За двоих (джен)

Ещё одно утро уносит с собой очередной кошмар, так бесчестно вторгшийся в сердце, от которого и так осталась уже половина.

— Круцио! Авада Кедавра! Круцио!

Неважно, что эти заклятия непростительные — Джорджу всё равно. В эту страшную ночь у него отняли брата, за чью смерть он готов мстить всю свою оставшуюся «половинчатую» жизнь. И не только он.

Год. А, кажется, они только вчера гоняли на мётлах и издевались над Амбридж, присвоившей себе место Дамблдора.

Стеклянные глаза Фреда смотрят в пустоту, всё ещё живо ощущение: сейчас он улыбнётся и встретит рыдания матери тёплой шуткой, за что так же любя получит подзатыльник от отца.

Стойте… А ведь Фред улыбается. И эта улыбка столь же неповторима, как странна посреди кромешного горя шутка Джорджа, которой она отвечает.

Тишина. Размытые образы. Ноющая боль в груди становится нестерпимой и уже видится родной, растворившись в крови.

Родные велят держаться, хотя сами то и дело выдают себя, по-привычке называя Джорджа именем брата: ведь Фред всегда просыпался раньше всех и делал так, чтобы дом заходился от его новых приколов и шуток, коих в запасе близнецов было множество.

— Просыпайся, Джордж! Завтрак на столе! — зовёт бодрый голос, но это лишь кажется.

Рывок. И вот Джордж уже одет в тёмно-зелёный свитер поверх белой рубашки и галстука, чёрные брюки и лаковые ботинки. А дополняет образ бессменный «творческий беспорядок» на рыжей голове.

— Доброе утро, Фред! — говорит он своему отражению в зеркале с лучезарной улыбкой, и голубые глаза вспыхивают прежним детским озорством.

Он готов играть. Играть в то, что жизнь для него не кончена, что может ещё дышать, а не задыхаться от собственных ночных криков. Играть в счастье, ежеминутно внушая себе: «Я смогу. Я не потерял ещё силу!».

Несколько прыжков и скольжение по перилам, и вот он уже сидит за столом, накрытым матерью, в кругу своей большой «солнечной» семьи.

— С Днём Рождения! — восклицает младшая сестра и с осторожностью протягивает большую красную коробку, перевязанную алым бантом.

Джордж сдержанно улыбается и достаёт кожаную куртку цвета горького шоколада. Он хорошо помнит, сколько она стоила, но взглянуть на отца и мать с укором, ему не дано права.

Косой переулок. Магазинчик «Всевозможные волшебные вредилки» имени Фреда и Джорджа Уизли не перестаёт пользоваться спросом, ведь юные волшебники и волшебницы всегда приходили туда, даже не столько за разными интересными вещицами, сколько за искромётным позитивом, которым полно это место.

Ночной кошмар уже не так скребёт на душе, растворившись в суматохе, созданной прохожими, что спешат по своим неотложным делам.

И вот Джордж снова рассекает на метле воздух, веселит толпу ребятишек, ежесекундно представляя рядом того, кому уж точно не пришёлся бы по нраву его тоскующий вид.

Вдруг что-то режет по сердцу, дав несколько секунд для вздоха.

— Фредди, — хрипит Джордж, ясно видя у дверей лавки лучезарно улыбающееся лицо.

Но приблизиться не успевает. Родной образ теряется во множестве незнакомых фигур.

— Мистер Уизли? Мистер Уизли? — он не помнит, как оказался сидящим на скамье рядом с маленькой девочкой, видимо слушавшей рассказ о действии «фальшивой волшебной палочки». Ребёнок сиял от восторга, задавая множество вопросов, но теперь смолк и обеспокоенно смотрел на Джорджа.

И Джордж опять находит силы улыбнуться, проигнорировав слёзу, скользнувшую по щеке.

В День Рождения близнецов магазин обычно чуть ли не трещит от количества покупателей, которых не оттащишь от витрин «самого солнечного в мире места». Праздничные одежды, поздравления, музыка…

Но сегодня, чувствует Джордж, играет в счастье не он один, ведь откуда-то сверху на них смотрит тот, кто больше всего на свете ненавидит слёзы печали.

Время проходит словно в тумане и бесследно стирается из памяти, растворившись в воздухе вместе с детским смехом и пением игрушек, каждая из которых имела счастье касаться умелых рук близнецов и каждой своей частичкой напоминала их.

— Больно мне, Фредди, — шепчет Джордж, закрывая дверь опустевшей лавки и прижимается лбом к косяку.

Ещё одна ночь.

Что его ещё держит на этой земле? Для кого и чего он ещё дышит?

Яркая вспышка фейерверка летит и рассыпается по шёлковому шатру ночи.

— Тебе, брат.

Он ещё долго будет смотреть на небо и представлять друзей из «Ордена Феникса», чьего совета ему до сих пор не хватает.

Небо озаряет ещё один сноп красно-золотых искр, а в ответ ещё и ещё… По сердцу разливается что-то горячее, но не обжигающее.

— Семья, — роняет Джордж со вздохом и в эту же минуту ясно чувствует руку брата на своём плече.

Сегодня сердце не будет болеть, а завтра он вновь закроет его на замок и станет улыбаться всему миру.

Без этого Джордж Уизли погибнет, а это значит, что Тёмные силы одержали победу год назад и срубили под корень надежду людей на будущее.

Дом. Мать крепко прижимает к себе. Возникает непреодолимое желание солгать и назваться именем брата, лишь бы не слышать крики по ночам и не видеть её исстрадавшееся лицо и выплаканные глаза.

— Я люблю тебя.

Миссис Уизли берёт в ладони его лицо и внимательно смотрит в глаза. Она знает: в груди сына всё ещё жив прежний рыжий проказник, способный поставить на уши всю школу чародейства и волшебства разом.

И он живёт. В отражениях витрин и зеркал, в голосах детей, в их радостных возгласах, в каждой волшебной вещичке из «самой солнечной лавки».

За двоих.