Тлеющие угли (джен)

Кира проснулась и открыла глаза. Окно было распахнуто, в комнату веял ласковый ветерок ранней весны. Зима выдалась теплой в этом году. Можно сказать, она даже не начиналась, так как за весь сезон с неба не упало ни единой снежинки.

Девочка села на краю кровати, потянувшись, зевнула и улыбнулась, глядя в окно. Слушая шум соснового леса, раскачивающегося на ветру, Кира подумала: «Сегодня будет хороший день».

Она встала с кровати и сменила ночную сорочку на домашнюю одежду — рубаху и летние шорты.

«Стоит ли надевать носки? — подумала она. — Хотя мама все равно заставит».

Все же Кира решила одеться полностью, чтобы не пришлось возвращаться к себе, поэтому надела и носки, после чего вышла из комнаты.

Оглядев зал, дочка не обнаружила матери. В котле, висевшем на крючке внутри камина, готовилась какая-то еда. Пахло вкусно. Похоже на суп.

«Отличное начало дня, — подумала Кира. — Может, сегодня все будет не так плохо?»

Она стрельнула глазами на стену — туда, где всегда висел календарь. Он оказался закрыт большим полотенцем.

Обогнув складной диван, Кира направилась ко входной двери. Она все еще надеялась, что сегодняшний день пройдет не так болезненно. Подойдя к выходу, она дернула за ручку и вышла на улицу.

Яркий свет ударил в лицо, заставив сощуриться. Оказывается, уже полдень. Оно и понятно, почему в камине готовится жаркое — как раз обеденное время.

Кира осмотрелась. Недалеко от дома стояло два столба с натянутыми между ними веревками, на которые мать развешивала выстиранное белье.

Она заметила дочь и окликнула:

— Кирена, поди-ка сюда, — радостная улыбка не сходила с лица матери до тех пор, пока Кира не подбежала к ней.

— Доброе утро, мамочка.

Дочька повисла у матери на шее. Та неловко обняла ее — у нее были мокрые, холодные от речной воды руки.

— Доброе утро, моя птичка. Как дела? Как спалось, что снилось?

Кира выпустила маму из объятий и отошла на шаг.

— Ой, я уже и не помню, хотя, мне кажется, что-то хорошее... Кажется, во сне я видела разноцветных бабочек и вроде бы их ловила, но точно не помню, — она виновато улыбнулась и почесала затылок.

— И как? Поймала хоть одну?

— Наверное… да, точно, поймала, — сон вспомнился, и девочка радостно сложила руки за спиной и принялась раскачиваться взад-вперед.

— Это к удаче, — женщина улыбнулась и закинула посеревшее платье на сушильные веревки.

— А это... Мам, — Кира стеснялась спросить и смотрела на женщину исподлобья, — может, сегодня сходим в центр? Посмотрим, может быть, там что-нибудь интересное, бродячий театр, например?

— Хм... Да-а, давно у нас его не было, уже пять лет... — лицо женщины на мгновение стало менее веселым, но тут же вернуло привычное добродушное выражение. — Можно и сходить, вот только поедим и пойдем, угу? — она подмигнула дочери.

— Хорошо, как скажешь.

— Ах да, Кирюша, возьми печенье. Оно на столе, испекла утром, пока ты спала.

На лице Киры вспыхнул восторг. Она обожала, когда мама пекла печенье, хоть оно и было сделано из обычной овсяной муки.

Забежав в дом, Кира увидела на столе большую тарелку с целой горой печенья. Удивившись, что с утра не заметила эти сокровища, она подошла, взяла одну печенюшку, закусила между зубами и еще одну взяла в руку.

После этого Кира вышла обратно на улицу и села на лавочку, стоящую впритык к их маленькой избушке. Оперевшись спиной о гладкий деревянный брус, Кира жевала лакомство и напевала мелодию, услышанную на ярмарке пять лет назад, когда в деревню приезжал бродячий театр. Она двигала в такт песенке головой и болтала ногами, свисавшими со скамейки.

Вдруг рядом с ней приземлился крохотный птенчик.

«М-м, воробей!» — удивилась Кира.

Ей очень нравились птицы, особенно маленькие. Порой, когда девочка ходила на базаре, она видела, как некоторые торговцы продавали в клетках канареек, попугаев из заморских стран, почтовых голубей и прочих домашних птиц.

Кира всегда расстраивалась, когда видела, что ее любимые птички пребывают в заточении, ей хотелось освободить их. Но она понимала, что не сможет подарить всем свободу. Да и мир полон хищников, только и ждущих беззащитных пернатых.

Девочка медленно протянула печенье воробью. Тот робкими прыжками приблизился к руке с угощением и так же робко клюнул, словно боясь, что сейчас попадет в ловушку.

