Явление княгини Пайкар (джен)

Удобно устроившись в окружении подушек, Баграт Нанджагуен, уважаемый человек самого что ни на есть княжеского рода, лениво покачивал ногой в мягкой туфле и разглядывал веер карт в своих пухлых пальцах. Рядом с ним, по другую сторону от низенького простого стола из потемневшей от времени древесины, устроился его любимый и единственный законный сын, Саят. Уже совсем взрослый, почти мужчина.

Потрескивало пламя в очаге, перебирала струны чугура пухлогубая девушка, стреляющая иногда быстрыми глазами из-под каскада падающих на лицо тяжелых волос. Неуверенно хмурясь, разглядывала карты в своих руках другая длиннокосая красавица, рассеянно поглаживая рыжую кошку, свернувшуюся у нее на коленях. Та тихо мурлыкала.

За окном ревела вьюга. Сплошная колючая стена из снега не давала рассмотреть не то что покоящуюся у подножья замка деревню, но даже и подступающие к самым каменным стенам фруктовые деревья.

Однако здесь, в каминном зале, царил покой. И даже дежурная перепалка отца и сына его не разрушала. Может, потому, что звучала уже в сотый раз. Или потому, что спорщики всерьез никогда не сердились друг на друга.

Саят, горячась, проговорил, размахивая рукой с зажатыми в ней картами:

— Как ты не понимаешь, отец, за железной дорогой будущее! Вот в Алемане уже давно...

— Ай, не зуди! — отмахнулся от сына Баграт, шлепая на стол засаленную десятку пик.

— Зря ты так, — волнуясь, повысил голос Саят, — большое дело может получиться, прибыльное…

— Прибыльное? А сколько будет стоить проложить этакую дорогу по нашим горам? В Алемане-то земля ровная, гладкая, а у нас, в Урарте, все пики да скалы, да ущелья, — скептически хмыкнул Баграт.

Девушка с кошкой на коленях тихо вздохнула. Она не понимала, зачем с сотый раз вести этот пустой разговор. Не понимала, какое удовольствие ее господа находят в этой запутанной карточной игре. И зачем, во имя Бога-Отца, им приспичило учить ее этой непонятной забаве?

— Все тебе на месте не сидится, хочется суеты, больших дел, да чтобы непременно с новшествами, как в твоем разлюбезном Алемане… — продолжал между тем отец.

— А ты не видишь своей выгоды! — в сердцах воскликнул Саят, сердито шлепая поверх десятки валета.

Девушка неуверенно накрыла все это дамой пик. Прервалась мелодия. Красавица с чугуром c любопытством следила за ходом игры, на время забыв о своем музыкальном инструменте.

— Э-э-э… — раздосадованно протянул князь и отбросил карты. — А тебе что, плохо живется, богатств не хватает?

Баграт окинул своего сына насмешливым взглядом снизу вверх, особенно задержавшись на лаковых туфлях, судорожно сжатых кулаках, отглаженном воротнике даже на вид неудобного костюма-тройки, большом родимом пятне на щеке — наследии матери. Саят смутился, сел, потянулся к серебряному бокалу с вином.

— Сколько таких княжеских родов в Урарте, как наш? Я не хочу плестись в хвосте вереницы знаменитых своим славным прошлым. Хочу занять достойное место среди тех, кто строит будущее! — угрюмо, но твердо произнес он.

— Это дело хорошее, — улыбнулся в усы Баграт, — только хлопотное очень.

— Пусть, — упрямо мотнул головой Саят, откидываясь на спинку кресла и зачарованно вглядываясь в вечную пляску пламени в камине. Вновь зазвучала тихая мелодия.

Разговор этот, впрочем, был не таким уж и пустым, как казалось. Саят знал, что его отец недавно отправил Хану дружеское письмо, где многословно рассуждал о женщинах и вине, справлялся о здоровье и настроении правителя. А в конце как бы вскользь спросил, что повелитель Урарта думает о строительстве железной дороги? Не пора ли и у них вводить это новшество?

И потому настроение у Саята было отличное. Их спор был скорее ритуалом, частью вечера, как и огонь в камине, карты, вкрадчивая тихая музыка и красивые девушки.

* * *

Вдруг тяжелая двустворчатая дверь с грохотом распахнулась. И в гостиную ворвалась целая делегация во главе с тяжело опирающейся на трость низенькой худой фигурой, укутанной в безразмерный плащ.

— Это кто еще к нам пожаловал? — добродушно щурясь на темные силуэты, спросил Баграт. Среди незваных гостей он заметил своих охранников — растерянных, встрепанных. Старуху-кухарку с огромным горбатым носом, которая уже больше пятнадцати лет хранила обет молчания в память по усопшей хозяйке. И еще несколько каких-то оборванцев с глумливыми лицами.

Лишь затем Баграт вгляделся в того, кто явно предводительствовал в этой странной компании. И отшатнулся, побледнев.

— Не узнаешь, муженек? — насмешливо поинтересовалась хромая гостья. Низкий бархатистый голос несомненно указывал на то, что она принадлежит к прекрасной половине человечества. Баграт молчал, не сводя глаз с худой фигуры.

— Это какая-то шутка? — сердито спросил Саят. — Единственная жена моего отца, моя мама, умерла, рожая меня. Кто вы? Зачем пришли сюда?

Женщина молча прошествовала через комнату к камину, сняла капюшон, окинула презрительным взором застывших в смущении красавиц. Копна нечесаных черных волос замерцала в свете огня. Некрасивое лицо с огромным родимым пятном на щеке выглядело почти по-детски юным.

— Так вот каким ты вырос, мое маленькое проклятие? — проговорила незваная гостья насмешливо, напряженно всматриваясь в лицо Саята. — Сытый, лощеный, прямо как папаша.

— Что ты себе позволяешь, девица?! — вскочил на ноги юноша.

— Это, — хрипло начал Баграт, остановился, прочистил горло. — Это правда она.

— Да кто она?! — повернулся к отцу Саят.

— Твоя мать.

Перед внутренним взором князя замелькали давно прожитые страницы его жизни.

Баграт отчетливо вспомнил, как у порога простенькой белой церквушки, под багряными ветвями широколистного клена он беседовал когда-то со своим братом.

В ту пору они с Оганом еще очень мало отличались внешне. Почти неразлучные в детстве близнецы, они даже щурились одинаково. Разве что Баграт больше улыбался и смеялся, да одевался более тщательно, стремясь всегда выглядеть блистательно. А Оган вечно хмурился и не обращал внимание на такие мелочи, как внешний вид.

Но в тот день братья видели на лицах друг друга отражения собственных чувств и мыслей.

— Ты все-таки решился, — с грустью сказал Оган.

— Ты знаешь, какова была воля нашего отца, — проговорил Баграт.

— Воля отца, высказанная на пороге смерти, перед встречей с Богом-Отцом священна, но… — начал было Оган, но был перебит решительным:

— Тут не может быть никаких «но», брат. Поэтому перед лицом Бога-Отца я назвал Пайкар своей женой, и мы разделили ложе, скрепляя брак. И я теперь богат, а девица, как и хотели ее родители, стала княгиней.

— Что же, пусть мне и кажется это неправильным, теперь уже ничего не изменить, — подытожил Оган.

— Да… — согласился Баграт со странной интонацией. — Не изменить…

— Ты уже успел пожалеть о своем решении? — удивленно приподнял брови Оган. — Пусть я был уверен, что жизнь женатого мужчины плохо тебе подходит, я не думал, что ты ощутишь ее тяготы так скоро.

Баграт исподлобья посмотрел на него, затем, с длинными паузами, с видимым трудом подбирая слова, заговорил:

— Видишь ли, брат… Жена мне досталась с червоточиной. Пойми меня, дорогой, я вовсе не сетую на ее хромоту или дурной лик — это недостатки неважные, не заслуживающие и слов. Но на шее ее поутру… я заметил знак Богини-Матери. Пайкар поклоняется ей, о чем сама без малейшего стыда призналась, когда я спросил!

Изумление и гадливость проступили на лице Огана. Повисла пауза. Внезапный порыв ветра швырнул на беседующих братьев ворох багряных листьев, но они не обратили на это внимание.

— Отец посоветовал бы выбить из такой жены дурь — но мы оба знаем, как мало толку дают такие суровые меры. Много розг в свое время он истрепал о твою спину, пытаясь отвратить от церковной службы. Но ты принял сан, — проговорил Баграт негромко.

— Ты можешь лишь положиться на Бога-Отца, — помедлив, хрипловато проговорил Оган. — И делать то, что зависит от тебя. Говорить с женщиной, убеждать ее, следить, чтобы она не пропускала служб. И не вкладывала в головы ваших детей дурных языческих мыслей.

Плечи Баграта поникли.

— Она уже твоя жена, — продолжал между тем Оган, — и тебе надлежит вести себя с ней так, как должно хорошему мужу. Отказываться от нее теперь было бы неправильно.

— Должно быть, я и сам в своем сердце знал все это… — пробормотал Баграт, отворачиваясь. — Но надеялся, что ты посоветуешь что-то другое. Ты ведь из нас двоих умнее.

Зазвонили гулкие колокола, призывая к вечерней службе, и Оган заторопился. Почти одновременно с его уходом заморосил дождь, мелкий, холодный и противный...

Вспоминалось сейчас Баграту и другое событие, произошедшее через пару дней после.

Как наяву он слышал далекий высокий женский вопль, выражающий ужас. Звук доносился из покоев его молодой жены. Баграт не помнил, как оказался внутри, как метался по пустой спальне, как догадался наконец заглянуть в ванную. Но в его память навсегда врезалась сцена, которая открылась перед ним там, в этой небольшой скудно освещенной комнатке.

Пайкар стояла в одной ночной сорочке, держа за волосы свою служанку. Та скорчилась у ног своей хозяйки, лицо ее представляло собой один сплошной синяк, глаз заплыл. Рядом на полу валялась поломанная ширма, расшитая диковинными птицами. Почему-то Баграт очень хорошо запомнил их узорчатые хвосты.

Но не это поразило его сильнее всего. Не это заставило холодный пот выступить на его висках и лбу.

Бритва.

Опасная бритва блеснула в руке княгини Пайкар, когда та занесла ее с явным намерением полоснуть свою служанку по горлу. Громкий протестующий окрик мужа заставил ее вздрогнуть и опустить руку. Но за волосы свою жертву она держала все так же крепко. Да и пальцы на бритве сжались еще сильнее, белея от напряжения.

— Что ты делаешь?! — возмутился Баграт, пытаясь отобрать бритву.

— Не твоя печаль, что я делаю! — выплюнула ему в лицо Пайкар. — Это мои люди и моя земля!

— Ай, как нехорошо! — всплеснул руками Баграт. — Разве моя жена — маленький ребенок, что без причины, от скуки, ломает свои игрушки?

— У меня есть причина! — возмутилась Пайкар. — Я хочу забрать себе хоть частичку красоты этой никчемной девки!

Служанка тихо заскулила от ужаса, пытаясь вырваться из стальной хватки своей госпожи.

— К чему орлу отнимать у воробья перья? — изумился Баграт. — В тебе больше стати и благородства, чем эта несчастная когда-либо посмеет мечтать.

