Стирка за пять йен (джен)

Город утопал в тяжелом летнем мареве, от которого еще был шанс спрятаться только в комбини⁽¹⁾ по пути домой. В теплых дурных запахах сновании толпы, и в этом городском шуме Эрвин Смит заканчивал свой рабочий день. Он уже мысленно искал спасительный островок, где можно было купить пару рисовых колобков, энергетик с содовой, сладости и несколько паровых булочек — что угодно, лишь бы не готовить на ночь глядя и вообще не делать лишних телодвижений.

С этой мыслью Эрвин, подхваченный потоком людей, зашел в вагон и еще какое-то время пытался сосредоточиться на переведенном на английский экземпляре «Клетки Зевса»⁽²⁾ местной писательницы по фамилии Уэда. Со временем он привык читать стоя, но никак не мог привыкнуть к тому, чтобы перехватить спасительные несколько минут по пути домой, когда оставался сверхурочно.

Эрвин был измотан. Он переехал сюда, в Токио, много лет назад, но все никак не мог привыкнуть ни к нравам, ни к обычаям. Жизнь не направила его хронический трудоголизм в нужное русло, а просто накинула на шею Эрвина хомут. И он пахал. С утра до ночи Эрвин сидел в своих бумажках, все что-то считал и кому-то звонил. И уже давно перестала болеть спина от низких поклонов и неудобных столов, он даже научился планировать свой бюджет на случай, если электричество во всем доме внезапно и безвозвратно накроется из-за перегрузок в сети.

И вот островок. Первым делом, на удивление какой-то пожилой дамы, Эрвин достал из холодильника бутыль персиковой воды и приложил ко лбу. За эти годы Эрвин так и не привык к жаре.

К концу недели силы практически полностью покинули Эрвина. Пару лет назад он еще наведывался с коллегами в пивнушки в конце недели, но теперь убийственное снотворное в виде дешевого рисового пива пришлось отринуть — выпилиться на всю субботу в связи с повышением Эрвин больше не мог себе позволить.

Он будто подключился к угасающему генератору, который, в свою очередь, был подключен к системе жизнеобеспечения Эрвина Смита: ему нужно бежать, и с каждым годом все быстрее, чтобы просто поддерживать свою жизнь. Эрвина не прельщала мысль о женитьбе или о том самом финте ушами, когда приходится «узаконивать» свои отношения совсем не изысканным образом, усыновляя взрослого мужчину. В общем-то, в какой-то момент Эрвин просто зашел в тупик. Его одолел приступ фатализма и страстного желания выписать с дюжину книг на родном языке в интернет-магазине, чтобы мозги не расплавились на асфальте со свежей сложной разметкой. На полке возле маленького вертящегося подобия гриля, где можно было купить пирожки со сладкой липкой начинкой необъяснимо-сиреневого цвета, больше похожей на лубрикант, чем на очередное гастрономическое извращение (от которого то и дело пищеварительная система объявляла бойкот), лежали какие-то журналы и манга. К манге Эрвин, неплохо поднаторев в японском, пристрастился в последние пару лет. Однажды Ханджи — коллегу, которая заглянула к Эрвину в гости, — одолел приступ неконтролируемой генерации шуток. Она обнаружила, что Эрвин отказался идти с ними в пивнушку, решив скоротать вечер за выпуском ежемесячного «Бессатсу сёнэн»⁽³⁾, чипсами и тем самым рисовым пивом, от которого сразу сшибало с ног.

Внезапно что-то заставило Эрвина посмотреть в окно. Охваченный липким чувством, будто за ним наблюдали, Эрвин увидел лишь проехавшую мимо велосипедистку, пару школьников да жирного кота, с гордым видом, давя брезгливость и сожаление, обходившим выставленные бутылки с водой вокруг растущего в горшке деревца камелии с большими розовыми цветами. Эрвин уже вдоволь насмотрелся и наслушался баек о различного рода нечисти и духах, чтобы невольно начать верить, что какому-то «о’ни»⁽⁴⁾ внезапно приспичило сожрать его душу.

