Алмазный Остров (джен)

Этого дня жители нихонской столицы ждали с нетерпением: сегодня королева Мутаре Вторая собиралась устроить на дворцовой площади очередную массовую казнь преступников. Нихонцам нравились подобные зрелища; многие даже специально приезжали из других городов, чтобы полюбоваться жестокой расправой. Королева и сама любила эти казни, всегда проводя их собственноручно. Когда по одному мановению ее руки на головы обреченных низвергался огненный ливень Армагеддона, она чувствовала себя подобной могущественным темным богам, Дорригору Разрушителю и Галименту Карающей Деснице, и удовлетворенно ловила полные благоговейного страха взгляды толпящихся вокруг зрителей. Производимое на публику впечатление было тем сильнее, что Мутаре колдовала, встав в самом центре толпы приговоренных — так, что огненный ураган накрывал и ее. А когда стихало пламя и рассеивался дым, королева представала взорам подданных совершенно невредимой, в одиночестве стоя над грудой опаленных тел, корчившихся в предсмертных судорогах.

Потрясающую устойчивость к магическому огню королева унаследовала от матери — знаменитой владычицы Мутаре Первой. Будучи беременной, та в поисках силы и бессмертия испила волшебного эликсира из драконьей крови, сделавшего ее могучей черной драконицей — грозой всех подземных лордов. Действие эликсира испытала на себе и находившаяся в утробе дочь. Хотя она появилась на свет больше похожей на человека, чем на дракона, но кожа у нее была угольно-черной, голову вместо волос покрывали игольчатые чешуи, а за спиной торчали недоразвитые крылья. Помимо этого, драконья природа проявляла себя не только устойчивостью к большинству заклинаний, кроме самых изощренных, но и необычайной физической силой и выносливостью.

Мутаре никогда не знала отца. По словам лордов из ближайшего окружения матери, та не состояла в официальном браке и, по-видимому, имела любовника; больше ничего известно не было — владычица никого не посвящала в подробности своей личной жизни. Возможно, родной дочери она рассказала бы больше, но та не успела расспросить ее. Нынешней королеве не исполнилось и шести лет, когда на ее глазах мать была жестоко убита врагами. Неудачное нападение Мутаре Первой на Эрафию и АвЛи обернулось полным разгромом. Потеряв почти всю армию, она вернулась в родные подземелья, но эрафийцы на этом не успокоились: они добрались до Нихона и атаковали королеву в ее пещерах. Мутаре Вторая до сих пор не могла без содрогания вспоминать тот момент, когда их предводитель Джелу, перебив стражников-троглодитов, ворвался со своим отрядом в ее подземный дворец. Мать, отчаянно хлопая крыльями и изрыгая пламя, в ужасе металась по пещере среди опрокинутых канделябров и разбитых статуй, пытаясь спастись от эрафийских снайперов. Но те били без промаха, всаживая в могучее тело стрелу за стрелой. Черная драконья чешуя обагрилась кровью, раскатистый рев становился всё слабее, из пасти вместо огня выходил уже лишь один дым, а лучники всё стреляли и стреляли. Маленькая Мутаре, спрятавшись за портьеру и дрожа всем телом, смотрела на кровавую бойню круглыми от ужаса глазами. Она хотела броситься на помощь матери, но от страха не могла сдвинуться с места. А затем усталый, запыхавшийся Джелу, энергично откинув с потного лба растрепанные рыжие лохмы, с явным удовольствием вынул из ножен громадный меч с рукоятью в виде зловещей птицы с угрожающе расправленными крыльями, с острия которого срывались багровые искры. Подойдя к бессильно лежащей на земляном полу израненной драконице, враг усмехнулся и одним ударом своего жуткого клинка отсек ей голову. После чего покинул пещеру вместе с радостно гомонящими воинами, будто и не видя затаившуюся девочку, чье сердце переполнялось жгучей ненавистью к нему и всему его народу. Проклятые эрафийцы отняли у нее всё самое дорогое — не зря обитатели нихонских подземелий испокон веков люто ненавидели их, считая самыми главными врагами! Рыдая над остывающим трупом матери, Мутаре поклялась тогда, что когда-нибудь обязательно отомстит, и месть ее будет страшной и жестокой.