— Лжец! — гневно рявкнула Пайкар. — Я видела, как ты смотрел на нее! Ее гладкая кожа манит тебя! Ее легкая походка заставляет член в твоих штанах шевелиться!

— Я смотрел, да, — мирно согласился Баграт. — Все мы люди, все мы совершаем ошибки. Я засматриваюсь порой на служанок, ты — позволяешь стражникам приходить к тебе ночью…

— Замолчи! — выкрикнула Пайкар. На щеках ее появились красные пятна.

— Я верю, что ты слишком умна, чтобы наказывать своих слуг за мои ошибки, — мягко проговорил Баграт, вынимая из ослабевших пальцев жены опасную бритву.

— Я хочу стать красивой, — уже без особой уверенности произнесла Пайкар. — Я слышала: ванна с кровью соперницы и травой салакар убирает родинки с кожи…

— Но она не соперница тебе, любовь моя, — ласково проговорил Баграт, касаясь кончиками пальцев родимого пятна на щеке своей жены. Так как-то растерянно повторила:

— Лжец.

И выпустила, наконец, волосы служанки. Та на четвереньках бросилась прочь, но на нее больше не обращали внимания. Пайкар уже вспыхнула от осторожной ласки мужа, уже прильнула к нему, целуя, кусая, с рычанием срывая одежду. Не прошло и пары минут, как она стонала верхом на нем. Они предались страсти прямо на каменном полу, в окружении ковшиков, баночек и веников из травы салакар.

— Княгиня Пайкар собственной персоной! — с веселым и злым торжеством возвестила женщина. — Не ждали меня?

— Что за чушь! — возмутился Саят. — Моя мама была красавицей, и она давно умерла, чтобы я мог жить. Я должен поверить, что ты — это она?! Ты?!

— Ты, конечно, предпочел бы, чтоб мои мощи и дальше сохли в склепе! — с презрением отозвалась княгиня, подходя к огню и протягивая к нему свои бледные худые руки. — Что ж, я тебя расстрою — это больше не так! Придется тебе потерпеть мать.

Саят молча открывал и закрывал рот, сжимая кулаки. Затем перевел взгляд на сгорбившегося в кресле отца и возопил:

— А ты почему молчишь?! Почему позволяешь это самозванке говорить такое?!

— Клянусь тебе, это она… — слабо пробормотал Баграт.

— Да как эта уродливая наглая пигалица может быть моей умершей пятнадцать лет назад матерью?!

— Это она! — раздалось торжественное и хриплое заявление от входа. — Это моя хозяйка!

Саят диковато уставился на свою старую кухарку, голос которой слышал впервые в жизни. Затем, упрямо мотнув головой, сын встал перед отцом на колени, взял его безвольную пухлую ладонь в свои руки и, просительно заглядывая ему в глаза, проговорил:

— Отец, ты ведь не можешь в это верить? Может, эта девушка и похожа чем-то на маму... Должно быть, кухарка рассказала ей, как одеться и как себя вести. А соорудить родинку при помощи грима — сложно ли? В Алемане я видел и более удивительные преображения…

— Какого брехливого щенка ты вырастил, Баграт, — бросила через плечо Пайкар. — Ничего, теперь я отучу его тявкать поперек старших.

— Зачем такое говоришь, любовь моя? — все еще слабо отозвался Баграт. — У нас вырос достойный сын, просто он растерян…

Саят встал, демонстративно поправил костюм, гордо вздернул подбородок и заявил:

— Пусть мой отец, кажется, сошел с ума, я этого так не оставлю! Ты, кем бы ты не была, не получишь денег рода Нанджагуен! Ведь именно это тебе и надо, верно?

Княгиня Пайкар резко обернулась и, скривив губы в брезгливой усмешке, произнесла:

— Еще и жадный! Договоришься, и я выставлю тебя из своего дома без единой монетки! Голым пойдешь ночевать в сугробе!

— У тебя нет на это прав! Я найду юриста, я упаду в ноги Хану, я…

— Ну-ну, дорогие мои, — перебил его Баграт, — давайте не будем горячиться! Ах, какой у вас темперамент! Узнаю мою любимую жену… Видишь, сын унаследовал твой нрав.

Пайкар фыркнула и вновь отвернулась к огню. Саят, не говоря больше ни слова, стремительно вышел из комнаты, задев по дороге плечом одного из зевак.

Рано утром, еще затемно, Баграт вышел из своего поместья. Немного постоял на пороге, прислушиваясь. Ночная вьюга унялась, и царила восхитительная тишина, нарушаемая лишь едва слышный гулом голосов — слуги уже встали и теперь суетились на кухне.

Вздохнув, Баграт отправился в путь. Дорога ему предстояла неблизкая. Через припорошенную снегом деревеньку, окутанную печным дымом. Вверх по петляющей меж каменистых склонов тропинке, вдоль ущелья с вьющейся в нем внизу белой лентой реки. К пещерному монастырю, раскинувшему свои разветвленные щупальца на многие километры во все стороны, даже вниз.

Именно тут последние десять лет обитал брат-близнец Баграта, Оган.

Когда князь добрался до места, уже рассвело. Вынырнувший из-за далеких пиков маленький огонек солнца успел подняться довольно высоко.

Шагнув в темный провал входа, Баграт, как и всегда, ненадолго застыл. Прямо на его со стены смотрел огромный строгий лик с добрыми голубыми глазами — фреска Бога-Отца. Падавшие на нее сбоку косые лучи создавали дивную иллюзию, будто лицо светится.

— Баграт? — раздался сбоку удивленный голос. — Не ожидал тебя здесь встретить.

Князь повернулся на голос и увидел своего брата, его суровое, испещренное глубокими морщинами, лицо. Годы не пощадили Огана. Он был совершенно сед, бледен до синевы, болезненно худ.

Впрочем, и Баграт уже давно растерял свою молодецкую удаль. Приобрел небольшой животик, привычку смешно семенить при ходьбе — ноги часто болели и отекали. Впрочем, впечатление он по-прежнему производил скорее приятное. Красивой одеждой, аккуратной прической волосок к волоску, легко рождающейся в уголках губ улыбкой.

Сейчас братья казались искаженными отражениями друг друга.

Широко улыбнувшись, Баграт заключил Огана в объятия.

— Брат мой! Здравствовать тебе еще сто лет! — произнес он с искренним чувством. Тот кривовато улыбнулся, хлопнул его по спине в ответ:

— Баграт. Что привело тебя в монастырь?

Князь виновато пожал плечами:

— Ну да, не буду отпираться, меня привела сюда нужда. А вовсе не любовь к тебе или к Богу-Отцу — хотя оба эти начала в моей душе крепки. Мне нужен твой совет, Оган. Случилось необычайное!..

И Баграт рассказал брату о явлении княгини Пайкар. Оган хмурился, морщил лоб, но не перебивал.

— ...и при жизни Пайкар была для меня тяжкой ношей. Да ты и сам помнишь, как непросто мне с ней приходилось. А что мне делать теперь?

— И теперь я посоветую тебе то же, что и много лет назад. Положись на Бога-Отца и делай то, что должно хорошему мужу. Совершилось чудо, и мне было бы трудно поверить в такую историю, если бы ее рассказал не ты, брат. Но в сущности это все значит лишь, что Пайкар вновь жива. Вот и веди себя, как было, когда она еще не умерла.

— Предлагаешь просто принять случившееся? И ничего не делать? — недоверчиво спросил Баграт.

— Почему же? — качнул головой Оган. — Я всегда видел свой долг в том, чтобы пытаться понять замысел Бога-Отца. И если это чудо было проявлением его воли, я обязан хотя бы попробовать разобраться. Мы постараемся узнать о совершившемся все. Для начала расспроси Пайкар, как она ожила. Когда, где, что она чувствовала при этом? Являлся ли ей сам Бог-Отец?

— Она лишь огрызается на мои расспросы, — отозвался Баграт, хмурясь.

— Уверен, ты сможешь разговорить ее, — произнес Оган спокойно. — Ты всегда мог подобрать ключик к любому.

— Я постараюсь, — сдался Баграт.

* * *

В это самое время Пайкар в одной тонкой ночной рубашке перебирала свои старые платья. Все они пропитались за эти годы пылью. Встряхнув очередной цветастый платок, княгиня чихнула, затем не глядя отбросила его за спину на пол. Разноцветные тряпки были раскиданы уже повсюду. На огромной кровати с высоким резным изголовьем и балдахином скопилась целая гора. Что-то кружевное болталось даже на зеркале, глухо задрапированном черной тканью.

Раздался громкий стук и возбужденный голос:

— Госпожа, можно?

Это был один из охранников — тот, кому сегодня ночью княгиня позволила согревать свою постель.

— Входи! — крикнула ему Пайкар, не потрудившись даже накинуть что-нибудь поверх рубашки. Дверь распахнулась, и внутрь ввалилась целая делегация. Тот самый охранник в компании своего напарника волок за собой ругающегося и вырывающегося Саята, замыкала процессию кухарка.

— Мерзавец! Подлец! — выкрикивала старуха, пытаясь ударить Саята. Охранники небрежно отмахивались от нее, не давая до него добраться.

— Яд! В твой травяной отвар пытался яд подмешать, подлец! — заходилась кухарка.

— Убить меня вздумал?! — прорычала Пайкар, в два счета подскочив к сыну и размашисто ударив его по щеке.

— Должен же кто-то, раз у отца кишка тонка! — прорычал в ответ Саят и задергался в руках охранников с удвоенной силой. — Самозванка!

— А ты — трус! — не осталась в долгу Пайкар. — Ядом решил воспользоваться, как баба? Что, духу не хватило сделать это по-мужски, глядя мне в глаза?

Саят фыркнул в ответ, буравя ее взглядом.

— И тряпки какие на себя нацепил — что это за одеяние такое? — брезгливо спросила княгиня, дергая за край модного алеманского жилета. — Напялил на себя… Снимите с него это!

После краткой борьбы, в результате которой ладонь одного из охранников украсил след от укуса, Саят оказался стоящим перед матерью совершенно нагим.

— Хорошо сложен, щенок, — прошипела Пайкар, окидывая сына оценивающим взглядом. — Выглядишь, как мужчина, хоть и трусливая баба по сути…

О чем-то вдруг задумавшись, княгиня отвернулась, хромая, приблизилась к кровати, подхватила лежащее там платье. Зашелестели фиолетовые волны мягкой ткани.

— Я обещала, что если ты будешь много тявкать, я выкину тебя прочь голышом, без единой монеты. Но сегодня тебе повезло — мама добрая. Уйдешь в дорогом наряде, все как полагается. Наденьте на него это!

Охранники сначала не поняли, переглянулись. А вот кухарка сразу осознала и расхохоталась:

— Бабий наряд будет ему к лицу!

— Коль уж внутри ты труслив, как женщина, то и снаружи теперь будешь выглядеть под стать! — провозгласила Пайкар торжествующе.

— Не смей, сука! — завопил Саят, вновь пытаясь вырваться. Но охранники уже принялись выполнять приказ, посмеиваясь и иногда ругаясь сквозь зубы.

