Явление княгини Пайкар (джен)

Удобно устроившись в окружении подушек, Баграт Нанджагуен, уважаемый человек самого что ни на есть княжеского рода, лениво покачивал ногой в мягкой туфле и разглядывал веер карт в своих пухлых пальцах. Рядом с ним, по другую сторону от низенького простого стола из потемневшей от времени древесины, устроился его любимый и единственный законный сын, Саят. Уже совсем взрослый, почти мужчина.

Потрескивало пламя в очаге, перебирала струны чугура пухлогубая девушка, стреляющая иногда быстрыми глазами из-под каскада падающих на лицо тяжелых волос. Неуверенно хмурясь, разглядывала карты в своих руках другая длиннокосая красавица, рассеянно поглаживая рыжую кошку, свернувшуюся у нее на коленях. Та тихо мурлыкала.

За окном ревела вьюга. Сплошная колючая стена из снега не давала рассмотреть не то что покоящуюся у подножья замка деревню, но даже и подступающие к самым каменным стенам фруктовые деревья.

Однако здесь, в каминном зале, царил покой. И даже дежурная перепалка отца и сына его не разрушала. Может, потому, что звучала уже в сотый раз. Или потому, что спорщики всерьез никогда не сердились друг на друга.

Саят, горячась, проговорил, размахивая рукой с зажатыми в ней картами:

— Как ты не понимаешь, отец, за железной дорогой будущее! Вот в Алемане уже давно...

— Ай, не зуди! — отмахнулся от сына Баграт, шлепая на стол засаленную десятку пик.

— Зря ты так, — волнуясь, повысил голос Саят, — большое дело может получиться, прибыльное…

— Прибыльное? А сколько будет стоить проложить этакую дорогу по нашим горам? В Алемане-то земля ровная, гладкая, а у нас, в Урарте, все пики да скалы, да ущелья, — скептически хмыкнул Баграт.

Девушка с кошкой на коленях тихо вздохнула. Она не понимала, зачем с сотый раз вести этот пустой разговор. Не понимала, какое удовольствие ее господа находят в этой запутанной карточной игре. И зачем, во имя Бога-Отца, им приспичило учить ее этой непонятной забаве?

— Все тебе на месте не сидится, хочется суеты, больших дел, да чтобы непременно с новшествами, как в твоем разлюбезном Алемане… — продолжал между тем отец.

— А ты не видишь своей выгоды! — в сердцах воскликнул Саят, сердито шлепая поверх десятки валета.

Девушка неуверенно накрыла все это дамой пик. Прервалась мелодия. Красавица с чугуром c любопытством следила за ходом игры, на время забыв о своем музыкальном инструменте.

— Э-э-э… — раздосадованно протянул князь и отбросил карты. — А тебе что, плохо живется, богатств не хватает?

Баграт окинул своего сына насмешливым взглядом снизу вверх, особенно задержавшись на лаковых туфлях, судорожно сжатых кулаках, отглаженном воротнике даже на вид неудобного костюма-тройки, большом родимом пятне на щеке — наследии матери. Саят смутился, сел, потянулся к серебряному бокалу с вином.

— Сколько таких княжеских родов в Урарте, как наш? Я не хочу плестись в хвосте вереницы знаменитых своим славным прошлым. Хочу занять достойное место среди тех, кто строит будущее! — угрюмо, но твердо произнес он.

— Это дело хорошее, — улыбнулся в усы Баграт, — только хлопотное очень.

— Пусть, — упрямо мотнул головой Саят, откидываясь на спинку кресла и зачарованно вглядываясь в вечную пляску пламени в камине. Вновь зазвучала тихая мелодия.

Разговор этот, впрочем, был не таким уж и пустым, как казалось. Саят знал, что его отец недавно отправил Хану дружеское письмо, где многословно рассуждал о женщинах и вине, справлялся о здоровье и настроении правителя. А в конце как бы вскользь спросил, что повелитель Урарта думает о строительстве железной дороги? Не пора ли и у них вводить это новшество?

