Пробуждение ведуна (джен)

Колагор сидел на лавочке в городском парке. Сумерки сгустились, и парк был уже пуст. Стоял конец сентября, и было довольно прохладно, того гляди собирался пойти дождь.

Впрочем, Блюстителя это ничуть не смущало. Он с наслаждением расположился под влажными кронами деревьев, смотрел сквозь них в ночное небо и глубоко вдыхал насыщенный прелыми осенними ароматами воздух.

Ведьма возникла перед ним будто из ниоткуда, соткалась из воздуха буквально в нескольких шагах от него. С нескрываемым отвращением поведя плечами, она подошла к лавочке и села рядом с ним.

Колагор с удовольствием рассматривал пришелицу. Точеная фигура, отливающие легкой золотистой рыжиной волосы, пронзительный взгляд прозрачно-голубых глаз.

— Не по нраву тебе здесь, ведьма, — констатировал Колагор, замечая ее недовольный вид.

Она глядела перед собой и молчала.

— Чувствую, ты готова взорваться, — попытался помочь ей разрядиться он.

— Да, готова! — тут же сдетонировала ведьма. — Как же они достали! Им же ничего не надо, кроме сраного пива или алкашки покрепче, телевизоров и денег. Женщины? Любовь? Звезды? К черту! Женщина им нужна, только если дает себя полапать. Они даже не шибко интересуются тем, получает ли она под их лапами оргазм. Им важнее потешить свое самолюбие, а не доставить ей наслаждение в чем бы то ни было.

Ведьма вскочила со своего места и нервно вышагивала перед Блюстителем.

— Что, ни одного не нашлось? — все же с надеждой спросил он.

— Нет, — глухо ответила ведьма. — Троих я заморила, еще двое в психушке.

— Поступай ко мне на службу сама, — предложил Колагор. — Ты отлично справишься.

— Мне не по душе это, — поморщилась ведьма. — Я стану убийцей, а потом испарюсь и сама. Ведьмы не должны работать на службе. Ведьмы должны нести любовь, а не убивать.

— Сейчас любовь никому не нужна, — горько вздохнул Колагор. — Посмотри, что они сделали с тобой! На твоем лице уже сотню лет не было улыбки.

Ведьма в бессилии остановилась, опустилась на колени и заплакала.

— Ты вольна, — сказал Колагор. — Делай то, что тебе нравится. Надежда все еще жива в твоем сердце. Приведешь мне помощника, когда сможешь. Я готов ждать сколько угодно.

— Я найду, Блюститель! — Лицо ведьмы на мгновение посветлело. — Клянусь, я найду его! Даже если ради этого мне самой придется умереть, но я найду и пробужу его!

— Я знаю, — сказал он и светло улыбнулся.

Ведьма смотрела на него и едва сдерживала рыдания.

— Простите меня, — сказала она, мелко дрожа.

Потом она поднялась, еще раз устремила на него долгий взгляд на прощанье и растворилась в темноте.

Он знал, что она ушла в лес рыдать. Ему было жалко ее, он бы хотел обнять ее, дать выплакаться на своей груди, как дочке, а потом успокоить и вернуть хоть слабый блеск улыбки в ее глаза. Но одинокая ведьма, живущая третью сотню лет, уже давно отвыкла от сантиментов. Она предпочтет проплакаться сама и найти утешение у деревьев. Он был спокоен, так как они поддержат. Но как же он желал найти для нее и человеческое тепло.

Колагор встал и пошел в направлении дома, надеясь по дороге поймать такси. На службе не должны были знать, где и с кем он встречался.

* * *

Капитан милиции Вадим Васильевич Соколов ехал на выходные в деревню к своему двоюродному брату, выцепив еще пару заслуженных отгулов.

Ему требовалась хорошая разрядка. Водка и охота были тем, что могло отлично с этим помочь. Рутина на работе заела, а тут еще Катька вздумала от него уйти. В этот момент Вадим как-то внезапно осознал, что ему уже без малого сорок лет, а даже намеков на семью у него еще не было. И что с этим всем делать, он абсолютно не знал. Напиться и пострелять было лучшим решением.

Брат Иван встретил его как полагается. Первую ночь они вдвоем беспробудно пьянствовали к бурному неудовольствию Ивановой жены, потом кое-как проспались и к вечеру следующего дня пошли с ружьями и собаками в лес.

— Дурак у нас какой-то завелся, — по дороге вещал Иван. — Капканы таскает да портит. На охотников не доносит, а лес исправно зачищает, все-е-е находит.

Вадим не особенно соображал после вчерашнего и пропустил слова брата мимо ушей. Ни до каких капканов ему дела не было, а то, что ему сейчас сообщил брат, было слишком сложным для восприятия в его состоянии.

Несмотря на то что охотники были не в форме, день выдался удачным. Собаки учуяли кабана, и он был быстро загнан и застрелен без промаха. От такого драйва у Вадима даже похмелье прошло. Он возбужденно юлил вокруг туши убитого хряка и повторял детали погони. Иван был более спокоен. Он с усмешкой смотрел на городского брата и раздумывал над тем, как тащить тушу.

В это время в кустах раздался треск, и прямо на них выскочил еще один боров, еще крупнее первого. Все трое на мгновенье опешили от неожиданной встречи. Издав нечленораздельный вопль, Вадим подхватил ружье и ринулся вслед за зверем. Иван секунду помешкал, но пыл охоты уже захватил его, и он быстро догнал и перегнал непривычного к лесу брата.

В следующий момент Вадим видел, как бежавший впереди Иван матюгнулся и рухнул на землю. Тут же он почувствовал, как на него сверху свалилось что-то большое и тяжелое, а в шею вонзилась игла. Вадим не успел ничего предпринять, его тело мгновенно стало будто замороженным, а сознание покинуло его.

Первое, что ощутил Вадим, придя в себя, — это то, как сильно затекло его тело. Ныла шея, руки и ноги были будто свинцовыми. Он дернулся, но обнаружил, что его конечности жестко зафиксированы. С трудом открыв глаза, он понял, что накрепко привязан к каким-то балкам. В голове стоял туман, а в горле было сухо, как от дичайшего похмелья.

— Пить! — глухо прохрипел он.

Где-то в стороне от себя он услышал шевеление. Он стал напряженно всматриваться в царивший в помещении полумрак.

Он находился в какой-то тесной комнатушке с низким потолком. Из-за полумрака в ней ничего не было видно. Неподалеку спиной к нему стояла фигура в темном длинном плаще. Незнакомец произвел какое-то движение, развернулся и двинулся к Вадиму.

Тот ощутил, как внутри у него почему-то похолодело. Голову и лицо человека скрывал капюшон. Он подошел и поднес к лицу Вадима кружку. Вадим с опаской выпил воду. От этого голова его будто немного прояснилась.

— Где я? — спросил он.

Человек молча вернулся на свое место. Он что-то варил, по комнате разносился приятный запах супа.