Однако мстить не пришлось. Вскоре грянула катастрофа Судного дня, положившая конец похождениям Джелу, разрушившая Эрафию и обернувшаяся невиданным бедствием для всего Антагариха, включая Нихон. Для Мутаре этот катаклизм стал не менее ужасным воспоминанием, чем убийство матери. Стены туннелей сотрясались, сверху с диким грохотом сыпались камни, а снизу фонтанами вырывалась раскаленная лава, в которой с воплями тонули в панике бегавшие по городу троглодиты и минотавры. Мутаре впервые ощутила тогда нечто вроде приступа клаустрофобии, совершенно незнакомой подземным жителям. Родное подземелье, такое привычное и уютное, вдруг стало зловещим и враждебным, показалось огромной могилой, западней, из которой нет спасения. Мутаре было жутко находиться в тесном туннеле, готовом вот-вот обвалиться, отчаянно хотелось вырваться на поверхность, на простор и свежий воздух, но выходов поблизости не было. Да и не знала она тогда, что наверху, среди потоков огня, льющихся и с неба, и со склонов пробудившегося гигантского вулкана, было еще опаснее.

В ужасе носясь по улицам, Мутаре искала Аламара — придворного мага, взявшего ее на воспитание после смерти матери и ставшего ей с тех пор самым близким человеком. Потеряв его во всеобщей неразберихе, она озиралась по сторонам, звала его охрипшим от страха голосом, но всё было напрасно. Она решила уже, что ее опекун, как и многие горожане, утонул в лаве — и вдруг увидела его на крыльце магической гильдии, со сложенными на груди руками читающим заклинание. Мутаре подбежала к Аламару, прижалась к нему дрожащим телом, но он, кажется, даже не заметил ее. С искаженным от напряжения лицом почтенный чернокнижник выкрикивал непонятные магические формулы, звучавшие грозно и властно. Догадавшись, что Аламар успокаивает буйствующую стихию защитной магией, Мутаре принялась повторять за ним таинственные слова заклинания. Она почти не верила в успех, но лучше было делать хоть что-то, чем покорно ждать гибели.

Как выяснилось позже, этим же в тот момент занимались многие волшебники по всей стране. Совместные усилия сотен колдунов остановили катастрофу и спасли от полной гибели не только Нихон, но и соседние земли Восточного Антагариха. Западной же части континента повезло гораздо меньше. Когда в нихонской столице прекратились подземные толчки и Мутаре смогла вернуться в лабораторию Аламара без опасений быть заживо погребенной под завалами, она с мстительным наслаждением разглядывала в волшебный кристалл то, что осталось от злополучной Эрафии. В стекле отражались искореженные развалины селений, горящие леса и немногочисленные уцелевшие люди, сваливающие в общие могилы изуродованные куски тел. С нескрываемым торжеством любовалась Мутаре на груды бесформенных каменных обломков, красующиеся на том месте, где еще вчера стояла эрафийская столица, крупнейший город всего континента — знаменитый Стедвик. А о землях к западу от него нечего было и говорить — на этой территории, отколотой от континента землетрясением и ставшей огромным островом, не осталось даже развалин. Находившиеся там люди, орки и прочие эрафийские и крюлодские жители просто испарились без следа. Немногим лучше обстояли дела в Бракаде — извержения вулканов превратили ее в безжизненную пустыню, залитую лавой. А на месте Таталии вообще колыхались океанские воды, из которых выступали лишь небольшие каменистые островки, прежде бывшие вершинами скал… Мутаре была довольна: ненавистные эрафийцы сполна ответили за смерть матери, а прочие погибшие народы не стоили ее сочувствия. Единственное, о чем она жалела — это о том, что Джелу, который своим неосторожным обращением с Клинком Армагеддона и вызвал глобальный катаклизм, погиб слишком легкой смертью. Судя по всему, он оказался в самом центре катастрофы и умер мгновенно, даже не успев понять, что натворил.

