Бессмертный (джен)

Я не знал, когда будни слились в сплошную серую полосу, пути из которой, казалось, просто не было. Сколько бы я ни плевался, но исправно продолжал глотать черную жижу, которую тут называли кашей, и закрывал глаза на то, как Генри Смит вновь утягивал мой кусок хлеба. Черствый и заплесневелый, но не раз спасающий при голодных болях в желудке. Я уже умудрился запомнить, когда лучше улизнуть из столовой, чтобы не отправиться на кухню отмывать посуду в ледяной воде. Знал, с кем связываться не стоило. И продолжал бормотать несусветный бред, который для других назывался утренней молитвой, не получая удар розгами за неуважение к Всевышнему. Агностики здесь явно были не в почете. Абсолютную истину, увы, познать было невозможно. Жаль, что мисс Абрамс со мной согласна не была.

Но обо всем по порядку.

Я не помнил, как оказался в приюте. Очнулся, когда Билли Уотерс прижал мои пальцы дверью, и тут я неистово заорал. Мне было пять.

Все считали, что из-за сильной боли у меня и отшибло память. Поэтому я так и чудил. Если бы.

Если я потерял память, то откуда знаю, как протекает ядерная реакция? Откуда помню пацанов с лестничной площадки, с которыми не так давно мы жгли костры и поджаривали картошку в фольге? Когда я успел прочесть все те книги, которые даже в печать еще не вышли?

Очень долго я отходил от этого непонимания происходящего. Вроде — пятилетний пацан, беспризорный подданный английской королевы, а откуда-то и гимн СССР знаю. Откуда — черт его знает.

Я чувствую себя обычным девятилетним ребенком, запутавшимся и не знающим, куда податься. Хотя и понимал, что что-то было явно не так. Ну не могут дети знать тех вещей, что иногда всплывали у меня в голове. Хотя и великим юристом или ученым я не был, но знал больше остальных детей. Да и эти знания постепенно исчезали.

После так называемой потери памяти ребята с этажа мне понятно объяснили, что умничать и лезть никуда не стоило. От них же я узнал, как сюда попал. Не раз слышал краем уха, как в коридорах мне вслед плевались и кричали неприятное «утопленник». Я хмурился, кривился, даже обижался, а после недолгой перепалки узнал то, что хотел. Нашли меня в пруду, уже высыхающем, но довольно глубоком на тот момент времени. Кто-то решил избавиться от младенца, прибегнув к столь популярному способу. Воды я наглотался изрядно, но меня вытащил бродячий пес. А уж небезразличные к судьбе ребенка прохожие донесли до ближайшего приюта, где я проживаю и по сей день.

Очень долго не мог свыкнуться с клопами и гнидами, облепившими все мои волосы. С этим дела обстояли просто отвратительно. Тратить лишнюю воду на детей никто не хотел, стоила она немало, поэтому мылись редко и недолго. Кусок мыла был на вес золота. Я чесался, хныкал по ночам; остервенело, практически до крови, растирал кожу и клялся себе под нос, что найду способ прекратить эту тиранию. В таких условиях содержать детей должно было быть незаконным, не иначе.

Жалко было девчонок, которым пришлось во время очередных процедур отстричь их длинные волосы. Те ими явно дорожили. И долго рыдали, продолжая хлюпать носом во время ужина.

Неизвестность меня убивала.

Не знал, в каком направлении двигаться и за что браться. Взрослые воротили носы при виде моей грязной морды, не желая даже слушать, меткостью я не отличался и голубей сбивать рогаткой не мог. Даже смастерить этот кусок деревяшки не справился бы. Руки росли явно не из того места. А жаль. Мне как-то удалось услышать краем уха, как Джон Райт заливал уличным мальчишкам, что за голубей хорошо платили в соседнем трактире. Ух, может на кусок хлеба да заработал бы!

Сколько бы люди ни говорили, что главное — желание, я смело заявлю: ничего подобного! Одним желанием тут не справишься. Так что засуньте его глубоко и надолго, пока не найдете способы достижения, а там уже и ваше чертово желание подкинет немного мотивации.

А пока у меня нет ни того, ни другого. Чем дольше я находился в приюте, тем больше понимал, что пути из него просто не было. Как подняться из низов? Никак. Продолжать ползти и ждать, когда появится возможность хотя бы встать на одно колено. А там дело и пойдет. Может быть. Мой внутренний пессимист все продолжал нашептывать, что подобного не произойдет.