Три упаковки средства, поднимающего на ноги при хроническом недосыпе, рисовые колобки, пара упаковок рамена быстрого приготовления. Точно робот, кассир, практически не глядя на упаковки, поворачивал их штрих-кодом к сканирующему устройству. Жевательная резинка, средство от похмелья, холодное пиво, несколько упаковок чипсов (про запас), пластыри, пара авторучек, которые Эрвин имел обыкновение терять даже в своем минималистическом жилище. Кассир поднял голову только на афродизиаке и как-то глуповато ухмыльнулся иностранцу, телосложением больше напоминавшему местным шкаф, чем человека.

— На всякий случай, — пожал плечами Эрвин. Он понимал, что его японский был далек от совершенства, но также был уверен, что его точно поняли.

Какой-то подвыпивший мужчина, стоявший рядом в очереди, смешливо добавил:

— Плохой день?

— Вроде того.

— Если что-то не клеится, сходите в храм. Ну, или просто попросите у ками помощи. Но только просите не просто так, сделайте подношение! — посоветовал подвыпивший мужчина и для надежности оперся о прилавок.

Мысль о том, что нужно было уходить из-под ледяного потока кондиционера, не радовала Эрвина. Рабочая неделя подошла к концу, и предвкушение момента, когда можно будет просто положить голову на подушку или потратить час-другой за просмотром бессмысленных телешоу с банкой холодного пива, заставляли искать в себе дополнительные силы, чтобы добраться до дома.

Всю дорогу домой Эрвин думал над советом мужчины. Он ведь никогда, даже в праздники, не ходил в храмы. Эрвин не был набожен и не особо верил в механизмы высших сил, помогающих людям. Возле самого дома люди заполонили ресторанчик, где подавали якитори. Рядом, посаженный на цепь, дремал старый пес. Еще один ресторанчик виднелся вдалеке, и Эрвин даже начал сожалеть о том, что ему было не с кем выпить и от души посмеяться над ошибками прошедшей недели, как это делали какие-то местные, ослабив узлы галстуков и закатав рукава рубашек.

Возле пса стояла какая-то коробка. Эрвин нашел в кармане пятийенник и бросил туда. Рукописные размашистые закорючки он тоже понимал с трудом, разве что катакану.

А кого, подумал Эрвин, просить-то? Да и о чем?

Дома, в крошечной квартирке на втором этаже, царил хаос. Мусор и грязная одежда копились с завидной интенсивностью. Постоянно появлялся какой-то канцелярский хлам. Провода зарядных устройств, исписанные блокноты и запасные галстуки Эрвин уже даже не пытался разложить по встроенным секциям для хранения. Одно радовало: в раковине не было посуды. Однако, взамен тарелок, стояла стопка стаканов из-под рамена, источавшая жуткую вонь, смешивавшуюся с типичным июньским запахом влажности.

Эрвин устал. Он даже думать не желал о том, чтобы затеять внезапную стирку или потратить свой вечер на разбор залежей мусора.

А еще он вспомнил, что забыл купить баллон пены для бритья. Уже по дороге вниз, не дожидаясь прихода лифта, которым по примеру местных теперь поднимался и на второй этаж, домой, Эрвин стал бурчать о том, что было бы неплохо, чтобы существовала хоть какая-то высшая сила, какое-то божество, которое разгребло бы огромную гору носков и белья, потому что ему все-таки некогда. Вечно заваленный делами Эрвин Смит женился на своей работе, которая точно не станет разводить его на деньги, пока есть строгий контракт, но, увы, такая жена никогда еще не хозяйничала по дому.

«Вот бы, — подумал Эрвин, — кто-нибудь убрал весь этот свинарник, потому что двадцать пятого часа в сутках точно не появится».

«Я услышал твоё желание…»

* * *

Посреди ночи Эрвин проснулся от шороха. Ему отчаянно не хотелось верить в то, что он довел свою квартиру до такого срача, что настало время вторжения тараканов, куда больших размеров, чем те, которых ему доводилось видеть дома. В ванной комнате горел свет. Эрвин допустил, что мог бы даже забыть выключить свет от невыносимой усталости, если бы некто не чертыхнулся.