Вадим постепенно приходил в себя, глаза его начинали привыкать к полумраку, он рассматривал скудную обстановку помещения, убеждался в том, что привязан намертво и ни черта не мог сделать. Стараясь не дать ужасу завладеть собой, он шутливо спросил:

— Ну ты же меня не съешь?

Человек молча пересек комнату, подошел к двери, приоткрыл ее, и глаза Вадима резанул яркий свет. Уже день? Они уходили на охоту вечером...

— Я вегетарианка, — прозвучал из-под капюшона резкий женский голос. На секунду плащ замер и добавил: — Но мой медведь — нет.

Далее фигура исчезла за дверью. Вадим начал отчаянно дергаться.

В следующий момент на улице что-то загудело, а избушка мелко задрожала. Доски скрипели, а на голову Вадиму сыпалась какая-то труха.

— Э-э, выпустите меня отсюда! — завопил он, с ужасом представляя себе, как оказывается погребенным под бревнами.

Женщина с закрытым капюшоном лицом резко распахнула дверь, вошла и встала перед ним, будто всматриваясь в его лицо сквозь плотную завесу ткани.

— Страшно тебе? — спросила она, не обращая внимания на ходящий ходуном домик.

— Кто ты такая, что за чертовщина тут происходит? — орал Вадим.

— Передай своим: будут браконьерничать — вход в лес будет заказан.

Женщина постояла еще несколько мгновений, словно убеждаясь в том, что пленник ее услышал, и взмахнула рукой. В шею Вадима опять вонзилось что-то острое, и он отключился.

Очнулся он от промозглого холода. Над ним раскинулось начинающее темнеть вечернее небо, а влажный осенний ветер так и норовил залезть под воротник.

Вадим со стоном поднялся. В сторону от него покатилась пустая бутылка из-под водки. Рядом спал Иван. Судя по всему, они находились посреди какого-то поля.

Вадим сел и потряс головой. Ему было тошно, а все тело ломило от боли.

— Иван! Иван! — позвал он.

Тот хрюкнул и тоже начал приходить в себя, обильно при этом матерясь. Из-под него выкатились еще две пустые бутылки.

— Где мы были? — стал допытываться у брата Вадим.

— В лесу, — промямлил Иван.

— Откуда бутылки? Мы не брали водяру.

— Из лесу... — ответил брат. — От Нинки там прячу.

— Мы не пили! Ты кабана помнишь?

— Кабана Леха забрал на тракторе. А второго мы упустили. Потом бухать остались. Дома-то Нинка не дает.

Вадим дико вращал глазами и не понимал, что происходит. Избушка, женщина в плаще — ему все приснилось? Хмель из головы как ветром выдуло. Он стал торопить брата домой. Там он, не слушая Нининых причитаний, быстро прошел в ванную и отогнул воротник. На шее отчетливо виднелись два следа от уколов.

* * *

— Я найду эту тварь, из-под земли достану! — рычал Вадим в кабинете начальника отдела. — Меня связать! Затащить куда-то!

— Отпуск за свой счет? Ты точно уверен? Возьми кого-то из ребят в помощь. — Начальник вертел в руках какой-то листок бумаги.

— Сам найду! Сам попал — сам расхлебаю! — Соколов был настырен.

— Ладно-ладно, ты там только осторожнее, неизвестно, сколько их. Если что — сразу на связь! — Начальник знал, что Соколов так просто не простит обиды .

Спустя три дня Вадим вновь ехал в Торфяновку, но теперь настрой у него был боевой — никаких гулянок.

Первым делом он обошел дома всех охотников и вытряс из них все, что было известно про тех, кто портит капканы. Впрочем, сведения оказались скудными, ни на какой след они не наводили. Самостоятельные вылазки в лес тоже ничего не дали. Третий день клонился к закату, Вадим уже порядком выбился из сил.

Иван звал в магазин, чтобы потом расслабиться. Вадим решил не противиться.

У входа в магазин, как всегда, толпились мужички, Иван остановился посудачить с ними. Вадим рассеянно слушал незамысловатые деревенские разговоры и думал о своем.

Его мысли прервал легкий стук каблучков. Он почему-то был столь притягательным и музыкальным, что Вадим инстинктивно повернул в его сторону голову. По дороге легкой походкой шла молодая женщина в блестящем черном плаще. Торфяновка была небольшой деревней, и всех местных девиц Вадим знал наперечет, эту же он видел впервые. Когда незнакомка поравнялась с компашкой, Вадим с удивлением отметил ее необыкновенную красоту и шик наряда. Яркие золотисто-рыжие волосы эффектно оттенял темно-зеленый шарф, у девушки была тонкая талия, грациозная осанка и, несмотря на осеннюю распутицу, идеально чистые изящные туфли. Она будто свалилась на эту разбитую деревенскую дорогу из какой-то параллельной реальности.

Завидев ее, все мужички очень оживились и начали весело здороваться, с шутками и прибаутками, стараясь перещеголять один другого. Незнакомка приветливо улыбалась и шутила в ответ, но ни на секунду не задержалась и прошла дальше.

— Кто такая? — пихнул Вадим Ивана в бок.

Тот был молчалив и тоскливо смотрел перед собой. Нинка была шибко ревнива.

— Расслабься, не до твоего стола, — буркнул Иван. — К ней уж полсела сваталось — без толку. Хрен поймешь, что там на уме у нее. Все ездит куда-то — на работу. Работящая. В селе работы не найдешь, а она вон... То тут, то там. Умная, говорят, шибко. И одета как королевна. Чего в нашей дыре забыла? В съемной квартире живет, в доме Ходуковых. Печку топит, воду с колодца таскает.

— А откуда она взялась?

— Да шут ее поймет. С городу приехала. Почитай, уж четыре года, как живет тут.

Незнакомку звали Томой. Она уж давно скрылась из виду, а мужички все продолжали говорить о ней. Хоть Тома была и неприступна, ко всеобщему сожалению, но ее все любили. Она была приветлива и всем помогала. После ее приезда в селе будто засветило маленькое солнышко. Заболел кто — Тома принесет лечебной травки, надоумит, поможет разобраться с компьютером или обустройством клумбы, подсобит и в школе, и в клубе. Местные хоть и не понимали, зачем она переехала к ним, но отпускать никуда не хотели.

От мужской болтовни у Вадима загудела голова, уже не терпелось набухаться.

Следующий после гулянки день прошел впустую. Вадим проснулся после полудня, безрезультатно попытался привести мысли в порядок и, плюнув, отправился в магазин.

Когда он поравнялся с остановкой, к ней подъехал пузатый старенький автобус и открыл двери. Из них неожиданно показалась знакомая точеная фигурка в блестящем плаще и, легко соскочив со ступеней, звонко зацокала каблучками по ухабистой дороге. Вадим на секунду замер и, не раздумывая, двинулся вслед за ней.

— Привет! Тамара, кажется? — без стеснения спросил он.

— Ага, — кивнула девушка, бросив на него быстрый взгляд.