Честно говоря, от старших можно было набраться не только витиеватых ругательств, но и весьма интересной информации. Каюсь, я слишком падок на исторические факты, поэтому от услышанного пришел в неистовый восторг. Оказывается, в Викторианской Англии подобные учреждения, в одном из которых мне так повезло оказаться, организовывались с целью уменьшения смертности детей. Это общеизвестно, что дети не всегда отличаются послушанием, и для их «успокоения» готовили специальное варево — смесь патоки и опиума. Естественно, не раз детишки уходили в мир иной из-за отравления. Вот так наше бравое правительство уменьшило смертность, кормя деток ядом. Мило. И использование подобного «лекарства» запретили совсем недавно. Говорят, что в некоторых приютах до сих пор можно наткнуться на кого-нибудь, кто слишком сильно шумел и удостоился угощения.

О таком я до этого ни разу и не слышал. Да и кто будет рассказывать про отравление никому не нужных детей общественности?

В приютах встречались не только будущие маргиналы, но и неплохие любознательные ребята. Именно их я и старался держаться, пытаясь не привлекать лишнего внимания. Мне все-таки было девять, чем мне тут козырять? С дефицитом книг в приюте никто не боролся, так что послушать взрослых было даже интересно.

Не раз проходили стычки с другими сиротами из приюта Вула, который находился в соседнем районе. Все знали золотое правило Лондона — не нужно сталкивать между собой сирот из разных приютов. Ничем хорошим это не закончится. Более старшие ребята забивали определенные точки, в которых промышляли воровством или еще чем похлеще, и конкурентов никто не любил, поэтому драки были неизбежны. Один раз даже меня туда потащили, но я отчаянно отбивался, поэтому в мордобое не участвовал. Делать мне нечего, чем потом побитым ходить.

Заработать не получалось. Руками ничего делать я не умел, лишь постоянно торчал на кухне, отмораживая пальцы в ледяной воде. Знания мне ничем особым не помогали, тем более, многое я уже успел забыть, да и самое интересное — всем тем, что я знал до этого, воспользоваться не мог. Вроде что-то помнил, но воспроизвести понятным текстом не получалось. Единственное, к чему я пришел за эти годы — это то, что до этого я был кем-то другим. А что произошло и как — меня не волновало. То, что имело значение — это настоящее.

Я неплохо играл в футбол, но за игры старым мячом во дворе приюта никто платить явно не собирался.

За привычку взял сидеть тише воды, ниже травы. Часто удавалось услышать что-нибудь интересное. Так один раз я умудрился пробраться в кабинет завхоза и стащить теплое одеяло из кучи тех, которые собирались списать и забрать в дома воспитатели приюта. Почему его так и не спохватились — я не знал.

Забыл упомянуть самое важное. Звали меня Чарли Вуд. Почему именно Чарли, я так и не узнал, но мне нравилось, как имя звучало — Чарльз. Кратко и красиво. А Вудом я стал из-за места, где меня нашли — недалеко стоял лес. Ну, как лес — пара деревьев, но на это никто не обратил особого внимания. Я часто рассматривал свое отражение в зеркале после возможности наконец принять холодный душ и ненадолго избавиться от зуда. Иногда мне казалось, что на меня смотрел кто-то другой, не я. Но это ощущение быстро проходило. Темные спутанные волосы постоянно лезли в лицо, а глаза цвета каштана смотрели с какой-то отстраненностью каждый раз, когда я рассматривал себя в мутном зеркале.

Из-за отсутствия каких-либо дел я часто стал бродить по Лондону. Сначала далеко не уходил, боясь заблудиться. Но потом немного осмелел, когда стал ориентироваться в куче разных проулков. Иногда даже хотелось попробовать что-нибудь своровать, вспоминая примеры старших ребят, но что-то внутри твердило, что этого делать не стоило. Так я и наблюдал за уловками тех, кто осмеливался поживиться, толком ничего полезного из этого не выудив.

Возможно, я не был самым сообразительным ребенком, но любознательность — это мое все.

Как-то наткнулся на местную библиотеку. Приободрившись, я поправил серый потертый пиджак из колючей ткани, и вошел внутрь.

