Отражения прошлого (джен)

Соболев явился после обеда.

Легкий флаер вынырнул из-за багрового горизонта Андрасте, похожего то ли на острозубый оскал, то ли на кардиограмму в скульптуре. Горные пики расчертили его резкими штрихами, и все приезжие первым делом бросались фотографировать эту картину. С утра — черные зубья на фоне нежно-оранжевого неба, к обеду — на фоне яично-желтого, ну а к вечеру — полыхающего адским багрянцем.

Бергер стоял, смотрел в этот багрянец и ждал. Ему было интересно, дрогнет ли в душе хоть что-то при виде старинного приятеля и конкурента.

Не дрогнуло.

Или он так старательно пытался себя в этом убедить, что почти поверил.

— Васька! Сколько лет, сколько зим! — разулыбался Соболев, едва спрыгнув с подножки. Он всегда был рубахой-парнем — кажется, даже искренне. — Что наши пещеры? Никто не занял?

Хмыкнув, Бергер мотнул головой. Ладно, какая разница — конкурент, не конкурент, дела далекого прошлого, пустые регалии и бесполезные заслуги. Теперь у них разные дороги. Соболев — клиент. Один из многих. На Андрасте, как и на других недавно открытых планетах, работали сотни ученых. В составе национальных или интернациональных команд и от частных центров. А также обслуживающий персонал.

Они пожали друг другу руки.

— Пойдем в бытовку, — сказал Бергер. — Расскажешь, что у тебя.

* * *

Он заварил чай — настоящий, из брикетов. Добавил в кружки по паре капель рома, вытащил из холодильника "соломку" — сушеную мякоть гриба-кровопийцы, которой питались почти все обитатели Андрасте, кроме совсем зеленых и брезгливых новичков. Разложил на металлическом блюде с бактерицидным покрытием. Соболев наблюдал за нехитрым ритуалом округлив глаза. С его японскими глазками смотрелось это забавно.

— У вас тут что, до сих пор по-первобытному все? — спросил он. — Нет нормальных модульных домов с аппаратурой, еду нормальную не завозят? Черт, неудивительно, что миссию сворачивают.

— Надо было чаще появляться, увидел бы, что тут есть, чего нет, — буркнул Бергер, плюхаясь на отполированный пень, служащий ему стулом. — На самом деле уже без разницы. Почти все уже сворачиваются, экспедиции свое отработали. "Экзострой" приступает через месяц...

— Да, про это я в курсе. Мне надо уложиться в этот месяц, понимаешь! — вскричал Соболев. — Я знаю, что наши научники передают им все результаты и валят. Но при "Экзострое" останется исследовательская станция. И я не попадаю в команду! Там оставляют бактериологов, медиков, ботаников, зоологов, которые все шесть лет проработали здесь на месте. Им нужны специалисты, если вдруг что-то непредвиденное. Еще оставляют тех, у кого в разработке исследования новых видов, и им нужны опыты и наблюдения. А у меня ничего! Ну да, виноват. Получил место в экспедиции и носа сюда не казал. Я же думал, что еще успею! — он нервно шмыгнул этим самым широким носом, потер его кулаком, отхлебнул чаю. — У меня на Земле разработки, статьи, презентации, то-се. А здесь...

— Надо вкалывать и никто тебя не знает, — подсказал Бергер. Соболев обиженно моргнул. — И что, если ты прямо сейчас найдешь этих... камнеедов, тебе это зачтется как текущая разработка и тебя оставят при "Экзострое"?

— Должны, — нахохлился Соболев. — Да и деваться мне некуда. Кроме них, я здесь ничего уже найти не успею, такого, что не нашли бы до меня.

Казалось, он хочет еще что-то добавить. Что-то важное словно грызло его изнутри. Но он больше ничего не сказал, только мотнул головой.

— А камнеедов, значит, найдешь стопроцентно, — фыркнул Бергер. И замолчал.