— Кто здесь? — спросил Эрвин. Неужели он не услышал, как вскрывали оба замка на двери? Да и какому идиоту придет в голову грабить убогую квартирку в двадцать квадратных метров?

— А как ты думаешь, засранец? — сердито донеслось в ответ.

Эрвин схватил с журнального стола обляпанный дынным соком нож и подобрался поближе, однако совершенно растерялся, увидев, что, все-таки умудрившись как-то устроиться вместе с небольшим тазом в ванной комнате, какой-то незнакомый хмурый парень в косынке стирал его носки.

— Че уставился? — пробурчал парень и поправил вторую косынку на шее, чтобы не мешалась. — Иди, проспись.

— Больше никакого рисового пива, — Эрвин потер глаза и пошел обратно, почесывая зад. Вернулся с прикупленной недавно в целях самообороны короткой битой. — Я, конечно, слышал о японских фетишистах достаточно, но никогда бы не поверил, что все настолько плохо. Ты кто вообще такой?

— Тч, опять гайдзин⁽⁵⁾. Как же вы заебали, — парень поморщился. — Ты помнишь, о чем вчера просил? — в ответ тишина. — А как пятак в алтарь бросил, чертов алкаш?

— Так это все-таки был алтарь?

— А чем тебе плоха картонная коробка? Думал, пожертвование? Значит, еще и скупердяй?

— Объяснитесь, с какой стати вы отчитываете меня, как мальчишку, в моем же доме! А для начала лучше объясните, кто вы.

Незнакомец в сердцах бросил не достиранные носки обратно в таз, и брызги полетели во все стороны. Он поджал губы, зло сощурился и посмотрел исподлобья, снизу вверх, с каким-то особым презрением.

— Ками⁽⁶⁾ стирки, и перестань таращиться.

И тут Эрвин разразился каким-то невероятно жутким хохотом. Он такого абсурда даже от своих пьяных японских коллег никогда не слышал. И от трезвой Ханджи.

— Ты хотя бы раз в день одежду свою стираешь?

— Что, прости?

— Понятно, — он тяжело выдохнул, как будто сдерживал гнев. — Раз в два дня, — сощурился, не встретив ответного кивка. — Раз в неделю?

— Раз в полторы недели, думаю…

Незнакомец сделал такое страшное лицо, что Эрвину и самому срочно захотелось навсегда покинуть эту квартиру. Вдруг это «о’ни» обернулся человеком? Нет, подумал Эрвин. Все зашло слишком далеко.

— Я звоню в полицию.

— Валяй. Только потом не жалуйся в соседнее окно какому-нибудь из семи богов счастья, — незнакомец взглянул на Эрвина и от удивления открыл рот: упрямый хозяин квартиры все-таки пытался позвонить в полицию. — О-ох… Опять вы, смертные, с ума сходите. Ладно, только не ори потом.

Незнакомец хлопнул дверью ванной. Эрвин открыл ее следом, и никого не обнаружил.

На другом конце линии кто-то ответил на звонок.

* * *

Следующий свой выходной Эрвин провел с ощущением, что у него случился приступ золотой лихорадки. Ханджи, точно одержимая демоном-лисой, предложила сходить в «одно местечко» на станции Сибуя, и Эрвин понял только на следующий день, чувствуя, что кто-то намусорил и в его голове тоже, что лучше бы он не соглашался на такую авантюру. За черной дверью с безвкусной вывеской «Трамп Токио» таился обставленный с выкрученной на максимум пошлостью бар: красный бархат, стекло под хрусталь, пластик под золото, рюмки «как у новых русских» и оленьи головы «как у твоего папаши-рэднека». Позже подтянулись и другие, мотивировав тем, что «дешевое бухло в Сибуе — это то, ради чего стоит жить».

Чудовищное похмелье обошлось Эрвину в сорок тысяч йен, а также необходимость выслушивать историю Ханджи, как они потеряли кого-то из новичков по дороге домой. Но это все еще было не так уж и много, не считая огромный вычет из собственного стремительно расшатывавшегося здоровья.