Но Кира вовсе не собиралась причинять ему вред. Она снова запела песенку, болтая ногами.

Мама услышала мелодию, которую пела дочь, и решила, что к ней стоит добавить слова:

О, май! Твой яркий свет и маленькие пташки,

Поющие во весь голос, должны быть рады мне,

Хотя при всей моей радости…

Не успела женщина допеть первый куплет, как замолчала. Она увидела на дороге всадника, рысью скачущего в их сторону.

Девочка проследила за взглядом женщины и тоже заметила его. Она его узнала, и радость сегодняшнего утра ушла безвозвратно.

Совсем скоро конник остановился у самой калитки. Это был щуплый мужчина с волосами до плеч, густыми усами и сонным взглядом.

Он не особенно нравился Кире. Из-за него у мамы постоянно портилось настроение — это было видно по ее лицу. Матери явно не хотелось, чтобы он приезжал, но на все расспросы дочери она отвечала, что никто не может с этим ничего сделать — ни он не может не приезжать, ни она не может его не встречать.

— Здравствуй, Джерри.

— И тебе привет, Элеонора. Не могла бы ты подойти?

Женщина вздохнула и приблизилась к нему

— Прости, — сказал он виновато. — Месяц назад была стычка на границе с колонией Сангвинары, стрела угодила прямо в коленную чашечку и раздробила ее.

— Ах, какой ужас! — Элеонора не смогла сдержать эмоций. — Было очень больно?

— Не то слово, — холодно ответил Джером, — встать на ноги я смог лишь чудом. Даже лекари в столице не особо помогли. Но и на том спасибо, что жив остался. Правда, теперь ковылять на костылях придется оставшуюся жизнь.

— Мне очень жаль. Думаю, тебе нужно было обратиться в Академию.

— Да ну, — всадник коротко поморщился, — до нее скакать — не доскакать. Несколько месяцев в пути, если не больше, а для меня и сюда-то доехать — сплошная морока.

— Но почему ты в таком случае не послал кого-то другого вместо себя?

Джером вздохнул и задумался над ответом.

— Такое важное задание я никому не могу доверить, кроме самого себя. Тем более, это сродни клятве.

Он отпустил поводья и стал слезать с коня. Высвободив одну ногу из стремени, мужчина перекинул ее на другую сторону и медленно согнул искалеченную ногу, чтобы стать на землю. Затем он вытащил и другую ногу и так же медленно встал на нее.

Всадник достал трость из-под седла. Опираясь на нее, он обошел лошадь и отвязал мешок.

— Джером, тебе не стоило так утруждаться, я могла и сама все сделать.

— Это часть моей работы. Я не могу позволить тебе или твоей дочери таскать тяжести.

— Да ладно уж, чего там, у меня почти каждый день стирка и полый тазик мокрого белья.

— Хех, — ухмыльнулся Джером, — не сравнивай тазик с мешком монет. Да и за меня не переживай. Колено, конечно, уже обеспечило мне пенсию, но силы мне еще не занимать. Глядишь, нога окрепнет, смогу забороть буйвола.

Кирена слышала каждое слово из их разговора. Она не знала Джерома, но это не мешало ей понять, что человек, который ростом ниже ее матери, не способен в одиночку победить дикого зверя, который в два раза больше него. К тому же, теперь старый знакомый ее матери почти калека.

Мужчина остановился в двух шагах от Киры. Воробушек уже улетел, и девочка смотрела на гостя. Всадник глядел на нее с улыбкой. Но в глубине его глаз таилась печаль.

— Привет, Кирена.

— Здравствуйте… — робко ответила она и отвела взгляд в сторону.

— Всего год не виделись, а ты уже так выросла.

— Угу, — промычала она и, опустив голову, скрестила ноги в щиколотках.

— Эх, дети-дети, — помотал головой мужчина и повернулся к Элеоноре.

Женщина заметила в его глазах слезы.

— Элли, могу я войти?

— Конечно, как обычно.

Джером молча открыл дверь и вошел в избушку. Женщина последовала за ним, а Кира осталась сидеть на лавочке.

— Куда тебе поставить мешок? — он засопел носом.

— Сюда, как обычно, — женщина подошла к столу и указала рукой на небольшую тумбочку рядом.

Мужчина разулся и, доковыляв до нужного места, оставил мешок.

Он осмотрелся.

— Да-а, уже тринадцать лет прихожу сюда, а все будто в первый раз. Могу я присесть за стол?

— Ну конечно, можно, Джерри, ты каждый раз спрашиваешь...

— Ага, спасибо.