Он понял, что насмехается, когда насмешку уже заметил и Соболев. Она прорвалась сама собой, хотя каких-то полчаса назад Бергер был уверен, что ему плевать и на Соболева, и на научные достижения, и на то, что Соболев когда-то обошел его в том, что самому Бергеру тогда казалось чуть ли не делом всей жизни. Дела далекого прошлого, пустые регалии, бесполезные заслуги...

Но на клиентов бросаться в любом случае не годится.

— Так я же к тебе прилетел, — ответил Соболев. — Ты контракт-то подпишешь на сопровождение? Я вычислил их примерный ареал, ты поможешь добраться до пещер. Вот, смотри, — он суетливо начал рыться в карманах, выхватил коммуникатор, с третьего раза включил голограмму. Над столом развернулась трехмерная проекция Адской Короны — самой сложной и недоступной гряды Центральноандрастейского хребта. Бергер мысленно присвистнул. — Они не в самой Короне должны быть, где-то на подступах. Это же мои снимки, с нашего спутника, Московско-Пекинского института! Я уверен, что раньше нас никто не доберется...

— Спасибо хоть снимками озаботился, — вздохнул Бергер. — В саму Корону я бы не полез и тебя бы не потащил. Туда лучше подбираться с воздуха, если твой флаер под такое заточен. А подступы — где именно? Там норы или что? У меня есть снаряжение, я с утра прошвырнусь к Короне на флаере и посмотрю, насколько реально до них добраться.

— Там не норы. Там местами металлические узоры в камне. Само собой такое появиться не могло, а по спектру это вообще платина, — он ткнул в точку на голограмме. — Я должен в лепешку расшибиться, но найти этих тварей. Если они могут драгметаллы из камня получать, меня за такое на руках носить будут!..

Соболев рассказывал, перелистывал голографические проекции и снимки, показывал на отмеченные на них малозаметные точки и сероватые полосы. Бергер слушал внимательно, но это не мешало ему думать о своем. Старая добрая земная наука. Открой что-нибудь ценное — и тебя будут носить на руках. Опиши хоть каждый из ста тысяч видов андрастейских моллюсков — и интерес вызовут только те, которые годятся в пищу или для добычи жемчуга. Нет, все правильно. То, что не представляет ни ценности, ни опасности, обречено на забвение. Но какой же азартной была когда-то эта гонка...

Он и сейчас, уйдя из науки, следил за новостями. Слухи о существах, способных получать платину из камня, ходили давно. Но доказательств не было, и полноценные поисковые экспедиции все откладывались. То, что предлагал Соболев, могло бы показаться наивным прожектерством, если бы Бергер не видел своими глазами, что такие открытия возможны. Он совсем недавно сопровождал чешскую экспедицию по болотам. И там, на болотах, чехи тоже вот так с кондачка нашли насекомое, существование которого до сих пор считалось фантазией. Укус насекомого разгонял мозг, заставляя работать в два раза быстрее. Хотя Бергер пока не вникал, за счет чего это возможно и каковы последствия...

Соболев открыл на дисплее бланк контракта и включил сканер отпечатков пальцев. Контракт гласил, что Василий Бергер, специалист по ориентированию на местности землеподобных планет (далее — Проводник) обязуется обеспечить сопровождение одиночной экспедиции Мамору Соболева (далее — Клиента) и оказать тому все необходимое содействие, в частности, при контактах с флорой и фауной планеты Андрасте. И так далее, и тому подобное.

Они оставили отпечатки-подписи. Соболев снова мялся, будто хотел что-то рассказать. Что-то мучило его, пару раз он уже открывал рот, готовый разразиться тирадой, но в последний момент останавливался.

Впрочем, Бергера мало интересовали душевные терзания клиента. Куда интереснее было бы узнать, что за жареный петух клюнул Соболева, заставив нестись на Андрасте в надежде найти что-то ценное в последний момент. У него же проект с внетелесными путешествиями, там же еще работы полно. Или нет? Да не может быть, чтобы Соболев бросил свое детище. У всей команды были шансы прославиться и войти в историю. Он ведь так мечтал об этом.