— …и еще, Эрвин.

— Да?

— Кажется, ты говорил, что какой-то мужик проник в твой дом, чтобы… — на том конце линии послышался сдавленный смешок, очень походивший на хрюканье. — Прости, — Эрвин отчетливо слышал, как Ханджи пыталась выровнять дыхание. — Что какой-то мужик пытался постирать тебе белье.

— Что, прости?

— Ты вчера сказал такое.

— О боже… Кто еще это слышал, Ханджи?

— Никто.

Эрвин смахнул пот со лба.

Показалось, что на улице кто-то забил в барабаны тайко.

— Значит, тебе показалось, — произнес Эрвин уверенно и, прикрыв ладонью динамик, вздохнул с облегчением. Пронесло.

— Эрвин, если у тебя какие-то проблемы с местными, мы можем подыскать тебе другое жилье или вмешаться…

— Все в порядке, Ханджи, — Эрвин схватил с журнального столика пачку сигарет и вышел на балкон. Зажег одну, выслушивая длинную, слившуюся в его голове в единый поток, речь. — Я же говорю, что все в…

Эрвин выронил сигарету изо рта, подняв голову. Как ни в чем не бывало, на пожелтевшем от времени коробе для вентилятора от системы кондиционирования, сидел на корточках его безымянный знакомый. Оставалось только догадываться, как он попал сюда. Эрвин поднял голову: по гладкой серой стене ни сползти, ни заползти.

— Я перезвоню тебе, Ханджи, — произнес Эрвин. — С вентилятором от кондиционера что-то.

— Из дома выгнал, но за неделю палец о палец не ударил, алкаш, — голос незнакомца показался Эрвину ниже, чем когда прозвучал впервые. — Ты что, совсем дурак, за клининговые услуги стоимостью в пять йен отказываться, а?

— Какого дьявола ты тут забыл?

— Только вот этих красномордых не приплетай, — изобразив надвигавшийся приступ мигрени, зашипел тот.

— Ты и в самом деле — бог картонных коробок⁽⁷⁾? — Эрвин и сам не верил в то, что нес.

— Смешно, да? Меньше читай про всяких «мадао»⁽⁸⁾, бровастый.

Эрвина поразило удивительно пренебрежительное отношение незнакомца. Он был так возмущен и растерян, что не смог возразить должным образом.

— Бог стирки, верно?

— Пять йен ты уже заплатил, так что изволь.

Незнакомец спрыгнул с короба на балкон. Эрвин успел вернуться в квартиру и захлопнуть дверь перед самым носом незваного гостя. Однако этого было недостаточно: когда Эрвин обернулся, незнакомец стоял посреди комнаты, скрестив руки на груди. Только тогда пришлось признать, что в сказанном незнакомцем могла быть доля правды, а вторая — страшное похмелье.

— Бог в спортивках? — Эрвин наконец-то разглядел стоявшего перед ним ками: спортивный костюм, драная, но чистая, косынка на шее и крайне хмурый вид.

— А что, обязательно парча и дюжина накидок? За мой прайс не разживешься.

— Действительно, алтарь у тебя — картонная коробка, — произнес Эрвин вслух, а затем понял, что это не столько прозвучало нелепо, сколько обидно. — Прости, э-э-э… У вас ведь и имена есть, так?

Незнакомец бросил острый, как нож, взгляд в сторону Эрвина, и тому на миг сделалось не по себе. Серые, будто светившиеся изнутри, глаза вежливо напомнили Эрвину, что он имел дело с бессмертной сущностью в непонятной оболочке.

— Тебе, гайдзину, хитровыебанное имя, которое ты все равно искаверкаешь, или из народа?

— Давай-ка второе, — честно признался Эрвин.

— Леви.

Эрвин не смог сдержать глуповатой улыбки. Имя откуда-то из дома.

— Послушай, Леви, может не стоит затевать стирку за пять йен? Я бы заплатил больше.

— Больше плати прислуге, а я не хочу получить пинок под зад из Такамагахары, — произнес Леви нарочито сердито.

— Откуда?

