Эти чертовы лилии (гет)

Малфой тяжело опускается прямо на каменный пол, привалившись спиной к холодной стене. В руках смятый в бессильном порыве скорби конверт, белоснежная бумага, в центре которой бледным силуэтом красуется фамильный герб. И всего два предложения, после прочтения которых хочется кричать, выть от тоски, рвать на себе волосы. "Ты женишься на Астории Гринграсс, когда она закончит Хогвартс. Это не обсуждается". Люциус не удосужился даже подписаться, но Драко все равно прекрасно узнает почерк отца, хотя его мотивы далеки от понимания. Выручай-комната сегодня — маленькая, даже крошечная, каморка, полностью лишенная мебели, с единственным окошком, почти не пропускающим солнечного света. Тут холодно, тут тесно, тут Малфой чувствует себя сидящим в коробке котом, и ему до ужаса сильно вдруг хочется свернуться клубочком и просто-напросто уснуть. Ненависть снова накрывает пеленой едва успокоившийся разум, и на бледных щеках с новой силой вспыхивают красные пятна. Драко ненавидит отца, Асторию и эти дурацкие законы чистокровных. А больше всего ненавидит ту, из-за которой женитьба на столь выгодной партии, как младшая Гринграсс, кажется худшим кошмаром. Драко зарывается пальцами в волосы, опустив голову меж согнутых колен, и больше не сдерживаемый полустон-полурык звучит приглушенно и тускло. Тоска и осознание безвыходности ситуации сдавливают грудь тяжелыми тисками. Маленькая комнатушка словно растворяется в пространстве, оставляя парня наедине с собой. Здесь не давят массивные, величественные стены замка, здесь снова можно чувствовать себя человеком, а не крошечной песчинкой. Вновь шелестит сминаемое длинными пальцами письмо, разрывая единственную ниточку, что удерживала от срыва в пропасть гнева и отчаяния. Мрачные чувства поднимаются в груди, захватывают все до единой мысли, заполняют собой тело. Злополучный конверт падает на пол, как будто специально открывая получателю содержимое, перечитанное уже сотни раз. Двумя порывистыми движениями Драко поднимает рукава рубашки, обнажая покрытые татуировками предплечья. На бледных запястьях обеих рук тонкими, но очень яркими линиями обозначены пионы, его собственные, бесцветные пионы. А дальше, вплоть до локтевого сгиба, вся кожа покрыта лилиями, этими чертовыми лилиями, которые парень видел на руках только одного человека. На пятом курсе, когда Грейнджер закатала рукава школьной блузки, сосредоточенно склонившись над котлом с зельем. Так спокойно и привычно, словно никому не боялась показать свои метки. Тогда Малфой отчетливо видел, что на руках Гермионы цветут лишь ее собственные цветы, в то время как его руки были покрыты проклятыми лилиями уже наполовину. Сейчас цветки ненавистной гриффиндорки на его коже были точно такого же, как и в тот первый раз, бледно-желтого оттенка, что говорило о ее безмятежности и сосредоточенности. На том уроке зельеварения Драко, убедившись, что ни одна живая душа не глядит в его сторону, несколько раз взглянул на предплечья, каждый раз желая всем сердцем найти хоть какое-то несоответствие меткам Грейнджер. Но каждый долбаный раз лишь сильнее убеждался в обратном. "А ведь ей наверняка плевать!" — кричат мысли, повторяя фразу назойливо, подобно мантре. Плевать. Плевать. Плевать. С гулким стуком кулак врезается в стену. Разбитые костяшки вспыхивают острой болью, но ее тут же поглощает ярость, оставляя лишь кровоточащие ссадины на тыльной стороне ладони. Парня бьет крупная дрожь — еще один спутник всепоглощающего гнева — которую он просто не в состоянии заметить. Левая рука вновь берет письмо, а правая хватает волшебную палочку, сжимая ее настолько сильно, что белеют пальцы. Под воздействием заклинания, шуршащая бумага темнеет, твердеет и уменьшается в размерах, пока лист не превращается в лезвие. Обычное канцелярское лезвие. Малфой не осознает того, что делает, лишь краем сознания чувствует, как холодный металл касается горячей кожи. Легонько сначала, намечая траекторию. А потом правая рука молниеносно дергается в сторону. На левой руке сперва выступают крупные капли крови, которые затем собираются в тонкую струйку, стекают к локтю, после чего падают вниз, прямо на черные брюки. Драко завороженно почти смотрит, как разъезжается кожа, подобно молнии на сумке, и как неровная красная линия пересекает лилию, уже успевшую стать оранжевой. Боли все еще нет, но гнев медленно отступает, и звук стучащей в ушах крови стихает, возвращая к реальности. Второй порез выходит значительно короче, кровь по-прежнему крупными каплями собирается у краев раны, но вниз уже не стекает. Дыхание Малфоя выравнивается, рваные, поверхностные вдохи становятся более размеренными и глубокими. Красивое лицо снова застывает с выражением спокойствия и равнодушия, только пальцы дрожат, напоминая о пережитом нервном срыве. Лезвие превращается обратно в письмо, но вот края его теперь перепачканы алым. Кровь попала и на текст, так символично выделив слово "женишься" красным, будто намекая, что свадьба принесет лишь боль и страдания обоим супругам. У Драко нет желания обдумывать это, как нет желания обдумывать что-либо вообще. Все, чего он хочет сейчас — это дойти до своей спальни и рухнуть, даже не раздеваясь, на кровать, забывшись сном. Сил не остается ни на что, да и на сегодня с него хватит жалости к себе, самокопаний и выручай-комнаты. Малфой выдохся эмоционально, и сейчас он может радоваться лишь тому, что этот дурацкий долгий день закончится, стоит лишь оказаться в постели. Дверь в выручай-комнату растворяется в стене за его спиной.