После Судного дня Мутаре всерьез заинтересовалась магией. В тот день, произнося вместе с Аламаром спасительные заклинания и видя, как с каждым словом слабеет землетрясение и утихает вырывающееся из подземных трещин пламя, она в полной мере прочувствовала, какую великую силу способно дать искусство колдовства. Ей захотелось тоже овладеть им, и она начала донимать Аламара просьбами научить ее хотя бы основам черной магии. Тот сперва не хотел браться за обучение девочки — ведь в Нихоне колдовство было традиционно мужским занятием — но затем уступил ее настойчивым мольбам и не пожалел об этом. Способности Мутаре оказались незаурядными, а страсть к учебе поистине ненасытной. Шаг за шагом постигая магические премудрости, она в совершенстве научилась создавать иллюзии, насылать на врагов безумие и возводить на их пути непреодолимые препятствия в виде огненных стен и зыбучих песков. Но больше всего ей нравились убойные заклинания — взрывы, огненные шары, молнии и особенно Армагеддон, всесокрушающая огненная буря которого поражала всех без разбора, кроме черных драконов, на которых вообще не действовала никакая магия. Впрочем, средство лишить драконов природной устойчивости к магии всё же имелось и было хорошо известно Аламару — около десяти лет назад он сам изготовил для Мутаре Первой Сферу Уязвимости, делающую любое существо чувствительным к воздействию заклинаний. После гибели королевы он хранил Сферу в потайном шкафу с магическим запором, опасаясь доверять ее своей воспитаннице — воспользовавшись артефактом, она потеряла бы драконью устойчивость и, будучи еще неопытной в волшебстве, могла случайно поразить себя какими-нибудь вредоносными чарами. Но когда Мутаре, воспользовавшись отсутствием учителя, из любопытства взломала замок на шкафу столь изощренным заклинанием, что им не владел и сам Аламар, тот был вынужден отдать ей Сферу. Мутаре была в восторге: теперь во всём мире не нашлось бы никого, кто смог бы устоять перед ее убийственным колдовством!

Упорно постигая магическую науку, Мутаре всего за пару лет стала искусной колдуньей, превосходящей по силе многих чернокнижников. Лишь один вид волшебства она при всём старании так и не сумела освоить. Речь шла о ясновидении, о способности узнавать прошлое и будущее, а также без специальных приборов видеть происходящее в отдаленных местах. Мутаре очень хотела бы обладать таким умением — в первую очередь для того, чтобы узнать хоть что-то о своем отце. Этот вопрос интересовал ее с раннего детства, но получить ответ было не у кого — Аламар знал о любовнике прежней королевы не больше, чем остальные ее приближенные. Такая таинственность еще больше разжигала любопытство юной чернокнижницы, но узнать секрет своего происхождения она не могла — искусство ясновидения никак не давалось ей. Впрочем, оно было вообще одним из самых трудных разделов магии — даже Аламар, которого Мутаре попросила выяснить правду об отце, не справился с задачей. Он постоянно клялся, что уже почти докопался до истины и вот-вот сообщит о результатах своих изысканий, но проходил год, другой, третий, а результатов всё не было…

Аламар искренне радовался магическим успехам Мутаре и постоянно повторял, что у него никогда не было столь талантливых учеников. Проведя за учебниками еще десяток лет, она вполне могла бы стать профессором гильдии чернокнижников, но Аламар возлагал на свою подопечную совсем иные надежды. Пожилой колдун видел, какой развал наступил в Нихоне со смертью ее матери. Повелители подземелий непрестанно грызлись между собой, ввергая страну в кровавый хаос. Правда, через полтора года после гибели королевы бессмертный варвар Тарнум, неожиданно вмешавшийся в борьбу нихонских лордов, сумел объединить под своей властью несколько крупных провинций. Возможно, он подчинил бы и остальные земли Нихона, но, отправившись за Ледяным Клинком на далекий остров Вори, бесследно сгинул там в Судный день вместе с доверившимися ему войсками. И вновь начались раздоры между лордами, не только ослабляющие государство, но и мешающие восстановлению после катастрофы. В сущности, междоусобные войны были в Нихоне обычным делом, и очень редко находились правители, способные подчинить себе всю страну. Но как раз сейчас, после великого бедствия, сильный правитель пришелся бы весьма кстати, тем более что с прекращением усобиц Нихон смог бы стать сильнейшей державой Антагариха и получить подавляющее превосходство над соседями, пострадавшими в катаклизме не в пример сильнее. В сущности, объединить народ мог бы кто угодно — законы престолонаследия никогда здесь строго не соблюдались, и власть чаще доставалась тому, кто был в состоянии захватить и удержать ее. Однако у Мутаре, законной наследницы престола, было больше оснований рассчитывать на поддержку народа, поэтому Аламар считал ее идеальным кандидатом на роль королевы. Сама она охотно согласилась с доводами учителя — ей давно хотелось стать такой же великой и грозной владычицей, как мать, и вновь принести родной стране могущество и процветание. Но, будучи совсем юной, она совершенно не представляла, как заставить народ подчиняться ей. Помог Аламар — он привлек на ее сторону талантливого полководца Деемера, заслужившего своими победами большое уважение армии и населения. Взявшись за дело со свойственной ему решительностью, Деемер вынудил лордов прекратить вражду и признать власть Мутаре. Кто-то подчинился добровольно, к кому-то пришлось применять силу вплоть до жестокой расправы, но в итоге молодая правительница получила власть над всем Нихоном.

