Сделка действовала вот уже двадцать три года. Но Луна, неизменный связной Тамхаса и Розмари, считала, что выиграла от этого союза больше всех, ведь под началом Тамхаса она, проводник, обрела власть над своим даром и из новичка быстро стала одной из лучших Сестер Амаранта. Одной из самых могущественных. И с тех пор мало что изменилось.

Только вот, несмотря ни на собственную ценность, ни на убежденность в своей правоте, Луна смутно подозревала, что Розмари не понравится то, как она и Лиенна сегодня распрощались. И «не понравится» — это еще мягко сказано... Если во всем признаться, как есть, конечно... Но незачем говорить об этом теперь. С королевной Луна потом сама все уладит, сама. Если девочка выживет и получит, по крайней мере, реальный шанс на власть. Спешить некуда.

Значит, нужно попытаться обмануть Розмари на этот раз. Они ведь так давно знакомы, неужели не получится?

— Так Розмари меня ждет? — осторожно осведомилась Луна, вспомнив, что она тут не одна.

— Ну, конечно. Тебя она ждет всегда, — улыбаясь, ответила ей Сестра-страж.

Луна зарделась от удовольствия: к ее лицу прилило тепло. Именно такого отношения ей не хватало последние несколько дней. За этим и вернулась домой. А Розмари... Ну что же. Придется подумать, что ей можно сказать, а что лучше сохранить при себе. Но на размышления нужно выгадать немного времени.

Так что Луна отправилась на прогулку по любимому городу, закатав рукава, чтобы все прохожие могли заметить красную татуировку-браслет на ее правом предплечье — знак принадлежности к Сестрам Амаранта. Горожане видели татуировку — и расступались, провожая Луну восхищенно-боязливыми взглядами. Луна принимала их с удовольствием. Ах, как легко и приятно оказаться дома, среди людей, обращающих свои взоры лишь к ней одной! Как уютно!

Самая большая и веселая таверна в городе, как раз замаячившая на горизонте, называлась «Красное яблоко». Сестер Амаранта там всегда принимали с особым почтением. А когда захмелевшие дамы решали поразмяться, то за соседними столиками, как грибы после дождя, мигом вырастали тотализаторы. Обожающие своих защитниц, жители Амаранта ставили в их пользу на все, что угодно. От игры в карты и кости до драки на клинках — до первой крови, не больше. Сестры достаточно убивают людей всерьез: врагов семьи и жертв контрактов — чтобы не делать это ради забавы. Их и без того боятся даже здесь, в Амаранте.

Улыбнувшись приятным воспоминаниям, Луна потянула дверь за кованую ручку и вошла в таверну. Глаза тут же застил желто-оранжевый свет от десятков светильников, а в нос и в горло хлынул вязкий теплый запах вина, ячменя и лаванды: на каждом столе стояли аккуратные букетики в глиняных вазах.

Луна успела миновать более, чем половину пути до стойки с напитками до того, как уловила в переливчатом гуле голосов тонкий, изумленно-восторженный вскрик:

— Луна вернулась, посмотрите!

Луна, Луна, Луна... В секунду по таверне как будто прокатилось многоголосое эхо. Короткое, округлое на губах имя запело со всех боков. Кто-то один начал, и все присутствующие подхватили рукоплескания. Все лица обратились к ней, все взгляды впились в ее стан. Луна прижала руку к сердцу и церемонно поклонилась, а затем подошла к стойке и села.

Трактирщица как раз закончила протирать хрустальный стакан и поставила его на столешницу.

— Добро пожаловать, сестрица Луна! Устала с дороги?

— Да ладно, ты же знаешь... Телепортирую. Устать не успеваю. Полюбоваться горами — тоже...

— Будешь ужинать у нас? Или... Что-нибудь выпьешь?

— Да, выпью. Давай как обычно.

Тонкая, еле заметная гримаса отвращения пробежала по лицу трактирщицы. Луна не обиделась. Никто из Сестер, да и вообще среди жителей Амаранта, кроме нее, не пил в этой таверне можжевеловый джин с таким ужасающим количеством карамели. А Луна просто не могла отказать себе в сладком хоть изредка. Особенно в те дни, которые считала неудавшимися, как сегодняшний. Да, пришлось признать: день не удался. Ведь будь все хорошо — она давно успокоилась бы. Будь все хорошо — она не побоялась бы идти к Розмари сразу и со всей правдой. Она бы... Она...

Низко звякнул напоенный алкоголем хрусталь. Трактирщица поставила перед наемницей стакан с выпивкой и оперлась локтем на стойку, разглядывая лицо Луны в попытках уловить малейшую тень нового желания. Остальные клиенты оказались позабыты. Луна подняла руку и медленно отпила, наблюдая, как снова неумолимо искажается лицо напротив нее. В нос ударил запах смолы и жженого сахара. От резкой горечи по телу пронеслась мгновенная дрожь. Стало очень тепло.

— Как дела? Была уже у амаранты? — небрежно поинтересовалась трактирщица.

— Да, уже заходила?

Луна обернулась и поглядела в ту сторону, откуда раздался другой голос, смутно знакомый. Но чей? Из глубины зала на нее смотрели десятки глаз: пытливых, ярких и порою — особо выразительных от традиционного красного макияжа.

— Нет пока. Я только что с дороги.

С чего это они вдруг заинтересовались ее делами с Розмари? Луна всмотрелась в заинтригованные лица коллег, останавливаясь ненадолго на каждом, но ничего не поняла. Они все выглядели абсолютно честными, такими, какими и полагается казаться милым Сестрицам-с-ножом-за-спиной. И все чего-то ждали от нее.

— Правда? А что там происходит в королевстве? Говорят, проблемы какие-то? — спросила та же Сестра.

На этот раз Луна нашарила ее глазами. Малышка Юнис. Юркая, умелая, но, как и многие, боится Луну. И это правильно.

— Проблемы есть всегда и у всех. А еще больше их у тех, кто слишком много трещит. Тише-ка.

Луна изломала брови и демонстративно ущипнула себя за переносицу. Юнис ахнула, когда на нее запоздало зашикали, и затерялась в толпе.

— Извини... те, — напоследок пискнула она и пропала.

Луна отвернулась от жаждущей толпы и снова ненадолго приникла к стакану.

— Лучше расскажите, что тут у вас, — предложила она, проводя пальцем по ободку.

— Ничего интересного, госпожа, — поджав губы, возразила трактирщица. — У нас ничего не происходит.

— Но что-то очень интересное происходит там, внизу! — нетерпеливо подхватил кто-то далеко позади нее. — Зайди к амаранте поскорее, Луна! Мы всё хотим знать! Хотим обсуждать подробности!

Так вот оно что. Вот чего хотят от Луны ее Сестры. Новостей. И чтобы Луна им все-все рассказала сразу после визита к амаранте, которая под страхом наказания запретила разносить любые сплетни вперед нее. Но на что именно намекают Сестры? Неужели на королевну? Да откуда им знать?

Так или иначе, удовольствие было испорчено. Луна рассердилась. Этим сорокам, оказывается, от нее нужны только свежие сплетни. Как она раньше об этом не думала?.. Ну да, раньше ей нечего было скрывать. Луна решительно встала, осушила стакан до дна и, передернувшись, прикрыла искривившийся рот тыльной стороной кисти. Губы жгло приторной горечью.

Приближаясь к выходу из таверны под жаркими любопытными взглядами, Луна высмотрела в красочной толпе и рядом с дверями поймала за локоть знакомую женщину-проводника. Та ничуть не смутилась подобному обращению, допила свое пиво и приподняла брови, показывая, что готова слушать.

— Дженна, как скоро ты сможешь закалить для меня кинжал? Ну, такой, по новой технологии? Хочу себе такую штуку, раз уж заглянула домой, надо брать. Желательно — поскорее.

Дженна освободила руку из ее хватки и прижала подбородок двумя пальцами книзу. Ее взгляд скользнул на пол, затем вернулся к Луне. Она покивала и по привычке выпятила нижнюю губу.

— Кинжал? Да-да. У меня есть несколько готовых, можешь выбрать из них, когда вернешься из Святилища. А закаливать новый долго, не меньше месяца. Даже с моими способностями скорее невозможно.

Снова они о Святилище. Луна сдержала недовольный вздох.

— Разве это так долго делается?

— Я ведь делаю вам, Сестрам, отравленные кинжалы без жидкого яда. Знаешь, как это? Крошечные частички угля в составе стали заменяются частицами виолита, когда кинжал лежит в порошке из кристаллов. Пропитаться должен весь металл, до самой сердцевины. Процесс небыстрый, как понимаешь. А еще ведь надо сделать хорошие ножны, изнутри прослоить их медью и постараться, чтобы клапан плотно прилегал к эфесу. А то весь яд испарится за пару дней. Нет, извини. С новым клинком труда будет даже недель на... шесть. Не обижайся, но ты ведь вечно в пути. Тебе некогда столько ждать.

Луна кивнула, подумав, что Тамхасу эта технология будет интересна... а затем одернула себя.

— Ладно. Есть тут твоя правда... Тогда я зайду чуть позже, посмотрю, что у тебя есть сейчас.

— Я придержу их для тебя, но недолго. Поспеши. Спрос большой, — добавила Дженна Луне в спину.

Выйдя и хлопком двери отделив свой разум от шума и голосов «Яблока», Луна остановилась на улице, подумала, а затем зашагала на север. Раз не удается поразмыслить в разговоре — то получится в тишине.

Один из фьордов, что десятками изрезали северное скалистое побережье континента, вдался в сушу дальше всех и достиг городской черты. Стоя у кованого парапета, отделяющего окраину города от обрыва, можно глядеть на горизонт или вниз, на безмятежное синее море узкого залива. В Амаранте его звали Жемчужным: дно фьорда густо усеивали перламутровые моллюски. Слева от ограды серой змейкой вилась книзу лестница, вырубленная прямо в скале. Она вела к рыбацкому пирсу, который с высоты казался крошечным рыжеватым пятном.