Всадник прохромал к столу и сел на место, на которое садился уже в течение многих лет, с помощью рук устроив свою искалеченную ногу, потом сцепил пальцы в замок и опустил на них голову.

Элеонора села наискосок от него. Они просидели в тишине несколько минут, прежде чем женщина заметила катящуюся по его щеке слезу. Она отвернулась, чтобы не смущать его, хотя знала, что ему не стыдно. Такова традиция его народа — не скрывать чувства, но и не выставлять их напоказ.

Джером вздохнул и убрал руки от лица. Глаза его были закрыты, а лицо каменным. Он чуть-чуть помотал головой и бросил взгляд на стену. Прямо на завешанный календарь.

— Это какой-то невыносимый кошмар, Элли.

— Не то слово, Джерри.

Они снова замолчали на некоторое время. Потом Элеонора встала и подошла к камину. Жаркое было почти готово.

— Останешься на ужин?

— Думаю, что нет. Вам надо побыть одним сегодня. А мне нужно возвращаться обратно в город.

— Да ну, глупости. До него скакать галопом несколько часов.

— Ничего, я все равно сегодня не усну. Вообще, в последнее время плохо сплю. Снов либо нет, либо что-то страшное или неприятное, так что… Сплю я сейчас очень мало. Бывает, двух часов в сутки хватает.

— В твои-то годы… — женщина посмотрела на гостя, — непривычно такое слышать от человека.

— Да-а не, я еще кой-чего могу, — нахмурился он, смотря на огонь в камине. — Вот только, если бы не дурацкое колено...

— Главное, что только колено. Будь это сердце или шея, или вообще голова — кто бы нас тогда навещал, если не ты?

— Разве у тебя здесь нет знакомых?

— Есть, разумеется, только живут далеко, да и не общаемся мы по-дружески — как с тобой, например...

— Прискорбно. Тебе не помешало бы найти хороших друзей. И дочка у тебя растет, поиграть даже не с кем.

— Ох, Джером, люди нашу хату стороной обходят, куда там говорить о дружбе. Мы и по-соседски никого не выручаем. Да и сейчас такое время… Впрочем, когда оно не было таким, как сейчас? С каждым годом конец этого мира становится все ближе и ближе.

— Ну, это ты уже драматизируешь, — холодно ответил всадник. — Если уж разбираться, мира в нашем мире никогда и не было, чтобы ему кончаться. Он у нас и начаться не может, потому что вечно кому-то что-то надо. Вот и лезут из всех щелей, лишь бы последнее добро заграбастать.

— А вот это уже глобальные размышления.

В дом вошла Кира. Девочка разулась и направилась к себе в комнату. Джером провожал ее взглядом до тех пор, пока она не закрыла дверь.

Мужчина вздохнул и снова покачал головой.

— Да-а, так нельзя жить, Элли…

— А приходится. Не в моих силах менять законы природы. Я могу лишь быть домохозяйкой в этом доме и больше ничего. Время эрфинов минуло, а вместе с ними и эра Краснолуния. Наше время прошло ровно тогда, когда радуга коснулась наших рук.

— Никто не способен перекроить полотно Вселенной. Ни животные, ни люди, ни эрфины, ни вулканические племена гутов, ни власть предержащие. Честно сказать, сомневаюсь, что даже боги что-то могут…

— Нет, они уж точно могут, я это точно знаю.

Джером опустил взгляд.

— Слушай, Элли…

Она уже знала, что он хочет ей сказать.

— Я долго думал над этим. Мы уже давно дружим и неплохо общаемся, судя по нашим философствованиям и углублениям в мировую историю. Так вот, у меня уже тринадцать лет, как нет семьи, ты и сама знаешь. Дьявольское поветрие из западных пустошей не щадило никого. Благо ты и твоя дочь уцелели, но у меня все сложилось не так хорошо, как хотелось бы.

— Вот уж не думала, что потомок заклятых врагов будет предлагать мне поселиться рядом.

— Пожалуйста, не говори за меня мои же мысли, — Джером нахмурился, ощутив вторжение в сознание, — а то голова начинает болеть.

— Прости. И за то, что так высказалась о твоем роде. У меня уже нет претензий к тех сангвинарцам, а к тебе так их и вовсе не было.

Джером согласно покивал.

— В общем, у тебя нет мужа, у меня была жена и дочь, но теперь их не стало. И, в общем, ты же понимаешь, что я не предлагаю тебе сойтись и жить под одной крышей, к тому же этого не позволяют законы твоего рода и моральные устои Сангвинары. Просто я знаю, каково это — жить одному, без друзей поблизости, а я смогу заботиться о вас, помогать чем-нибудь.