— А меня Вадим зовут. Я к брату приехал. Про тебя тут все рассказывают.

— Что рассказывают?

— Да всякое. Что городская ты, в деревню зачем-то жить приехала. Да ты не волнуйся, ничего плохого они не говорят. Так только, удивляются.

— А ты зачем приехал?

— Дело у меня тут есть. Понимаешь... — Вадим осекся. Рассказывать незнакомке историю о том, как его похитили и связали, было не очень умно.

— Нет! — засмеялась Тома.

— Слушай, а ты красивая, — вдруг сказал Вадим. — Самая красивая девушка здесь... Да и не только здесь. И в городе первая красавица была б.

— Почему была б? Я и была красавица и в городе. Ты чего такой смурной?

— Да я это, проблемы разные...

— Помочь?

— Как же ты мне поможешь? Давай лучше... встретимся. Поболтаем вечерком. Я тут, ей-богу, со скуки загнусь!

— А не боишься?

— Чего мне бояться? Я капитан милиции.

— Ну хорошо, капитан, — снова рассмеялась Тома. — Приходи в семь часов к речке на бревнышко, там и поболтаем.

Вадим даже замер от удивления. Он был уверен, что Тома его отошьет, а тут — бревнышко...

— Приду! — проговорил он ей вслед.

Тома улыбнулась и зашагала дальше по дороге.

На это свидание Вадим собирался, как школьник. Его почему-то даже немного трясло от волнения. Он умылся, гладко выбрился и надушился, уложил волосы, надел чистый свитер, что взял с собой, и, никому не говоря ни слова, к означенному часу двинулся к реке.

Тома пришла парой минут позже.

— Привет, — с мягкой улыбкой сказала она ему и протянула руку, как для поцелуя.

Вадим порывисто подхватил ее руку и пожал ее. Почему-то им овладела робость. Вообще-то, он не был обделен женским вниманием и давно потерял трепет от общения с прекрасным полом. Сейчас он злился на себя.

Тома была одета в теплое драповое пальто, красиво облегавшее ее фигуру. Она изящным движением приподняла его полы и уселась на бревнышко.

— Не холодно? — побеспокоился Вадим.

— С тобой — какой же холод, капитан? — улыбнулась Тома.

Вот это поворот... Вадим не ожидал такой скорости. Он придвинулся ближе.

— Слышишь? — спросила Тома, прикрыв глаза. — Река поет.

— Да, — отозвался Вадим, пожирая глазами ее лицо.

— Ни черта ты не слышишь, — резко повернулась к нему Тома, злобно сверкнув глазами.

Вадим аж отпрянул от неожиданности.

— Ты чего? Успокойся.

Тома встала и нервно прошлась вокруг Вадима, потом села вновь.

— Скучно тебе тут? — спросил он.

— Капитан, что значит скучно? — усмехнулась Тома. — А ты свою жизнь живешь не скучно? Работа-дом, дом-работа, с работы пришел, перед телевизором уселся, да по выходным с друзьями в боулинг да в пивнушку. Бывает, познакомишься с кем-то, а так на душе твоей тоска одна сплошная.

— Ну, а как нужно жить? — почему-то с раздражением спросил Вадим. Ведь она угадала.

— Научить тебя нужно? — вдруг снова взвилась Тома. — Только и умеешь вопросы задавать. А тебе самому-то на что мозг да сердце твое? Сам-то об этом задуматься неужели не хочешь?

Назидательный тон девчонки вывел Вадима из себя.

— Жизни меня учить хочешь? — рыкнул в ответ он. — Сама-то тут живешь, небось, не знаешь, куда от тоски деваться.

Тома сладостно улыбнулась и заговорила каким-то журчащим, завораживающим голосом:

— А ты видел, капитан, полевую траву в тоске? Она весной растет, солнцу радуется, на ветру волнуется, а когда же скосят ее, ароматом своим всех пьянит. И я как та полевая трава живу.

— Это как же? — захохотал Вадим. Жизнь полевой травы представлялась ему очень скучной.

Тома обернулась к нему, и в сумерках ее глаза сверкнули каким-то магическим блеском.

— А так, что вот ночь сегодня звездная, ясная, — продолжала она все так же негромко и мелодично, — а я на землюшку лягу, да на звездочки высоко в небо посмотрю, а они лучиками своими глаз моих коснутся, заглянут в них. А закрою я глаза свои, засну, да энергиями своими всю ночь среди звездочек летать буду, а на утро на землю родную вернусь. А в траве пожухшей изваляюсь, ароматами ее напитаюсь, да потом в реченьку окунусь, да пойду по просторам гулять, да им про жизнь звездную рассказывать.

Вадим слушал и думал — какой бред. Она что, сумасшедшая? Тома, кажется, заметила это.

— Скучно тебе со мной? — спросила она.

— Слушай, ну что ты городишь, какие звезды, — отмахнулся Вадим. — Пойдем возьмем уже пузырек рябиновой да спрячемся куда-нибудь, а то холодно уже.

— Ну пойдем, — кивнула Тома, едва слышно вздохнув. — Ты сам только все сделай, а потом приходи ко мне.

Вадиму почему-то от этого стало не по себе. Он шел в магазин и успокаивал себя: «Дурак, что ты себя накручиваешь? Просто обычная девчонка, немного с прибабахом от деревенской жизни. Сейчас куплю наливки, и все будет в шоколаде».

Дом Ходуковых был в два этажа, Тома снимала квартиру на первом. Ветхий старый домишко, доживающий свой срок, всегда нагонял на Вадима тоску своим видом. Вадим без стука толкнул дверь и вошел.

Тома стояла посреди комнаты. На ней было длинное темно-зеленое платье из плотной шерсти, красиво облегавшее ее фигуру. Вокруг нее в комнате не было никакой мебели, топилась печка, вкусно пахло пирогом. Она улыбнулась и пригласила Вадима войти, жестом предлагая расположиться на мягком ковре прямо на полу. Там же были уже приготовлены чашки, и пахло заваренным чаем.

— Вот это оригинально, — удивленно оглядывая комнату, сказал Вадим. Сидеть на полу для него было совсем непривычно.

— Надеюсь, тебя это не смутит? — спросила она, удобно усаживаясь на ковре.

— Да нет, отчего же, — неуверенно протянул Вадим. — Можно представить, что мы на пикнике.

— Что ж, будь осторожен, — почему-то сказала она.

Эта фраза заставила вновь зашевелиться каким-то неприятным чувствам в сердце Вадима.

Кроме того, чувствовал он себя абсолютно по-дурацки, потому что эта женщина совершенно не флиртовала с ним. Обычно они всегда вели себя так, что ему не доставляло труда выстраивать общение. А Тома будто бы ждала от него чего-то, и он совершенно не знал, что ему делать.

Вадим сел на ковер, выставил на него принесенные бутылки и сладости. Тома поднялась и принесла два изящных бокала и рюмку для коньяка.

