(Не)покорённые (гет)

Арбатский подвал тонул в вечернем сумраке. Мастер сидел, обняв колени руками, и хмуро взирал на дрожащий в печке огонь. Покой никак не шёл к нему, и он просто сидел на тёмном коврике, глядя в одну точку. Вдруг его внимание привлёк едва уловимый стук каблуков по ступенькам, и он резко выпрямился, прислушиваясь к этому звуку. Шаги Маргариты — а в этом он не сомневался — доносились из коридорчика. Но через мгновение стук утих, и Маргарита возникла на пороге комнаты, закрыв за собой дверь.

— Это я, Мастер, — выдавила она с трудом и попыталась изобразить подобие улыбки, но получилось что-то весьма жалостливое.

— Ну, чего стоишь? Иди ко мне, Марго, — мужчина жестом пригласил её сесть рядом с собой. — Я ведь пока что здесь, а потому не грусти раньше времени.

— Что тебя так гложет, мой милый? Опять эти статьи? — чуть хриплым голосом спросила женщина, скользя пальцами по его шершавой щеке. Мастер опустил на неё взгляд — непроницаемый взгляд холодных глаз, глубоких, как бездна, на дне которой всё же тлела искра живого пламени.

— Ты же знаешь.

— Скажи.

— Они доконают меня, но я не позволю им заставить страдать и тебя.

Маргарита упрямо поджала губы и отвела взгляд, пытаясь унять дрожь, спрятать страх глубже, там, где он его не увидит, но Мастер всё равно заметит. Он всегда замечает. И Маргарита об этом знает, конечно, но не позволит, не оставит всё так. Она будет бороться за своего любимого.

— Марго, посмотри на меня, — властная рука подняла её голову, двумя пальцами касаясь подбородка.

Женщина послушно взглянула — теперь взгляд мужчины был полон глубокой печали. В её собственных глазах предательски замерцали слёзы.

— Обещай мне никого не трогать, даже Латунского. Я не смогу защитить тебя после этого. Прошу тебя, моя хорошая, не вмешивайся.

— Я не дам этого обещания, я не могу, — едва сдерживая дрожь в голосе, проговорила Маргарита. Слова давались ей с трудом из-за нахлынувшего гнева.

— Нет, дашь и сможешь. Ты мне нужна здесь, на Арбате.

Мастер ласково провёл пальцем по её щеке и притянул к себе, горько улыбаясь. Маргарита уткнулась носом ему в шею и тихо засопела, периодически едва слышно вздыхая от тоски и бессилия, которое жутко раздражало её. Что она могла сделать для Мастера? как могла отвести от него нападки проклятого Латунского, Лавровича и иже с ними? Никак. Всё, что она могла, — постараться сохранить роман, который принёс им так много и радости, и горя.

— Хорошо… если ты так хочешь… Но они всё равно безмозглые остолопы, Мастер, — упрямо пробормотала она, щекоча дыханием его кожу.

— Ну ты опять за своё… — с досадой вздохнул мужчина и, выдрав из валявшейся рядом газеты большой клок с надписью «Воинствующий старообрядец», скомкал его и метким броском запустил в печку. Огонь затрепетал с новой силой, отбрасывая на лица обитателей подвала оранжевые отблески.

В комнате на какое-то время воцарилась почти полная тишина, которая нарушалась лишь привычным потрескиванием: огонь жадно пожирал брошенную на дрова бумагу, и ненавистный газетный заголовок на глазах съёживался, покрываясь чёрной каймой. Мастер наблюдал за этим с каким-то болезненным удовлетворением, непроизвольно сжав кулаки. Он так глубоко погрузился в свои мысли, что почти не обращал внимания на притихшую Маргариту, которая так и сидела в его объятиях, спрятав лицо в изгибе его шеи и чуть раскачиваясь из стороны в сторону. Но неожиданно она отстранилась, осторожно взяла его за подбородок и так же нежно повернула к себе.

— Мастер… — позвала она. — Мастер, ты слышишь меня?

Мастер поднял голову, и через несколько мгновений в его глазах действительно показалось что-то похожее на облегчение. Он осмотрелся, выхватывая взглядом то камин, то оконце, в котором виднелась уже взошедшая луна, то встревоженное лицо напротив.

— Слышу, — отозвался он.

— Мастер, тебе надо отвлечься, — Маргарита вымученно-ласково улыбнулась, аккуратно касаясь его волос и поглаживая по голове. — Пожалуйста.

Тот лишь мотнул головой.

— Ты ведь даже не обедал, по-моему, — вспомнила Маргарита. — Ты помнишь, что обещал мне утром?

