Чаша полная огня (гет)

Роуз сделала глубокий вдох и почувствовала, как под ребрами что-то защемило, а в носу неприятно запахло кровью. В маленьком душном кабинете в министерстве воздуха едва хватало на двоих, не было окон, а единственная дверь была плотно закрыта на замок.

— Мисс Грейнджер-Уизли, — выдохнул пожилой темнокожий колдун в скромной синей мантии и с шапкой седых волос, белизна которых ярко контрастировала с шоколадным оттенком его кожи. Это был декан Британской Академии Аврората. Он сидел за столом напротив Роуз, сгорбившись, сложив морщинистые руки на живот, и, глядел в развернутый перед ним пергамент. Роуз знала, что ничего хорошего декан ей не скажет. Разве что, попытается подсластить пилюлю парочкой комплиментов, но не более того.

— Да, сэр Патерсон.

— Гхм, — нечленораздельно проворчал старик и нервно заелозил в кожаном кресле. — Мисс Грейнджер-Уизли. При всем глубочайшем уважении к вашим родителям и вашему дяде, конечно, и к вашим личным заслугам и в Хогвартсе, и здесь, в Академии…

«Сластит пилюлю» — подтвердились догадки Роуз.

— Не забывая о ваших блестящих теоретических знаниях и некоторых практических навыках, о вашей победе на Чемпионате по зельеваренью и многом другом… Мисс… — он опять прервался, явно подбирая слова. Роуз стало интересно, перед всеми ли неудачливыми студентами он так тушуется и стыдливо прячет глаза. Или же только перед теми, чьи фамилии звенят на весь мир?

— Мисс, вы ведь сами прекрасно понимаете, что сейчас мы не можем позволить вам получить диплом. Аврор должен быть не только хорошо обучен и натренирован, но и…

— Хоть сколько-нибудь здоров, — перебила его Роуз. Сэр Патерсон робко поднял на неё свои коровьи глаза и затеребил лежащий на столе пергамент. — Не падать в обморок после пяти минут боя, уметь вызывать физического патронуса... Я все понимаю, сэр Патерсон.

— Н-н-но,— начал заикаться он, но затем вдруг оживился, бросил измятый пергамент и затараторил, — мисс Грейнджер-Уизли! Вы одна из самых талантливых ведьм, которых я видел, при том, что совершенно не похожи на вашу блистательную матушку. И я не могу допустить, чтобы вы остались без квалификационного листа! Ваше знание теоретической программы никогда не вызывало никаких сомнений, а что до практических экзаменов, то я костьми лягу, но добьюсь для вас пересдачи в следующем году! А за этот год вы отдохнете, подлечитесь, восстановитесь…

— Сэр Патерсон, — снова вмешалась Роуз, — вы ведь знаете, чем я болею?

Декан снова стушевался и опустил глаза.

— Я, я не помню, — замямлил он, — там такой сложный медицинский термин. Боюсь, я его не запомнил.

— Он не сложный, и мне не верится, что вы его не запомнили, — Роуз была на удивление спокойна, — моя болезнь называется «дементриоз». Говорящее название, не правда ли?

Декан молчал. Неуверенность стерлась с его лица, а в глазах появилась твердость. Надоело ему играть робкого старика, тем более все знали, что он никогда таким и не был.

— И оно, вроде как, совсем не лечится. Я принимаю лекарства, но они только оттягивают неизбежное. При таком диагнозе дожить до сорока за счастье.

— Сорок вам исполнится через двадцать лет, мисс. Это немалый срок. И за счастье дожить до сорока и без всяких болезней, уж поверьте мне. Так скажите мне, чем вы, прирожденный аврор, собираетесь заниматься эти двадцать лет?

Декан посерьезнел. Косматые белые брови сомкнулись у переносицы, из голоса исчезла вся нервная дрожь. Перед Роуз предстал тот самый сэр Элиас Патерсон, которого она встретила три года назад, когда только поступила в Академию. Он вводил непуганых первокурсников в мистический ужас, большинство исключенных студентов вылетали именно за неуспеваемость по его предмету — высшей боевой магии. Даже Джеймс Поттер не смог получить у него не то, что высший, но даже и средний балл. Еле наскреб на «удовлетворительно» на финальном экзамене, что потом еще долго перетиралось в прессе. Нет, не из-за фамилии Роуз так робел этот старый маг. Видимо, ему действительно жаль, что ей приходится покинуть Академию.