— Надираться так надираться, — сказала она, подставляя емкости. — Ну, поехали.

— Ну вот, это уже дело, наконец-то можно расслабиться, — Вадим рассмеялся и с легкостью наполнил бокалы.

Тома встала и немного нервно прошлась по комнате.

Она выглядела как королева. Это темно-зеленое платье, которое так оттеняло ее рыжеватые волосы, статная, будто точеная, фигура, блестящие светло-голубые глаза, напряженный взгляд… Вадим смотрел на нее и ждал, что она сделает.

— Ведь это так просто, да? — резко выпалила она. — Можно напиться и ни о чем не думать.

Вадим продолжал смотреть на нее снизу вверх и не мог вымолвить не слова.

— Ну? Я тебе нравлюсь? — спросила она, изящно позируя перед ним.

Нравилась ли она ему? Да он был просто ошарашен. От нее исходил необыкновенный запах. Она пахла лесом. Было ощущение, что этот свежий лесной аромат заполнил собою всю комнату. Ее волосы будто светились, а каждое ее движение заставляло волноваться пространство вокруг нее. Нравилась? Это здесь было неподходящее слово, и Вадим молчал. А Тома в ответ на это молчание злилась сильнее:

— У меня два вопроса: если я тебе не нравлюсь, то какого черта ты приперся? А если нравлюсь, то чего ты молчишь?

— Нравишься-нравишься, — поспешно сказал Вадим.

— А как я тебе нравлюсь? — продолжала спрашивать Тома.

— Ты самая потрясающая женщина, которую я когда-либо встречал, — сглотнув, проговорил он.

— Тогда какого черта ты хочешь напоить меня дешевой наливкой? — сверкнула глазами она.

— Я не… прости, — запнулся Вадим и виновато заговорил: — Но это сельмаг, здесь ничего лучшего не было. Если б я мог, я бы сейчас купил тебе самого дорогого шампанского, которое только есть в Москве.

— То есть самая шикарная женщина годится только для того, чтобы упиться с ней в хлам? — зло усмехнулась Тома.

Вадим понял, что это совсем не то, что ей нужно. Так чего же, черт возьми, ей нужно? Как ублажить эту бестию? Осыпать ее брильянтами, изумрудами, жемчугами? Да, в брильянтах и изумрудах она смотрелась бы роскошно, но при этом он почему-то понимал, что и это ей совершенно не нужно. В своем темно-зеленом платье она выглядела круче, чем в изумрудах.

— Ты сейчас можешь узнать меня до самого моего дна и стать самым счастливым человеком на свете и самым крутым мужиком, — ответила она за него. — А можешь развернуться, уйти и продолжить свою никчемную жизнь. Закончить ее обрюзгшим куском мяса с гипертонией, остеохондрозом и букетом прочих болячек.

«Да это просто сумасшедшая, черт-те что возомнившая о себе тетка», — решил Вадим.

— Слушай, да ты расслабься уже, садись рядом, давай выпьем, поговорим, — предложил он.

— Там за окном буря начинается, капитан, — предостерегающе сообщила Тома. — Ветром дверь привалит — не откроешь. Не боишься со мной оставаться?

— Не было никакой бури. Ты чумная, что ли? — хмыкнул он.

— Вон посмотри, — кивнула она.

Вадим поднялся и пошел к двери. Он только сейчас обратил внимание на то, что за окнами завывает ветер и бьется в стекла. Вадим подошел к двери, немного приоткрыл ее, и его чуть не отбросило потоком воздуха назад.

Он с трудом закрыл дверь и удивленно сказал:

— Во гуляет. Только что ведь шел — ничего не было.

Тома молча смотрела на него.

— Кажись, и правда у тебя останусь, пока ветер не стихнет, — усмехнулся он. — Ты хоть бы музыку включила, как ты тут живешь? Ни мебели, ни телевизора, ни техники. Может, тебе принести чего?

В комнате стало прохладно, Вадим подбросил дров в печку.

— Ну-с, раз так, выпьем за любовь, — торжественно сказала Тома и вальяжно развалилась, держа в руках бокал с наливкой. Но почему-то наливка в ее бокале приобрела пурпурный цвет. Когда она успела поменять бокалы?

Вадим взял рюмку и налил коньяка, подошел к Томе, стукнул рюмкой по ее бокалу и сделал глоток. В рот к нему попала какая-то горькая жидкость, но это был явно не коньяк.

— Что за чушь? Шутки шутить изволите? — спросил Вадим и поморщился.

— Почему бы и нет? Иногда действительно бывает неплохо расслабиться, — ответила Тома.

— Что ты мне налила? Когда успела? Чай?

Вадим взял бутылку и поднес горлышко к носу. Из него пахнуло резким ароматом дешевого коньяка. Вадим с облегчением вздохнул: значит, бутылка в порядке, не в магазине подсунули дрянь. Он налил новую рюмку и сделал приветственный жест, качнув ею в воздухе. Тома кивнула в ответ и улыбнулась. Вадим опрокинул рюмку. Опять чай. Горький и девственно безалкогольный.

— Какого?.. — он обалдело стал обнюхивать рюмку и бутылку. Коньяк там, чай — тут...

— Чудеса, да? — беззаботно спросила Тома.

— Что за ерунду мне продали? — суетился Вадим.

— Но ведь в бутылке коньяк? — подняла брови Тома.

— Пахнет как самый настоящий, — кивнул Вадим.

— Чего только нынче не придумают, — глядя в потолок, отозвалась Тома.

— И по такой погоде идти к ним менять... — расстроено подумал вслух Вадим.

Она молчала.

— А почему у тебя наливка в бокале красная? — спросил он.

— Хочешь попробовать? — протянула Тома ему бокал.

Вадим взял бокал и понюхал. Оттуда пахнуло чем-то терпким, явно не рябиновкой. Он отпил. Сок. Гранатовый сок.

Когда она успела налить? Он мог бы поклясться, что она не приближалась к бокалам.

— Подай мне бутылку, — попросила она.

Вадим передал ей бутылку с наливкой. Она сама подхватила второй бокал и стала наполнять его. Темно-оранжевая жидкость, попадая в бокал, вдруг становилась рубиновой. Тома повертела бокал в руке, рассматривая ее.

— Что это? — спросил Вадим.

— Ты сам не понял? — изогнула бровь она.

— Какого черта? У нас сегодня получится напиться? — обеспокоенно воскликнул Вадим.

— Был человек, который превращал воду в вино, — неспешно заговорила Тома. — Мне нравится варьировать. Гранатовый сок, чай... Кровь... Хочешь отведать крови? С молоком?

— Ага. И мальчики кровавые в глазах, — попробовал отшутиться Вадим.

— Да. Кровь мальчика. Хотя у девочек нежнее. Я бы рекомендовала девочек. Подашь? — кивнула она на бутылку с коньяком.

Вадим непонимающе посмотрел на нее и не двинулся с места.

— Ну же, чего ты боишься?

