Ничья земля (джен)

Дым.

Теперь здесь постоянно воняло дымом. Им пропахла даже река, чьи мутные, подёрнутые плёнкой пепла воды кружили в потоке почерневший валежник и случайные трупы. Некогда плодородная пойма стала кладбищем пней, мёртвых растений, пепла и развалин.

Мерцающий свет виднелся от последней группы костров; пламя гудело, солдаты и наёмники кричали и смеялись, когда проходили вдоль факелов. Так погибла ещё одна полоса зелёного леса.

В потоке воды разлагался труп лошади, кости торчали между лохмотьями истлевшей кожи. Рассеялась большая часть запаха, но не весь.

Мильва прикрыла нос рукавом, припав к земле рядом с трупом, её ноги были по щиколотку в земле. В свете костров на берег реки падали длинные дрожащие тени. Неожиданное, но идеальное прикрытие.

Она тихо и печально просвистела несколько раз. Любой охотник или разведчик, стоящий столько же, сколько и ботинки, которые носит, знал бы, что птицы, да и любые дикие звери, — редкость на этом поле боя. К счастью, люди, отправленные сюда уничтожать лес, насиловать и разрушать, ни хрена не знают о естественном состоянии земли, которую так усердно разоряют. Немного погодя пришёл ответ, едва различимый на фоне шума реки, лагеря и пьяного смеха скучающих солдат.

Она повернулась и поманила трёх людей, прячущихся в яме, оставшейся от пня векового дуба. Они быстро спустились с берега, припадая к земле, поскальзываясь на грязи.

Их лица и руки были густо смазаны вонючим мускусом; они быстро спустили на воду плот, замаскированный под сухостой, в месте, где берег был более пологим.

Мильва наблюдала за кострами на случай, если их засекут. Начался самый худший этап — переправа через реку. Всякое бывало — она знала это достаточно хорошо. Прекрасное место для охоты: целые стада животных приходили сюда попить чистой проточной воды. Но теперь бурный поток скрывал сломанные ветки упавших деревьев, острые ржавые обломки снарядов метательных машин. И мертвецов. Из той группы, которую она перевела в прошлый раз, двое умерли от заразы, подхваченной от грязной воды.

Двое из трёх человек, которых она вела этой ночью, были ранены. Женщина хромала, вывихнутое колено потемнело и распухло: под ней подстрелили лошадь. Ей повезло, что её не раздавило, и она более-менее могла идти. Тугая, наложенная второпях повязка позволяла ей двигаться. У одного из мужчин, молодого полуэльфа, были обожжены рука, плечо и спина. Ему наверняка не больше тринадцати, но его глаза видели многое. Мильва беспокоилась о нём. Он был напряжённым, стараясь не дрожать от холода.

Самым старшим был эльф: измотанный, побитый, голодный. Все они были такими. Скоя'таэль, но со скрытным, затравленным лицом дезертира. Губы плотно сжаты от гнева, из-за чего он казался старше. Она считала, что злость придаёт ему сил. Он сумел перебраться на другую сторону. Когда пришло время уходить, она ожидала, что он спросит о деревне, а не о лагере партизан. Впрочем, не её дело.

Ничего из этого не исправить, остаётся только попытаться найти кратчайшую дорогу. Как всегда.

Они пересекли реку, растянувшись на животах на хлипком плоту. Её спина зудела от воображаемого града стрел, который так и не обрушился на них. Вёсла осмотрительно использовались, чтобы направить плот или отцепить его от коряги, но большую часть пути их несло течение. Они проплыли мимо бдительного часового, принявшего их за плавучие брёвна.

На маленькой вырубке их встретил поверенный Мильвы со скудными припасами: чёрствым хлебом, холстяным мешочком кислых, изъеденных червями яблок, бурдюком с водой и, самое важное, стрелами. Монеты перешли из рук в руки. Они почти не разговаривали: только тихим шёпотом обменялись свежими сведениями о маршрутах. Сдержанный кивок благодарности, и они разошлись.

Далеко в лесу дым развеялся, открыв синее звёздное сумеречное небо, проглядывающее между чёрными ветвями; когда они углубились в лес, оно стало мрачно-тёмным. Они ступали по тысячелетнему слою мягкого перегноя. Густой запах войны и смерти рассеялся, его сменили ароматы листьев, земли и сока растений. Запахи зелени.