Остаток вечера заняло обсуждение местности со снимков. Ночевать Соболев ушел в свой флаер. Бергер так ничего и не спросил.

На рассвете он вылетел к Короне.

* * *

Когда китайская англичанка Шу Блэк открыла способ перемещения в подпространственных туннелях, Соболев и Бергер как раз поступили на первый курс. Тогда об открытии гудел весь институт. На разработку направления отводились десятилетия, но технология "взлетела" неожиданно быстро. Благонамеренные ученые старой закалки грезили об экспедициях к черным дырам и квазарам, об исследованиях темной материи и темной энергии, о космических телескопах, которые можно будет запускать через туннели, но все оказалось проще. Лучшее финансирование получили экспедиции к землеподобным планетам, потенциально обитаемым. Как ни странно, когда там не обнаружилось разумной жизни, вливания стали еще обширнее.

В моду решительно ворвалось все инопланетное и экзотическое. Как грибы после дождя, множились рестораны инопланетной кухни, в которых подавали блюда из внеземных растений и животных (настоящих или соевых). Торговцы инопланетными сувенирами в считанные дни становились миллионерами. Вначале на сувениры шло все, даже засушенные листья и комья земли. Потом потребитель привык и стал разборчивее, но внеземные миры были богаты диковинками. Стримеры, которым удавалось пробраться на пока еще закрытые для туризма планеты, взрывали интернет своими 7D-роликами и трансляциями. А правившие балом корпорации подгоняли ученых.

Ведь если на планете есть все условия и нет разумных аборигенов, значит, никто не помешает ее освоить. Заполучить в свое распоряжение ресурсы и ценные ископаемые. Выгодно продать все, что будет пользоваться спросом. А что не будет — переработать и продать. Со временем — застроить планеты элитным и не очень жильем для тех, кто сможет позволить себе покинуть насквозь прокопченную и безнадежно заваленную мусором Землю.

И команды счастливчиков ударными темпами исследовали атмосферу, почву, флору, фауну, бактерии, насекомых, местные вирусы, влияние радиации и все остальное.

Условия были далекими от райских. Роботы и современная техника не спасали ситуацию. Некоторые первопроходцы гибли от когтей и зубов хищников. Многие заражались новыми болезнями, от которых еще не было лечения. Многие оставались инвалидами и навсегда выбывали из гонки. Но все же они были счастливчиками. В это искренне верили и Бергер, и Соболев, и почти все их сокурсники. Ведь те, кто вошел в состав экспедиций, получили шанс прославиться на весь мир. Они изучали новые явления, их именами называли открытые ими виды, онлайн-порталы пестрели интервью с ними, все знали их в лицо.

Дарина Подольская, тысячи мемов с ней и открытыми ею комнатными мозгами, живым растительным компьютером, который можно было просто посадить в горшок на подоконнике. Роберт Мэк и его исследования целебных андрастейских озер. Иржи Оконджо, рядовой, в общем-то, орнитолог, который внезапно стал главным мировым авторитетом, пока не выяснилось, что ауру авторитетности вырабатывает его крылатый питомец с планеты Ирида. Ввоз этих птиц потом запретили, но имя Оконджо уже прогремело.

— Ты представляешь, как нам повезло? — с жаром говорил Соболев, когда они с Бергером заваливались после занятий в бар. Иногда к ним присоединялась Карина, в которую Бергер был влюблен еще со школы. — Там уже не опасно, все риски известны. Зато работы там еще непочатый край. Мы прославимся! Главное — пробиться в экспедицию, хоть стажером, хоть на побегушках. А там пойдет! Будем лет через пятнадцать сидеть тут и мериться регалиями. "А мне вторую Нобелевку дали, а тебе еще ни одной, ха-ха!" Нет, ты представляешь?