— Да иди ты в задницу! — отшатнулся Вадим.

— Ладно, расслабься, фильма ужасов у нас не будет, — расхохоталась Тома. — Просто посидим. Не бойся.

— Как ты это делаешь? — заикаясь, спросил Вадим.

— Для этого нужно желание, знание того, как воздействовать на молекулярный состав вещества, и энергия, — перечислила Тома.

— Ты кто, алхимик? — криво усмехнулся Вадим.

— Ведьма. Обыкновенная ведьма, — тряхнула головой Тома. — Так это сейчас называется в быту у людей.

— Ведьмы варят зелья и сидят в лесу, — продолжал пытаться шутить Вадим.

— Иногда у меня бывают дела в миру, — деловито ответила Тома.

Вадим молча прошелся по комнате. Это был какой-то бред.

Она опустилась на ковер, поджала под себя ноги и, наклонив голову, сказала:

— Я солгала насчет крови. Я не пью никакой крови, никогда.

Вадим смотрел на нее и молчал. Он все еще не верил, что все это всерьез.

— Я напугала тебя? — спросила она будто немного виновато.

— Слушай, что за бред здесь сейчас происходит? — выпалил Вадим.

Тома улеглась на спину и вытянулась на ковре.

— Ты же хотел познакомиться с женщиной. Так?

Она лежала, такая стройная и притягательная... Женщина... В ее устах это слово приобретало совсем другой смысл. Не красотка или секси, а именно Женщина. Вадим понимал, что это не просто привлекательное тело, которое можно захватать и залапать. Это не безмозглая дурочка, которая будет ржать над какой-то фигней. Это не шалава, которую можно купить дорогими побрякушками. Здесь нужен другой подход.

Он опустился на ковер в некотором удалении от нее и негромко проговорил:

— С женщиной, но не с ведьмой.

Она встала и сделала вокруг него круг, потом села рядом, впившись в него взглядом.

— Нет? А почему нет? А хочешь быть первым? Первым покорившим ведьму?

Это звучало интригующе и тешило самолюбие. Вправду, почему бы и нет?

— А что нужно для того, чтобы завоевать ведьму? — искривил в ухмылке губы Вадим.

— Научиться слышать шепот пожухшей травы и читать мерцание звезд, не бояться холодной воды в ручье и дружить с диким зверем... — снова нараспев, как и у реки, заговорила она.

— И что тогда?

— Тогда наши души смогут петь в унисон. Мы сможем творить миры и быть просто счастливы вместе.

— Ты творишь миры?

— Нет. Ведьма не может творить миры. Летать по звездам, собирать в кружку лунный свет и напаивать им ночные цветы. Разговаривать со зверями и защищать мир. Но она никогда не может сотворить новый мир. Это может сделать только мужчина, только творец.

Вадим сидел молча, следуя мыслью за ее словами. Сами собой или благодаря ее голосу в его воображении вставали какие-то фантастические картины. Миры... Где-то там, на звездах, и будто бы он мог сотворить их... Для этого нужно только быть с нею, летать вместе с нею по звездам, собирать этот лунный свет и поить им цветы в душистой лесной чаще... Мысль Вадима улетала куда-то далеко-далеко, а на душе у него было невероятно хорошо.

— Я раскрою тебе свои секреты, — продолжала Тома. — Но ты должен очень-очень хотеть помочь мне. Ты должен очень-очень хотеть понять мир.

— А если я не смогу? — неуверенно сказал Вадим.

— Можешь и не смочь, — кивнула Тома. — Тогда ты сможешь остаться просто добрым человеком. А это намного более высокое звание, чем капитан милиции.

— Я пойду с тобой, — сказал Вадим.

На ее устах заиграла улыбка сладостного предвкушения.

— Сейчас, я уберу ветер и освобожу дверь! — сказала она.

Она закрыла глаза, прикоснулась к своим волосам, медленно с шипением выдохнула, одновременно опуская вниз и чуть разводя в стороны руки, и на какое-то время замерла в такой позе, негромко мыча себе под нос. Ветер, до того яростно толкавшийся своими порывами в дверь и в окна, стал затихать. Она будто бы погладила руками что-то в воздухе, глубоко вздохнула, открыла глаза и сказала:

— Ну вот, мы можем идти.

— Бред какой-то, — вновь проговорил Вадим.

— Пойдем. Жить в этом мире намного интереснее, чем говорят на работе, по телевизору или пишут в книгах. Он умеет разговаривать, все в нем одухотворено и одушевлено. Есть душа у этой дороги и у камня, у дерева и у воды. Только в городе нет души, там все убито.

— Да, но только в городе жить комфортно. А что мне толку с души дерева? Оно меня не согреет, только если его сжечь.

Тома посмотрела на Вадима и ничего не ответила.

— Ну ладно-ладно, — извинился он. — Учи меня дальше.

— Пойдем, — сказала она и повела его к огромному карьеру, что располагался в лесу за деревней. Она взбежала и встала на самый высокий его край, под которым начинался резкий обрыв.

— Кто приходил к тебе? — крикнула она вниз, опустившись на колени.

На секунду ее лицо исказилось гримасой боли.

— Я иду к тебе! — крикнула она снова.

В следующий момент Тома схватила Вадима за локоть и увлекла вниз. Они бежали так стремительно, что он удивлялся, как только не переломал себе ноги, пока она летела, будто газель. Оказавшись внизу, Тома резко отпустила Вадима и упала на колени.

— Покажи нам то, что сотворили с тобой! — выкрикнула она.

Вадим с удивлением покосился на нее. Она подошла к нему, встала напротив, взяла за обе руки и сказала:

— Прости. Сейчас будет больно.

В следующее мгновение где-то над головой Вадима заскрежетал экскаватор. Он поднял глаза, чтобы посмотреть, но его ковш почему-то оказался вот тут, совсем рядом. Он даже не успел вздохнуть или сказать о том, что он тут. Экскаватор скользнул зубьями ковша по его груди, переместился в район желудка и вдруг с силой пошел вглубь. Он с хрустом рвал кожу, мышцы, внутренности, затем разворачивался и подхватывал их, тащил наверх. Вадим в ужасе начал вопить, но это не останавливало машину. Она продолжала, двигаясь вниз вдоль живота, вгрызаться все глубже.