Когда она объявила себя королевой, ей было всего тринадцать лет, но выглядела она существенно старше. Унаследовав от матери-дракона мощное телосложение, она была рослой и широкоплечей, и мало кто из подданных догадывался, что их владычица — почти ребенок. Видя неопытность новоиспеченной правительницы, Аламар и Деемер на первых порах активно помогали ей советами — первый растолковывал тонкости управления государством, второй консультировал по военным вопросам. Поначалу Деемер намеревался занять при Мутаре должность регента, но она наотрез отказалась, заявив, что будет править сама и никакой регент ей не нужен. Вскоре выяснилось, что это действительно так — обладая цепким умом и наблюдательностью, Мутаре быстро обучалась всему необходимому. Она высоко ценила полководческие способности Деемера и подавление бунтов всегда поручала именно ему, но все его попытки влиять на принимаемые ею решения оказывались тщетными. К советам Аламара королева прислушивалась больше — в отличие от Деемера, любимый учитель никогда не давил на нее и, как она чувствовала, искренне желал ей добра. Правда, Аламар несколько раздражал ее излишней мягкостью и склонностью к заумным рассуждениям, но она снисходительно относилась к этим его недостаткам. Впрочем, когда речь заходила о принципиальных для Мутаре вопросах, мнение Аламара тоже не было для нее решающим. В таких ситуациях королева не слушала никого, и ничто не могло заставить ее усомниться в своей правоте.

Тем временем выяснилось, что Мутаре была не совсем права, сочтя Эрафию полностью уничтоженной. Катастрофа Судного дня и в самом деле ударила по этой стране очень сильно, сократив ее население почти в сто раз и полностью расстроив общественную жизнь, но спустя несколько лет там вновь объявилась безвестно пропавшая в день катаклизма легендарная Катерина Грифоново Сердце, давно уже поминаемая в Нихоне недобрыми словами. Вернувшись из неведомого мира, эта королева кое-как собрала остатки своего народа. Более того, она даже пыталась дать отпор прилетевшим с небес демонам, которые сначала создали Криганскую империю на безлюдном острове, отколовшемся от Антагариха при катаклизме, а затем стали расселяться оттуда по эрафийским землям. Хотя Катерине удалось одержать над ними несколько крупных побед, Мутаре не сомневалась, что дни Эрафии всё равно сочтены — слишком уж неравными были силы противников. Однако, глядя на безнадежные попытки эрафийцев отбиться от захватчиков, нихонская владычица испытывала не только злорадство, но и некоторое беспокойство: она не исключала, что агрессивные планы криган простираются не на одну Эрафию, а на весь Антагарих, в том числе и на Нихон. Это были не эофольские демоны, с которыми всегда удавалось договориться, эти пришельцы были непредсказуемы и опасны. И кто знал, смогут ли нихонцы, понесшие в катаклизме немалый ущерб, отстоять от них свои земли?

