↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Этого не может быть! Просто не может!.. Хан громыхнул кулачищем по столу, едва не перевернув. Опрокинутый стакан с виски, чудом не разбитый, покатился по полу, заливая его спиртным. Которое он, Хантер Мейсон, помня пример никчемного отца, зарекся когда-либо брать в рот. И обещание это нарушил даже не сегодня.
Он обвел мрачным взглядом исподлобья комнату, но она была уже пуста. Вестник, слишком хорошо наслышанный о вспыльчивом и неуравновешенном нраве главаря Драконов, поспешил смыться. Унося с собой тайну, перевернувшую жизнь Хана буквально вверх тормашками. Он не привык гордиться родственниками, самоуверенно считая себя единственным достойным уважения и страха из всей семейки Мейсонов — и имел на то веские причины. Которых на днях добавилось на одну.
Брошенный мельком взгляд в грязное зарешеченное окно подтвердил: над Нью-Йорком сгущается вечер. Такой же серый, грязный и пропитанный отравой, как и весь город. Впрочем, возможно, это лишь казалось Хану. Сегодня все казалось серым и горьким на вкус, и даже виски не притупляло эту горечь.
Но черт побери их всех! Этот урод просто не может существовать. Появление на пути клана зеленых мутантов и эксперименты хозяина давно доказали Хану, что на свете нет ничего невозможного, а природа причудливостью форм жизни зачастую запросто может переплюнуть самый жуткий кошмар. Он знал это, но упорно не желал верить. Не здесь, не сейчас. Не в последние слова старика, чтоб ему на том свете пусто было.
Как давно объявилась тварь на окраине города, никто не знал. Даже бродяги, неизменные обитатели тех мест. Хотя и появился этот колоритный персонаж под не менее впечатляющим прозвищем Мусорщик изначально как раз в их легендах. По долгу службы Пурпурные Драконы держали в поле зрения не только влиятельных лиц города, но даже нищее отрепье, гнездившееся на окраине жизни. Мало ли, где и когда промелькнет нечто полезное для мастера и самого Хана? И последнему надлежало быть в курсе всех новостей, сколь бы неожиданны и странны они ни были.
Вот почему историю о загадочном похитителе бродяг Хан узнал едва ли не первым. Но пропустил мимо ушей: мало ли, какая дурь не привидится этим обормотам? Особенно после пойла да чада костра? Не верите, можете спросить его отца, Арнольда Мейсона, он вам таких баек порасскажет, только слушайте. Запойному пьянице давно не верили даже собутыльники, что уж говорить про нормальных людей.
Новость была выслушана и выброшена в мусорную корзину, где ей самое место. Однако повторилась вновь и вновь. И последней каплей стало сообщение его собственного человека об этом существе. И не какого-нибудь доходяги, а Гроссмейстера, коего Хан числил правой рукой и про себя уважал. Хладнокровию и рассудительности, за которые бандит и получил свое прозвище, удивлялись все, в том числе вожак Драконов, и смутить подчиненного не смогли даже уродские рожи мутантов.
И вот он видел загадочного Мусорщика — огромного горообразного, невероятно грязного и вонючего мужика, передвигающегося на самодельной каталке. Комплекцией этот урод, по словам соглядатая, не уступал даже Хану, даже был толще и шире в плечах. Да и передвигался на своей колымаге довольно-таки шустро. Полное собрание противоречий и недоумений, в общем, сожри его демон!
Известие неприятно поразило Хана, но, поразмыслив, он решил не докладывать о загадочной находке мастеру Шредеру. Маловероятно, что ему понадобится для чего-либо эта живая куча мусора, но мало ли… Порой хозяина осеняют весьма странные идеи. Да и признавать, что кто-то мог превзойти его в комплекции и силе, было неприятно. Навряд ли, конечно, эта тварь могла бы сладить с ним, первым учеником мастера Шредера, и все же… все же она не имела права на существование. Тем более, что и физиономией, как потихоньку перешептывались видевшие его, также напоминала Хана. И фото, пусть размытое и неточное, к величайшей его досаде, это подтверждало.
* * *
В тот вечер какая-то нелегкая — иначе не скажешь — занесла главаря Драконов в бар, хорошо памятный с детства. Бармен, услужливо кланяясь, поставил перед ним бутылку содовой, даже не заикнувшись об оплате. Придирчиво выбрав наиболее чистый столик, Хан удовлетворенно хмыкнул. А ведь когда-то, во времена сопливого детства, его гоняли отсюда, а то и за уши драли за попытки стянуть что-нибудь со стола. В полицию не обращались, так как сами — что хозяин заведения, что его посетители — были не в ладах с законом. А пинки, подзатыльники и зуботычины, доставшиеся как от них, так и от вечно пьяного отца, лишь стали дополнительным стимулом подняться наверх. Стать выше обитающего здесь быдла, какую бы цену ни пришлось заплатить.
— Хан, сынок, — прошамкал кто-то справа, подходя ближе. Даже не оборачиваясь, Хан знал, кого увидит. Того, кого рад бы не вспоминать вовсе. Кто первым испытал силу его кулаков, стоило сыну подрасти и возмужать. Но при этом не стеснялся лишний раз клянчить у него на пиво и что-то покрепче.