Одеть юношу оказалось много сложнее, чем раздеть. Лиф даже немного порвался — но Пайкар осталась довольна. Оглядев раскрасневшегося Саята, она глумливо улыбнулась и заметила:

— Вот теперь выглядишь как надо. Вышвырните его вон!

Пока упирающегося Саята волокли по коридорам и лестницам, посмотреть на это представление выполз весь дом. Все служанки, стражники, кучер. Прибежали и ребятишки из деревни, теперь кидавшие в валяющегося на снегу у крыльца юношу снежками. Дети кричали звонко:

— Баба! Баба!

Саят встал на ноги, отряхнул руки и завопил, стараясь унять подступающие слезы:

— Думаешь, победила, лживая сука?! Я еще посмотрю, как ты будешь корчиться и унижаться у моих ног!

Дружный хохот детворы был ему ответом.

— Ты всего лишь жалкая уродливая девка! Ты не помешаешь мне! Я еще приведу род Нанджагуен к величию! — не унимался Саят.

— Да что ты, сын нищего неумехи с громким именем, знаешь о величии?! — выкрикнула княгиня в ответ. — Дать тебе волю, и ты спустишь все, что еще не потратил твой отец, на вино и девок!

— Да я сызмальства не вылазил с наших ткацких фабрик! Да я… Что ты вообще во всем этом можешь понимать, паршивая девка?!

— Да как они не разорились-то еще, эти фабрики? — выкрикнула Пайкар, как-то незаметно успев подойти к сыну совсем близко. Теперь они стояли друг напротив друга на снегу, у ряда расписанных узорами арок, опоясывающих дом.

— Процветают! — проорал в лицо матери сын, не замечая холода. — И это только начало!

— Начало чего, брехливый ты щенок?

— Мы еще выбьем из Хана подряд на строительство железной дороги! И перекроим Урарт по-своему! Станем самым богатым и влиятельным родом в этой стране!

— Железной дороги? — спросила Пайкар с сомнением. — Что это?

— Ты не знаешь? Ну еще бы, куда деревенской лгунье о таком знать! — торжествующе топнул босой ногой по снегу Саят.

— Расскажи мне, — приказала мать, и сын от неожиданности моргнул, теряя весь свой запал.

* * *

Уже начинали сгущаться сумерки — зимой ночь приходила рано. Но сын с матерью не обращали на это внимания. Они стояли посреди каминного зала у небольшого деревянного стола в окружении разбросанных тут и там чертежей, расчетов, фотографий. Низко склонившейся над столом Саят, обнаженный по пояс, объяснял княгине Пайкар:

— Паровой двигатель может работать день и ночь, он не устает, ведь это механизм. Пар приводит в действие поршни, которые в свою очередь…

Книгиня, зябко кутающаяся в свой безразмерный темный плащ, завороженно слушала, даже немного приоткрыв рот, и лишь изредка задавала неуверенные вопросы.

«Куда же потом девается пар?»

«А не рванет ли?»

Именно такую картину застал Баграт, когда наконец вернулся домой. Он был приятно удивлен. Ведь по дороге сюда он воображал себе если не масштабные военные действия, то очередной громкий скандал — точно.

— Вижу, вы поладили? — спросил он добродушно, тяжело опускаясь в мягкое кресло у камина. Поход к пещерному монастырю дался ему тяжело — болью отзывались не только ноги, но и спина.

Жена обожгла его презрительным взглядом и отвернулась. Баграт заметил, как смягчилось ее лицо при взгляде на сына.

— Я рассказываю маме о железной дороге! — с блеском в глазах объявил Саят.

«Маме», — мысленно повторил Баграт. Он знал, что его сын с малых лет нес в своем сердце мечту об идеальной матери. Князь сам взрастил это семя, рассказывая своему ребенку небылицы об умершей. И даже теперь, когда Саят должен был своими глазами увидеть, как мало истины оказалось в сказках отца, он все еще хотел верить в них. И, кажется, был готов обманывать сам себя, видя в матери черты того самого, созданного Багратом, идеала.

— Кажется, наш сын не унаследовал твоей праздности и лени, — сообщила Пайкар.

— Да, неспособностью сидеть на месте спокойно он явно пошел в тебя, — весело согласился князь и поспешил перевести тему. — Значит, ты тоже загорелась этим проектом?

— Сложно поверить, что все это может работать… — неопределенно дернула плечом Пайкар. Но Баграт видел, что на нее идеи сына произвели впечатление.

Саят горячо воскликнул:

— Говорю тебе, я сам видел, как все это действует! В Алемане уже давно…

Баграт, устало улыбаясь, махнул слуге, чтобы он подавал ужин прямо сюда. Тот замешкался, глупо хлопая глазами — обычно подобными делами занимались служанки. Но Баграт счел, что лучше хоть на время убрать красивых девушек с глаз Пайкар. А то как бы дело снова не закончилось кровавой ванной.

Но вот слуга понял и засуетился. Зазвякали миски, в зал вплыл огромный казан с любимым кушаньем Пайкар: рассыпчатым пловом с чесноком. Он источал головокружительный аромат, моментально заполнивший все помещение. Даже Саят отвлекся от своих любимых чертежей.

...Сыто облизывая пальцы, Пайкар отпила из бокала глоток вина, которое ей на протяжении вечера не забывал подливать Баграт, и довольно прищурилась. На колени ей запрыгнула рыжая кошка, и княгиня бездумно потрепала ее по холке.

Уютно потрескивали поленья, мурлыкала кошка, сладко позевывал и клевал носом Саят. Баграт заметил, что мать то и дело искоса посматривает на сына, задерживаясь взглядом на его широких плечах и мускулистой спине. Князь нахмурился, мягко проговорил:

— Ты бы ложился спать, сын. Того и гляди уснешь прямо здесь.

Саят не стал спорить, засобирался, торопливо складывая раскиданные повсюду листки в стопку.

И вот настал тот момент, когда муж и жена остались одни. Баграт пересел к супруге поближе, подлил ей еще вина. Заговорил негромко, мечтательно:

— А ведь такой могла получится вся наша жизнь. Счастливая семья, уютные вечера у камина…

Пайкар фыркнула, но ничего не возразила. Баграт счел это хорошим знаком и продолжил свои рассуждения:

— Ничего, лучше поздно, чем никогда, так ведь? Теперь ты снова жива.

— А ты будто бы этому рад? — недоверчиво спросила Пайкар. — Думаешь, я не понимаю, что мешаю тебе в твоих разнузданных забавах?

— Саят рад появлению матери, — кротко ответил Баграт на это. — Для меня это важно. А что до моих забав… Иногда приходится чем-то жертвовать.

— Ну, хоть не врешь, что страдал от любви ко мне все эти годы, — язвительно отозвалась Пайкар.

Баграт промолчал. Он чувствовал, что его жена настроена сейчас необычайно миролюбиво, и боялся спугнуть это ее состояние, испортить с таким трудом установившееся перемирие новой ссорой. И потому решил поскорее перейти к делу:

— Как ты воскресла, Пайкар? На что это было похоже?

— На пробуждение, — после недолгой паузы ответила она. — Я просто вдруг очнулась ото сна, как будто и не умирала. Все тело ужасно болело, но это меня не удивило. Боль так долго держала меня в своих тисках перед смертью, что я приняла ее как должное и теперь. Только не могла понять, где нахожусь. На спальню это место было совсем не похоже. Впрочем, я вскоре узнала — храм Богини-Матери мало изменился. Жрица сказала мне, что Богиня явила чудо, воскресив меня. Потом откуда-то появилась кухарка… Она так постарела! Да и ты теперь совсем не красавец. Даже и не мечтай, что я тебя пущу в свою постель! Для этого ведь меня споить пытаешься, кобель?

Баграт поморщился неожиданной смене темы. Но ответил вполне мирно:

— Просто подумал, что сейчас самое время выпить. На трезвую голову для меня все это чересчур.

— Для меня тоже… чересчур, — неожиданно согласилась Пайкар и залпом опустошила бокал. — Налей еще!.. А все же наш сын удался на удивление хорошо, — проговорила она после долгой паузы. — Никогда не думала, что у нас с тобой может выйти что-то путное. Но Саят… Пожалуй, я бы даже могла в него влюбиться. Не думала, что такие мужчины на свете бывают.

— Он твой сын, Пайкар! — резко ответил Баграт. — Это не…

— Знаю! — вспылила она. — И не надо читать мне мораль! У тебя и твоего лицемерного бога нет права… Нет…

Пайкар сбилась, хмель заставлял ее мысли путаться. Она отставила бокал, потерла виски руками, пробормотала:

— Что-то мне нехорошо…

Она попыталась подняться, опираясь на свою любимую трость, с которой ее даже похоронили когда-то. Сверкнула в свете пламени посеребренная рукоять в виде головы орла. Но опора вывернулась из-под пальцев, и Пайкар тяжело и некрасиво упала лицом вперед, прямо на тяжелый деревянный стол. Его жесткий край с силой врезался в висок женщины, сминая плоть и окрашиваясь красным.

Пайкар, падая, успела коротко вскрикнуть, но сразу же замолкла. С ужасом Баграт смотрел на неподвижное тело, накрытое сверху бесформенным черным плащом. На растекающуюся вокруг ее головы темную лужу, своим краем уже задевшую забытые Саятом смятые листы с чертежами.

В чувство Баграта привела кошка. Она осторожно приблизилась к трупу, недоумевающе мяукнула, понюхала кровь. И князь точно очнулся. Рявкнул на неразумное животное и тяжело поднялся, чтобы убедиться — жизнь снова покинула это тело.

Старая кухарка взвыла, увидев, что ее госпожа опять мертва. Этот высокий некрасивый звук эхом разнесся по поместью. Не переставая выть, старуха бросилась на Баграта, впиваясь ногтями в его лицо:

— Убийца, убийца! — вопила она.

— Уймись, женщина! — повысил голос и князь, отводя ее руки в сторону. Но вскоре ему было уже не до кухарки — на него, рыча от ярости, бросился сын. В руке Саята был зажат кинжал — тот самый, что передавался в роду Нанджагуен от отца к сыну уже не одну сотню лет.

Баграт толкнул на Саята кухарку, вынуждая его отшатнуться. И рявкнул на охранника, который как раз появился на пороге:

— Что встал?! Не видишь, он не в себе! Останови его!

Но охранник будто не слышал. Он широко расширенными глазами смотрел на мертвое тело свое госпожи. Из его горла вырвался некрасивый неловкий полувсхлип-полустон.

«Неужели он успел всерьез в нее влюбиться?! Как бы не пришлось отбиваться еще и от этого юнца!» — успел подумать Баграт прежде, чем сын вновь ринулся на него.

— Саят, успокойся! — попытался было достучаться он до сына, неловко отступая так, чтобы между ними оказалось кресло.

— Убийца! Ты убил ее! — не унимался тот. — Не зря мама говорила… Она тебе — как кость в горле!

— Саят, я не…

Но Баграт видел — разговаривать бесполезно. Конечно, через некоторое время Саят одумается. Но до той поры десять раз успеет прикончить своего отца. Особенно, если охранник решит присоединиться к праведной мести.