Закрывшись ото всех в своей комнате, девушка изучает совсем недавно появившийся на коже правой руки пион. Поначалу, проявление чужого символа вызвало бурю эмоций, главной из которых был восторг. Но прошло время, пусть и короткое, а родственная душа так и не дала о себе знать. Гермиона сосредоточенно перебирает в голове знакомых парней, но в который раз так ни к чему и не приходит. Мысли и воспоминания кружат вокруг одних и тех же людей, отсеивая кандидатов одного за другим. На самом деле, помимо восторга было еще и смятение, потрясение оттого, что цветок на коже не был нарциссом с запястья Рона. Но тот, кажется, настолько увлечен легкомысленной Браун, что становится тошно. И сейчас девушка не понимает, как могла думать, что влюбилась в такого, как Уизли. Уже в который раз это имя вычеркивается в воображаемом списке, а мысли бегут дальше. Гарри тоже отсеивается моментально: у друга на руках нет и никогда не было ни своих, ни чужих меток. Да только вот его любимые подсолнухи красуются на теле Джинни, которая при любом удобном случае подворачивает рукава своей одежды, каждый раз будто впервые любуясь цветами. Они счастливы, и Гермиона невероятно рада за друзей, если бы только не острые шипы зависти, растущие в глубинах души. Девушка откидывается на подушки, вздыхает глубоко, позволяя вырваться из груди отчаянному стону. Ей до слез обидно: знать о существовании соулмейта и не иметь возможности найти его. Цвет пиона то и дело меняется с яркого кроваво-красного, на темно-синий, но Грейнджер не помнит значения этих цветов. Кажется такой оттенок красного связан с гневом, яростью и прочими сжигающими рассудок чувствами. О чем говорит подобный глубокий, темный и холодный синий она понятия не имеет, но он явно не предвещает ничего хорошего, особенно в совокупности с алым. "Кажется, ему сейчас паршиво, — отстраненная мысль мелькает в сознании, сменяясь другой. — Интересно, а какого цвета сейчас мои лилии?" И только в этот миг, спустя несколько дней после появления злосчастного пиона, девушка спрашивает себя: "А что если у него и нет никаких цветов на руках?" От неожиданности Гермиона резко распахивает глаза и подскакивает на постели, из-за чего голова начинает идти кругом. Как она могла не учесть этот вариант? Как могла быть такой глупой? Ведь все это время перед глазами был Гарри, на руках которого никогда не было никаких меток, что не помешало этим самым меткам появиться у Джинни. А ведь в ее ситуации могло случиться то же самое. Может, и у ее соулмейта полностью отсутствуют татуировки. Может, он и не подозревает о существовании своей второй половинки. Может... да мало ли что еще? Хандра и сопутствующая жалость к себе моментально отступают, оставляя девушку в приподнятом настроении. Немного растерянная из-за неопределенности Грейнджер встает с кровати, машинально расправляя смятую одежду. Желание связаться со своей родственной душой, хоть как-то намекнуть о себе, сейчас разгорается в полную силу. И Гермиона идет в первое пришедшее в голову место, где можно надеяться хоть на какую-нибудь помощь: в библиотеку. Но перед выходом из комнаты она аккуратно одергивает рукава блузки, пряча цветы за тонкой белой тканью. Почему-то кажется бесконечно неправильным выставлять на всеобщее обозрение чужую метку, показывающую связь двух душ. И в этом плане она завидует Джинни, относящейся к подобным вещам более непосредственно. Завидует, иногда сама пытается сделать как она, но в итоге все равно рукава старательно опускает. Девушке было гораздо проще, когда на руках находились лишь ее собственные лилии, но показывать всем пион для нее подобно разбалтыванию чужой тайны. С головой уйдя в размышления, Грейнджер лишь краешком сознания замечает проходящего навстречу по коридору Малфоя, кивает ему рассеянно, хотя прежде никогда не здоровалась, и тут же о нем забывает. Не видит совершенно его слишком бледного лица, покрасневших глаз и растрепанных волос, не видит капель крови на левом рукаве рубашки. Лишь спустя пару мгновений, когда его тяжелый, отчаянный вздох доносится до разума, Гермиона оборачивается, собираясь предложить помощь. Пусть они враги с первой встречи, пусть он, скорее всего, пошлет ее на все четыре стороны, она хотя бы попытается что-то сделать. Коридор позади нее зияет пустотой, и пустота эта отдается ноющей болью в сердце.