И потому настроение у Саята было отличное. Их спор был скорее ритуалом, частью вечера, как и огонь в камине, карты, вкрадчивая тихая музыка и красивые девушки.

* * *

Вдруг тяжелая двустворчатая дверь с грохотом распахнулась. И в гостиную ворвалась целая делегация во главе с тяжело опирающейся на трость низенькой худой фигурой, укутанной в безразмерный плащ.

— Это кто еще к нам пожаловал? — добродушно щурясь на темные силуэты, спросил Баграт. Среди незваных гостей он заметил своих охранников — растерянных, встрепанных. Старуху-кухарку с огромным горбатым носом, которая уже больше пятнадцати лет хранила обет молчания в память по усопшей хозяйке. И еще несколько каких-то оборванцев с глумливыми лицами.

Лишь затем Баграт вгляделся в того, кто явно предводительствовал в этой странной компании. И отшатнулся, побледнев.

— Не узнаешь, муженек? — насмешливо поинтересовалась хромая гостья. Низкий бархатистый голос несомненно указывал на то, что она принадлежит к прекрасной половине человечества. Баграт молчал, не сводя глаз с худой фигуры.

— Это какая-то шутка? — сердито спросил Саят. — Единственная жена моего отца, моя мама, умерла, рожая меня. Кто вы? Зачем пришли сюда?

Женщина молча прошествовала через комнату к камину, сняла капюшон, окинула презрительным взором застывших в смущении красавиц. Копна нечесаных черных волос замерцала в свете огня. Некрасивое лицо с огромным родимым пятном на щеке выглядело почти по-детски юным.

— Так вот каким ты вырос, мое маленькое проклятие? — проговорила незваная гостья насмешливо, напряженно всматриваясь в лицо Саята. — Сытый, лощеный, прямо как папаша.

— Что ты себе позволяешь, девица?! — вскочил на ноги юноша.

— Это, — хрипло начал Баграт, остановился, прочистил горло. — Это правда она.

— Да кто она?! — повернулся к отцу Саят.

— Твоя мать.

Перед внутренним взором князя замелькали давно прожитые страницы его жизни.

Баграт отчетливо вспомнил, как у порога простенькой белой церквушки, под багряными ветвями широколистного клена он беседовал когда-то со своим братом.

В ту пору они с Оганом еще очень мало отличались внешне. Почти неразлучные в детстве близнецы, они даже щурились одинаково. Разве что Баграт больше улыбался и смеялся, да одевался более тщательно, стремясь всегда выглядеть блистательно. А Оган вечно хмурился и не обращал внимание на такие мелочи, как внешний вид.

Но в тот день братья видели на лицах друг друга отражения собственных чувств и мыслей.

— Ты все-таки решился, — с грустью сказал Оган.

— Ты знаешь, какова была воля нашего отца, — проговорил Баграт.

— Воля отца, высказанная на пороге смерти, перед встречей с Богом-Отцом священна, но… — начал было Оган, но был перебит решительным:

— Тут не может быть никаких «но», брат. Поэтому перед лицом Бога-Отца я назвал Пайкар своей женой, и мы разделили ложе, скрепляя брак. И я теперь богат, а девица, как и хотели ее родители, стала княгиней.

— Что же, пусть мне и кажется это неправильным, теперь уже ничего не изменить, — подытожил Оган.

— Да… — согласился Баграт со странной интонацией. — Не изменить…

— Ты уже успел пожалеть о своем решении? — удивленно приподнял брови Оган. — Пусть я был уверен, что жизнь женатого мужчины плохо тебе подходит, я не думал, что ты ощутишь ее тяготы так скоро.

Баграт исподлобья посмотрел на него, затем, с длинными паузами, с видимым трудом подбирая слова, заговорил:

— Видишь ли, брат… Жена мне досталась с червоточиной. Пойми меня, дорогой, я вовсе не сетую на ее хромоту или дурной лик — это недостатки неважные, не заслуживающие и слов. Но на шее ее поутру… я заметил знак Богини-Матери. Пайкар поклоняется ей, о чем сама без малейшего стыда призналась, когда я спросил!