Оглядываться Хан не стал, лишь рывком налил напиток в стопку и опрокинул ее в рот, словно спиртное. Подхватил с тарелки мелкую соленую рыбешку и смачно закусил. Эта трясущаяся развалина не стоила его внимания. Не стоила ничего, кроме хорошего плевка.
— И не поделишься с родственником? — старик уселся напротив, дрожащей рукой обтер губы. Каким же маленьким, скрюченным и жалким он стал — а ведь когда-то казался сыну огромным и грозным, особенно когда брал в руки палку или шланг от стиральной машины.
— И зафиг? — грубо бросил Хан, едва покосившись на отца. — Может, скажешь, у меня они есть, родные?
— Какой же ты грубиян! — Арнольд покачал головой. — Нет, мало, видать, я тебя порол — совсем старших не уважаешь.
— А есть за что? — недобро прищурился Хан. И сжал пудовые кулаки. — Слушай, папаша, шел бы ты отсюда по-хорошему. У тебя одна родня — виски.
— Так то с горя, — нисколько не смутился старик. И протянул было по-хозяйски руку к бутылке, которую Хан тут же отодвинул в сторону, словно бы ненароком хлопнув своей ладонью в дюйме от чужой. Арнольд поджал губы, но дальше наглеть не стал.
— Ничего-то ты, сын, не знаешь, — вздохнул он настолько театрально, что Хан лишний раз уверился: старик уже успел где-то набраться. И вновь пожалел, что заглянул в эту забегаловку. Он начал подниматься на ноги.
— Мать из-за тебя ночей не спала, а ты… — продолжал было отец, но тут же осекся и поперхнулся воздухом, когда здоровенная ручища сгребла его воротник.
— Ты мать не приплетай! — прошипел Хан, настороженно озираясь по сторонам. Впрочем, гуляки не обращали на них внимания — или же старательно делали вид. — Не ты ли своей пьянкой сгубил ее, как и свою свиную харю?
— Не только я! — обиженно воскликнул Арнольд, безуспешно силясь вырваться из медвежьей хватки. — Вот будут у тебя свои дети, поймешь каково это — терять их.
Он плюхнулся на стул, отпущенный сыном, и, откашлявшись, поправил воротник.
— Что ты несешь? — Хан буквально навис над ним, загораживая свет. — Какой, к дьяволу, ребенок? Если ты обо мне…
— Словно на свете только ты и есть, — неожиданно жестко отозвался Арнольд. И, опираясь нетвердой рукой на столешницу, приподнялся. — Нет, сына, не ты. Твой брат, которого мы потеряли…
* * *
Тот вечер стал кошмаром, от которого хотелось проснуться — и не получалось. И почему он тогда не ушел сразу, не оглядываясь и, подавно, не слушая старого пьянчугу? Почему поверил, что у него есть брат, и они по недосмотру богов были рождены сиамскими близнецами, сросшимися в районе левого бока (при том что ему всегда рассказывали об автомобильной катастрофе, оставившей уродливый шрам на боку). Такую дурь не придумаешь и под кайфом. Равно как и то, что попытка разделить братьев стоила родителям не только всех средств и поломанной психики, но и здоровья одного из них: Джеймсу ненароком повредили позвоночник, и помимо искусственного сердца, он был обречен также на инвалидную коляску. Пожизненно.
— А где он сейчас? — рывком Хан поднял отца за отвороты грязной куртки и встряхнул, как пойманную крысу. — Куда вы его дели?
— В приюте оставили, — прошепелявил тот. — Двоих бы мы точно не потянули, а тем более, калеку. Мэри, бедняжка, правда, так и не смирилась с этим…
Он не успел договорить: размахнувшись, Хан швырнул его о стену. Старик рухнул неподвижно, как грязный мешок. Ахнув, зеваки тут же подались в стороны, затем столпились вокруг него, что-то невнятно галдя и показывая пальцами. Сообразил ли кто вызвать неотложку, Хан не поинтересовался. Лишь растолкал ближайших к двери и вышел наружу. И в тот день первый раз напился.
Уже позже Хан узнал, что Арнольд Мейсон, шестидесяти шести лет от роду, скончался в больнице, не приходя в сознание, от кровоизлияния в мозг. Однако ни словом, ни жестом не выразил хоть каких-то эмоций. Отец умер для него много лет назад, когда впервые приложился к бутылке и поднял руку на сына. Пытаться искать брата — хотя и знал, что оставили его родители в приюте на окраине города, примыкающей к мусорке, Хан также не стал. На что ему еще один недоделанный Мейсон? Если он вообще еще жив.
* * *
И вот теперь эта бумажка… Хан смял ее в кулаке, затем поднес к зажигалке и бросил на тарелку, глядя, как корчится и исчезает в пламени рыхлый крупный силуэт. Нет, неправда. Это убожество ничем не похоже на него — и он доказал бы это, если бы оно не исчезло бесследно как раз в эти дни.
Тяжело выдохнув, Хан снова взял в руки стопку, глядя сквозь нее на пламя. Что ж, чудно. Не придется самому марать руки. Потому что, брат или нет, он сам бы уничтожил, стер с лица земли это ничтожество, посмевшее напомнить о том, чему нет возврата. Чему более не место в этом мире. Кривое зеркало, искажающее мир и его самого. Он бы с удовольствием проделал это и сейчас… если бы это могло избавить от странной, тянущей тяжести где-то глубоко внутри. Если бы…
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|