Нечисть (джен)

У Дрына, бойца Несмертного Джо, поутру зачесалось ухо. Даже не зачесалось — засвербело так, что хотелось выть. Удачный рейд больше не радовал.

Накануне вечером к востоку от Цитадели обнаружилась группа бродяг с парой неплохих фургонов на ходу. Упускать из рук такое богатство было никак нельзя, и тройка гантраков немедленно помчалась на перехват. Дрын, впервые назначенный в отряд, восторженно орал боевые песни и мечтал о том, чтоб по возвращении сам Несмертный помазал его лоб черным. Из кабины пикапа доносились приказы командира Эйса, брат ехал справа. Чудесный, полный славы и огня день.

Бродяги, увидав пыльный шлейф, развернулись и вчистили в сторону Газтауна, но у старых рыдванов не было ни шанса. Командир позволил ребятам немного поиграть с добычей, но вскоре у одного из фургонов закончился бензак, и бродяги стали отстреливаться. Что-то звякнуло по кузову раз, другой — словно прилетело камушком из-под колеса.

— Ничтожества! — заржал гарпунщик Кусмич, не поленившись, впрочем, пригнуться к борту. — Они ж из мелкашки бьют!

Дрын зашвырнул под днище фургона снаряд, и фургон медленно опрокинулся набок. В воздух взметнулись клубы пыли.

— Молодцом, доходяга! — гаркнул Эйс.

Пока Дрын и другие гарпунщики с пикапа вязали оглушённых бродяг и ставили добычу на колёса, остальные со свистом и улюлюканьем гоняли по Пустоши второй фургон. Тот петлял, раздавались редкие выстрелы, пару раз взорвались гранаты. Дрын зеленел от зависти: всё веселье вот оно, под носом, а ему приходится сторожить заросших грязью уродов.

Старшие почему-то не злились из-за простоя. Кусмич за волосы выволок последнюю пленницу — дряхлую беззубую старуху, которая царапала его руки обломанными ногтями и пронзительно верещала, насылая проклятия на головы Кусмича и других варбоев, швырявших в неё мелкие камушки.

— Они сожрут вас! Сожрут! Сгрызут всех вас, выродки, изнутри!

Эйс, снисходительно улыбаясь, наблюдал за забавами бойцов.

Наконец второй фургон загнали, повредив ему колёса, но в процессе гантрак брата перегрелся, и его пришлось брать на буксир. Один из фургонов подцепили к пикапу, в другом оставили Дрына.

— Посторожи тут ночку, поутру заберём, — сказал Эйс, вручив Дрыну трофейный Узи.

Вроде бы и почётно получить оружие из рук командира, но слава достанется всем, кроме Дрына. Сиди всю ночь в вонючей развалюхе…

А развалюха действительно была вонючей. От пожелтевших худых матрасов, раскиданных по полу, несло застарелым потом и мочой, в дальнем углу кого-то недавно стошнило. Под подошвами хрустели плохо обглоданные птичьи кости, добавлявшие к клубку запахов нотку подтухшего мяса. В куче выцветших тряпок в дальнем углу что-то тихонько шуршало.

Дрын, казалось, привыкший ко всему на работах в лазарете, решил, что наверху будет уютнее. Оставалось только вытащить пару матрасов, чтоб не отморозить задницу о стремительно остывающую крышу, и надеяться, что вонь всё же будет сдувать ветром.

Дрын проснулся, когда только начинало светать. Ещё на грани яви и сна ему померещилось, что кто-то провёл по затылку шершавым пальцем. Он провёл по зазудевшей коже ладонью и резко сел. Ощущение щекотки тут же сместилось на ушной хрящ. Дрын встряхнул головой, пытаясь сбросить неведомую гадость, но стало ещё хуже.

Кто-то забрался в его ухо.

Вспомнились вопли выжившей из ума старухи о том, что всех их выжрут изнутри.

Дрын взвизгнул и сунул в ухо мизинец, кончик пальца натолкнулся на что-то жёсткое и шевелящееся. От толчка оно полезло глубже. Дрын попробовал подцепить это ногтём, но только больно оцарапал кожу, а нечисть с шуршанием и скрежетом забралась туда, куда палец дотянуться не мог.

Часа два Дрын, поскуливая от отчаяния и страха, тщетно пытался выцарапать нечисть. Ухо уже распухло и оттопырилось, каждое прикосновение к нему вызывало боль, но остановиться Дрын уже не мог. И никто так и не появился, чтоб забрать фургон и его самого из этого кошмара.

Ещё через час Дрын вспомнил, что в кармане среди прочего хлама завалялся славный, блестящий и длинный шуруп. Этим шурупом было бы неплохо проткнуть того, кто забрался внутрь, и намотать его кишки на красивую — виток к витку — резьбу, отливающую радужным блеском. Дрын аж зажмурился в предвкушении и медленно ввёл шуруп в ухо.

Это было зря.

Резкий хлопок, вспышка боли. Шею что-то защекотало, и Дрын, надеясь, что это выползла та пакость, хлопнул ладонью по шее. Недоумённо посмотрел на окровавленную руку.

В ухе перестало скрежетать, но Дрын чувствовал, что нечисть продолжает там шевелиться. Она упиралась там колючими лапами, стучала брюшком. В попытке вытряхнуть её Дрын стукнулся головой о фургон, ещё раз, ещё… Нечисть вот-вот выпадет, просто не надо останавливаться…

Отряд приехал за фургоном чуть за полдень. Салага, оставленный сторожить добычу, спал на крыше фургона мёртвым сном.

Эйс, злобно выругавшись, гаркнул:

— Дрын! Тащи сюда свою задницу, ничтожество!

Салага даже не шевельнулся. Эйс сплюнул и подошёл к фургону, подпрыгнул, схватил парня за ногу и дёрнул к себе. Дрын с парой засаленных матрасов соскользнул с крыши, ударился о землю и застыл в неловкой позе. Его правый глаз с ужасом смотрел в никуда, левый — выпал из орбиты и повис на тонкой ниточке сосудов. Половина головы просто превратилась в кровавое месиво.

— Что за?.. — севшим голосом спросил Кусмич.

Эйс в расстройстве пнул ботинком лопнувший при падении матрас, но, что-то заметив, присел на корточки, сдвинул очки на лоб и всмотрелся повнимательнее.

Среди свалявшейся ваты кишмя кишели тараканы.

Один из них — совсем мелкий, полосатый — пробежал по глазу Дрына, по виску, и спрятался в ушной раковине.