Бергер представлял. Хотя и не со всем соглашался. "Непочатый край работы" не стыковался с "полной безопасностью и известными рисками". Да и в целом он смотрел на свою будущую карьеру более скептично. Сколько зоологов работает в экспедициях? А скольким из них удалось прославиться? И потом, работа в экспедиции — это прежде всего тяжелый труд, ежедневные сложности, опасности и лишения, кропотливый сбор данных, куча отчетов, бесконечные сбои аппаратуры и прочие прозаические детали, а потом уже мировая слава, если крупно повезет.

Но Соболев умел заражать своим энтузиазмом. Он хватался за любые студенческие проекты, без мыла лез во все конкурсы, где можно было хоть как-то заявить о себе, и Бергер следовал его примеру, решив, что хуже точно не будет. Слава манила и его, но больше все-таки хотелось внести вклад в науку. Расширить горизонты познания, изучить что-то новое...

А потом Соболева отобрали стажером в экспедицию на Весту, Бергера — на Андрасте, и пути разошлись. Межпланетная связь была налажена пока неважно. Приятели изредка перебрасывались посланиями и нечасто вспоминали друг о друге.

Бергера включили в команду, изучавшую поведение андрастейских собакообразных рептилий. Прежде всего руководитель пытался выяснить, какие из них съедобны, а у каких имеется ценный яд или другие выделения. Стажера завалили мелкими поручениями выше головы. На Землю к Карине удавалось вырваться в лучшем случае раз в месяц. Зато к концу года он получил повышение и обзавелся постоянным местом в проекте уже на правах исследователя. Соболеву повезло больше — его отряд искал в вестианских джунглях каких-то местных хищников, и Соболев со дня на день ждал новых открытий и мировой славы.

Но слава не приходила. Были только ежедневные наблюдения, образцы для исследований, лабораторные животные и бесконечная рутина. На месяцы и годы.

Бергер поднялся до заместителя главы группы. Его заинтересовала моржовая змея, обитавшая в приполярных районах Андрасте. Первооткрывателем он не стал, о существовании вида уже знали, но наверху дали добро на исследование и выделили деньги. Проблемы начались потом.

Змея казалась разумной. Ее мозг был необычно развит, а повадки отличались от поведения родственных видов. Конечно, вряд ли это был разум в общепринятом понимании, разум, который фантасты приписывали инопланетным цивилизациям, способным построить собственную цивилизацию, похожую на человеческую. Но зацепиться было за что.

Через полгода Бергер представил первые результаты.

Он не ждал мгновенного отклика или пресловутой славы, но молчание в ответ казалось дурным знаком. А потом его вызвал к себе начальник экспедиции.

— Твой проект мы сворачиваем, — сказал он без предисловий. — Он бесполезен. Эти змеи не годятся для разведения, от них никакой пользы, понимаешь? В бюджете на следующий год на них не заложено ни копейки. Дальнейшие исследования нецелесообразны. Твою группу сливают с группой Шевцовой. Она введет тебя в курс дела, у них там пушной волк, очень ценный, сейчас изучают, какие условия нужны для промышленного разведения.

Бергер вышел от начальника, как оглушенный. И почему-то вспомнил давнего институтского приятеля. Ну что, Соболев, об этом ты мечтал? Много новых видов открыл и описал? Или тоже ковыряешься там, на Весте, во внутренностях какого-нибудь выгодного зверя, на разведении которого можно сколотить состояние? Впрочем, состояние ты не сколотишь. И я не сколочу. О нас даже не узнают. Просто появится новая торговая марка — какие-нибудь "Андрастейские супермеха" или "FFF — Fashion Future Furs". И по подиуму побегут разряженные манекенщицы и манекенщики, в виртрекламах станут томно изгибаться манерные модели, облаченные в меховые шубы, и ярлыки будут пестрить нулями, а банковские счета — раздуваться сытыми жабами. Но не наши счета, друг Соболев, не наши. Что ж, ну и черт с ними. Но мы еще попытаемся выбить финансирование. Может, на следующий сезон...