Лезвие ужалило, взрезая рукав и кожу под ним. Баграт, как бы теряя равновесие, отшатнулся. Саят, опьяненный кровью, рванулся вперед, рыча от ярости… И запнулся о труп матери с гортанным вскриком.

Пользуясь заминкой, князь ринулся к окну, распахнул его с громким надсадным скрипом. И с неожиданной прытью перемахнул через подоконник, навстречу студеному зимнему воздуху, в ночной сумрак.

* * *

Баграт методично карабкался вверх по заснеженной тропе, второй раз за день следуя к пещерному монастырю. Он был укутан в теплый крестьянский тулуп, украшенный россыпью ветхих заплат, — разжился в деревне. Жители встретили его радушно, засуетились, подбирая одежду и перевязывая царапину на руке.

Однако князь не решился пользоваться их радушием дольше необходимого. Он не знал, кто еще из местных жителей неожиданно окажется горячим поклонником Пайкар, желающим отомстить за ее смерть. Эта жуткая женщина каким-то невероятным образом всегда умудрялась влюблять в себя окружающих.

Странно, но Баграт совсем не чувствовал усталости, хотя еще несколько часов назад, развалившись в кресле у камина, искренне считал, что совершенно вымотан событиями дня. Но теперь даже боль в ногах притупилась, отходя куда-то на второй план. Он просто шагал в темноте, поглядывая иногда на обгрызенное, ополовиненное пятно луны и далекие искры звезд. Хрипло дышал ртом, моргал, хлопая смерзшимися ресницами, снова и снова поправлял горячую, промокшую от крови повязку на руке, все стремящуюся сползти.

К монастырю Баграт дошел только под утро. Однако тут не спали. Князь издали заметил всполохи огня, мелькавшие в узких разномастных щелях окошек. Вошел, огляделся, кажется впервые в жизни не обращая внимания на испытующе глядящий со стены лик Бога-Отца, потопал ногами, пытаясь стряхнуть снег.

Свет сочился из соседнего помещения, откуда доносились взволнованные голоса. Баграт, хмурясь, зашагал туда. Прямо на него из проема выскочил один из святых братьев. И, почему-то нисколько не удивившись, произнес:

— О, так вы уже знаете… Ужасно, просто отвратительно, что так все обернулось! Скорее идите к нему!

— К кому? — плохо слушающимся голосом уточнил Баграт, чувствуя, как сильнее забилось сердце.

— К Огану, конечно же! Он бормочет ваше имя с тех пор, как его принесли…

Князь устремился вперед, больше уже ничего не слыша. Он бежал на огни, инстинктивно поняв, что беда находится именно там. И, действительно, с разбегу влетел в зал, где в неверном свете фонарей рядом с раскалившейся докрасна печью на ворохе тряпья лежал Оган. Рука его была неестественно вывернута, но более всего внимания привлекало лицо. Опухшее, посиневшее, оно казалось отвратительной карикатурой на привычные черты. Единственный оставшийся целым глаз смотрел в никуда. Хриплое дыхание, казалось, с трудом проникало в подрагивающую грудную клетку, причиняя боль.

— Оган… — позвал Баграт в ужасе. — Что с тобой случилось?

— Баграт! — невнятно пробормотал тот в ответ, пытаясь разглядеть брата в сумраке. Баграт медленно приблизился, взял Огана за выглядящую целой руку, повторил:

— Что с тобой случилось?

— Я пытался узнать секрет воскрешения Пайкар… Я пошел вслед за пропавшими останками, — проговорил Оган хрипло, глотая половину звуков. — Они совершили преступление…

— Кто? Кто это сделал? Кто тебя так избил? — спросил Баграт, напряженно вслушиваясь в бормотание брата. Тот, будто не слыша, продолжал:

— Так и не узнал, почему? В чем причина? Ты должен… Должен узнать это…

— Что? Что должен узнать? — склонился князь над братом еще ниже.

— Секрет воскрешения Пайкар! — неожиданно четко проговорил Оган. — Почему Бог-Отец решил явить это чудо? Или это был не он? Я не понимаю! Не понимаю! Обещай, что разберешься! Обещай!..

— Обещаю, — поспешил согласиться Баграт. — Брат, кто тебя так избил?

Но Оган уже не отвечал. Он будто бы израсходовал на короткий всплеск экспрессии все свои силы, и теперь просто хрипло дышал, глядя мимо князя. На губах его пузырилась кровь. Но рука все еще крепко сжимала руку Баграта.

— Брат!.. — прошептал тот, не замечая, как плачет. — Помогите ему!

Однако стоявший рядом святой брат лишь скорбно покачал головой.

Остаток ночи Баграт сидел рядом с Оганом. Тот то окончательно проваливался в небытие, то вновь осмысленно моргал, бормотал:

— Баграт… Брат мой…

Но больше ничего уже не говорил. А под утро и рука его окончательно ослабела, разжалась, а взгляд навсегда остановился. Зашептал последнюю молитву святой брат, а Баграт встал от ложа умершего, отвернулся, закрыл лицо руками.

— Пошел вслед за пропавшими останками… — повторил князь как бы себе под нос. И твердым шагом покинул пещеру, где провел последние часы своей жизни его брат-близнец Оган Нанджагуен.

Мысли Баграта скользили с удивительной для него самого четкостью. Он отчетливо понимал, о каких останках говорил Оган. Мощи княгини Пайкар — логично было попытаться выяснить, когда и как они покинули привычное место захоронения.

Наверняка, именно так Оган и сделал. Его изыскания и привели его куда-то, где какие-то загадочные «они» совершили преступление. Вероятнее всего, стремясь избавиться от неожиданного свидетеля, «они» и забили Огана до смерти.

А потому путь Баграта теперь лежал в герезман, место упокоения умерших.

* * *

Князь бывал в этом удивительном храме мертвых много раз. Даже не закрывая глаз, Баграт легко представлял перекрестье высоких коридоров герезмана, кое-где освещенных косыми лучами солнечного света, падающего через неровные, прогрызенные то тут, то там окна. А кое-где совершенно утопающее во тьме. Стены этого хитросплетения от пола до потолка были изъедены нишами разных размеров, из которых выглядывали истончившиеся силуэты людей с ввалившимися щеками и запавшими глубоко-глубоко мутными глазницами. Истлевшая одежда казалась хрупкой даже на вид.

Герезман был истинным чудом Бога-Отца. Здесь осанки даже вполне обычных, грешных людей никогда не разлагались, как это бывало в любой другой точке мира. Нет, они со временем превращались в святые мощи — вечные, нетленные. Баграт знал, что теперь среди этих ниш займет свое место Оган. Здесь пятнадцать лет провело и тело Пайкар.

Сейчас в этом хитросплетение тоннелей царила темнота — поздний зимний рассвет еще не наступил. Но князь, крепко сжимавший в руке чадящий факел, точно знал, куда ему идти. Ему пришлось миновать четыре коридора, чтобы выйти к бывшему захоронению своей жены. Оно находилось на перекрестье трех крупных тоннелей. Днем во время похорон пятнадцать лет назад косой солнечный луч падал точно на обезображенное родинкой мертвое лицо Пайкар. Баграт помнил, как это выглядело, так точно, будто не прошло и пятнадцати минут.

Сейчас, вопреки здравому смыслу, князь на миг поверил, что снова увидит лицо, стоит поднять факел, позволяя ему осветить уходящие вверх ряды ниш. Баграт приблизился, подрагивающей рукой вознося над собой свой чадящий источник света… И замер, изумленно распахнув глаза.

Пустыми бельмами пялились на него ниши. Но князь отчетливо помнил, что большая их часть была заполнена обезображенными смертью телами!.. Не только останки княгини Пайкар исчезли — здесь отсутствовали десять... двадцать... тридцать семь мертвецов!

«Неужели сейчас по этим землям ходит почти четыре десятка вновь воскресших?!» — в смятении спросил себя Баграт, медленно опуская факел вниз.

— Оган? Снова решил навестить старика? — раздалось сзади хриплое. Баграт в ужасе обернулся и в свете факела увидел лицо, отвратительно похожее на высохшие лики мертвецов вокруг. Такое же худое и серое. Однако в следующую секунду князь узнал приветливо оскаленную гнилозубую улыбку и подвижные прозрачные глаза — это был местный старик-смотритель. Древний, полуслепой, странноватый, но дружелюбный и даже по-своему веселый.

— Тебе одному только и есть дело до моих проблем, Оган, — посетовал между тем старик свистящим шепотом. — Остальные и не заходят. А ведь такое случилось — столько мощей пропало! И никому и дело нет, кроме тебя, да…

Баграта уже очень давно никто не путал с братом-близнецом. В годы раннего детства подобное происходило постоянно, но чем они становились старше, тем больше накапливалось отличий.

— ...пришел я, значит, вчера поутру, а они просто исчезли! — продолжал между тем старик со странным смешком. — Я, старый дурак, подумал поначалу — чудо! Это пока ты вчера мне вопросами ум не прояснил, да. Видел же, видел вечером до того жрицу Богини-Матери! Терлась тут, терлась, меня обругала, да я и ушел...

Слова сыпались из старика так споро, что Баграт едва успевал их осознавать. Но постепенно выстроил из сказанного вполне понятную картину. Утром на следующий день после явления княгини Пайкар здешний смотритель обнаружил, что часть тел из герезмана бесследно исчезла. Скорее всего, их забрала с какими-то загадочными целями жрица Богини-Матери, странная бледнолицая женщина с огромным горбом, которую хорошо знали по всей округе. Вероятно, она как-то доставила тела, в числе которых оказались и останки Пайкар, в свое святилище. Там княгиня и очнулась — она сама рассказывала об этом Баграту.

Оган же, узнав о таинственном исчезновении останков, пошел по следам их похитительницы-жрицы. Это и привело его к тому месту, где он стал свидетелем преступления. И заплатил за это жизнью.

Выходило, чтобы найти виновников смерти Огана, необходимо было повторить его путь, посетить святилище Богини-Матери…

Баграт не знал в точности, где оно находится. Слышал краем уха, что в нескольких часах пути в самом сердце гор, где-то к северо-западу от деревни. Князь собирался выяснить это точно.

* * *

Чуть прихрамывая, Баграт спускался с горы вниз. Впереди гнездились деревенские дома, жмущиеся другу к другу и к каменистому склону. Столбы дыма ветер относил прочь, из-за чего пахло больше талым снегом и навозом, а не печным духом.

Еще совсем недавно князь полагал, что ему следует держаться подальше от деревни. Но сейчас страх перед темпераментом сына и местью влюбленного юнца-охранника казался ему далеким, мелким и смешным. По сравнению со смертью брата это выглядело сущим пустяком.

Баграт помахал играющим на окраине деревни в снежки детям. Некоторые замахали в ответ, другие засмущались. Князь, хромая, приблизился к ним, проваливаясь в снег по щиколотку. Весело поздоровался. Ему ответил нестройный хор голосов.