Изумление и гадливость проступили на лице Огана. Повисла пауза. Внезапный порыв ветра швырнул на беседующих братьев ворох багряных листьев, но они не обратили на это внимание.

— Отец посоветовал бы выбить из такой жены дурь — но мы оба знаем, как мало толку дают такие суровые меры. Много розг в свое время он истрепал о твою спину, пытаясь отвратить от церковной службы. Но ты принял сан, — проговорил Баграт негромко.

— Ты можешь лишь положиться на Бога-Отца, — помедлив, хрипловато проговорил Оган. — И делать то, что зависит от тебя. Говорить с женщиной, убеждать ее, следить, чтобы она не пропускала служб. И не вкладывала в головы ваших детей дурных языческих мыслей.

Плечи Баграта поникли.

— Она уже твоя жена, — продолжал между тем Оган, — и тебе надлежит вести себя с ней так, как должно хорошему мужу. Отказываться от нее теперь было бы неправильно.

— Должно быть, я и сам в своем сердце знал все это… — пробормотал Баграт, отворачиваясь. — Но надеялся, что ты посоветуешь что-то другое. Ты ведь из нас двоих умнее.

Зазвонили гулкие колокола, призывая к вечерней службе, и Оган заторопился. Почти одновременно с его уходом заморосил дождь, мелкий, холодный и противный...

Вспоминалось сейчас Баграту и другое событие, произошедшее через пару дней после.

Как наяву он слышал далекий высокий женский вопль, выражающий ужас. Звук доносился из покоев его молодой жены. Баграт не помнил, как оказался внутри, как метался по пустой спальне, как догадался наконец заглянуть в ванную. Но в его память навсегда врезалась сцена, которая открылась перед ним там, в этой небольшой скудно освещенной комнатке.

Пайкар стояла в одной ночной сорочке, держа за волосы свою служанку. Та скорчилась у ног своей хозяйки, лицо ее представляло собой один сплошной синяк, глаз заплыл. Рядом на полу валялась поломанная ширма, расшитая диковинными птицами. Почему-то Баграт очень хорошо запомнил их узорчатые хвосты.

Но не это поразило его сильнее всего. Не это заставило холодный пот выступить на его висках и лбу.

Бритва.

Опасная бритва блеснула в руке княгини Пайкар, когда та занесла ее с явным намерением полоснуть свою служанку по горлу. Громкий протестующий окрик мужа заставил ее вздрогнуть и опустить руку. Но за волосы свою жертву она держала все так же крепко. Да и пальцы на бритве сжались еще сильнее, белея от напряжения.

— Что ты делаешь?! — возмутился Баграт, пытаясь отобрать бритву.

— Не твоя печаль, что я делаю! — выплюнула ему в лицо Пайкар. — Это мои люди и моя земля!

— Ай, как нехорошо! — всплеснул руками Баграт. — Разве моя жена — маленький ребенок, что без причины, от скуки, ломает свои игрушки?

— У меня есть причина! — возмутилась Пайкар. — Я хочу забрать себе хоть частичку красоты этой никчемной девки!

Служанка тихо заскулила от ужаса, пытаясь вырваться из стальной хватки своей госпожи.

— К чему орлу отнимать у воробья перья? — изумился Баграт. — В тебе больше стати и благородства, чем эта несчастная когда-либо посмеет мечтать.

— Лжец! — гневно рявкнула Пайкар. — Я видела, как ты смотрел на нее! Ее гладкая кожа манит тебя! Ее легкая походка заставляет член в твоих штанах шевелиться!

— Я смотрел, да, — мирно согласился Баграт. — Все мы люди, все мы совершаем ошибки. Я засматриваюсь порой на служанок, ты — позволяешь стражникам приходить к тебе ночью…

— Замолчи! — выкрикнула Пайкар. На щеках ее появились красные пятна.