Астория красива, идеальна до тошноты и насквозь фальшива. Драко моментально распознает фальшь, ведь и сам абсолютно такой же. Светит дежурной улыбкой направо и налево, мирно беседует с пришедшими в поместье гостями, а на душе кошки скребут. Хочется послать к дьяволу и этот прием, и всех чистокровных, сбежать из дома, а если придется и из страны, и никогда больше не возвращаться. Вместо этого Малфой лишь улыбается очередному волшебнику, благодарит того за то, что нашел время прийти на помолвку. Тошно от одного лишь слова. Хмурый взгляд отца сверлит спину весь вечер, не дает ни малейшей возможности сделать какую-либо глупость, отступить на шаг от прописанного сценария. Люциус совсем недавно расписал в красках, что именно будет сыну за отказ от женитьбы и почему у него нет другого выбора, кроме как послушаться родителей и быть паинькой. Желания спорить у парня не возникло, кажется, отец счел это хорошим знаком, но за сыночком все же по возможности приглядывал. Зазвучавшая музыка сообщает о начале танцев, и в этот момент взгляд холодных бледных глаз становится уже не переносим. Драко судорожно вздыхает, понимая, что дольше Асторию избегать нельзя, и герои этого вечера открывают бал. Цветы на руках отзываются на прикосновения девушки жжением, будто чувствуют чужого человека. Неприятно, некомфортно, но терпимо. Кажется, гости полностью довольны торжеством, смотрят на танцующих с улыбками, перешептываются, и то и дело слышны фразы: "Красивая пара," или "Как же им повезло!" Слыша такое, хочется кричать, задрать до локтей рукава рубашки, показывая каждому, что неправда, что ни капельки не повезло. Но лицо никак не отражает бушующих в душе эмоций.

— Неужели тебе настолько не нравится эта помолвка? — голос Гринграсс тихий, но в голове звучит подобно громовому раскату.

Малфой обещал отцу сыграть идеального парня, идеального жениха, но увы, блестящий образ разлетелся вдребезги в первый же день.

— Так сильно заметно? — только и спрашивает он.

— Нет, — все так же тихо шепчет девушка, сияя белоснежной улыбкой. — Но мы с тобой в одинаковом положении: вынуждены скрывать свои настоящие эмоции и чувства, вынуждены делать вид, будто все в порядке. Если тебе интересно, то моего мнения насчет свадьбы с тобой тоже никто не спросил.

Драко едва заметно передергивает плечами, на мгновение сбрасывая с них маленькие, изящные ладошки. Жжение становится гораздо сильнее, теперь уже едва граничит с болью, но музыка даже не думает заканчиваться.