Что за бред? Вадим попытался дернуться, но получил ковшом и по голове. Руки и ноги его были плотно зажаты. Он не мог двигаться, а экскаватор все захватывал и отрывал куски его плоти: с шеи, ключиц, грудины. Тело быстро становилось дико истерзанным, но при этом оставалось живым. Он не умирал. Полголовы было снесено, и он ничего вокруг себя не видел. Раны кровоточили и болели. Он попытался как-то немного высвободить руки и повернуться поудобнее, чтобы прикрыть бреши в теле. У него получилось. Но он знал, что обречен на длительное существование теперь вот так — с огромной дырой в теле. Но хуже того было потом: его рану продолжали еще очень долго расширять. По свежему, по больному вновь и вновь рвали металлические ковши и терзали его. Когда все прекратилось, сил у Вадима совсем не было. Он лежал безжизненной массой много лет. Потом остатки его плоти впервые наполнились потоками новой крови: по краям дыр в его теле стали расти первые деревья. Одно за другим, одно за другим. Они возвращали его к жизни, но он знал, что пройдет еще не одна сотня лет, пока ткани его тела смогут восстановиться и он воспрянет снова. Мучительные сотни лет восстановления. Пока они пройдут, ему придется терпеть тоску, летнюю жажду и зимнюю стужу. Долгую, выматывающую. Ему хорошо бывало лишь в течение недолгого времени весной, когда земля уже оттаивала и оживала. Тогда он мог расслабиться и видеть, как в стоящей в нем воде бурлит жизнь. Ранним летом его внутренности прикрывала шелковая густая трава. Но как же тяжело было без воды летом. Она уходила, и его склоны жгло беспощадное солнце. Неделя, другая, третья, месяц... Невыносимая боль и пустота. Одиночество. Невозможность никому поведать о своей боли.

— Очнись! — услышал Вадим резкий окрик.

Он открыл глаза и увидел над собой искрящееся звездами небо.

Вадим приподнялся и осмотрелся вокруг. Он лежал на дне карьера. Он с ужасом схватился за свой живот. Все на месте: живот, ключица, голова, руки, ноги... Он сел на колени и стал озираться вокруг.

— Где я? — спросил Вадим.

Тома прикоснулась раскрытой ладонью к краю карьера и провела рукой по земле. Потом охватила землю обеими руками и прижалась к ней лбом:

— Там, где должна была быть жизнь... А теперь — пустота... Ничего... Только боль и стон... Я не могу помочь ему, не могу, понимаешь? Меня одной недостаточно! Я прихожу сюда летом и роняю слезинки, и на их месте расцветают цветы... И я глажу его, я приношу сюда семена и черенки деревьев, но нужны и другие, кто будет помогать ему.

Вадим стоял на дне огромного карьера, и его поглощала его пустота. От воспоминаний видения его скрутило от боли.

— Не могу больше, избавь меня от этого! — выдавил он.

Тома подошла к нему, обняла, начала качать, как ребенка, и шепотом утишать боль. Он почувствовал на своей коже жар ее слезинок. От каждой этой слезинки судорога уходила, и он расслаблялся.

Вадим лежал на дне карьера совершенно обессиленный. Как только он немного восстановился, Тамара сказала:

— Пойдем. Хватит быть здесь.

Ему и самому хотелось поскорее покинуть карьер. Он поднялся и поспешно заковылял наверх.

Когда Вадим чуть отошел от края карьера, к горлу его подступили рыдания. Они лились из него диким потоком, и он думал, что его глотку просто разорвет или он задохнется. Он рычал и заливался слезами, кашлял до рвоты и выл волком. Он пытался подняться и идти, но в бессилии падал вновь на землю и ревел под новой волной рыданий.

— Плачь! — орала ему ведьма. — Из тебя выходит боль Земли! Вся та боль, которую причинил ей ты сам и другие люди! Плачь! Ты — ведун! Ты ощущаешь ее боль, как свою, но никогда не позволял себе слышать ее. Ты глушил ее в себе, а теперь твой слух прорвался! Плачь! Будь собой!

— Больно! Больно! Слишком больно! — кричал он, ибо чувствовал, что его грудь будто пронзают стальные ножи. — Не могу больше! Я задохнусь!

— Вот, возьмись за меня, — предложила Тома.

Он брал ее за руки, и ему становилось легче. Рыдания становились тише, они мягким потоком выливались из него.

— Теперь ты сможешь немного слышать сам, — сказала она.

Она повела его куда-то вперед. Он покорно поплелся за ней. Они вышли в поле, где по пояс стояла наполовину пожухшая трава.

— Слушай! — сказала она.

От бессилия Вадим упал в траву.

Трава шептала о любви... Она была полна любви. Она окутывала собой землю и колыхалась над ней волнами. Вадим сел в траве и поймал руками ее волну. Та упруго толкнула его руку, он прижал ее к земле, как кошку, и погладил.

— Она шепчет о любви, — сказал он.

— Ну конечно! — воскликнула ведьма, резко поднимаясь. Она пошла в поле, гладя волны травы. Вадим видел, как она удалялась все дальше и дальше.

Потом она вернулась.

— Хочешь послушать ручей или камень?

— Хочу, — ответил Вадим. Хотя сил передвигаться у него уже не было.

— Пойдем.

Тома пошла, а он поднялся, пошатнулся и рухнул вновь в траву.

— Ну иди же! — окликнула она.

Но Вадим закрыл глаза и заснул беспробудным сном.

Когда он проснулся и открыл глаза, его аж подбросило на лежанке. Он узнал место, где спал. Это была та самая избушка, где он оказался связанным после неудачной охоты.

— Какого?.. — только и сумел произнести он.

Дверь скрипнула, и вошла Тамара.

— Не пугайся. Я не собиралась тебя убивать. Только предупредить. Я никому не врежу.

— Ты меня связала и притащила сюда! Опоила чем-то!

— Надо же как-то держать в узде браконьеров, пока егеря не следят.

— Так это были вы, ваша компашка. Вы орудуете в лесу? Ломаете капканы, наводите страх на местных?

— Наша, наша, — закивала Тома.

— Сколько вас?

— Я одна.

— А кто тащить помогал? Нас с Иванычем из лесу до поля?

— Гора и Лютик.

— А говоришь — одна, — осуждающе протянул Вадим.

Тома молча прошла в комнату.

— Где мы? — спросил он и вышел из избушки. И тут же заскочил обратно и захлопнул дверь: — У тебя там... У тебя там... Медведица с медвежатами!

Семейка сидела в нескольких метрах от избушки, и мамаша была явно недовольна появлением Вадима.

Тома молча попробовала какое-то варево в котелке и ничего не ответила.

— Как мы выйдем отсюда? — в беспокойстве спросил Вадим.

— Я же вышла, — пожала плечами она.

Соколов нервно метался по комнате.

— Чего ты опасаешься? — спросила Тома, она подошла к лежанке, на которой только что спал Вадим, расположилась на ней и сладостно потянулась. — Что ты не попадешь в свой скучный мир? Тебе надо куда-то спешить? К телевизору? К отчетам? Расследованиям? Куда ты хочешь попасть?

Вадим остановился посреди комнаты и замер. А действительно, куда? Вчера в поле ему приоткрылся мир... Такой вечный, живой, наполненный... Он дышал этой вечностью и никуда не спешил. Весь лежал перед ним, такой широкий, бесконечный...

— Эта медведица, она ведь не тронет нас, да? — спросил он.

— Она сделает то, о чем ты ее попросишь.

Вадим вышел из избушки и остановился в нескольких метрах от медведицы. Та предупредительно зарычала.

