Неожиданный апокалипсис (гет)

— Я ничего не вижу!

— Я ослеп, Господи, ослеп!

— Почему так темно? Что это?

— Помогите! Господи! Помогите!

В голове у Дины время от времени все еще вспыхивали лезвием воспоминания. Голоса. Сначала они были просто растерянные, испуганные, позже — исполненные страха и ярости, отчаяния и истерики… Кто-то смеялся, и смех переходил в вой.

Она сама готова была влиться в этот жуткий поток безнадежного крика. Не имея возможности видеть и понять, что произошло, она была не менее напугана, чем те, другие — кто мог видеть…

Мог раньше…

Предвкушать конец света — самое древнее развлечение человечества. Увы, возможность лицезреть четырех всадников Апокалипсиса у людей отняли.

Теплым и ласковым осенним днем, в то блаженное время, когда природа, постаравшись на славу, раскрасила мир самыми яркими, сочными, приятными глазу цветами, насладиться плодами ее усилий было некому.

Ибо двенадцатого сентября две тысячи двадцатого года мир ослеп. Буквально. Около восьми миллиардов жителей Земли, проснувшись поутру, дабы продолжить бег в колеснице жизни, раскрыв глаза, столкнулись с одной проблемой. Маленькой проблемой. Огромной проблемой. У человечества, которое так много говорило о шестом чувстве, реальных чувств осталось всего четыре.

Больше всего жертв пришлось на первые часы. Потеря зрения прошла практически одномоментно на всех континентах. Разница между Японией и Северной Америкой составила не больше двух часов. Даже если кто-то и смог узнать о надвигающейся беде, сделать что-либо оказалось невозможно.

Автомобили, тараня друг друга, превращались в груды металлолома. Машинисты поездов пытались спасти ситуацию, применяя экстренное торможение, но и там катастроф было не избежать. Первые самолеты были посажены автопилотами, но и тут, лишенные помощи диспетчеров, не получая разрешение на посадку, паникующие пилоты совершали ошибки.

Первые сутки принесли только ужас и боль.

— Человечество столкнулось с невиданным, чудовищным бедствием. Как будет жить дальше мир? Что ждет всех нас? Я так же, как и все вы, слеп. Мы все слепы! Господи, помоги нам… — истерические нотки в голосе ведущий новостей скрыть не пытался. В тот момент вообще казалось чудом, что каким-то каналам удалось выйти в эфир. Но люди привыкли если не смотреть, то хотя бы слушать новости, и первоочередной задачей было постараться и дать им эту возможность.

* * *

Дина умыла лицо прохладной водой и промокнула полотенцем.

— Дорогая, ты здесь?

— Да, любимый, я иду. Сейчас.

— Какой аромат!

— Кофе со сливками, омлет с беконом. Гренки.

— Что бы я делал без тебя! Где ты? Дай мне руку!

— Погоди, не вставай, я прикачу столик к тебе.

— Я хочу дотронуться до тебя.

— Тебе нужно позавтракать.

— Мне нужно почувствовать тебя…

Дина почувствовала мгновенный жар, охвативший тело, и почти сразу ледяной ужас сковал сердце. А вдруг зрение к ним вернется? Что будет тогда с ней? Свет в конце тоннеля вполне может оказаться отблеском адских печей… Дина склонилась к мужчине, сидящему в кожаном кресле, обняла его за плечи, запустив пальцы в густую шевелюру, прикоснулась мягкими влажными губами к его лбу. Ее окутал чувственный, терпкий аромат его дорогого одеколона, смешанный с мускусным запахом молодого и сильного мужского тела…

— Любимый… Твой завтрак…

— Подождет…

Да, пусть подождет. Пусть… Как долго она была лишена даже надежды на подобное счастье! Теперь ей хотелось хватать его жадными руками, глотать огромными глотками, как горячее молоко с медом в далеком детстве…

В погруженном во тьму мире неожиданно самыми важными людьми стали слепые. Те, кто ослеп до рокового дня. Кто никогда не обладал способностью видеть мир. Слепые знали, как вести себя в царстве тьмы. И те, кто сейчас стал незрячими по воле немыслимого злого рока, обратились к ним за помощью.

Люди понимали, что человечество на пороге гибели. Были вопросы, решить которые, не обладая зрением, было практически нереально. Мир умирал.

Но разве все готовы вот так умереть? Даже такая жизнь, оскопленная, лишенная самой главной радости — все равно жизнь. И те, кто мог обеспечить себе достойную жизнь в зрячем мире, стали искать возможность сделать то же самое в мире, погруженном во тьму.