— Если хочешь знать, твоей женой должна была стать Дафна, — как ни в чем не бывало продолжает девушка, — да вот только ей повезло больше: она родилась на два года раньше, и едва ей стукнуло семнадцать, как она сбежала из дому и больше не давала о себе знать. Поэтому родители вдруг вспомнили о моем существовании, и, чтобы избежать скандала, бросили меня мистеру Малфою, словно кость собаке.

Парень завидует стальной выдержке Астории, ее умению говорить о по-настоящему волнующих, даже ненавистных вещах с таким видом, будто разговор идет о погоде. Он в который раз за вечер лишь стискивает зубы, превращая улыбку в некое подобие оскала. Плевать, все равно никто не разглядит выражение лица, пока пара кружится по залу, подгоняемая живым темпом вальса. Кожа предплечий горит огнем, и крик боли уже таится в глубине горла. И когда ощущение становится совершенно невыносимым, музыка, будто решив, что с Драко на сегодня хватит, заканчивается, и гости заходятся аплодисментами. Запыхавшаяся от быстрого танца девушка сбегает в дамскую комнату привести себя в порядок, и Малфой едва не кричит от восторга, благодаря невесту за такой необходимый перерыв. Астория Гринграсс идеальна от макушки до кончиков пальцев, но Драко не нужна идеальная, ему нужна Грейнджер, с ее лохматыми, непослушными волосами и немного более длинными передними зубами. Астория Гринграсс насквозь фальшива, но для нее фальшь — крепкая броня, сохраняющая внутри ранимую, уставшую душу. Для Драко же фальшь — проклятье и боль, что будут пытать сердце до скончания дней.

Зимние каникулы сильно меняют Драко Малфоя, и Гермиона с уверенностью может заявить, что в лучшую сторону. Он становится спокойнее, сдержаннее, практически не реагирует на колкости в свой адрес и больше не пытается поливать грязью гриффиндорцев. Любопытная девушка достаточно долго не может понять, что же стало причиной таких значительных перемен, пока однажды "причина" сама не появляется рядом, вышагивая с Малфоем под ручку по Большому залу. Вдвоем они выглядят будто люди из другого мира: отстраненные, словно сосредоточенные лишь друг на друге и полностью этим довольные. Грейнджер поджимает губы, глядя на счастливую пару, и ей до слез обидно, что даже слизеринец нашел свою половинку, а вот она до сих пор одинока. Пион на коже по-прежнему цветет в гордом одиночестве, и в последнее время она никогда не видела его обладателя в хорошем настроении. Цветок окрашивался голубым цветом печали, фиолетовым отвращением, ярко-алым гневом и им подобными. Всегда холодные оттенки, всегда отрицательные эмоции, и ни капли тепла. Вновь и вновь задается девушка вопросом о том, что же так гложет ее соулмейта? И вновь со сжимающимся от скорби сердцем признает, что ответ для нее недоступен. Она опять бросает полный ненависти взгляд на Малфоя, позволяя зависти разъедать себя изнутри.

— Посмотри-ка, даже слизеринского выскочку может приструнить самая обыкновенная женитьба, — Дин Томас перехватывает ее взгляд, и тут же комментирует произошедшее. Хотя не только он: вся школа сейчас судачит о Драко и Астории. Не то чтобы подобные помолвки были редкостью среди чистокровных, но даже такого события хватало в их практически изолированном, страдающим от нехватки новостей мирке, чтобы всколыхнуть его на долгое время.

Гермиона бесконечно благодарна другу за попытку начать разговор, за возможность отвлечься от рассматривания слишком счастливого парня.

— Наверное, он шантажировал ее или подкупил, — она пытается отвечать в тон, но шутка выходит слишком злой, а попытка улыбнуться оборачивается высокомерной ухмылкой.

Дин либо не замечает этого, либо не хочет замечать, но его ответный смех звучит по-настоящему искренне.

— Думаю, оба варианта, — подхватывает шутку Рон.

Недавно он то ли расстался, то ли просто поругался с Лавандой, поэтому теперь старательно избегал ее общества, всячески подчеркивая свою независимость. Гермиона друга не винит, а очень даже поддерживает, по возможности привлекая к разговорам или совместным делам. Не может просто оставить его одного, пусть и злится до сих пор, что тот когда-то выбрал Браун.