Леви устало потер глаза. Эрвин все еще сомневался, кто именно был перед ним.

— Это как тот бар, откуда ты под утро еле уполз, только понтов поменьше и не наливают.

Эрвин все равно ничего не понял, однако насторожился. Может, это Ханджи решила его так разыграть? Леви снова взял таз, сгреб в охапку белье, и часть из него бросил в стиральную машинку. Остальное замочил с моющим средством.

— Ну и срач тут у тебя… — Леви закрыл лицо косынкой и принялся собирать в мешок разбросанный по дому мусор.

— Зачем ты так стараешься из-за пяти йен? — не особо понимая, спросил его Эрвин.

— Это мой хлеб.

— Ками тоже испытывают голод?

— Нормальному ками нужен нормальный храм. Сечешь?

— Сколько лет ты пытаешься заработать на него?

Эрвин очень точно подобрал слова и получил очередной укоризненный взгляд от Леви.

— Триста, кажется. До этого нифига не помню… Чертова экономика. Храма мне не видать, как своих ушей, но на квартирку на отшибе скоро точно наскребу, — Леви сказал это с какой-то особенной гордостью, так, что Эрвину даже стало совестно за сказанное.

Эрвин жил в очень маленькой квартире, но умудрился ее захламить так, что Леви носился с мусором еще часа полтора. На круглой вешалке досыхали носки, стиральная машинка все еще жужжала. Буквально за пару минут до того, как начался дождь, Леви, точно предчувствуя, убрал с балкона абсолютно все и накрыл пленкой какие-то оставленные Эрвином коробки.

— Поразительно. Ты точно не выставишь мне счет?

— Мародеры уже века полтора ко мне не обращаются, так что угомонись, — Леви попытался затолкать коробку с канцелярскими безделушками в шкаф и остановился. — Ну и старомодный же ты дед, Эрвин.

Эрвин вспыхнул: в том ящике лежали порножурналы. Не то чтобы в словах Леви было что-то осуждающее. Вовсе нет.

— Мне тридцать девять. Странно слышать это от того, кому больше трехсот.

Ему всегда были интереснее мужчины. К моменту переезда Эрвин сжег все мосты, покончив со своими тянущимися, как ириска, и вконец измотавшими его отношениями. Эрвин знал, на что шел, подписывая контракт, и вовсе не рассчитывал, что у него завяжутся с кем-то серьезные долгосрочные отношения вдали от дома. А они возьми да завяжись с балетным танцором, так сильно отличавшимся от всех его прежних возлюбленных.

Они познакомились случайно, на какой-то вечеринке. Молодой, едва ли не юноша, он почти не пил, а вот Эрвин тогда нализался так, что не смог сдержаться, чтобы не отвесить какой-то полувульгарный комплимент. Все, что происходило на японских вечеринках, должно было оставаться на японских вечеринках. И это правило тоже было нарушено.

И все это длилось, казалось, так долго — года три, но Эрвин уже и сбился со счету. Они даже съехались, и в какой-то момент мысль о том, что будет, если контракт не продлить еще, стала посещать по ночам. Все разрешилось само собой, угасло, как гасли свечи-жизни в одной из сказок с отцовской полки. И больше та угасшая любовь не танцевала для него, променяв Эрвина на какого-то белокурого француза-хореографа. Эрвин тогда лишь усмехнулся, увидев их вместе: они с тем хореографом были невыносимо похожи.

Эрвин перебрался в эту квартиру и ушел с головой в работу, больше не пытаясь ни с кем встречаться в пластиковых декорациях лав-отелей и прикидываясь, что когда-нибудь все станет куда серьезней.

— Люди… — произнес Леви, усмехнувшись. — У вас в голове из века в век похоть да деньги.

— А у вас?

— Много будешь знать — плохо будешь спать, — угрожающе произнес Леви. Божественные секреты — не для ушей смертных.

— Разве высшие силы не делают что-то по щелчку пальцев? В смысле, счет за воду…

— Тч, понапишут сказок, потом сами же начитаются, — заворчал Леви. — Ну и скупердяй же ты, Эрвин, — Леви включил сушилку. — Закрой балконную дверь, а то заебешься потом одеяло сушить.

