Стрекоза и муравей (джен)

Жила-была на красно-белом свете Стрекоза (Муравей тоже жил — только на черно-белом). И больше всего Стрекоза любила танцевать. Петь она тоже любила (но только стоя под душем). Стрекоза танцевала и танцевала, и никогда не уставала от этого занятия. И ей в голову даже не приходило заняться чем-нибудь еще. Жизнь на красно-белом свете была легкая, еда росла повсюду, вода текла рядом, а о всяких там принцах, герцогах и прочих стрекозлах маленькая Стрекозка и не думала, потому что когда в жизни есть любимое дело, все остальное неважно.

Черно-белый свет совсем не походил на красно-белый. Бедный Муравей вставал очень рано, когда солнце еще не взошло, работал весь день напролет, а поздно вечером, обессилевший, падал в кровать спать. Работа Муравью была нужна за тем, что в его мире еду приходилось запасать на зиму, неумолимо приближавшуюся и грозившую смертью всем бездельникам. Так что Муравей трудогольничал поневоле — не из любви к тасканию тяжестей.

Однажды утром Муравей, как обычно, нес на своих сильных плечах какое-то полезное в хозяйстве бревно. Ему было тяжело, лапкам — больно, а спине еще больнее, но он терпел. И вдруг Муравей заметил Стрекозу — она умывалась в ручье, грациозно склонившись над ним и смешно жмуря от воды громадные зеленые глаза. Закончив плескаться, она легко распрямила плечики, отвела руки — крылья назад, подпрыгнула и закружилась на одной ножке. Во все стороны полетели — заискрились брызги, и тонкая фигурка Стрекозки в вихре этих брызг показалась Муравью самым прекрасным, что он видел на своем черно-белом свете.

Стряхнув таким неординарным способом воду, Стрекозочка, не заметив Муравья, улетела — скорей всего в танц-класс (сегодня — ромашковый), чтобы растянуться-разогреться и продолжить разучивание партии Жизели. А Муравей еще постоял немного и потащил бревно дальше. Но все не мог выкинуть из головы изящные пируэты малышки-Стрекозы.

Прошло какое-то время, и Муравей увидел, как Стрекоза по-настоящему танцует. Жили-то они рядом, просто миры разные — так что рано или поздно должны были встретиться.

Ветер шумел листвой и раскачивал колокольчики. Рассевшиеся на ветках птицы щебетали, а гонявшиеся за мошкарой в небе — свистели крыльями. И не надо никакого дирижера-хореографа — гармония была для Стрекозы очевидной, осязаемой, нежно подталкивающей в спину. Она танцевала — покачивая головой в такт цветочному динь-дону, раскидывая крылья навстречу ветру, отстукивая каблучками под трели соловья, то ускоряясь, сливаясь с хаосом, то замирая, еле-еле отличимая от камня. Страстность и умиротворенность, медитативная сосредоточенность и неукротимая радость, взгляд воина перед битвой и тающая на руке снежинка — всё это о ней, всё это в ней…

Разумеется, в конце концов, Стрекоза устала. И села отдыхать. И увидела Муравья. И он, ободренный ее ласковым взглядом, подошел и познакомился. Попытался объяснить, в каком восторге от ее танца, но слов, конечно же, не нашел. Но Стрекоза — умная девочка — прочла всё по глазам. Благо, он не первый такой косноязычный.

«Что же дальше?» — спросил Муравей. «Что ты будешь делать, когда придет зима?»

И Стрекоза рассказала ему про новый балет, о котором часто думает, обрисовала сюжет, героев, музыку, как будет выглядеть та или иная сцена, кто и где будет стоять, куда и как потом двигаться. У нее их три — балета, оказывается. Если рассказывать обо всех, дня не хватит. Муравей слушал и удивлялся, как танец, один, сам по себе танец, без слов может рассказать о чем-то важном — об одиночестве, несправедливости, судьбе, борьбе с несправедливостью судьбы, о поисках себя и своего предназначения, о смирении, о любви, равнодушии и смерти.

Муравей спросил: «Чего же ты ждешь? Почему все эти идеи до сих пор только в твоей голове?» Оказалось, что Стрекозе до отчетного концерта еще целая неделя, и единомышленников нет, и зала репетиционного нет. И вообще чего-то она заболталась, отдохнула — и хватит, надо репетировать дальше. На том они и расстались.

Прошло время, и Муравью стали попадаться на глаза афиши.

«ГАДКИЙ УТЕНОК. Балет. Музыка: Людвиг ван Бетховен, Ян Тирсен, Макс Фадеев. Хореография: Стрекоза»

Муравей купил билет, букет и не мог дождаться начала представления. В зале не было ни одного свободного места. Но вот гул голосов стал стихать, занавес поднялся, и балет начался.

Когда затихла последняя мелодия, когда Стрекоза с волшебно-белыми лебедиными крыльями вместе с Ласточкой, Журавлем и остальными танцовщиками вышла на поклон, зал взорвался аплодисментами и криками, в глазах у многих стояли слезы, на сцену летели цветы. Настоящий триумф!!!

Потом были еще балеты — Русалочка, Мужчина и Женщина… Все они имели огромный успех, потому что это было настоящее искусство, трогающее души, рассказывающее о земных вещах неземным языком.

Птицы и насекомые очень любили Стрекозу и ее труппу. Во время представления что-то происходило со зрителями, что-то странное. Какие-то непонятные, новые чувства рождались в их сердцах. Балет заканчивался, они смотрели по сторонам и не узнавали этот мир — они смотрели на него новыми глазами.

А до зимы Стрекоза не дожила, ведь стрекозы умирают, когда кончается лето.

Осень — это конец красно-белого света, а на другом стрекозам нет места.