Подойдя к обрыву над фьордом, Луна увидела у парапета Сестру из числа особо приближенных к амаранте. Заметив Луну, та легко кивнула, точно они распрощались сегодня утром, а не много дней назад, и жестом пригласила подойти. Луна приблизилась, встала рядом и подставила лицо лучам заходящего алого солнца. Холодный ветер нес отчетливый запах водорослей, рыбы и соли.

— Этот горизонт так вдохновляет, — сказала Сестра, вольготно опираясь на парапет спиною к обрыву.

Луна лениво взглянула на нее, чуть повернув голову. Она думала, стоит ли рассказывать Розмари о попытке обучения Лиенны основам владения оружием, и чужой голос немного ее рассердил. Но речь шла не о Розмари, и поэтому Луна ответила:

— Да. Люблю приходить сюда на закате.

— Он похож на кровь, да... Обычно такая льется из горла, и сразу фонтаном. Потом вещи не отмыть, хоть сжигай... надо бить пониже, между ребрами. Все время забываю, — задумчиво протянула собеседница, поглядела на Луну, ища реакцию, а спустя паузу спросила обычным голосом: — А ты уже была у амаранты?

Шипя, Луна всплеснула руками и в приступе гнева шлепнула ладонями по парапету:

— Да иду я к ней, иду! — крикнула она и круто развернулась на пятках, тряся занывшими от удара кистями рук.

Да что Розмари обещала им всем от нее? Почему Сестры ведут себя прямо как голодные волки?

Есть лишь один способ узнать... Пожав плечами, Луна сцепила руки за спиной и направилась к Святилищу, стараясь умерить размашистые шаги и выиграть еще немного времени на раздумья. Спиной она ощущала на себе пристальный взгляд.

По пути Луна миновала школу, швейный цех, рыночную площадь и самую красивую из светских построек в городе — дом маркиза. Важный титул, богатое поместье, роскошные наряды и вычурные речи на праздниках, но на деле маркиз Амаранта не мог даже покинуть город без сопровождения двух-трех Сестер. Однако, ему хватало ума не возражать. Чем плоха подобная жизнь? Мелкие бароны только о таком и мечтают. Но Луна задумалась об этом лишь мельком, проходя мимо.

А вот в конце улицы, под сенью Храмовой горы, возвышалось древнее Святилище, частично сложенное из плит, частично вырубленное прямо в камне. Именно там уже много поколений жили и работали истинные правительницы провинции — амаранты. К Святилищу вела неширокая пешеходная аллея, вдоль которой возвышались статуи предыдущих амарант. Ближайшей к Луне стояла незаконченная мраморная Розмари. В грубых каменных сколах легко угадывались изогнутые тяжелые брови, широкий нос и полные скулы. Меж губ пролегла чернильной полосой густая сумрачная тень.

Луна побрела мимо статуй, задерживая взгляд на каждой. Лица, прически, значимые атрибуты в руках изваяний помогали ей вспомнить имена амарант. Вот Изольда, предшественница Розмари. Амина, волшебница, правившая рекордно долгий срок — сто сорок лет. Враги сожгли ее, а прах развеяли по ветру; даже древняя магия ритуала долголетия не смогла соединить и воскресить пепел. Эола, изобретшая лекарство от воспаления запачканных грязью ран. Ровена, Ханна... Всего пятнадцать амарант. И на лбу у каждой статуи багровел обруч, нанесенный красной краской. Подкрашивать эти обручи раз в год являлось великой честью, которую не даровали кому попало. Однажды это выпало и на долю Луны, чем та очень гордилась.

Луна вошла в тень Святилища, миновала караул и двинулась по длинному коридору, привычно перешагивая вьющуюся под ногами лозу. Толстые стебли опутывали каменный пол и стены, вплетались тонкими усиками в плиты и своды потолка, удерживая многовековое строение от разрушения. Кое-где из потрескавшейся коры тянулись к свету тонкие овальные листья красноватого цвета. Розмари всегда мечтала здесь поселиться и изучить, помимо всего прочего, природу этих необычных, твердых, как сталь, ползучих растений. И ведь добилась своего: и поселилась, и принялась за изучение. Луна порой завидовала ее настойчивости, власти и популярности, но все-таки не хотела бы обменять свою свободу на пожизненное бдение в холодном храме амарант.

Хотя ей никогда и не предлагали, в отличие от Розмари. Это немного огорчало ее до сих пор.

Луна дошла до входа в зал амаранты и выразительно поглядела на стражей, выпятив грудь и скрестив руки. Они узнали Луну одновременно. Одна из стражей стукнула древком боевого шеста по полу и вытянулась в струну, а вторая учтиво отворила дверь, и Луна, задержав дыхание, шагнула внутрь.

В первый миг ей показалось, что амаранты в зале нет. Одни лишь растения, пышные и ядовитые, заполняли тенистые углы зала и широкий подоконник от края до края. Даже в самый солнечный день тут было сумрачно и прохладно, а на исходе дня так и вовсе темно, если бы не свечи. Лоза спускалась с потолка по неровным стенам и обвивала ножки стола, за которым боком ко входу сидела Розмари. Она увлеченно переставляла местами флакончики с разноцветными вытяжками. Тихо хмыкала. Что-то писала. Широкие изрезанные листья, пурпурные, как одеяние амаранты, частично скрывали ее от посторонних взглядов.

— Розмари. Я здесь, — молвила Луна, и на следующем вдохе ей в нос хлынуло множество слабых ароматов живых и приготовленных растений, заставив на секунду утратить ориентацию в пространстве. Она поморгала и потрясла головой, задышав осторожнее. Головокружение прошло.

Розмари обернулась на голос и легко кивнула, ничуть не удивленная. На дальнюю стену упала тень ее волевого профиля.

— О, Луна. Вот и ты наконец. Ну, что нового, как наши дела?

— Неплохо, — небрежно ответила Луна, восстановив самообладание, и сцепила руки в замок перед собою. — У наших Сестер, живущих в Веркинджесе, все спокойно.

— А есть что-то интересное? Или ты вернулась ради поминовения Эолы? Но оно послезавтра.

В тот момент Луна впервые в жизни засомневалась перед ответом амаранте. Значит, зря домой вернулась... стоило бы прийти, когда все будет в порядке, и спокойно получить похвалу за хорошую службу.

Но оставаться рядом с королевной и ее новыми друзьями после того унижения было выше ее сил. Да. Определенно.

— Да так... трудно сказать. Но кое-что случилось.

Розмари внимательно на нее поглядела и встала из-за стола. Закрытое багрово-красное платье всколыхнулось: на два пальца выше колена в плотной шерстяной ткани начинались разрезы, прошитые по краям толстой серебряной нитью. Они делили подол на пять полос, расширяющихся книзу, и давали возможность легко ходить и бегать. В случае опасности амаранта не останется беспомощной, как раньше, в глухом, как кокон, традиционном облачении.

Розмари провела руками по подолу, аккуратно обошла горшок с кактусами из Срединных земель и села в высокое кресло, стоящее посреди зала на пьедестале высотою до середины щиколотки. Трон, не иначе. Как и положено правителю. Она сложила пальцы домиком перед грудью и приподняла брови.

— Кое-что? Знаешь, день назад я получила голубя от Сил. Хочешь почитать? Хотя тебе и так известно, что там. Но она написала кратко, а мне нужны подробности. Не на четвертинку листа от руки, а намного, намного больше.

— А, так вот оно что! Письмо от Сил! — догадалась Луна. Ей живо представилось, как Сестра, первой в руки получившая новости из Ваэра, прочла их вслух для Розмари, а затем с радостью разнесла по всему Амаранту. И все стали ждать и новых известий, и саму королевну. — Точно. Я совсем забыла. Да, Лиенна. Да.

Розмари чуть склонила голову, не отводя от Луны внимательного взгляда.

— Да, Лиенна. Странно, что ты забыла. Я думала, она с тобой. Где она сейчас? Ты встретила ее, привела к нам?

— Нет. Мне жаль, но ее перехватили по пути к Амаранту. Она осталась в Исе. Мне не удалось ее переманить. Пока что.

— А ты пыталась?

— Конечно!

— Каким образом? — тотчас спросила Розмари.

— Я говорила с ней... Но Иса вступились. — Луна наморщила нос. — Граф прекрасно понимает, что мы можем сделать с таким козырем в руках. Ну не красть же мне ее? Говорят, она чуть не убила лесника, который ее привел.

— Какого лесника?

— Сил рассказала. Лиенна в дороге набрела на тех стрелков, арвудцев, они уговорили ее поохотиться с ними. Вместе они напоролись на засаду лесников, и Лиенну схватили за незаконную охоту в Исе. Везучая девчонка, что сказать. Даже не знает, как защититься от каких-то лесников. Я...

«Я вот как раз хотела ее научить, но она сказала... она отказалась меня слушаться, и...» — промелькнуло в голове у Луны. Но она себя одернула. Нет. Опасно так говорить.

Поэтому Луна ограничилась нейтральным замечанием, просто чтобы не бросать начатую фразу:

— Я их сотни встречала. Слабаки. Одним пальцем перешибить можно.

Не дослушав последних слов, Розмари махнула рукой.

— Понятно. Но вы говорили, и, я думаю, не раз. И что же, значит, ты сдалась, раз вернулась одна?

Луна быстро взглянула вниз, на свои сцепленные пальцы. Ладони вспотели.

— Нет. Мы с ней просто немного поспорили и вот, решили взять перерыв. Совсем ненадолго. Кстати, Поход начался, если ты еще не в курсе. Думаю, теперь она станет более сговорчивой.

Розмари сперва с улыбкой кивнула, но, едва услышав про спор, подалась вперед, опершись на подлокотники. Ее лицо исказилось.

— Поспорили? О чем? Что она сказала? Что ты сказала? — на одном дыхании спросила она.