— Да, — задумавшийся Мастер был немногословен, кажется, даже безразличен, но его бледная ладонь покоилась на запястье Марго, а для них обоих это значило гораздо больше, чем могло показаться со стороны.

— А обещания надо выполнять, — почти поучительно шепнула Маргарита, у которой так щемило сердце от сострадания и любви к Мастеру, что она чуть подалась вперёд и поцеловала его в щёку. Мужчина вдруг отшатнулся; его плечи задрожали.

— Я и насчёт романа тоже обещал, — выдохнул он. — И тоже… не выполнил, да?

— Глупости, — мысленно Маргарита в который раз обругала себя на чём свет стоит за то, что не подумала тогда, каково придётся Мастеру выполнять это обещание. — Это не зависело от тебя, милый, — она снова попыталась поцеловать его, и на сей раз мужчина поддался, закрыл глаза, даже слабо улыбнулся.

— Да как же, — тихо пробормотал он после.

— А ты мне разве не веришь? — Маргарита разговаривала с ним так же, как раньше, в их счастливые дни, потому что иначе ей не хотелось, да и не нужно было. Мастеру приходилось очень плохо, очень больно, но он всё пытался хоть как-то себя сдерживать и быть прежним.

— Верю, — он взял её ладонь в свою и ласково приложил к щеке.

— Ну вот видишь… — Женщина поняла, что «верю» было сказано, чтобы не волновать её ещё больше, но вынужденно согласилась на эту уловку, чтобы Мастер не мучился хотя бы за ложь самому близкому и родному человеку.

— Спасибо, Марго… спасибо за всё, что ты для меня делаешь, — Мастер неловко поцеловал её в макушку, ощутив на своих губах мягкость каштановых волос.

— Мастер… — женщина облегчённо улыбнулась: впервые за долгое время её любимому стало лучше.

— Марго… — произнёс тот в ответ с невозможной нежностью. — Мне… мне правда трудно всё это терпеть.

Мягко развернув его к себе, Маргарита потянулась к нему и тихо шепнула:

— Не бойся, Мастер. Ты можешь сделать самое главное — остаться здесь. Я всегда вернусь к тебе, обязательно вернусь.

Нервы у Маргариты сдавали, голос дрожал. Какой толк в этих словах, раз она никак не может убедить почти сломленного своим позором Мастера? Она не знала, как ещё помочь, что сделать, чтобы он чувствовал себя нужным. Она никогда не закрывалась от возлюбленного, не отталкивала его — он сам не хотел, чтобы Маргарита страдала рядом с ним. Да, она теперь часто уходила гулять, но она старалась побыть с ним вечерами, была по-прежнему ласкова, однако всё это уже было не то…

Она совсем отчаялась, когда почувствовала на коже влажное прикосновение.

— Марго… моя Марго, — Мастер чуть подался к ней, и Маргарита поцеловала его снова, даря столь желанную ласку.

— Всё, всё, всё хорошо, — она гладила его по спине, мягко-мягко, чтобы не причинить дискомфорта. — Может, почитаем? — и привстала, желая достать с полки какую-нибудь книгу.

— Нет, я лучше посплю, — губы Мастера искривились в болезненной улыбке. Маргарита наклонилась, чтобы он обнял её за шею, и помогла подняться, перенося вес его исхудавшего тела на себя. Она зашептала что-то успокаивающее, когда заметила, как Мастер сощурил глаза, почти с ненавистью посмотрев на лежащую на столе рукопись.

— Лечь с тобой? — она уселась на тахту возле него, подождала, пока он уляжется, и накрыла его одеялом.

— Ложись. Ведь ты всё обо мне печёшься, а сама небось устала, — напомнил Мастер. Лицо его приняло неодобрительное выражение.

— Нет, я не устала совсем, — возразила Марго. — Ну как, тебе лучше?

— Да, — Мастер сдвинулся к стене и с удовольствием ощутил, как Маргарита тут же устроилась рядом и обняла его. Мастеру стало тепло и уютно; сердце забилось мерно, а головная боль отпустила: еда и ласка пошли ему на лад.

— Марго, — неуверенно, смущённо начал он, перебирая её густые каштановые кудри, — милая, хорошая…

— Что? — Маргарита нежно заулыбалась.

— Я люблю тебя. И никогда не допущу, чтобы ты страдала из-за меня, — Мастер обнял её, устроил её голову у себя на плече и скользнул пальцами по рассыпавшимся в беспорядке тёмным локонам.

— Никогда… — повторила женщина и посмотрела мужчине в глаза. В её взгляде словно плясали языки пламени, грея душу Мастера этой беззаветной преданностью и трепетом.

Ради их любви, ради счастья Мастера она готова на всё. Даже если для этого понадобится выйти против всех московских критиков.

Даже отомстить проклятому Латунскому.