Элеонора хотела ответить, но Джером быстро продолжил, не дав ей сказать:

— Да-да, я знаю, что хромой эрфине не подмога, но все же. Мне ничего не надо. У меня уже есть и большой дом, и прислуга, которая выполняет мои поручения. Я хотел бы тебе предложить переехать в город, ко мне домой, но знаю, ты не согласишься. Поэтому я решил у тебя спросить разрешения — могу ли я поселиться рядом с вами?

— Разумеется, можешь. Человек свободен от рождения и волен идти куда пожелает. Жаль, законы ему этого не дают.

— Но и в полной анархии не прожить. Спасибо. Но в то же время я хотел бы тебе выказать свою надежду по поводу того, что ты понимаешь, что Кирена не сможет всегда жить взаперти или в пределах этого дома.

— Я всегда знала это и не собиралась держать ее здесь. Просто мне хочется оградить ее от напастей, пока ее сила не окрепнет.

— Каждый нормальный родитель хотел бы защитить свое чадо от зла этого мира. Но иногда это невозможно. Старшие бывают либо очень слепы, либо просто не хотят прозревать и видеть детские проблемы. Я это к чему? Кирене скучно здесь, повторюсь. В память о моем дорогом друге, соратнике, товарище и лучшем человеке, которого я только знал, о том, перед кем мне будет стыдно за свою криворукость, близорукость и трусость до самого костра, я хотел бы, чтобы твоя дочь получила все самое лучшее. Я считаю, что ей не помешало бы уехать жить либо в столицу, если ты не хочешь, чтобы ее жизнь была сопряжена с природными силами — либо, если наоборот, то я готов направиться в Академию и договориться с кем нужно, чтобы ее взяли на обучение. Ни там, ни там о ее происхождении никто не догадается… у нее ведь нет рожек.

— Это решать не нам, Джерри. Кирена сама должна избрать свой путь и при этом всего добиться сама, будь то рядовые школы для обычных людей или Академия для таких, как она.

Кира стояла у дверей в своей комнате и подслушивала. Она постоянно так делала, когда Джером приезжал и они подолгу разговаривали о том о сем с ее матерью. К сожалению, девочка иногда совсем не понимала, о чем идет речь. Порой ей доводилось слышать страшные вещи, порой очень веселые. Но чаще всего ей приходилось слушать тишину или тихие разговоры вполголоса.

Джером ей не то чтобы не нравился. Просто Кире в преддверии его приезда бывало не по себе. Она наблюдала за поведением мамы. Элеонора становилась сама не своя — забывчивая, задумчивая, молчаливая и с постоянно опущенными вниз глазами. Ее поникший вид, вызванный годовщиной смерти мужа, заставлял Киру страдать. Девочка знала, что проблема вовсе не в госте, а в событии. Но сам факт того, что их семью посещает этот человек и своим видом напоминает о трагедии, уже был не в его пользу. Поэтому Кира и не пыталась сблизиться с их единственным другом.

С другой стороны, девочка и сама не знала, как правильно поступить. Многое было ей непонятно и неизвестно, а делать какие-либо выводы в ее возрасте было еще достаточно сложно.

Она знала одно. Эти два человека чуть ли не одержимы отцом Кирены. Девочка часто строила догадки, кем был ее отец. Мама ей никогда о нем не рассказывала.

Как-то раз Кира попыталась узнать, где папа, начала задавать вопросы, кто он, почему не с ними, когда появится. Но Элеонора, едва сдерживая слезы, бросила короткое: «Не могу сказать», а потом ушла, чтобы дочь не видела ее горя. Малышка поняла, что такое у мамы лучше не спрашивать. Ей не хотелось никого расстраивать.

Вместо этого она посвятила свое свободное время помощи матери — и с тех пор почти не знала отдыха.

Иногда у нее возникало чувство, что ей следует это делать — будто ее об этом кто-то просит. Ощущение, что этого хотел бы ее отец, постоянно присутствовало, когда она работала. Кира и сама не знала, почему. Это исходило из ее сердца, будто искрилось внутри нее.

Совсем скоро мама позвала Кирену к столу. Она стеснялась выходить, но пришлось набраться силы и терпения — надо было поесть.

Поначалу все трое обедали в тишине, но вскоре Джером решил разрядить мрачную атмосферу.

— Кирена?

Она резко оторвалась от тарелки и вопрошающе посмотрела на него.

— Что ты знаешь о своем отце?

— Ничего.

— Как же так? Разве мама тебе не рассказывала о таком замечательном человеке?

— Ну-у…

— Нет, не рассказывала, — перебила ее Элеонора, — у меня не получилось бы.