— Да ни о чем. Пустяки, правда, — быстро ответила Луна, сцепляя руки сильнее. Пальцы ощутимо подрагивали. Розмари так сильно встревожилась... продолжать тему с ссорой и правда нельзя. Луна медленно вдохнула и постаралась придать своему голосу максимум уверенности: — Я не поэтому вернулась. Все нормально, все идет по моему плану. Я только хотела успеть на поминовение Эолы, а через день вернуться обратно. У меня все, позволишь идти?

Розмари вернула одну руку на подлокотник и оперлась щекой на расставленные пальцы. Она смотрела на Луну терпеливо, но очень уж недоверчиво.

— Точно все?

Луна задушила последнюю слабовольную мысль о признании и напустила на лицо самодовольную улыбку.

— Да, — твердо сказала она и кивнула. — Да, это все, что я хотела... все, что я могу рассказать. Больше нечего.

Луна замерла, пытливо глядя Розмари в лицо. Минула секунда, другая, третья... И амаранта внезапно хитро улыбнулась и покачала головой, не убирая руку от лица.

— Это не все. Я вижу, что не все.

У Луны похолодело внутри. И как Розмари поняла, что Луна ей лжет? Слишком беззаботно держалась, что ли? Могла б и убедительней соврать!

— Почему... ты так решила? — в начале фразы голос подвел Луну, и в ту секунду она была готова придушить себя за это. Ведь так Розмари окончательно уверилась в своей правоте.

— Обычно ты более разговорчива. И не опасаешься меня, как сейчас. Твои руки.

Луна беззвучно ахнула и разомкнула затекшие в замке пальцы. Так глупо провалиться! И она после этого — Сестра? Да неужели она так сильно боится Розмари, что даже не может ей нормально солгать?

А в руках Розмари вдруг очутился маленький флакончик темного стекла. Амаранта откупорила его, подтянула к себе маленькую жаровню, тихо чадящую на столике рядом с подлокотником, и уронила в нее несколько капелек темно-красного масла. Попав на угли, масло зашипело. Из чаши побежал, змеясь и танцуя, густой серый дым.

— Расслабься. Разве нужно бояться? Не бойся. Подойди ближе, — молвила Розмари, протягивая чашу навстречу Луне. Дым заколыхался. Угли затрещали. — Расскажи о вашем с королевной споре. Мне нужно знать все. И пустяки тоже. Ничего личного.

Задержав дыхание, Луна покачнулась; не удержав равновесия, она всплеснула руками и сделала крошечный шаг в сторону — и назад. Слухи среди Сестер, несмотря на тщательные меры предосторожности против домыслов и паники, расходятся легко. Поэтому все Сестры знали: у амаранты есть особое масло, заставляющее говорить правду, а противодействие ему пока не придумали. Так что теперь Луна, хочет или нет, а с радостью расскажет обо всем. То есть, вообще обо всем.

Но она не хотела делать это — и поэтому упрямо сдерживала очередной вдох.

Розмари приподняла бровь. Не меньше минуты Сестры Амаранта неотрывно глядели друг на друга, а воздух все сильней мутнел и насыщался ароматным дымом. Горло Луны сдавило. Даже на глубине в пятьдесят локтей под водой ей не было так душно.

В конце концов, не выдержав взгляда Розмари, Луна посмотрела на чашу, с опаской вдохнула, ощутила запах цветов и трав — и вдруг поняла, что бояться действительно нечего. Приятный, нежный запах благовония успокоил ее. Лишь на краю сознания затрепетала паническая мысль: «Попалась!». Возникла и пропала.

— Нет, я не боюсь. Мне нечего скрывать.

Розмари медленно кивнула.

— Очень хорошо. Я не люблю тянуть время... Теперь расскажи, как вы поссорились, в деталях. Что этому предшествовало? Что последовало потом? И почему ты на самом деле вернулась домой?

Кивнув, Луна закрыла глаза и заговорила. Речь полилась будто сама собою, на удивление плавно, как обычно, когда Луне не приходилось ничего скрывать; она стала рассказывать о Лиенне, об их знакомстве, о спорах с ней, об учебе, о ссоре и об итоговом расколе. Все по порядку. Луна говорила и порою даже с удивлением вслушивалась в собственные слова. Говорила — и ей становилось легче. Правда не резала слух и не вызывала отторжения. Но глаза Луна все-таки держала закрытыми.

Когда она закончила, Розмари ударила руками по подлокотникам и откинулась на спинку кресла. Луна поразилась ее сдержанности. Ни обвинений во лжи, ни допросов, ни пыток. Ходили слухи, что именно она изобрела это масло, чтобы не тратить время попусту. В этом вся Розмари.

— Значит, это ты спровоцировала ссору со всеми друзьями Тамхаса. И сбежала. Я правильно поняла? — вздыхая, спросила амаранта.

Луна уверенно покачала головой.

— Нет.

— Да. Даже если ты уверена, что все иначе, — возразила Розмари. — Я знаю тебя почти всю жизнь. Так что я в этом не сомневаюсь. И если я должна судить по твоему рассказу, то я говорю: Лиенна ответила тебе так, как ты это заслужила. Ты сама их вынудила тебя прогнать.

Розмари вдохнула и шумно выдохнула. Как будто проглотила какую-то фразу, уже готовую вырваться наружу.

— Что же, ты совсем из ума выжила? Луна! «Особенная», видите ли! Плюнула на Тамхаса, забыла о моем приказе! Решила, что можешь указывать! Ты! Тамхасу! Королевне! Ну, это уже слишком!

Луна чуть не подпрыгнула от резкого окрика. У нее зазвенело в ушах.

Да ладно, и раньше порою случались неурядицы, что такого? Все можно исправить.

— Рози...

— Я давно уже не Рози. Я Розмари. Я ваша амаранта. Амаранта, ты слышишь меня, младшая Сестра? Во имя Богини, еще раз посмеешь показать себя особенной, когда тебя об этом не просят, — и я заточу тебя в корни лозы! Знаешь, что там с тобой будет?

— Оттуда выходят через неделю постаревшими на год. Я знаю.

— Разве ты забыла, что нам всегда было нужно от королей Веркинджеса? — продолжила Розмари, не обращая внимания на слова Луны. — Ты забыла, на что способен этот... Иса, да еще вместе со стариком? Лиенна получит, что ей положено, и без нас, а когда она взойдет на трон, Амарант вновь останется с носом!

Она-то — и на трон? Луна стиснула губы, гордо вскинула подбородок и скрестила руки на груди.

— Не взойдет. Она проводник.

Розмари криво усмехнулась на ее дерзость.

— А сейчас Поход. Вспомни старика, Тамхаса. Вспомни, кем он стал после Похода. Улавливаешь связь, сестрица?

Розмари досадливо вздохнула и запустила руки в волосы, заслонив пальцами татуировку на лбу. Похоже, она сумела обуздать гнев, но от ее очень спокойного голоса Луне стало тревожно:

— Мы как будто прокляты. Ох. Скажи-ка, сколько тебе сейчас лет.

— Тридцать девять, — настороженно ответила Луна. При чем тут это?

— Так. А сколько было, когда тебя отдали Тамхасу, чтобы ты шпионила для него и для нас и училась у него тайнам проводников?

— И ничего меня не отдали! — вспылила Луна. — Это была партнерская сделка с Изольдой!

— Сколько? — ледяным голосом повторила Розмари, не поднимая головы.

Луна выдохнула сквозь зубы и помедлила, пытаясь сосчитать.

— Шестнадцать.

Розмари еле заметно кивнула.

— Верно. А теперь проведи аналогию.

Это сейчас опять о Лиенне? Хмыкнув, Луна развела руками.

— Лиенне на днях исполнится шестнадцать. Она тоже альбинос. Она тоже сейчас у Тамхаса. Ну. И что с того?

— То, что ты обязана ей помочь. Хоть раз подумай не только о себе. Покажи, что ты ей не враг, что ты понимаешь ее как никто другой. Она нужна нам. Нам, а не кому-то другому, — почти нежно повторила Розмари и изобразила приветливую улыбку, но глаза ее в маске учтивости остались такими же холодными, как у тех ледяных детей, у Иса.

И ей не шла улыбка. В ней чувствовалось превосходство, и только. Луна разозлилась.

— Что? Девчонка? Да она такая наивная, что...

Розмари жестом приказала Луне молчать. Хмыкнула. Стиснула пальцы до белизны под ногтями. Помолчала тоже.

— О, теперь я вижу. Понимаю. Тебе нужно немного отдохнуть и подумать — я могу это устроить. Останешься в нижней келье на несколько дней. Одиночество и тренировки — все, что тебе нужно, сестричка. Там ты вспомнишь, чему тебя учили всю жизнь. Хватит с меня этих детских забав. Нам нельзя расслабляться! Только не сейчас! Понимаешь ты это?

Но Луна стояла молча, глядя куда-то сквозь амаранту. Ей казалось, что та кричит не на нее.

Выдохнув, Розмари встала, прошла мимо Луны к выходу и пригласила одну из стражей зайти в зал. А Луна осталась стоять к двери спиной, пытаясь отделаться от незаконченной мысли о наивной девчонке Лиенне. Не высказанная до конца, она раз за разом повторялась в голове и не давала покоя. А сердце в груди Луны при этом билось так, что пульсировали кончики пальцев.

— Отведи ее в любую нижнюю келью, — услышала Луна позади себя и гордо подняла голову. — И передай, чтобы ее брали на все тренировки.

Да, пожалуй, день действительно не задался...

Корни таинственной лозы уходили глубоко вниз, прогрызаясь даже сквозь камень, и достигали тюремных камер под Святилищем, до того душных, что сохранять там ясный рассудок было невозможно. Но уснуть тоже не получалось. По словам редких освобожденных, едва закроешь глаза — и тотчас накатывает необъяснимый безотчетный ужас, доводящий до исступления. Так что камеры под Святилищем свели с ума и выпили жизнь из многих. А когда заключенные погибали там, то на голых стеблях лозы распускались листья и даже изредка — багрово-алые цветы. Завораживающая красота — и большая ценность. Ведь именно они — главный компонент краски для татуировок Сестер и для статуй амарант.