Эрвин на это только улыбнулся, но к совету прислушался. Кровать перегораживала вход на балкон.

— Могу я чем-то помочь? — спросил он.

— Забавные вы, люди: сначала просите помощи, а потом пытаетесь выяснить, чем сами можете помочь. Это так не работает.

* * *

Леви появлялся несколько раз и всякий раз — неожиданно. Эрвин не был против, но в последний раз его квартира была довольно чистой, чтобы оказывать помощь в непосильной уборке.

Узнав, хоть и не без удивления, что Леви ночует в чужих святилищах или просто на улице, Эрвин предложил свою квартиру. Пару раз он действительно видел, просыпаясь посреди ночи, как спал Леви, сидя на стуле. Очень чутко, будто всегда ждал опасности.

— Встретил кого-то? — поинтересовался Леви, обходя квартиру с таким видом, будто являлся представителем санитарной инспекции.

— Нет.

— Тч.

— Ну, почти…

— Тогда почему ты все еще меня видишь? — Эрвин каждый раз понимал ровно половину того, о чем говорил Леви. — Только не делай такое лицо. Люди видят меня, когда им нужна помощь.

— Вряд ли ты сможешь помочь мне, — в этот момент, как в подтверждение, жалобно пиликнул мобильник. Свидание накрылось. Эрвин устало потер глаза и снова взглянул на Леви. — Возможно, предложение покажется глупым, но… пиво будешь?

— А что у тебя есть?

— Только «кирин».

— Доставай.

И вот уже на гротескно маленьком столе оказалась половина содержимого такого же гротескно маленького холодильника. И теплое пиво. Эрвин ненавидел теплое пиво.

— И почему же ты так уверен, что я не способен тебе помочь?

— Я уже ни в чем не уверен, — Эрвин имел в виду и самого Леви, и его спортивки, и абсурдность ситуации, и то, что ками глушит пиво не хуже завсегдатая Октоберфеста. — А раньше о чем просили?

— Да всякое было, — Леви вытянулся на полу, подперев голову рукой. — Сбить с пути несших паланкин с данью. Караул у ворот усыпить. Заморочить голову кому-нибудь. С разным приходили. Любят они все просить невозможного: деньги там, власть… Какую власть углежогам дать? А любовь? Ну, ты представь себе, какой финт ушами требуется сделать, чтобы такое исполнить! Такое только Бэндзайтэн может.

— Но ты все-таки специализируешься по части уборки?

И ведь действительно. После хлопот Леви в квартире стало шаром покати.

— Ну, это да, теперь. Избавляю жилища от скверны, — Леви приметил открытую пачку виноградных моти. — Но только если они попросят. Мы никогда не вмешиваемся в дела людей по своему собственному усмотрению — только приглядываем и избавляем от скверны. А вот помощь — только попроси. К несчастью, об этом догадываются немногие.

— Погоди. Ты сказал, что избавляешь жилища от скверны. С каких пор мои носки — это…

— Твои отговорки, твоя депрессия и прочее, в чем ты там целый день варишься — это ж помереть можно. Носки просто воняют, хотя… думаю, и от их вони тоже можно помереть, — произнес Леви и подтянул к себе острые чипсы из вяленых кальмаров. — Ты устал от своей работы, верно?

— Я устал от всего здесь, — Эрвин не мог врать, когда Леви смотрел на него. — Поэтому я не буду продлевать свой контракт снова. Вернусь к тому, от чего сбежал.

Общество не допускало мужских жалоб, а здешнее костное общество — всяких попыток вымести какой-либо сор из избы. Но Леви был чем-то или кем-то в стороне, и оттого Эрвин позволил себе произнести это вслух. Об усталости. О беготне по кругу от самого себя.

— Ну, вот тебе больше и не нужна помощь свыше, — довольно произнес Леви, глаза его будто светились.

— Тогда, полагаю, стоит выпить за нашу последнюю встречу, — оптимистично заметил Эрвин и слегка махнул банкой в воздухе. — Кампай!

