Палладиум (джен)

Закатное солнце опускалось всё ниже, забирая с собой тепло и свет, чтобы на следующий день вновь осветить и согреть грешную землю. В свои права вступала ночь. Она медленно подбиралась, окутывая пригороды Лондона своими крыльями, создавая барьер между светом и тьмой, между злом и добром.

Гермиона стояла у дверей кинотеатра, прислушиваясь к разговору родителей и без особого интереса разглядывая афиши кинофильмов. Подавляющее большинство этих афиш изображало доблестных героев, на пределе своих возможностей превозмогающих зло. Будь то зло космическое или же самое приземлённое, таящееся за плотно зашторенными окнами весьма благополучных на вид домов.

На самом деле Гермиона не знала, что такое настоящее зло. Она росла в совершенно тепличных условиях, в любви и заботе обоих родителей, всё своё свободное время проводя в окружении литературных героев. Да, в этих книгах тоже частенько изображалось зло, но оно всегда уничтожалось могучими волшебниками и добрыми феями. И Гермиона искренне считала, что так оно и должно быть, и поэтому очень не любила реальный мир с его опасным транспортом, маньяками, террористами и катастрофами, о которых так любили говорить по телевизору. Телевизор ей тоже не нравился. Во время его просмотра у неё появлялось стойкое ощущение грязи во рту и сразу же хотелось умыться и почистить зубы. Но уважение к родителям не позволяло ей отказать в такой важной традиции, как ежедневный просмотр телепередач после ужина.

“Всего пятнадцать минут”, — уговаривали они, в очередной раз пытаясь отвлечь Гермиону от книг.

Книги. Вот это был её мир. Мир героев и принцесс, мир науки и космоса, мир любви и дружбы. Она раз за разом погружалась в него, как в омут, из которого совсем не хотелось выбираться.

В школе её за глаза называли заучкой и тихоней, но Гермиона была очень даже не против таких прозвищ. В конце концов, и в самом деле лучше почитать хорошую книгу, чем бессмысленно трепаться о последних новинках видеоигр. А ухищрения девочек по привлечению мужского внимания её даже забавляли, поскольку она сама совершенно точно не собиралась в этом участвовать.

Гермиона вообще редко смотрела на себя в зеркало, прекрасно осознавая, что совсем не блещет красотой. Она частенько слышала к себе обращение “милая”, но только лишь пожимала плечами и застенчиво улыбалась, пряча “бобриные”, как выразился один мальчик в школе, зубы. Да и эти ужасные, вечно торчащие в разные стороны каштановые волосы тоже не добавляли красоты, даже будучи собранными в хвост или заплетёнными в косу. А ежевечернее расчёсывание этой гривы после ванной превращалось в самую натуральную драму, с еле сдерживаемыми слезами в карих глазах Гермионы и строгим взглядом её матери, которая всё никак не позволяла обстричь такое богатство.

Гермиона посмотрела, как последний луч света спрятался за горизонтом, и поёжилась — она не любила ночь и темноту, и поэтому в её комнате всегда горел ночник. Гермиона вздохнула и нетерпеливо потопталась на месте, но поняла, что родители никак не отреагировали на её призыв, и поэтому продолжила бродить вдоль фасада кинотеатра, читая объявления и разглядывая афиши.

Сегодня у семьи Грейнджеров был столь же традиционный, как и вечерний просмотр телевизора, еженедельный поход в кино. Новая комедия “Один дома” оставила у Гермионы довольно смешанные впечатления. Она попросту не понимала, как можно было забыть дома своего ребёнка. Да и вообще, вся эта история была весьма несуразной и наполненной совершенно бессмысленной жестокостью.

В середине киносеанса Гермиона решила, что занятия балетом, которым родители пытались отвлечь её от книг, будут всё же предпочтительнее кинематографа, особенно такого. Потому как она уже мысленно закрывала уши и глаза от того восторженного ажиотажа, что наверняка поднимут её одноклассники после просмотра этого фильма, и от их косых взглядов, когда она досконально распишет им все недостатки данной картины.

Да, Гермиона знала, что порой бывает весьма надоедливой, но искренне считала важным поделиться с другими своими знаниями или даже мнением. Вдруг кому-то будет интересно послушать про теорию струн или измерения вселенной?

