Экзамен для демиурга (джен)

На кронах мирового дерева раскинула свои ветви Академия Творцов, Академия Демиургов. Она простиралась от одного конца Вселенной до другого и занимала собой целый мир.

Терра.

В сущности, Академия была просто… Академией, большего про нее сказать было сложно. Она состояла из множества зданий, различных по размеру, форме и назначению. Здесь были и общежития, построенные в стиле хай-тек, и отдельные комнаты, где, бесспорно, угадывалось влияния японского буддизма. Здесь пышные соборы стояли бок о бок с причудливыми домиками с элементами барокко. Весь мир, со всеми его особенностями и обычаями — лучшее, что можно было увидеть в иных мирах, было собрано здесь.

Но самым впечатляющим строением стало главное здание Академии, ее основной корпус, где готические башни вздымались ввысь, грозя пробить собой небосвод, а темные врата призывно раскрывались перед студентами, обещая им различные муки и ужасы, какие только могла им дать Академия. Впрочем, это всего лишь глупые россказни студентов, пытающихся хоть как-то оправдать собственный страх.

В самом деле, нельзя же всерьез в это верить! Ну, разве что, кроме того времени, когда в Академии идет сессия. Тогда да — произойти может что угодно, тут студенты абсолютно правы.

В основном здании шел экзамен.

Мертвая тишина, повисшая над аудиторией, нарушалась неразборчивыми, еле слышными объяснениями студента. Молодой, даже по меркам Демиургов, парень то и дело срывался с основной мысли своей речи, перескакивал на посторонние темы и отчаянно трусил, понимая, что хорошей отметки по миросозданию ему не видать, как своих ушей. Тяжкий вздох, что испустил профессор, попеременно хмурящийся и трущий переносицу, чтобы хоть как-то снять усталость, был лишним доказательством правоты юноши.

Кажется, этот экзамен он «завалил». Правда, правильнее было бы сказать: «он завалил и этот экзамен тоже». Чудом было то, что его вообще до сдачи допустили, если вспомнить, что толково он за эту сессию даже зачета не сдал.

Оба — и студент, и преподаватель — страстно мечтали сейчас лишь об одном: как можно скорее оказаться друг от друга настолько далеко, насколько это вообще возможно.

— Значит, это и есть твой мир? — скептически приподняв бровь, уточнил седовласый мужчина и окинул предложенную миниатюрную версию голубого шара более внимательным взглядом. — Недурно, недурно. По крайней мере, я ожидал от тебя гораздо худшего исполнения, Артем.

— Но, Андрей Данилович, — мгновенно вскинулся парень, забыв про былую неуверенность. — Я был лучшим студентом прошлого курса, участвовал в олимпиаде по теории мира и…

— И все это было на прошлом курсе, — мягко прервал пламенные слова Андрей Данилович. — Много-много лет назад, а потом, как ты, наверное, знаешь, твои успехи в учебе оставляли желать лучшего.

— Неправда! Я усердно учился последние триста лет, я ни одной лекции не пропустил, это в табеле моей успеваемости указано.

— Все мы знаем, Артем, что тот табель ты подделал, за что тебя, помнится, чуть не выгнали из Академии. Не говоря уж о том, что на моих лекциях ты в последний раз появлялся… — Профессор неспешно перехлестнул несколько страниц в толстой, потрепанной временем тетради в желтой обложке с подсолнухами, с которой не расставался уже несколько тысячелетий. Для многих студентов-прогульщиков эта тетрадь стала самым страшным кошмаром, а кому-то наоборот очень помогла во время зачетов доказать свою ответственность и собранность. Артем эту тетрадь всей душой ненавидел, а вместе с ней — весь желтый цвет. Даже стены в своей комнате в общежитии специально перекрасил с желтого на серый. — Сто двадцать четыре года назад. И не стыдно Вам, молодой человек? — укоризненно покачал головой Андрей Данилович, по старой привычке переходя на «Вы». — Удивляюсь, как в Вашей голове сохранились хотя бы крупицы знаний по моему предмету. Плохо, очень-очень плохо, Артем, — печально подытожил он. — А представь, что скажет твоя бедная матушка, когда обо всем этом узнает. Ее же удар хватит!