Они допоздна разговаривали ни о чем, пока пиво не кончилось. Пришлось идти к торговому автомату за добавкой. Эрвин почувствовал себя так, словно встретил старого друга. Эрвину стало гораздо легче, оттого ему было немного жаль — последний тост был за последнюю встречу.

«И почему, — подумал Эрвин, — Леви не мог бы быть простым человеком».

А Леви был прав, сказав о том, что людям было достаточно только пожелать чего-то. Эрвин же лишь глубже уходил в собственные мысли, голова его уже шла кругом, а пол легко покачивался. Он стоял с мешком, набитым упаковками и банками, и растерянно смотрел на своего странного гостя, даже не зная, какие слова подобрать. Ведь Леви не человек. Что говорить в таких случаях?

— Ну, вот и всё, — произнес Леви, привалившись к стене в прихожей. — Моя работа здесь закончена.

— Что ж… Странно это все, — добавил Эрвин, глядя на пакет в своих руках.

— Ты пьян. Не разбей голову, выходя из квартиры, — предостережение Леви было разумным. Эрвину приходилось сильно пригибаться, заходя в квартиру.

— Тебе разве не по пути?

— Кто знает, — пожал плечами Леви.

— И что же дальше? — Эрвин ничего не понимал, но хотел уменьшить масштабы неопределенности. Шестеренки в его голове остановились.

Они оба еле помещались в прихожей, стоя совсем близко. Леви был значительно ниже ростом.

— Ты все забудешь, — сказал Леви, и голос его стал звучать странно, будто рассеивался ветром. Но летом Эрвин мог только мечтать о сквозняке, так как ни одно окно не выходило на противоположную сторону.

— Но как?

Леви заставил Эрвина наклониться ближе и, коснувшись губами собственной ладони, приложил ее к губам Эрвина. Стало темно, Эрвин ничего не видел, кроме цветных мушек по ту сторону век. В ушах его звенело тысячей серебряных колокольчиков. Придя в себя, Эрвин огляделся: он все еще стоял в прихожей с мешком мусора, дверь в квартиру была приоткрыта. Его не покидала навязчивая идея не откладывать начатое до завтра и, выходя из квартиры, не набить шишку о дверной косяк.

* * *

Вернувшись в душивший ранее бетонный Берлин, Эрвин почувствовал себя гораздо лучше. Город казался просторным, хаос и грязь — родными, признаками привычной жизни, возвращение к которой так отчетливо предвкушал Эрвин. Вместо серо-зеленого бетона — бетон, изукрашенный полотнами уличных художников, а статуи — скабрезными словами.

Ему хотелось ринуться в самую гущу, в самый центр, где было бы много ополоумевших от изобилия достопримечательностей туристов и завышенные цены при завышенных ожиданиях. И если бы он приехал в Берлин, прежде чем вернуться в Эссен, не один, то заказал бы уютный столик у самого окна в одном из тех ресторанчиков, где можно было сидеть с кем-то так близко за маленьким столом, чтобы соприкасались колени. И не потому, что габариты не рассчитаны под его рост.

Он сошел на конце третьей линии, следовавшей до Варшауэрштрассе, спустился вниз по грязной лестнице, заплеванной и засыпанной окурками, и, ведомый воспоминаниями, добрался до маленького сквера на Рудольфплац. Место это было едва ли чем-то примечательным, но отец пару раз брал сына с собой в командировку, и Эрвин не мог отказаться от того, чтобы предаться детским воспоминаниям о тех прогулках вместе с отцом. Он как будто вернулся в свой заколдованный уснувший мир, продуваемый зимним ветром. Эрвин не стал дожидаться весны и оставаться до праздника ханами по настоянию Ханджи.

Посидев еще какое-то время на лавке, позволяя памяти напитаться обновленными образами старой жизни, забытой за годы работы вдали отсюда, Эрвин бросил быстрый взгляд на старую Цвингликирхе. Краснокирпичная безвременная красота, совсем не похожая на синтоистские святилища, вызывала в сердце Эрвина бесприютную тоску. Теперь он был свободен от тех оков, даже привез неплохую сумму сбережений, однако непримиримое чувство одиночества грызло его.