Ну а нижние кельи Святилища, что на уровне поверхности земли, почти не опасны. Они лишь слегка меняют восприятие и постепенно погружают своих обитателей в транс, но не крадут жизненные силы. Так что иногда и Сестры, и лично амаранта добровольно заточали себя в них на день-два, дабы отрешиться от суеты и волнений внешнего мира.

Сюда-то и привели Луну. Дверь за ее спиной закрылась, и в замке гулко щелкнул ключ.

Но, даже оказавшись запертой в нижней келье, Луна просто замерла на том же месте, где ее оставили, слабо улыбаясь в пространство. Ей не верилось. Да ладно, это всего лишь шутка, провокация, ведь Розмари даже не отняла у нее кристалл. При желании Луна легко может отсюда уйти. Лоза на уровне границы между землей и воздухом совсем не поглощает энергию виолита.

В глухой тишине Луна подняла руки и положила их на теплый кристалл. Глубоко вдохнула — и что-то в воздухе нижней кельи показалось ей знакомым. Луна принюхалась, не меняя положения тела. Масло Розмари? Значит, в лозе его секрет?

Но время неумолимо шло, а ничего не менялось. Ноги и спина Луны затекли и ныли от стояния в одной позе, звук глубокого дыхания гремел в ушах, а никто так и не приходил, чтобы выпустить ее, погрозить пальцем и сказать: «Это было в последний раз». Розмари не пошутила. Ее действительно наказали. Наказали! Ее!

И тогда Луна опустила руки, выхватила кинжалы из ножен на бедрах, резко развернулась — и один за другим клинки полетели в деревянную дверь. Раздалось два глухих удара, но звуки быстро исчезли в тишине. Следом в ушах отдался громкий отрывистый стук ее каблуков.

Выдергивая клинки, чтобы метнуть их снова, Луна шипела сквозь сжатые зубы. Как они посмели?

Как они посмели так поступить с ней?!

— Я никогда не ошибаюсь, не то что ты! — крикнула Луна, в очередной раз выдергивая кинжалы из истыканной двери. Быть может, с помощью лозы Розмари ее услышит и поймет, что поступила плохо?

Ведь это несправедливо!

Очередной удар. Затем — звон: один кинжал ударился о другой и упал на пол. Луна ахнула, шагнула к двери, села на колени и подняла свой клинок на руки, как беспомощного детеныша. Вгляделась. Свежий скол блеснул под рукой, как серебро. От этого Луна издала еще один вздох, громче прежнего, стиснула веки и закусила губу, чтобы не позволить себе пустить слезу.

Совладав с собою, Луна опустила руку с клинком. Без сил — как странно! — она привалилась плечом к двери и впервые оглядела обстановку кельи, не ожидая от нее ничего утешительного. Так и оказалось. Кровать, тумбочка, барельеф с изображением Богини — все в сером цвете. Ничего лишнего. Даже маленького окошка. Впрочем, выходцы с обоих континентов, за исключением Срединных земель, прекрасно видят в темноте.

Луна так и сидела на полу, поджав под себя ноги и упрямо не желая признавать, что ей холодно, пока дверь наконец-то не открылась. Луна подскочила, но осеклась, едва увидела перед собою сразу трех стражей; одна из них сказала, что пора идти на тренировку. И с кем тут спорить? С этими, что ли? Стиснув зубы, Луна подчинилась: выложила оружие, спрятала виолит поглубже в декольте — и пошла за стражами.

Ни единого окошка не было, как оказалось, и на всем этаже — последнем безопасном уровне над главной тюрьмой Амаранта. Прежде Луне и в голову не приходило, что здесь кто-то живет... нет, похоже, таких отчаянных все-таки не нашлось. Кельи с приглашающе распахнутыми дверями, мимо которых они шли, были сплошь пусты. Но впереди Луна отчетливо слышала разные голоса, много голосов. И их звучание неожиданно сильно согрело Луну. Ей стало уютно. Ведь там свои.

Большой зал для тренировок тоже оказался абсолютно темным, но хорошо знакомым. Одна из старших Сестер, находившаяся там в окружении еще дюжины девушек, кивнула Луне, но не как знакомой, а лишь в знак приветствия. На обращение по имени она демонстративно промолчала. Все остальные девушки, притихшие при виде Луны, были явно помладше. Никак это их первые занятия в темноте? Луна усмехнулась. Хоть какое-то развлечение. Будет, о чем вспомнить, когда она вновь останется одна в той келье.

Одна. Осознание обрушилось внезапно, как удар по голове. Кожу продрало морозом.

Что значит — останется одна? Как это, не с кем поговорить, поспорить, посплетничать? Как это, нельзя выйти, когда и куда вздумается? Как же она привыкла к свободе! Как же тяжело теперь вспомнить, что значит быть простой Сестрой Амаранта, связанной с этой долиной, как цепью... и лишенной возможности исполнять собственную волю.

Задумавшись, Луна не сразу сообразила, что тренировка началась, едва закрылась дверь зала. Ее лицо вдруг обожгло, а перед глазами точно вспыхнула молния. Запоздало нахлынула боль. Щека загорелась.

Девушка, влепившая ей хлесткую оплеуху, просияла и, сгруппировавшись, снова бросилась в атаку. Но Луна уже взяла себя в руки. Она легко увернулась, перехватила Сестру поперек живота и, заломив ей руки, бросила на пол, густо, но неравномерно покрытый лозой. Стебли смягчили удар, но девушка все равно вскрикнула и выгнулась от боли. Ее место заняли другие двое, опасливо переглянувшиеся друг с другом. Конечно. На тренировках в этом зале каждая ведь сама за себя. Победит лишь одна — та, которая останется стоять на ногах и рискнет сразиться со старшей Сестрой.

Луне давно не приходилось бороться с несколькими противниками сразу. Такие юные и неопытные девочки... сколько времени у нее уходит на каждую? Пять выдохов? Семь? И все-таки, они нападают так, точно считают ее равной себе.

Походя стирая кровь с губ, Луна мысленно поразилась сообразительности Розмари. Вот что она решила дать Луне. Осознание и воспоминание. Научить ценить то, что есть, отняв преимущество, ставшее неотъемлемой частью привычной жизни. Заставить вспомнить, с чего начинали все Сестры. Вот только старая подруга забыла упомянуть об одной вещи.

Как Луна узнает, что урок окончен?

Выйти победительницей в схватке, даже уложив всех младших, Луне все равно не удалось. Последняя соперница накинулась со спины, сбила Луну с ног и наступила ей на горло. Вырваться не вышло. Сдаваясь, Луна подняла раскрытые ладони и, как только ее отпустили, перекатилась, вскочила и схватилась за шею. Горло саднило. Одежда наверняка перепачкалась в грязи.

— Мы с тобой еще встретимся. Такое не прощают, — пообещала Луна.

Но Сестра даже не посмотрела в ее сторону.

— Эй, ты слышишь? Я к тебе обращаюсь!

Молчание.

Луна яростно засопела, но сдержала себя и не бросилась на нахалку: сразу после окончания тренировки старшая Сестра двинулась по кругу, зажигая по очереди все свечи в зале. Всколыхнувшись, пламя дрожащими кругами осветило стены, расписанные перламутровой тушью. Но даже этот свет не окрасил пространство зала в иные цвета, кроме серого. Тьма не отступила насовсем.

А когда Сестра закончила, то все присутствующие опустились на колени, и в тяжелом воздухе повисла дрожь множества шепотов. Началась молитва единой Богине. И ни перед молитвой, ни после никто так и не заговорил с Луной, как она ни пыталась этого добиться.

Когда Луне стало ясно, почему ей никто не отвечает, то Розмари из мудрой и понимающей в ее глазах превратилась в коварную и жестокую. Запретить им всем даже говорить с Луной, и без того отрезанной от мира? Как так можно?

Когда молитва кончилась, стражи Луну вернули в келью, а чуть погодя принесли ей поесть. Но еда ощущалась безвкусной, хотя и сытной. Душный воздух кельи действительно туманил рассудок.

А еще более пресным оказалось безмолвное, бесцельное одиночество.

Без дневного света счет времени сбился. Сон-тренировка-дремота-тренировка-молитва-сон; не придумав ничего лучше, каждый свой выход из кельи Луна стала отмечать засечкой на стене, но и это не слишком помогало считать даты. Тренировки проводили явно чаще раза в день. Однообразие душило ее; без света и без людского общества она тосковала все сильнее. Однажды Луна даже поймала себя на мысли, что не отказалась бы даже с Мелиндой поболтать... и с презрением отринула эту идею и снова принялась метать кинжалы в дверь.

Да что это с ней? Неужели Луну Эмеррис так легко сломать?

Выходит, что да, если знаешь как.

Розмари... Сиплый злой вздох сорвался с губ Луны, когда она выдергивала из дерева особенно глубоко засевший клинок. Надо наточить их... но, выдернув кинжал, Луна уже не нашла в себе сил даже подняться с колен. По телу прокатился томный холод; он перетек в огромную усталость. Луна закрыла глаза и провалилась в бесцветный сон. А когда в очередной раз открылась дверь кельи, она не успела среагировать и упала на пол спиной вперед, прямо под ноги стражам.

Наверное, это выглядело жалко.

Силы воли в ней было все меньше. Ее, эту волю, ничто не подпитывало в холодной душной тьме. И вот, в один из одинаковых перерывов между тренировками Луна, сидя на кровати и глядя в одну точку, уже не могла избавиться от навязчивых мыслей о будущем.

Что ее ждет, если она не уйдет отсюда сама? А что, если уйдет? Она ведь может. Хоть сейчас. Виолит при ней, оружие тоже. Из-за лозы сложно сосредоточиться на одной-единственной мысли, но телепортация должна получиться. А дальше — свобода.

Луна точно проснулась от этой мысли — и одернула себя. Нет. Амарант никогда не простит ей предательство.