Надо сказать, что Андрей Данилович уже многие века являлся для Артема отчимом, потому его волнение о здоровье Веры Николаевны было искренним и неподдельным.

Со своим отчимом Артем предпочел бы не видеться никогда в жизни, но вместо этого им приходилось делить крышу над головой в отчем доме и с завидной частотой встречаться в стенах Академии.

— Сам знаешь, Верочка ждет ребенка, и ей категорически нельзя волноваться. А ты, Тема, только и делаешь, что приносишь нам с ней новые волнения.

Любому другому человеку Артем не спустил бы подобных слов, хорошенько врезав по наглой физиономии, но… Андрей Данилович, к сожалению, был прав.

— Ладно, — профессор снова горестно вздохнул. — Давай продолжим. Как, говоришь, называется созданный тобой мир?

— Земля, — выпалил Артем прежде, чем успел обдумать ответ. «Не стоило это говорить». — То есть… Он должен называться Землей и никак иначе, ведь это…

— Память о твоем отце, — закончил за него Андрей Данилович, сочувственно покивав головой. — Понимаю, однако это название мира уже запатентовано. Пусть он так и не успел вдохнуть жизнь в тот мир…

— Мой мир — Земля, — упрямо повторил Артем.

Его отец был выдающимся ученым, одаренным, как шептали в народе, всеми возможными талантами.

Последние двадцать лет своей жизни он трудился над созданием нового, идеального мира. Могла бы его задумка получиться или нет, теперь уж никто и не знает: ученый пропал, оставив после себя жене и маленькому сыну черновики и наброски того самого мира, что мечтал сотворить, вписав в нижнем углу первой страницы тогда еще ничего не значащее название — «Земля».

Что стало с отцом, Артем не знал: с демиургами такое случалось — иногда они просто пропадали. Как правило, с тех пор их больше никто никогда не видел. А может, и видел кто, но теперь молчит об этом, не желая разглашать информацию.

Как бы то ни было, но с детских лет у Артема появилась одна-единственная важная цель в жизни: исполнить мечту отца и создать мир, которым грезил совершенно, в общем-то, незнакомый ему человек, так занятый работой и собственными изобретениями, что на семью ему просто не хватало времени.

— Пусть так, — согласился преподаватель. — Земля — так Земля. В любом случае, мир так и не был сотворен, так что это название вполне может остаться за тобой.

— Спасибо Вам, Андрей Данилович!

— Не за что. Теперь далее… — Придвинув ближе к себе голубой шар нового мира, профессор повертел его в руках, напряженно вглядываясь в причудливое разделение суши на страны и континенты. Одна маленькая страна, граничащая с водой, мигала тревожным красным светом. — Скажи-ка мне, Артем, почему эта… «И-т-а-л-и-я», как у тебя здесь написано, так сильно напоминает чей-то сапог? Кажется, тот, что тебе мама подарила на День рождения?

— Эм… — замялся Артем. — Андрей Данилович, может, не будем об этом?

— И как ты в этот раз умудрился напортачить? — с живейшим интересом спросил собеседник.

— Это не я! — поспешил откреститься Тема. — Просто… Мы с Вадиком однажды в лаборатории…

— Бесились, как обычно.

— Да, бесились, — не стал спорить студент. — Молодости это, между прочим, свойственно. Вы сами так постоянно маме говорите. Ну, и как-то случайно так получилось, что я запустил в него ботинком — сапогом, то есть, — а Вадим, придурок, — сквозь зубы прошипел Артем в адрес лучшего друга, — от сапога уклонился. Вот он и врезался в мою дипломную работу. Все вышло нечаянно, честно! Мы не хотели. А вынуть ботинок оттуда обратно не получилось, тогда бы пришлось весь мир заново переделывать, и экзамены я бы точно провалил.