И вот настал день, который Мутаре потом долго вспоминала с торжеством — к ней пришел гонец от Катерины, воздушный элементаль Тамар, с просьбой поддержать Эрафию в войне с криганами. Большего удовольствия Мутаре не доставил бы и разгром Эрафии Криганской империей или даже Нихоном. Потому что было уже такое в истории, во времена Первой эрафийской кампании или, как называли ее эрафийцы, войны Восстановления. Мутаре родилась через два года после тех событий, но их подробности были хорошо знакомы ей со слов Деемера, прошедшего всю кампанию с начала до конца. Деемер, которому эта война принесла только позор, с досадой рассказывал: имея существенное превосходство в силах и не без оснований рассчитывая на успех, подземцы вторглись тогда в Эрафию, захватили столицу, свергли правителя — ну и что с того? Люди не покорились, вели партизанскую войну, а потом с совсем небольшой армией пришла из Энрота та самая Катерина, и, призвав под свои знамена местных жителей, изгнала захватчиков, уже готовых праздновать победу. Что еще раз доказывало: народ не побежден, пока не сломлен его дух. А сейчас ситуация была совершенно иная: гордые и принципиальные эрафийцы, всегда кичившиеся своей преданностью идеалам Света, не погнушались приползти за помощью к тем, кого всегда считали воплощением зла. Слушая гонца Катерины, Мутаре испытывала истинное блаженство: судьба Эрафии, еще недавно самой могущественной антагарихской державы, была теперь целиком в ее руках. Лишь от ее воли зависело сейчас, дать ли этой стране шанс на спасение — или же обречь ее на неизбежную гибель в борьбе с превосходящими врагами. Деемер советовал гнать эрафийского посланника в шею, но Мутаре не спешила с решением. Конечно, увидеть, как кригане наконец раздавят злосчастную Эрафию, было бы очень приятно. Но вдвойне приятно было бы наслаждаться ничтожеством и унижением некогда великого народа, вынужденного испытывать благодарность к заклятым врагам. Изрядно помучив эрафийцев длительными раздумьями, Мутаре в конце концов согласилась помочь: пусть теперь по гроб жизни чувствуют себя обязанными ей! К тому же объединение сил для разгрома Криганской империи повышало шансы на то, что демоны не смогут посягнуть на Нихон.

А год спустя Мутаре впервые увидела знаменитую королеву Катерину. Эрафийская правительница прибыла в Нихон ознакомиться с показаниями пленного эофольского генерала Ксерона, знавшего ценные сведения, необходимые для победы над Криганской империей. Предыдущие допросы Ксерона Катериной были безуспешны, и Мутаре, поняв, что мягкотелым эрафийцам никогда не вырвать из него нужные данные, решила показать незадачливым союзникам, как надо действовать в подобных случаях. Она милостиво предложила свою помощь, Ксерона переправили в Нихон, и уж там с пленником не стали церемониться — он быстро выложил палачам всё, что хотела узнать эрафийская королева.

Вопреки ожиданиям Мутаре, Катерина при встрече держалась уверенно и с достоинством. Она была глубоко признательна за помощь, но в ее поведении совсем не чувствовалось униженности и заискивания — она говорила с Мутаре как равная с равной. Несмотря на бедственное положение Эрафии, Катерина явно знала цену себе и своему народу. Несомненно, у этой женщины, не раз выигрывавшей почти безнадежные войны, был не только стратегический талант, но и железный характер, и Мутаре невольно прониклась к ней уважением — она всегда уважала силу. Ей даже показалось, что они с Катериной чем-то схожи — обе обладают суровым нравом и несомненно сильной волей, обе пришли к власти в тяжелые моменты истории своих стран, испытав за время правления немало трудностей. Но иллюзии близости рассеялись, когда эрафийская королева заявила, что не станет казнить Ксерона и ограничится лишь тюремным заключением. Это было особенно удивительно, если вспомнить, что десятью годами раньше она сошлась с Ксероном в смертельной схватке за Клинок Армагеддона — и осталась лежать на поле боя, жестоко израненная. Будь на ее месте Мутаре — она безжалостно отомстила бы обидчику при первой же возможности. Нет, всё-таки они с Катериной были совершенно разными, и за ними стояли два глубоко чуждых друг другу мира — каждый со своими идеалами, мировоззрением и традициями. Их союз выглядел противоестественным, и было ясно: едва ли он окажется долговечным.

С тех пор прошло почти полвека. Давно уже не было в живых не только Катерины, но и ее сына, энротского короля Николая, а Мутаре, несмотря на солидный по человеческим меркам возраст, всё еще находилась в расцвете сил. Причем, в отличие от Аламара, Деемера и многих других подземцев, она не пользовалась магическими молодильными средствами — завидное долголетие было унаследовано ею от матери. Перевоплотившись в дракона, Мутаре Первая стала почти бессмертной и, если бы не Джелу, могла прожить еще несколько веков. Дочери, более человеку, чем дракону, был отпущен гораздо меньший срок, но и она, разменяв седьмой десяток лет, не прошла еще и половины своего жизненного пути.

