Ничейные вещи (джен)

Привет из прошлого нашелся в простом деревянном ящике между пыльных коробок. Они громоздились друг на друге в кладовой, прижимались к стенам помятыми боками, топорщились оторванными краями. В них наверняка было припрятано нечто… из тех ничейных вещей.

Сфинкс давно ждал чего-то такого.

Например, изголовье кровати затянется мхом, а пол под нею прорастет грибами на тонких ножках. В душевой терпко запахнет прелой листвой, а на кухне — ливнем.

Например, Дом, переступая на дубовых корнях, придёт за ним, не желая отпускать. А маленький оборотень исчезнет ночью из своей кровати или будет шастать по дому — или вне его… — в облике зверя.

Но он был здешним… насколько это возможно.

Он любил подолгу сидеть в тишине, навострив уши, и когда ему читают вслух. Любил оставаться в четырех стенах и изучать незнакомые вещи на ощупь. Он считал шаги, перемещаясь от двери к двери, принюхивался, когда думал, что за ним не наблюдают, и ловил каждое слово Сфинкса.

Сфинкс замечал. И узнавал в этом ребенке — того…

Стрелки часов, будто помня старые обиды, отставали от времени за окном и нередко портились. Неходячие часы Сфинкса не интересовали, он даже не всегда заменял их на новые. Они стояли на комодах, висели на стенах, храня пыль и отмеряя секунды. Сфинкс вспоминал Старика, собравшего в Доме целую коллекцию сломанных часов, а еще совсем другого старичка на той стороне, который не любил делать обычные подарки...

Сфинкс ждал этого.

Он хранил коллекцию старинных музыкальных инструментов и ярких бабочек, он складывал в шкатулку оторванные пуговицы, кнопки и значки, разноцветные перья, бусины и ореховые скорлупки. Наследство он получал дважды. За это время квартира его успела забиться разнообразием странных вещиц. Полки — ракушками с зазубринами, тарелками с трещинами по краям и даже парочкой ключей, не подходящих ни к одному замку. Стены покрылись картинами спиралей и кругов, часами с застывшими стрелками, а в ящиках стола он хранил старинные монеты.

Он не был богатым человеком. Он не был коллекционером.

Он не так уж скучал о прошлом, чтобы так бережно хранить его осколки, но хранил.

Обнаружив находку, Сфинкс подумал, что видит ящик впервые.

Нечто — бугристое и серое под слоем пыли — было похоже на вполне знакомую засохлость.

...из той коллекции ничейных вещей.

— Шакал, — выругался Сфинкс и, заметив, что детская рука по-хозяйски юркнула в ящик, заорал: — Убери руки!

— Шершавое, — спокойно сказал мальчишка. — Это очень опасно?

Сфинкс подумал, что нет, не опасно, рассеянно кивнул и пододвинул к себе ящик. Он подцепил штуковину граблей и поднял в воздух, на дне нашелся пожелтевший клочок бумаги.

«Чужие сомнения мешают любой магии», — сообщил кривой почерк.

Вслух Сфинкс прочитал:

— Руками не трогать!

— Интересно, — ответили ему, поразмыслив: — Почему?

Положив находку обратно, Сфинкс воззрился на нее почти свирепо. Он хотел ответить: «Не знаю». Чем бы ни была эта странного вида покореженная штуковина, выглядела она жалко. Как закинутая мимо батареи мокрая тряпка, покрывшаяся темной плесенью, а затем высохшая.

Но Сфинкс знал.

И что это, и чье это, и почему…

Он не стал всего этого рассказывать, произнес только:

— Это какая-то древесная болезнь.

Детская рука на ощупь скользнула в ящик и легко отыскала шершавый край. Тащить эту штуковину к себе он не стал, погладил, поковырял ногтем...

— Осторожней, — предостерег Сфинкс, внутри у него почему-то похолодело.

— А что, я могу заразиться, как дерево?

Сфинкс вдруг представил.

Кожа, как древесная кора, в трещинах морщин — старая и посеревшая. А тело застывшее, тонкое и хрупкое, будто сломанное, и разум не пойми где… Глаза в его воображение сверкнули алым, Сфинкс дернулся и опустил взгляд на ноги чужака, корни питали его тело…

Он помрачнел и опустился на стул.

— Это сказка. Как-нибудь я тебе ее расскажу, — пообещал он, почесал нос о собственное плечо и внимательно посмотрел на мальчишку.

Тот удивленно спросил:

— Разве ты веришь в сказки?