В тот день Дина решилась выбраться в супермаркет, зная, что, скорее всего, он почти опустошен мародерами. Она любила ходить именно туда, несмотря на то, что путь был не близкий, да и сам торговый центр был не для таких, как она — инвалидов, вынужденных жить на пособие или работать за мизерную плату. Любила потому, что знала — там, на пути к магазину, чуть в стороне стоит вилла известного актера Тима Рида. Дина любила Тима всем сердцем. Она слушала все фильмы с его участием, даже просила приятельниц, помогавших ей по хозяйству, ходить с ней на премьеры в кинотеатр.

Дина представляла, как выглядит Тим. Ей описали его внешность. Зрение она потеряла в детстве, но воспоминания о том, как выглядят люди, те или иные предметы, мир в целом, девушка сохранила. Тим был великолепен. Высокий зеленоглазый шатен с чувственными губами, мужественный и нежный.

Дина сразу узнала его голос. Он просил о помощи. Тим! Это был он! Тим звал ее! Потому что, кроме слепой девушки, помочь ему было некому. Дина подошла к Тиму, который стоял на улице у калитки дома.

— Вы что-то хотели?

— Кто вы? ВЫ можете видеть?

— Нет, я слепа. Но я могу помочь.

— Как ты можешь помочь? Ты… такая же, как…

— Я помогу вам. Что вам нужно?

— Мне нужно, чтобы мои чертовы глаза опять видели! Я… я один… Я… напился… Я устал… Я хочу хотя бы поесть нормально…

— Пойдемте в дом. Я помогу вам. Я приготовлю еду. Я не оставлю вас…

Они прожили на вилле больше двух месяцев. В первую же ночь они стали любовниками. Дина любила Тима с какой-то жадной исступленной страстью… И он, казалось, любил ее так же.

Он проводил рукой по лицу девушки, рассказывая ей, как он видит ее…

— Ты так красива… У тебя высокие скулы… нежный рот, маленький подбородок… И носик тоже маленький, но это хорошо… И кожа… как шелк… и бархат… У тебя такие мягкие волосы. Какого они цвета? Ах… ты не знаешь…

— Почему, знаю… я светленькая…

— Блондинка…

Она знала, что волосы у нее тусклого, мышиного цвета, лишенные блеска, нездоровые. Лицо плоское, бескровное, губы бесцветные… а глаза…

— А какие у тебя были глаза? Голубые? Серые? Карие? Или зеленые?

— Зеленые… как у тебя…

Она знала, что вместо глаз у нее два страшных мутных бельма. И редкие короткие ресницы.

Бледная моль. Или… обесцвеченная серая мышь.

Её соседка, злобная распутная баба, не стеснялась в выражениях, описывая внешность Дины.

Но ей так хотелось быть красивой для Тима. И она была. Он не видел ее — и в то же время видел. Видел именно такой: нежной, трепетной блондинкой с высокими скулами и широко распахнутыми незрячими изумрудными глазами.

Обнимая его, каждую ночь Дина молилась. И молитва ее отличалась от тех молитв, с которыми взывало к Богу или Вселенной остальное человечество. Она молилась, чтобы зрение никогда не вернулось к людям.

* * *

Солнце клонилось к вечеру. Закатный горизонт был окутан розовым маревом. Тим осторожно вынырнул из ванны, держась за бортик, тряхнул головой, открыл глаза и... солнце ослепило его. Он закричал. Моргнул. Зажмурился. Потом вновь осторожно открыл один глаз.

Свет. Небо. Ажурные голые ветви деревьев… Облака…

— Дина! Я вижу! Дина! А-а-а-а-а-а!

Он выскочил из воды, быстро схватил полотенце и, обмотав бедра, выскочил на лестницу.

— Дина!

Хлопнула дверь.

Он выбежал во двор, но в быстро наступающих сумерках увидел лишь силуэт, ускользающий во тьме…

Дина быстро шагала к дому, не замечая, как декабрьская стужа сковывает кожу. Ее молитвы не были услышаны. Впрочем, как всегда….

А люди довольно быстро оправились от недуга. Погоревали о погибших. Посочувствовали пострадавшим. И стали жить дальше.

Тим снялся в блокбастере о катастрофе с пришельцами, наславшими на Землю слепоту. Его партнерша — слепая зеленоглазая блондинка — спасала ему жизнь. На премьеру пришла другая зеленоглазая блондинка. Из огромных невидящих глаз лились горячие слезы.

Как-то, покупая выпечку в супермаркете, Дина снова услышала знакомый голос. Ей захотелось быстрее уйти, хотя она знала — Тим никогда не узнает. Не может. Не должен….

— Дина? Неужели это ты?

Тот же чувственный аромат одеколона. Горячее тело. Горячие губы.

Или просто… еще один сон?