Он точно что-то чувствовал. Потому что уже через неделю на Андрасте высадилась новая исследовательская группа, прибывшая с Весты. Пушной волк оказался родичем какой-то вестианской собаки. Новая группа изучала связи между ними. В группу входил Соболев.

За все эти годы он не растерял своего энтузиазма. И по-прежнему грезил о мировой славе. Конечно, ему очень не нравилось, что вместо поисков новых видов приходится изучать какого-то там волка, на котором уже не сделаешь имя. Но Соболев не сдавался. Он выкладывался по полной и надеялся, что по окончанию проекта сможет подать заявку в экспедицию на недавно открытую ледяную планету. А уж там будет полно возможностей развернуться.

Бергер тоже не сдавался. Ему не давали покоя змеиные мозги. Он выкраивал время, готовил доклады и статьи, чтобы выбить из руководства добро на проект. Пусть не в следующем году, пусть через год. Пускай за свои деньги, хотя он бы пока не потянул такое исследование в одиночку. Однажды он рассказал о змеях Соболеву.

— Все правильно делаешь, да не совсем, — резюмировал приятель. — Представь своих змей как потенциально выгодных. Ты как первый день живешь, право слово. Сядь и подумай, какая от них может быть польза? Не обязательно, чтоб она была на самом деле. Подтасуй, поверни нужной стороной. Что в них самое интересное?

— Да много чего, — растерялся Бергер. — Их мозги. Их поведение. Говорю же, это может быть какая-то форма разума, с которой мы пока не знакомы!

— М-да, расклад дрянь, — признал Соболев. — Формы разума не взлетят. А комнатные мозги Подольская тыщу лет назад открыла. А если написать, что модель устройства этих змеиных мозгов пригодится для разработок биокомпьютера?

— Его уже на основе комнатных разрабатывают, — вздохнул Бергер. — Но змеиные вроде бы иначе устроены. Глубже копнуть я не успел, проект свернули.

— Вот и дави на то, что они устроены иначе и выгоднее, — резюмировал Соболев.

Бергер пытался. Но ничего не выходило, и он все чаще чувствовал себя последним неудачником.

Пушного волка начали разводить на фермах. Шевцова получила премию и ушла в новый проект. Ни Бергера, ни Соболева в него не позвали. В отпуске, на Земле, Бергер снова попытался продвинуть змей и снова не преуспел. А потом оказалось, что он пропустил срок подачи заявок для участия в проектах, и в ближайшие полгода экспедиции на Андрасте предстояло работать без него.

Поняв, как прокололся, Бергер впервые в жизни напился до беспамятства. Протрезвев, взялся за голову и спешно запросил разрешение на одиночную экспедицию. К вожделенным моржовым змеям.

Разрешение выдали. Бергер потратил все сбережения, взял кредит, набрал небольшую команду и вернулся на Андрасте. Они неплохо продвинулись. Они нашли у змей подобие сознания, получили кучу новых данных, Бергер пробился на конференцию, по итогам которой можно было претендовать на грант. В какой-то момент ему казалось, что исследованием всерьез заинтересовались. Но грант ушел к другим, а на змей снова не выделили ни копейки.

Собственные деньги закончились. За всеми хлопотами Бергер снова опоздал подать заявку на участие в экспедиции. На этот раз он даже не пил — все деньги съедал кредит. В какой-то момент взбунтовалась Карина, заявив, что она не подписывалась бесконечно ждать не пойми чего, и ушла, велев Бергеру позвонить, когда он возьмется за ум.

Счет зловеще скалился нулями. Стало не до экспедиций — ноги бы не протянуть и залоговое имущество не потерять. Бергер начал искать работу на Земле, но устроиться не успел. С ним связались поляки, с которыми он пересекался на Андрасте.