Засохшее болото жалкой коростой лежало у его ног.

— Я — нет, а ты?

Но он не ответил, только пожал плечами и погрузился в себя на весь вечер.

А ночью случилось это.

Сфинкс часто засиживался допоздна, варил кофе и, разместившись за кухонным столом, делал бумажную работу. Но сегодня он приволок деревянный ящик из кладовой, вытащил бугристую находку и держал на весу, долго в нее всматриваясь.

Было тихо. Только из окна пахло ночью и дождем, и Сфинксу вдруг по-ребячески захотелось подняться на крышу, покричать в небо… Даже в горле защекотало.

Но он не пошел. Болото притворялось спящим, и твердым, и может даже вовсе неживым. Если его проткнуть… хлынет жижа, холодная и густая, он даже мог чувствовать сырой болотистый запах, от которого начинает болеть голова. Голова у него действительно заболела — над бровями, как будто что-то давило изнутри. Запах застоявшейся воды и еще какие-то дурманные травы будоражили воображение, и стены соскальзывали вниз, пропадая, и щекотало уже и в горле, и в носу, и Сфинкс ткнул в центр высохшего болота!

...но мир не захлебнулся в вонючей жиже. Не было вообще никакой жижи. Был Сфинкс посреди кухни и засохшее болото на его коленях.

Может потому, что пальцы его были не настоящие, а может и не по этому.

Может, болото нужно было сперва намочить, а может и этого бы не хватило.

Может, место было недостаточно уединенным или… мистичным, а может — время.

В конце концов, это могло быть просто засохшей шершавой штуковиной.

Сфинкс не знал. Но важнее того — узнать о большем он не решался. Пока...

* * *

Они долго сидели на веранде, закинув ноги на перила, и смотрели в небо. Рыжий позевывал в кулак, а Сфинкс курил, зажав сигарету зубами. Под ногами у них стояло по пустой бутылке сидра, в руках еще по одной ополовиненной. Когда зеленоватые фонари почти погасли, Сфинкс повторил про вселенную в старом ящике.

Рыжий удивился.

— Некоторые народы, — начал лекцию Сфинкс, — считали бездонные трясины вратами в мир духов. А были и те, кто называли болота «жидкой землей» и верили, что из нее сотворен мир.

— Но это не сказка.

— Нет, но если бы неверие в сказки отменяло бы существование эльфов или двуглавых драконов...

— Или обоих сразу! — подхватил Рыжий.

— Да. Так что где там мои сомнения.

Рыжий пожал плечами и зевнул во весь рот. В потрепанной одежде, с закатанными рукавами до локтей, с грустной усмешкой — он выглядел усталым. И… немного сочувствующим.

— Но я проткнул его, это болото, и оно оказалось просто куском какой-то дряни, — Сфинкс вздохнул, помолчал и осторожно продолжил: — А что было бы, если проткнул бы он?

Рыжий поднял на него глаза.

— Думаю, ничего. Ничего бы не было, не то место…

Сфинкс не ответил.

— А по мне, это не такая уж и проблема, — фыркнул Рыжий показательно бодро. — И ты не прячешь ее, эту вселенную. В крайнем случае, отнеси этот ящик на помойку со всеми мирами внутри, может кому пригодится. — Он убедительно покивал, глаза его были глазами хорошего психиатра, с легкой хмельцой, но внушающие доверие. Он хлопнул Сфинкса по плечу и добавил: — Ты прячешь оборотня в четырех стенах, и никто из вас до сих пор не свихнулся! Вот в чем фокус!

И Рыжий улыбнулся, смяв розу на щеке, отхлебнул из бутылки и улыбнулся еще раз. Глаза его были глазами Смерти. Ангельскими глазами, дарующими покой.

«Нездешний», — подумал Сфинкс, всматриваясь в полутьме, и Рыжий сморгнул, прячась под ресницами.

— Иногда мне кажется, — признался Сфинкс, — что он создание тех миров, что он… родился не здесь.

Рыжий внимательно на него поглядел, прикрыв один глаз, произнес:

— Это ничего, сам видишь, — и засобирался, зашумел бутылками, сгружая их в кучу, и так оставил, пошарил по карманам, плюнул и то ли серьезно, то ли в шутку наставительно произнес: — Смотри только, как бы он не устроил армагеддон.

«Или топь, из которой сотворит новый мир», — добавил Сфинкс про себя.

А маленький оборотень спал, запрокинув голову. Луна выбелила лицо, оно серебрилось в тусклом свете. Он улыбался.