«Она боится», — понял Вадим.

— Я не трону тебя, не причиню тебе зла. Ты свободна, — проговорил он.

Медведица поворчала и отошла чуть подальше, увлекая за собой медвежат. Он осмотрелся вокруг. Неподалеку в кустах пасся лось. Он не подходил близко, но и не убегал. Будто ждал приказаний.

— Гора... — вдруг понял Вадим. — Лось — это Гора.

В кустах раздался писк, и мимо него, чуть не сшибив с ног, пронеслось семейство кабанов: мать и несколько поросят. За ними важно вышел хряк. Вадим узнал того борова, за которым они охотились. Так ведьма защищала его?

— Я вижу, вы уже познакомились, — услышал он ее голос.

Тома сделала жест рукой, и кабан нерешительно приблизился к ней. Она схватила его обеими руками за морду и начала ласкать.

— Хороший, хороший, ты мой любимый! Иди, присматривай за своими, красавец!

Она подтолкнула его вслед за семейством и шлепнула по заду. Кабан с радостью перекружился на месте и поскакал в кусты.

— Они все хорошие и служат мне. Я люблю их, а они меня. Вам не следует убивать животных. Неужели не интереснее жить с ними в дружбе? — улыбнулась Тома.

— Кто такой Лютик? — спросил Вадим.

— Он только что ушел, — кивнула она по направлению к кустам, в которых скрылся боров.

— Он помогал тебе тащить нас?

— Ты достаточно видел, — сказала Тома, серьезно посмотрев на него. — Теперь тебе надо сделать выбор. Возвращайся назад. И возвращайся сюда, когда захочешь.

— Ты поможешь мне выйти из леса?

— Гора отвезет нас.

Тома сделала жест рукой, и лось аккуратно, но с готовностью подошел к ним. Она взгромоздилась на него и помогла влезть Вадиму.

— Мы поедем медленно, но береги голову, — предупредила она.

Мохнатый гигант поплыл по лесу, будто корабль. Ведьма лишь слегка управляла им, иногда касаясь рогов. Вадим же старался удержаться на спине, ибо шатало очень сильно. Лось перешагивал коряги, огибал стволы деревьев, приходилось то и дело уворачиваться от веток. С непривычки Вадим порядком вымотался от такой езды и сбил себе всю промежность.

Наконец они оказались на опушке. Вадим буквально скатился со спины животного на землю.

— Прощай! — крикнула ему ведьма и в следующий миг растворилась в лесу.

Вадим остался один. Он стоял посреди поля и слушал шепот трав. Он понимал, о чем они говорили. А что там? Такой звонкий голос... Конечно, это ручей. О, как он оглушительно поет... Там рядом с ним есть еще кто-то. Камни... Воздух... Птицы... Солнце... Он слышал их всех... Они все были разумны.

Он растворялся в этих звуках, улетал вслед за ними своей мыслью и не понимал, как он мог не слышать всего этого раньше.

Домой Вадим вернулся затемно.

— Ты где был, Василич? — удивленно спросил Иван.

— С Томой гулял.

— Да ты врешь, она никого к себе не подпускает.

— И правильно делает, нечего вас, охламонов, к себе подпускать. Раскопали тут карьеров, в лесу капканов наставили... — недовольно пробурчал Вадим.

— Ты чего, совсем со своим расследованием рехнулся?

Рехнулся... Похоже, он и правда рехнулся... Вадим совершенно не понимал, куда ему теперь идти.

* * *

Стены городской квартиры будто душили Вадима. На дворе стояла ночь, но он не выдержал, оделся и пошел в ближайший парк. Там он лег на скамейку. Вадим смотрел в ночное небо и ощущал, как его глаз нежно касаются лучи горящих в вышине звезд. Над его головой перешептывались кроны деревьев, а ветер ласкал его кожу. Так он и провел остаток ночи.

Наутро он стоял в кабинете начальника отдела, держа в руках заявление на увольнение.

— Молодец, Вадим, поздравляю! Неожиданно, но я всегда знал, что тебя ждет большая дорога, — с возбужденной улыбкой говорил тот. — Бумаги уже готовы, зайди в кадры и передай свои дела Степанову. Они приедут через полчаса.

Вадим удивленно посмотрел на начальника и пошел в отдел кадров.

Его напарник сидел там и тоже торжественно улыбался:

— С повышением тебя! Не забывай нас!

— Каким, к черту, повышением, что ты несешь? — раздраженно бросил Вадим. — Я просто увольняюсь. Задолбало. Мне нужен перерыв.

— Да не переживай ты так. Шила в мешке не утаишь, — подмигнул напарник.

Вадим непонимающе посмотрел на него, но в этот момент секретарь сообщила, что машина для него прибыла.

Вадим ровным счетом ничего не понимал. Он спустился вниз и увидел стоящий у входа черный лимузин. Водитель предупредительно открыл дверцу и пригласил сесть. Вадим повиновался.

Машина доставила их к зданию министерства. Там его уже ожидал провожатый, который долго вел Вадима длинными коридорами и переходами. Наконец они остановились у массивной дубовой двери, табличка на которой отсутствовала.

— Входите, вас ожидают, — сказал провожатый и тут же удалился.

Вадим открыл дверь и вошел в просторный кабинет с длинным столом для совещаний.

У окна стоял пожилой, но довольно свежий человек. Он был без погон, но выправка в нем чувствовалась военная. Он живо повернулся, услышав, что Вадим вошел, и с радушной улыбкой поздоровался.

— Благодарю вас, Вадим Васильевич, что вы согласились прийти к нам по нашей просьбе. Прошу вас, садитесь, — предложил он. — Обращайтесь ко мне, как вам будет удобно — по имени или по званию, то есть должности: Иван Федорович Никифоров, блюститель.

Вадим стоял в полном непонимании. Что это за звание такое — блюститель?.. Когда-то он слышал очень немного об этом, но эта информация не подлежала распространению, поэтому он лишь смутно догадывался о том, кто находится перед ним, но это было слишком невероятно. Зачем им понадобился он — обычный капитан милиции? Впрочем, сейчас это уже не имело никакого значения.

— Я очень польщен вашим вниманием, — твердо произнес он, — но, наверное, произошла какая-то ошибка. Дело в том, что я собрался увольняться из органов, и пока не намерен заниматься какой-либо работой вообще, и с этим ничего нельзя поделать.

— Ну разумеется, — рассмеялся Блюститель. — Все это произошло с вами из-за того, что некая рыжая ведьма показала вам, как слушать, что шепчет пожухшая осенняя трава.

Вадим выпучил глаза и с опаской уставился на собеседника.

— Я понимаю, вам понадобится некоторое время на осмысление всего этого, и оно у вас будет, поверьте, — продолжил тот. — Вас никто не будет торопить. Вы будете делать все только по своему желанию.

— Как это? — не понял Вадим.

— Всю жизнь вы занимались тем, что следили, чтобы другие люди правильно исполняли требования закона, — сказал Блюститель.

