Ну ты и балда, Поттер (гет)

— Ты опять на неё пялишься.

Гарри раздражённо вздохнул, услышав голос Рона, и сильно зажмурил глаза, чтобы снова не смотреть на стол Когтеврана. Он и вправду пялился. Опять. Уже пару дней он просто не мог отвести взгляда от Гермионы Грейнджер, выискивая в ней что-то, чего раньше не замечал.

Их дружба началась ещё на вокзале, когда её родители помогли ему найти платформу девять и три четверти. Он не был удивлен, что она поступила на Когтевран, ведь первое, что он в ней заметил — это совершенно раздражающая всех вокруг привычка рассказывать всё и обо всём. Именно Гермиона рассказала Гарри историю о тёмном волшебнике, который канул в лету, когда попытался убить одного из детей, указанных в пророчестве.

В пророчестве было сказано о детях. Гарри был одним из тех на кого оно указывало, но Волдеморт выбрал другую семью. После предательства друга семьи Поттеров Питера Петтигрю к ним в дом пришла Пожирательница смерти Беллатриса Лестрейндж.

Она убила Джеймса и Лили Поттеров, могла убить и Гарри, но ее остановила смерть хозяина, который в это же самое время пытался убить другого младенца, но исчез. Просто испарился.

Гарри мог взять к себе его крестный, Сириус Блэк, но он решил отомстить за предательство и отправился в Азкабан за убийство Петтигрю и двенадцати магглов. А мальчика отправили жить к родственникам матери, в семью Дурслей.

— А Мальчик-Который-Выжил? — спросил тогда взволнованный Гарри, таких подробностей он не знал. И его это всё сильно поразило, но Гермиона не поняла этого.

— Невилл Лонгботтом, — объяснила она. — Он в больнице святого Мунго. Его мозг практически разрушен. Ещё бы… отразить смертельное заклятие… Хорошо, что вообще не умер.

Гарри не был уверен, что жизнь пускающего слюни овоща лучше смерти, но не решился сказать ей об этом, чтобы не спровоцировать очередную лекцию. Он быстро понял, что вопросов Гермионе лучше не задавать, иначе она будет отвечать на них до бесконечности. При этом делая вид, что это кого-то интересует, кроме неё самой.

Гарри медленно ковырялся в картофельном пюре и пытался слушать Рона, который рассказывал об успехах Виктора Крама — ловца с мировым именем и чемпиона, выбранного от Дурмстранга на Турнир Трех Волшебников. Он снова повернулся и посмотрел на Гермиону, которую, кстати, квиддич не интересовал совсем. Гарри выяснил это ещё на первом курсе, когда нашёл её в библиотеке, чтобы похвалиться.

— Гермиона, представляешь! — прокричал он, но резко стушевался под взглядом мадам Пинс. — Я стану ловцом, — закончил он шепотом.

Гермиона нехотя подняла взгляд от своего эссе по трансфигурации.

— Ну что ж, учитывая, что ты, скорее всего, также склонен к самоубийству, как и твой отец, который был лучшим ловцом за последние сто лет, то удивляться нет причин. Только эта игра совершенно бесполезная. А все игроки, кроме самих ловцов, лишние. Что мешает устроить соревнование по ловле снитча?

Гарри и так не ждал бурных поздравлений, оваций или объятий, но Гермиона смогла удивить его, выдав очередную сухую лекцию, полную фактов, но совершенно лишенную эмоций.

С эмоциями у Гермионы вообще было туговато. Гарри никогда не видел, как она плачет или смеётся, её лицо было фарфоровой маской, которую он однажды видел в маггловском музее. После происшествия с Малфоем он думал, что теперь-то она точно разрыдается, а может быть, даже накричит на него. Но он как всегда ошибся. Он вообще не сильно отличался рациональностью и везением и, если честно, боялся, что без Гермионы давно бы уже вылетел из школы на своей старенькой метле.

Пару дней назад она просто перестала его замечать. Или он сам боялся к ней подойти и извиниться за то, что не защитил. Он мучился в сомнениях, а совета попросить было не у кого. Порой казалось, что она и была его единственный другом. Ведь Рон всегда был слишком занят жалостью к себе.