Гермиона ещё раз кинула выжидающий взгляд в сторону родителей, которые всё никак не могли наговориться со своими случайно встреченными друзьями — сокурсниками. Вообще, она считала своих родителей идеальными. Они баловали её, никогда не обделяли вниманием и, главное, совсем не ограничивали в покупке новых книг. Да и в остальном Гермиона считала их замечательной парой и хотела именно таких отношений со своим будущим супругом. Теплых и ненавязчивых. Порой, сидя в одной комнате и занимаясь каждый своим делом, они находили друг друга взглядом и загадочно улыбались, словно шепнув друг другу какую-то тайну.

Внезапно мысли Гермионы прервал тонкий писк. Она замерла и прислушалась.

— Мяу!

Она резко повернулась на звук, который донёсся со стороны толстого ветвистого дерева, за которым начинался парк. Гермиона часто гуляла с родителями по этому парку, но это было днём, а сейчас в нём царила кромешная тьма.

Гермиона пристально всматривалась в темноту, но не видела даже очертаний котёнка, писк которого расслышала в шуме ночной улицы. Она обернулась позвать родителей, но, увидев, что сейчас они вряд ли обратят на неё внимание, сделала шаг в сторону тьмы, которая поглощала любой свет, думая только о том, чтобы спасти живое существо. Потому как сколько бы сильно Гермиона не любила тьму, кошек она любила гораздо сильнее. И именно возможность завести свою кошку была заветной мечтой Гермионы, которую её родители, увы, не могли исполнить — у её матери была сильнейшая аллергия на кошачью шерсть.

Гермиона медленно дошла до большого дерева и наконец увидела кошачий силуэт. Она обрадовалась и побежала за ним вглубь парка, решив, что обязательно спасёт котёнка от ночных теней и подыщет ему хороших хозяев.

Спустя несколько секунд Гермиона уже хотела было взять его на руки, но тот вдруг испуганно шмыгнул в сторону. Она рванула было вслед за ним, но на её пути совершенно внезапно выросла громадная тёмная фигура. Гермиона отпрянула и медленно подняла голову, чтобы рассмотреть человека в чёрной одежде. Когда же она увидела сальный блеск в глазах незнакомца, то сразу же развернулась и бросилась наутек. Она не знала опасностей, но прекрасно слышала о них. Она не хотела стать очередной новостной строкой по телевизору.

Не пробежав и двух метров, Гермиона ощутила, как её схватили за юбку и сильным тычком толкнули на землю, покрытую тонким слоем снега. Гермиона резко перевернулась и начала отползать от преследователя.

— Разве ты не хочешь увидеть милого котёночка, девочка? — подал голос тот. Голос был наполнен весельем и предвкушением.

Она резко помотала головой, от страха не в силах сказать ни слова. Затем попыталась было развернуться и встать, но маньяк резко присел и схватил её, крепко сжав руки.

Гермиона в ужасе наблюдала, как он подносит её тонкие пальчики к своим искривлённым насмешкой губам, которые открывались, демонстрируя гнилые зубы. Он облизал её палец, и Гермиону прошила волна страха и отвращения. Она сглотнула рвотный позыв и со всей силы ударила маньяка ногой в колено. Он охнул, но не отпустил её, всё так же прижимая к земле.

Силы покинули Гермиону. Она замерла, не понимая, как такое вообще могло произойти? Как могло такое случиться в её мире, который всегда был таким безопасным? Она боялась, боялась больше никогда не увидеть родителей, не прочитать ни одной книги, но больше всего она боялась того, о чём часто говорили по новостям. Насилие. Изнасилование. Женщины после такого никогда не становились прежними, внутри них что-то отмирало и ломалось. Она не хотела этого. Не хотела!

Гермиона наконец набрала воздуха, чтобы отчаянно закричать, но потная ладонь маньяка быстро накрыла её рот.

— Не дергайся, принцесса. Все будет быстро.

Гермиона сразу поняла, что произойдёт с ней далее. Страх поглотил её, но тело словно жило самостоятельной жизнью, продолжая дергаться и стараться скинуть с себя тяжёлую тушу маньяка. С неимоверным омерзением чувствуя, как отвратительные руки шарят по её телу, Гермиона начала вырываться ещё сильнее, но всё, чего она добилась этим — только лишь наглого смеха насильника, чувствующего превосходство и неоспоримое доминирование над своей жертвой.