Никакой слабости, только не здесь. Она должна помнить, что Амарант — это ее единственный дом, а Сестры — ее единственная семья. И желающих занять ее место свободной посланницы полно. Но... но если она со всем справится сама, если добьется благоволения к Амаранту от будущей королевы, отбросив лишние чувства прочь, как сейчас, то в итоге получит и славу, и внимание, и любовь! Все то, что Луна так любит. Все то, для чего медитативный дух нижней кельи освободил в ней место. Так что ей это приключение даже на руку. Прекрасно.

И наконец-то все встало на свои места, словно так и было задумано.

В очередной раз услышав скрежет ключа в замке, Луна оставила на стене десятую засечку и спокойно отправилась на очередную тренировку. От внезапного открытия у нее дрожали даже кончики пальцев. И вся она словно горела. Это поняла даже старшая Сестра, на сей раз повергнутая Луной наземь три раза подряд. Чистая победа.

Такая резкая перемена после череды неудач просто не могла не обратить на себя внимание. И после тренировки Луну пригласили к Розмари.

Поднимаясь по лестнице, Луна улыбалась и закрывала лицо рукой: даже рассеянный пасмурный свет дня жег расслабленные тьмой глаза. Но все вокруг было таким насыщенным и полноцветно ярким, что она не могла не подглядывать на возвращенный ей мир сквозь неплотно сомкнутые пальцы. А в ногах и в груди ощущалась небывалая легкость. И, идя по коридору к главному залу, Луна действительно чувствовала себя намного спокойнее, чем несколько дней назад.

Когда Луна вошла в зал амаранты, то сразу увидела Розмари, которая ждала ее, сидя в кресле-троне. Луна взглянула на нее иначе, новым взглядом, жадным до цветов и красок. В солнечном свете каштановые волосы амаранты выглядели медно-золотыми. Мелкие бледные веснушки усыпали нос и щеки. Глаза поблескивали, пьяняще-светлые, как весеннее небо. Платье облегало стан, как кровавая перчатка.

— Ну, как ты, Луна? Подумала? Что решила? — спросила Розмари.

— Я готова, — решительно, с чувством всепоглощающего удовлетворения ответила Луна.

— Готова? А что ты станешь делать, когда вернешься на юг, на земли королевства?

Что Розмари хочет услышать? Она же и так все знает. О поведении Луны ей наверняка докладывали во всех подробностях. Но Луне же надо ее порадовать, верно?

— Я всеми силами буду помогать Лиенне получить то, что ей надлежит по праву. Не от себя лично, а... от лица Амаранта. А когда придет время, мы будем ожидать справедливого воздаяния за всю свою помощь.

Розмари сложила пальцы перед собою и опустила подбородок, прикоснувшись им к подушечкам.

— Именно так. Хорошо. Значит, ты можешь отдохнуть эту ночь у себя дома, если хочешь. А утром тринадцатого, то есть, завтра, возвращайся к Тамхасу и к Лиенне. По пути загляни к нашим на постах. Особенно к Сил. Пускай она введет тебя в курс дела за те дни, что ты пропустила.

— Тринадцатого... Завтра... — пробормотала Луна. Ничего себе! А время идет куда медленнее, чем ей представлялось там, в дурманящей темноте. — А что, еще только двенадцатое?

— Да.

Розмари встала и подошла к стене, неся в руках нож и чашу с водой. Она провела лезвием по коре лозы, и из открывшейся раны несколько раз в воду капнул розоватый сок. Розмари перемешала воду с соком прямо ножом, сунула его за пояс и приблизилась к Луне. Палец амаранты окунулся в чашу, затем поднялся и прочертил на лбу Луны длинную горизонтальную полосу. По коже пробежал холод, затем что-то кольнуло лоб меж бровей. Луна зажмурилась.

— Благословение наших предков теперь с тобою, дитя Богини, — услышала она. — Весь Амарант ждет от тебя результатов. Не подведи.

— Они будут. Я обещаю.

— Тогда тебе пора. Удачи.

По пути домой Луна зашла в кузницу Сестер, к Дженне: при свете дня обнаружилось, что от нещадной ежедневной заточки ее кинжалы сильно и неравномерно истончились. Сражаться такими опасно: лезвие может сломаться. Но, на ее счастье, у Дженны как раз осталось два обработанных виолитом кинжала и ножны к каждому. А взяв их взамен на негодные, Луна поразмыслила — и попросила у Дженны немного виолитового порошка.

— Зачем он тебе? Это же не кристалл, толку с него... Я пробовала, колдовать не помогает, — сказала та, обводя пальцем бортик толстостенного прямоугольного тигля, снаружи обшитого тонким медным листом. Виолитовый порошок внутри слабо светился, но не золотым, а белым: вероятно, просто отражал дневной свет.

— Идея одна пришла в голову, — прищурилась Луна. — Это же яд? Хочу испытать его кое в чем. Расскажу, если получится. А вот тебе еще тис, чтобы возместить потерю материала. Отсыпь мне горстку, а?

Дженна хмыкнула. Она взяла у Луны монету, бросила в денежный ящик, достала из ларца кожаный мешочек и щедрой рукой отсыпала фиолетово-черного порошка из тигля. В углублении показался краешек клинка, и Дженна аккуратно запорошила его снова.

— Ладно, бери. Хватит? Как появится возможность, пересыпь его в любую металлическую емкость, только не в медную. А то вся энергия сразу же уйдет в медь, — напутствовала она Луну.

— Как скажешь.

Остаток пути от кузницы до квартала Сестер пролетел незаметно: одну ладонь Луны согревал мешочек с виолитовым порошком, вторую — рукоять нового кинжала, немного иная на ощупь, нежели прежняя. Луна нехотя разжала руку, сжимавшую эфес, лишь раз: чтоб отпереть входную дверь и войти в свою маленькую квартирку на первом этаже трехэтажного каменного дома.

За время ее отсутствия тут ничего не изменилось. Трофейное оружие по-прежнему пылилось на стойках, два приоткрытых шкафа ломились от вещей на все случаи погоды. Но взгляд Луны, как обычно, задержался не на них, а на множестве узких полок, что тянулись в три яруса вдоль стен, чуть ниже подставок для оружия. На полках стройными рядами стояли фигурки из камня, стекла и керамики. Подарки, покупки и трофеи из карманов жертв со всего материка. Луна очень любила разглядывать и, конечно же, пополнять свою и без того немаленькую коллекцию всякий раз, как находила свободное время. Все эти крошечные люди, животные, растения и грибы как будто пришли из иного мира. И над ними всецело властвовала Луна.

Да, без сомнений, ее квартирка с кучей милых сердцу мелочей куда гостеприимнее, чем келья под Святилищем амаранты...

Улыбаясь, Луна сняла сумку, сапоги, наручи, перевязь с новыми кинжалами, бросила в угол запыленное платье, и, раскинув руки, упала на кровать, восхитительно мягкую и широкую. Сразу навалилась томная усталость. Сопротивляться так не хотелось... Да и не нужно. Пришло время как следует отдохнуть перед возвращением и набраться сил, чтобы больше не спорить ни с кем, особенно с этой упертой Лиенной. Пускай думает, как хочет. Луна умна и прекрасна, к чему все эти доказательства? Да ни к чему. Нужно просто взять себя в руки и сделать то, что должно.

С такой мыслью она сомкнула глаза и крепко уснула, любовно обняв подушку.

А на рассвете, плотно позавтракав в тихом и молчаливом поутру «Яблоке», Луна отправилась к телепортационному кругу. Заклятье привычно дрогнуло на губах, мгновенный жар магии перехватил дыхание, и Луна очутилась на маленькой лесной поляне меж трех стоящих камней. Достаточно приметное место, чтобы ярко представить при телепортации, и достаточно скрытое, чтобы оголтелые фанатики церкви не вздумали зарыть здесь пару рунных склянок со святой водой из озера Солнца. Поправив волосы, чуть растрепавшиеся после капюшона, Луна двинулась на опушку, чтобы выяснить, что за странный шум доносится со стороны королевской дороги. Драка, что ли?

Но, едва увидев, что происходит там на самом деле, Луна метнулась назад, за ближайшее дерево, и застыла в тени его кроны, притаившись, чтобы ничего не упустить.

Ваэр горел. А на фоне огня метались, сверкая латами, рослые воины из армии короля; размахивая мечам и щитами, они нападали на силуэты в ярких одеждах всех цветов радуги, пытаясь теснить их прочь от убегающих в панике жителей. Луна сосчитала: семь вооруженных силуэтов, по одному на каждый цвет. Яркость их одежд и масок бросалась в глаза, как раскраска ядовитой змеи.

Это и есть Поход?

Луна всмотрелась в поле битвы. Высокий мужчина во всем морковно-оранжевом орудовал двуручным молотом, как тростинкой, вышибая из стены дома целые бревна. При очередном замахе боек ярко вспыхнул в свете пожара, и Луна различила в серебристом металле покатый бараний лоб и витые рога. А вот загнутый книзу шип с другой стороны сверкал фиолетовым. Виолит.

Частично измененное виолитом оружие было и у других. Меч с фиолетовой каймой на клинке у красной леди, моргенштерн у грузной женщины в голубом, сверкающая на солнце прозрачная дуга лука у совсем юной фиолетовой девушки. Щуплый мужчина в лиственно-зеленом как раз отсекал чью-то руку хищно изогнутым серо-фиолетовым серпом; бердыш с полулунным лезвием, скалящимся треугольными вставками виолита, мелькал, сокрушая нагрудники, в могучих руках силача в синем. Желтая дама... кажется, она единственная безоружна, но... Приглядевшись к ее странным жестам, Луна увидела отражающие свет пламени кусочки виолита, зажатые меж костяшек пальцев. Держась за спиной пришельца в синем, желтая леди метала во врагов острые виолитовые осколки. Еще взмах — и, вскрикнув резко, как птица, один из солдат схватился за горло и упал. Кровь фонтаном хлынула сквозь пальцы и обагрила траву и выпавший из руки щит.