— Вы, кажется, долго работали в приполярных зонах, — сказал их представитель, безликий и бесстрастный, как робот. — Нам нужен проводник. Мы планируем спуск в пещеры. Наш проводник неожиданно заболел. Если вы сейчас свободны, не согласитесь ли сопровождать нашу экспедицию?

Сначала Бергер не до конца понимал, что от него требуется. Проводник? Просто рассказывать о возможных опасностях и подводных камнях, учить участников, как не провалиться под лед в районе теплых источников и как избежать укусов местных снежных скорпионов? Детский сад они, что ли, везут на Андрасте?

Оказалось, не детский сад. Просто поляки могли позволить себе нанять более опытного проводника и облегчить экспедиции жизнь, вместо того чтобы набивать шишки самостоятельно. И он согласился.

Работа оказалась не слишком сложной. Через полгода Бергер погасил кредит и вновь задумался о том, чтобы поднакопить денег на новую независимую экспедицию. Контракт с поляками закончился, но ему предложили новый. Он опять согласился.

После поляков был институт экзоселекции. Институт направил на Андрасте небольшую группу, глава которой хорошо отозвался о Бергере. При институте работали курсы, где учили на профессиональных проводников. Бергера пригласили пройти курс и получить лицензию, и он снова согласился. Раньше он и не задумывался, кто подбирает место для лагеря, обеспечивает логистику для каждой экспедиции, прокладывает маршруты, исследует новые места на предмет опасностей, прежде чем отпускать туда научных сотрудников. Проводники широко использовали роботов-вездеходов, разведывательные беспилотники, но и сами нередко сопровождали ученых. Раньше Бергер не думал об этом и не замечал — а проводники оказались необходимым обслуживающим персоналом.

Работа была не самой легкой, постоянно подбрасывала новые сюрпризы, но Бергеру неожиданно понравилось. Он видел мгновенный результат от своей деятельности и видел пользу. Исчезла бетонная стена, в которую он бился последние несколько лет. Впереди простилалась дорога. Местами заросшая колючим кустарником, кишащая неизвестными тварями, полная неожиданностей, зато ясная и преодолимая.

Карина, правда, все равно морщила нос, но такой уж у нее был характер.

Получив очередную зарплату, он снова подготовил заявку на самостоятельную экспедицию. Подготовил, перечитал ее, помедлил — и отправил в корзину.

Ему надоело общаться с бетонной стеной.

Не всем быть учеными. Нужны и неудачники. Те, кто обеспечит условия настоящим ученым, изучающим что-то ценное и приносящим пользу обществу. О, за год работы проводником он узнал куда больше о пользе, чем за всю предшествующую жизнь. И пусть он видел не так уж много общего между пользой от работы проводника и пользой от разведения пушного волка — это нужно было просто игнорировать.

А потом научный мир взорвала сенсационная разработка Московско-Пекинского института. В команду исследователей входил Мамору Соболев. Команде удалось обнаружить мигрирующее сознание у некоторых видов рептилий с Андрасте и Холды. Особи могли обмениваться информацией на большом расстоянии не с помощью коллективного разума, а временно "подключаясь" к мозгу друг друга. И сейчас на основе сигналов, которые они для этого использовали, разрабатывался новый смелый способ путешествий. Тело оставалось дома, а разум подключался к биологическим или электронным носителям на большом расстоянии. Проект пока был в зародыше, но уже наделал немало шума.

А среди рептилий, наделенных мигрирующим сознанием, была пресловутая моржовая змея, исследованиями которой так бредил Бергер в своей прошлой жизни.

Вот оно — то, что он так и не успел обнаружить, не успел уловить. То ли оказался слишком туп и слеп, то ли ему просто не хватило времени. То ли все укладывалось в схему, ведь везде нужны свои неудачники. Они обслуживают более удачливых, или служат фоном, или прокладывают путь... Неважно.