— Здравствуйте, мадам, — я вежливо кивнул пожилой женщине, видимо, работающей библиотекаршей.

— Приютский? Выметайся отсюда! — гаркнула самая настоящая ведьма, иначе назвать ее просто не мог. Она с презрением окинула взглядом мой наряд и, развернувшись, ушла вглубь книжных стеллажей, не удостоив меня больше ни словом.

Оскорблен я был до глубины души. Мало того, что на улице к тебе относились как к пыли на ботинках, так и в библиотеке дело обстоит не лучше. И как тут выбираться с низов, когда им конца нет?

Я продолжал отупевать на занятиях в воскресной школе. На большее надеяться и не мог. Учили слепой вере в Бога. А если ты был не согласен, то можно было отлично провести время в компании Луизы и розг.

Может, виной было мое чрезмерное добродушие и вера в лучшее в людях, которой не были обделены дети, но все обиды и недовольства я держал в себе и играл роль этакого терпилы.

Будучи в расстроенных чувствах, я решил попинать мяч во дворе. Уже темнело, но группа ребят разбилась по командам для игры в футбол, вот к ним я и прибился. Ближе к ночи нас разогнали, и пришлось возвращаться в неотапливаемую комнату.

На мой десятый день рождения, который был четвертого июля, я вернулся в приют со сломанной рукой, нарвавшись на компанию из приюта Вула, решивших проучить чужака, забредшего на их территорию. Кость долго не срасталась, а когда это произошло, пришлось вновь ее ломать. Перелом сросся неверно. Наше здоровье никого не волновало, из-за чего просто хотелось выть. Мир был слишком несправедлив.

Но именно после этого дела немного пошли в гору, хоть и ненадолго. Осень прошла быстро и без каких-либо происшествий. Еда казалась не такой дрянной, в столовой во время ужина стали зажигать камин, а на Рождество каждому даже вручили по шоколадной конфете. Да и ту пришлось сразу съесть, иначе украли бы. Но возможность просто попробовать немного сладости уже радовала.

Может, этому способствовала приютская жизнь, но постепенно я начал отмечать за собой некую черствость. Наткнувшись на труп сбитого машиной котенка, только внимательно его осмотрел и решил отнести на ближайший рынок. Стоял сорок первый год и вовсю шла война. Некоторые отдельные личности не побрезгуют съесть и это.

Еду раздавали по карточкам, и жителям Лондона приходилось посещать магазины, чтобы обменять их на продукты, иногда приходилось отстаивать долгие очереди. Но в приют привозили пропитание на всех, так что карточек этих мы даже в лицо не видели. Сложнее всего было зимой. Летом местная шпана объединялась в небольшие налетные группы, обнося владения фермеров. Именно к ним я решил присоединиться ближе к весне. Взять меня сразу никто не хотел, но благодаря отличной способности быстро лазить по заборам меня приняли.

Я уже перестал обращать внимание на антисанитарию, безбожность и постоянные стычки, в которых приходилось участвовать. Не всегда ноги достаточно быстро уносили из опасных районов, но в них всегда можно было чем-нибудь поживиться. Один раз я наткнулся на труп какого-то пьяницы, и это было уже серьезнее, нежели дохлый кот. Недолго думая, обчистил его карманы и унес оттуда ноги. В ближайшей лавке продал старьевщику все барахло, а там уже, довольный, направился обратно в приют. Те редкие деньги, которые удавалось получить, я стал откладывать — прятать приходилось под стелькой в старых поношенных ботинках, которые никогда не снимал, но так было надежнее.

Заметил, что вши уже избегали какого-либо контакта со мной. Не знаю, то ли от меня так несло, то ли они объявили сговор, но непрекращающийся зуд исчез. Я лишь облегченно выдыхал, вспоминая, как мучился и сколько бессонных ночей провел, глотая слезы и продолжая чесаться… А может, причиной была та каша из лука и чеснока, которой я намазал свои волосы — этот метод мне посоветовали девчонки, комната которых была на этаж выше моей. Но им-то это ненадолго помогало. Чудеса.