— Возможно, бедную девушку пытали круциатусом, — добавляет свою версию Гарри, и новая волна смеха сотрясает гриффиндорский стол.

— А по-моему, они просто счастливы, — мечтательно вздыхает Джинни, и все язвительные замечания замирают в воздухе, рассыпаются пылью.

И в самом деле, кто бы что ни говорил, какие бы шуточки не отпускал по поводу помолвки, Малфою и Гринграсс действительно хорошо друг с другом, и это факт. По предплечью Грейнджер ползет неприятный холодок, к счастью, едва-едва ощутимый. Она не понимает его причины, но поспешно одергивает руку, пряча ее под стол, чем удивляет сидящего рядом Рона. Но его вопросительный взгляд девушка старательно игнорирует, при этом сокращая до минимума телесный контакт. Почему-то становится неуютно и душно в обычно прохладном Большом зале, а от приятного запаха еды воротит, разве что наизнанку не выворачивает. Гермиона быстро поднимается из-за стола, отвлекая друзей какой-то бессвязной, пустяковой болтовней. Лишь бы не заметили застывших в глотке рыданий, лишь бы не увидели, что еда на тарелке почти не тронута. Причину ухода она сочиняет банальную, но наполовину правдивую: разболелась голова. Незачем друзьям знать, что ее колотит дрожь, в мыслях полный сумбур, а девушка даже не может понять, чем вызвано подобное состояние. Грейнджер всеми силами пытается сохранять спокойный шаг, и только за дверьми Большого зала позволяет себе сорваться на бег. И не видит смотрящего ей вслед беспокойного взгляда Малфоя. Она хочет лишь забраться под одеяло и дать волю безудержным рыданиям, уже почти выбравшимся наружу. Но оказавшись в кровати, одернув полог и откинувшись на подушки, Гермиона больше не чувствует подбирающихся к глазам слез, чувствует одну только непривычную опустошенность, отрешенность от мира. Засыпает она прямо в одежде, и ночью на руке ее расцветает еще один пион.

В свадебном наряде Астория особенно хороша, и Драко отмечает это без каких либо чувств. Два года достаточный срок, чтобы смириться с мыслью о свадьбе с чужим человеком, но недостаточный, чтобы с этим самым человеком сблизиться. Их игра на публику была потрясающе правдоподобной, и любой бы сказал, что жених с невестой, несомненно, самая красивая и любящая пара. Ложь, привычная и горькая. Легкое белое платье, отделанное кружевом, невероятно подходит его невесте, как и скромный букет крокусов, которые девушка предпочла более шикарным розам или, за что Малфой особенно благодарен, лилиям. Всякий парень был бы счастлив от одной мысли, что Астория Гринграсс станет его женой, но цветы на коже Драко жгучей болью напоминают о том, что он не всякий. Боль, которую он научился терпеть и уже давно перестал замечать. Боль, которую он просто не имеет права чувствовать. Лицо Грейнджер снова встает перед взором. На свадьбу ее не пригласили, да она и сама бы не пришла, слишком далеки их отношения от понятия "друзья". Как назло, слишком часто они пересекаются на работе, намного чаще чем парню того хотелось бы. А вчера она специально отыскала его, чтобы поздравить с предстоящей свадьбой. Малфоя прошибает злость при одном воспоминании о ее сияющем выражении лица и теплой улыбке, что впервые в жизни предназначалась именно ему. Улыбке, которую парень хотел бы видеть как можно чаще, но не в такой ситуации. Тогда хотелось взвыть волком, схватить девушку за плечи и со всей силы встряхнуть, крича при этом: "Ты что, дура?" Но минутное наваждение быстро померкло перед мыслью, терзающей сознание со времен пятого курса: "Ей плевать на тебя". Конечно, наверняка ее кожа до сих пор чистая, а потому она не чувствует боли или зуда при прикосновении чужих людей. Ей проще без этих чертовых цветов, навеки приковывающих людей к друг другу. И в голове сам собой возникает вопрос: "Если в мире число отмеченных ничтожно, то почему именно он? И почему именно Грейнджер?" Ответа нет и не будет. Короткая встреча заканчивается ответной улыбкой, выглядящей до безобразия жалко. Но Гермиона в этот миг уже не смотрит на Драко, она спешит к маячившему все это время за ее спиной Уизли, который выглядит слишком довольным и невозмутимым. Церемония проходит на автомате, в тумане собственных размышлений, из которых выдергивает лишь поцелуй с Асторией. Лилии слишком яростно реагируют на новые ощущения, и непроизвольная гримаса кривит лицо Малфоя. Он лишь сжимает зубы, давя стон. Что ж, и к этой боли придется привыкнуть. В глазах теперь уже жены читается удивление, вызванное неожиданным осознанием. Парень коротко вздыхает, возвращая на место маску невероятного счастья. Вместе с ним девушка разворачивается к гостям, ослепительно улыбается, и крепко держит мужа за локоть. А тот замечает мелкую дрожь, бьющую тонкие светлые ручки.