— Я не знаю, сэр Патерсон. Как от аврора от меня толку не будет. Я не боец. И я, конечно, не верю в предсказания, но профессор Трелони однажды сказала мне, что я пойду по следам своей матери, но продвинусь гораздо дальше. Может, мне действительно стоит заняться какой-нибудь просветительской или социальной работой. Пойти в правовой отдел, например…

— Вздор! — воскликнул Патерсон и поднялся с кресла. Он был небольшого роста, худой, угловатый, но все равно выглядел солидно и даже немного устрашающе.

— Что вздор? Предсказания?

— Вздор эта ваша социальная работа! Сейчас все, кому не лень, занимаются правами всяких обиженок. Из всей этой кодлы бездельников только миссис Грейнджер-Уизли и делает что-то полезное, от остальных ничего не дождешься! Неужели и вы хотите пополнить ряды этих лентяев, которые протирают штаны в конторах и лезут туда, куда не просят? Особенно сейчас, когда аврорату жизненно необходимы такие талантливые бойцы!

— Очень приятно это слышать, сэр, но я же сказала, я не боец…

— Тоже вздор! — всплеснул руками Патерсон. — Вы с самого рождения боретесь с болезнью, от которой другие люди сгорали за считанные недели.

— Это случайность.

— С дементриозом не бывает случайностей, мисс. Его нельзя случайно получить и нельзя случайно побороть. Для этого нужен как минимум сильный характер, без него все микстуры бессильны.

— Даже если и так, сэр, то я все равно уверена, что в аврорате и без меня есть талантливые и сильные колдуны. Например, тот же Джеймс. Конечно, у него были какие-то проблемы во время учебы, но с работой он отлично справляется.

— Хорошие ребята есть, разумеется, — Патерсон тяжело вздохнул и плюхнулся обратно в кресло. — Но сейчас их чертовски мало. Вам, наверно, ваш дядя говорил о тех тревожных новостях из Сербии…

— Я слышала что-то краем уха, да. Но мы же в Британии, а то Сербия. Я даже не уверена, что смогу сразу найти её на карте, — Роуз усмехнулась, стараясь разрядить обстановку, но сэр Патерсон оставался максимально серьезным. — У них свои правительства, свои мракоборцы. Да и в Восточной Европе, насколько я знаю, никогда спокойно и не было.

— Не было, верно, — кивнул декан. — Ведь большая часть магов в Сербии и ближних к ней странах заканчивали Дурмстранг. Не хочу говорить ничего плохого об этой школе. Я встречал многих её выпускников, и все они были весьма достойными людьми.

— Но…

— Но даже они не отрицают, что ученики Дурмстранга весьма искусны в темной магии. И если они решат примкнуть к злу, то многим не поздоровится. Гриндевальд в свое время поставил на уши не Европу — мир! Уже больше восьмидесяти лет прошло, а на тех же Балканах, например, его имя до сих пор наводит ужас на обывателей. Странно слышать, наверно, но по моему скромному мнению, лорд Волдеморт не смог бы встать даже в один ряд с Гриндевальдом и его последователями. Они оставили половину Европы в руинах. И не все из них были даже особенно одаренными отличниками учебы. Даже если вспомнить Пожирателей, один дурмстранговец Долохов в бою стоил обоих братьев Лестрейндж, а Беллатриса могла бы его победить лишь своим сумасшествием.

— И к чему вы все это говорите, сэр?

— К тому, что вы должны понимать, что в случае чего сербский инцидент чисто сербским останется ненадолго. И если мои опасения и опасения многих других умных людей, включая вашего дядю, оправдаются, и мы имеем дело с новым Гриндевальдом, то хороших бойцов никогда не будет много.

Роуз задумчиво опустила глаза и посмотрела на свои руки. Они были тонкие, пугающе худые, с длинными костлявыми пальцами, обтянутые бледной синеватой кожей, под которой явно виднелись сиреневые вены. Такая Роуз была вся. Бесцветная, хрупкая, полупрозрачная, ненормально худая, с торчащими костями, голубыми глазами навыкат, под глазами же виднелись никогда не исчезающие темные круги. Благо, они были не так заметны за толстыми линзами очков в роговой оправе, без которых Роуз почти ничего не видела. Ноги у нее были тонкие, как соломинки, с острыми коленками, что было очень не красиво. Вообще, Роуз едва-едва смогла насчитать у себя две красивые части тела — пышные рыжие кудри до пояса и ключицы, переходящие в длинную лебединую шею. На этом плюсы её тела заканчивались, потому что, Роуз это прекрасно понимала, тяжелобольной человек не может быть красивым и привлекательным. И тем более он не может сражаться с сильнейшими темными колдунами на равных.