За минувшие десятилетия последствия Судного дня в ее королевстве были почти ликвидированы. Завалы в туннелях в основном разобрали, разрушенные города восстановили, благодаря мерам по поощрению рождаемости численность населения даже превысила прежнюю. Процветание Нихона особенно впечатляюще выглядело на фоне остальных стран Антагариха, которые, за исключением только Эофола, до сих пор пребывали в упадке. Покорить их сейчас не составило бы особых проблем, но Мутаре, несмотря на подстрекательства кровожадного Деемера, не спешила с агрессией. Эти страны не мешали ей, угроз не создавали, ценных ресурсов не имели — так какой же резон был завоевывать эти испепеленные пустыни, неся лишние потери? Упиваясь превосходством над соседями, Мутаре с гордостью осознавала, что ее честолюбивые мечты о возрождении былого величия Нихона полностью сбылись: она обеспечила королевству даже большее богатство и могущество, чем ее мать. Разумеется, это требовало от королевы не только ума и таланта, но и очень жесткого стиля правления. Она не добилась бы этих успехов, если бы не держала народ в строгости и постоянном страхе, безжалостно подавляя малейшие попытки неповиновения. Владычица знала: чтобы в государстве был порядок, необходимо обеспечить беспрекословное соблюдение законов, жестоко карая любого, кто посмеет их нарушить. Этой задаче и служили такие акции устрашения, как предстоявшая сегодня казнь.

Мутаре выглянула в окно. Стражи-троглодиты уже сгоняли на площадь колонны закованных в цепи преступников, поторапливая отстающих суровыми окриками и тыкая копьями им в спины — значит, и ей пора было готовиться к выходу. Уйдя в свою личную комнату, королева облачилась в длинное парчовое платье, а на голову надела массивный золотой венец, богато украшенный рубинами и изумрудами. А чтобы предстать перед подданными во всем блеске, она достала из шкатулки драгоценную брошь, подаренную на прошлой неделе эрафийским королем в честь очередной годовщины разгрома криганских пришельцев. Это был изящный серебряный цветок с шестью ажурными лепестками, в середине которого сверкал крупный голубоватый алмаз. Эрафийские послы, вручая украшение королеве, уверяли ее в особой ценности этого камня, купленного у элементалей, которые после войны заселили территорию бывшей Криганской империи. По их словам, алмазы из недавно обнаруженных там месторождений обладали магическими свойствами, делая владельца менее уязвимым для вредоносных чар и несколько повышая действенность заклинаний, творимых им самим. Вспомнив ту встречу с послами, Мутаре презрительно усмехнулась: как же эрафийцы слабы в магии, если впечатлились столь скромными свойствами камня — и как боятся подземцев, раз не пожалели такого ценного, на их взгляд, артефакта, чтобы только задобрить владычицу Нихона! Самой же ей, сильной и опытной колдунье, вещь с подобными качествами представлялась не более чем красивой побрякушкой. Но эта брошь отлично подходила к ее парадному одеянию и, кроме того, грела душу напоминанием о превосходстве над ненавистной Эрафией. Приколов украшение к воротнику платья, Мутаре направилась к выходу.