— Вы ведь наверняка здесь все знаете? — поглаживая усы, поинтересовался Баграт. Его заверили, что да, конечно, каждый камешек, каждый бугорок им известен в точности. Тогда князь спросил:

— Может, подскажете тогда старику, где святилище Богини-Матери?

— Оно слева, вверх по… — начал было один смешной мальчишка с дыркой вместо передних зубов.

— Мы не знаем! — перебил его другой, постарше, «незаметно» пиная разговорчивого товарища в щиколотку.

— Дети не знают ничего об этой языческой мерзости! — раздалось у Баграта за спиной. Он обернулся и обнаружил неподалеку того самого крестьянина, что поделился с ним накануне тулупом. Но теперь этот румяный бородач глядел неприветливо, почти враждебно.

...Баграт шел по деревне и, кажется, весть о том, что ему надо, двигалась впереди него. Всегда приветливые мужчины отворачивались, девушки загодя стремились убраться с его пути. Дети хихикали и свистели где-то за спиной.

Князь понимал, они все прекрасно знают, где святилище. Но ему ни за что не расскажут, зная его непоколебимую веру в Бога-Отца. В одночасье он стал для них врагом, выпытывающим чужие секреты. За почти шестнадцать лет его жизни здесь такое произошло впервые.

Багарт замер посреди деревенской улочки и зажмурился до цветных пятен перед глазами. Необходимо было придумать что-то другое. Расспрашивать жителей по одному, украдкой?

Князь открыл глаза, устало ссутулился… и заметил спешащего к нему навстречу Саята в модном алеманском пальто. Баграт вздрогнул, завертел головой, но потом, будто опомнившись, гордо выпрямился.

Жители деревни как бы невзначай начали подходить ближе, с любопытством выглядывая из-за калиток и заборов. Дети столпились в двадцати шагах, у ветвистого узловатого дерева, и притихли, жадно ожидая развития событий.

Баграт не знал, чего ждать от сына. Нападения? Угроз? Проклятий? Однако Саят, кажется, за ночь успел растерять свой боевой настрой. Не дойдя до отца десятка шагов, он замедлился, затем и вовсе замер, неловко переминаясь с ноги на ногу и глядя на князя исподлобья. Затем, упрямо сжав губы, Саят все же решился и подошел к отцу. Баграт глядел на него прямо, спокойно. Мгновение сменялось мгновением. Вдали завывал ветер. Залаяла собака.

Саят медленно опустился перед отцом на колени, на снег, взял его за руку и, избегая взгляда, пробормотал:

— Прости…

Баграт ласково ответил:

— Ничего, сынок, я понимаю. Ты действительно много унаследовал от матери. И часто, как и она, действуешь под влиянием страстей. Сначала делаешь и лишь потом думаешь.

— Ты прав. — глухо признал Саят. — Я — неблагодарный болван. Пусть даже ты убил ее, что с того? Ведь это ты был со мной все эти годы, наставлял меня, выслушивал мои горести. Не она…

— Я не убивал ее! — резко ответил князь, вырывая руку. — Сколько раз повторять? Я не убийца и не злодей! Пусть Пайкар была мне сплошной головной болью, но ведь она — моя жена! Я никогда не поднял бы на нее руку!

Саят удивленно моргал, глядя на отца снизу вверх.

— Твоя мать была пьяна, а ее левая нога плохо служила ей от самого рождения. Она оступилась и неудачно упала — вот и все! Нелепая, странная смерть. Но я в ней не повинен! — продолжал между тем Баграт.

— Прости… — повторил Саят.

— А-а-а… — махнул князь рукой досадливо. — Что было, то прошло… У меня есть для тебя весть, сын. Дурная.

Лицо Баграта исказила судорога скорби. Саят встал, с удивлением глядя на катящиеся по щекам отца слезы.

— Оган, мой брат, умер этой ночью, — проговорил князь сдавленно и шагнул вперед, заключая сына в крепкие объятия. Плечи его затряслись. Саят неловко похлопал отца по плечу, пробормотал:

— Я сожалею…

Непривычная тишина царила в поместье. Ни переливчатого звучания чугура, ни звука голосов, ни смеха. Только ветер пронзительно завывал где-то наверху. Так продолжалось уже третью неделю.

Сразу после всех драматических событий Баграт слег. Сначала Саят счел болезнь отца простудой. Однако когда жар и непривычная молчаливая апатия не прошли ни на второй, ни на третий день, сын заподозрил, что это нанесенная им царапина начала гноиться. Напуганный, Саят пригласил врача из самой столицы. Тот добирался больше суток. Важный, как и Саят, одетый по алеманской моде, он с первого взгляда произвел на домочадцев солидное впечатление.

Однако вердикт столичного светила их разочаровал — тот обозвал недуг Баграта «возрастом» и посоветовал ему проводить больше времени на свежем воздухе. Диагноз деревенской знахарки был куда больше похож на истину. «Скорбь по брату и жене одолела его», — заключила она.

Желая расшевелить отца, Саят чего только не изобретал. Сейчас он стоял перед дверью его спальни и шепотом давал наставления служанке с пухлыми губами и тяжелым водопадом блестящих волос. В руках девушки источал запахи поднос с любимым кушаньем князя: сырными пирогами с яйцом и травой ррехан.

— И про самочувствие его спроси, — наставлял Саят, хмуря брови. Потом, спохватившись, поправился:

— Нет, лучше про это не спрашивай! Лучше предложи ему послушать, как играешь на чугуре… Или нет, ничего не предлагай и не спрашивай. Просто присядь рядом с ним так, чтобы он чувствовал запах еды и касался твоего тела. И начни ему рассказывать о том, что происходит в поместье…

Девушка, терпеливо кивая на все наставления, уже совсем было собралась зайти, но вновь была остановлена цепкими пальцами Саята и его хриплым шепотом:

— Нет! Стой!.. Просто действуй по ситуации.

И лишь после этого девушке было, наконец, позволено шагнуть внутрь. Напряженно Саят вслушивался в ее щебетание за дверью, но почти не мог разобрать слов.

Служанки не было долго. Но в конце-концов, когда она все же вышла, в руках ее был все тот же нетронутый поднос. Пряча глаза, она молча помотала головой.

В расстройстве Саят ударил кулаком по двери, грубо отобрал у служанки ее ношу и сам ворвался в спальню отца.

Там его встретил сильный запах трав и немытого тела, холодноватый полумрак, создаваемый тяжелыми портьерами на окнах и целые полчища бутылочек с лекарствами, которые заполняли собой все поверхности. Баграт, укутанный в расшитые узорами покрывала, делал вид, что спит. Но сын и не подумал беречь покой отца. Он громогласно возвестил:

— Хватит, папа! Что это такое?! Не смей вот так хоронить себя в этой спальне!

— А, Саят, это ты, — заморгал Баграт. — Но я вовсе не хороню. Просто такая слабость, вставать совсем не хочется…

— Я это уже слышал! — возмутился сын. — Сколько можно так валяться?!

— Но я просто… — начал было Баграт.

— Нет! — насупился Саят. — Поднимайся сейчас! Тебе давно пора хотя бы выйти прогуляться! А здесь пока прислуга сменит белье.

Князь подчинился. Уже через четверть часа он, кутаясь в лисью шубу, стоял в саду, вглядываясь в очертания горных хребтов вдали. Ясный день позволял увидеть окрестности на много километров вокруг.

У Саята сжалось сердце, когда он увидел, как неловко ковыляет отец по тропинкам сада. Его болезненная медленная походка напоминала поступь глубокого старца. Сын велел слугам найти для отца какую-нибудь трость и побыстрее. А через несколько минут уже торопился к Баграту с принесенной стражником палкой в руках.

Князь разглядывал принесенное со странным выражением, даже погладил пальцем посеребренную голову орла, венчавшую ее.

— Почему Пайкар в этот раз похоронили без ее трости? — спросил он наконец. Только теперь Саят узнал эту палку и мысленно выругался.

— Я доверил кухарке готовить тело к похоронам. Она ведь маму так хорошо знала и любила. Я подумал, что старухе виднее, как и в чем ее лучше похоронить.

— Наверное, так, — кивнул Баграт вяло. — Она ведь Пайкар помнит с самого детства. Всю жизнь служила, даже и после ее воскрешения сразу оказалась рядом…

Князь вдруг замер, пальцы его побелели, сжимаясь на посеребренной рукоятке.

— Ну конечно! — произнес он вдруг возбужденно. И, резко развернувшись, бросился бежать куда-то к поместью, напрочь позабыв о своей хромоте.

На кухню Баграт влетел, тяжело дыша. В руке его была зажата трость, словно бы по рассеянности прихваченная с собой. Безумным лихорадочным взглядом он окинул кухню, не замечая ни блеска начищенной медной посуды, болтающейся на железных крюках вдоль стен, ни соседствующих ей веников сухих трав и ожерелий из чесночных головок. Взвизгнула напуганная его неожиданным появлением служанка со змеящимися до самой поясницы косами. Но на нее Баграт тоже не обратил внимания. Он, задыхающийся, с каплями пота на висках и неопрятной щетиной на лице, смотрел только на кухарку. Та, не выпуская из рук огромного ножа со следами крови — она как раз резала мясо, — исподлобья смотрела в ответ.

Они оба молчали, но у служанки, наблюдавшей за этим действом, сложилось впечатление, будто они ведут некий безмолвный диалог, понятный только им двоим.

Молчание было прервано появившимся в дверях Саятом:

— Отец! Что случилось? Почему ты?..

— Я хочу попросить нашу кухарку отвести нас в святилище Богини-Матери, — спокойно, даже ласково проговорил князь в ответ, не отводя взгляда от старухи. Та презрительно скривила тонкие бесцветные губы в ответ и отвернулась, возвращаясь к разделке мяса. Нож резко застучал по доске.

— Пайкар рассказывала, — все так же мягко продолжил между тем князь, — что ты встретила ее сразу после воскрешения в святилище и помогла принять произошедшее.

Кухарка застучала по доске ножом еще резче.

— Как думаешь, почему она воскресла? — спросил Баграт мирно, будто не замечая молчаливой ярости старой женщины. — Может ли быть, это оттого, что ее тело оказалось в храме Богини-Матери? Может ли быть, что Пайкар снова оживет, если отвезти ее туда?

За спиной князя резко выдохнул Саят:

— Ты правда думаешь, что?..

Кухарка замерла, нож выпал из ее скрюченных узловатых пальцев. Она снова посмотрела на князя, но уже совсем иначе, потрясенно, с надеждой. С трудом выдавливая из себя звуки, старуха хрипло заговорила:

— Ты хочешь, чтобы она воскресла? Ты?! Ври кому-нибудь другому!

— Я хочу! Я хочу, чтобы мама снова была жива! — вмешался Саят. — Что для этого нужно сделать?

Но кухарка словно не заметила его слов, она напряженно всматривалась в лицо Баграта, ожидая ответа. Тот произнес решительно:

— Я хочу попасть в святилище, чтобы узнать, из-за чего погиб мой брат. Если ради этого моя жена должна вновь воскреснуть — что же, я готов.

— Ты не веришь, что Пайкар оживет вновь, — заключила презрительно кухарка, вытирая руки о передник. — Может, и так. Но я верю в милость Богини-Матери. Она любит своих чад, в отличие от твоего лицемерного Бога!