Все трепыхания Гермионы были напрасны — слишком уж силён был этот мужчина. Ей нужно было что-то другое, и в этот момент в её душу начал проникать гнев. Гнев такой силы, какой она ещё ни разу не чувствовала в своей жизни.

Она не может просто так позволить ему разрушить себя, практически убить! Она не поддастся! Она не станет подчиняться правилу, что всё решает лишь более грубая сила. Она напрягла всё тело, закрыла глаза и, когда появилась возможность, закричала что есть сил, желая — нет, требуя! — чтобы этого человека не стало, чтобы он исчез, растворился.

— Взорвись, сволочь! — выкрикнула Гермиона на последнем дыхании и отключилась.

Внезапно её лицо овеяло тёплым светом, одаривая покоем и безопасностью. Она отчего-то знала, что её желание исполнилось. Она избежала насилия. Но как?!

Гермиона открыла глаза и почувствовала, как что-то тёплое стекает по её лицу, шее и рукам. Вдалеке послышался крик матери:

— Гермиона!

Она ощупывала своё тело, полностью покрытое чем-то склизким, после чего медленно поднялась на ноги и в страхе осмотрелась. Насильника не было. Он действительно исчез. Ушёл? Когда она провела по своему лицу и посмотрела на пальцы, то поняла, что вся с ног до головы измазана чем-то красным и отвратительно воняющим. Кровь?!

Гермиона тяжело задышала. Ей стало дурно. Горло сжал рвотный позыв, и Гермиона наклонилась, тяжело оперевшись о ближайшее дерево. В такой позе её и нашли родители.

— Гермиона, девочка моя! Гермиона! Джек! Она вся в крови! Почему она в крови?! Гермиона, ты в порядке? — мама быстро ощупывала дрожащее тело дочери, которую скрутил очередной рвотный спазм. — Джек, сделай что-нибудь!

Но Джек молчал, его бил озноб. Он никогда не боялся крови, но впервые испугался даже смотреть на неё. Он впервые не знал, как поступить, словно кто-то или что-то мешало ему принять единственно верное решение — взять телефон и набрать один один два.

В этот же момент вокруг маленькой семьи появились люди в странных одеждах и направили на них странные палки, похожие на школьные указки с яркими светящимися кончиками.

* * *

Не далее, чем в ста километрах от места происшествия, в городке Литтл Уингинг, в доме номер четыре по улице Тисовой, в тесном чулане под лестницей проснулся невысокий черноволосый мальчик. Он с тихим стоном повернулся на спину и замер. Всё его тело болело после очередного воспитательного разговора с дядей.

Такие разговоры дядя Вернон проводил с ним довольно часто, и тогда, когда Гарри в чём-либо провинился, и просто так — для закрепления материала. В этот раз повод для разговора был довольно существенный. Гарри в очередной раз нарушил школьные правила, когда убегал от кузена Дадли и его компании и каким-то образом оказался на крыше. Объяснить подобное он не смог ни учителям, ни родственникам, ни самому себе. Подобные странности окружали его с самого детства, и он совсем не знал, как избавиться от них и стать “нормальным”.

Гарри прикрыл глаза и стал вспоминать свой сон. Во сне он слышал какую-то девочку, которая отчаянно звала на помощь. Он очень хотел ей помочь, потому что себе он помочь не мог — мысли о том, чтобы скорее увидеть родителей на небесах, всё чаще посещали его. Но этой незнакомой девочке он очень хотел помочь, хотел так, как ничего другого в своей жизни. Он слышал, как она кричит, и кричал вместе с ней. А потом всё заволокло белым, тёплым светом, и ему вдруг стало так спокойно и хорошо, словно кто-то провёл рукой по его растрёпанным волосам и прошептал, что всё будет хорошо, что ему надо быть сильным, и тогда он сможет помочь тем, кого он полюбит.

Этот сон нашёл сильный отклик в его душе, ведь больше всего на свете Гарри Поттер мечтал о двух вещах: стать сильным и найти человека, который его полюбит. Его — такого ненормального, как часто говорила тетя Петуния.