Собравшиеся перед дворцом зрители встретили владычицу восторженными криками, а стражники, оцепившие место казни, дружно вскинули вверх копья, отдавая ей честь. Приветственно улыбнувшись народу, Мутаре проследовала через толпу жмущихся друг к другу приговоренных в середину площади, где для нее был возведен помост из положенных одна на другую гранитных плит. Поднявшись на возвышение, королева воздела руки кверху и начала читать заклинание Армагеддона. Шум на площади тут же смолк. Затаив дыхание, все с нетерпением ждали кульминационного момента. Сделав небольшую паузу, Мутаре громовым голосом выкрикнула последнюю фразу заклинания, одновременно резко опустив правую руку. В воздухе возник стремительно нарастающий зловещий гул, и мгновение спустя со сводов подземелья обрушился яростный огненный смерч. Однако ни собравшийся народ, ни сама заклинательница даже и представить себе не могли, сколь чудовищной окажется его мощь. Трескучее дымное пламя накрыло не только всю площадь, но и близлежащие кварталы, ввергнув всё в хаос. Во дворце и соседних зданиях вылетели стекла, окрестности огласились топотом разбегающихся зрителей и истошными женскими визгами, а кроме тел казненных, моментально спекшихся в черную бесформенную массу, на раскаленных булыжниках остались лежать многочисленные трупы стражей и зевак. Мутаре была в шоке: творящееся вокруг так живо напомнило ей кошмар Судного дня, что она на время потеряла самообладание. На счастье владычицы, в наступившем кавардаке никто не услышал вырвавшегося из ее груди хриплого вопля и не увидел сквозь дым, как она, пригнувшись и втянув голову в плечи, в ужасе закрыла лицо ладонями. Как всегда, Мутаре не получила ни малейшего ожога, но ей с большим трудом удалось успокоиться и взять себя в руки. Когда воздух прояснился, королева уже стояла с невозмутимым видом, лишь сердце ее лихорадочно колотилось и кончики крыльев едва заметно подрагивали помимо ее воли. Растянув губы в торжествующую улыбку, Мутаре обвела взглядом разбросанные вокруг трупы, затем повернулась и неспешно направилась во дворец, изо всех сил стараясь сохранять видимость спокойствия. Нет, она не испытывала особой жалости к случайным жертвам — по сравнению с общим числом ее подданных несколько сотен или даже тысяч погибших были сущей мелочью, да правителю и полезно иногда бывает продемонстрировать лишний раз свою силу — пусть народ боится и уважает… Но откуда эта неимоверная силища вдруг взялась у нее? Всё ведь было как всегда — то же заклинание, то же количество вложенной в него магической энергии… всё как обычно, только вот эта алмазная брошь, надетая сегодня в первый раз… Неужели дело в ней? В это трудно поверить, но больше думать не на что…

Мутаре поднялась на последний этаж дворца, в кабинет Аламара.

— Это было потрясающе! — воскликнул чернокнижник, отворачиваясь от разбитого окна. — Я всегда знал, что у тебя талант к колдовству, но сегодня ты превзошла сама себя!

— А ты можешь объяснить, как я это сделала? — прищурилась Мутаре.

— Ну, не знаю, — замялся Аламар. — Какие-нибудь усиливающие снадобья, длительные тренировки, медитации… Или, может быть, ты усовершенствовала саму формулу заклинания?

— Нет, я не делала ничего подобного.

Маг развел руками:

— Ну, тогда сдаюсь… Сжалься уж над стариком, раскрой свой секрет.

— Если б я сама его знала, — вздохнула Мутаре. — Я могу лишь предполагать… Скажи, что тебе известно об элементальских алмазах?

— Со Стихийного Острова?

— Да, с земель бывших Крюлода и Западной Эрафии. Вот о таких, — королева щелкнула пальцами по сердцевине драгоценного цветка, пришпиленного к воротнику.

— Насколько мне известно, алмазные залежи появились там в Судный день. Это был самый центр катаклизма, давления и температуры там были поистине чудовищные, горные породы плавились и кипели, а алмазы как раз в таких условиях и образуются. Месторождения там возникли очень богатые, так что элементалям повезло. К тому же я слышал, что эти алмазы впитали энергию, которая выплеснулась при столкновении Клинка Армагеддона с Ледяным Клинком, и приобрели некоторую магическую силу.

Мутаре возмущенно хмыкнула.

— Ничего себе! По-твоему, вот это вот, — она махнула рукой в сторону окна, выходящего на разгромленную площадь, — называется «некоторая магическая сила»?!

— Не сердись. Я лишь передаю тебе то, что слышал. Если позволишь мне поэкспериментировать с твоим камнем, может быть, смогу выяснить больше.

— А ты мне своими экспериментами дворец не обрушишь? Кто знает, на что еще способны эти алмазы?

— Нет-нет, не бойся. Я предприму все меры предосторожности.

Всю ночь в полуподвальном помещении лаборатории Аламара раздавались глухие хлопки, а окна озарялись разноцветными вспышками. Наутро, возвращая брошь владелице, маг сказал:

— Я перепробовал все заклинания, которые мне известны. С алмазом все они получаются мощнее обычного, но ненамного — в лучшем случае раза в полтора. А вот Армагеддон усиливается раз в пять, а то и больше. И, знаешь, это вполне объяснимо. Раз в момент возникновения алмазы вобрали в себя силу Клинка Армагеддона, то именно в Армагеддоне их мощь и должна проявляться в полной мере.