* * *

Узкая извилистая тропа, покрытая коркой наста, вела путников все выше и выше в горы. Баграт, тяжело опираясь на трость, оступаясь, карабкался по ней вверх, вслед за повозкой, с громким скрипом везущей тело его жены вверх. Сзади следовал Саят, готовый в любой момент подхватить потерявшего опору отца. А впереди перед повозкой широко шагала кухарка.

Князь даже как-то невольно залюбовался ее походкой — хоть старуха и годилась ему в матери по возрасту, но взбиралась наверх с поразительной грацией, свойственной обычно лишь молодым людям. Тем, что еще полны энергии и воспринимают свою силу и ловкость как должное.

Но вот остановилась кухарка, а вслед за ней и все остальные. Процессия оказалась замершей у подножия уходящей куда-то в сторону, в тень, лестницы. Ее каменные ступени, и без того неровные, потертые временем, теперь еще и прятались под коркой мутного льда.

— Дальше только пешком! — с молчаливой торжественностью объявила старуха.

Кряхтя от усердия, Саят вместе с охранником потащили гроб княгини Пайкар вверх, то и дело оступаясь. С беспокойством наблюдая за этим действом, Баграт медленно следовал за ними.

Темный провал входа в скале появился перед процессией как-то неожиданно, вдруг. И вот уже князь, чуть помедлив, шагнул во тьму. Не сразу, неуверенно двигаясь по коридору, он различил, что где-то впереди виднеется свет.

Старая кухарка шествовала к цели уверенно, и прочие, глядя на нее, не отставали. Откуда-то сбоку раздавалось тихое шуршание и капала вода. Гулко отдавался звук шагов.

Святилище ослепило Баграта своей белизной. Вначале он подумал, что они вновь оказались под открытым небом и повсюду лежит снег. Но только в первое мгновение. Потом он осознал — кости! Все вокруг покрывает узор из костей! Ребра, продолговатые берцовые, мелкая мозаика из пальцев и черепа, ухмыляющиеся черепа повсюду!

Саят тихо пробормотал себе под нос браное слово. Кухарка стрельнула на него взглядом из-под густых сросшихся над переносицей бровей и холодно велела:

— Несите ее к алтарю!

Только теперь Баграт обратил внимание на круглую вымощенную камнем площадку, в центре которой трепетало пламя. Рядом с ней валялась груда скелетов, пока еще не успевших стать украшением стен. А неподалеку от нее…

С первого взгляда Баграт не понял, что эта куча тряпья — живой человек. Но вот серые обноски зашевелились, и из-под огромного капюшона с отворотами на пришельцев уставилось белое-белое лицо с огромными красными глазами.

— Убирайтесь! — выплюнуло существо вместо приветствия, поднимаясь на ноги. Под слоем грубой ткани сложно было разглядеть очертания фигуры, но были они какими-то странными, непривычными.

«Жрица-горбунья!» — понял Баграт, невольно подаваясь вперед.

— Мы привезли сюда тело моей госпожи, княгини Пайкар, — неожиданно заискивающим тоном проговорила кухарка. — Как думаете, Матушка, Богиня-Мать явит свое чудо снова?

Горбунья фыркнула, окидывая презрительным взглядом кухарку и двоих, что несли гроб, тяжело отдуваясь:

— Думаете, Богиня-Мать станет показывать фокусы вам на потеху? Надо было лучше беречь уже явленное чудо. А вы… Едва сутки минули после воскрешения, как княгиня опять умерла!

— Не прогоняй, Матушка! — просительно проговорил Баграт, заставляя себя подражать тону кухарки, которая теперь нерешительно топталась перед алтарем. — Позволь просто попробовать…

— Таким, как ты и твой брат, прихлебателям Бога-Обманщика, здесь не место! — выплюнула жрица, невзначай доставая откуда-то из складок небольшой топорик с выгнутым лезвием, покрытым пятнами ржавчины. — Убирайтесь, пока по-хорошему прошу!

— Но мы же просто!.. — тонким голосом возмутился Саят. Его перебил громкий возглас жрицы:

— КО МНЕ!

Баграт обратил внимание, как вздрогнула и заозиралась кухарка. И словно бы в ответ на ее страх, откуда-то сбоку, из занавешенного звериными шкурами входа, вынырнули три фигуры. Они были такими огромными, что казались представителями какого-то иного вида. Не люди, а великаны, укутанные в серое тряпье потому, что не смогли отыскать на свой размер одежку впору.

— Даю вам последний шанс — уходите! — гортанно воскликнула жрица. — Здесь всегда рады княгине Пайкар, живой или мертвой, вы можете оставить здесь ее тело. Но не еретикам! И не той, что посмела привести иноверцев в храм!

Баграт не был болен бациллами неуместного героизма или глупости. Он хорошо умел чувствовать момент, когда уже пора бежать, унося ноги как можно скорее. И сейчас явно наступил один из них.

Однако князь вдруг точно наяву представил, как его брат входит в это место, озирается, в своем честном и искреннем возмущении клеймит жрицу за глумление над человеческими останками «преступницей», «грешницей», «еретичкой»… И как та вот так же зовет свою верную троицу гигантов с бритыми бугристыми черепами и черными пустыми глазами. А те затем медленно обступают Огана… Кто из них ударил первым? А эта красноглазая горбунья? Она с жестокой радостью смотрела на это действо? Или и сама приняла в нем участие, снизойдя до пары пинков и плевков?

Баграт почувствовал, как все его существо заполняет лихорадочный гнев. Ему не хотелось никуда уходить. Ему хотелось рвать убийц своего брата на части, зубами выдирая из их тел куски плоти… Князь видел, что и Саят готовиться драться — в его руке блеснул излюбленный семейный клинок.

Как ни странно, этот блеск отрезвил Баграта. Князь крепко зажмурился, тряхнул головой, прогоняя дурной гнев и успокаивающе проговорил:

— Мы уходим! Уходим! Видимо, моей жене придется вернуться в герезман.

Весь обратный путь кухарка то и дело принималась рыдать в голос, оступаясь, причитая, ругая скверными словами Баграта, Бога-Отца и себя. Саят был хмур и молчалив, как и стражник, по легкомыслию Пайкар успевший стать любовником этой взбалмошной княгини.

Саят сидел прямо на ковре у камина, крепко вцепившись в бутылку. И тихо плакал, позволяя пьяным слезам свободно катиться по лицу. Рядом валялась еще одна бутылка, пустая. Ее горлышко как раз сейчас осторожно обнюхивала рыжая кошка.

Услышав неровную поступь отца, Саят обернулся, даже попытался встать. Но в результате этого нехитрого движения голова его закружилась, и он рухнул обратно на ковер. Печально глядя на отца снизу вверх, сквозь всхлипы Саят пробормотал:

— Ничего не вышло… Мама… Она так и осталась мертвой.

Баграт промолчал, тяжело опираясь на трость.

— Они отказались даже попытаться! Хоть помолились бы над ее телом…

— Ты так сильно полюбил мать? — не удержался от вопроса Баграт.

— Это же мама, ты всегда рассказывал мне про нее. Я мечтал, чтобы она была рядом, чтобы мы жили все втроем, — пожал плечами Саят, невидящим взглядом упершись в танцующий в камине огонь.

— Ты ведь и сам, верно, заметил, что я немало присочинил, рассказывая тебе о матери, — осторожно проговорил князь.

— А-а-а… — махнул рукой Саят. — Пусть не такая, пусть! Но она говорила, что гордится мной.

— Никогда не понимал, как она это делает? — пробормотал себе под нос Баграт. — Вечно кричит, ругается, говорит и делает ужасные вещи… А люди к ней липнут, как мухи. Ладно кухарка, она, верно, видит в Пайкар почти что дочку. Ладно, ее случайные любовники. Но ты, сын?

Саят снова пожал плечами, глотнул из бутылки, пробормотал:

— Маму не выбирают.

Баграт вздохнул, подошел к сыну, с кряхтением сел рядом с ним на ковер, утешающе похлопал его по плечу:

— Она останется в твоем сердце.

— Ой, это все красивые слова! — с досадой проговорил Саят.

— Нет! Нет! Кому и знать, как не мне! То, что Огана, моего брата, больше нет — это как незаживающая рана. Но он все равно будто рядом со мной. Я точно знаю, что он сделал бы, что сказал, попроси я у него совета…

Сын кинул на отца косой взгляд, молча протянул ему бутылку. Баграт послушно глотнул из нее и закашлялся.

— Что это?! Где ты это взял?! — спросил он, продышавшись. Саят только рассмеялся в ответ, забрал бутылку назад, спросил:

— И что бы Оган сказал сейчас?

— Он посоветовал бы положиться на Бога-Отца. И делать по мере сил то, что я должен. Воспитывать тебя, следить, чтобы дела рода Нанджагуен процветали… Но Оган — не единственный мертвец, нашептывающий советы в моей голове. Помнишь, я рассказывал тебе о своем отце?

— Ты говорил, что он был сложным человеком старой закалки, чтящим традиции… — вяло ответил Саят.

— О да! Он чтил традиции! — подтвердил Баграт со странным смешком. — И выше всего ставил долг перед семьей. Он сказал бы, что моя первейшая обязанность — перед покойным братом. Я должен отомстить за него. А затем сделать все, чтобы выполнить его последнюю волю.

— Так вот зачем ты затеял поездку в святилище? — догадался наконец Саят. — Чтобы попробовать узнать, кто убил Огана? А я-то все гадал, что за странный интерес к Богине-Матери? И почему ты вдруг так загорелся идеей оживить Пайкар?

— Я лишь хотел узнать… Как воскресла моя супруга?.. Как умер Оган? В первом я не преуспел. А вот второе стало для меня совершенно ясно. Это все белолицая жрица-горбунья и прихвостни!

Столько непривычной ненависти было в голосе отца, что сын вздрогнул и удивленно посмотрел на него.

— Оган был бы против мести, — будто бы успокоившись, совсем тихо продолжил Баграт. — Он был за то, чтобы доверить решение таких дел Богу-Отцу. Но я верю, что долг перед семьей важней всего. И я убью их, этих мерзавцев! Еще не знаю как…

— А что если?.. — оживился Саят, заморгал, беззвучно зашевелил губами, будто что-то проговаривая про себя. — В железнодорожном строительстве при прокладывании путей через горную местность иногда используют взрывчатку. У меня есть знакомый, который может продать много, очень много взрывчатки.

— Это мысль мне по душе! — приободрился Баграт. — Как скоро ты сможешь ее достать?

* * *

На кухне оказалось неожиданно шумно. Главенствовал над всем звонкий девичий голос, громко отдававший распоряжения. Аккомпанировали ему звон посуды, бульканье, шкворчанье, мерный стук ножа по разделочной доске.

Баграт с любопытством заглянул внутрь. Его появление поначалу не заметили, и князь успел оценить происходящее. Пухлогубая служанка, которая так чудно умела играть на чугуре, похоже, захватила власть в свои изящные ручки. Она вовсю командовала прочими слугами, руководя приготовлением обеда.