* * *

Когда ненавидевший магглорожденных Драко Малфой кинул в Гермиону заклинанием «Дантимус» и её передние зубы начали стремительно расти, Гарри просто замер, не в силах произнести ни слова. Многие студенты, видевшие последствия проклятия, рассмеялись. Даже Рон хотел засмеяться, но грозный взгляд Гарри заставил того просто прыснуть в кулак.

Гарри, который находился с Драко в постоянном конфликте, в конце концов нарвался: ему запретили нападать на врага под угрозой отчисления из Хогвартса, поскольку в прошлый раз дело едва не дошло до смерти — простое «Секо» хорошо так рассекло Малфою голову. И после атаки на Гермиону Гарри замер не от страха, а из-за сомнений — он не мог напасть первым и рисковать быть отчисленным. А Гермиона же в это время смотрела на него с надеждой на защиту, и этот взгляд Гарри запомнит навсегда.

Он хотел выбить Малфою все зубы, но вместо этого просто смотрел, как Гермиона прикрывает ладошкой стремительно растущие зубы, и ничего не делал. Он собрал всю свою волю в кулак, чтобы не убить Малфоя прямо на месте, ведь тот был сыном министра. Ещё меньше, чем к Дурслям, Гарри хотел попасть в Азкабан, охраняемый дементорами и оборотнями.

И получилось так, будто он предал подругу, которая так часто его выручала и помогала по учёбе, которая скрашивала бесконечные будни у Дурслей, которую собирался пригласить на Святочный бал, устроенный в Хогвартсе в честь Турнира.

Бал. Он уже беспокоил абсолютно всех обитателей замка. Его же раздражала сама мысль об этом мероприятии.

Танцевать учились прямо в коридорах. Некоторые дрались из-за приглашения самых красивых девушек. В одной драке поучаствовал даже Рон, но проиграл, и право пригласить чемпионку Шармбатона Флер Дэлакур перешло шестикурснику из Когтеврана. Иногда Гарри замечал, как девушки бросают на него заинтересованные взгляды, а одна девушка прямо позвала его на бал сама. Но это приглашение совпало с нападением Малфоя на Гермиону, и Гарри просто ничего не успел ответить той пухленькой пуффендуйке, имени которой так и не узнал.

Гарри это не беспокоило. После всего случившегося его больше волновало то, что Гермиона вряд ли согласится пойти с ним на этот праздник помешанных. Он вообще сомневался, что она будет с ним разговаривать. А он ведь действительно хотел с ней пойти, и конечно, это была не жалость. Хотя — если говорить совсем откровенно — её вряд ли бы кто-то пригласил.

Гермиона не была красавицей, а её невыносимый характер мог терпеть только он и только в строго ограниченных дозах. Порой она была прекрасным другом и собеседником. Они обсуждали, какие волшебники ограниченные и смешные в своем незнании магловского мира и отрицании его превосходства. А ведь он прекрасен почти во всём, начиная с искусства — независимо от вида — и заканчивая научными достижениями, самыми важными из которых можно считать полёты в космос.

— Я бы хотела увидеть Землю из космоса, — однажды мечтательно сказала Гермиона и подняла глаза к потолку. Гарри даже залюбовался её совершенно непривычным умиротворенным выражением лица, но радость оказалась всего лишь оазисом, а Гермиона быстро выбросила его обратно в пустыню, потребовав, чтобы он не отвлекался на посторонние разговоры.

— У тебя, Гарри, нет родителей, которые хоть как-то могут помочь в продвижении по карьерной лестнице. Сколько раз повторять! Наша задача стать самыми лучшими в учёбе, потому что у волшебников всё решают связи и чистокровность и мало кто без этих атрибутов сможет выбиться в люди.

Тогда Гарри посмотрел на её строгое лицо и только удивлялся, как внешне вроде симпатичная девушка может становиться такой раздражающей, когда чему-то поучает.

Гарри тяжело вздохнул и снова уткнулся в тарелку. Кажется, Рон продолжал что-то говорить, но Гарри не слушал его, думая о том, что всё-таки стоит извиниться перед Гермионой. Может, она накричит на него — эта мысль даже взбудоражила его. Интересно посмотреть на Гермиону в гневе или в слезах. Увидеть в её глазах хоть что-то, кроме интереса к новой книге. Эта мысль настолько его захватила, что он снова взглянул на стол Когтеврана и потянулся за сумкой, брошенной на пол. Гермиона уже шла к выходу, совершенно одна — как всегда. Гарри встал и помчался за ней. Он слышал, что Рон зачем-то звал его, но не стал останавливаться. Впрочем, можно было и не торопиться. Гарри прекрасно знал, куда направилась Гермиона.