Поход был в меньшинстве, но именно он, а не люди, явно выигрывал в сражении. Солдаты гибли один за другим, не в силах причинить хоть сколько-нибудь серьезный ущерб вассалам Виеллерели. Казалось, это и невозможно.

Стиснув зубы, чтобы не потерять самообладание, Луна заметалась взглядом по сторонам, ища в суматохе таверну Сил. А отыскав — увидела, как распахнутая настежь парадная дверь раскачивается от ветра. Похоже, там никого нет... Луна стиснула в кулаке виолит, сосредоточилась, направила поток энергии к глазам — и резко, до головокружения обострившимся зрением различила в темном проеме разбросанную посуду, скомканный теплый платок и опрокинутый стул. Еще, еще... вцепившись ногтями в ствол дерева, Луна впивалась взглядом в полумрак, подмечая все новые детали, пока не разболелись глаза.

В висках кольнуло. Не выдержав, Луна зажмурилась и накрыла глаза рукой.

В таверне пусто. Все ясно: Сил погибла или успела сбежать. Но убеждаться в этом, обыскивать таверну не хотелось. Слишком опасно. Луна хорошо сражается исподтишка или на дуэли, но только не в толчее, где непонятно, кто примет ее за свою, а кто — за врага. А еще ведь Тамхас рассказывал, что Поход иногда подчиняет проводников и забирает с собой...

Луну охватил запоздалый ужас. Она попятилась, надеясь, что никто ее так и не заметил, и спряталась за раскидистым терновым кустом. Длинные колючки вцепились ей в косы; боясь привлечь к себе внимание, Луна как могла осторожно стала отламывать шипы от ветки прямо руками, без ножа. А из волос потом выпутает, когда окажется в безопасности.

Интересно, а Тамхас знает, что враги разгуливают уже практически у стен столицы?

Отвлекшись, Луна мигом поранила палец шипом — и резко выдохнула через нос. Вдохнула. Задержалась в неудобной позе, чтобы совладать с дыханием. Затем вытащила виолит из декольте другой рукой и мазнула по нему окровавленной подушечкой. Кристалл жадно впитал кровь, стал еще горячее, и на всплеске энергии, пьяно ударившем в виски, Луна решительно повторила телепортацию. Здесь ей больше нечего делать.

В доме Тамхаса Луна первым делом тихонько выглянула в ближайшее окно, но ни пожаров, ни паники в районе знати не обнаружила. Все спокойно; на фоне Ваэра — даже слишком. Да только значит ли это, что здесь действительно безопасно? Поход же прямо под городскими стенами.

С некоторым усилием отвернувшись от окна, Луна заметила странный блеск вдалеке, у стены. Она пригляделась. Как будто осколки. Осколки? Луна приблизилась, чуть наклонив голову и сощурясь. Зеркало в конце коридора, ведущее в место их регулярных собраний, оказалось разбито. Несколько перекошенных зубьев торчало из рамы: они-то и поблескивали, отражая свет под разными углами, — а остальные осколки неровной горкой лежали на полу.

Остерегаясь острой каймы, Луна протянула руку к осиротевшей раме, но не дотронулась до нее. Напряженные пальцы дрогнули в ногте от дерева. Что здесь произошло? Кто разбил это зеркало — единственный путь в их тайный архив?

Встряхнув онемевшими кистями, Луна принялась чертить рунный став восстановления, но вовремя опомнилась. В лучшем случае, у нее ничего не получится. В худшем же... Зеркальное стекло отражает любую магию, кроме перемещения. Полноценно колдовать в таких условиях способны лишь зеркальные маги — проводники с редкой и незначительной, но иногда полезной способностью совсем не расходовать магию виолита, обращаясь с зеркалами. Из ее знакомых это Тамхас и Катэль. И, раз уж они оба здесь живут, то кто-то из них просто обязан знать, что случилось.

Но, войдя в кабинет, Луна увидела там не Тамхаса, а Эмилиана. Он невозмутимо стоял над столом мастера и что-то записывал. Горка бумаг высилась рядом с его рукой.

Луна резко остановилась.

— Привет. А где Тамхас? — поинтересовалась она, схватившись за дверной косяк выше уровня головы. Сильно сжав пальцы на твердом дереве, Луна усмирила нарастающую дрожь.

Страшно? Нет. Ей, скорее, тревожно. Ведь все и вправду пошло наперекосяк, как Луна и хотела, когда злилась на них всех. Нет, конечно, она не виновата. Все испортили и без ее участия, а уж в свой черный язык Луна никогда всерьез не верила. Только Мелинду этим позлить любила.

Или... все-таки это на самом деле ее вина?

Эмилиан обернулся, взглянул на нее и на миг вскинул брови. На бледной коже под глазами отчетливо пролегли тени усталости, скрыв несколько веснушек. Как будто он не спал всю ночь... Такое никогда не случалось без веской причины. Тревога усилилась.

— Привет. Я думал, вы знаете, где он, — ровно, ритмически правильно, с выверенной ноткой удивления возразил Эмилиан. Нет. Судя по интонации, с ним все хорошо. Наверное, хорошо.

— Нет, не знаю. Я только утром вернулась из дома. И мне интересно, что я пропустила. А что я пропустила?

Эмилиан бросил перо в чернильницу, развернулся всем корпусом к ней и развел руками, но от стола не отошел ни на шаг.

— В последний раз я видел его вчера утром. Катэль сказал, он исчез вечером, но все его вещи на месте. Сегодня я пришел ровно в восемь. А сейчас... — он взглянул в окно, — недавно пробило девять, а Тамхас до сих пор не объявился. Это все совсем... не вовремя.

Последние слова Эмилиана насторожили Луну. Весьма эмоционально для него. Что еще у них тут случилось?

— Я видела разбитое зеркало, что ведет в архив, — на всякий случай сообщила она. — Может, это как-то связано. Может, его схватили солдаты короля? Ну, не знаю, за что-нибудь.

— Да, я тоже видел. И я уже думал, зачем его разбивать. Тамхас не стал бы сопротивляться аресту. И ничего больше не разломано и не разбито. Только то зеркало. Может быть, он сам его и разбил. Зачем? Возможно, чтобы скрыть что-то, хранящееся в архиве. Но без Тамхаса мы не можем узнать, что это. Других путей к архиву нет. Даже в его бумагах нет. Значит, придется пока отложить эту проблему. Тем более, что... есть и другие, — неохотно закончил он.

Всего час в чужом кабинете, а уже и в бумагах успел покопаться, и сделать правдоподобные выводы? Луна еле сдержала неуместную усмешку. Розмари он бы понравился. Жаль, что та не знакома с графом Иса лично.

— А что Катэль? Он осматривал осколки? Вы говорили с ним об этом?

— Его нет дома. Я отправил его по делам еще до того, как обнаружил разбитое зеркало.

Луна повела глазами. Отправил по делам? Да, распоряжаться — это в его стиле.

— Кстати, Поход почти под стенами города. Они сейчас в Ваэре. Надеюсь, стража хорошо заперла ворота, потому что почти весь гарнизон пять минут назад был уже перебит. Какому идиоту хватило ума их туда отправить? Это же Поход!

— Да, это я тоже знаю, — кивнул Эмилиан. — Король выслал гарнизон за стену, чтобы убедить народ, что не сидит без дела, как с восьмого по сегодняшнее. Но это странно, почему они не пошли по тоннелю?

— По тоннелю?

— Да, по старым виолитовым шахтам. Они начинаются как раз по пути из храма, на севере от столицы. Проходят под всеми укреплениями, а выход на поверхность находится практически в центре города. Хм. Неужели я ошибся? Тогда что им нужно?

Луна хмыкнула. Ее интересовало другое. С каким пор самому благовоспитанному и самому... нормальному из их компании хватает наглости рыться в чужих бумагах?

— А что вы здесь делаете?

Эмилиан хмыкнул и вытащил виолит из-под одежды. Длинная сосулька ровно, ярко сияла.

— Я? Я здесь работаю. И слушаю город. Это нелегко: он прямо гудит. Все, кто не успел покинуть столицу до рассвета, теперь заперты здесь из-за Похода и обсуждают то, что произошло вчера на балу.

Слушает город? Что, неужели так же, как она недавно смотрела — с помощью магии? Наверняка. Но, должно быть, слышать всех людей в столице разом — это очень утомительно.

Луна сделала пару шагов ему навстречу и бросила взгляд под его руку, на бумажку с самыми свежими чернилами. Кажется, имена. Список имен. Короткие строчки, каждое новое слово с большой буквы... Эмилиан сдвинул руку, и она тут же отвела взгляд.

— А что еще-то произошло? Нет. Дайте сама угадаю... Бал, говорите... Майей никого уже не удивишь... неужто Лиенна?

— Да. Лиенна.

Луна издала громкий смешок.

— Каким это образом она там оказалась? Я думала, что...

Эмилиан взглянул на нее так устало, что заканчивать фразу не захотелось.

— Ей помогли. Нет, не я. Неважно. Важно другое. Вчера вечером Лиенна рассказала о Походе и о том, кем она является, на публике. Прямо на балу. Ей показалось, что это — лучший способ защитить людей от Похода... который так и не явился в город. Пока что, впрочем. Ладно. Еще не поздно...

— А, так, значит, Майя. Я в ней не сомневалась... И что люди? В восторге или в ужасе? Или в огромном ужасе?

— Если насчет Похода, то счастливых нет. Насчет Лиенны сложнее. Кто-то рад, кто-то не очень. Но некоторые дворяне на ее стороне. Считают, что это ее судьба — спасти нас. Я записываю их имена, чтобы никого не упустить. Пригодятся, когда Лиенна вернется. Кое-кто встанет на ее сторону.

— А где она сейчас?

— Король отправил ее под стражей куда-то за пределы столицы. Говорят, он хочет ее исцелить... Не хочу думать, что это значит. Но я полагаю, что она все еще жива.

— Есть основания так считать?

Эмилиан шумно выдохнул. Мерный обмен фразами сбавил в темпе: граф замолчал на несколько секунд, ища, как ответить. Луна пожалела, что не умеет читать мысли. Наверняка у него в голове только что пронеслось много интересного.