Мильва расправила плечи, ей стало легче идти. Они едва ли были в безопасности, но здесь она чувствовала себя чище. Увереннее. Здесь она знала, что к чему.

Казалось, что они бесцельно блуждают; днём они остановились на отдых у груды камней.

Солнечные лучи, яркие и зелёные, пробивались через полог леса. Мильва внимательно смотрела по сторонам и прислушивалась к лесным звукам. Птицы и белки пищат и гоняются друг за другом по веткам. Падают листья и жёлуди. Прошёл олень. Одиночка. Он остановился посмотреть: идеальная позиция для выстрела. Она стиснула зубы и пропустила зверя. Они не разжигали костры и в любом случае не могли тратить время на подготовку к охоте. Это было бы бесполезной тратой времени. И оскорблением для дриад — хозяек леса.

Она разбудила своих подопечных, как только стаи птиц начали петь на закате. Юного полуэльфа мучила лихорадка, его ожоги мокли и глаза остекленели. Аглайиса сможет его вылечить, если они придут вовремя.

Уверенно и быстро она нашла тропу и повела их в сердце леса. К полуночи эльф нёс юношу на спине, и их скорость заметно снизилась. Женщина опиралась на самодельный костыль: они подобрали с земли отломанную бурей ветку, не слишком сухую, так что она могла выдержать вес.

Они карабкались по валунам и упавшим стволам, покрытым мхом и прошлогодней листвой, пробирались сквозь заросли подлеска, тянущего свои жадные ветви к свету, который больше не загораживал упавший гигантский клён. Деревья становились старше, больше, выше; каждое из них — само по себе природное сообщество. Они прошли мимо маленького пригорка, окружённого камнями: курган для тех, кто не выжил. На нём росли молодые деревца: дриады оставили свой след.

Так или иначе, спотыкаясь, шаг за шагом, но они справились.

Брокилон.

Её подопечных отправили к целительницам. Она доложилась Эитнэ, и затем настало время присесть, поесть и помыться.

Потом, после купания в холодной родниковой воде, она заплетала волосы, слушала журчание ручья и тихие мелодичные голоса дриад, занимавшихся своими делами. Маленькие, простые вещи.

Опять сгущалась тьма.

Завтра, сразу после рассвета она снова выйдет на тропу и поведёт очередную группу, готовую пройти лесными дорогами. Одни присоединятся к соответствующим военным отрядам. Другие направятся к деревушкам и в дальние края. Они так и не узнают имена друг друга. Они так и не узнают истории друг друга. Но им было всё равно, правда? Снаружи мир пылал, люди сходили с ума от кровопролития, жизни разрушались. Леса горели. Здесь всё это не имело значения.

Брокилон, древний, вечный, покоился в сердце бури, оставался нетронутым. Неизменным. Даже когда эти разрушенные войной жизни проходили сквозь него, будто обломки корабля, несомые рекой, чтобы потом прибиться к берегу. Дриады жили сейчас точно так же, как и до того, когда разразилась эта человеческая война. Точно так же, как они будут жить, когда война закончится. Они охраняли свои границы, как и всегда. Их спокойное безразличие сохраняло это фантастическое царство. Место, где можно дышать, отдыхать, терпеливо ждать. Своими инстинктами охотницы она понимала это.

Мильва заплела косу и перевязала кончик лоскутком ткани, скрученным с сухожилием. В этой безмолвной темноте, располагавшей к ожиданию, её всегда тянуло к размышлениям о вещах, которых лучше не касаться. Охотница ли она? Стрела? Добыча или пешка?

Почему Эитнэ попросила об этом её?

Есть и другие, кто мог бы сделать то же самое. Может быть, и большее. Возможно, и меньшее.

Одному человеку не под силу изменить это к лучшему. Мильва не была наивной дурой и не считала, что спасает жизни. Те эльфы, которых она приводила, лечились какое-то время, а потом возвращались, чтобы найти свою смерть. В конце концов, разве это имеет значение? Она вздохнула, встала и потянулась, напрягла и расслабила уставшие мускулы. Она упаковала свои скромные пожитки, проверила лук и колчан и приготовилась выступить утром.

По крайней мере, этой ночью она может спать и ничего не бояться. Может быть, этого хватит.

Должно хватить.