— Ты их и так все провалил, насколько мне известно, — любезно напомнил Андрей Данилович. — Мой экзамен у тебя последний в расписании, так ведь?

— Да, но я…

— Решил завалить сессию и вылететь из Академии, на радость большинству моих коллег.

— Если сдам Ваш экзамен, то меня переведут на следующий курс.

— Ты действительно думаешь, что я смогу принять у тебя эту халтуру? — уточнил экзаменатор. — Здесь же никакой логики нет! И это я еще только про строение мира говорю и соотношение в масштабах стран. А то, что ты схалтурил и населил свой мир всего одной расой? Люди! Снова люди! Неужели настолько сложно было придумать что-то оригинальное? Ты даже культуру их с нашей списал, поделив, правда, на этапы, что тебе идет в плюс.

— Мне нравятся люди, — пожал плечами Артем. — Они похожи на нас с Вами, и они очень забавные. Во всяком случае, мне они гораздо симпатичнее всяких эльфов, русалок или энтов. Говорящие деревья, жуть какая! Бр-р-р-р…

— Не выделывайся, — строго оборвал подопечного профессор. — Многоуважаемая Лариса Петровна, заведующая кафедрой межрасовой культуры, твои слова явно не одобрила бы. Учит же она вас, оболтусов, что все расы, созданные нами, равны между собой и по-своему прекрасны. Но — нет! Всегда найдется кто-то, кого напрягают щупальца вместо рук, когти на ногах или хвосты. Беда с вами, студентами, ой беда. Хм… Да, возвращаемся к твоей работе. Плохо, я бы даже сказал — отвратительная халтура. Однако Вера расстроится, если тебя выгонят из Академии, Артем. Особенно теперь, когда тебе учиться совсем немного осталось до получения диплома. Эх, что же мне с тобой делать? И почему ты никак за ум не возьмешься и не начнешь уделять учебе чуть больше времени, чем проказам с Вадимом? Повзрослели бы уже оба, что ли, тогда бы и родители так не нервничали по вашей вине.

— Андрей Данилович, Вы же сами рассказывали, как в молодости с друзьями пожар в Академии устроили, а потом — наводнение, вылив всю воду из наскоро созданного мертвого мира. Нам с Вадом такое и в голову не приходило.

— Я в свое время много чего делал из того, о чем вы и подумать бы не могли. Было же время — любо-дорого вспомнить! — Мечтательно смотря куда-то мимо Артема, рассеяно улыбнулся отчим. — Собрать бы всех наших ребят да показать Академии, где раки зимуют и как нужно правильно развлекаться… Но, боюсь, твоя мама этого все же не поймет, — вынырнул из приятных размышлений Андрей Данилович. — Тебе, Тема, я предлагаю следующее развитие событий: за экзамен я тебе ставлю заслуженный неуд, но отправляю на пересдачу через… скажем, годика три-четыре.

— Но!..

— Дослушай для начала. Эти три-четыре — допустим, все же четыре, — года ты живешь в созданном тобой мире. Да, я прекрасно понимаю, что он еще не доделан, и закончить ты его сумеешь не раньше следующего курса. Знаю. На экзамен ты принесешь мне полный отчет о том, как тебе там жилось. И, пожалуйста, без твоих любимых метафор и иносказаний. Если окажется, что мир все-таки, в чем я, кстати, сомневаюсь, пригоден для нормальной жизни, я поставлю тебе… ну, скажем, «хорошо».

— А если нет? — робко подал голос Артем.

— То мне тебя действительно жаль, парень! — хохотнул Андрей Данилович, похлопав приемного сына по плечу. — Пошли, студент, мы с тобой тут и так прилично задержались сегодня, а Верочка обещала к нашему возвращению свои фирменные свекольные пироги испечь. Не можем же мы допустить, чтобы они остыли?