— Не совсем так, если быть точным. Мы работаем на то, чтобы сохранять устойчивость действующего аппарата власти, — ответил Вадим.

— А кем он придуман, этот аппарат власти? — заглянул ему в глаза Блюститель.

— Нам платят деньги не за то, чтобы мы задавали вопросы, а затем, чтобы мы хорошо исполняли свои должностные инструкции, — холодно ответил Вадим.

— Но деньги платят не такие уж большие. Верно? Поэтому приходится изворачиваться, — растянул в улыбке губы Блюститель.

— На этом построена система. Законы в ней никто не соблюдает, — зябко повел плечами Вадим.

— Но тем не менее если вы не соблюдаете законы, то вы отправляетесь за решетку! — возразил Блюститель.

— Не все. Отправляют только тех, кого решено отправить, — пронзил его взглядом Вадим. Его злил этот разговор.

— Но это решаете не вы? — ответил Блюститель.

— Я думаю, вам об этом известно гораздо больше, чем нам, рядовым сотрудникам , — слегка поморщился Вадим.

— Я хочу предложить вам нечто большее, — перевел разговор Блюститель. — Я хочу вам предложить стать не тем, кто управляет этими решениями, но тем, кто работает вне всякой системы в принципе.

— Что это значит?

— Это значит узнать о том, что шепчет полевая трава, и на следующий день уволиться с работы, это значит не иметь больше возможности спать в своей квартире, а ночевать на лавочке в парке под открытым небом.

— Но это не работа, это у меня пока крыша поехала, и я еще не разобрался, что с этим делать, — Вадиму было неприятно, что его видят насквозь со всеми его потрохами.

— У нас будет долгий разговор, товарищ капитан. Давайте выпьем по чашечке чая, — предложил Блюститель.

Он открыл створку бара и достал оттуда бутылку дорогого виски и две большие чайные чашки. Откупорив пробку, он налил обе чашки до краев. При этом Вадим заметил, что в бутылке количество жидкости уменьшилось ровно настолько, будто налито было лишь две небольшие порции в бокалы.

Вадим схватил чашку. Она была горячей, и в ней дымился свежезаваренный травяной чай.

— Надеюсь, вы не против? — улыбнулся Блюститель. — Своим алкоголь мы не наливаем.

— Вы что — тоже?.. — спросил Вадим.

Блюститель продолжал молча улыбаться.

Вадим отхлебнул чай, и по его телу разлился чарующий аромат букета душистых трав. Он будто оказался в лесной чаще, и ему даже стало казаться, что он слышит птичьи голоса. Вадим расслабленно откинулся на спинку стула, мысль стала работать ровнее.

— Неплохой, да? — поднял на него взгляд Блюститель. — Я специально собирал его для такого случая.

— Мы ведь живем в живом мире, он наполнен живыми запахами, звуками, в нем происходят мириады процессов, они все живые и имеют значение для всей Вселенной в целом, — заговорил Вадим. — Что не так с людьми? Почему мы живем поперек законов этого мира? Это то, что я хотел обдумать в ближайшее время.

— Есть некая сущность, которая хочет, чтобы люди жили таким образом, — неспешно ответил Блюститель.

— И вы работаете на эту сущность? — вперил в него взгляд Вадим.

— А вы нет? — ухмыльнулся тот.

— Меня наняло государство, я работаю на государство, — отчеканил Вадим.

Блюститель молчал.

— Эта сущность создала все то, как живут сейчас люди? — спросил Вадим.

— Так, — кивнул Блюститель.

— Я не понимаю, — покрутил головой Вадим.

— Вы поняли уже половину.

— Так кто вы такой?

— Я тот, кто не согласен с этой действующей сущностью.

— Но вы работаете на нее, здесь — в Министерстве внутренних дел! Вы сами устанавливаете все эти законы и следите за строгостью их выполнения!

— Кто вам сказал? Я превращаю виски в чай — я тот еще нарушитель законов! — Блюститель сверкнул белозубой улыбкой.

— Надеюсь, это не единственный фокус, который вы умеете? — презрительно поморщился Вадим.

— А вы настырный парень, — удовлетворенно отметил Блюститель. — Мне нужен помощник, я приглашаю вас к себе на работу.

— Помощь какого рода я должен буду оказывать?

— Ломать систему. Находить в ней слабые места и бить в них. Расшатывать, раскачивать, доводить до исступления. Вы очень настырны в своих расследованиях. Здесь примерно то же самое. Вы научитесь смотреть сквозь мысли и чувства людей, вы научитесь видеть причины и следствия событий на сотню лет вперед и станете управлять ими.

— Зачем мне все это может быть нужно?

— Затем, что вы больше не сможете жить в этом мире так, как вы в нем жили. Вы просто загнетесь, покончите с собой. Я предлагаю вам постичь законы этого мира и изменить его. Так, как вы того захотите.

Вадим молчал, он не знал, что сказать, ибо ни черта не понимал.

— Вы свободны уйти сейчас, я ни к чему не принуждаю вас. Как я уже сказал, вы будете делать только то, что захотите сами. Это одно из условий силы — желание человека. Без него ничего не получится. Прошу вас только об одном: не совершайте необдуманных поступков. Когда будет очень тяжело — позвоните по этому номеру.

На стол перед Вадимом легла визитка с золотистыми цифрами. Ему не понадобилось брать ее, цифры отпечатались в его мозгу.

— К чему мне эти цифры? — хмыкнул Вадим. — Вы можете дать ответ на вопрос, как сделать так, чтобы человечество больше не терзало плоть Земли?

— Просто позвоните по этому номеру. В этом мире все как в игре. Темные силы разрушают этот мир, светлые — им противостоят. Вы научитесь делать это виртуозно. Сможете вырубать не только один экскаватор, а то, что управляет всеми экскаваторами на Земле. Пришла пора заканчивать глупые игры.

— Каким образом человек, работающий против системы, может заниматься этим в аппарате управления ею?

— Двойная игра, работа под прикрытием. Вам это хорошо знакомо, — поднял брови Блюститель. — Все эти методы придуманы темными, так почему бы не поиграть и нам? Это делает процесс более увлекательным.

— Так вы... — Вадим смотрел широко раскрытыми глазами на стоящего перед ним человека.

— Позвоните мне, как будете готовы, — сказал ему Блюститель. — Думаю, мы сработаемся. Разумеется, у вас будет испытательный срок, и вы пройдете подготовку. Ваша личность подвергнется полнейшему изменению, очищению от всего, что препятствует использованию силы — корысти, эгоизма, гордыни и страхов. Вам придется полностью изменить ваши привычки, таковы условия. Идите сейчас, вам нужно побыть одному.

Вадим поклонился и вышел из кабинета. Он петлял по лабиринтам длинных коридоров министерства и смутно представлял себе то, что ждет его впереди. Он знал точно одно: пути назад у него нет, и это было только его решение.