До поезда в Эссен оставалось еще пять часов.

Широкие стрельчатые окна витражей казались Эрвину мертвыми глазами здания снаружи. Ему все мерещилось, что с колокольни на него посмотрит кто-то со знакомым укором, кто-то из другого мира. Кто-то с чистыми серыми порочными глазами.

Эрвин посмотрел на часы и зашел внутрь.

* * *

На вокзале Берлин-Центральный Эрвин уже ждал свой поезд и думал о том, чем он будет заниматься, вернувшись в пасмурный Эссен. Возможно, позвонит кому-нибудь из своих прежних любовников или забудется в пивной. Ханджи обещала заехать в гости через неделю из Дюссельдорфа, а остальные… Эрвин понимал, что каждому теперь придется искать свой собственный путь обратно в привычную жизнь.

— Да твою мать!..

Эрвин обернулся. Какой-то парень в затертой косухе, в пяти метрах от него, устало скинул с плеча спортивную сумку и провел рукой по темным волосам. Он будто искал глазами какую-то табличку, что-то над головой. Когда неизвестный пассажир поймал взгляд Эрвина, того будто током ударило.

Эрвин не мог поверить своим глазам. Он как будто знал его всю свою жизнь, вот только имени не мог вспомнить.

— Извините. Не подскажете, с какой платформы отправляется поезд до Эссена?

— До Эссена? — Эрвин был более чем удивлен. Он почувствовал, что кто-то невидимой рукой тронул его за плечо. Оглянулся в сторону электронного табло с часами. — Могу я взглянуть на ваш билет?

— Да, пожалуйста.

— А! У вас рейс с пересадкой на станции Гамбург-Центральный. Взгляните, Берлин — промежуточная станция, поезд останавливается здесь всего на пять минут. Этот поезд следует из Мюнхена, если я правильно помню.

— Запутаешься с этими билетами.

— Я тоже часто путался раньше. Просто смотрите на номер поезда. Так… — Эрвин проследовал указательным пальцем по билету, пока не остановился на номере. — Все верно, вам на эту платформу.

— Спасибо.

Эрвин заметил, как облегченно вздохнул незнакомец.

— Редко ездите? — осторожно поинтересовался он у незнакомца, понимая, что не может отвести от него взгляда.

— Слишком редко, — произнес тот. Эрвину показалось, что незнакомец был чем-то очень опечален. Или очень устал.

— Так вам до Эссена? Я следую тем же маршрутом, так что, если вам понадобится помощь… Кхм, — Эрвин протянул руку. — Меня зовут Эрвин.

— Вряд ли понадобится. Спасибо, — незнакомец опустил взгляд на чемодан Эрвина с авиационными багажными бирками, а затем крепко пожал руку в ответ. — Леви.

Эрвин уже не оглядывался на табло и часы, где сидел невидимый его глазу наблюдатель. С железной перекладины ему улыбались. Но теперь все внимание Эрвина было сосредоточено на Леви, принадлежавшему миру живых. На том, кого, как казалось Эрвину, он искал всю жизнь.

«Я услышал твое желание…»

---

1) комбини — круглосуточный магазинчик «за углом»

Вернуться к тексту

2) The Cage of Zeus — фантастический роман Сайюри Уэда.

Вернуться к тексту

3) «Bessatsu Shonen Magazine» — японский ежемесячный манга-журнал издательства Kodansha. Манга «Shingeki no Kyojin» выпускается именно в этом журнале.

Вернуться к тексту

4) о'ни — (яп.) демон

Вернуться к тексту

5) гайдзин — (яп.) иностранец

Вернуться к тексту

6) Ками — (яп.) синтоистское божество

Вернуться к тексту

7) »Бог картонных коробок» — песня, которую исполнял по телевизору якобы прославившийся Мадао — персонаж аниме и манги «Гинтама»

Вернуться к тексту

8) «Мадао» — сокращенно от японской фразы «ни на что не годный старикан»

Вернуться к тексту