Мутаре аж присвистнула:

— Так вот оно что! А эрафийцы, выходит, не знают…

— Откуда же им знать, если они никогда не колдовали Армагеддон? Ведь тем, кто поклоняется Свету, черная магия недоступна. Так что ни эрафийцы, ни эльфы с элементалями и не подозревают, какая сила сокрыта в этих камнях.

Глаза королевы сверкнули хищным блеском:

— Да… Никто не подозревает — только я и ты… Пусть же все и дальше остаются в неведении. Надеюсь, ты никому не проболтаешься?

— Разумеется, не проболтаюсь, клянусь всемогущим Каринтаром Властителем… Разве я когда-нибудь выдавал твои тайны?

— Нет, не выдавал. Но смотри у меня: выдашь — убью.

Аламар лишь горько улыбнулся. За долгие годы он уже привык к крутому нраву воспитанницы и научился не обижаться на нее.

Уйдя к себе, Мутаре долго размышляла над услышанным. Подумать только, какие сокровища без толку валяются под ногами у элементалей! Если каждый из многочисленных алмазов, скрытых в недрах Стихийного Острова, способен усилить Армагеддон в несколько раз, то какую невероятную мощь могли бы они дать нихонским чернокнижникам! Армагеддон, само собой, заклинание небезопасное, бьющее не только по врагам, но и по своим — но ведь на черных драконов магия не действует. Под командованием колдуна с таким камнем даже небольшой драконий отряд без потерь разнесет в клочья любого врага. А алмазов на острове хватит на сотни колдунов… Сердце Мутаре сладко заныло: владея месторождениями Стихийного Острова, она обеспечила бы королевству такое могущество, какое и не снилось ее матери, да и вообще никому из прежних правителей. Весь мир преклонился бы перед Нихоном — не только нищие страны Антагариха, но и Энрот, с которым сейчас волей-неволей приходится считаться… Королеве вспомнилась полувековой давности конференция в столице только что разгромленной Криганской империи, когда победители решали дальнейшую судьбу отвоеванных земель. Ведь предлагал же дейджский правитель поделить этот остров между всеми странами, участвовавшими в разгроме криган, но никто не согласился, и Мутаре сама тогда заявила, что это безжизненная территория ни на что не пригодна и никому не нужна. Да что говорить, если даже Эрафия, испокон веков владевшая существенной частью этих земель, отказалась от них в пользу элементалей Сопряжения — единственных, кто мог жить в столь суровых условиях. Теперь Мутаре кляла себя за недальновидность, но разве тогда она могла предполагать, какие богатства таятся в глубине этой выжженной земли? Ведь алмазы там нашли всего несколько лет назад, а их истинная сила обнаружилась только сейчас… Но, как бы то ни было, настала пора исправить давнюю оплошность — оставлять богатейшие месторождения элементалям совершенно ни к чему. Нашпигованный драгоценными камнями остров надо сделать колонией Нихона и переименовать из Стихийного в Алмазный, ибо духам стихий там не место — они должны либо умереть, либо убраться в свое Сопряжение. Впрочем, часть можно оставить в качестве рабов — если они так хорошо приспособлены к жизни в этой пустыне, пусть вот и горбатятся на шахтах, добывая алмазы для Нихона. Единственная проблема — как туда добраться? Можно, конечно, по океану вдоль берега Антагариха, но нихонцы непривычны к морским путешествиям, да и кораблей, пригодных для столь длительного плавания, у них почти нет. Лучше идти по суше, и что с того, что этот путь лежит через Эрафию? С ней, скорее всего, даже не придется воевать — ведь это уже не та великая держава, какой она была до Судного дня, ее правитель прекрасно представляет себе соотношение своих сил с нихонскими и наверняка согласится пропустить армию подземцев на элементальскую территорию. Во всяком случае, раньше он всегда с готовностью плясал перед Мутаре на задних лапках, безропотно подчиняясь невыгодным для себя требованиям с ее стороны — наверняка и сейчас удастся договориться по-хорошему. А если будет упорствовать… что ж, тогда он пожалеет об этом.

Хищно улыбнувшись, Мутаре взяла лист бумаги, обмакнула перо в чернильницу и принялась писать письмо эрафийскому королю.