Он не был против её любви к книгам. Её рациональность и требовательность к себе и к окружающим понравились ему ещё тогда, на первом курсе, когда она с ловкостью обошла всех чистокровных снобов и стала лучшей ученицей курса. Но, к сожалению, эти её качества никого к ней не привлекали, кроме него. Даже летом, когда они встречались, чтобы прогуляться, он не разу не слышал от неё историй о друзьях или подругах.

* * *

Гарри нагнал Гермиону у входа в библиотеку и мягко коснулся её плеча. Вряд ли мадам Пинс допустит выяснения отношений в своих владениях.

Он вдруг задумался, какие у них эти самые отношения. Они проводят много времени. Они друзья или?.. Об этом «или» думать не хотелось, особенно в свете того взгляда, который она, обернувшись, бросила на него.

— А, это ты, — так она смотрела всегда, когда ждала ответа на элементарный вопрос, который задавала, — если ты пришел…

— Прости меня, — выдохнул он, всё ещё тяжело дыша после небольшой пробежки. Он поправил галстук и продолжил говорить: — Извини. Извини меня, пожалуйста, Гермиона. Ты ведь помнишь, что случилось в прошлый раз, когда я напал на Малфоя. Меня отчислят, и ты первая дашь мне за это затрещину.

Гарри резко вздохнул и перевел дыхание, чтобы продолжить свои объяснения. И вдруг Гермиона рассмеялась. Гарри замер. Этот звонкий, совершенный звук ворвался в тишину коридора, как взрывы фейерверков, которые так часто устраивали близнецы Уизли. Смех отражался от стен и возвращался к Гарри, пронзая насквозь всё его существо. Он не мог поверить, что она умеет так смеяться, что умеет испытывать такие эмоции. Его потряхивало. Он чувствовал, как жаркая волна растекается по всему телу, скапливаясь в сердце, заставляя его то лететь вниз на огромной скорости, то судорожно сжиматься. Он прикрыл глаза, наслаждаясь своими ощущениями.

Гермиона резко замолчала, когда увидела, что Гарри с совершенно ошеломленным видом держится за сердце.

— Гарри, ты в порядке? Я рассмеялась, потому что ты никогда не извинялся и вообще.... — заговорила она строго, но теперь даже этот раздражающий тон не смог унять его сердцебиения.

Он немного пришел в себя и взглянул на обеспокоенную Гермиону.

— Может, сходим к мадам Помфри? — спросила она, приложив руку к его лбу, чтобы проверить температуру.

Она была достаточно близко, чтобы Гарри наконец заметил, что же в ней так изменилось.

— Все нормально. Гермиона. А что с твоими зубами?

Она резко убрала руку с его лба и прикрыла рот ладошкой, но Гарри заметил, как уголки губ дрогнули в улыбке.

— Здорово, правда? — еле слышно прошептала она. — Мадам Помфри произнесла заклинание для уменьшения зубов, а я смотрела в зеркальце. И я просто… — она улыбнулась, продемонстрировав ряд ровных белых зубов, — подержала его чуть подольше, чтобы они еще немного уменьшились. Может быть, теперь перестанут называть меня бобрихой.

Гарри сжал руки в кулаки. Это прозвище, которое среди прочих получила Гермиона, бесило его неимоверно. На самом деле, это было единственное, с чем он был не согласен. Ну да, были у неё передние зубы чуть длиннее обычного, но ведь от этого её лицо не становилось менее симпатичным и милым.

Именно так думал Гарри о Гермионе. В сознании возникла мысль, что она дружила только с ним и всегда была только его, а сейчас, когда из просто симпатичной она превратилась в красавицу, это может измениться. Страх сдавил грудь и поднялся в горло. Гарри проглотил комок и быстро спросил, прерывая ее поучительную речь о важности здоровья:

— Ты пойдешь со мной на бал?

Он ждал какой угодно реакции. От бурной радости до благодарности. Гарри даже надеялся, что Гермиона обнимет его, как она часто делала, одаривая пусть суховатой, но всё же заботой. Но то, что произошло спустя секунду, никак не укладывалось в рамки его знаний о подруге.

Продолжение не заставит себя долго ждать.

Сыграем в игру?

Что же сделала Гермиона?