— Я хотела когда-то узнать, но мама не выдержала моих вопросов и ушла в другую комнату и заперлась. Потом я слышала, как она сопела носом.

— Хорошо, я тебя понял, можешь не продолжать, — он посмотрел на женщину.

— Будет лучше, если ты ей расскажешь о нем. Я никогда не смогу побороть себя.

— Древний эрфин побеждал сотни людей силой мысли, но не может победить собственные мысли. Забавно звучит, как жаль, что не каламбур, — Джером улыбнулся, стараясь расположить к себе юную слушательницу.

— А кем был мой папа?

При этих словах Элеонора встала и направилась к двери своей спальни.

— Мам, ты что?

— Оставь ее, Кирена. Пусть побудет одна. Ей будет тяжело слушать мой рассказ. Мне тоже будет тяжело рассказывать о моем любимом друге, но кто-то же должен.

Элеонора заперла дверь с той стороны. Из ее комнаты не слышалось ни звука.

— Прежде всего, твой отец был всем. Всем для твоей матери и лучшим другом для меня. Даже больше, чем лучшим другом. Это был мой побратим. С таким человеком я бы хотел стать родным не только по духу, но и по крови. Хотел бы ощутить его силу в своих жилах. Но увы, его мужество ушло вместе с ним.

Он коротко посмотрел на девочку и, съев следующую ложку жаркого, продолжал:

— Ты уже взрослая девочка. Почти девушка. А значит, с тобой можно говорить и о страшных вещах. Согласишься со мной?

— Не знаю... может быть. Смотря какие это вещи.

— Откровенно говоря, эти вещи встречаются в нашем мире сплошь и рядом. Они — неотъемлемая часть нашей жизни и нашего окружения. Мы живем среди этих вещей, говорим о них, видим их, и нам иногда приходится мирится с ними или действовать, чтобы их предотвратить.

— Угу… — Кирена понимала, о чем говорит Джером, лишь отчасти. Она никогда не вела с материю таких разговоров. В этот момент она поняла, что было бы хорошо узнавать обо всем в первую очередь от родного человека, а не от чужого.

— Ну ладно, в общем, расскажу историю о себе, но она связана с твоим отцов. Это было около двадцати лет назад. Мне тогда было двадцать три. Я поступил в армию добровольцев. Мне нужны были деньги, а ничего другого, кроме силы, у меня не было. И представь, каково было мое разочарование в самом себе, когда я узнал, что я самый слабый из всех солдат. Меня поначалу даже брать не хотели, говорили: «Что за слабак к нам поступает?!» Но один человек из военного совета решил дать мне шанс. Это и был твой отец, разумеется.

Кирена покивала головой.

— Во-от, тогда я почувствовал, что он во мне что-то углядел. Хотя я не показывал хороших результатов ни в физических тренировках, ни в умственных. И однажды я тренировался настолько усердно, чтобы поспеть за своим отрядом, что чуть не повыдергивал себе все перья.

Джером скорчил забавную рожу и развеселил Киру.

— Я сказала про перья, так как твоя мама говорила, что ты любишь птиц.

— Да.

— Отлично, тогда можешь понять, что птица без перьев не летает, а значит, обречена на гибель.

— Ну да.

— Вот и я чуть не умер от перенапряжения, лишь бы быть в милости и получать жалованье. Но не в этом суть. Твой отец заметил мои усилия и решил помочь. Он дал мне настолько дельные советы, я так восхищался его знаниями, что у меня и сейчас при воспоминании об этом мурашки бегут по телу. Кстати, а ты хотя бы знаешь, как его зовут?

— А-а, вообще-то, нет. Когда я хотела узнать это, то решила тоже не спрашивать, чтобы снова не расстраивать маму.

— Какая прелесть. Ты молодец, Кира. Такой чуткости и такту должны завидовать короли, которым иногда не хватает терпения, — похвалил ее Джером и съел еще одну ложку. — Твоего отца звали Мигмар. Он происходил из расы, которая когда-то положила конец правлению расы эрфинов.

— А кто такие эти эрфины?

— Мама тебе и этого не рассказала? Что ж, это тема для отдельного разговора, а сейчас я кратко расскажу, что к чему, и вернемся к твоему отцу. Короче говоря, ты, наверное, замечала, что у твоей мамы на голове есть небольшие рожки и глаза темно-красные.

— Замечала.

— Вот, это и есть главные признаки эрфинов. В остальном они мало отличаются от людей. За исключением дара забираться в голову к другим людям и видеть всю человеческую сущность.

— Ого! — изумилась Кира. — То есть, мама умеет читать мысли?

— Да, и не только. Жаль, у вас нет фаргусианского лука — вот это действительно загадка для всего человечества. Ну да ладно, эта тема тоже для отдельного разговора.