— Я верю, что ты слишком умна, чтобы наказывать своих слуг за мои ошибки, — мягко проговорил Баграт, вынимая из ослабевших пальцев жены опасную бритву.

— Я хочу стать красивой, — уже без особой уверенности произнесла Пайкар. — Я слышала: ванна с кровью соперницы и травой салакар убирает родинки с кожи…

— Но она не соперница тебе, любовь моя, — ласково проговорил Баграт, касаясь кончиками пальцев родимого пятна на щеке своей жены. Так как-то растерянно повторила:

— Лжец.

И выпустила, наконец, волосы служанки. Та на четвереньках бросилась прочь, но на нее больше не обращали внимания. Пайкар уже вспыхнула от осторожной ласки мужа, уже прильнула к нему, целуя, кусая, с рычанием срывая одежду. Не прошло и пары минут, как она стонала верхом на нем. Они предались страсти прямо на каменном полу, в окружении ковшиков, баночек и веников из травы салакар.

— Княгиня Пайкар собственной персоной! — с веселым и злым торжеством возвестила женщина. — Не ждали меня?

— Что за чушь! — возмутился Саят. — Моя мама была красавицей, и она давно умерла, чтобы я мог жить. Я должен поверить, что ты — это она?! Ты?!

— Ты, конечно, предпочел бы, чтоб мои мощи и дальше сохли в склепе! — с презрением отозвалась княгиня, подходя к огню и протягивая к нему свои бледные худые руки. — Что ж, я тебя расстрою — это больше не так! Придется тебе потерпеть мать.

Саят молча открывал и закрывал рот, сжимая кулаки. Затем перевел взгляд на сгорбившегося в кресле отца и возопил:

— А ты почему молчишь?! Почему позволяешь это самозванке говорить такое?!

— Клянусь тебе, это она… — слабо пробормотал Баграт.

— Да как эта уродливая наглая пигалица может быть моей умершей пятнадцать лет назад матерью?!

— Это она! — раздалось торжественное и хриплое заявление от входа. — Это моя хозяйка!

Саят диковато уставился на свою старую кухарку, голос которой слышал впервые в жизни. Затем, упрямо мотнув головой, сын встал перед отцом на колени, взял его безвольную пухлую ладонь в свои руки и, просительно заглядывая ему в глаза, проговорил:

— Отец, ты ведь не можешь в это верить? Может, эта девушка и похожа чем-то на маму... Должно быть, кухарка рассказала ей, как одеться и как себя вести. А соорудить родинку при помощи грима — сложно ли? В Алемане я видел и более удивительные преображения…

— Какого брехливого щенка ты вырастил, Баграт, — бросила через плечо Пайкар. — Ничего, теперь я отучу его тявкать поперек старших.

— Зачем такое говоришь, любовь моя? — все еще слабо отозвался Баграт. — У нас вырос достойный сын, просто он растерян…

Саят встал, демонстративно поправил костюм, гордо вздернул подбородок и заявил:

— Пусть мой отец, кажется, сошел с ума, я этого так не оставлю! Ты, кем бы ты не была, не получишь денег рода Нанджагуен! Ведь именно это тебе и надо, верно?

Княгиня Пайкар резко обернулась и, скривив губы в брезгливой усмешке, произнесла:

— Еще и жадный! Договоришься, и я выставлю тебя из своего дома без единой монетки! Голым пойдешь ночевать в сугробе!

— У тебя нет на это прав! Я найду юриста, я упаду в ноги Хану, я…

— Ну-ну, дорогие мои, — перебил его Баграт, — давайте не будем горячиться! Ах, какой у вас темперамент! Узнаю мою любимую жену… Видишь, сын унаследовал твой нрав.

Пайкар фыркнула и вновь отвернулась к огню. Саят, не говоря больше ни слова, стремительно вышел из комнаты, задев по дороге плечом одного из зевак.