— Вы ведь понимаете, что если я даже получу диплом, я не смогу биться в живом бою? Меня сломят в первые же минуты.

— Я и не смею просить вас о таких жертвах, мисс. Но Вы никогда не задумывались о разведывательной работе?

— Разведка? Какой из меня разведчик, вы с ума сошли? — чуть ли не смеясь, воскликнула Роуз.

— Думаю, что неплохой. Вы ведь владеете иностранными языками.

— Конечно, только это испанский. Ни одного славянского языка я не знаю.

— Это не так критично. Тем более ваш вид, ваше заболевание могло бы сделать вам прекрасную легенду. Даже придумывать ничего не надо. Больная девочка приехала к теплому морю подправить здоровье.

— Только не говорите, что собираетесь отправить меня в Сербию! Это абсурд!

— Разумеется, не в Сербию. В Сербии вы ни от чего не вылечитесь, только сделаете себе хуже. И засылать вас в Сербию было бы самоубийством. Насколько мы знаем, беда пока не вышла за пределы границы, и если вдруг вскроется, что на территории Сербии находился британский аврор, пусть даже и не дипломированный, может разразиться скандал. А там уже вряд ли хоть кто-то сможет удержать ситуацию под контролем. А вот если бы вы, например, отправились на несколько месяцев в Болгарию, никто бы нам никаких претензий не предъявил. И там есть одно замечательное местечко, в котором вы действительно можете подлечиться.

Роуз ничего не говорила, лишь продолжала глядеть на свои руки. Вся эта затея казалась ей безумием. К тому же ей, дочери Гермионы Грейнджер и Рональда Уизли, любимой племяннице самого Гарри Поттера, только в разведку и идти. Одна только её фамилия разрушит всю легенду.

— Не хочу хвастать, сэр Патерсон, но я, вроде как, лицо известное. Я буду привлекать к себе внимание.

— Не хочу вас огорчать так же, — декан хитро улыбнулся, — но широко известны вы лишь на территории Британии. Возьмете фамилию попроще, и никто вас не узнает. И то место, о котором я говорил, дикая глушь, там никто в жизни английских газет не читал. И я им завидую, о Мерлин. «Пророк» в последние годы стыдно даже в руки брать!

— А если все-таки вскроется?

— Вскроется и ничего. Так и скажете: «Я знаменита и неизлечимо больна. Приехала сюда восстанавливаться, а фамилию чужую взяла, потому что не хочу светиться в прессе». Никто вам ничего не сможет сделать. В критическом случае, соберете вещи и вернетесь домой. А ваш диагноз даже не нужно скрывать. Наоборот, он редкий, пугающий и вызывает больше жалости. С ним будет легче выбить разрешение на въезд, и никто вас ни в чем не заподозрит.

— Жестокие слова, — хмыкнула Роуз как будто недовольно, но тут же ухмыльнулась. Она за то и любила сэра Патерсона, ведь он никогда не позволял себе жалеть её. Он знал, что жалость ей не нужна, что от неё становится только хуже.

Он снова встал с места, отряхнул мантию от невидимых соринок, взял с настенной полки чистый гербовой пергамент и Прытко Пишущее Перо и движением палочки заставил их работать. Перо нырнуло золотистым кончиком в чернильницу, вынырнуло, отряхнулось от лишних чернил, как кошка отряхивается от воды, и быстро-быстро зацарапало что-то по пергаменту, раз в пять секунд снова окунаясь в чернила.

— Что хотите говорите, мисс Грейнджер-Уизли, а просто так бросить Академию я вам не дам. Я эгоист, конечно, но такими кадрами, как вы, разбрасываться — преступление. Сейчас пишется заявление на пересдачу, в следующем июне я буду ждать вас на повторных экзаменах.

Роуз тяжело вздохнула и скрестила руки на груди. Если сэр Элиас Патерсон что-то решил, то даже Министр Магии ничего не сможет с этим поделать. Ей, конечно, не хотелось вылетать из Академии, потому что это неприятно, обидно, вызовет полные жалости глаза родных и долгие пересуды в прессе. Но с другой стороны, она понимала, что аврор уж точно не конторный работник, что это безумно опасная и еще более ответственная работа, с которой она чисто физически не сможет справиться. Она не имела права заниматься этим. В тот момент она вспоминала себя семнадцатилетнюю, самоуверенную, глупую, решившую, что Академия ей по силам. Маленькая дура!