Когда потеплело, наша компания из воров местных грядок взяла за привычку ходить купаться на канал. Вода была еще холодной, но лишний раз смыть с себя всю грязь было очень приятно. Иногда я даже приходил и застирывал свою одежду, особо не брезгуя. Лучше ненадолго поднапрячься, зато потом результаты оправдывают себя. Я даже умудрился прикупить кусок мыла в местной лавке, потратив чуть ли не все сбережения.

Бомбардировка Лондона участилась. Нас собирались эвакуировать куда-то в пригород, но накануне было решено посетить церковный хор.

Посещение выступления церковного хора было обязательным. Мероприятие оказалось благотворительным вечером для сирот, которых собрали в крупном зале и принялись рассаживать на места. Мне достался стул рядом с незнакомыми парнями постарше, явно из другого приюта. Ни их лица, ни одежда не были мне знакомы, но тот, кто сидел ближе, продолжал пихать меня локтем под бок, прекращая, когда мимо проходила сестра Мария. Я уставился вперед перед собой, молча слушая начавшееся пение, игнорируя тупую боль в области ребер.

— Эй, задохлик, — прошипел рыжий увалень, пихавший меня локтем, — в вашем приюте все такие?

Встать и уйти я просто не мог, иначе сочли бы, что я решил сорвать мероприятие. А там и розги.

— Ты глухой? — продолжал шептать мальчишка.

С трудом сдерживая раздражение, я только недовольно взглянул на сидящего рядом парня, как тот повалился назад, закатив глаза и падая на сидящую сзади девчонку. По помещению разнесся звонкий крик, а потом меня словно накрыла тишина.

Не знаю, как и почему, но рыжий не дышал. Дети повскакивали с мест, более старшие начали расходиться по сторонам, уступая место взрослым. Я стоял и с непониманием глядел на происходящее. Время будто на миг замедлилось, а уши забило ватой.

Из этого состояния меня вывел внезапный толчок со стороны. Кто-то схватил меня за руку и потянул назад, и я, пользуясь возникшей шумихой, позволил себя увести.

— Быстро за мной, — где-то над ухом раздался чей-то незнакомый голос.

Можно было и не говорить. Я и так шел следом.

Мы остановились в коридоре за дверями. Не знаю, почему на меня так подействовало происходящее, но что-то глубоко внутри меня твердило, что виноват был я. Хотя мне и приходилось видеть трупы, но собственную руку к их убийству я не прикладывал.

«Тот парень не умер», — пытался заверить я себя. — «Я тут точно ни при чем. Неудачное стечение обстоятельств».

Передо мной стоял довольно высокий подросток, которому я не дал бы и четырнадцати, в аккуратном костюме с пиджаком приюта Вул. Его внимательный взгляд прожигал меня насквозь, рассматривая. Я расправил плечи и с вызовом посмотрел на парня.

— И часто ты убиваешь магглов? — он иронично приподнял бровь, интересуясь. Холодный тон выдавал отношение ко мне.

— Что значит «магглов»? — я нахмурился. Слово было знакомым, но откуда? — И он не умер, — твердо продолжил я.

— Ну конечно, сейчас он встанет и пойдет. После остановки сердца.

— Кто ты и зачем меня оттуда вывел? — недовольно заметил я. — Что тебе нужно?

— Не для тебя стараюсь, — небрежно бросил брюнет. — Стой и жди.

— Кого?

Но тут из-за угла показались люди, одетые явно не по моде Лондона двадцатого века. На их плечи были накинуты алые мантии, а взгляд не выражал ничего хорошего.

— Благодарим за содействие, молодой человек. Дальше мы сами, — кивнул подростку высокий мужчина лет сорока, а затем обратился ко мне. — Прошу пройти с нами. Гектор, можешь?..

— Конечно, — из их группы вышел еще один человек, доставая из кармана что-то, напоминающее шкатулку. — Объясню все позже. Давай, возьмись за портал.

— Какой еще портал… — я с непониманием переводил взгляд с одного мужчины на другого, трусливо пятясь назад. В голове возникла идея удрать…

Но со мной решили не церемониться. Мужчина взял меня за руку, что-то произнес, и нас затянуло в воронку.

А потом я повалился на съеденный молью ковер в чьем-то кабинете, с трудом сдерживая приступ тошноты.

— Ну что же, присаживайся.