— М-м, ну хорошо...

— Итак, Мигмар — твой отец — увидел, как я стараюсь стать лучше, и решил приложить к этому свою руку. Он посоветовал мне не работать на силу, а в первую очередь вложиться в ловкость. И правда, я был очень ловок до недавней поры, даже несмотря на возраст. Самое забавное, что я мог и сам догадаться, но, как я уже говорил, умом я не мог похвастаться. Вскоре я стал одним из самых быстрых и точных фехтовальщиков. Твой отец гордился мной, я знал это. Дальнейшая служба давалась мне легче, так как начальство меня заметило. Мигмар принял меня в свой полк, и я стал служить под его руководством. Но все равно я еще не дотягивал до уровня его солдат. И тогда он применил на мне тайные знания своей расы. Хм-м... — всадник приостановился на мгновение, соображая, — немного не по теме вопрос, но мама читала тебе какие-нибудь сказки?

— Да, у нас есть книжка, сейчас принесу.

— Принеси, покажи, — улыбнулся Джером.

Пока Кира ходила в свою комнату, у него мелькнула мысль, что впервые за очень долгий период он может улыбаться по настоящему. Его дочь была не старше Кирены, и ему представлялось, что, будь она жива, они так же сидели бы с ней и разговаривали...

Кира вернулась с толстенной книгой и вручила ее Джерому.

— Так-с... Ну-с, посмотрим, что тут у нас. Сборник рассказов, а что в него входит? — мужчина перевернул книгу. — Ага, вот. «Воздушный архипелаг», достаточно взрослый роман, тебе такое читать рановато, ты можешь не понять, о чем он. О-о-о, «Май’Ё́’Нез», моя любимая сказка, перечитывал ее много раз... Дальше... «Принцесса Элион» — ах, какая романтичная история, кстати, основана на реальных событиях. Говорят, ее автор был знаком с самой принцессой и с тем, кто был от нее без ума. К слову, она от него тоже, — Джером подмигнул девочке, и та захихикала.

— Та-ак, что тут у нас еще? «Игольчатое сердце» — о командной работе и взаимопомощи между друзьями, неплохая история... И, наконец — о Боги! «Деревенские страсти» явно не для твоего возраста… Кто составлял эту книгу сказок? Кошмар!

— А почему они не для моего возраста?

— А вот на этот вопрос уже я не могу ответить, Кирюш, — Джером посмеялся. — Ввот это тебе уже с радостью объяснит Элео… эм-м, твоя мама. Ну, а так, в целом, хорошие сказки, причем все, даже та, которая не для тебя — просто не читай ее, пока не станешь взрослее. А вообще, лучше вовсе не читай. Она противоречит общепринятым моральным нормам и, тем более, закону. Так-с, Кирюша... — гость ненадолго задумался, перечитывая названия, — мама тебе читала «Игольчатое сердце»?

— Да, но не до конца.

— Это ничего. В общем, в этой истории упоминается магия, волшебство, чудеса и прочие подобные вещи. Знаешь, что это такое?

— Конечно, мама ведь сама умеет колдовать.

— Ах, ну да, точно. Вот я старый пенек уже стал, — всадник посмеялся. — Теперь ты убедилась, что я тот еще балбес.

Кира уловила связь между его глупостью и историей, которую он рассказывал про ее отца. Она задалась вопросом: «Как дядя Джерри дослужился до подполковника»?

— О-ой, Кира, ну и дела, — утер он выдавленную от смеха слезу, — совсем уже не варит котелок, ну да ладно.

Джером стал более серьезным — вернулся к прежней улыбчивости. Он стал жестикулировать в такт своему рассказу, чтобы больше заинтересовать девчушку.

— В общем, я к чему спросил про сказки? Суть в том, что Мигмар помог мне тайными знаниями своей расы, которые и были, собственно магией. Поэтому я решил спросить про сказки, чтобы тебе было более понятно, что и как, — вспоминая свой прокол, мужчина ухмыльнулся и широко улыбнулся, удивленно покачал головой и снова заговорил: — Еще проще говоря, он поколдовал надо мной, и я тут же почувствовал прилив сил, ощутил, что внутри меня происходят изменения. Как будто кровь разогналась и стала бежать по венам быстрее, чем самая быстрая лошадь.

Кира покивала.