— У тебя есть татуировки? — новоиспеченная миссис Малфой решается спросить об этом лишь когда заканчивается торжество и молодоженов оставляют наедине.

Драко еле заметно кивает головой, всем своим видом показывая, что тему продолжать не намерен. Но Астория этот факт старательно игнорирует, бросая следующий вопрос из множества вертящихся на языке:

— Много?

Ее руки вновь дрожат, а в глазах стоят слезы, причины которых Малфой решительно не понимает.

— Столько, сколько возможно, — отвечает он бесцветным голосом. С этого момента пути назад не будет, и чертовы лилии на предплечьях больше не имеют никакого значения.

Девушка осторожно, стараясь не задевать пальцами кожу, закатывает рубашку на протянутой в доверительном жесте руке. Медленно открываются ее глазам сначала бесцветные пионы, затем выкрашенные белым лилии всевозможных размеров, кажется, пытающиеся заполнить собой любое свободное место.

— Чьи они? — вопрос вынуждает Драко поднять взгляд и одернуть руку. Цветы вновь прячутся под одеждой.

— Это не твое дело, — в его голосе сквозит леденящий душу холод, и Астория на мгновение отступает, но лишь на мгновение.

— Позволь последний вопрос, — нежная интонация и заботливое выражение лица, наконец-то настоящее, а не фальшивое, заставляют Малфоя пойти на попятную, сдаться.

— Последний, — голос его больше не веет холодом, теперь он кажется бесконечно уставшим. Уставшим от постоянных недомолвок, уставшим от фальши.

— Тебе больно, когда я прикасаюсь?

Всего секунду парень колеблется, выбирая между правдой и ложью. Но девушка смотрит на него с таким неподдельным сочувствием, что первый вариант в итоге побеждает. С них обоих хватит вранья на сегодня.

— Больно, но я уже привык.

— Мне жаль, прости, — тихонько шепчет Астория, сцепляя в замок дрожащие пальцы, опуская голову.

— Ты не виновата, — Драко просто пожимает плечами, не зная, что сказать, как утешить расстроенную девушку.

Повисшая тишина бьет по ушам гулким, навязчивым звоном, но никому не хочется прерывать молчания. Брак по-прежнему выглядит до омерзения неправильным и ненастоящим, но сейчас Малфой думает, что пусть идеальных супругов из них не выйдет, у них есть шанс стать хорошими друзьями.

Последние три недели в жизни Гермионы выдались слишком насыщенными. Постоянные разъезды в связи с предстоящей свадьбой, до которой (подумать только!) осталось чуть больше недели. Навалившаяся из-за недавнего повышения и близящегося отпуска работа в министерстве. Все это не оставляет ни единой минутки отдыха, и сегодняшний день не становится исключением. Рабочее время уже почти двадцать минут как истекло, а девушка с самого утра не вылезает из-за стола, на котором громоздятся груды бумаг и документов. Она проигнорировала друзей, зовущих ее на обед, а позже отмахнулась от предложения пройтись вместе до дома, проветриться после трудового дня. Некогда. Где-то через час сюда придет Джинни, Гермиона специально попросила подругу подойти немного позже, и тогда из министерских забот она погрузится в заботы о свадьбе. Но за этот час нужно сделать еще очень многое, а время бежит вперед чересчур быстро. Вежливый стук в дверь она пропускает мимо, и когда Драко появляется на пороге кабинета, вздрагивает от неожиданности.