Старшую кухарку князь обнаружил не сразу. Она сидела на табурете сбоку, ссутулившись, упершись остановившимся взглядом в стену. Баграт подошел к ней, ощущая, как замирает вокруг него работа, умолкают шум и суета.

— Почтеннейшая! — позвал князь кухарку. Но она точно не слышала, продолжая сверлить взглядом стену и едва заметно беззвучно шевелить губами.

— Она со вчерашнего дня так сидит, — объяснила пухлогубая девушка негромко. Баграт осторожно потряс кухарку за плечо, повторил:

— Почтеннейшая! Хочешь еще раз попытаться воскресить свою госпожу?

Равнодушное молчание было ему ответом.

Баграт выпрямился, тяжело вздохнул. Велел слугам отвести старуху в ее комнату и уложить в постель. Одобрительно кивнул пухлогубой служанке, решившей самовольно взвалить на свои плечи обязанности главной кухарки. И в задумчивости вышел.

Он пытался придумать, как пронести в храм Богини-Матери взрывчатку. Ему и его сыну вход внутрь был заказан. Баграт думал, что сможет уговорить помочь кухарку, играя на ее гневе из-за нежелания жрицы даже попытаться воскресить Пайкар вновь. Но, кажется, последние события что-то сломали в этой гордой женщине. Может, это неодобрение служительницы Богини-Матери так подействовало на кухарку? Или нежелание в очередной раз принимать смерть своей госпожи?

Этого Баграт не знал.

Князь, однако, не успел уйти от кухни далеко. На лестнице его догнала пухлогубая красавица. Она спросила:

— Может, я смогу вам помочь вместо кухарки?

— Ты, как я успел увидеть, и так это делаешь, — немного рассеянно произнес князь. — Я не против, пусть место кухарки станет твоим, пока она не поправится…

— Я не о том, — тихо произнесла девушка и шагнула ближе к Баграту, замирая на соседней с ним ступеньке. Их глаза оказались на одном уровне, совсем рядом.

— О чем же? — так же тихо, подлаживаясь под заговорщицкий тон собеседницы, спросил князь.

— Вы ведь неслучайно зашли проведать старуху. Вы что-то от нее хотели, — утвердительно произнесла служанка. — Что-то, связанное с недавними событиями…

— Например, что? — уточнил Баграт.

— Вы хотите отомстить жрецам за то, что они убили вашего брата, а теперь еще отказываются воскрешать вашу жену? — шепотом спросила девушка, быстро облизывая губы. Ее глаза лихорадочно блестели. Князь молчал, испытующе вглядываясь в лицо напротив.

— И я могу помочь вам в этом, — едва слышно произнесла служанка. — Если вы взамен сделаете кое-что для меня.

— Что? — внезапно охрипшим голосом отозвался Баграт.

— Мне нужно триста тысяч, чтобы переехать отсюда в Алеман, — прищурилась она.

— Зачем тебе в Алеман? — растерянно спросил князь. Служанка проговорила с вызовом:

— Говорят, там относятся к людям иначе. И женщины в этой далекой стране — не красивые игрушки, а равные.

— Я не отношусь к тебе, как к игрушке… — начал было Баграт, хмурясь, но был перебит:

— Да? Я постоянно рядом с вами, постоянно готова прийти на помощь, составить компанию, решить любую проблему. А вы хотя бы помните, как меня зовут?

Князю потребовалось напрячься, чтобы вспомнить:

— Татевик?

Она криво улыбнулась:

— Верно.

— Что же, прекрасная Татевик, мне нужно, чтобы ты пронесла кое-что в храм Богини-Матери, — сдался Баграт.

— Вы не пожалеете! Я сделаю все, что нужно, — с искренним чувством пообещала та.

* * *

Баграт в который раз за вечер заерзал, пытаясь удобнее устроиться среди расцвеченных вышивкой подушек. Недовольно заворочалась потревоженная кошка. Саяту и вовсе не сиделось — он вышагивал перед камином, то и дело принимаясь теребить жесткий воротник своего алеманского костюма.

Потрескивало пламя в очаге, чугур в руках служанки выводил плавную, тягучую мелодию. За коном завывал ветер.

Саят прервал эту насмешку над приятным семейным вечером:

— Ты точно все сделала правильно?

Пухлогубая Татевик, не переставая перебирать струны чугура, ответила:

— Да.

— Никто не видел, как ты прятала взрывчатку в груду костей у алтаря? — не унимался Саят.

— Никто.

— И ты ничего не перепутала? Все сделала, как я показывал?

— Да.

Она отвечала на вопросы спокойно, тихо, совершенно не глядя над нервно возвышающегося над ней Саята. Зато Баграт не выдержал, раздраженно велел сыну:

— Да не суетись ты! Сядь! Уверен, Татевик все сделала как надо.

Та одарила князя беглым благодарным взглядом из-под густых ресниц.

— Сядь, — понизив голос, повторил Баграт. — Уже скоро. Думаю, мы даже здесь услышим взрыв.

Саят послушался, плюхнулся на диван рядом со служанкой, чуть задев ее коленом.

Минуты тянулись томительно.

— Слышите? — вскинулся вдруг Саят. — Кажется, загрохотало?

Татевик оборвала мелодию, прислушиваясь. Баграт затаил дыхание, пытаясь уловить хоть что-нибудь. Но так и не услышал ничего, кроме ветра, далекого собачьего лая и треска поленьев в камине. Саят смущенно пожал плечами — он уже и сам не был уверен, что ему не показалось. Переглянувшись, троица поспешила наружу.

Там их встретила темнота, подмигивающая изредка огоньками деревенских окон внизу. И отчаянное гавканье, кажется, всех местных псов, будто посходивших вдруг с ума.

* * *

За несколько минут до этого в храме Богини-Матери грянул взрыв. Лихорадочная дрожь пробежала по окрестностям, горный склон набух и с грохотом лопнул, выпуская вверх фонтан из камней, земли и снега. С угрожающим шуршанием и устрашающей скоростью все это ринулось в стороны, захватывая метр за метром и тревожа смерзшиеся пласты снега на склонах.

Но Баграт, Саят и Тетевик находились слишком далеко, чтобы услышать или увидеть хоть что-то. И пока рельеф того места, где на протяжении веков находился храм Богини-Матери, менялся прямо на глазах, они лишь растерянно переглядывались и спрашивали друг друга: «Все получилось?»

Утром, после рассвета, стало ясно, что получилось. Если приглядеться, было видно, что там, вдалеке, скалы ощетинились непривычно острыми силуэтом. А снег заметно потемнел, приобретя неприятный и болезненный серый оттенок.

Баграт отправился посмотреть поближе на результат деяния рук своих. Саят пытался отговорить его от этой затеи, но безуспешно.

Никогда еще деревенские жители не шарахались от князя так, как теперь. И вместе с тем они неотрывно следили за ним — из каждого окна, из-за каждого забора. И при том все молчали, даже дети затихали при виде бодро ковыляющего по дороге князя.

Они все уже знали — догадывались — кто уничтожил храм Богини-Матери и часть горы в придачу.

Очень скоро пробираться по петляющей горной тропе стало невероятно тяжело. Она то вовсе почти исчезала, то оказывалась завалена камнями. Но Баграт упрямо шагал вперед, сам до конца не понимая — зачем.

В какой-то момент он вдруг резко остановился, подслеповато щурясь. Чуть ниже него, в нескольких метрах на заснеженном сером склоне торчало что-то белое. Приглядевшись, князь понял, что это человеческие кости. Фрагмент грудной клетки с обломанными прутьями ребер.

Баграт долго карабкался вперед и вверх, но вынужден был сдаться задолго до того, как достиг цели. Повздыхав, князь отправился назад. Вновь проходя через деревню, он невольно ускорил шаг — таким неуютным и угрожающим было преследующее его здесь молчаливое внимание.

На пороге поместья князя встретила Татевик. Она была полностью одета для дальней дороги, а у ног ее покоился чемодан. Баграт с некоторым удивлением узнал в нем одно из алеманских приобретений Саята.

— Торопишься уехать? — спросил Баграт устало. Почему-то он ощущал вместо торжества или успокоения именно усталость, опустошенность. И не очень представлял теперь, а что дальше?

— На вашем месте, князь, я бы тоже поторопилась уехать, — ответила она, надевая на руки пушистые шерстяные варежки и поправляя платок на голове. — В этом доме живет немало последователей Богини-Матери, которые теперь обсуждают, как покарать преступника и святотатца, уничтожившего древний храм и убившего жрецов.

Спокойный тон Татевик удивительно контрастировал со смыслом ее слов.

— Если не хотите, чтобы взбешенная толпа крестьян разорвала вас на части, бегите, — закончила она свою мысль.

— Но как же?.. — растерянно начал Баграт, но замолчал, увидев тень снисходительного превосходства, проскользнувшую на ее красивом лице. Князь ссутулился, молча кивнул своим мыслям и непринужденно проговорил:

— И в самом деле, почему бы мне не отправиться в путешествие? Своими глазами посмотреть на этот расчудесный Алеман, о котором так много рассказывал Саят. Тем более, там, говорят, есть немало ученых мужей, изучающих тайны этого мира. Глядишь, кто-нибудь из них и объяснит мне, как это моя жена умудрилась воскреснуть?

Татевик только головой покачала восхищенно.

* * *

Саят стоял перед отцом на коленях, судорожно сжимал его руку и быстро-быстро говорил:

— Это совсем необязательно! Даже если ты так хочешь в Алеман, вовсе нет нужды отправляться туда вот так! Мы можем наказать самых решительных злоумышленников, и тогда прочие присмиреют. Они не посмеют, мы заставим их…

— Сын, — мягко перебил Саята отец. — Не стоит. Ты знаешь, что лучше сделать все, как я предлагаю. Это обезопасит и тебя, и меня.

Саят опустил голову, тяжело вздохнул. Пробормотал подрагивающим голосом:

— Я люблю тебя, отец.

Затем встал, аккуратно отряхнул колени, набрал в легкие воздуха и заорал:

— Как посмел ты сотворить такое?! Убийца, шакал, у тебя нету чести!

Баграт улыбнулся и кивнул сыну. Тот продолжал голосить:

— Для меня позор называться твоим сыном! Я убью тебя! Убью!

Отец порывисто обнял Саята, затем отвернулся, вздохнул и ринулся к двери, с шумом вываливаясь в коридор, как бы спасаясь от гнева сына.

— Сын мой, успокойся! — воззвал он, стремительно слетая вниз по лестнице, на глазах у выглянувших на шум слуг.

— Убью! — рычал наверху Саят, не слишком торопящийся догонять Баграта. — Смою позор кровью! Ты мне больше не отец, убийца!

Под эти вопли князь и покинул свое поместье, чтобы никогда сюда больше не возвращаться. Он на ходу запрыгнул в уже ждущую его повозку, нагруженную вещами, которой правила Татевик.

Позже, когда они отъехали и от поместья, и от деревни достаточно далеко и остановились размять ноги, она немного насмешливо прокомментировала:

— Какой спектакль вы устроили с сыном! Зачем все это лицедейство?