— Есть, — найдясь, только и ответил Эмилиан.

Луна встрепенулась и вгляделась ему в лицо. Какой тяжелый взгляд... Как будто его действительно волнует, что с Лиенной. Неужто попался в девичьи сети? Если Лиенна сделала это нарочно, то остается лишь похвалить ее за такое умелое сокрытие талантов. Если же нет... Хотя, о чем это она. Конечно же, нет. Просто титул наследной королевны — это уже внушительный плюс, который добавит немало очков даже глупой дурнушке. А ведь Лиенна еще и симпатичная...

Луна помолчала. Обвела взглядом кабинет.

— Ясно. Помощь нужна? — она нарушила молчание и поразилась тому, как скромно и тонко прозвучал ее грудной голос.

— А она возможна? — очень вежливо полюбопытствовал граф.

Он вдруг стал выглядеть посреди чужого кабинета так естественно, что Луне захотелось извиниться и уйти. Но, к счастью, наваждение вмиг пропало, и к ней вернулась прежняя уверенность в себе.

— Да, если мы хотим одного и того же. Вам нужна Лиенна точно так же, как и нам. Пускай она сядет на трон, всем будет хорошо. Это выгодно нам обоим.

— Выгодно? О чем вы?

Луна громко, сочно рассмеялась, запрокинув голову. Он серьезно?

— Умоляю, только не говорите, что влюблены в нее с первого взгляда или что-то такое! Это меня разочарует, честное слово.

— Я не люблю разочаровывать окружающих, — впервые за разговор Эмилиан изобразил улыбку, — и мне, к счастью, не придется начинать. Я просто не люблю чужих страданий, особенно знакомых мне людей. И я достаточно долго с вами знаком, чтобы понять, почему Тамхас выбрал именно вас. Я принимаю вашу помощь.

Он протянул ей руку. Но, когда Луна подошла и пожала ее, он не стал спешить разжимать пальцы.

— Но есть один нюанс, — тихо молвил Эмилиан, глядя ей прямо в глаза. — Я обещал Лиенне поговорить с вами. Момент как раз подходящий.

Луна покосилась в сторону. Ей в глаза бросился ярко освещенный хрустальный кубок с пятном от испарившейся воды. Обломок радуги недвижно лежал на его широкой ножке.

— Давайте, что уж там. Наверное, это очень важно, — возразила Луна и снова взглянула на Эмилиана. Тот кивнул, поймав ее взгляд.

— Буду краток. Вы слишком резки с ней. Слишком прямо показываете себя. Мы с вами знакомы уже давно, и я вас понимаю, но с ней... вам стоило вести себя поосторожнее. Все-таки ей с первого дня стало известно, что вы из Сестер Амаранта, что такие, как вы, убивают людей. Неужели этого мало? Зачем вы стали пугать ее еще сильнее? Прошу, не надо. Больше не надо.

Луна ухмыльнулась и подбоченилась.

— Ха! Зато это правда. Это лучше, чем обманывать ее, хитрить и притворяться... как вы.

«Как вы все», — хотела сказать Луна, но по изменившемуся лицу Эмилиана поняла: исправляться поздно. Он до боли сжал ее пальцы в своей руке.

— Сколько ей лет, вам известно? Шестнадцать. Всего лишь шестнадцать. Это время мечтаний и ожиданий от мира в духе «все или ничего». Время, когда мир все еще четко разделен на черное и белое. Вы в ее глазах явно не в числе «белых». А сколько вам? И сколько мне?.. Она пока не в состоянии принять все полутона. Она не понимает...

— Понимает или нет, — оборвала его Луна, — а вот вы дурманите ей голову и подавляете волю, влюбляя в себя, как и всех остальных. Не мне читать вам морали, это просто смешно, но... прекратите. Это просто нечестно.

Эмилиан еле заметно улыбнулся одними губами, не прекратив как-то хищно щуриться, и Луна рассердилась. Конечно, он понял, почему это нечестно!

— Нет же. Я не пытаюсь влюбить. Мне нужно лишь, чтобы она доверяла мне. Чтобы знала, кто может ее защитить, поддержать, если потребуется. Научить всему, что ей может пригодиться.

— Защитить? Доверять? И это, по-вашему, «не влюбить»? Да это то же самое! — хохотнула Луна.

Эмилиан выпустил ее кисть, скрестил руки на груди и выпрямил спину.

— Главное, как это видит она, а не вы, Луна. Но это интересный вопрос, — легко кивнул он. — Я поговорю с ней об этом, когда она вернется.

— Ладно, хорошо, — вздохнула Луна, хотя ей безумно хотелось продолжить спор. С Майей так и поступила бы. Но с Эмилианом никогда не удавалось зайти слишком далеко: мешал какой-то глубинный... страх? Или уважение? — А как вы планируете ее вернуть? Есть какие-то мысли?

Эмилиан вернулся к столу, развел по сторонам разновеликие бумаги, взял и подал ей раскрытую записную книжку.

— Вот, что я нашел у Тамхаса. Здесь список опасных для проводников мест. Монастыри и церкви, в которых занимаются изучением наших способностей и того, как их ослабить или совсем задушить. Лиенна может находиться в любом из этих мест. Ваша помощь заключается в том, чего не могу сделать я сам: как можно скорее посетите каждое место и выясните, где держат Лиенну.

Как же, не может... Просто ему некогда, а тут как раз она. Луна кивнула и пробежала взглядом полученный список. Часть названий выглядела знакомо. Значит, телепортация. Ничего сложного... уж скрываться-то она умеет.

— А если нигде из этого? — уточнила она.

Но и на это у Эмилиана нашелся ответ:

— Герцог и его жена тоже могут что-то знать. Спросите у них об этом списке... Хотя нет, лучше только у Мирри. Герцог часто общается с королем. Не могу быть уверен, что на него это никак не повлияло. Если он узнает, что кто-то ищет Лиенну, это может нам помешать. Поэтому нам нужно действовать быстро.

Луна усмехнулась. Дело представилось ей еще более легким. Опросить свидетеля, обойти все возможные места заключения и забрать оттуда Лиенну. Вот и способ вынудить строптивую королевну впоследствии отдать Амаранту должок. Славно. Очень славно.

— Хорошо. Я поняла. Пока хватит. Удачи и вам.

Значит, начать с Мирри. Потом — по списку. Хорошо.

— Я буду ждать вас в своем замке, — ответил Эмилиан и легко склонил голову, прощаясь.

Луна положила книгу в дорожную сумку, набросила капюшон, закрыла глаза и переместилась.

* * *

Майя и Катэль стояли перед входом в администрацию порта. Позади них фыркали лошади, впряженные в карету. Портовые рабочие бодро переругивались и стучали полными ящиками о дно трюма ближайшего судна. Морской бриз шелестел и похлопывал спущенными парусами о реи.

Не обращая внимания на шум, Катэль переминался с ноги на ногу и, закрываясь ладонью от полуденного солнца, поглядывал на призадумавшуюся, нерешительную Майю. Она была напряжена и как будто на что-то обижена. В его сторону она упорно не смотрела, отвернувшись и задрав кончик носа выше линии горизонта.

— Слушай, Эмилиан ведь не хотел сказать ничего такого. Уверен, он просто хочет тебя защитить, — еще раз попытался заговорить с ней Катэль. Непонятное молчание старой подруги его тяготило.

— Отстань! — огрызнулась Майя и решительно толкнула входную дверь.

Катэль зашагал следом — и, войдя, оказался в длинном коридоре. Вдаль по обеим сторонам его тянулись ряды стрельчатых дверей. С порога виднелось по три слева и справа, еще одна — в конце, напротив выхода.

Майя решительно подошла к ближайшей двери, сунула нос в кабинет — и тут же отшатнулась и захлопнула ее. Сунулась в следующую, еще, еще... Катэль только и успевал замечать, как в воздухе мечется непослушное пламя рыжих волос. Нужной оказалась предпоследняя дверь, в которую Майя и вошла. Катэль поспешил за ней, но едва не получил дверью по лицу. Он отшатнулся, принял удар на плечо, протиснулся следом за Майей и услышал, как она сердито вздохнула. Значит, это было нарочно. Так она на него злится? Что, опять?

Человек в кабинете поднял голову, услышав шум, и сцепил руки перед собой. Да, знакомое лицо. Виделись на собрании... Имонн Берилл. Кажется, так его зовут. Да, Эмилиан так и сказал.

— Доброе утро, Имонн.

Имонн оживился и подался навстречу, чуть щурясь.

— О! О! Друзья Тамхаса, мои друзья! — опомнившись, он ссутулился и понизил голос: — Добро пожаловать. Чем могу быть полезен?

— Нам нужно попасть в Торан, а еще у нас письмо вам от Эмилиана Иса.

Катэль подошел к столу и отдал письмо. Имонн порывисто распечатал его и начал читать. Светлые пальцы то и дело вздрагивали, сминая края бумаги. Бледно-зеленая татуировка почти не выделялась на фоне кожи. Железный браслет, увитый виноградной лозой, тускло поблескивал.

Имонн закончил читать и вскинул тревожные глаза. Ветер из открытого окна раздул его волосы и бросил на скулы.

— Сколько-сколько? Вам в самом деле нужно столько меди? А когда?

— Все в письме, — ответил Катэль, когда пауза затянулась. Майя упорно молчала, и от этого Катэлю еще сильнее хотелось ее разговорить.

— Да-да. Конечно. Вижу... Хорошо! Будет к пятнадцатому! Будет же, да? Думаю, да. Что-то еще?

— Да. Нам надо в Торан. А у вас есть корабли...

— А разве вы не можете переместиться туда сами?

— Нет. Для этого надо точно знать, куда перемещаться. А мы ни разу там не были.

— А, ясно. А зеркала?.. Ой... простите. Я дурак. Виноват. Хорошо, у меня как раз сегодня отплывает туда одна из торговых бригантин, я запишу вас сопровождающими. Как вас зовут?