Какая теперь разница?

Он снова хотел напиться тогда, но не стал. Его ждала работа.

* * *

На подступах к Короне с восточной стороны Бергер заметил небольшое плато у входа в пещеру. Туда как раз помещался флаер.

Сначала он пролетел вдоль Короны близко, насколько мог на минимальной скорости. Присматривался сам и подключал бортовые анализаторы. Нашел удобные лазейки, сквозь которые флаер мог пролететь Корону насквозь, на западную сторону, темную и сырую с утра.

В рыжевато-серой породе действительно иногда поблескивали инородные вкрапления. Тогда Бергер возвращался и еще раз проходился по поверхности анализатором. Вкрапления складывались в простые, но явственно выраженные узоры. Где-то тускло-золотистые, где-то с серым отливом.

Он не особенно разбирался в горных породах, чтобы понимать, могут ли такие узоры образоваться естественным путем. Породы ведь должны выходить на поверхность пластами, разве нет? Никак не закрученными узорами... Хотя мало ли что возможно на другой планете?

Потом Бергер поставил флаер на плато и нырнул в пещеру. Он опасался, что она окажется маленькой, просто выемкой в скале, но пещера все тянулась и тянулась вглубь, вниз, вверх, разветвлялась ходами, заводила в тупики и узкие лазы.

На стенах серебрились те же узоры, что и снаружи. Бергер подошел, присмотрелся к одному, посветил фонарем. Узор состоял из какого-то металла. Или чего-то, сильно напоминающего металл. Черт его знает. Исследования покажут.

Он выпрямился и пошел дальше, хотя уже можно было возвращаться. Но Соболев искал не узоры, а существ...

Отчего-то Бергеру казалось, что существа должны таиться где-то здесь.

Он повернул назад, лишь когда заметил легкое движение под потолком. Пара тонких суставчатых ног, покрытых пухом, поспешно втянулась в широкую щель в камне. Щель с обеих сторон обильно украшали серебристые узоры.

* * *

Когда Бергер вернулся, Соболев уже встал и с сумрачным видом пил чай в бытовке.

— Взял твой брикет, — извиняющимся тоном сообщил он. — Сто лет не пил такого чая.

— Ромом только не увлекайся, — посоветовал Бергер и перестал обращать на него внимание. Включил планшет, вывел данные с дронов, которые до сих пор летали у подножия пиков Короны. Приблизил, выискивая узоры и суставчатые ноги существ. Узоры нашлись. Существа пока прятались.

— Вась, — сказал Соболев. Бергер поднял голову. Соболев сидел над полной чашкой чая и выглядел еще сумрачнее, чем раньше. — Это же из твоих записей все...

— Что именно? — терпеливо уточнил Бергер.

— То наше открытие. Мигрирующее сознание. Мы тогда взяли твое исследование про змей и раскрутили его. А твои данные забрал я. Видел, что ты забил на них. Подумал — все равно он бросит, нам нужнее. А потом просто не смог тебе сказать, когда все взлетело. И до сих пор... Ну не мог я тебе сказать, понимаешь? — почти крикнул Соболев. — Что ты так смотришь? Ну что смотришь?! Ну хочешь, в морду мне дай! И так извелся весь, как придурок! А я даже не крал, только подобрал то, что ты бросил. Ну давай включу тебя в группу! Пробьем назначение, это реально. Разберешься. Работа там еще только начинается. Меня, правда, задвинуть хотят, иначе стал бы я возиться с камнеедами. Но попробовать можно. Ты вообще меня слушаешь? Извинений хочешь? А они что-то дадут? Хорошо! Извини! Извини за то, что твой мусор подобрал...

— Хорош истерить, — сказал Бергер, и Соболев замолчал, будто перекрыли фонтан. — Я прошелся по пещерам. Увидел узоры и каких-то тварей, если это они. Сейчас мы полетим туда, и ты их откроешь.