Я с подозрением огляделся, отмечая, что мы были в небольшом аккуратном кабинете с камином. Мой спутник уже разместился за широким дубовым столом, взмахивая какой-то палкой, а затем… Палка? Волшебная палочка? Порталы? Ох ты ж…

Где-то я об этом слышал. Но где и когда?

Пришлось сесть напротив в мягкое кресло, не забывая об осторожности. Мое место располагалось очень удобно, если что, передо мной была единственная дверь и собеседник. Сзади никто не подойдет, там стена.

— Может, вы мне объясните, что происходит? — начал говорить я, а потом добавил. — Сэр.

— Не против, если закурю? — мужчина, спросивший явно для галочки, уже потянулся за трубкой. — Это был первый выброс?

Над столом повис кусок пергамента, а алое перо, зависшее рядом, уже было готово записывать. Честно, я не сумел сдержать удивленного возгласа и не выпучить глаза. Выглядело обалденно.

— Ах да, ты же магглорожденный… — протянул мужчина и задумчиво почесал гладко выбритый подбородок. — Давай чисто по делу. Ты волшебник, поздравляю. Магический выброс — всплеск магии из-за сильных эмоций. Теперь хочу услышать ответ на мой вопрос: это впервые?

— М-м-м, — я пытался переварить вываленную на меня информацию. Этот волшебник явно не желал долго со мной беседовать и торопил события, но это лишь путало еще больше. Что он подразумевал под этим выбросом? — Вы имеете ввиду что-то конкретное? В чем эти выбросы выражаются?

— Поджог газона, летающая посуда, подобная ересь.

— Не припоминаю подобного, — неуверенно произнес я.

— Ох ты ж черт, еще придется проверять… — недовольно протянул мужчина. Он взмахнул палочкой, призывая кусок бумаги, и продиктовал текст. — Проверьте архив. Чарльз Вуд, десять лет, северо-восток Лондона. Список магических выбросов.

Записка исчезла в камине в зеленом пламени. Я с широко открытыми глазами глядел на происходящее, чувствуя неконтролируемый восторг. Я мог делать так же? Когда? Как?

— Почему вы это спрашиваете? — наконец я набрался уверенности и задал интересующий вопрос. — Я виноват в произошедшем? Поэтому я здесь? Кто был тот парень, что увел меня?

— Как много вопросов, — хриплый голос мужчины разнесся по кабинету. — Ну ладно, все равно еще ждать Роджерса. Мы — авроры, обычно на такие дела не отправляемся. Но ты навел шуму у магглов, так что пришлось. Сейчас за тобой подчистят, шуму ты навел, конечно. Придется менять память сотне магглов! Хорошо, что я этим не занимаюсь…

Честно говоря, я ни черта не понял.

— Мистер?

— Смит. Генри Смит.

— Мистер Смит, кто такие авроры?

— Местная полиция. Магглы же так нас называют, да?

Я кивнул, продолжая слушать.

— Твой выброс оказался опасным и мог нарушить Статут. Запрещено колдовать при магглах, парень, учти. И благодари Мерлина, что ты оттуда вообще выбрался. Сколько раз эти чертовы магглы чуть ли не кидались на волшебников, испуганные, загнанные…

Аврор ненадолго замолчал, продолжая курить. Магическое перо записывало каждое слово, а теперь в нетерпении зависло, готовое к работе.

С интересом продолжая обращать внимание на все необычные составляющие кабинета, я уже немного успокоился и понял, что предъявлять мне никаких обвинений никто не собирался.

— Сейчас закончим протокол, а затем отправим тебя обратно, лады?

Я понуро закивал, не особо вдохновляясь мыслью возвращаться в приют.

— Не кисни, скоро все равно учебный год начнется. Одиннадцать уже стукнет, да?

Не до конца понимая, о чем он говорит, я кивнул.

— К тебе придут и обо всем расскажут. Так что жди.

Ответив еще на пару незначительных вопросов, совсем скоро я оказался напоен сладким чаем и отправлен обратно. Никто не говорил о произошедшем, а у моих соседей по комнате было отстраненное выражение лица, явно говорившее о том, что с ними было что-то не так. Не могли же волшебники налажать в этом вопросе?

Я отправился спать с каким-то непонятным ощущением в груди, которое лишь тяготило.

Кто был тем подростком? Что будет в учебном году? И самое главное: когда я смогу сам погрузиться с головой в волшебную науку? Время покажет.