Осколок света (гет)

Лера шла по широкому пустому коридору и старалась не вздрагивать каждый раз, когда слишком резкий шаг отдавался далеким эхом по гулким стенам. Она уже вроде бы привыкла и к новой базе, куда ее перекинули, и к новым людям, гораздо более резким и нетерпимым, но все равно было боязно и мурашки табунами проносились по тонкой светлой коже, когда она вот так втихаря кралась к выходу. Лишь бы одним глазком взглянуть на серо-желтое небо, едва видимое за плотными парами смога, точно периной укутавшими всю планету. Смог был точно такого же серо-желтого цвета как небо, так что отыскать его в густом мареве было задачей скорее на воображение, чем на внимательность.

Из-за смога дышать на поверхности можно было только в респираторах и то недолго, а иногда рассмотреть что-то дальше вытянутой руки не представлялось возможным. Тем не менее Лера любила смотреть вокруг и представлять, как когда-то выглядела иссушенная теперь земля. Она никогда не видела травы, рек или деревьев, но бабушка, ребенком заставшая «конец Земли» расписывала любопытной внучке потрясающие картины зеленых лугов, синего огромного моря и бесконечно-высокого голубого неба, покрытого белым пухом облаков.

«Концом Земли» называли день, когда закончились войны, пожаром охватывавшие планету тысячелетиями. Но, к великому сожалению нынешних людей, войны закончились не из-за того, что воюющие страны образумились и перемирились. В порыве гонки вооружений кто-то (а может все сразу) спустил с цепи собственные эго и амбиции и применил против оппонентов новейшую неиспытанную разработку, сработавшую гораздо сильнее, чем предполагалось. В итоге большая часть планеты была просто выжжена, а атмосфера заполнилась ядовитыми парами; немногие выжившие прятались под землей, спасаясь от жара и смога, и ждали возможности покинуть душную клетку.

Выходить без ведома командира было строго-настрого запрещено, однако Лера уже успела достаточно хорошо с этим самым командиром познакомиться и поругаться. И ей резко дали понять, что никуда она не пойдет и «даже одним глазком» взглянуть ей никто не позволит. Ратимир был слишком упертым и хладнокровно стоял на своем, тогда как девушка быстро стушевалась под серьезным взглядом серых глаз.

На прошлой базе развернуть ее любовь к созерцанию неизменного было гораздо проще, потому что та располагалась на поверхности, укрытая непроницаемым прозрачным куполом. Это была одна из экспериментальных баз, изучавшая изменение внешней среды и непрерывно отслеживающая пригодность ее для жизни. По официальным данным база пришла в негодность из-за негативного воздействия смога на купол и повреждения его целостности, но Лера была уверена, что кто-то из сотрудников намеренно испортил прочную оболочку, разработанную с учетом воздействия на нее гораздо большего и продолжительного. Тем более что, она была уверена что слышала, прошли шепотки о том, что что-то изменилось. Не масштабно, иначе все сразу бы забегали, но неуловимо, заставив ученых проверять и перепроверять и нервно и облегченно улыбаться, видя новые данные. А потом все рухнуло, откуда-то возникла крохотная брешь, и началась поспешная эвакуация людей и переброс их в другие более старые подземные убежища, где вовсе не было необходимой аппаратуры для продолжения исследований.

И Лера каждый день бегала и бегала на верхние уровни, откуда через узкое окошко можно было глянуть наружу, и высматривала изменения, едва заметные компьютеру. И каждый раз ей казалось, что плотное серо-желтое марево движется, отползает куда-то и поднимается вверх причудливым облаком.

Никто не верил ей, потому что никто больше ничего не замечал, в отличие от Леры, привыкшей днями и ночами (ничем, впрочем, друг от друга не отличающимися) вглядываться в неподвижный дым, непроницаемой стеной окружавший пространство. Она легко заприметила неясное шевеление, едва заметное движение ядовитого облака, и тут же бросилась к Ратимиру — командиру базы. Но тот только отмахивался от нее, как от назойливой мухи, и запрещал даже шагу ступить наверх, чтобы проверить и доказать догадки.