— Ой, извини, я думала, что все уже разошлись по домам, — почему-то адресованная ему дежурная улыбка в последнее время получается насквозь ядовитой, но парень не обращает внимания.

— Я как раз собирался, — он как всегда невозмутим и холоден, что невероятно раздражает, — но тут осталось совсем немного работы, и я решил не откладывать ее на завтра. Вот все, что ты просила сделать, проверь.

Гермиона перебирает ловко страницы, думая только о том, что почему-то в такой жаркий и душный летний день Малфой все равно носит рубашку с длинным рукавом. Взгляд ее цепляется за виднеющиеся из-под манжета очертания цветка, кажущегося смутно знакомым. Она делает вид, что наклоняется к папке, а сама незаметно для собеседника изучает его запястья. Но едва метка становится заметна наполовину, как сердце девушки с громким стуком падает вниз, а взгляд широко раскрытых карих глаз встречается со сталью в глазах Драко.

— Пионы, — еле слышно шепчет она. Потому что не может выдавить из себя хоть что-то громче шепота. Потому что горло сдавили мертвой хваткой судорожные рыдания. — Твои, — летит следом такой же тихий обрывок фразы.

— А на мне твои лилии, — Малфой не удивляется собственному равнодушию. За пять лет его сердце покрылось коркой, а душа выдохлась под тяжестью долга, под суровым и недовольным взглядом отца, устала от любви, которой в любом случае не суждено быть. Парень автоматически закатывает рукава рубашки, показывая собеседнице полностью покрытые цветами предплечья. — Но в моем случае это не имеет значения.

Гермиона судорожно сглатывает, проводя пальцами по обнаженной коже. Оба чувствуют жар, чувствуют приятное покалывание от телесного контакта, и от этого девушке становится еще более горько.

— Что нам теперь делать? — голос у нее все же прорезается, но он по-прежнему тих, почти беззвучен. Пальцы натыкаются на белые полоски шрамов, расчертившие поперек две лилии на левой руке.

— А что мы можем? — хмыкает Малфой.

Его тон, его манера держаться рядом с ней возвращают Грейнджер в школьные времена, к обоюдной вражде и ненависти. Как бы сейчас хотелось испытать вновь эти чувства, вызвать их в сердце, и пусть разум утонет в этом мраке. Вот только ненавидеть давно уже не получается.

— Что мы можем, Грейнджер? — вновь повторяет парень, сбрасывая ее руки. — Я женат, ты, — он выразительно кивает на кольцо, и Гермионе чудится, будто оно впивается в палец, жжет подобно клейму, — помолвлена. У нас не было и шанса с самого начала хотя бы из-за нашего происхождения. Но нет, судьба решила выкинуть эту злую шутку, решила посмотреть, как мы будем страдать вдали друг от друга, не имея возможности исправить ситуацию. Если ты спросишь меня, счастлив ли я с Асторией, то я отвечу нет. Но если спросишь, готов ли я разрушить собственный брак, я тоже отвечу нет.

На мгновение лицо Драко озаряет нежная и теплая улыбка, когда он наклоняется к девушке, чтобы смахнуть все-таки выступившие слезы. Проводит аккуратно по влажной щеке, чуть касается губ, забывшись от осознания близости. Но затем парень отстраняется, и губы его вновь кривит презрительная усмешка, а глаза становятся похожи на лед.

— Будь счастлива в браке, Грейнджер. Будь счастлива, насколько это возможно.

Дверь за Малфоем закрывается с глухим стуком. Гермионе кажется, будто она чувствует, как натягивается до предела связывающая их нить; и она сейчас что угодно отдала бы, лишь бы эту нить порвать, лишь бы убрать эти чертовы цветы с рук, а этого наглого блондина из сердца. Но нить судьбы не порвется никогда, будет напоминать о себе, разрывая края оставшейся в душе раны, будет мучить, посылая сигналы с другой стороны. Но не порвется. Девушка отворачивается к окну и не смотрит, как наливаются светло-голубым, похожим на кусок льда цветом пионы на предплечьях. Цветом грусти, тоски, разочарования. Настойчивый стук в дверь выводит ее из транса, вынуждает вновь повернуться к рабочему месту и напустить на себя сосредоточенный и серьезный вид. Пришла Джинни, напомнить, что Гермионе пора ехать за подвенечным платьем.