Катэль невольно поднял руку, чтобы прикоснуться к амулету с мороком. Незачем привлекать внимание своим внешним видом. Во всяком случае, пока они не прибыли в Торан.

— Пишите: Киар... Н... Нейде.

— Майя Иса. Так и пишите, как есть, — сверкнув зубами, сказала Майя. — А что? Мне брат ничего не говорил.

Ее льдистые большие глаза смотрели на Катэля с вызовом. Губы кривились, обнажив зубы в злой усмешке. Катэль попытался улыбнуться в ответ, но вышло не очень, судя по тому, что Майя передернула плечами и опять отвернулась.

Покивав, тем временем Имонн заполнил бумаги и, попросив их двоих подождать тут, выбежал из кабинета. Вскоре он вернулся и вручил каждому по документу. Катэль заглянул в свой. Под десятком строчек, нанизанных на бумагу убористым мелким почерком Имонна, красовался длинный петлистый росчерк начальника порта.

Не спеша садиться обратно за стол, Имонн потоптался на месте, потер ладони, а затем резко выдохнул.

— Все? Тогда за мной. Вы же идете, да?

Он подошел к выходу, выглянул наружу и указал рукой на второй по счету корабль у пирса.

— Вам туда. Удачи. — Он хлопнул Катэля по плечу, неожиданно твердо пожал ему руку и скрылся за дверью своего кабинета. Катэль удивленно посмотрел ему вслед.

У капитана корабля вопросов не возникло. Едва увидев бумаги из администрации порта, он покивал, свистнул троих матросов и указал на новых пассажиров.

— Эти господа идут в Торан с нами. Несите их вещи в каюту рядом с моей. Живо, живо!

Катэль помог матросам достать из кареты вещи Майи. В ее неподъемном кедровом сундуке с выжженным на крышке гербом Иса что-то непрестанно грохотало и перекатывалось. Майя же скользнула по Катэлю взглядом, молча кивнула и ускорила шаг, чтобы подняться на борт первой.

Да что с ней такое?

Как только Катэль взошел на борт, шум порта изменился; прибой внизу, прямо под ногами, стал куда громче, мачты отчетливо поскрипывали и дрожали от непрерывно дующего ветра. Каждый новых удар ящиков с товаром о дно трюма отдавался здесь, наверху, еле заметной, но отчетливой дрожью в пятках.

Когда погрузка закончилась, все ящики пересчитали, трюм заперли, и по команде капитана портовые рабочие отвязали швартовочные тросы, а матросы подняли якорь. Корабль качнуло. Ветер наполнил маневренные паруса, и судно стало разворачиваться носом в открытое море.

Катэль отошел к левому борту — ближе к корме и подальше от такелажа, чтоб не мешать забегавшим по палубе матросам, — встал рядом с Майей и кашлянул. Но ответа не последовало. Майя обнимала себя за плечи, неотрывно глядя на отдаляющийся пирс, и на его появление никак не отреагировала.

— Странный он, этот Имонн. Давно он с нами?

— Давно.

Спустя паузу Майя неохотно добавила:

— Он действительно странный. Говорят, когда ему сделали татуировку, он потом месяц лежал в лечебнице. Лихорадило едва ли не до смерти. И говорит он странно... и ведет себя тоже. И купцом при этом остался, хоть и с татуировкой. Не понимаю его. Даже брата понимаю, а его — нет... Кстати, о брате.

Майя смолкла, надула щеки и, стукнув локтями о парапет, опять уставилась на отдаляющийся порт. Его шум становился все тише. Шелест волн о бока бригантины и трепет краешков парусов заглушал все остальное, словно ненавязчивая, но бесконечная песня.

Катэль протянул к Майе руку, но прикоснуться не решился.

— Он просто хочет тебя защитить. Я уверен в этом. Так и есть, поверь мне.

— А с тобой я вообще говорить не хочу. Катись к своей Луне. Ясно? — очень ровно ответила Майя. Казалось, если Катэль сейчас ее тронет, то получит удар молнией.

— Ты что? Ты на это обиделась?

Майя фыркнула и в очередной раз отвернулась от него, да так резко и сильно, что Катэль забеспокоился: не свернула ли себе шею со злости?

— Я не за ней ушел. За отцом. Предложишь мне катиться туда же? Слушай, я все понимаю, но это ведь мой отец!

— Приемный, — буркнула Майя.

— И что с того?

— Да ничего, — тише ответила она, поджала губы и прижала платок к уголку глаза.

Катэль вздохнул, удержав себя от резкого ответа. Она же не со зла, как всегда. Просто... это ведь Майя. Совсем не изменившаяся.

— Думаешь, ему легко далось это решение? Я не хуже тебя знаю, что вы никогда не расстаетесь! Пойми, он любит тебя и хочет защитить, вот и все. И, раз уж у нас есть дело в Торане, то нам нужно собраться с силами и поскорее его закончить. Позади остался Поход... Мы будем нужны, чтобы помочь, когда сделаем то, за чем идем. Так что давай просто это сделаем. Хорошо?

— Но мне он нужен сейчас!

И, всхлипнув, Майя полушепотом добавила:

— Мне душно. И... одиноко. Ты прав: мы никогда не расставались так надолго.

Катэль осторожно обнял Майю за плечи.

— Ты не одна. Помнишь меня? Это я. Я здесь, с тобой.

Майя не сразу, но все-таки расслабилась под его руками, вздохнула и решительно вытерла платком лицо сверху донизу.

— Да... ты здесь. А теперь я хочу побыть одна. Ладно? Пожалуйста.

— Хорошо. Зови, если что. И постарайся не спрыгнуть в воду, ладно?

Увернувшись от тычка, Катэль отправился гулять по палубе.

Этот корабль был куда больше, чем те, что он помнил из далекого смутного детства. Между островами Срединных земель его сородичи плавали на лодках или мелких посудинах с одним-двумя парусами. А этот корабль шел не меньше, чем под дюжиной парусов, надутых ветром на двух высоких стройных мачтах.

Капитан бригантины выскользнул из-за угла, поравнялся и зашагал рядом с Катэлем. Крепкий мужчина с черной бородой, он и сам выглядел как один из матросов. Случись какая беда, он наверняка не раздумывая бросится к канатам и тросам, если матросы без него не будут справляться.

Он кашлянул — гулко, как будто стукнул кулаком по корабельному колоколу.

— Если вам что-то понадобится, обращайтесь сразу ко мне.

Катэль быстро взглянул ему в лицо. Капитан дружелюбно скалился.

— Да, хорошо, спасибо. Скажите, а как скоро мы прибудем на место?

— Дней за десять-одиннадцать.

— А быстрее возможно?

Капитан крякнул и потер бороду.

— Как? Разве что вы помолитесь вместе с нами всем морским духам, и мы будем день и ночь идти в полный бакштаг. Тогда дней за шесть управимся.

— Полный бакштаг — это как? — быстро спросил Катэль, прикидывая, хватит ли в его кристалле энергии, чтобы шесть дней поддерживать один и тот же ветер. Тогда они быстрее справятся, и Майе не придется так убиваться.

— Смотрите на корму. Вот чтобы ветер дул не прямо в нее, а в угол и немного по борту.

Катэль ахнул. Он вспомнил, как это выглядит.

— А, значит, так это называется! Спасибо. Я понял.

Попрощавшись с капитаном, Катэль спустился на нижнюю палубу и вошел в каюту. Здесь качало намного слабее, но поскрипывание судна ощущалось даже кожей. Отполированная деревянная обшивка тускло поблескивала в свете из единственного круглого оконца. Осмотревшись, Катэль лег на свою постель и расслабился. Последней его мыслью перед уходом в сон было: «А как называется это судно?».

Снова он встретился с Майей после заката¸ когда, поужинав, решил выйти наверх. Майя будто специально караулила: у выхода на верхнюю палубу она схватила его за руку и увлекла на корму. Катэль послушно засеменил следом.

— Я хочу тебе кое-что показать. Пусть это будет общая тайна.

Встав спиной к высокому парапету, Майя подняла правый рукав платья, и Катэль, присмотревшись, восхищенно присвистнул. По тонкой фарфоровой руке змеилась спиралью неширокая лента из осколков виолита, скрепленная проволокой и кожей. Лунный свет танцевал во множествах мелких граней, черных в ночи.

Катэль прикоснулся к ближайшему осколку. Виолит отозвался холодком в пальцах.

— Это... то, о чем я думаю?

— Извини, но, знаешь, я не читаю мысли.

Катэль сосредоточился, чтобы сформулировать вывод. Его сбивало с толку нахлынувшее волной удивление.

— Это виолиты? Совместимые между собой?

Майя кивнула.

— Ага. А теперь... Возьмись крепче за борт. Тут тридцать семь штук.

— Ого!

— Из-за того, что они мелкие и их много, энергию можно направлять очень точно. И... он силен. На самом деле. Я не шучу. Так что... Теперь это наш общий секрет. Понял? Никому. Другим я расскажу, когда будет подходящий момент. Не раньше.

Катэль взглянул вперед, над головой Майи, и оперся о борт по обе стороны от нее. А она хороша, ничего не скажешь... И все-таки изменилась. Посерьезнела. Повзрослела... хотя это-то как раз минимально.

— Хорошо.

Майя удовлетворенно хмыкнула и, развернувшись лицом к морю, прильнула виском к его плечу и обвила руками предплечье.

— Спасибо.

С улыбкой Катэль поднял руку перед собой и нежно подул на ладонь. Ветер набрал силу и хлынул ему в лицо, отбросив волосы за спину и обдав морскими брызгами. Паруса наполнились до краев, и спустя пару секунд капитан с мостика закричал:

— Эй вы там, все наверх! Все реи в полный бакштаг! Шевелитесь!

Но их двоих это не касалось. Катэль склонил голову к Майе и уткнулся щекой в ее волосы. От них пахло малиной и кипреем. А прямо перед ними в разрывах облаков сияли звезды, и длинный лунный блик бежал по бесконечной черной воде.