Ратимиру было чуть за тридцать, но на вид он казался гораздо старше. В его коротких черных волосах едва заметно поблескивала седина, а глаза порой смотрели с такой усталостью, что Лера мгновенно замолкала и пристыжено убиралась прочь. Он был хорошим командиром, ответственно следящим за всей базой, и чутко относился к потребностям каждого ее обитателя. Только в случае с Лерой Ратимир был непреклонен, то ли не желая подтверждения догадок девушки, то ли боясь обратного. Об этом она подумала позже, когда проболталась, что одна выходила наверх, кому-то из знакомых ученых. Ратимир наорал на нее так, что от страха коленки подкашивались и волосы на голове шевелились, но ничего не спросил про увиденное. Девушка и сама не спешила ничего говорить, пристыжено и расстроено глядя исподлобья. Привычное марево прямо перед глазами как всегда казалось плотной грязной стеной, и не было заметно ни единого движения. Командир ловил ее взгляды и мрачнел, не переставая распекать за неосторожность. В конце концов он запретил ей даже приближаться к выходу, и Лера честно покивала, впечатленная вывалившейся на нее тирадой.

Запрет она соблюдала аж пять дней, после чего не выдержала и снова бросилась сквозь коридоры и лестницы наверх, туда, где небо по-прежнему застилал серо-желтый ядовитый туман. И теперь осторожно кралась, справедливо опасаясь обоснованного гнева Ратимира, но не желая отступаться от собственных принципов.

— Валерия!

Громкий окрик застал ее у самого шлюза, ведущего в дезинфекционный блок и раздевалку. Лера подпрыгнула, поспешно отдергивая руку от замковой панели. Та противно мигала красным, сообщая, что в доступе отказано. Девушка развернулась к Ратимиру и обиженно поджала губы, совершенно забывая, что это она тут нарушает правила.

Командир стоял совсем рядом и из-за ее плеча с интересом смотрел на красный экран. Он не выглядел рассерженным или разочарованным, просто смотрел на нее с мальчишеским любопытством, слегка склонив голову. Лера же похолодела. Она совсем не слышала его шагов, хотя ее собственные отдавались гулкими ударами колокола. Он подошел неслышно и неизвестно сколько смотрел, а может быть и шел за ней все это время. Это пугало и нервировало, знать, что кто-то может подкрасться непозволительно близко, а она даже не поймет ничего.

Ратимир кивнул каким-то своим мыслям и, вместо того, чтобы отругать девушку и отвести обратно, приложил к панели собственную ладонь. Замок согласно пиликнул, и дверь неспешно отъехала, исчезая в стене. Мужчина окинул девушку насмешливым взглядом и шагнул в раздевалку, пригласительно оставив проем открытым. Лера на пару секунд застыла, глупо хлопая глазами, а потом шустро шмыгнула в отсек, закрывая за собой шлюз.

На базу давно уже не прибывали люди, поэтому сообщение о перебросе к ним лаборантки из провалившейся экспериментальной базы поставило всех на уши. Люди хорошо знали друг друга и были практически одной семьей, выросшей под одной крышей, а новичок представлял собой чужака, неизвестный инородный объект, последствия вмешательства которого непредсказуемы. Так что лаборантку ждали настороженно, но и с любопытным предвкушением. Как-никак новый человек с неизвестным характером и собственным мнением, и планами на жизнь.

Впервые увидев ее, Ратимир удивился. Этот ребенок — лаборантка? Маленькая шебутная девчушка, донимающая ученых днем и ночью, — и сама будущий ученый? Валерия действительно доставляла много проблем: постоянно крутилась под ногами, лезла не в свое дело, пыталась разузнать все секреты и обязательно поделиться собственными соображениями. Спустя уже пару недель девчонку стали избегать, а она продолжала хвостиком ходить за людьми и поджидать в самых неожиданных местах.