— Разве это не ясно? — удивился Баграт, с удовольствием разглядывая подернутые дымкой горные хребты вдали, — Теперь Саят может остаться тут, не боясь за свою жизнь. Ведь отныне все знают, что он никак не замешан в произошедшем злодействе. Это все я.

Прошел почти год с отъезда Баграта в Алеман. Саят увлеченно занимался проектом своей железной дороги — несколько месяцев назад Хан дал ему свое милостивое разрешение строить в Урарте эту чужеземную новинку. И даже даровал на это дело изрядную сумму.

Саят теперь редко бывал в родном поместье, мотаясь по стройкам, кабинетам чиновников и фабрикам. Дело не слишком ладилось, трудности сыпались на него как из рога изобилия. Однако Саят упрямо шел к цели.

Письмо от отца поначалу затерялось в деловой корреспонденции. Но однажды вечером Саят все же заметил конверт, подписанный знакомым почерком. Трясущимися руками выудил его из кипы бумаг, резко полоснул ножом, вскрывая послание.

На стол перед ним выпала стопка аккуратно исписанных мелкими буквами с завитушками сложенных вчетверо листков.

«Дорогой мой сын!

Здравствовать тебе еще сто лет! Верю, что у тебя все хорошо, что твой железнодорожный проект движется к успеху. Надеюсь лишь, что ты, увлеченный своей грандиозной идеей, не забываешь о простых жизненных радостях. Ни одно дело, даже самое важное и замечательное, не стоит того, чтобы отказывать себе в бокале вина вечером и в объятиях красотки ночью», — начиналось послание. Саят почувствовал, что на его губах невольно расцветает улыбка. Как же ему не хватало отца с его особым взглядом на важное и неважное!

«Спешу заверить, что устроился в Алемане хорошо. Это чудна́я страна, в которой не сыскать хорошего вина или хоть одной завалящей горушки. Но зато местные сладости хороши, особенно шоколад. А еще тут есть великолепные девушки, одевающиеся в пестрые платья и красящие волосы во все цвета радуги. Я совершенно влюбился в моду на оранжевые косы!..»

Оранжевым косам, зеленым глазам и платьям в глубоким декольте была посвящена целая половина страницы, которую Саят прочитал, тихо посмеиваясь. Но самое интересное оказалось дальше.

«Местные ученые умы меня изрядно разочаровали. Они презрительно смеются, когда я заговариваю с ними о чудесах или магии. Называют мою историю о воскрешении Пайкар выдумкой. Я обошел весь Университет и нашел едва с десяток человек, которые меня хотя бы выслушали. К счастью, одним из них оказался ректор. Он — воистину муж большой мудрости! Разумеется, и он нисколько мне не поверил, как и все, счел меня наивным варваром и чудаком. Но не стал обижать недоверием, притворился, будто относится к моим изысканиям с сочувствием. Согласился, что Университет напрасно не уделяет изучению магии внимания. Посетовал, что на это начинание не хватает денег, и, как только они появятся, он немедленно откроет целый факультет по изучению магии!

Я знаю жизнь и людей, Саят. И прекрасно понял, что ректор просто говорит сладкие моему уху слова, чтобы снискать мое расположение. (Я, видишь ли, умудрился стать тут модной персоной… Но об этом после). Однако глупо было бы не воспользоваться ситуацией.

Я нашел одну очень богатую особу, разделяющую мое желание вникнуть в тайны чудесного и необъяснимого. И уговорил ее пожертвовать Университету деньги на изучение магии. Ректор не сумел отвертеться. Его последним аргументом оказалось то, что он не знает подходящего человека, чтобы поставить его во главе такого факультета. Что же, я временно взял на себя эту обязанность. Конечно, я не учен, но зато умею договариваться с людьми. И отныне я — официальный глава Общества Рационального Изучения Магии. ОРИМ, как мы его называем.

Главное, что начало положено. Я направлю лучшие умы Алемана на объяснение чудесного. И, уж верно, хоть сколько-нибудь продвинусь в этом деле. Думаю, Оган был бы доволен».

Саят отложил письмо и ошеломленно потряс головой. Общество Рационального Изучения Магии? Его отец теперь работает в Университете? Звучало все это совершенно невероятно.

«Несколько слов напишу о Татевик. Хоть я и не встречался с ней уже много месяцев, она невольно очень помогла мне в моих начинаниях. Дело в том, что ее талант игры на чугуре высоко оценили в Алемане. Она теперь играет на закрытых вечерах у аристократов, у нее много поклонников и подражателей.

Слухи почему-то связывают меня с ней романтическими отношениями. Будто бы мы бежали из Урарта вместе потому, что там наша любовь была невозможно. «Служанка и князь не могут быть вместе!» — как я слышал недавно.

Поэтому меня здесь называют «Тот самый князь!» и «Тот самый возлюбленный Татевик». Должен признаться, эта скандальная слава оказалась очень полезной. Если бы не она, едва ли ректор был бы так любезен. Да и найденная мной меценатка снизошла до знакомства со мной только из-за этой несуществующей романтической истории».

«Вот ведь вертихвостка!» — пробормотал себе под нос Саят, имея в виду Татевик.

«Я поселился в чудесном доме с небольшим садиком. Яблоки в нем растут совсем мелкие и кислые, с нашими уруртскими плодами не сравнить. Зато по весне выглядят эти деревья очень нарядно. Признаться, в доме пока довольно неуютно, но я уже заказал ковры и...»

Описание простых домашних хлопот вызвали у сына ностальгический вздох. Он хорошо помнил, как старательно его отец всегда обустраивал мир вокруг себя, делая его максимально комфортным. Оказывается, этого Саяту тоже очень не хватало.

«Буду рад, если ты выберешь время приехать ко мне в гости. Один или с женой и детьми, когда решишь ими обзавестись. Жду вестей от тебя, сын мой. Помни, что я люблю тебя и горжусь тобой», — было написано в конце. Но этого Саят так и не дочитал — ему помешал окрик:

— Ты скоро? Сколько можно сидеть над бумагами?

Вздрогнув, Саят с извиняющейся улыбкой обернулся к вторгшейся в его кабинет женщине. Это была княгиня Пайкар, вооруженная острой ухмылкой и бутылкой вина.

— Тут письмо от отца...

— От этого болвана? — фыркнула она, стремительно выхватывая из рук Саята исписанные мелким почерком листки. — И что, он так и не догадался, что мы его обманули?

— Нет, любовь моя, — ответил тот, следя за тем, как сменяются эмоции на обезображенном родимым пятном лице. Брезгливость, удивление, гнев, презрение.

— Надо же! — фыркнула она. — Он так и не понял, что попросту невозможно спрятать такую прорву взрывчатки в святилище.

— Отец почему-то очень поверил этой Татевик, — пожал плечами Саят.

— Этой тупой распутной девке? — скривилась Пайкар.

— Ну, это она все придумала, — справедливости ради заметил он. — Вызвалась претворить в жизнь месть Баграта, сообразила, как сорвать его план так, чтобы он остался уверен — все получилось. Договорилась с жрецами, чтобы они все же попытались воскресить тебя… Конечно, мне пришлось заплатить ей за это немало денег...

— Ага, воскресить меня! — фыркнула Пайкар, небрежно возвращая письмо Баграта на стол. — Будто это жрецы сделали или твоя Татевик!..

Пайкар тряхнула головой, вспоминая.

Когда она очнулась, упрямо превозмогая страшную боль, первым делом она почувствовала запах, неприятный, какой-то металлический. Затем услышала громкие голоса. Их звучание гулко отдавалось в голове, усугубляя мучения. В каждом звуке таилась пытка:

— Вы все еще не воскресили ее?!

— Мы пытались! — возмутился высокий голос в ответ. Пайкар даже тихонько застонала от той боли, что приносила ей говорившая. Но никто не услышал этого.

— Вам следует попытаться еще, если вы не хотите, чтобы Баграт узнал, что его месть не удалась. Что взрыв произошел в нескольких километрах от храма и вы, убийцы его брата, все еще живы.

Этот голос был тише, но тоже терзал. Княгиня просто хотела, чтобы люди рядом с ней наконец угомонились, замолчали, договорились бы уже хоть до чего-нибудь.

— Мы сделали все возможное! — выстрелил мучительным фальцетом второй голос. — Мы молились много часов! А затем, когда это не помогло, попытались умилостивить Богиню жертвой, провели ритуал… Не наша вина, что чуда не случилось!

— Вы не выполнили свою часть нашего договора.

— Все во власти Богини-Матери! И не тебе, глупая еретичка, указывать ей, что делать!

Пайкар открыла глаза и тут же крепко зажмурилась. Окружающая реальность показалась ей слишком яркой, слишком ослепляющей. Смаргивая слезы, княгиня все же разглядела высокие округлые своды, украшенные белым костяным узором. И поняла — она снова оказалась в святилище Богини-Матери.

— Если все во власти Богини, то и от гнева князя пусть тебя защищает тоже она! — продолжался между тем спор.

— Эх, хотела я по-хорошему, — с фальшивым сожалением произнесла вторая собеседница. Чуть повернув голову, Пайкар ее наконец увидела и узнала. Это была белолицая жрица-горбунья. А рядом с ней угрожающе возвышались трое ее неизменных спутников-гигантов.

— Эй, что ты собираешься делать? — со страхом спросила смазливая девица, которую Пайкар не удавалось толком разглядеть из-за спин медленно окружающих ее мужчин.

— Ты сама виновата! — пронзительно провозгласила жрица, и Пайкар не выдержала:

— Да хватит уже голосить!

На княгиню в ужасе уставилось пять пар изумленных глаз.

Пайкар с трудом села, ощущая, как одежда противно липнет к коже. Она была пропитана мерзкой багровой жидкостью, в которой княгиня с отвращением узнала кровь. Эта же субстанция заливала все вокруг Пайкар, образуя неровный круг, по контуру которого аккуратной окружностью белели кости. Поодаль валялась коровья голова.

Княгиню затошнило, она согнулась пополам, извергая на алтарь черную жижу.

— Чудо! — провозгласила жрица экзальтированно. — Богиня-Мать все же явила свое чудо снова!

Один из гигантов зачарованно бухнулся на колени и принялся что-то невнятно бормотать. Двое других топтались в нерешительности. И лишь последняя из присутствующих, отвратительно красивая девица, которую, как Пайкар узнала позже, звали Татевик, кажется, нисколько не растерялась. Она, уверенно обогнув стоящего на коленях, подошла к княгине и деловито спросила:

— Как вы себя чувствуете? Можете встать?

— И все же Татевик очень помогла, — вернул княгиню из воспоминаний голос ее сына. — Она очень кстати взяла на себя отца, убедила его покинуть Урарт. Да и после отъезда, если судить по письму Баграта, так и не рассказала ему ничего лишнего.

Пайкар снова фыркнула, дернула плечом, но спорить не стала.

— И к лучшему! — продолжил между тем Саят, вставая и заключая мать в объятия. — Пусть отец живет своей жизнью… Он никогда бы не понял.

Пайкар в ответ на это нежно поцеловала сына в губы и засмеялась ему куда-то в плечо.

— К лучшему!.. Все к лучшему!.. — повторила она.