— После этого твой отец дал мне немного отдохнуть, а через несколько дней стал лично меня тренировать. Мы изучали способы ведения боя, то есть, рукопашный бой, фехтование, борьбу... ох, эту часть я очень не любил, его захваты были сродни падения куску железа на твою шею, причем со всех сторону одновременно. А от его ударов, я думал, у меня ребра раскрошатся. И только представь, он никогда не бил меня в полную силу, это были своего рода легкие толчки в грудь, — он ухмыльнулся. — Толчки, от которых я чуть не помер… Но не важно. Тренировки с Мигмаром были мне всегда в радость. У меня было к нему особое уважение, так как он был моим командиром, и столько времени уделял мне одному. Нет, конечно, он занимался и со всеми остальными, но во мне видел особый потенциал. И он был прав. К слову, его дальновидность не подводила его никогда. Обучив меня силе, он стал обучать меня военным хитростям. Как раз в это время началось вторжение моего народа на эту землю. Они приплыли с другого конца света на тысячах кораблей, а у нас по морю ходили только рыбацкие лодки, да торговцы плавали на своих суденышках.

Девочка снова кивнула и потерла подбородок рукой.

— И в этот прискорбный момент нашей истории у меня получилось проявить себя. Твой папа разрывался между своими обязанностями и семьей. Он очень много думал над тем, как быть с вами. Только представь, я — мужичок с ноготок, выслушивал переживания двухметрового гиганта. Он очень боялся за твою маму, которая в то время была беременна тобой. И в последние дни, когда я видел его перед его последней битвой, на лице Мигмара читалась только одна мысль — эту битву не переживет никто из нас.

Малышка опустила взгляд и принялась ковырять свои ногти.

— Да-а… Он старался не показывать свой страх перед остальными. Не положено. Многие полагались на него. И ведь знал же, черт, что все погибнут, и пнул меня в живот, когда я не ожидал. Пнул так, что кишки порвал, а на теле ни синяка. Пришлось полгода лежать в госпитале. За это время мы проиграли войну, сдали целую провинцию чужестранцам и теперь влачим жалкое существование без морских ресурсов.

— А как он погиб?

Малышка подняла взгляд на всадника и ждала ответа. Он хмуро смотрел на нее, думая, что сказать.

— Ну-у, по рассказам солдат, оставшихся в тылу, когда две армии вот-вот должны были сойтись, земля просто провалилась под нашими и… все, — он покачал головой и тихо застучал по столу пальцами. — Точно никто не может сказать, что это было. Но по сей день ходят слухи, что это было колдовство исчезнувшей расы волка. Именно оно очень помогло в старые времена, на чужой земле, избавиться от эрфинского гнета. Правда, когда я жил за океаном, нам в школе на уроках рассказывали, что существовал величайший волшебник, способный вырывать из земли целые горы, но это уже совсем другая история. В общем, мне и твоей маме очень тяжело вспоминать те дни. И если я еще могу держаться, то Элли никак не может смириться с тем, что ее дорогого супруга больше нет с нами. А вообще, я тебе советую у нее ничего о нем и не спрашивать, чтобы лишний раз не тревожить раненное сердце.

— Хорошо. На самом деле, я никогда и не хотела этого.

— Ну да, ты говорила. Но просто знай, что твой отец был замечательнейшим человеком. Если бы мы сейчас жили в Сангвинаре, у меня на родине, то, по нашим поверьям, его душа сделала бы наше светило ярче в тысячи раз, — Джером развел руками. — От этого света вся земля превратилась бы в зеркало и даже смотря себе под ноги, можно было бы ослепнуть.

— Ого, — изумленно протянула Кира. Такие истории ей особенно нравились. — Дядя Джером, можно вас так называть?

— Конечно, можно, — он довольно заулыбался, Кирена впервые обратилась к нему по имени. — Можно просто Джером или Джерри, мне так будет уютнее.

— А-а, ладно... Я, это... спасибо, что вы рассказали мне о папе. И простите. Раньше я думала, что у мамы плохое настроение в этот день именно из-за того, что вы приезжаете к нам, вот и относилась к вам не очень по-доброму. Но теперь, я... ну, разобралась...

— Ничего страшного, Кира. Все нормально, я тебя прекрасно понимаю.

— Мама каждый год веселая в этот день, но когда вы приезжаете, она сразу становится серьезной и опечаленной.

— Я — ее последняя капля, — ухмыльнулся Джером и, вздохнув, покивал головой. — Да-а, ей нелегко пришлось. Но у нее есть ты, а ты — дочь Мигмара. Она тебя очень любит. Ты — ее единственное сокровище, вот она и старается настроиться на радостный лад, чтобы не расстраивать тебя. В тебе она видит две своих любви — саму тебя и того, кто помог тебя создать. Поэтому ты должна позаботиться о своей мамочке. Элеонора вкладывает в твою жизнь свою душу, оберегает, старается быть веселой даже в таком горе, которое трудно пережить и не сойти с ума.