— Подпишите здесь, пожалуйста, — пергамент подлетел к Роуз. Она поправила сползшие с переносицы очки, дрожащей рукой, нехотя, взяла перо и поставила свою кривоватую подпись «Грейнджер-Уизли». — Какая у вас все-таки громоздкая фамилия! Громкая, конечно, красивая, но занимает полстроки. Да и выговорить не у всех сразу получается. Какая-то каша во рту.

— Сэр, вы же в курсе, что некоторые студенты вас просто ненавидят?

— Если речь о Джеймсе Сириусе Поттере, то он проявлял просто преступную халатность по отношению к моему предмету, и я не имел морального права спустить все на тормозах! — вдруг взвился Патерсон. — Пусть радуется тому, что я поставил ему хотя бы удовлетворительно. Мог бы и выкинуть из Академии без права на восстановление, и на родню его бы не посмотрел!

— Я имела в виду не оценки, сэр, — мягко улыбнулась Роуз. Старый декан усмехнулся в ответ. Взмахнув палочкой, он сложил пергамент с заявлением в маленький самолетик.

— Я знаю, что я престарелый грубиян, но и вы, мисс, не кисейная барышня. Если бы вы обижались на такую ерунду, я перестал бы Вас уважать. И именно из-за уважения, я и делаю вам это предложение.

— А дядя… в смысле мистер Поттер об этом предложении знает?

— Думаю, спорить он не будет. Главное, чтобы вы дали согласие. Я надеюсь, вы об этом хорошо подумаете.

— Я подумаю, конечно. Но ничего не обещаю. Я же в любой момент могу умереть.

— Да, но здесь вы умрете просто так, а там вы умрете за Родину, — сэр Патерсон самозабвенно наворачивал круги палочкой, и пергаментный самолетик, следуя за ней, кружил под сводчатым потолком кабинета.

— Ах! — наигранно радостно вздохнула Роуз и поднялась со стула. От резкого подъема у нее немного закружилась голова. — Это полностью меняет дело!

— Я жду вашу сову послезавтра к полудню. Если согласны, напишите, что хотите, чтобы я потренировал вас вызывать телесного патронуса. Если же не согласны, напишите, что вас будет тренировать Ваш дядя, мистер Поттер. Напоминаю, мисс, у вас есть бесценные для этой работы данные.

— Хорошо, сэр. Я обязательно подумаю об этом, сэр, — отчеканила она, чувствуя легкую дрожь в коленях. Спертый министерский воздух действовал на неё хуже сигаретного дыма. — Я могу идти, сэр?

Декан кивнул, не отводя взгляда от самолетика. Роуз попрощалась с ним, поправила юбку, развернулась и открыла дверь. Самолетик мгновенно вылетел в дверной проем и устремился ввысь, куда-то на верхние ярусы Министерства. Роуз проводила его взглядом, пока он вовсе не исчез из поля зрения. Затем сделала еще шаг и почувствовала, что мраморный пол под её ногами стал мягким и зыбким, как мармелад. Роуз ненавидела мармелад, ей казалось, что он пахнет резиной. Но в этот раз во рту явственно ощущался металлический привкус крови. Министерский атриум в её глазах превратился в водоворот смазанных цветных пятен. В ушах зашумела кровь, а ноги стали ватные, подкосились, и Роуз рухнула на пол.

— Роуз! — услышала она чей-то крик, но звук шел откуда-то издалека, был сдавленным, словно кричали, зажав рот пуховой подушкой.

— Роуз! — снова раздался чей-то голос. Роуз подняла ничего почти не видящие глаза и увидела перед собой что-то апельсиново-оранжевое.

— Лили, — прошептала она.

— Да-да, это я, Лили! О Мерлин, у тебя все лицо в крови, прямо как в тот раз!

— Да уж, — попыталась усмехнуться Роуз, но не была даже уверена, что у нее получилось пошевелить губами. Ей вдруг показалось, что она качается на морских волнах и слышит шелест прибоя, как когда-то давно, в детстве, когда она проводила лето в Австралии у бабушки и дедушки Грейнджеров. — А данные у меня, правда, бесценные.

— Возьми мою руку, мы немедленно трансгрессируем в Мунго! — приказала Лили, но Роуз её уже не слышала. Она положила разрывающуюся от боли голову на холодный мрамор и позволила волне темноты накрыть себя.