Ратимир скупо улыбался, слушая рассказы о ее выходках, а после заливисто хохотал наедине с самим собой. Девочка поначалу редко надоедала ему своим присутствием, и Рат даже завидовал несчастным целям ее внимания. Потом, когда Лера отчаялась получить необходимый отклик от ученых, она насела на командира базы. И даже тогда он не мог понять жалоб приятелей и друзей. Да, Лера, бывало, отвлекала от работы, но она быстро поняла, когда можно лезть с расспросами, а когда нет. Да и в какой-то момент Ратимир понял, что скучно ему без неусидчивого любознательного солнышка.

Солнышко — это он так про себя называл Валерию. Потому что с ее приходом скучное однообразие бункера вдруг наполнилось красками. Знающие все про всех люди оживились, коридоры и общие комнаты наполнились веселыми разговорами: люди обсуждали безумные идеи Лерки, строили планы побега на случай встречи и планировали длинные пути, про которые девушка еще не знает. Рат однажды случайно назвал ее солнышком в разговоре, и прозвище быстро разлетелось. Лера ходила потом гордая, вскинув подбородок и то и дело стукаясь обо что-нибудь макушкой.

Никто не мог признаться, что в глубине души верит ее заявлениям о рассеивании смога; Ратимир знал, что ученые перепроверяют образцы после каждого ее прихода и каждый раз расстраиваются, не получая новых данных. Поэтому и гоняют ее, стараясь уберечь (и себя в том числе) от очередного разочарования. Он и сам каждый раз поджимал губы и хмурился, видя пристыженный отчаянный вид девочки.

Когда он узнал, что она одна выходила наружу, он впервые сорвался. Наорал на нее, едва не довел до слез жестокими словами и запретил ходить куда-либо без его разрешения. А потом с удивлением понял, что боится потерять ее. Боится лишиться солнышка, известного доселе лишь из сказок да россказней стариков. Он бы привязал ее к себе и никогда не отпускал, запер в собственной комнате как птицу в клетке.

А Лера похожа на птицу. Она свободна, не скована привычкой и страхом, ей тесно и тоскливо под землей. А еще Лера любит людей, и люди любят ее, пусть и не всегда это показывают. Особенно ее любят дети, она может часами рассказывать им красочные истории и сказки, и все (даже взрослые) слушают ее с открытым ртом и в полной тишине, а после окончания взрываются вопросами. Лера всегда смеется и отвечает каждому, и в следующий раз народу приходит гораздо больше. Во время одного такого случайно подслушанного рассказа Ратимир представил Леру, так же рассказывающую сказки и улыбающуюся его — их — детям. Сладостная эйфория от короткого видения охватила его с головой, и он какое-то время старался избегать девушку, заталкивая неуместные чувства и желания как можно глубже, но не в силах избавиться от них.

В одно мгновение Валерия стала для Ратимира наркотиком, глотком свежего воздуха, лучиком солнца, и он уже никак не смог от нее отказаться. Рат отчаянно не желал пугать ее неожиданными чувствами и изо всех сил старался относиться к ней как прежде, но не смог вспомнить как это. Ему показалось, что он всегда относился к ней по-особенному, она всегда была для него кем-то бесконечно важным и дорогим, единственным сокровищем, хранимым подобно дракону из ее любимых сказок.

Она — маленький лучик позабытого Солнца, танцующий на руинах прошлого мира, и он ее никому не отдаст.

Лера торопливо натягивала защитный комбинезон, то и дело из-за плеча поглядывая на застывшего статуей Ратимира. Сам он уже давно переоделся и застыл, вперившись отсутствующим взглядом в шлюз дезинфектора. Девушка не понимала, почему он повел ее наружу, прежде самолично запретив подниматься даже на верхние этажи. В комбезе командир выглядел еще более устрашающим и в воображении Лерки походил на послушного смертоносного киборга, готового выполнить любой приказ хозяина. Девушке вовсе не нравился такой его вид, она привыкла к его недовольно нахмуренным бровям, к сложенным на груди рукам, к простой одежде, которую он предпочитал носить. Даже когда он ругал ее и отчитывал как маленькую, ей не был так страшно просто смотреть на него. Но Ратимир все-таки был бойцом, командиром, защищающим подопечных, хладнокровным воином, исполняющим и отдающим приказы, и сейчас это было видно как никогда.