Джером прильнул спиной к стене и сложил руки на груди.

— Так что, вот так вот, Кирюшка. Женщина в той комнате — мать от самих богов. Никто так бережливо, ответственно и заботливо не относится к своим детям, как эрфины. А знала бы ты, как они защищают своих детей — о-ой, аж мурашки по коже...

Он даже вздрогнул от пробежавшего по телу холодка.

— Ну ладно, в принципе, у нас еще есть время поболтать, солнце сядет еще не скоро. Так что могу тебе поведать еще что-нибудь интересное.

— Да, пожалуйста, расскажите о своей родине. Что это за Саги…

— Сангвинара? Хороший выбор. Ну, слушай. Самые первые записи о ней датированы…

Джером рассказал о временах заката королевства эрфинов и почти полном истреблении их расы союзом людей, таких, как Джером — сангвинарцами и расами феникса и волка. В те далекие времена весь континент, что находится за океаном, жил в страхе. Фактически он полностью принадлежал эрфинскому королевству. А когда предки матери Кирены были готовы распространить власть на все земли, с небес грянуло спасение для людей, но гибельная кара для ее расы. Этим спасением и была раса феникса.

Также дядя Джерри рассказал Кире легенду, до сих пор гуляющую среди сангвинарцев, что якобы эрфины — именно воинствующие и желающие отомстить — поныне где-то прячутся и ждут своего часа, чтобы явить себя миру снова.

Она рассказывал ей и о волках и фениксах, которые помогли древним людям избавиться от кровожадных предков матери Кирены. Раса огня в основном были воинами и защитниками, а раса ночи прокладывала пути во тьме и помогала отыскивать хитроумного врага человечества.

Затем последовала короткая история о самой опасной колдунье из малорогой расы. Ее имя, к сожалению, затерялось в глубине веков, но абсолютно каждый знал о ее силе и ужасающей жестокости. Одним своим взглядом она превращала живого человека в кровавую пыль, а затем впитывала ее своей кожей.

Джером рассказал и об ее кончине. По мнению всадника, она погибла почти так же бесславно, как и отец Киры, но тут же добавил, что для эрфинов она стала сравнима с богиней. Ее смерть спровоцировала краснолуние, которое, если бы не появившиеся фениксы с волками, повлекло бы за собой полное порабощение всех людей и распространение господства эрфинского королевства на каждый клочок земли.

Кирена увлеченно слушала все эти истории и с восхищением представляла себе все, что ей рассказывал дядя Джерри. Поначалу она лишь изредка задавала вопросы о том, что ее особенно интересовала, но потом оживилась и стала более разговорчивой.

Через некоторое время, когда солнце уже село, а Кира зажгла пару свечей, ее мама наконец отперла дверь и вышла из своей комнаты. Она была спокойна, хотя ее глаза покраснели от слез, вызванных воспоминаниями.

Но теперь женщина воспрянула духом и даже смогла пересилить свою боль и снять полотно, закрывающее календарь на стене.

— Когда-то давно, — Элеонора приложила руки к стене — счетчик дней оказался между ними, — Мигмар повесил здесь этот календарь. Он говорил, что так я смогу считать дни до его возвращения домой.

Последовала продолжительная пауза.

— Но теперь я смогла примириться с самой собой.

Еще немного помолчав, она добавила:

— Джерри, ты можешь поселиться неподалеку от нас, я не возражаю. Пусть у Кирены будет хотя бы один друг, который хорошо знает нас и не презирает за наши умения и происхождение.

— Спасибо, Элли.

— Не могли бы вы помолчать еще немного, мне нужно…

Элеонора подошла чуть ближе к стене и прислонилась к ней лбом.

Кирена непонимающе стреляла глазами то на Джерома, то на маму. Всадник показал ей жестом: «Тихо!» Молчание длилось долго и уже становилось немного мучительным. В атмосфере витало напряжение, скорбь и смирение.

Наконец Элеонора, завершив ритуал прощания с ушедшим, подошла к дочери, села рядом на скамейку и обняла ее. Девочка ответила ей тем же.

Джером некоторое время сидел на месте. Затем он встал, стараясь двигаться как можно тише, прихрамывая, подошел к Элеоноре и осторожно тронул за плечо.

— Я поехал, спасибо за обед. Надеюсь, ты обрела покой.

Женщина ничего не ответила, лишь кивнула. Джером поковылял к двери, стуча тростью по дощатому полу. Вскоре на улице послышались удаляющиеся шаги, а затем и цокот копыт его скакуна.

Кирена и Элеонора еще очень долго сидели в полном молчании. Эрфине и фениксу слова не требовались, чтобы выразить любовь и утешить друг друга.