Лера натянула капюшон, тут же закрывший ее лицо прозрачной защитной пленкой, повесила на шею респиратор и притворно радостно обернулась к командиру:

— Ну что, идем?

Он окинул ее задумчивым взглядом, одобрительно хмыкнул и почти невесомо коснулся идентификационной панели предплечьем. В дезинфекционный блок, а оттуда и наружу, можно было попасть только по специальному пропуску, выдаваемому лично командиром. Были несколько человек, у которых пропуск был постоянно, но в основном за ним приходили непосредственно перед вылазкой. Этот самый пропуск Лера однажды умудрилась стянуть прямо с командирского стола, и пользовалась она им до того самого момента, пока кто-то очень добрый не донес о ее самовольных походах наружу.

Лера выскочила наружу, отталкивая командира и тут же растворяясь в удушливом серо-желтом мареве. Рат так и застыл с вытянутой вперед рукой, кончики пальцев которой уже начинали смазываться и растворяться в тумане. Смог сомкнулся вокруг, словно закутывая в кокон, лишая зрения, обескураживая и обезоруживая. Где-то слева и впереди слышался глухой голос непослушной девчонки, что-то бурчащей едва слышно. Ратимир выругался себе под нос и громко приказал Лере не двигаться с места. Он за годы жизни на базе и сотни тысяч вылазок наружу успел выучить наизусть каждый камешек, каждую ямку и неровность дороги, поэтому двигался уверенно, не глядя под ноги высматривая очертания яркого пятна комбеза.

Двигаться в тумане было едва ли сложнее чем на базе, однако невозможность видеть что-то дальше собственной вытянутой руки нервировала, заставляла дергаться от каждого шороха и оступаться. Лера, поначалу окрыленная свободой, после окрика Ратимира стушевалась и замерла, запнувшись о покрытый рыжей пылью булыжник. Она привычно вглядывалась в окутывающий пространство смог и привычно не видела никаких движений. Марево как будто застыло на одном месте, даже после ее резких движений оно словно возвращалось в первоначальную точку. Лера помахала руками и замерла, наблюдая (или скорее воображая) как колышется дым, и как он замирает после без единого движения.

Ратимир окликает ее со спины, и Лера едва не отшатывается, позабыв, что и она сама одета в белый комбинезон, ярким пятном выделяющийся в густом темном тумане. Мужчина молча стоит рядом, пока она собирает образцы, и потом еще немного, пока она просто вглядывается в затянутое серо-желтым маревом небо. Это важно для нее, и он это прекрасно знает, поэтому не прерывает и не гонит обратно. За это Лера безмерно благодарна и старается одернуть себя, чтобы не занимать время командира еще больше.

Когда справа раздается оглушительный грохот, Лера боком прижимается к чужому телу, но Рат быстро отстраняет ее и задвигает себе за спину, вскидывая оружие. Взметнувшаяся с земли пыль еще больше ухудшает видимость, но командир привык полагаться на слух и почти не нервничает, ощущая, как тонкие девичьи пальчики стискивают комбинезон на спине. Она дрожит, и это беспокоит больше, чем непонятный грохот и обрушившаяся следом звенящая тишина. Проходит не меньше нескольких минут, прежде чем грохот повторяется совсем рядом, и Лера вскрикивает, прижимаясь ближе. А после кричит ему в ухо, указывая пальцем на огромную песчаную волну, несущуюся прямо на них.

Ратимир успевает только повалить девушку на землю и накрыть своим телом, приказав задержать дыхание. Песок обрушивается на них подобно буйному речному потоку и тут же уносится прочь, оставляя после себя разрушенную пустошь. Ратимир достает из сумки пару запасных респираторов и меняет сначала все еще жмурящейся Лере и только потом себе. Он встает, поднимает девушку и оглядывается, не в силах поверить в происходящее.

Серо-желтое марево постепенно смыкалось в привычное непроницаемое полотно, но Ратимир все же отчетливо видел желтый диск Солнца, едва различимый на тусклом небе, густые грязно-бурые облака и бесконечные обломки старого мира, покрывающие сухую землю, насколько хватает обзора. Он молча стоял, все еще сжимая в руке маленькую ладошку, пока смог снова не заволок все пространство, превращая мир в бассейн с грязной ржавой водой, пахнущей пустотой и кровавым металлом.

Лера засмеялась. Радостно, немного нервно, но настолько заразительно, что Ратимир не смог сдержать улыбки. Она крепче сжала его пальцы и подпрыгнула, крича:

— Да! А вы не верили! Никто мне не верил, а я права оказалась! — она повернулась к Рату лицом и стукнула его кулачком в грудь. — Это было Солнце! Самое-самое настоящее Солнце, представляешь?

Ратимир замер, вглядываясь в искрящиеся счастьем глаза. Какое к черту Солнце, разве оно когда-нибудь было ему нужно? Вот оно, перед ним стоит и смеется, его личное самое любимое маленькое солнышко, и другого ему вовек не нужно. Он сгреб ее в охапку и изо всех сил прижал к себе как самое главное свое сокровище.

— А я тебя люблю, Лерка, — хрипло прошептал на ухо и заглянул в глаза, — представляешь?

— Представляю, — глупо хихикнула она и разрыдалась. — Я тебя тоже, дурак.

Они вывалились из дезинфекционного отсека хохоча и держась за руки. Лера тут же понеслась в лабораторию, не отпуская теплой мужской ладони. Как же, ей же никто опять не поверит, если командир лично не подтвердит, так что пусть теперь вместе с ней доказывает упрямцам, что все очень даже изменилось, и она видела самое что ни на есть Солнце. А потом пусть они хоть на ушах ходят, разбираясь, как такое возможно, и это будет уже не ее дело, но она, конечно, поможет. Ну как не помочь-то, если сама всю кашу заварила? К тому же интересно — жуть, и хочется еще. Вот только непонятно, чего еще хочется — Солнце с небом увидеть, или чтоб Ратимир снова в любви признался.

— Куда ты так несешься, ненормальная? — выкрикивает предмет девичьих мечтаний и тянет в полутемный боковой коридор. — Никуда не денется твоя лаборатория, — он прижимает ее к стене и обхватывает за талию, опуская голову на острое плечико, — а вот я денусь, старый уже, видишь ли.

Он по-дурацки шутит, а губы сами растягиваются в счастливой улыбке, когда Лера легонько бьет его в плечо и треплет короткие волосы.

— Никакой ты не старый! — искренне возмущается она. — Мужчина в сам расцвете сил, вот ты кто!

Ратимир смотрит на нее исподлобья и ловит смешинки на ее губах. Лера смеется, когда мужчина исследует короткими поцелуями ее лицо, и сама ловит его губы, вовлекая в долгий жаркий поцелуй.

— Передо мной стоит самое настоящее Солнышко, а там наверху — так, жалкая пародия.

Лера снова заливисто смеется и обхватывает его шею руками, подставляя алые губы под поцелуи.

— Все будет хорошо, — неожиданно заявляет она, перебирая короткие жесткие волосы.

Конечно будет, думает Ратимир. Он любуется покрасневшим от смущения и чувств личиком и улыбается. Конечно будет, ведь солнце так ярко светит. Его личное маленькое солнышко освещает серо-желтую непроглядную тьму его прошлой жизни и за руку ведет вперед, туда, где голубое небо и яркое солнце и дышится легко полной грудью.

Конечно будет, думает Ратимир и счастливо улыбается, куда же он теперь денется-то.